Ошибка Элис

10

Отжиговая печь была выключена два часа назад, и температура в мастерской наконец опустилась настолько, что можно было существовать. Ида налила себе стакан чая со льдом и вернулась к верстаку. Она была усталой и голодной, но почти счастливой, впервые за последние дни. Четыре хрустальные вазы стояли на верстаке, мерцая в предвечерних лучах солнца. В одной был пузырек воздуха, в двух других можно было заметить другие погрешности, но самая большая, почти пятнадцать дюймов в диаметре, была абсолютно совершенна. Каждый раз, когда Ида смотрела на нее, ей хотелось улыбаться.

Ваза была готова для гравировки. Ее должен был покрыть резной узор с изображением колибри и диковинных цветов. Ида уже приготовила фотографии, которые послужат основой рисунка, завтра можно начать работу, используя специальные восковые мелки. Хрусталь — относительно мягкий материал, он довольно легко режется, и, как только гравировальный диск будет починен, она сможет заняться вырезанием рисунка. Эрик, слесарь, живущий по соседству, обещал отремонтировать диск сегодня. Возможно, он занесет его вечером. Если нет, Ида сама заберет его завтра утром. Можно надеяться, что к концу следующей недели ваза будет полностью готова. Ида провела пальцами по гладкому краю вазы и широко улыбнулась. Ни одно чувство в мире не сравнится с восхитительным ощущением после удачного рабочего дня в мастерской.

Если не считать любви с Тедом Паркером…

Улыбка Иды мгновенно погасла. Она прижала запотевший стакан с холодным чаем к своему горячему лбу. Воспоминания о Теде Паркере были вне закона, и она сердилась на себя, что позволила одному из них всплыть на поверхность памяти. Ее эйфория улетучилась, сменившись знакомой смесью страха и необоснованных надежд. Хорошо создавать иллюзию безопасности, спрятавшись в мастерской и погрузившись в работу, но реальный мир продолжает угрожающе стучаться в ее дверь. Ее прошлое грозит взорвать ее настоящее, и тогда ударной волной сметет многих. Она часто задавалась вопросом: выживет ли она сама? Иногда ей казалось, что ей слишком долго везло и теперь судьба начинает отворачиваться от нее…

Вступив два месяца назад в переговоры с Полом Хейзеном, она выбрала опасный путь. Сейчас она понимала, что несмотря на все предосторожности, одним лишь фактом своего появления на пороге дома Алана, она выпустила из бутылки джинна, которым уже не может управлять. Ясно, что Тед собирается отдать бумажные салфетки, которые он стащил у нее, в генетическую лабораторию. Для сравнения ему понадобится кровь либо Мэрион, либо Алана. К кому из них он обратится с этой просьбой — вот вопрос, который не давал ей покоя. И захотят ли они помочь ему?

До поездки во Флориду Ида беспечно полагала, что ей ничто не угрожает. Она не сомневалась, что в случае малейшей опасности ей ничего не будет стоить просто разоблачить Алана как мошенника. Сейчас ее поражало, как она могла быть столь наивна. Алан ни за что не сдастся без боя, будет нападать внезапно и решительно, как раненое и загнанное в угол животное. Если она все-таки решила идти вперед и разоблачить Алана, она должна действовать тайно и быстро, ни на секунду не забывая, что ее жизнь будет под прицелом. Разумеется, она может забыть о мщении, о справедливости, вообще забыть о своей семье и отступить назад, в безопасное анонимное существование. Но вряд ли теперь ей удастся найти надежное место, где спрятаться: даже на краю света ее сердце будет вздрагивать от каждого стука в дверь.

Она вылила остатки чая в раковину, тупо глядя на исчезающие в сливе кубики льда. Она вообще не была сейчас уверена, что хочет, чтобы Алан предстал перед судом за убийство. В восемнадцать лет мир полон черно-белых истин. Сейчас простирающийся перед нею ландшафт казался окрашенным в тысячи оттенков мрачно-серого цвета. Арест и осуждение Алана причинят боль многим людям, в первую очередь — Мэрион и Уолтеру, которые не совершали никаких преступлений. С другой стороны, жители Флориды заслуживают того, чтобы узнать, что один из кандидатов на пост губернатора — убийца. Ида надеялась, что он проиграет в первом туре, но ошиблась. И сейчас все опросы общественного мнения показывали, что он с большим перевесом идет к победе на ноябрьских выборах. Разве она не обязана рассказать избирателям то, что знает?

