Глава 6 Отстаньте от моего акцента!

Как оказалось, уговорить Эви внести изменения в меню не составило большого труда.

Из чувства вины, что в мою смену на бар напали, или благодаря всемогущей силе шоколадных шахматок, но к моей радости она заинтересовалась новыми идеями. И это дало мне пищу для размышлений помимо «инцидента».

Несмотря на протесты Эви, мы с Баззом решили никому не рассказывать о неприятной стычке в переулке. Мужики перебарщивали с бдительностью, когда их хрупким цветочкам, слабому полу Гранди, грозила опасность. Хотя большая часть этих цветочков могла орудовать бензопилой с хирургической точностью. Тем не менее, Базз не хотел сеять панику.

На вопросы клиентов, откуда у меня на щеке ссадина, я отмахивалась, что споткнулась на крыльце и пропахала головой землю. Когда Абнер и Уолт предложили прийти и починить его, я почувствовала, что купаюсь в заботе, но испытывала легкое чувство вины.

А когда Линнетт спросила меня, что случилось, я ответила, что Леонард Трамбле забыл наше стоп-слово.

Мы с Баззом встретились с рядовым Брентом, сдержанным, невысоким, коренастым, цепким человечком, в кабинете салуна. Рядового Брента больше волновало, остался ли у нас пирог с яблочным повидлом, чем мои показания. Насколько он знал, я не пострадала, так что ничего страшного. Я опознала Джона Тига по фотографии. Когда Базз попытался вручить рядовому снимки моих травм, он вернул конверт обратно.

– В этом нет необходимости, – грубо сказал Брент. – Грузовик Тига нашли в пятидесяти километрах от города. Мы думаем, он потерял управление над тягачом и скатился с насыпи в овраг. Аварии никто не видел, так что пожар полыхал много часов, пока заметили. Мы все еще ждем зубную карту, чтобы опознать тело, но совершенно уверены, что это он. И вы не можете обвинить мертвеца в нападении.

Казалось, весь воздух высосало из комнаты. Я не чувствовала ничего, кроме наплыва облегчения. Нападавший мертв, и я этому рада. Ну, не просто рада. У меня голова шла кругом от дикого восторга, что он мертв и, возможно, порядочно помучился. Черт возьми, что со мной не так? Что за человек будет ликовать, когда другой сгорел в машине? Может, в Гранди я поменялась не в лучшую сторону?

Что произошло с Джоном Тигом? А с волком? Я поняла, что благополучие волка меня волнует гораздо больше.

– На Тиге есть какие-то повреждения, кроме тех, что он мог получить в автокатастрофе? – спросила я.

Брент поднял густые коричневые брови, словно удивляясь, что я знала такие длинные слова. Козел.

– Ну, как вы можете себе представить, раз нам нужны записи дантиста для опознания, то труп обгорел до такой степени, что от него осталось немного. А почему вы спрашиваете?

Базз вставил прежде, чем я успела открыть рот:

– В переулке Мо врезала ему в нос. Думаю, она хотела сказать, что сломанный нос у трупа может облегчить идентификацию.

Я недоумевающе покосилась на Базза. Он поджал губы и многозначительно посмотрел в сторону Брента, счищавшего крошки уже третьего куска пирога с груди. Очевидно, Базз не хотел, чтобы я хоть словом обмолвилась о волке или возможных ранах от когтей на теле Тига. Полагаю из-за того, что сорока восьмичасовая принудительная психиатрическая экспертиза повара чертовски плохо скажется на блюдах быстрого приготовления.

– Что ж, милочка, пара сломанных костей у него была, – снисходительным тоном ответил Брент, передвинув папку по столешнице. – Опрокинутый грузовик и все такое, тяжело найти хоть одну целую кость. Записи дантиста гораздо более надежный метод идентификации трупа. Но вам повезло, что удалось хорошенько ему врезать на его несчастье.

«Простите, он действительно сказал «на его несчастье»?» Базз, кажется, почувствовал мое напряжение по тому, как я сжала кулаки. Он похлопал меня по руке и покачал головой.

