Основной компонент

Глава 4

В Берлин возвращались по земле. Наверное, цеппелин отправился выполнять особое задание фюрера, и теперь отряд бравых эсэсовцев где-нибудь во французских Альпах тайком грузил в гондолу дирижабля ящики с древними сокровищами из разграбленного монастыря. Или же в обстановке строжайшей секретности группа спецов в черных кожаных плащах, идеально начищенных сапогах и фуражках с орлами перебрасывала в укромное место деньги нацистской верхушки. Может быть, все так и было, но, скорее всего, заполненная водородом «колбаса» сейчас болталась где-нибудь на привязи у причальной мачты, а экипаж в припортовом кабаке запивал пивом кислую капусту с копчеными сосисками.

В машине было тепло. Рокот мотора и тихое сопение оберфюрера, тот отрубился сразу, как сел рядом со мной на заднее сиденье, одинаково клонили ко сну. Я ущипнул себя за руку, помассировал закрытые веки кончиками пальцев и принялся глазеть на пролетающие за окном пейзажи.

А там было на что посмотреть. Залитые лунным серебром темно-синие, серые и черные полосы лесов чередовались с белыми прослойками снега на склонах высоких гор, напоминая шкуру диковинного зверя. Звезды таинственно подмигивали и вместе с огромным диском луны время от времени стыдливо прятались за пелериной полупрозрачных облаков. Часто к дороге близко подходили высокие ели. Покрытые снегом, они казались невестами в свадебных платьях: такие же красивые и скромные, словно стесняющиеся своей красоты. Иногда на светлом фоне Млечного Пути отчетливо проглядывали черные щетки далеких сосен, они смахивали с неба звездную пыль, и та сыпалась на спящую землю легким снегопадом.

Подобные этим идиллические картинки очень способствовали мыслительному процессу. Я усиленно скрипел извилинами, размышляя, как выпутаться из сложившейся ситуации. А она, прямо скажем, радовала отнюдь не радужными перспективами. При почти полном отсутствии информации и необходимых знаний у меня практически не было шансов выполнить задание Гитлера в срок. А добыть эти знания, будь они неладны, негде. Если я раньше хоть что-то мог почерпнуть из памяти барона, то теперь она, похоже, угасла насовсем. Хорошо хоть, успел вспомнить, как Шпеера зовут, а то кончилась бы моя эпопея, так и не начавшись.

Как вариант, можно, конечно, прочитать все тетради барона, но, думаю, они не сильно помогут. Я все-таки лингвист-филолог, а не биоинженер. Общие фразы пойму, а вот с конкретикой туговато будет. Ну а даже если предположить, что все само собой образуется и я выполню поставленную задачу, как быть с пятью сотнями невинно загубленных душ? Ведь мне из пленных придется клепать оборотней на потеху Гитлеру.

А может, бросить все к чертовой матери и скрыться где-нибудь в горах, а? Не навсегда ведь я здесь застрял. Пересижу в какой-нибудь пещерке до нового перемещения, теперь уже в свое время, и все будет тип-топ. Я так обрадовался этой мысли, что всерьез начал подумывать, как бы улизнуть по приезде в Берлин из города. Правда, вскоре меня посетила другая мысль, от которой все мои мечты рассыпались в прах. Без браслета нечего и думать о возвращении домой. Судя по всему, он тот самый ключ к таинственной двери между мирами, и только с его помощью я вернусь в свое время.

Что ж, если без браслета мне ничего не светит, значит, надо его найти. По-любому придется перелистать все записи барона, может, в них отыщется упоминание о нужной мне вещи. А если в записях ничего связанного с браслетом не найдется, загляну в лабораторию, наведаюсь на фабрику Кригера и вообще посещу все места, где бывал по роду деятельности Валленштайн. Где-нибудь удача все равно мне улыбнется. Недаром ведь говорят: кто ищет, тот всегда найдет.

На этой мысли я перестал терзать измученный размышлениями мозг, сомкнул и без того слипающиеся глаза и со спокойной совестью провалился в сон.