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда Ида проходила через холл, направляясь в спальню. Должно быть, это Эрик с гравировальным диском, решила Ида, сразу воспрянув духом. Шлепая по кафельному полу плетеными кожаными сандалиями, она подошла к двери, посмотрела в глазок — и увидела Алана Хорна.

Наверное, она вызвала его силой своей мысли, с сожалением подумала Ида. Уже семь лет она знала, что должна бы ненавидеть его, но ей никогда не удавалось упаковать все свои чувства в такую простую и аккуратную коробочку. У Иды засосало под ложечкой. В глазок ей было видно, как Алан ходит взад-вперед по ее дворику, и, очевидно, нервничает. На Алане был безупречный костюм и галстук с эмблемой, напоминавшей о двадцать пятой годовщине его военно-морской службы на борту авианосца «Дух свободы».

Ида скривила губы. Алан не упускал случая напомнить, что во время вьетнамской войны он добровольно пошел в действующую армию, когда большинство его ровесников поспешно удирали в Канаду или пристраивались на теплые места в Национальной гвардии. Во Флориде, где проживало много отставных военных, его служба в армии действительно воспринималась очень хорошо. Его соперник в кампании по выборам губернатора каждый раз путался, пытаясь объяснить, почему он предпочел в комфортабельных условиях изучать юриспруденцию в то время, как Алан находился в далекой бухте Субик-Бей, патрулируя берега Вьетнама и поддерживая безопасность в Южно-Китайском море ради блага богобоязненных американцев. Мэрион родила Элис, когда Алан был в армии. Одна из наиболее впечатляющих фотографий в рекламном наборе Алана изображает смущенно улыбающуюся Мэрион, которая протягивает возвратившемуся «защитнику» трехмесячную Элис, чтобы он поцеловал ее.

Алан снова нажал на звонок, и Ида открыла дверь, оставив цепочку на месте.

— Что вам нужно?

Он смотрел на нее почти умоляюще.

— Только поговорить, — сказал он. — Пожалуйста, Элис, нам действительно надо поговорить.

Одно дело разговаривать с Аланом, когда они окружены другими людьми. И совсем другое — приглашать его к себе домой. Одного. Без свидетелей. Ида была не настолько беззаботна и попыталась закрыть дверь.

— Нам нечего сказать друг другу. Нечего.

Но он вставил ногу между дверью и косяком.

— Элис, пожалуйста! Если ты не скажешь мне, чем я обидел тебя, я этого не вынесу. — Для Алана, уроженца Новой Англии шотландского происхождения, умолять о чем-то было не просто. Он покраснел от неловких попыток выразить свои чувства. — Я любил… я люблю тебя, Элис. Что случилось? Почему ты убежала? Даже если тебе нет дела до меня… Ты ужасно обидела свою мать! Она была совершенно убита, когда ты исчезла.

Она вспыхнула от ярости, его лицемерие возмутило ее.

— Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Как вы смеете являться сюда с претензией, что я — единственная, кто причинил боль Мэрион? Меня от вас тошнит, потому что я знаю, что за человек скрывается под этой приглаженной личиной!

Он побледнел.

— Так ты об этом? Я знаю, я не идеален, и я не был лучшим из мужей, но уверена ли ты, что имеешь право упрекать меня в этом?!

Иду затрясло от возмущения.

— Уберите от двери свою ногу! — воскликнула она. — Не подходите ко мне или я вызову полицию! И как это будет выглядеть с точки зрения вашей выборной кампании, господин Кандидат-в-Губернаторы? Алан Хорн арестован за приставания к молодой художнице? Довольно броский заголовок, хотя я могу придумать несколько других, еще более губительных для вашей репутации. Причем, правдивых.

— Элис… — Он хотел что-то сказать, но не успел. У дома со скрежетом затормозила машина. Алан выпрямился. — К тебе кто-то приехал.

