Осколки памяти

Глава 4. Лаванда

Кристина настолько опешила, что даже не сразу нашлась, что сказать, как отреагировать на подобное заявление. Она потрясенно молчала, и только учащенное дыхание вырывалось из ее груди.

Что он такое говорит? Он – ее муж?

Бред какой-то…

Этого никак, никак не может быть. Неужели она не узнала бы своего мужа, не почувствовала его? Да, конечно, Ник казался ей смутно знакомым, но он просто не может быть ее мужем.

Не может!

А Ник словно окаменел. Он стоял и ждал, что произойдет дальше, как Кристина воспримет его слова. Наконец она как-то тоненько и жалобно произнесла, запинаясь на каждом слове:

– Вы… вы в своем уме?

– А вы? – тут же отпарировал Ник бесцветным голосом.

Она хотела запротестовать, возмутиться, может даже крикнуть этому красивому незнакомцу, что уж она-то точно в своем уме, но внезапно осознала, что он прав. Как это ни жутко, но прав он, а не она. За себя, за свой рассудок и свою память она поручиться сейчас не могла.

Кристина вдруг почувствовала себя беспомощной и одинокой. Чужой дом, чужой человек, называющий себя ее мужем, да ведь она сама себе чужая, если разобраться. От безысходности своего положения, от охватившего ее страха ей захотелось зарыться в подушку, накрыться с головой одеялом и, затаившись, ждать, когда все вернется на свои места и в этом чертовом мире она вновь обретет саму себя.

Происходящее с ней больше напоминало кошмарный сон. Нет опоры, нет равновесия: лишь шаткий баланс на краю осколков воспоминаний…

Кристина отвернулась от Ника и закрыла лицо ладонями. Под пальцами высыхали дорожки слез, первый всплеск эмоций уступал место пустому безразличию. А может, действие лекарства именно сейчас сказалось в полную силу и ей положено быть такой, принудительно-равнодушной?

Ник сделал еще один шаг к кровати, и Кристина догадалась, что сейчас он стоит прямо у изголовья и смотрит на нее.

– Кристи…

Она вздрогнула, услышав его хриплый голос, в котором ей вдруг почудилась пронзительная, неприкрытая нежность. Где-то в самом дальнем, недосягаемом уголке памяти миражом возник расплывчатый образ и тут же растаял, не оставив даже намека на то, что же заставило ее так отреагировать на это ласковое обращение.

– Нет, – произнесла Кристина в подушку, – не надо. Не называйте меня так. Я не знаю почему, но не называйте. И не говорите мне ничего о том, кто вы. Этого не может быть. Просто не может. Если бы это было правдой, я бы… я бы наверняка почувствовала. Я бы знала и помнила, потому что такое не забывается. А я вас не знаю. Я не хочу вас видеть… не могу. Вы мне никто, – она обессилено умолкла, потому что не знала, что добавить еще.

Он сжал кулаки и закрыл глаза.

Никто.

Как удар по лицу.

А чего он, собственно, ждал? Что, как только Кристина придет в себя и увидит его, к ней вернется память, та, давняя память, бесценная для него, которую он так хотел вернуть? Что она сразу бросится к нему в объятия? И что бы он тогда сказал? Как поступил в этой ситуации? Он не знал. Он не был к этому готов, до сих пор не был. Поэтому, наверное, так будет лучше.

Пока она его не принимает. А захочет ли принять, если, нет, когда все вспомнит? Слишком мало шансов. Ничтожно мало.

Он почувствовал дурноту.

Прошло несколько тягостных минут. Казалось, в комнате сейчас двигались только стрелки неугомонных часов. Кристина лежала все в той же позе, бездумно разглядывала неяркий рисунок на обоях и чего-то ждала.

Позади нее не раздавалось ни звука. Либо Ник обладает способностью абсолютно бесшумно передвигаться, либо, что более вероятно, все так же стоит у ее кровати и тоже ждет.