Мне приснился удав Каа из мультика «Маугли». Он смотрел немигающим взглядом, обхватив мою руку хвостом, и громко шипел, высовывая из пасти раздвоенный язык:

– Гос-с-сподин ш-штандартенфюрер, прос-с-снитес-с-сь…

Я вздрогнул, открыл глаза. «Мерседес» тихо пофыркивал мотором. Сквозь слегка заиндевелое окно просачивалось мутное молоко лунного света. В открытую дверь задувал холодный ветерок. В полутьме салона водитель не заметил, что я уже проснулся, и снова тряхнул меня за руку.

– Господин штандартенфюрер, приехали.

Я грубо оттолкнул шофера и вылез из машины. В небе висели серебристые хлопья облаков. Бледное яблоко луны не впечатляло размерами. По сравнению с двойником в горах, спутник Земли из Берлина выглядел как-то по-затрапезному, что ли. Зато звезды сверкали таким же бриллиантовым блеском, как и там. Трамвайные рельсы блестели, как смоченная утренней росой паутина. Длинные тени от фонарных столбов косыми штрихами лежали на припорошенном снегом асфальте и казались зависшими над водой веслами.

По непонятной причине водитель остановился не на той стороне Александерплац. Я мог бы заставить его подвезти меня к особняку, но, поскольку уже выбрался из машины, решил пройтись пешком. Очень скоро я понял, что совершил ошибку. После теплого салона мороз казался особенно лютым и пробирал до костей. Наплевав на все правила и нормы, я поднял воротник шинели, сунул руки в карманы и торопливо поковылял к дому.

Как только за спиной раздался звук отъезжающего автомобиля, я прибавил ходу, а когда «мерседес», фырча двигателем, скрылся за поворотом, чуть ли не побежал к крыльцу.

Какая к черту степенность и важность, когда тело постепенно коченеет, и ты скоро будешь двигаться, как робот. Тут уж не до приличий, лишь бы скорее оказаться дома, сесть перед потрескивающим камином в уютное кресло, закутаться в шерстяной плед и маленькими глотками потягивать пряный, пышущий паром горячий грог.

Я как это вообразил, так и застонал от предвкушения. А ветер словно решил подстегнуть меня. Когда я взобрался на стылый гранит первой ступеньки, он налетел сбоку, захлопал полами шинели и так сильно толкнул, что я чуть не сверзнулся в наметенный за ночь сугроб.

Пальцы замерзли в тонких перчатках и плохо слушались. Лишь с третьей попытки мне удалось попасть ключом в замочную скважину. Наконец скрытый в недрах дубовой двери механизм громко щелкнул. Я потянул дверь на себя и, со вздохом облегчения, проскользнул в пахнущую теплом и уютом парадную особняка.

Сидя на банкетке в углу ярко освещенной прихожей, снял один сапог и взялся за другой. Холодная кожа голенища плотно обхватила черную ткань галифе и никак не хотела слезать. Тогда я крепче ухватился руками за край низкой скамейки, уперся пальцами левой ноги в каблук и резко дернул правую ногу на себя. Сапог повис черной кишкой. Я стряхнул его с себя, вдел ноги в домашнюю обувь и через считаные мгновения оказался в комнате барона.

В камине ярко полыхал огонь, хотя по всем законам физики пламя должно было погаснуть несколько часов назад. Я снял хлястик со шпенька и с легким шорохом вытащил «парабеллум» из кобуры. Держа палец на спусковом крючке, скользнул к двери, встал слева от косяка. Потянулся к отполированной до блеска сфере дверной ручки и замер, пораженный тревожной мыслью: разведчик хренов, элементарной вещи не заметил! Уходя из дома, я по привычке выключил свет. Вернулся, а он горит. Кто тут хозяйничал без меня?

Дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге кабинета возникло… привидение. Я заорал, резво отскочив назад. Пистолет в руке загрохотал. Комната наполнилась дымом и запахом сгоревшего пороха. В потолке над фантомом появились три маленькие дырочки. Пыль и гипсовая крошка посыпались на резко уменьшившегося в размерах призрака.

Пронзительный женский визг мгновенно привел меня в чувство. Я бросился к привидению, вернее, к Сванхильде фон Валленштайн. Жена барона вернулась домой, растопила огонь в остывшем камине и ушла на второй этаж к себе в апартаменты. Услышав мою возню в прихожей, она решила навестить супруга, а я чуть не пришил ее по глупости.