Ида посмотрела во двор.

— Клара! — воскликнула она с облегчением, увидев шагающую к дому подругу. Она сняла цепочку и распахнула дверь. Имея Клару в качестве свидетеля, она может не бояться Алана. — Что случилось? Ты подъехала так, как будто за тобой гнались черти.

Клара заметно трясущейся рукой вынула изо рта сигарету. Ее взгляд скользнул мимо Алана, казалось, она не замечает его. Она ничем не обнаружила, что узнала в нем человека, чье прошлое изучала в течение нескольких последних недель.

— Пол Хейзен, — хрипло сказала Клара. — Он мертв.

— Мертв? — Ида повторила это слово, как будто слышала его впервые. — Как он может быть мертв? Я видела его вчера днем. С ним все было в порядке.

— Наверное, это было до того, как он впустил в свою квартиру какого-то типа, который выстрелил ему в спину.

Ида почувствовала, как окружающее поплыло перед глазами.

Господи Боже небесный, прошу, не надо еще одной смерти, моя совесть просто не выдержит!

Она потрясла головой, пытаясь сосредоточиться, и ее взгляд остановился на Алане.

— Кто его убил? — резко спросила она.

Клара глубоко затянулась сигаретой.

— Полиция думает, что это связано с наркотиками. Я сказала им, что Пол не употреблял наркотики. Он оттягивался только на женщинах и выпивке. Кстати, мне надо выпить. Дай мне войти, малыш, и покажи, где там у тебя крепкие напитки.

— Конечно, входи. — Ида жестом пригласила подругу внутрь и обнаружила, что Алан Хорн все еще здесь, хотя и отошел в сторону.

Сейчас она просто не могла вынести его присутствия. Боже, какой это безжалостный, лишенный всяких моральных принципов человек! Ей пришло в голову, что, возможно, он явился для того, чтобы сообщить ей о смерти Пола Хейзена и позлорадствовать. Иде стоило большого труда сдержаться и не наговорить лишнего. Если она выскажет слишком много диких обвинений, то вполне может снова оказаться в психиатрической лечебнице, где заботливые сиделки будут пичкать ее таблетками каждые два часа. Ида хорошо понимала, что психическая неустойчивость, отмеченная в ее истории болезни, сыграет против нее, если ей придется открыто сразиться с Аланом.

— Клара, — изо всех сил пытаясь взять себя в руки, сказала она подошедшей подруге. — Это Алан Хорн. Он сейчас уезжает. Алан, это Клара Харвей, политический репортер «Глоуб».

Клара обернулась и протянула руку, внимательно вглядываясь в Алана.

— Рада познакомиться, мистер Хорн. Я с интересом слежу за вашей избирательной кампанией.

Алан пожал ее руку с сочувствующим выражением на лице.

— Мне жаль, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах. Пол Хейзен работал в моей компании пять лет, и мне грустно слышать о его смерти. Сейчас в городах очень много насилия, а проблема наркотиков совершенно вышла из-под контроля.

И тут Ида не выдержала, она уже не могла позволить ему просто так уйти, произнеся эти ужасающие банальности.

— Хватит предвыборных речей, — сказала она. — Где вы были вчера вечером, мистер Хорн? Быть может, в Провиденсе, неподалеку от квартиры Пола?

— В Провиденсе? — Вид Алана выражал искреннее удивление. — Ты думаешь… ты можешь думать… что я имею какое-то отношение к убийству Пола Хейзена?

Лицемерный ублюдок! — подумала Ида, сдерживая непонятное желание заплакать.

— У вас было множество причин ненавидеть его, — сказала она. — Гораздо больше, чем можно предполагать.

— Ида! — остановила ее шокированная Клара. — Успокойся, малыш.

Новость о смерти Пола, видимо, глубоко потрясла Клару, потому что в нормальном состоянии она бы бросилась за Аланом, как терьер за крысой. Не потому, что подозревала его в совершении убийства, а просто исходя из того общего принципа, что политикам всегда есть что скрывать, а репортерам — выискивать.

