27 Глава: Даниил

Я сижу на холодной скамейке в узкой камере полицейского участка, окруженной мрачными стенами. Мой пульс учащается, когда я слышу шаги приближающегося капитана. Волнение и тревога захватывают меня, не зная, что ждет меня дальше.

Мои руки нервно сжимаются на коленях, пока я пытаюсь собрать свои мысли. Я слышу, как дверь камеры открывается, и вижу входящего капитана, чье лицо выражает строгость и авторитет. Мой желудок сжимается от напряжения, и я глотаю слюну, пытаясь проглотить комок в горле.

Капитан подходит ко мне и садится на стул напротив. Его взгляд пронзает меня, словно он может видеть мои самые скрытые мысли. Я чувствую, как мое сердце бьется в унисон с тиканьем старого настенного часового. В комнате царит молчание, и я никак не могу предугадать, что будет дальше.

Наконец, капитан начинает говорить, и его слова звучат как гром в тишине.

— Меня зовут Семен Егорович. А вы как понимаю, Громов Даниил Викторович? — спрашивает он, кивнув в знак согласия, он продолжил. — Вы меня удивили. Столько всего на вас…

— В чем меня обвиняют? — прерываю его.

Хмыкнув он, открыл папку, что принес с собой. — Нелегальные бои, где вы присутствовали, как участник. Но, обрадую вас, доказательств на этот счет у нас нет, но я обязательно найду.

Ищи. Не найдешь.

— И все?

— Дача взятки в крупном размере.

— Кому? — снова встреваю со своим вопросом.

— Опеке.

— Бред, — произношу с замирением сердца. Доказательств не должно было остаться. Взятку я дал наличными. Тот, кто ее принял, умер от инфаркта полгода назад. Я внимательно смотрел за этим ублюдком, что поставил мне условие.

— Не думаю, — нарушает тишину капитан. — Нам поступил звонок. Мы не обратили внимания, но нам нужно проверять информацию, что к нам поступает. Какое наше было удивление, когда мы ее проверили. Бывший, судимый за превышение пределов необходимой обороны. Смог оформить опеку над своим племянником. Чудеса. Да и только.

Он задает мне вопросы, на которые я пытаюсь отвечать как можно более уверенно, несмотря на волнение, которое все еще бушует внутри меня. Я пытаюсь контролировать дыхание, чтобы не выдать свою нервозность.

Капитан делает заметку в своем блокноте и внимательно смотрит на меня. Я чувствую, что его взгляд пронзает меня, как острым ножом. Я не могу скрыть свою тревогу, и это делает меня еще более уязвимым.

Когда капитан, наконец, заканчивает свое допрос, он поднимается со стула и направляется к двери. Я слышу, как замок щелкает, и я остаюсь один в камере, оставшись лицом к лицу со своими страхами и сомнениями.

— Прости меня Богдан. Но теперь я ничего не смогу сделать. Мне светит двухзначное число.

Я стою в тесной тюремной камере уже сутки. Мои мысли полны беспокойства и жажды свободы. Я чувствую, как теснота стен камеры давит на меня, как бесконечное однообразие и молчание поглощают меня.

Мое сердце бьется сильно, когда я осознаю, что находясь здесь, я лишен возможности связаться с внешним миром.

И в этот момент, окрыленный отчаянием и страхом, я начинаю требовать телефонный звонок. Мои крики пронзают молчание камеры, мои руки бесцельно бьют по твердым стенам. Я знаю, что мой голос не проникнет сквозь бетонные стены, но я все равно продолжаю требовать свое право на звонок.

Через несколько мгновений я понимаю, что мое требование было услышано.

— Чего разорался, — рявкает мент.

— Я имею право на телефонный звонок, — бросаю ему.

— Будет тебе телефонный звонок.

Я взял трубку в дрожащие руки и набрал номер своего друга.

