Сам характер коммуно-фашистского вождизма, мистический культ живых людей, восторженное, не знающее границ преклонение перед ними есть возврат к доцивилизованной религии, ко временам магии, к тем, казалось бы, истлевшим годам, когда еще не было веры в богов или она только-только формировалась. Вот почему вождизм фашизма и коммунизма следует рассматривать как один из важных признаков возвращения коллективного бессознательного. Верховные идолы обладают всеми чертами архетипа Отца — мудрого, всезнающего, справедливого, защищающего. Он требует жертв, много жертв, и ему их приносят, но это не подрывает веру в него, напротив, возносит его еще выше, с верой в его неисчерпаемую мудрость и возможность защиты. Его имя, привычки, манера держаться и одеваться, отдельные видимые черты характера бессознательно начинают оцениваться как имеющие магические свойства. Подражая ему в одежде или давая его имя своему сыну, родители надеются, что они и их дети приобретут непостижимые их простому уму чудесные свойства, или, во всяком случае, приобщатся к ним. Рядом с благоговением перед Отцом стелется страх, управлявший человеком еще в первобытные времена, еще до того, как он научился отделять добро от зла и вообще находился по ту сторону нравственности, задолго до того, как появились первые идеи прощения и милосердия. Но страх самым парадоксальным образом укрепляет силу и авторитет Отца, а коллективное бессознательное порождает разрушительные потоки массовой истерии и мании. Создается невероятный мир как плод больной фантазии, ставшей реальностью, мир, в котором гибнут извечные ценности и интеллект капитулирует перед низменными инстинктами, мир, который погружается во тьму первичного хаоса.
В бесчисленных речах, статьях, рассказах, романах, стихах, песнях, лозунгах, портретах, символах и т. д., посвященных Ленину, Гитлеру, Сталину, Мао Цзэдуну и другим тоталитарным вождям, высказано не просто восхищение ими и преклонение перед ними, но и безусловное признание в них магов.
То есть существ, обладающих необычными, из ряда вон выходящими способностями, могущих сделать то, что не под силу простым смертным, в первую очередь — повернуть ход истории, подчинить ее своей воле. Признание магических качеств вождя очень ярко проявилось в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., особенно в первый, катастрофический период. Тогда, в условиях всеобщего крушения и хаоса, безоглядная и нерассуждающая вера в Сталина стала острейшей потребностью людей. Она помогла остановить бегущих с фронта солдат, пресечь панику, организовать оборону, вселить веру в конечную победу, вдохновить на героические поступки. Поэтому отношение к Сталину как к магу в данном случае имело положительные последствия. Как, впрочем, и вера в Гитлера в той же войне и до нее, если иметь в виду, конечно, германские интересы. Однако всего этого не понадобилось бы, если бы СССР перед войной не проявил свирепой агрессивности, если бы у нас был демократический строй и не было социально и политически слепого и задавленного населения, если бы, главное, не были допущены трагические, непростительные ошибки в подготовке страны к войне. Одним словом, примитивная вера в магические качества Сталина в годы войны была логическим продолжением его культа до войны, но имела другие последствия. Заметим, что во Франции и в Великобритании, например, для организации отпора гитлеровской агрессии вовсе не понадобились те меры, которые оказались необходимыми в СССР, в частности, оказался не нужен магический идол и его тотальный террор.
Признание магических свойств Сталина и Гитлера далеко не всегда делалось открыто, во всяком случае, прямо об этом говорилось относительно редко. Да и сама эта мысль четко и осознанно вряд ли многим приходила в голову. Тем не менее об их необыкновенных способностях убежденно говорили не только не умеющие аналитически мыслить обыватели, не только ближайшие соратники и придворные льстецы, но и вполне уважаемые и вроде бы талантливые писатели, военачальники, ученые, общественные и политические деятели, в том числе и зарубежных стран.
"Кто признает меня, тот призван", — говорил живой человек Гитлер, и в этих словах явственно звучит неистребимая вера в свое магическое могущество, в свои необыкновенные силы и способности. Тот, кто признает его, получает особое знание и предназначение, но уже не принадлежит себе, он призван для совершения "великих" дел, однако не нужно думать, что человек всегда вынужден подчиняться власти, ломая себя. Нет, если он верит во власть и в вождя, эта вера дарует ему огромную уверенность в себе.