Кристина поймала себя на том, что, несмотря на всю нелепость и двусмысленность своего положения, на страх перед Вудом, она думает о нем с симпатией. Этот человек ей нравился, причем не только своей неординарной внешностью.

Да, он пугал ее. Но в то же время самым непостижимым образом притягивал ее. Значит, что-то такое между ними все-таки было в прошлом, в их жизни «до», какая-то внутренняя связь, которая заставляла ее подсознательно доверять Нику, а может, даже любить.

Любить?

Подумав так, Кристина неожиданно рассердилась на саму себя без всякой определенной причины. Она поерзала в своем теплом уютном гнезде и вдруг ощутила потребность посетить ванную комнату. Мда… весьма вовремя. Что там за лекарство он ей подсунул? Вроде стакан был небольшой. Теперь нужно сообразить, как добраться вон до той двери, которая в другое время и при других обстоятельствах, возможно, показалась бы ей расположенной слишком близко к кровати. Сейчас же Кристина не представляла себе, как дойдет до нее без посторонней помощи. Конечно, она чувствует себя гораздо лучше, но это только если лежать и по возможности не шевелиться. А тут речь идет о том, чтобы не просто пошевелиться, а встать на ноги и сделать несколько шагов.

Поразмыслив и с неудовольствием признав тот очевидный факт, что ей все-таки придется обратиться к Нику за помощью, Кристина поджала губы. Ну, нет… Она сама справится. Это не так уж и сложно. Нужно просто не делать резких движений.

Она медленно развернулась к ближайшему краю широкой кровати. К ее глубокому сожалению, возле него все еще стоял неподвижным изваянием ее муж, с которым она только что познакомилась. Но встать с другого края, до которого нужно было сначала как-то добраться, вряд ли получилось бы у нее с большим достоинством.

Лишь только Ник заметил и понял ее движение, он стремительно кинулся к ней.

– Я сама! – проговорила Кристина и, упираясь ладонями в излишне податливый матрас, спустила ноги с кровати.

– Вы куда? – выдохнул Ник, пытаясь ей помешать. – Я все равно вас не пущу.

– Да? – тоном, в который она постаралась вложить побольше сарказма, осведомилась Кристина. – И в т… ванную вы меня тоже не пустите? Что ж… Ваше право. Тогда заранее прошу прощения за последствия вашего решения.

Ей показалось, что он смутился, но тут же нашелся:

– Я отнесу вас на руках.

Пока Кристина соображала, что ей на это ответить, Ник загадочно добавил куда-то в сторону с непонятной усмешкой:

– Нет, она не изменилась…

В его голосе звучала усталость и какое-то необъяснимое удовлетворение, однако, когда он вновь повернулся к ней, выражение серых глаз было по-прежнему строгим.

– Не вставайте, мне так проще вас подхватить.

– Еще чего не хватало! – с трудом продолжая сохранять зачем-то выбранный тон, отстранилась Кристина.

Ему не надо было ни в чем признаваться. Он и сам увидел ее вмиг побледневшее лицо, капельки холодного пота над верхней губой, пальцы, сжавшие край матраса в поисках опоры, видел, как судорожно приподнялась и опустилась ее грудь от короткого вдоха.

– Не ведите себя как маленький ребенок! – сердито сказал он и попытался обхватить Кристину за талию, чтобы помочь подняться.

– Мне не нужна ваша помощь! – резко ответила она и оттолкнула руку Ника, отчего сама с размаху села обратно на кровать и тут же охнула от боли.

– Вы уверены?

– Д-да, – упрямо солгала она.

– Как угодно, – сдался Ник и опустил руки.

Стоило ему оставить ее, вся напускная уверенность куда-то пропала. Кристина стиснула зубы, облокотилась на прикроватный столик, напрягла мышцы и… через мгновение рухнула в руки Ника, который успел подхватить ее у самого пола.

– Полагаю, нет никакой необходимости в словах вроде «я же предупреждал», – бесстрастно резюмировал Ник, поудобнее устраивая ее у себя на руках.

