Основание семейной жизни: Размышления и советы архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

Лидия Правдолюбова. Атмосфера настоящей любви

Отец Иоанн (Крестьянкин) сказал о родителях, что их жизнь праведна.

Уже в основании их семьи лежало послушание. Имя невесты отцу произнес его отец — протоиерей Сергий Правдолюбов. Произнес в ссылке, на Соловках, которую они отбывали вместе. Сначала отец по молодости воспротестовал. Но затем принял это слово с радостью и любовью. Отцовское слово благословения утвердили знающие его правящий епископ и епископ Аркадий (Остальский). После возвращения из ссылки папа женился. Венчал его отец. Началась наша семья.

Удивительное Божие повеление и устроение — семья! «Во Христа и во Церковь», «Тайна сия велика есть».

Семья наша зиждилась на старых христианских традициях: она жила Церковью, да и сама была малой домашней Церковью. И как в Церкви, в малой нашей церкви — Бог был глава. «Во Христа и во Церковь». Отец обладал силой и властью духа, его главенство в семье было крепким и незыблемым, и коренилось оно верой и сознанием Божия представительства в семье-церкви. Для нас, маленьких и несмысленных еще детей, Бог существовал восприятием родителей, мы поднимались к Богу ими и через них. И для нас, детей, священник-отец входил в понятие — Бог, и отцом воспитывалось и крепилось истинное понятие и знание Бога. А благодатной почвой этого произрастания в Бога была удивительная атмосфера семьи — атмосфера настоящей любви, крепкого неизменного мира и радости. Духовности: не навязываемой, а истинной, той, что составляет весь смысл, всю суть родительской жизни. Всё было соразмерено, уравновешенно, правильно, не побоюсь произнести — свято.

Да, родители прожили трудную жизнь. Отцу, с его ревностным горячим сердцем, с его дерзновенной, пророческой какой-то, Илииной верой, всю жизнь было трудно. Трудно было вмещать в земные рамки эту дерзновенность и горячесть души. Бог послал ему маму, которая своей кротостью, смирением, тихостью, высокой и великой любовью и терпеливостью любви берегла и питала дерзновенность и вдохновенность его души.

Всегда всё в семье было подчинено главному — воле Божией через волю отца. И заслуга матери в этом великая. Она сама всем сердцем и всем существом любящая отца, и детей своих так пыталась воспитать. Она всегда была «в тени», она своей жизнью учила любить. Она себя не знала, не помнила, не щадила, не жалела, во всем слушаясь и с любовью подчиняясь мужу — главе семьи, главе Домашней Церкви. Как Христу. И с любовью величайшей служила жизнью своей Богу в этом своем смиренном и самохотном, сознательном подчинении мужу.

И еще: семья наша стояла единством и любовью. Той любовью, что всегда ощущалась нами, как преизбыток. Вся наша жизнь под крыльями родительского дома была этим — «пре». Мы не жили, а пребывали в той жизни с родителями. Рядом с ними горячо было сердцу жить. В их доме любовью мы дышали, как воздухом. Любовью постигали их души, и через их души — Бога. И это был сначала «Бог отец наших». Под сенью их любви каждый из нас узнал и своего Бога. Недаром есть такие помогающие любви слова из воскресных Антифонов: «К матери своей имать кто любовь, ко Господу тепльше люблением должни есмы».

Любовь же — это и единство. И любое отклонение, любое самое малейшее отступление от этого единства воспринималось, как аномалия, воспринималось очень болезненно. И исправлялось родителями.

И еще: цели и задачи семьи — навыкнуть единству здесь для единства вечного.

Как сами родители понимали цели семьи? Приведу здесь выдержку из отцовского дневника о семье за три года до смерти: «Мы с Ольгой Михайловной, множество лет Богом слиянные в одно существо, ныне ощущаем себя как бы невестою, ожидающей Жениха: “Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща…” “Ей, гряди, Господи Иисусе!” Это — идеал нашего устроения, предначертанная, но по слабости человеческой не вполне еще исполненная программа. Должны, конечно, быть чресла наши препоясаны и светильники горящи, и мы всегда должны быть готовы встретить во всеоружии и полном благодушии — Его ли приход к нам, наше ли к Нему одновременное или поочередное отшествие.

О, Женише превожделенный! Укрепи нас в радости так или иначе ожидать Тебя. В радости, надежде, а не в унынии и безпокойстве.

Помоги нам не привязываться к тленным вещам мира сего, и даже к детям и внукам, которые тоже составляют со всем спасаемым человечеством невесту Твою. Ты видишь, что крепость наша оскуде в нас, не взыщи подвигов, сжалься над нами, прости малодействие зрелых лет!»