– Вы очень везучая девушка. Этот парень колесил по дорогам, его подозревают в ограблениях закусочных. Парочка женщин по его милости в реанимации. Он выбирает одну из официанток после закрытия, подстерегает ее в темном переулке и заставляет провести к сейфу. Затем он… Ну, вы не первая дали ему отпор, но вам первой удалось сбежать.

Я открыла папку и лишилась самообладания при виде обуглившегося черепа, навечно обнажившего зубы в безмолвном крике. Мои веки захлопнулись сами собой. Зрелище было в сто раз хуже всего, что только можно увидеть по телевизору, потому что я видела плоть, покрывавшую эти кости, смотрела в те обдолбанные глаза. Лишь гордость удержала меня в кресле, не дав согнуться над мусорной корзиной Базза и извергнуть в нее блинчики.

– Что с тобой, черт возьми? – заорал Базз, отпихнув папку Бренту. – Она что, мало натерпелась? Ей не надо видеть еще и это дерьмо!

– Я подумал, ей будет приятно узнать, что он канул в лету, – пожал плечами рядовой. Он выглядел слегка пристыженным, будто только сейчас допустил мысль, что Базз больше предан мне, чем коллеге-представителю правопорядка и собрату-мужчине.

– Каким образом это могло ей понравиться? Черт возьми, почему я первый раз об этом слышу? Я должен знать, если моим людям грозит опасность, Скотти. Проклятье, я представитель правоохранительных органов в этом городе, а меня не предупредили.

– Большинство баров не проявляет такого энтузиазма в защите официанток, – пробормотал Брент.

– Что ж, наш исключение, – парировал Базз, хлопнув ладонью по столу.

Кажется, до Брента дошло, что сейчас он разбудил в Баззе лихо.

– Слушай, он мертв. Твоя официантка в порядке. Все утрясется. Мы свяжемся с вами, когда личность трупа точно установят. А вам, мисс, не мешало бы быть более осторожной, когда поздно возвращаетесь с работы. Получше узнайте ваше окружение. Не ходите по темным переулкам в одиночку.

Я щелкнула зубами, так что челюсть заболела. По его словам выходило, что это моя ошибка, будто на подходящей, безопасной офисной работе я не пострадала бы.

– Я больше не работаю допоздна, – огрызнулась я. – И просто хочу забыть все это, притвориться, что ничего не происходило. Сообщите, если опознаете его, в противном случае я не желаю больше слышать ни о чем. Базз, спасибо, что поддержал. Я высоко ценю именно твою помощь.

Не дожидаясь, пока меня отпустят, я вышла из кабинета и весь оставшийся день пряталась на кухне, пытаясь прогнать образ Тига из головы. Как он стоял передо мной, ухмыляясь, когда я кричала. Как в неестественной позе уползал от волка, загоняя себя в тупик. Кровь из трех длинных порезов пропитала рубашку. Затем последовали плоды моего воображения. Грузовик, падающий в овраг. Мучительные вопли Тига в объятой пламенем кабине, распахнутый в предсмертном крике рот, лопнувшая и почерневшая кожа. Когда Эви увидела мою бледность, слишком яркий, лихорадочный блеск в глазах, то отправила домой, сказав, что вечером закроет кухню немного раньше.

Но даже с намертво запертой дверью, в удобной пижамке, с тремя чашками травяного чая «Баюшки-баю» в желудке я не могла успокоиться. Я заставила себя выползти на улицу, чтобы не хорониться в четырех стенах. Я сидела на крыльце, закутавшись в одеяло, и наблюдала за чернохвостым оленем[17], который вышел из леса и теперь уплетал хлебные корки, оставленные мной во дворе. Стараясь не шевелиться, чтобы не спугнуть его, я не сдержала чих, и олень сиганул за деревья. Так я просидела еще около часа, напряженно всматриваясь в кромку леса… зачем, собственно? Выглядывала своего мохнатого черного спасителя? Призрака сгоревшего Тига? Боялась ли я, что он каким-то образом избежал смерти в огне и явится за мной?