Она предпочла ничего не ответить. Отчасти из-за того, что он (вот черт!) опять оказался прав, отчасти из-за бешеной пляски предметов в комнате.

Ладно. На этот раз она ему позволит.

Ник в три шага пересек спальню, плечом толкнул дверь в ванную и бережно посадил ее на широкую плетеную корзину для белья.

– Учтите, – с угрозой в голосе предупредил он, возвращаясь в комнату, – если вы не отзоветесь или не выйдете через десять минут, я войду сам. И дверь не вздумайте запирать! Этим вы можете только навредить себе.

– Да неужели? – с вызовом бросила Кристина и, потянувшись, захлопнула дверь прямо перед его носом, однако запирать ее изнутри все-таки не стала. Бесформенные пятна плавали перед глазами и мешали ей рассмотреть ванную комнату. Нет, рисковать не стоило… Ник прав.

Опять прав, черт его подери!

Кое-как справившись с тем, ради чего она сюда так стремилась и пережила такое унижение, Кристина ополоснула руки и лицо прохладной водой и села, вернее, плюхнулась обратно на плетеный короб для белья. Подставив пальцы под струю из-под крана, она огляделась уже более осмысленно.

Ванная комната, впрочем, как и спальня, оказалась очень уютной. Она была оформлена в том же приятном сочетании древесных и травяных оттенков, со множеством деревянных полочек, украшенных толстыми свечами и круглыми серыми камешками.

Ей в глаза бросились два махровых халата на дверных крючках, вырезанных из сосны и покрытых блестящим лаком: цвета морской волны тот, что поменьше, и темно-серый – побольше. Кристина со смущением призналась себе, что маленький халат, если судить по покрою и отделке, явно принадлежал женщине, а большой – мужчине. Ей и Нику, надо полагать. Кому же еще?

Отвернувшись от халатов, чей вид так странно на нее подействовал, Кристина наткнулась взглядом на полочку под большим овальным зеркалом, где в довольно представительном количестве присутствовали бутылочки, баночки и тюбики, которым и положено присутствовать в любой ванной.

Она протянула руку и взяла с края полки желтую бутылочку с дозатором. Пенка для умывания для нормальной кожи. Ее, наверное.

Понюхав колпачок, Кристина зажмурилась от вкусного ванильного запаха. Что там еще есть? Ночной питательный крем. Очищающая маска для лица. Мда… целый арсенал, не оставляющий сомнений в том, что он принадлежит женщине, то есть ей, Кристине.

Она не очень ловко вернула бутылочку с пенкой на место, сетуя на то, что руки не желают ее слушаться, потом зачем-то потянулась к шампуню и открыла крышку. Ей в лицо нежно пахнуло узнаваемым чистым запахом лаванды. Аромат был таким притягательным, что Кристина не удержалась и вылила себе на ладонь немного тягучей сиреневой жидкости с перламутровыми разводами. Определенно, она любила шампуни с запахом лаванды.

Она сидела и водила пальцем по лужице в ладони, закручивая перламутровые разводы в спирали, но тут ее отвлек голос за дверью, слегка приглушенный шумом льющейся воды:

– У вас все в порядке?

– Да, – отозвалась Кристина, торопливо смывая шампунь с ладони. – Я уже иду. Сама! – добавила она, немного опасаясь, что Ник выполнит свою угрозу и войдет до того, как она будет к этому готова.

Эта ванная, обычная, со вкусом отделанная ванная супружеской спальни очень ее смущала. Ника здесь только не хватало, в это маленьком пространстве, наполненном такими милыми вещами. Он и без того ее подавляет, а здесь тем более.

Под конец Кристина плеснула себе в лицо еще одну пригоршню холодной воды и неуверенно поднялась с короба, опираясь одной рукой на полотенцесушитель, а другой – на край раковины.

Она собиралась выйти из ванной спокойно и хотя бы внешне уверенно, чтобы доказать Нику, что может обойтись и без него.

Может обойтись без него, черт бы его побрал опять!