Еще большей фанатической верой в собственное могущество насыщены следующие слова Гитлера, сказанные им вскоре после захвата Польши в 1939 г.: "Решающий фактор в этой борьбе — я сам! Никто не может заменить меня! Я верю в силу своего интеллекта. Никто и никогда не достигал того, чего достиг я! Хоть мир и ненавидит нас теперь, но я веду немецкий народ к вершине. Судьба Рейха зависит только от меня. Я же буду действовать соответствующим образом. Я не остановлюсь ни перед чем. Я уничтожу каждого, кто будет противостоять мне!"*(55)
Искреннюю, почти фанатическую преданность германскому фюреру и веру в него всегда проявлял Геббельс. Его дневники полны безграничной любви и нежности к патрону, фанатической веры в его личность и в его дело. Разве это не магическое верование, когда Геббельс, чествуя Гитлера в день его 53-летия, сказал: "Когда фюрер говорит, то это действует как богослужение". А 4 апреля 1945 г., накануне полного краха, верный Геббельс написал в своем дневнике: "Положение таково, что духовный кризис, переживаемый в настоящее время народом, может быть преодолен с помощью слова фюрера". Веру во всесилие слова точнее не выразишь.
Геббельс до конца остался с вождем; вместе с женой Магдой, как и Гитлер, покончил жизнь самоубийством, предварительно умертвив и своих шестерых детей, что можно расценивать как жертву на алтарь все того же идола. Вот что писал Геббельс перед смертью своему пасынку Харальду Квандту: "Гордись тем, что принадлежишь к семье, которая и в несчастье до последнего момента осталась верной фюреру и его чистому, светлому делу".
А в дополнение к завещанию Гитлера 29 апреля 1945 г. Геббельс заявил о "непоколебимом решении не покидать имперскую столицу даже в случае падения и лучше кончить подле фюрера жизнь, которая для меня лично не имеет больше никакой ценности. Если я не смогу употребить ее, служа фюреру и оставаясь подле него".
Не только психологический раб Геббельс безмерно верил в великого мага и мессию Гитлера. Так же относились к нему невротик Гесс, о котором не без оснований говорят, что он страдал шизофренией, фотограф-порнограф Штрейхер и многие другие приближенные этого нацистского пророка, и вообще миллионы людей. Гесс, например, говорил: "С гордостью мы видим, что есть человек, который находится за пределами критики. Это — фюрер. Все мы чувствуем и осознаем: он всегда прав и всегда будет прав. Наш национал-социализм зиждется на полной лояльности и молчаливом исполнении его приказов. Мы верим, что фюрер повинуется высшему зову, требующему изменения германской истории".
Штрейхер, описывая выступления своего идола на митинге, утверждал: "Каждый чувствовал: этот человек говорит по зову божьему, как посланец небес". В "посланца небес" многие поверили сразу, еще в 1923 г. английский мистик и оккультист Хьюстон Чемберлен, зять Рихарда Вагнера и один из теоретиков нацизма, после встречи с ним писал: "Вам предстоят великие свершения… Моя вера в германизм нисколько не пошатнулась, хотя, должен признаться, мои надежды пребывали в упадочном состоянии. В один момент вы сумели изменить мое душевное состояние. Тот факт, что в нужное время Германия произвела на свет Гитлера, доказывает ее жизнеспособность".
Для Д.Х. Бреннана — автора книги "Черная магия Адольфа Гитлера", посвященной фашистскому главарю, — несомненно, что фюрер владел магическим искусством, умел контролировать "тонкие энергии на высоком уровне" (?!) и пользовался оккультными тайнами. При этом автор пишет о подобных вещах как о вполне понятной и всем известной материи, не требующей в силу своей очевидности доказательств. Исключительная вольность обращения с фактами и их мистическое освещение приводят упомянутого автора к полному абсурду. Например, почему Гитлер отказывался посещать разбомбленные города и читать отчеты, рисовавшие картину, противоположную той, которую он желал создать? Каждому нормальному человеку ясно, что подобное желание диктовалось полным нежеланием получить тяжкую психотравму из-за абсолютной катастрофы того, что хотел создать этот первобытный вождь.
