Глава вторая

Если вы проедете по всей длине одной из самых протяжённых улиц, пересекающих Сан-Франциско с севера на юг, то вам повстречаются почти все возможные виды районов — полный спектр — от супербогатых поместий до грязных и жалких лачуг. Тму-Таракань в этом смысле более предпочтительна, нежели Дивизадеро. В одном конце, внизу, у самой поверхности воды вы повстречаете разных бездельников, пьяниц и наркоманов. Наверху, на холмах, в кварталах начиная с двух тысяч двухсотого, живут богатейшие люди Сан-Франциско.

Дом двадцать два — тридцать пять по Дивизадеро был достоен своих соседних собратьев — более крупный, чем городской дом, с тем же запахом денег, который так и витал в последнем пристанище Джонни Боза.

Ни для одного из двух полицейских не было неожиданным то, что они были встречены прислугой, и они не были бы удивлены, если бы та направила их к заднему входу, которым пользуются разносчики и домашние. Горничная была узкоглазой и, более чем наверняка, нелегальной иммигранткой; она узнала власти в лицо сразу, как только их увидела. И она не выглядела осчастливленной.

Они вытащили свои значки:

— Я — детектив Карран, это — детектив Моран. Мы из департамента полиции Сан-Франциско.

На лице горничной вспыхнуло выражение страха.

— Полиция, — утешительно пояснил Моран. — Полиция, а не La Migra[4].

Горничную, похоже, это успокоило не полностью.

— Да, — произнесла она. — Входите.

Прислуга провела их в дом и оставила в гостиной одних.

Это была величественная, элегантная комната с высокими сводчатыми окнами, выходящими на восток в сторону голубой долины Сан-Франциско-Бея. Карран и Моран были впечатлёны — убийцы нечасто допускают копов в свои столь шикарные норы.

На правой стене висела картина, и Гас Моран, приблизившись, исследовал её с видом знатока.

— Разве это не привлекательно, — начал он, — у Боза Пикассо и у Трамелл тоже. Его и её Пикассо.

— Я и не подозревал, что ты знаешь, кто такой Пикассо, Гас. Не предполагал, что сможешь отличить его картину от полотен других живописцев.

— Это просто, — с усмешкой рассказал Моран. — Надо только знать, чего искать. Как, например, большую подпись. Смотри: здесь внизу в углу написано: «Пикассо», и это ясно как день. Это посмертное разоблачение.

— Но его картина кисти Пикассо больше, чем её, — заметил Ник.

— Говорят, это не имеет значения, — пояснил молодой женский голос.

Моран с Карраном обернулись. В шаге от лестницы стояла прелестная блондинка, чьи чистые голубые глаза были широко расставлены. Её скулы вызвали бы зависть у любой манекенщицы. Она была одета в вышитый чёрным и золотым цветами жакет, плотно облегающие чёрные джинсы и чёрные ковбойские ботинки. Она походила на тот тип женщин, на которых мог положить свою лапу рок-звезда.

— Мы просим прощения за беспокойство, — начал Карран, — но нам бы хотелось задать вам несколько…

— Вы могли бы покороче? — хладнокровно прервала она. Если она и была испугана появлением полицейских, то очень уж хорошо скрывала свой страх.

— Убийство, — продолжил Ник.

Женщина кивнула самой себе, будто Карран только подтвердил что-то, в чём она уже была наполовину уверена.

— Что вы желаете?

— Когда вы в последний раз виделись с Джонни Бозом? — спросил Гас.

— Он мёртв?

— А почему вы так думаете? — Гас не сводил глаз с её лица с тех пор, как она появилась в комнате.

— Ну, иначе вы вряд ли пришли бы сюда, не так ли?

«Счёт один — ноль в пользу этой малышки», — подумал Ник Карран.

— Где вы были прошлой ночью? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Думаю, вам нужна Кэтрин, а не я.

— Разве вы не…

Ник Карран прервал своего напарника:

— А вы кто?

— Я — Рокси.

— Вы живёте здесь? Вы проживаете с Кэтрин Тра-мелл?

— Угу. Я здесь живу. Я её… Я её подруга.

— Это хорошо — иметь друзей, — похвалил Гас.

— И где же мы можем найти вашу подругу, Рокси?

Она ответила не сразу, но посмотрела на них. Карран с Мораном почти видели, как происходит её мыслительный процесс, как она просчитывает свой следующий шаг, раздумывая, как лучше защитить себя и свою «подругу». Над Рокси почти витал дух непогрешимости. Она, видно, принадлежала к тем людям, которые всячески стараются оставить полицию на голодном информационном пайке. Она молчала из принципа.