Кристина приоткрыла дверь и, стоя на пороге, увидела, как он ждет ее у двери, готовый в любую минуту прийти на помощь. Вздернув подбородок, она шагнула в комнату, но тут ее босая нога поехала по гладкой плитке пола, и она в буквальном смысле вывалилась из ванной прямо в руки Ника.

– Да что же это такое? – с отчаянием простонала Кристина, почувствовав вспышку боли, вызванную очередным резким движением.

– Это – прямое следствие вашего упрямства и нежелания признать, что моя помощь вам все-таки необходима, – ответил мрачный голос у нее над головой. – Поэтому не геройствуйте и позвольте мне вернуть вас в постель тем же способом, каким вы ее покинули.

С коротким вздохом Кристина покорно вскинула руки, чтобы обхватить Ника за шею, и увидела, как он внезапно изменился в лице. Осуждающий взгляд, который буравил ее минуту назад, стал растерянным и каким-то, как ей показалось, беззащитным.

– Вы… там что… Что вы там делали? – дрогнувшим голосом спросил Ник.

– А что, по-вашему, я могла там делать? – устало поинтересовалась Кристина, желавшая только одного – поскорее вернуться обратно в постель, неважно каким способом. – Вы продолжите задавать наводящие вопросы или мне прямо описать всю последовательность действий, не упуская ни одной мелкой детали?

Ник посмотрел на ее волосы какими-то больными глазами.

– Просто… у вас такой запах, что я подумал… Впрочем, неважно, что именно я подумал. Забудьте.

Однако произошедшие в нем перемены так озадачили Кристину, что она, нахмурившись, принюхалась и догадалась.

– Этот запах? – спросила она, поднося ладонь к лицу Ника.

Он только кивнул в ответ, и Кристина с изумлением увидела, как на его высоких скулах заиграли желваки, а губы сжались в тонкую полосу.

Что она такого сделала?

Утруждать себя дальнейшим выяснением причин странной реакции Ника на запах лавандового шампуня у нее просто не было сил: слабость вновь накатывала на нее предательскими волнами. Прикрыв глаза, Кристина позволила донести себя до кровати и уложить под одеяло.

Оказавшись в своем убежище, она тут же отвернулась от Ника и заплакала. Воинственный настрой куда-то мигом испарился.

Как она себя ведет? И зачем? Кто бы он ни был, он помогал ей и заботился о ней, а она только огрызается. А с другой стороны, что ей еще остается? Радоваться? Наслаждаться ситуацией? Что-то не выходит пока.

Слезы текли по щекам, капали с кончика носа, щекотали уголки губ, и вскоре Кристине пришлось передвинуться с мокрого пятна на подушке. Ощутив на своем плече мягкое прикосновение теплой руки, она обернулась и встретилась с тревожным взглядом: Ник присел на корточки рядом с кроватью так, что его лицо оказалось на одном уровне с ее, заплаканным и потерянным.

В его серых дымчатых глазах Кристина заметила темные крапинки. На миг залюбовавшись ими, она тут же отругала себя за нелепые мысли. Мир вокруг с ума сходит, а она разглядывает какие-то крапинки в глазах совершенно незнакомого ей человека, кем бы он там себя ни называл.

Ник Вуд смотрел на нее взглядом, напоминающим ей кого-то очень давно знакомого, запечатленного в памяти, но неуловимого. Поэтому она решила, что эти воспоминания – всего лишь надуманная реакция на его слова о том, что он ее муж. Она просто должна его помнить, вот подсознание и создает размытые образы в подтверждение его слов. Это самообман, убеждала себя Кристина, банальный самообман.

Она повторяла про себя снова и снова, что не знает Ника, никогда не видела его прежде и поэтому не помнит, но глаза против ее воли скользили по его безупречному лицу, останавливаясь на небрежной мальчишеской челке, глубоких складках, идущих от крыльев носа к уголкам губ, на четкой линии гладкого подбородка с еле заметной ямочкой. Он молчал и, как ей показалось, печально наблюдал за ней.