Звонок звенел долго, и мне стало не по себе. Я начал переживать, что друг не возьмет трубку, что он не ответит. Мне было так нужно услышать.

Наконец, после многих гудков, мой друг взял трубку. Я услышал его голос и мое сердце затрепетало от радости.

— Матвей…

— Гром, ты где?

— Слушай меня внимательно. Я в ментовке. Богдана забрала опека. Я…

— Кто на тебя настучал? — рявкает он.

— Виктория, может и Екатерина. Эти суки спелись. Она мне угрожала, сказала, что я пожалею.

— Так хорошо. Что я должен делать. Как быть?

Не знаю. Я, блять, не знаю.

— Ладно. Ты там посиди. Отдохни. Я придумаю что-нибудь.

Я был благодарен ему за этот звонок, за то, что он не оставил меня в одиночестве.

Когда разговор закончился, и мне пришлось положить трубку, я чувствовал, что слезы наполняют мои глаза. Но я старался не показывать свою слабость, усиливал волю и надеялся, что скоро все изменится.

Сутки спустя.

Я сижу на жесткой кровати, уже вторые сутки без связи с внешним миром. Мои мысли запутались, а чувства беспорядочные — страх, отчаяние, недоумение.

И вот, внезапно, дверь камеры открывается, и входит мужчина в костюме.

— Даниил Викторович, меня зовут Владимир Владимирович, я ваш адвокат.

Мое сердце замирает от шока — адвокат! Как он узнал о моей ситуации? Как он может помочь мне?

Мужчина в костюме садится рядом со мной и начинает задавать мне важные вопросы о моем деле.

— Стоп, — прерываю его. — Я вас не нанимал. Вы кто?

— Владимир Владимирович, я ваш адвокат, — повторяет снова.

— Кто прислал?

Хмыкнув, он сложил руки на груди и откинулся на стул. — Я адвокат семьи Темных. Сюда меня прислала Ксения Алексеевна.

Я слушаю его слова, в замешательстве теряясь в мыслях. — Ксения Алексеевна? — повторяю я, мне нужно удостовериться, что я правильно услышал.

— Да. Она передал вам записку…

— Дай ее сюда! — рявкаю на него.

Закопавшись в папке с бумагами. Он протягивает свернутый листок мне.

Дрожащими руками забираю его и открываю.

«Перед тобой лучший адвокат. Выключи своего внутреннего кретина и слушай его внимательно. Он единственный кто способен на то, чтобы вытащит тебя. Ксю.»

— По вашему взгляду, я прекрасно понимаю, что вы готовы сотрудничать?

На его вопрос, я всего лишь кивнул в знак согласия.

Я сижу напротив адвоката в тесной комнате, наполненной запахом старых документов и нервозным напряжением. Мы смотрим, друг на друга, обменяемся молчаливым пониманием, что наша задача сейчас — придумать план, который поможет мне выйти из этой тюрьмы.

Адвокат начинает задавать мне вопросы, разбираясь в деталях моего дела. Я отвечаю, стараясь вспомнить все обстоятельства и факты, которые могут помочь нам доказать мою невиновность или хотя бы смягчить наказание.

Мы обсуждаем различные стратегии. Он делает замечания, предлагает идеи, рассматривает все возможные варианты действий.

Время идет, но мы остаемся сконцентрированными и целеустремленными.

— Ты все понял? — задает вопрос после несколько часов обсуждения.

— Да. Можно вопрос?

— Слушаю.

— По поводу моего племянника.

— Я не смогу что-то сделать с этим. Ребенка тебе не отдадут. Ему будет лучше в детском доме…

Слова прозвучали как удар молотка. Я почувствовал, как мое сердце сжалось от боли.

— Извини, но уже поздно. Я должен идти, — сообщает он, спустя несколько минут тишины. — Всего хорошего. Встретимся через пару дней.

Мы заключаем рукопожатие. — Хорошо. До свидания.

Загрузка...