Сванхильда сидела на полу и тихо поскуливала, как побитая собачонка, придерживая рукой полы длинного халата из белого шелка. Эта хламида, тюрбан из полотенца на голове, мягкие тапочки, в которых она ходила бесшумно, словно плыла по воздуху, и косметическая маска на лице сбили меня с толку.

Я взял баронессу за локоть, обхватил за пояс и помог встать.

– Дорогая, прости, я принял тебя за грабителя, – ляпнул я первое, что пришло в голову, помогая жене барона сесть в кресло возле письменного стола. – Давно вернулась?

– Два часа назад. Приняла ванну, сделала увлажняющий компресс и уже готовилась ко сну, но тут пришел ты. Я хотела рассказать тебе о поездке и пожелать спокойной ночи… – Сванхильда всхлипнула, подняла руки к лицу, но, видно, вовремя вспомнила о густом слое сметаны и сложила их на коленях.

«Барон неплохо устроился. На дворе война идет, а его жена рожу сметаной мажет», – подумал я. Продолжая играть роль заботливого мужа, взял стоящий сбоку от камина стул с гнутыми ножками и обитой зеленоватой тканью полукруглой спинкой, перенес его ближе к столу и сел справа от «любимой жены».

– Как все прошло?

– Нормально, – ответила Сванхильда. Она уже оправилась после пережитого потрясения и теперь разглядывала ногти на правой руке. – Доктор Кригер намерен на следующей неделе завершить отладку оборудования. Он ждет тебя, Отто, у него к тебе какое-то важное дело. Я предложила передать записку со мной, но доктор сказал, что хочет поговорить с глазу на глаз.

– Вот как?! – почти искренне удивился я. Дела принимали интересный оборот. Гитлер тоже упоминал какого-то Кригера, уж не к нему ли каталась Сванхильда? Может, фюрер и ему сообщил об объединении исследовательских работ в один проект и он хочет обсудить это со мной?

– А где ты пропадал, милый? Я звонила в лабораторию, ассистент сказал, ты давно уже уехал оттуда.

– Я был в гостях у фюрера, дорогая. Он потребовал ускорить работы и назначил Шпеера куратором проекта.

В глазах Сванхильды промелькнул странный огонек. Я почувствовал легкий укол ревности: неужели у нее со Шпеером интрижка? – но быстро прогнал глупые мысли. Мне-то не все ли равно? Это пусть барон, когда я оставлю его одного, разбирается с любовниками своей жены. И вообще, может, мне все это показалось. Может, в ее глазах плясали отблески горящего в камине огня, а я тут, понимаешь, нафантазировал себе Санта-Барбару.

– Устала с дороги? – Я слегка сжал пальцы на ладошке Сванхильды, дескать, видишь, какой я заботливый муж, места себе не нахожу, все о тебе, любимая, переживаю. Сванхильда кивнула, высвободила руку, сложила худые руки на коленях. – Тогда иди спать, а я еще поработаю.

Баронесса легко встала с кресла, плавно подплыла к двери и, стоя на пороге, проворковала:

– Долго не задерживайся, Отто, тебе надо больше отдыхать. Мне очень не нравятся твои мешки под глазами.

Она постояла еще немного, видно, чего-то ждала от меня, вздохнула и, с гордо поднятой головой, вышла за дверь.

Часы на каминной полке показывали пять утра. Я немного вздремнул в машине, да и короткая прогулка на свежем воздухе пошла на пользу, и чувствовал себя вполне работоспособным. Понимая, что времени почти нет и надо экономить каждую минуту, я засел за тетради барона и читал до тех пор, пока не уснул прямо в кресле перед камином.

Во сне я оказался посреди перепаханного взрывами поля. На горизонте виднелись обгоревшие остовы домов, за спиной возвышался высокий курган, весь в уродливых шрамах траншей и фурункулах капониров. В воздухе висело полное безмолвие.

Неожиданно твердь под ногами задрожала. Раздался грохот, и на горизонте показалась серая туча пыли. Она быстро приближалась. Через некоторое время я различил мчащиеся танки и черные точки пехотинцев далеко позади них.