После выпечки, йоги и всякой ерунды по телевизору я забила на отдых и с маниакальной энергией стала дорабатывать новое меню. Я не спала всю ночь, ища нужные рецепты, просчитывала стоимость, планировала закупки.

Я свалилась с ног где-то в три часа ночи, поднялась на рассвете, наделала еще немного выпечки и пришла на работу раньше Эви, чтобы разместить новые блюда на кухне. Я предложила хозяйке традиционную домашнюю еду по разумным ценам: куриный суп с лапшой, тушеную говядину, мясной хлеб, гороховый пирог по секретному рецепту моей тетушки Шерри, цыпленок с клецками и, наконец, все виды бургеров и бутербродов. Расширенное десертное меню включало улучшенный яблочный пирог с изюмом, шахматки, мой сногсшибательный торт с кремом из яблочного повидла, банановый пудинг и шоколадные пирожные с шариком мороженого.

– Дай мне волю, Эви, и дел у нас будет больше, чем у одноногого на конкурсе пенделей, – пообещала я.

– О, как я тащусь от твоего благородного южного жаргона, – сказала Эви, беспокойно глядя на меня, напичканную суперкрепким кофеином и дерганную с выражением, которое я описала как настороженную озабоченность. – Я думала, твои сравнения ограничатся верандами и мятным джулепом[18].

- А как тебе это? Дел у нас будет больше, чем у однорукого карманника.

Эви поджала губы:

– Почему все твои метафоры на основе ампутаций?

– Понятия не имею.

Я пожала плечами.

– Ладно, долой потерянные конечности. Я уже давно хочу изменить меню, – призналась она, когда мы шептались под треск фритюрницы. – Но когда ты не кулинар, довольно сложно попытаться изменить приготовленное. Просто скажем Баззу, что Пит уронил все листы с меню в раковину, и мы должны распечатать новые.

– Базз ни за что в это не поверит, – усмехнулась я.

– Эй, Пит, – крикнула она в обеденный зал. – Не мог бы ты принести мне стопку меню?

Я пораженно смотрела, как Эви направилась за меню к послушному Питу и, натолкнувшись на его руку, отправила в мойку бумагу, которая бултыхнулась в грязную воду с громким плюхом. У меня отвалилась челюсть. Пит принялся извиняться заикаясь.

– О, дорогуша, не переживай так. Сама виновата. Почему бы тебе не приготовить Абнеру кофе, а я приберусь здесь, хорошо? – Явно перепуганный, Пит закивал, схватил кофейник и выскользнул из кухни. Эви аж светилась от самодовольства.

– А я тебя недооценивала, – сказала я плутовке.

Она лишь пожала плечами:

– Как и многие.

Стараясь избавиться от ощущения загрязненности, которое у меня порой появлялось из-за Тига и передалось на «Ледник», на следующей неделе я с головой погрузилась в наши планы. Я даже поддакивала Эви, когда та без тени лукавства втирала Баззу историю, как «Пит уронил меню».

Однажды после обеда, только что из «Древностей Ларсона» – славного магазинчика поддержанных товаров, который промышлял распродажей вещей бывших жителей Гранди, которые торопились переехать, – я влетела в салун. Улыбаясь до ушей, я поудобнее передвинула на бедре коробку со стеклянными десертными тарелками. Я умудрилась заполучить шесть тарелок за пятьдесят долларов и нанять сына Сары Ларсон, Ника, чтобы тот наколол мне дров в эти выходные. В целом, день был очень продуктивным.

– Эй, Мо! – крикнул Базз, успешно подражая Керли из «Трех балбесов»[19]. Ему потребовалась всего неделя знакомства, чтобы придумать «свою» шутку, но теперь, когда он де-факто считал себя моим старшим братом и защитником, то держался непринужденно и дразнил вволю. А несколько дней назад тихо отвел меня в сторонку и сообщил, что Тига опознали, таким образом сблизившись со мной. Мужчины на Аляске очень странные.