Дети выросли. Родители ушли. Семья разрослась. И каждый из детей, осмысливая то «чудо семьи», к которому сам был причастен, каждый попытался воссоздать это чудо в своей семье. Но чудо есть чудо. Повторить его невозможно. Не в человеческой это власти. Кому-то Бог дал такое, кому-то нет.

Родители наши свою семью выстрадали, пережив страшные тридцатые годы. Отец был на Соловках, прошел войну. За веру, верность, любовь Бог воздал им чудом семьи.

Благословение родителей утверждает дома чад (см. Сир. 3, 9).

Отец Иоанн перед свадьбой сестры Ксении подробно-подробно рассказал о том, как нужно готовиться к таинству Венчания[7], как должно проходить это событие. Рассказал о старинных русских дворянских обычаях. Коснусь совсем немногого.

Дом начинается благословенными родительскими иконами. Перед тем, как отправляться в храм на венчание, родители благословляют детей своих. Иконы приготовлены уже заранее. Перед тем, как выходить из дома, в Переднем Углу главной комнаты вместе молились, потом уже одетый к венцу сын (а в доме невесты — дочь) опускался на колени, и родители поочередно благословляли его, он икону целовал, целовал и родительскую руку. Потом икону эту принимал на руки, на красивое расшитое полотенце, мальчик. Так и двигались в храм: впереди мальчик с иконой, вслед за ней — сын с сопровождающими его. В храме эта икона шествовала почти к иконостасу, на аналой справа. Так же шла и невеста. Ее икона помещалась на аналой слева. После венчания на солее священник благословлял новобрачных уже обеими иконами — Спасителя и Божией Матери. Прикладывал и к иконам иконостаса — благословляла Церковь. И к новому дому новую семью вели иконы. Уже вместе, рядышком, обе они шествовали, или лучше сказать — предшествовали. Дома иконы встречали и принимали родители и одного, и другой. И уже общим благословением, обеими иконами благословляли молодую семью. И водружали иконы в Передний Угол новой семьи, новой Домашней Церкви.

Благословенные иконы — святыня семейная. Они утверждали Дом. Держали и державствовали. Под сенью икон начинала жить новая семья. Появлялись дети и жили сначала, безсознательно чувствуя Первообразная. Потом уже сознательно соотносили с присутствием их свои поступки. Божие присутствие всегда главенствовало в доме. Царило. Диктовало. Учило. Воспитывало. Как? Практически — жизнью родителей. Взрослых людей, сознательно поставивших во главу угла своей жизни вот это постоянное хождение пред очами Божиими. В самых даже мелочах жизненных — соотношение с Божиим Законом. И счастливы дети, открывшие впервые глаза навстречу глазам родителей своих. Впервые впитавшие их свет необходимейшей жизненной энергии. В глазах этих найдя первое Божие сияние. Первое присутствие Божие. Счастливы дети, начинающие свою жизнь в церкви. Честь и хвала матери, которая с раннего детства носит и водит своих детей в церковь очень часто. И дети сначала впитывают церковь. Сначала глазами и ушами, безсознательно, просто существом своим действительно впитывают. Как отец Иоанн говорит: «Сначала ребенок воспринимает богослужение глазами и ушами. Сознание подключается потом, с годами. Если ребенок просто присутствует в храме — это уже очень важно, уже очень хорошо». По-евангельски: Царство Божие подобно человеку, который посеял зерно, а как оно прорастает, поднимается, растет, не знает он. Питается зерно души, безсознательно еще, Церковью, таинствами ее, силой ее, дыханием ее. И прорастает. И постепенно начинают раскрываться глаза — и видеть. Уши начинают слушать — уже привычное с детства, родное, кровное, животворное слово Церкви. И слышать. Оно, слово, постепенно взрастает, обретает «плоть» — смысл и силу, могущую уже воспитывать.

И тогда заговорит сердце. Произнесет: «Боже отец наших!», «Авва Отче!», «Боже мой!» Мой. «Господь мой и Бог мой!»

И в этом — счастье.

Таковы были духовнические установки Дома.

То же самое происходило и в нашем доме. «Бог отец наших» через родительское сердце и через родительское слово становился в один таинственный момент Богом — моим: моим сердцем, моей любовью, моим дыханием и жизнью. И в этом — счастье. И в этом — назначение и смысл семьи.

Как сказал отец Иоанн (Крестьянкин): «У нас два пути: или самому становиться святым, или растить в семье святых. Третьего пути — нет».