От Ника приятно пахло снегом и хвоей. Капельки на волосах высохли, но румянец еще не исчез со щек, и это его очень украшало.

Сердце подсказывало Кристине, что она ошибается, заставляя себя воспринимать его чужим, но разум утверждал обратное. И, разрываясь между доводами рассудка, собственным страхом и желанием поверить Нику, Кристина лишь также молча смотрела на него.

Первым пришел в себя Ник и, с видимым усилием стряхнув оцепенение, заговорил. Теперь его голос звучал совсем по-другому, тихо и ласково:

– Кристи (она вновь вздрогнула), все будет хорошо. Поверь мне, пожалуйста. Я с тобой… И ты… ты дома. Все обязательно вернется, только не плачь. Я ведь рядом, и я о тебе позабочусь. Успокойся, ладно?

Он говорил с ней, точно с ребенком, тихонько поглаживая ее по голове. И она действительно понемногу успокаивалась, почти убаюканная его прикосновениями, мягким бархатным голосом и удивительно доброй улыбкой.

Все будет хорошо.

Сейчас она ему верила. Просто не могла не верить.

Внезапно Ник хитро сощурился, словно его посетила гениальная идея.

– Знаешь, что я придумал?

Кристина вопросительно посмотрела на него и шмыгнула носом.

– Я все-таки принесу сюда немного перекусить. Уверен, ты не откажешься от легкого обеда.

– Нет… А который час?

– Почти пять, – сообщил он, взглянув на наручные часы. – Поздновато, конечно, но мы можем совместить обед и ужин. Что скажешь?

Кристина только сейчас поняла, что ей хочется есть, но от волнения она совсем позабыла об этом.

– Хорошо, – чуть слышно проговорила она. – Давай. Я бы выпила горячего чая, наверное.

– Я мигом. Дай мне десять минут, ладно? – И Ник скрылся за дверью.

Пока его не было, Кристина лежала на спине, вглядываясь в зеленый полог над кроватью. Ее паника и переживания, вызванные шокирующими новостями, куда-то пропали.

Странно, как быстро меняются ее чувства и эмоции. Неужели так было всегда? Или это последствия пережитого стресса? Только что она готова была грубить и отвергать любые попытки Ника к сближению, а сейчас с нетерпением прислушивается к шороху стрелок каминных часов и звукам за дверью, желая, чтобы он поскорее вернулся.

Все ее мысли в эту минуту странным образом были заполнены им и только им. Она не помнила ни одного лица из прошлого, даже себя саму, но была твердо уверена, что красивее этого мужчины никого не встречала. Взгляд его серых глаз, казалось, обнимал, обволакивал ее теплом и трепетным восхищением. В те минуты, когда не нужно было отражать ее язвительные выпады, Ник так бережно обращался с ней, что не оставалось сомнений – она действительно дорога ему.

Может, он на самом деле ее муж, этот потрясающий незнакомец?

Вскоре Ник вернулся, держа в руках поднос, на котором уместились две супницы с золотистым бульоном и корзинка с булочками. На локте у него висела плетеная сумочка с фруктами.

– Это раз, – он переставил содержимое подноса на столик у кровати и опять исчез, но не прошло и пяти минут, как появился вновь.

Теперь он принес чайник, чашки, шоколад и тарелку с сухофруктами. Тонкие лепесточки абрикосов были уложены вместе с черносливом, разноцветным изюмом, кружочками яблок и сочными дольками персиков.

Ник помог Кристине подняться и удобно устроил у нее за спиной подушку. От булочек она отказалась, но бульон он заставил ее проглотить.

– Ты обязательно должна поесть, – сказал он. – Если бы ты видела, как у тебя осунулось лицо и какие темные круги под глазами! Поешь хотя бы чуть-чуть.

– Я что, так плохо выгляжу? – поинтересовалась Кристина, покорно принимаясь за еду.

– Я этого не говорил. Наоборот, сейчас твои глаза кажутся просто огромными и невероятно синими.

Засмущавшись, Кристина потянулась к чашке чая.