Пит вышел из-за барной стойки и помог с тяжелой коробкой хрусталя.

– Посмотри, что я откопала, Эви, – похвасталась я, осторожно разворачивая покупки. – Думаю, мы можем использовать их для демонстрации новых десертов. Они все из разных наборов, но мне кажется, так будет даже очень необычно и забавно.

– Как круто, Мо. – Эви широко улыбнулась, а я повязала фартук и занялась отложенными заказами.

– Когда день икс? – Я повернулась и обнаружила за стойкой Купера, буравящего меня взглядом, хотя голос был относительно спокойным.

– Новое меню будет с понедельника. Что я могу для вас сделать? – спросила я.

– Спасибо, я не голоден, – ответил он. – Лучше выпью кофе.

– Не голоден он, – передразнила Эви. – Я видела, как ты умял пять лепешек и сказал Баззу поскорее приготовить шестую.

Купер метнул в Эви предупреждающий взгляд. Она взяла кофейник и пошла вдоль диванчиков.

Я уже понесла подставки на кухню, когда Купер проворчал:

– Уже обустроились? – Говоря со мной, он даже головы не поднял. Все смотрел в свой кофе, словно мог найти там ответ.

– В чем проблема? – спросила я, и, увидев, что его чашка почти опустела, сняла очередной кофейник с разогревателя. – Я выручаю подругу. Я не думала, что найду тут друзей и получу работу, которая мне понравиться, так что хочу сделать все возможное, чтобы отплатить Эви за ее доброту.

Купер поднял голову, я заметила у него под глазами темные круги, словно он несколько недель не высыпался.

– Нет, вы подводите Эви к пропасти. Она уже от вас зависит. Ее бизнесс пошел в гору, потому что людям хочется приходить сюда, чтобы посмотреть на вас. А когда вы уедете, она пострадает. Но вы отправитесь дальше искать себя в каком-то другом месте, и вам будет начхать.

Мне хотелось зарычать, что если нападение в переулке у работы не заставило меня уехать из города, ничто не заставит. Но Купер не знал об этом, а особого желания делиться с ним у меня не было.

Я ответила спокойно, но горло сдавило:

– Вам не приходило в голову, что это не ваше дело и вы должны позволить нам с Эви самим разбираться?

– А вам не приходило в голову, что вы можете не обрести тут того, чего хотите: удовлетворенности, цельности или единения с землей или что вы, чужаки, так упорно приезжаете тут искать? – прорычал он в ответ. – Если вы не обрели это в нижних сорока восьми штатах, то не найдете, просто сменив место жительства. Вы прикатили сюда на своем «Рэндж Ровере» и в походных ботинках за триста баксов и Бог знает еще сколько тратите на обустройство дома, который вам не понадобится, потому что в первый же день, когда температура опустится ниже нуля, выяснится «О Боже, на Аляске холодно!». И станете ныть и жаловаться всем, кто вас станет слушать, что не можете купить любимую марку зубной пасты. Или что до ближайшего Старбакса приходится рулить четыре часа. И вы станетесь отыгрываться на окружающих и смотреть на них, как на дерьмо, потому что они довольствуются жизнью в «захолустье», и будете портить им настроение до тех пор, пока не расчистят дороги до ближайшего аэропорта. А вы, вы хуже, потому что изо всех сил стараетесь притворяться, что собираетесь остаться тут…

– Довольно. – Я сначала даже не поняла, что этот грубый хриплый шепот принадлежит мне. Я поджала губы, чтобы сдержать гневную, обиженную отповедь. Потому что она будет громкая, возможно нецензурная, а я не хотела устраивать сцену.

– Сам нальешь себе чертов кофе, – сказала я, со стуком опустив кофейник рядом с его чашкой. – Эви, я пойду подышу.

– Конечно, дорогая. – Она похлопала меня по спине, и я сбежала из кухни. Я услышала, как она дала Куперу подзатыльник и он ругнулся. – Что ты ей наговорил?