Сквозь загар Алана проступила бледность.

— Все в порядке. Я понимаю, что… мисс Мэрфи… расстроенна. Я действительно не испытывал симпатии к Полу Хейзену. Но я не убиваю людей, которые мне не нравятся. Иначе за мной тянулся бы шлейф из мертвых тел, рассеянных по всей стране.

— Может быть, так оно и есть! — сказала Ида, совершенно осмелев благодаря Клариному присутствию.

Алан задумчиво смотрел на нее.

— Возможно, мне следует благодарить мое чудовищное предвыборное расписание, — сказал он. — К счастью, мой вчерашний день был расписан до минуты. В какое бы время ни был убит несчастный Пол Хейзен, мое алиби твердо, как скала. Я был вчера во Флориде, а вечером вылетел в Нью-Йорк, чтобы поужинать с мэром. Если я и был один, то не более десяти минут.

Лгать насчет такой легко проверяемой вещи, как его расписание, было бы глупо, а он не был глуп. Ида почувствовала совершенно непонятное облегчение, узнав, что Пол был убит не Аланом Хорном. Может быть, ей не стоит взваливать на себя вину за смерть Пола? Наверное, она напрасно ставит себя в центр вселенной и считает, что убийство Пола связано с ней. Ведь не исключено, что полиция права насчет наркотиков. Боже, прошу тебя, пусть полиция окажется права! Пол мог быть убит каким-нибудь распространителем наркотиков, который был недоволен сделкой, или даже грабителем… А как насчет одной из его бывших жен? Господь знает, сколько у него их было, и каждая имела веские причины ненавидеть его. Ида позволила себе сохранить надежду.

Алан повернулся, чтобы уйти, и Клара решила попрощаться.

— Приятно было познакомиться с вами, мистер Хорн. Желаю удачи в вашей кампании.

— Спасибо. — Он одарил ее одной из своих наиболее обаятельных улыбок. — Я не привык слышать такие искренние добрые пожелания от журналистов.

Клара пожала плечами.

— Я читала ваши программные заявления. Я думаю, многое из того, что вы говорите, разумно, особенно насчет необходимости найти путь для защиты окружающей среды без ликвидации умеренно-прибыльных предприятий.

Алан кивнул.

— Я четверть века занимался строительством. Я знаю, что для осуществления коммерчески выгодных проектов совсем не обязательно выкорчевывать бульдозером каждое дерево и осушать каждое болото в окрестности. Я хочу убедить особо заинтересованные группы перестать кричать друг на друга и начать слушать. Иногда уровень шума при обсуждении спорных вопросов так высок, что голос умеренных просто тонет в нем.

— Например, по вопросу о геях в армии? — предположила Клара. — Здесь очень много шума и мало света.

— Да, действительно. Но, признаюсь, это не тот предмет, которому я уделяю много внимания. Вы ведь знаете, что нам, политикам, приходится делать выбор среди множества проблем. Иначе, нахватавшись поверхностных знаний в дюжине вопросов, мы не будем реально разбираться ни в одном. Я чувствую, что неплохо знаю то, что касается строительства и окружающей среды, потому что занимался этим всю жизнь.

Клара сделала долгую, глубокую затяжку.

— Все знают о вашей службе в военно-морских силах. Поэтому мне казалось, что вы должны иметь четкое мнение по вопросу о геях в армии.

— Нет, — ответил Алан. — Это не так. Я считаю, что решением проблем армии должны заниматься наши военные руководители и, разумеется, наш главнокомандующий. До свидания, мисс Харвей. Мне было приятно побеседовать с вами, но я должен возвращаться в отель, пока мой менеджер не направил на розыски поисковую партию.

Алан вышел через железную калитку, отделяющую маленький дворик Иды от дороги. «Кадиллак» с дымчатыми стеклами выехал из аллеи и плавно затормозил перед машиной Клары. Алан сел на переднее сиденье «кадиллака» рядом с водителем. Клара проводила взглядом отъезжающий лимузин, затем вздохнула и вошла в студию.

— Где выпивка, малыш? Я свихнусь, если не глотну чего-нибудь.

Ида открыла буфет.