Ник обратил внимание, что повязка на ее левой руке чуть повыше локтя сбилась и потемнела.

– Нужно поменять тебе повязку.

Она недоуменно посмотрела на него, потом на свою руку, а Ник объяснил:

– Остальные порезы на этой руке неглубокие, а с этим не повезло. Стекло глубоко вошло. Швы наложили, но ты, наверное, резко повернулась.

Он принес со столика с лекарствами бинт, ножницы, спирт и еще что-то в белой баночке. Пока он раскладывал все это поверх одеяла у нее на коленях, Кристина попробовала сжать руку в кулак и тут же пожалела об этом: повязка набухла, на ней отчетливо проступила кровь, и руку в этом месте обожгла сильная боль.

– Напрасно, – сказал Ник, глядя на ее сжатые губы, сквозь которые со свистом вырывался воздух: Кристина пыталась сдержать стон, и это ей удалось, но на ресницах повисли слезинки.

– Ну что ты, Кристи, не плачь, сейчас все будет хорошо.

Он вытер ее глаза кончиками пальцев и попросил:

– Пожалуйста, повернись ко мне.

Когда она подчинилась, Ник аккуратно расстриг старую повязку, обработал рану и начал накладывать свежий бинт. Кровь уже почти не сочилась, но рана впечатляла своими размерами.

– Не смотри, – бросил он, когда Кристина попыталась скосить глаза на руку. – Незачем.

Она зажмурилась и с запоздалым сожалением вдруг подумала о том, что, будучи в ванной, так и не взглянула на себя в зеркало: не хватило сил устоять на ногах. А любопытно было бы познакомиться со своей внешностью, которую она тоже не помнила.

Почувствовав новый прилив боли в руке, Кристина напряглась и едва слышно застонала.

– Терпи, – проговорил Ник, завязывая узел. – Терпи, Кристи. Могло быть и хуже.

На последней фразе его голос дрогнул, и Кристина открыла глаза. Уже, наверное, можно смотреть. Новая белоснежная повязка крепко обхватывала предплечье. Ник заканчивал обрезать кончики бинта.

Взгляд Кристины упал на его руки, и тревожное чувство овладело ею, словно она уже видела когда-то раньше эти тонкие пальцы. Пальцы музыканта или, быть может, художника.

Прикосновения Ника действовали на нее пугающе остро и так… знакомо.

Кристина вгляделась в его лицо.

Нет, ничего. Как она ни ворошила память, как мучительно ей это ни давалось, в ее голове не сохранилось ни крупинки воспоминаний. Ничего, что дало бы ей возможность узнать эти глубокие серые глаза, строгий рот, светлые густые волосы. Ничего, что позволило бы вспомнить эти точеные руки и то, как они касаются ее. Ее мысли беспокойно метались в пустоте, не заполненной воспоминаниями. Их отсутствие давало столько тревожного простора, что Кристина, как ни старалась, ничего не могла сейчас вспомнить.

Ничего.

Она вновь откинулась назад на подушку, поудобнее устраивая руку. И правда, боль под повязкой утихла и не причиняла уже такого беспокойства.

Мучило ее совсем другое.

Что же это за наваждение? Что за странное смутное состояние, когда мыслям не на что опереться, не к чему вернуться? Кристина пыталась вспомнить Ника, вспомнить прошлую жизнь, вспомнить саму себя, но это ей никак не удавалось.

Ник сказал, что все вернется. В свое время. А когда?

Он вышел из ванной, вытирая влажные руки полотенцем. Кристина лежала на кровати с закрытыми глазами.

Глядя на нее, он страстно желал, чтобы в его душе не было этого смятения, этой неуверенности в том, правильно ли он поступает. Ему хотелось, чтобы все вернулось, чтобы стало, как прежде. И он слишком хорошо помнил, до сих пор помнил, каким было это «прежде» и чем оно для него закончилось.

Не к этому окончанию он стремился вернуться, совсем не к этому. Но как сделать, чтобы все встало на свои места?