Я с грохотом захлопнула за собой служебную дверь и прислонилась к холодному кирпичу в переулке. Слез, которых я ожидала, не последовало, они остались в груди тяжелым грузом на сердце. Я согнулась, уперлась в колени и дрожащей рукой потерла грудину.

Возвращение на место преступления не улучшило моего настроения. Скрип асфальта под туфлями, кислый запах из мусорного бака заставили вернуться отвратительные воспоминания. Я словно наяву почувствовала дыхание Тига на своей шее, тепло крови, залившей мне плечо. Меня внезапно замутило, и я закрыла глаза, глубоко дыша. Я представила сладкий, пьянящий запах жимолости, огромные грузовики, перевозившие хлопок с полей каждое лето, оставляя по пути белоснежный пух.

– Эви сказала…

– А–а–а! – закричала я, размахнулась и врезала кому-то кулаком в челюсть. Глаза широко распахнулись.

Я даже не поняла, как это получилось, но крохотная частичка меня была просто счастлива засветить кулаком в Купера.

– Боже! – заорал он, потирая челюсть. – За что?

– Ты напугал меня! – Я закричала и толкнула его в грудь. – Это вообще нормально, черт возьми, так подкрадываться?

Я разозлилась, что толкнула Купера изо всех сил, а тот даже не покачнулся. Он словил мои руки без особых усилий и удержал у своей груди. Тепло, исходившее от его рук, успокаивало, что, кажется, бесило меня еще больше. Мне не хотелось, чтобы Купер утешал меня. Я жаждала пнуть его по яйцам. Его горячее дыхание щекотало мне щеки, привлекая внимание к полным губам в нескольких жалких сантиметрах от моего лица. Я ощутила пряный мускусный вкус Купера еще до того, как его губы со стоном поражения сомкнулись на моих.

Вся ярость во мне тут же улеглась. Я с полной ясностью чувствовала мягкое, но настойчивое движение губ Купера, смешавшееся дыхание. Холодную кирпичную стену за спиной, когда он навис надо мной, скользнув теплыми шершавыми руками мне под куртку, притягивая теснее. Я зарылась руками в его волосы, оказавшиеся мягкими и шелковистыми. Его руки, сами пальцы, от которых я балдела, были невероятно нежными, когда обхватили изгиб подбородка. Кончик его языка проследил контур моей нижней губы, затем осторожно толкнулся. Я вздохнула и удивилась, почему мы так долго шли к этому? Почему последние несколько месяцев я не могла провести вот так: в его объятиях, упиваясь теплом, пряным ароматом?

Так, стоп. Купер вел себя со мной как полный урод, вот почему. Он был грубым, саркастичным и вредным без всякой причины. И я ему не нравилась. Он ясно дал это понять. А целовал лишь потому, что я была одной из немногих свободных женщин в радиусе больше ста пятидесяти километров, и он застал меня в уязвимом состоянии. Использовал, чтобы унять зуд.

С рычанием я стремительно подняла колено, угодив прямо в выпирающую молнию Купера. Выскользнула из его объятий и встала рядом с ним, задыхаясь, а он прислонился к стене для поддержки, приходя в себя.

– Какого черта?! – прохрипел он.

– Незачем целовать меня, – сказала я ему. От смущения и смятения горячие слезы закололи глаза. – Я не путаюсь с мужчинами, которым даже не нравлюсь. Просто перестань дурить мне голову, Купер. Оставь меня в покое.

Купер окинул взглядом мое лицо, дрожащие губы, тяжело вздымающуюся грудь, когда я пыталась отдышаться. Он наклонился ниже, проведя кончиком носа по моему горлу, и глубоко втянул воздух.

Он даже забыл о собственной боли, нахмурив брови, когда его теплые пальцы коснулись глухого воротника. Он оттянул его вниз, обнажив уродливые желтые тени заживающих синяков. Я хлопнула его по рукам, отстраняясь.

– Не прикидывайся, что переживаешь, – прошипела я. – Ты очень доступно рассказал о своих чувствах. Это взаимно. Держись от меня подальше, и я изо всех сил постараюсь держаться подальше от тебя.