Бреннан же считает: фюрер, уединившись от всех, был занят типичной магической операцией, организуя свое окружение, с тем чтобы оно помогало ему визуализировать настолько ясно, насколько можно, ситуацию, которую он хотел создать. Но даже железного сжатия его опытной воли, даже психологического сгущения ситуации для визуализации победы было недостаточно, чтобы преодолеть колоссальную инерцию противоположной реальности, которая окружала его со всех сторон.
"Противоположная реальность", надо понимать, — это войска союзников, которые на всех фронтах наносили немцам тяжкие поражения. Что касается "сгущения ситуации", то, очевидно, это какое-то еще неведомое психологическое оружие или неизвестный способ ведения войны.
Неизменно верил в свои магические способности и мессианское назначение Муссолини, который всячески поощрял создание своего культа и мифологизацию фашизма. Еще в 1922 г. он писал, что "сейчас время мифов и только миф может дать силу и энергию народу, кующему свою судьбу". После его прихода к власти особое внимание уделялось мифу о могуществе и всесилии вождя. В 1924 г., после того как Муссолини наблюдал за извержением вулкана Этна, официальные газеты поместили сообщение, будто поток огненной лавы и пепла остановился под сверкающим взором дуче. Когда этот бред показали вождю, он нисколько не удивился, как будто все это действительно могло случиться.
Конечно, можно было бы и не останавливаться на такого рода наивных писаниях, но в наш век искренней веры в колдовство и нечистую силу приписывание Гитлеру и Муссолини или кому-нибудь еще магических свойств и власти может привести к весьма опасным последствиям. Гитлер, Ленин и Сталин были магами не потому что обладали мистическими способностями по своему усмотрению изменять природу и общество вопреки их законам, а потому что им, как и первобытным вождям-магам, приписывались такие качества, и в эти качества они не раздумывая верили. От них ожидалось соответствующее поведение, и они сами верили в свое магическое могущество, о чем, к примеру, свидетельствуют приведенные выше слова Гитлера. Несомненно, в это же верил и Сталин, хотя он никогда и не говорил громких слов в свой адрес. Но его поступки, манера держаться, непреклонность тона, твердость и упорство в насаждении своего культа и другие признаки говорят именно об убежденности в своих магических возможностях. "Скромность" Сталина, в том числе якобы в быту, чисто показная и рассчитана на простаков, которые попадаются на эту удочку и сейчас, когда прошло несколько десятилетий после его смерти.
Известно, что трагическое часто трансформируется в фарс. Подтверждением этому является то, что многие нынешние и ныне покойные диктаторы, желая присвоить себе особые свойства, простодушно обвешивали себя орденами и присваивали себе различные громкие титулы и звания. Но так же поступали вожди дикарей, обвешивая себя побрякушками, приобретенными у европейцев.
Как и применительно к древним магам, магические действия краснокоричневых лидеров можно рассматривать не просто как инструментальный акт, а как действие, которое является эффективным уже в силу того, что оно совершено данным лицом. Так, эмоционально насыщенные выступления Гитлера или появление Сталина на трибуне мавзолея во время парадов и демонстраций сами по себе имели магическое влияние на других независимо от того, какие конкретные цели они преследовали в каждом отдельном случае.
На магическом уровне древние и современные маги пытались и пытаются разрешить возникающие у них конфликты, стремясь восстановить и интегрировать общество в его прежних формах, не давать ему возможности дальнейшего движения. Сущность подобных попыток заключается в перенесении противоречий с уровня социальной действительности, в частности материального производства, в область идеологии. Так всегда поступали большевики, немедленно переводя свои неизбежные срывы и провалы в области экономики в плоскость идеологических представлений.
Тоталитарные вожди в качестве магов, т. е. лиц, ощущающих себя таковыми или приписывающих себе магические свойства, не могли не придавать огромное значение слову. Во-первых, сознательно или бессознательно, с помощью слова они рассчитывали на желательные для себя изменения в окружающем мире, на должное направление событий и, надо признать, очень часто добивались этого. Однако они надеялись на слово даже тогда, когда их расчеты были в прямом противоречии с уже известными закономерностями. Во-вторых, слово способствовало упрочению их авторитета и влияния, но оно же и могло причинить им существенный вред. Особую опасность в этом плане представляло слово, произнесенное соперниками или врагами, многие из которых, как предчувствовалось, тоже могли обладать колдовской силой.