— У меня только водка и бутылка бренди, которая стоит с прошлого Рождества.

— Водка — это отлично. Мне со льдом.

— Как ужасно то, что произошло с Полом! — сказала Ида, протягивая Кларе стакан и наливая себе слабую смесь водки и тоника. — Никто не заслуживает пули в спину. Прости, Клара, я не знаю, что сказать. Ты давно знаешь Пола. Должно быть, тебе сейчас очень тяжело.

— Да уж, так или иначе, это самое паршивое событие на этой неделе. Пол, конечно, был еще тот сукин сын, но это был мой сукин сын! Ты понимаешь, что я хочу сказать? Когда мы попали в колледж, поначалу нам пришлось очень непросто. Представь себе: двое ребят из Вайоминга. Нам было чему поучиться! Черт, я даже не знала, что я гей, пока не поступила в колледж. Это было таким потрясением! Пол провел кучу времени, держа меня за руку в тот первый год. Что за чертовщина! Ну почему он открыл эту треклятую дверь?!

Обычно Клара не особенно переживала по поводу своей сексуальной ориентации. Очевидно, известие о смерти Пола глубоко потрясло ее. Даже ее беседа с Аланом Хорном была какой-то странной. Ида ожидала, что Клара начнет пытать его насчет его политики в области землепользования, где он был потенциально уязвим. Вместо этого она бросила ему ни с чем не связанный вопрос о геях в армии, на который Алан даже не попытался ответить. А что еще более странно, — она позволила ему спокойно уйти.

Клара отхлебывала водку маленькими глотками, слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте.

— Что здесь делал Алан Хорн? — спросила она, останавливаясь перед четырьмя новыми вазами и восхищенно проводя рукой по поверхности самой большой из них. — Между прочим, чертовски красивая вещь.

— Спасибо. — Ида решила, что сейчас не время рассказывать Кларе о своих подозрениях насчет одного из последних деяний Пола, когда он проник в ее мастерскую и уничтожил плоды ее месячного труда. — Я не знаю, зачем Алан приходил ко мне. Он сказал, что ему нужно поговорить.

— Ты действительно думаешь, что он что-то знает об убийстве Пола? Или это безосновательное обвинение, которое ты бросила просто потому, что терпеть его не можешь? — Вопрос Клары был направлен верстаку. Почему-то она старалась избегать взгляда Иды.

— Я была разозлена, — признала Ида, — и просто накинулась на него. Но я думаю, он был вполне способен организовать убийство Пола, если бы ему это потребовалось. Я ведь знаю, что он уже совершил одно убийство… — Произнеся это, она поняла, что разговор вернулся прямо к тому предмету, который вчера вызвал ссору между ней и Кларой.

И Клара не замедлила подхватить нить вчерашнего спора:

— Ты думаешь, что он способен совершить убийство, потому что веришь рассказу Элис Хорн? Ты действительно веришь, что Алан поджег коттедж в Нью-Гэмпшире, зная, что она внутри?

Ида вздрогнула.

— Да. Я убеждена, что он пытался убить Элис.

— Но каковы были его мотивы? Она говорила тебе о них?

— Деньги, — коротко ответила Ида. — Деньги, которые оставил Элис брат Алана, Дэвид. По условиям трастового договора в случае смерти Элис весь фонд переходит к Алану.

Клара с хрустом разгрызла кубик льда.

— Зачем Алану деньги? Он и так богат.

— Тот, кто хочет стать президентом Соединенных Штатов, никогда не будет достаточно богат, — сказала Ида. — Двадцать миллионов долларов дали бы отличный старт избирательной кампании Алана.

Клара залпом допила стакан.

— Нужно быть ненормальным, чтобы пытаться убить собственного ребенка!

— Ненормальным… или просто очень честолюбивым.

Клара резко обернулась, протягивая стакан:

— Мне нужно выпить еще… — сказала она. — Я могу?