– Прости, – сказал он, его лицо из бледного стало пепельно серым. – Я не знал.

Купер отступил в тень, взгляд его поблескивающих сине-зеленых глаз был устремлен на меня. Глаза такого же цвета смотрели из темного переулка на Тига перед нападением.

Даже стыдно стало, как много времени мне потребовалось, чтобы связать Купера с волком. Мой мозг вскипел от такой информации. Все кусочки сложились воедино. Глаза. Купер слишком далеко жил от городка. А его частые «охотничьи вылазки». Груда мяса в продуктовой тележке.

Открыв рот, я смотрела на него и хватала воздух. Выражение его лица менялось каждую секунду от гнева к стыду и какой-то странной смеси страха и облегчения. Я сморщила губы, силясь что-то сказать, но он бесшумно вылетел из переулка.

Я сползла по стене и вспомнила все разговоры и перебранки с Купером. Кто-то в переулке все твердил: «Купер волк… волк это Купер…» Потребовалось несколько повторений, чтобы понять, что говорила я.

Рациональной половине моего мозга пришлось нелегко, обуздывая недоверие. То есть на определенном уровне это имело смысл. В этом мужчине слишком много злости, чтобы умещаться в одной телесной оболочке.

Я прислонилась к стене, радуясь хоть какому-то отвлечению от панических воспоминаний. Если оборотни существуют, что дальше? Призраки? Чупакабра[20]? А если я слишком далеко забреду от своей лачуги, то наткнусь на Сасквотча[21]?

Сцены смерти Тига приобрели новые краски перед моим мысленным взором. Купер укусил Тига, покромсал его и оставил истекать кровью. Тиг добрался до своего грузовика, но был слишком сильно ранен или в ужасе, чтобы ехать осторожно. Купер внес свой вклад в то, что Тиг упал в овраг и умер ужасной смертью. Я заглянула себе в душу и не нашла там и намека на отвращение или испуг. Джон Тиг был плохим человеком, творившим мерзости с беззащитными женщинами только из жадности. Мир без него стал лучше. Если об этом позаботился Купер, я чувствовала к нему благодарность… под толстенным слоем досады и раздражения.

Что там по этикету, когда узнаешь, что твой заклятый враг – мифическая тварь из кошмара? Нужно кому-то рассказать? Начать выплавлять серебряные пули? Позвонить в службу отлова бездомных животных?

Я расхохоталась, представив, как Купера вырубают транквилизатором и бросают в приют. Смех отразился от стен – горький, истеричный звук, режущий уши. Я хлопнула по рту рукой, но снова захихикала. И снова. Начав смеяться, я не могла остановиться. Это вылилось в хриплый, мучительный хохот, заставивший меня согнуться и упереть руки в колени.

– Оборотень! – заржала я. – Я думаю, что он оборотень!

Я должна узнать у Эви, где девушка может быстро и без вопросов получить рецепт на нейролептики.

Нет, не так. Зная Эви, та обязательно спросит, что случилось, а я отвечу «Думаю, что твой кузен по ночам превращается в огроменного волка, обеспечивая безопасность женщин на улочках Гранди». И конец дружбе от такого разговора.

Я вытерла глаза, губы немного тряслись от последнего нервного смешка. Волчья теория, скорее всего, была результатом шока, истерики и пережаренного буррито на завтрак. Я потрясла головой. Назад к реальности. Галлюцинации об оборотне в сторону, на самом деле ничего не изменилось. Я не выносила Купера. Если он мог игнорировать всю эту ситуацию с поцелуем в переулке, то и я смогу.

Я вытерла потные ладони о джинсы и поплелась назад в кухню с непроницаемым выражением лица, которое наловчилась принимать. Я шутила с Эви, хоть на ее лбу еще несколько часов оставалась обеспокоенная бороздка. Я улыбалась и разливала кофе. И игнорировала полупустую тарелку Купера, которая стояла в конце бара.

Загрузка...