Подобное отношение к слову, восприятие его в качестве могучего магического инструмента имеет, по-моему, самые страшные последствия для общества. Обильная сталинская жатва по "знаменитой" ст. 58.10 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. ("Пропаганда или агитация, содержащая призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы такого же содержания") во многом была как раз вызвана страхом перед чужими словами, которым приписывались вредоносные свойства. То, что в те годы очень и очень часто люди подвергались самым суровым наказаниям за самые безобидные слова или даже шутки, подтверждает высказанное выше предположение о страхе перед чужим словом.
Уголовная ответственность за "опасное слово" была сохранена коммунистами и в Уголовном кодексе 1960 г. Репрессии не были столь уж жестоки, как в сталинские годы, но тем не менее соответствующая статья достаточно активно применялась.
Магическими функциями были наделены "священные" тексты, сочиненные Марксом, Энгельсом, Лениным и до известного времени Сталиным. Считалось, что уже только потому что они были написаны ими, они обладали чудодейственными свойствами, обеспечивая достижение коммунистических идеалов. Таким образом, магия названных лиц реализовывалась и через слово, которое не могло быть подвергнуто никакой критике. Критика считалась сомнением в правильности "священных" слов.
Наконец, необходимо отметить, что страх перед словом породил в тоталитарных странах свирепую цензуру в науке, журналистике, искусстве, литературе. Цензурный кляп душил любую иную мысль.
Рассчитанная на людей толпы, лишь внешняя напускная скромность таких тоталитарных вождей, как Ленин, Сталин, Гитлер, позднее Аятолла Хомейни, их аскетизм тоже имеют магическое значение и обнаруживают прямую связь с обычаями колдунов нецивилизованных народов. Для подтверждения приведу следующие материалы из классической книги Э.Б. Тайлора "Первобытная культура".
У нецивилизованных племен и народов цель поста заключалась в вызывании экстатических состояний для сверхъестественного общения. "Кибеты", или заклинатели индейцев-аборигенов, считались у туземцев способными причинять болезнь и смерть, исцелять всякие недуги, узнавать близкое и отдаленное будущее, вызывать дождь, град, бури, тень умерших, оборачиваться в ягуаров и пр. Претенденты на это звание должны были влезть на старую иву, свешивающуюся над каким-нибудь озером, и воздерживаться от пищи в течение нескольких дней. Малаец, желая застраховать себя от ран, удаляется на три дня в лес для уединения и поста. Если на третий день к нему является во сне прекрасный обликом дух, он считает, что цель достигнута. Зулусский врач готовит себя к общению с духами путем воздержания от пищи, путем лишений, страданий, бичевания и уединенных странствований. Все это продолжается до тех пор, пока припадки или глубокий сон не приведут его в непосредственное общение с духами. Эти туземные прорицатели постятся вообще очень часто и доводят себя голоданием, продолжающимся иногда несколько дней, до состояния полного или почти полного экстаза, в котором они начинают галлюцинировать. Связь между постом и общением с духами считается у зулусов столь тесной, что у них есть поговорка: "Постоянно сытый не может видеть тайных вещей". В жирного пророка они никогда не уверуют.
Вера в эти ожидаемые или достигаемые результаты поста сохраняются и у сравнительно культурных народов. Поэтому неудивительно, что в индусской сказке царь Васавадатта со своей царицей после торжественного покаяния и трехдневного поста увидел во сне Шиву, милостиво беседующего с ними. Неудивительно также, что индусские йоги по сие время доводят себя постом до состояния, в котором они будто бы способны видеть богов телесными глазами. У греков жрецы-оракулы признавали пост средством вызывать пророческие сны и видения. Сама дельфийская пифия постилась для вдохновения. Спустя века обычай этот перешел в христианство.