— Конечно, Клара, наливай сама. А насчет вчерашнего… Я должна извиниться перед тобой. Ты была права. Я не сказала тебе всей правды. Есть причины, по которым я этого не сделала и все еще не могу сделать. Но я сказала тебе абсолютную правду об Алане. Я знаю, что он пытался убить Элис. Более того, я не думаю, что его характер изменился. Я подозреваю, что он устроил пожар в домике для гостей во Флориде, потому что боялся, что я — это Элис. Именно поэтому я уехала из Флориды. Я испугалась, что Алан Хорн может убить меня.

Клара положила кубики льда в стакан с водкой.

— Я понимаю, — сказала она. — Но ты не можешь обращаться в газеты с такой ерундой, потому что никто тебе не поверит.

— Да, не могу. Ты ведь не поверила мне, хотя давно меня знаешь. Если даже ты думаешь, что я ошибаюсь насчет Алана, с какой стати любой другой уважающий себя репортер мне поверит? Я провела шесть месяцев в психиатрической больнице и теперь хочу убедить мир, будто один из самых популярных политиков Америки пытался совершить убийство! — Она горько улыбнулась. — Может быть, мне лучше обратиться в «Нэшнл инкуайрер»? Они могли бы напечатать мои обвинения рядом с историей о том, как Биг Фут спасает брошенных в лесу новорожденных близнецов.

Клара по третьему разу начала обходить мастерскую. Водка в ее стакане быстро убывала.

— Знаешь, вчера все было не совсем так, как тебе показалось, — сказала она. — Я разозлилась на тебя, потому что это было легче, чем злиться на себя. Ты не сказала всей правды, но и я тоже.

— Ты? — Ида озадаченно посмотрела на подругу. — Но ведь мы не говорили о тебе!

Клара вымученно улыбнулась.

— Говорили, малыш, хотя ты не могла об этом знать. — Она поставила пустой стакан на верстак и уставилась на фотографии колибри, пьющих водичку из поилки. Когда Клара подняла голову, Ида с изумлением увидела, что в ее глазах блестят слезы. — Ты помнишь прошлое лето? Моя мать умирала от рака груди, и я ездила в Вайоминг, чтобы побыть с ней.

— Да, конечно, помню.

— Я провела дома две недели, — сказала Клара, доставая сигарету. — И это были две самые Богом проклятые недели моей жизни.

— Еще бы, дорогая! Потерять мать — конечно, это ужасно.

— Да, но для некоторых это тяжелее, чем для других. — Клара нервно закурила. — Мама была ужасно рада видеть меня. Она не могла много говорить и берегла силы для того, чтобы спросить о самых важных для нее вещах. Например, о том, когда я собираюсь выйти замуж.

Сердце Иды сжалось от сочувствия.

— Боже мой, Клара! Тебе, наверное, было невыносимо слышать это.

Клара безрадостно усмехнулась.

— Хочешь знать, что произошло дальше? Я решила, что раз моя мать умирает, то, может быть, настало время сказать ей правду. Что я и сделала. Я сказала ей, что была бы рада иметь ребенка, но не знаю, произойдет ли это когда-нибудь, потому что я — гей и не вполне понимаю тех лесбиянок, которые решаются стать матерями-одиночками. И меня волнует, что будет чувствовать мой ребенок, когда мне придется объяснить ему, что его папа — неизвестный донор, а его мама потеряла сознание, как викторианская девица, в тот единственный раз, когда попыталась лечь в постель с мужчиной.

Ида видела, что Клара на грани срыва.

— Что сказала твоя мама? — спросила она так мягко, как только могла.

— Она ничего не сказала. — Клара приоткрыла глаза, но две слезинки успели выкатиться из них. Она шлепнула себя по щекам. — Черт! Эта водка сделала меня плаксивой.

— Я представляю себе, как нелегко было вам обеим. Тебе — сказать ей правду. А ей… Она ведь из другого поколения и прожила всю жизнь в маленьком городке со старомодными взглядами. Я думаю, ей было тяжело слышать это.