За спиной раздался рев тысяч и тысяч глоток, лязг металла, рокот двигателей. Я оглянулся: точно такая же волна бронетехники и людей катилась навстречу грохочущей армаде. Спустя несколько секунд две стальные стихии столкнулись, и я очутился в центре чудовищной мясорубки. Танки таранили друг друга, давили гусеницами пушечное мясо, не разбирая, где свой, а где чужой. Солдаты сходились в рукопашную и чуть ли не зубами вгрызались в горло врагу. Жуткая бойня кипела под сопровождение артиллерийской канонады и треска выстрелов. Небо то и дело перечеркивали пунктиры трассеров, параболы сигнальных ракет и светящиеся траектории снарядов.

Я сделал шаг назад, еще один и еще и так пятился, пока не наткнулся на что-то спиной. Очень медленно я повернулся и нос к носу столкнулся с вервольфом. Шкура на вытянутой морде зверя пошла складками, острые клыки оголились. Монстр обдал меня рычащей волной зловония и водопадом брызг.

Весь в липкой слюне, задыхаясь от запаха тухлятины, я, не отрываясь, смотрел в его глаза. Живые, человеческие… мои глаза! Я смотрел на него, а он на меня, и я воспринимал это, как отражение в зеркале.

Я решил проверить догадку, поднял правую руку. Оборотень сделал то же самое. Тогда я подпрыгнул, он и это повторил. Я протянул к нему подрагивающий палец, дотронулся до кончика острого когтя – и мир взорвался.

Огненный вихрь помчался от нас во все стороны, сметая все на своем пути. Многотонные боевые махины переворачивало и поднимало в воздух, словно детские игрушки. С людей срывало одежду вместе с кожей и мясом, кости мгновенно обугливались, превращаясь в жирный пепел.

Вервольф вспыхнул. Его шкура полезла длинными языками раскаленной лавы, расплываясь пылающей лужей по земле. Голова провалилась в грудную клетку, тело исказилось, как пластмассовая игрушка в костре, постепенно сминаясь в бесформенный комок.

Я тоже превратился в пылающий факел. Пламя жадно лизало меня, трещали волосы, лопалась обугленная кожа. Я отчетливо чуял запах гари и кричал, пока не охрип, пока не задохнулся вонючим дымом, пока не рухнул на истоптанную тысячами ног землю, корчась в предсмертных судорогах.

Я вынырнул из сна, как из океанской пучины, с шумом втянул в себя воздух и закашлялся. В комнате висел смрад тлеющей ткани, слоями плавал дерущий горло дым. Видимо, пока я спал, одно из поленьев выстрелило угольком. Тлеющая головешка попала на плед и прожгла в нем огромную дыру. Во сне я почувствовал запах дыма, дремлющее сознание наложило на него недавно полученную информацию, а в итоге все вылилось в настоящий кошмар.

Я скинул с себя дымящийся плед, затоптал опаленные края прорехи ногами и отбросил испорченную вещь подальше от камина. Хорошо хоть, пожар не начался, да и я в живых остался, а ведь мог угореть. Нашли бы потом в кресле без признаков жизни и с тлеющим пледом на коленях. Повезло, что и говорить.

То ли после недавнего сна, то ли время уже подошло – стрелки на часах показывали полдень, – я почувствовал, как сильно проголодался. Стоило подумать о еде, как желудок громко заурчал, побуждая немедленно заняться поисками пищи.

Кухня нашлась в левом крыле дома, за анфиладой богато обставленных комнат. Огромная, как и все помещения особняка, она вмещала в себя с десяток шкафов и шкафчиков, настоящую печь на дровах, газовую плиту, холодильник и два длинных стола, на которых готовили еду. На вбитых в стену крюках висели сковородки разных размеров: от полуметра в диаметре до чайного блюдца. Котлы, котелки и кастрюли сверкали отполированными боками на полках деревянных стеллажей. Из настольных подставок широким веером торчали ручки ножей, а на полочке под портретом Гитлера лежал цельнометаллический топорик для разделки мяса. Все такое чистое, аккуратное, как будто никто и никогда этим не пользовался.

Я пошарил по шкафам и шкафчикам. Почти все они были заставлены посудой, только в двух хранились продукты. В одном хлеб и разные крупы в стеклянных баночках, в другом специи, о чем я догадался по запаху, даже не открывая дверцы. Зато в холодильнике было чем поживиться. Вино и пиво я трогать не стал, а вот сельтерскую с колбасой и сыром позаимствовал.