"В жирного пророка они никогда не уверуют" — вот та магическая формула, которая по каналам коллективного бессознательного пришла из первобытного варварства и продиктовала "великим" вождям упорное стремление распространять о себе легенды о необычайной умеренности в еде, о единственных брюках-галифе и жесткой солдатской койке для короткого сна, о постоянной перегруженности в работе, о сексуальной сдержанности и прочей белиберде. Вот почему личная жизнь преступных правителей была возведена в ранг государственной тайны — народ должен был знать только легенду.
Известно, что Гитлер часто доводил себя до экстатического состояния, устраивал истерики, одним словом, впадал в буйство, в том числе на больших сборищах. Вот как описывает Д. Толанд одно из выступлений Гитлера еще до прихода его к власти: на митингах он выступал как никогда страстно, люди слушали его, затаив дыхание. По свидетельству одного из очевидцев, Гитлер напоминал вертящегося в экстазе дервиша. Но он знал, как разжечь людей — не аргументами, а фанатичностью, визгом и воплями, повторением и каким-то заразительным ритмом. Это он хорошо научился делать, эффект получался волнующе примитивным и варварским* (56).
Но, поступая таким образом, Гитлер отнюдь не был оригинален. Точно так же вели себя его далекие предшественники — первобытные маги. Тайлор пишет, что по самим приготовлениям кандидата в жрецы или колдуны у гвианских индейцев к отправлению священных обязанностей можно судить о его физическом и умственном состоянии. Приготовления включают суровый пост и самобичевание, пляски до обморока, употребление питья, вызывающего страшную тошноту и кровавую рвоту. Такой режим соблюдается изо дня в день, пока кандидат не доходит до конвульсивного состояния. Тогда из больного он делается врачом.
Чтобы вызвать духа Лембея, жрецы альфуров на Целебесе поют, а главный жрец, гримасничая и трясясь всем телом, возводит глаза к небу. Лембей входит в него, и он со страшными кривляньями вскакивает на возвышение, хлещет вокруг себя пучком листьев, скачет, пляшет и поет легенды о древнем божестве. Его сменяет другой жрец, который поет уже о другом божестве. Это продолжается непрерывно в течение пяти суток, затем главному жрецу отрезают кусок языка, и он падает без сознания. Придя в себя, снова начинает бурный, но уже бессловесный танец, пока не заживет язык и не вернется способность к речи.
К числу первобытных пережитков современной Индии видный этнограф Д. Косамби относит гондали — профессиональную касту священнослужителей, которые специализировались на исступленном танце, сопровождаемом музыкой и пением во время исполнения особых ритуальных церемоний.
У древних майя пророки-чиланы (по сообщению известного историка Р.В. Кинжалова), пользовавшиеся, кстати, особым почетом, для того чтобы пророчествовать, уходили в комнату своего дома. Приводили себя в состояние экстаза, после чего ложились на пол и, как считалось, вступали в беседу со своим духом-покровителем, который спускался к этому времени на крышу дома ("Культура древних майя").
К лагерю русского путешественника Л.А. Загоскина, который в середине прошлого века был с экспедицией на Аляске, однажды подплыли на лодках восемь индейцев из соседнего селения (народа атапаски) и попросили разрешения выполнить обряд встречи с ним. Получив согласие, мужчины стали в линию лицом к востоку. Крайние молодые мужчины запели песню, а средний, пожилых лет человек со всклокоченными, орлиным пухом посыпанными волосами, после первых звуков начал дико озираться по сторонам, зашатался и в судорожных движениях сначала бормотал какие-то слова, потом залаял, затявкал, завыл по-волчьи, закричал по-вороньи, по-сорочьи, пена клубилась из его рта. Кстати, шаманский сеанс толковался атапасками как состязание между добрыми духами-помощниками и злыми духами. Последние обычно рассматривались в качестве представителей какого-то злого чужого шамана. Если местному шаману своими магическими силами удавалось обратить их в бегство, считалось, что он сильнее, и наоборот. Иногда, чтобы обезвредить злого шамана, дело доходило до военного нападения на селение, в котором тот жил. Считалось, однако, что и после смерти злоумышленника его духи-помощники могли продолжать приносить зло.