— Ну, так что, собираетесь говорить? — спросил Гас. — Или раздумываете, как самой же себе сделать хуже?

Рокси сопротивлялась ещё некоторое время, но затем сдалась:

— Она на пляже. У неё домик на Стинсон-Бич.

— Стинсон-Бич слишком большое место, — заметил Ник. — Не могли бы вы сказать несколько определённее?

— Сидрифт, — ответила Рокси. — Сидрифт, дом четырнадцать ноль два.

— Ну вот, это было не так сложно. Ну, ведь правда? — сказал Ник. Оба копа собрались уходить.

— Вы только зря потеряете время, — решительно окликнула их она. — Кэтрин не убивала его.

— Я и не говорил, что она его убила, — парировал Ник. — Но, может быть, она подбросит нам идею, кто это сделал. Конечно, если это были не вы.

Рокси встряхнула головой и расплылась в усмешке:

— Не считаете ли вы, что вам пора уходить? До Стинсона неблизкий путь.

— Ага, — согласился Гас, — но и погода сегодня располагает к небольшим путешествиям.


Гас был прав. День располагал к поездкам, а поездка в Стинсон сопровождалась многочисленными ландшафтами и прекрасными видами: Голден-Гейт-Бридж, затем через Саусалито по сто первому хайвею на хайвей номер один — знаменитую дорогу, проходящую по берегу в тесных объятиях скал, которая изгибалась и вела на север.

Городок Стинсон-Бич ничего особенного из себя не представлял. Пара бакалейных лавок, парочка баров, несколько обслуживающих туристов магазинчиков по продаже самопальных сувениров.

Население его представляло из себя весёлую комбинацию богачей, имеющих пляжные домики, наподобие тех, что в Малибу, некоторых хиппующих типов, свято хранящих свои ценности, воспоминания которых слегка одурманены шестидесятыми, и простого рабочего класса, родившегося и выросшего здесь, но менее других групп приспособленного к здешней жизни.

Кэтрин Трамелл, судя по всему, была одной их тех, кто использовал Стинсон в качестве своеобразной площадки для игр. Её дом находился вдалеке от первого хайвея. Он несколько рискованно выдавался над водами океана, предоставляя импозантные, будто с театрального балкона, виды на пляж и Тихий океан.

На стоянке перед домом были припаркованы два «лотуса-эспритса». Один был житейского чёрного, а другой житейского белого цвета, словно их владельцы не хотели привлекать к себе внимание, даже если и сидели за рулём двух наиболее экзотичных автомобилей.

Гас Моран бросил взгляд на машины и усмехнулся.

— Следует, — произнёс он.

— Что следует?

— После картин Пикассо у него и у неё, два «лотуса», опять же его и её, это следующий логический шаг.

— Может быть, это её и её.

— Вполне возможно. В любом случае, в конце концов, приятно увидеть, что кто-то имеет более скоростную машину, чем твоя.

— Более дорогую, быть может, — ответил Ник, — но уж никак не более быструю.

Они говорили не об их немаркированном полицейском автомобиле, а о личной машине Ника, на которой он ездил в свободное от службы время, — пятилитровом «мустанге».

Входная дверь дома была огромна и величественна. Посреди неё находились две стеклянные панели, незанавешенные шторками. Занавешенная дверь или нет, но право на частную жизнь должно соблюдаться. Во всяком случае, до тех пор, пока вы, как и Ник, не наплюёте на закон и не заглянете внутрь.

Первый этаж дома замечательно просматривался, и он мог увидеть через стёкла входной двери всё, вплоть до террасы, возвышавшейся над пляжем как подвесной сад. Там, спиной к Нику и глядя на море, восседала женщина.

— Что-нибудь видишь? — поинтересовался Моран.

— Просто гляжу по сторонам, — ответил Ник и пошёл вперёд.

Женщина на террасе, казалось, была настолько же удивлена, настолько же привлекательна, как и её подруга, Рокси. Она окинула долгим взглядом Ника и отвернулась. Её скоротечное любопытство было удовлетворено, и, судя по всему, вид гулявших вдалеке волн она находила более интересным. Её голубые глаза выбили его из колеи. Они были широко открытыми, но и знающими, и они, словно солнечные лучи, скользнули по его лицу, в то же время внимательно изучая его.

Как и Рокси, она была блондинкой, и, к тому же прелестной. Но там, где Рокси слишком походила на модель, Кэтрин Трамелл поражала менее ярко выраженной, но классической красотой. Её лицо напоминало те, что так гордо взирают на мир с портретов работы восемнадцатого века, — лицо высокопоставленной женщины, аристократки. И ещё: за этой наружностью патрицианки скрывался утончённый подтекст, призрачная чувственность.