Поздний завтрак пошел на пользу не только желудку, но и мозгам. Полученная информация словно сама собой разложилась по полочкам и уже воспринималась не как скопище непонятных цифр и терминов, а как стройная система со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь я мог с уверенностью сказать, что знаю почти то же, что и Валленштайн до моего перемещения в его тело. Наверняка объяснение данному феномену крылось в элементарном сопряжении наших сознаний, но мне хотелось думать, что я все понял сам.

Из тетрадей барона я почерпнул многое, но кое-каких деталей мне все-таки не хватало. Для полноты картины неплохо было бы посетить лабораторию и порыться в ее архивах, прежде чем ехать на фабрику. Сперва я так и хотел поступить, но потом передумал. Гитлер наверняка отдал приказ следить за мной. Так что, если я хочу сохранить свободу передвижения и использовать ее для скорейшего возвращения домой, надо в кратчайшие сроки наведаться в горы к Кригеру, а потом уже заниматься другими делами.

В прихожей я неожиданно столкнулся с баронессой. Она недавно откуда-то вернулась и стояла с покрытой бисером растаявших снежинок темной фетровой шляпкой в руках. Густые волны рыжих волос рассыпались по песцовому воротнику приталенной шубки, на щеках играл румянец, изумрудные глаза радостно сверкали.

– Ты куда-то собрался, милый?

Постукивая каблучками черных ботинок, Сванхильда подошла к вешалке, взмахнула рукой, изящным движением закидывая шляпку на изогнутый рог.

– Да. Ты говорила, Кригер хочет встретиться со мной, вот я и решил навестить его фабрику. – Я помог ей снять шубку, повесил на крюк под шляпкой и направился к оставленным в углу сапогам. – Дорогая, ты не могла бы вызвать машину?

– Конечно, милый, сейчас.

Шурша длинной жаккардовой юбкой шоколадного оттенка, Сванхильда прошла в соседнюю комнату. Вскоре оттуда донеслись тихие щелчки номеронабирателя, чуть позже послышались обрывки слов.

Я застегивал пуговицы шинели, когда баронесса появилась в парадной.

– Машина скоро будет. Я так понимаю, тебя сегодня не ждать?

– Угу, – буркнул я, снял фуражку с вешалки и надел на голову.

– Опять ночевать одной, – притворно вздохнула Сванхильда.

– Постараюсь завтра вернуться.

– Не надо! – воскликнула баронесса.

Я посмотрел на «жену» с нескрываемым удивлением. Она шагнула ко мне, стряхнула с погона невидимые пылинки, обняла за шею и жарко зашептала на ухо:

– Фюреру нужен результат, тебе – слава. Не торопись, милый, иначе все испортишь. Лучше десять раз все проверь, убедись, что все работает, как надо, и только потом возвращайся с победой.

Она поцеловала меня в щеку, стерла следы губной помады и пошевелила пальчиками в прощальном жесте. Я кивнул и, не желая больше присутствовать при этом спектакле, вышел за дверь.

Сегодня погода радовала отсутствием ветра. Снежинки медленно кружились в воздухе, падали на донышко фуражки, белыми пушинками оседали на погонах и рукавах шинели. Солнце спряталось за низкими тучами. Серая хмарь берлинского дня гудела от рева моторов, пронзительного свиста паровозов и топота марширующих по площади пехотинцев. Солдаты под командой долговязого офицера организованной колонной двигались к вокзалу, готовясь в ближайшее время отправиться на восток, где мой прадед задаст им пороху вместе с миллионами таких же, как он, советских солдат.

Слева послышался нарастающий рокот. Я повернул голову и увидел быстро приближающийся к особняку «опель». Машина притормозила, пропуская идущий наперерез грузовик с брезентовым тентом над кузовом, фыркнула двигателем, набирая обороты, и через несколько секунд остановилась возле крыльца.

Из «опеля» выскочил коротконогий шофер в солдатской шинели, открыл пассажирскую дверь и замер, ожидая с молчаливым почтением, когда офицер соизволит сесть в салон. Это был тот же парень, что вез меня домой из лаборатории в первый день моего пребывания в шкуре Валленштайна. Я не заставил его долго ждать, быстро сбежал по ступенькам и удобно устроился на кожаном диване заднего сиденья.