— Это мягко сказано, — ответила Клара. — На самом деле, когда я закончила свою маленькую речь, мама просто закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Она больше не разговаривала со мной, хотя и нашла в себе силы сказать персоналу больницы, чтобы меня больше не впускали в ее палату ни при каких обстоятельствах. В следующий раз я увидела ее уже во время похорон. Папа посмотрел на меня так, как будто я представляла из себя нечто отвратительное; брат отвел меня в сторону и двадцать минут кричал на меня: как я могла в такой момент говорить о своей извращенной сексуальности! Неужели я так испорчена, что даже не могла дать своей матери спокойно умереть… А моя невестка заявила, что я окажу большую любезность всей семье и штату Вайоминг, если никогда больше не вернусь сюда. После этого никто из них не разговаривал со мной.

Ида обняла Клару за плечи.

— Моя бедная Клара. Почему ты не рассказала мне? Я знала, что ты тяжело переживала смерть мамы, но и представить не могла, что это было так ужасно!

— О некоторых вещах очень больно говорить, — сказала Клара. Она достала платок и высморкалась. — Будь все проклято. Я не знаю, о ком я сейчас плачу. О тебе, о себе или о маме. Или, может быть, даже о Поле, этом паршивце.

— Может быть, о своем отце или о брате… — тихо предположила Ида. — Подумай, сколько они потеряли, выкинув тебя из своей жизни.

Клара хмыкнула.

— Я уверена, что они так не думают, но все равно, спасибо, малыш. Ты хороший друг. Если я выпью еще водки, можно, я пристроюсь сегодня у тебя на диване?

— Конечно, Клара. Располагайся. Давай, а налью тебе. — Ида наполнила стакан. — Наслаждайся, детка, потому что это последний стакан. Если только мы не примемся за рождественский бренди.

— Трех стаканов должно хватить для умеренного похмелья. Твое здоровье. — Минуту или две она сидела молча, понемногу отхлебывая из стакана, затем вздохнула. — Ты чертовски понятливая, Ида. Тебе, наверное, интересно, почему я вдруг нарушила молчание и рассказала тебе эту сентиментальную историю о смерти моей матери?

Ида пристроилась на другом конце дивана.

— Ну и почему?

— Потому что она непосредственно связана с тобой и с твоей охотой на Алана Хорна…

Ида ожидала услышать все что угодно, но не это. Она в замешательстве встряхнула головой.

— Прости, я не поняла. При чем здесь Алан?

Клара уставилась на дно стакана.

— Горький опыт с моей мамой заставил меня понять, что люди имеют право на тайну. Пока общество отказывается принимать гомосексуальное поведение, те, кто является геями, должны иметь возможность держать это в секрете, если, конечно, хотят. Признание не всегда облегчает душу. Мне кажется, ты должна сочувствовать такой точке зрения.

— Да, конечно, до определенной степени. Если тайна не касается чего-то незаконного или опасного.

— Все тайны опасны, — категорично заявила Клара. — Разве ты этого еще не поняла? Если ты признаешься перед шестьюдесятью миллионами телезрителей, что спала с гориллой, это никого не возмутит. Но если ты стыдишься того факта, что в шестом классе списала на контрольной, и держишь это в секрете, весь мир будет осуждать тебя, когда факты вскроются.

— Наверное, так, — мягко согласилась Ида. Она ничего не могла понять, но так усиленно старалась, что совершенно не соотносила слова Клары со своим собственным поведением и с тайнами, которые она скрывала с упрямой решительностью. — Клара, ты что-то тянешь. Какое это имеет отношение к Алану Хорну?

Клара резким движением поставила стакан, так что водка и лед перехлестнули через край.

— Проверь его армейские архивы, — сказала она резко.

— Армейские архивы? — повторила Ида. — Зачем? Клара, он получил «Пурпурное Сердце», он был с почетом демобилизован! Там ничего нет. Миллион репортеров наверняка уже проверили их.

— Посмотри еще раз, — сказала Клара. — Сравни досье Алана и материалы военного суда по делу лейтенанта Джордана Эдгара третьего. Почитай между строк и расскажи о своих выводах.

Внутри у Иды шевельнулось какое-то неясное предчувствие и беспричинный, казалось бы, страх.

— Ты хочешь сказать, что в судебном деле этого лейтенанта есть нечто, что может расстроить избирательную кампанию Алана?

— Я в этом уверена, — сказала Клара. — Я могу тебе это гарантировать, детка.