— Мисс Трамелл? Я детектив…

— Я знаю, кто вы, — спокойно прервала женщина. Ей не хотелось встречаться с ним взглядами. Она смотрела на воду, будто черпая из её буйства хладнокровие.

— Как он умер?

— Он был убит, — ответил Гас.

— Само собой. Как именно он был…

Ник быстро прервал её:

— Ножом для колки льда.

Она на мгновение прикрыла глаза, будто представляя Джонни Боза, окровавленного, жестоко убитого, и затем тонко улыбнулась — странной, безжалостной, самодовольной улыбкой. Эта улыбка, или это лицо, охладила Гаса, и он взглянул на своего напарниками его поднятые брови сигналили: чокнутая.

Ник проигнорировал невысказанное вслух мнение своего партнёра:

— Как долго вы жили с ним?

— Я не жила с ним. Я трахалась с ним.

Сейчас она напоминала маленькую девочку, произносящую запретные слова, чтобы шокировать своих стариков.

Гас был непоколебим:

— Ну, так и кто же вы? Про[5]?

Наконец, она обернулась к нему полным лицом, на её пухлых губках блуждала всё та же улыбка:

— Нет. Я — любительница.

— Как долго вас связывали с ним сексуальные отношения?

Она легонько повела плечами:

— Год… полтора года.

— Были ли вы с ним прошлым вечером? — спросил Ник.

— Да.

— Вы поехали с ним домой?

— Нет.

— Но вы видели его?

— Я уже ответила вам.

— Где? Когда?

Кэтрин Трамелл вздохнула, будто вопросы Ника были слишком грубы, слишком общи, чтобы беспокоиться и отвечать на них.

— Мы выпили в клубе. Ушли оттуда вместе. Я приехала сюда. Он поехал домой. — Она пожала плечами, давая языком жестов понять: вот и вся история.

— Был ли с вами кто-нибудь прошлой ночью?

— Нет. Прошлой ночью я была не в настроений.

Ник уже давно вывел для себя, что он не должен обращать внимание на мисс Кэтрин Трамелл, а должен думать о Джонни Бозе или интересах шефа полиции в этом преступлении, факте, что человек был зверски убит. Кэтрин Трамелл считала всё это всего лишь нарушением этикета.

— Разрешите спросить, мисс Трамелл. Вы жалеете, что он умер?

Кэтрин посмотрела на него, её голубые глаза облизали его, как волны внизу облизывают берег.

— Да. Мне нравилось трахаться с ним, — ответила она и вновь уставилась на воду.

— И этот парень, Боз… — начал Гас Мрран.

Она оборвала его, подняв руку вверх, как регулировщик, останавливающий движение.

— Я, действительно, больше не хочу с вами разговаривать.

Гасу Морану с трудом удалось укротить свой нрав, но отношение Кэтрин Трамелл начинало действовать на него, как и на его напарника.

— Послушайте, леди, мы можем продолжить в другом месте, если вы предпочитаете игры с такими правилами.

Она была непоколебима:

— Зачитайте мне мои права и арестуйте меня. Тогда я отправлюсь с вами.

Это не было вызовом, это была констатация факта. У Ника создалось впечатление, что Кэтрин Трамелл сможет каким-нибудь сверхъестественным способом отвертеться от них, если они и возьмут её с собой.

— Мисс Трамелл…

— Арестуйте меня, следуйте по уставу, иначе…

— Иначе? — возмущённо переспросил Гас. — Никаких «иначе» не существует и в помине.

— Иначе, — упорствовала Кэтрин Трамелл, — убирайтесь отсюда к чёртовой матери! — Женщина вновь обратила на них взор своих голубых глаз… — Пожалуйста, — тихо добавила она.

В департаменте полиции Сан-Франциско было полно копов, считавших, что Карран и Моран склонны действовать импульсивно, вне зависимости от ситуации, и делают это неправильно. Но даже Ник с Гасом не смогли бы оправдать арест Кэтрин Трамелл. У них не было ничего, ни доказательств, прямых или косвенных, ни возможных мотивов. Она была такой загадкой для этих двух полицейских, что у них не было даже подозрений.

Поэтому они последовали тому, что она советовала им. Они убрались из её дома к чёртовой матери.

Они проехали миль пятнадцать назад, в сторону города, пока один из них не заговорил.

— Прелестная девочка.

Это сказал Гас.

Загрузка...