Это была примитивная ксенофобия, которая периодически повторяется, существуя и в наши дни. Гитлер и нацисты сумели внушить немцам, что все их беды от коммунистов, евреев, англичан, поляков, русских и других народов, якобы стремившихся к уничтожению Германии; Ленин, Сталин и большевики то же самое твердили в отношении всего западного мира и по этой причине постоянно боролись с западными ценностями, искусством, наукой, модой и образом жизни, бессознательно воспринимая их как носителей злых духов; даже Муссолини вопил, что далекая и более чем слабая в военном отношении Эфиопия угрожает Италии и что он больше не намерен этого терпеть. Такое отношение тоталитарных вождей-шаманов к другим странам создавало психологическую основу для последующей вооруженной агрессии против них — ведь там обитали враждебные шаманы и их духи-помощники.
Обычай доводить себя до экстатического состояния перешел в христианство, точнее, в некоторые его секты, например хлыстов в России.
От вождя (царя), наделяемого магическими свойствами, древние люди ожидали всяческих благ и верили в его неограниченные способности приносить обильный урожай, богатый приплод скота, выздоровление от болезней и прекращение стихийных бедствий, удачу на охоте и на войне. В этом своем качестве вожди-маги идентифицировались с природой, олицетворяли ее, тем более что примитивный человек не умел отделять естественное от сверхъестественного. Следовательно, чтобы успешно выполнять свои прямые обязанности, т. е. магически властвовать над природой, "монарх" сам должен быть здоровым и физически сильным. Поэтому одряхлевший предводитель терял доверие и изгонялся, а иногда его убивали, в силу чего он был кровно заинтересован в том, чтобы убедить соплеменников в своем отменном здоровье.
В цивилизованных странах одряхлевшему или заболевшему высшему должностному лицу ничего подобного, конечно, не грозит. Везде в таких странах давно проработаны принципы и механизмы смены власти. А вот в тоталитарных государствах диктатор занимает руководящее кресло навечно без малейшего желания уступить его кому бы то ни было. Понятно, что чем более физически здоровым предстанет он перед своими подданными, тем прочнее себя чувствует, тем больше у него сторонников и тем меньше у противников шансов избавиться от него. Поэтому красно-коричневые маги, подобно своим первобытным предшественникам, время от времени демонстрируют свою физическую силу и бессмертие.
Муссолини категорически запретил газетам писать о своем 50-летии и возрасте вообще, ибо желал оставаться вечно молодым. Обычно в конце военных парадов он становился во главе полка берсальеров и с винтовкой наперевес пробегал с ними перед трибуной. Дуче организовывал и активно участвовал в заплывах через Неаполитанский залив, в беге с барьерами и скачках на лошадях. На пляже он демонстрировал перед фотокамерами обнаженный бронзовый торс и, как заправский культурист, играл накачанными мускулами рук и тела. Когда у него ослабло зрение, велел изготовить специальную пишущую машинку со шрифтом в три раза больше обычного, чтобы на публике читать текст без очков. Так же поступил и Гитлер, считавший, что вождь "тысячелетнего" рейха не может быть в очках.
Мао Цзэдун 16 июля 1966 г. в возрасте 71 года, чтобы продемонстрировать свою неувядающую физическую мощь, проплыл 9 миль по реке Янцзы за рекордное время — 65 мин. Китайские журналисты сообщили, что Мао даже задержался на дистанции на некоторое время, чтобы показать какой-то молодой женщине свой прием плавания. Обозреватели на Западе, правда, полагают, что китайцы засняли на пленку дублера Мао. Считают, что в документальном фильме о заплыве Мао сфальсифицированы и длина дистанции, и время. Впрочем, сфальсифицирована эта информация или нет, значения не имеет, так как и в том и в другом случае цель была одна.
Гитлер и Сталин, увы, не обладали могучими бицепсами и не участвовали ни в заплывах, ни в забегах. Сообщения об их личной жизни строго дозировались, а тема здоровья почти никогда не затрагивалась. Бывшие руководители СССР Брежнев, Андропов и Черненко в последние годы их правления были тяжело больными людьми и это было ясно всем, однако официальные власти и советские средства массовой информации делали вид, будто ничего такого они ведать не ведают. Сокрытие состояния их здоровья опирается на ту же охранительную логику их архаичных предшественников. Дело в том, что у отдельных первобытных народов известен обычай, согласно которому вождя лишали жизни при первых признаках немощи. Так, у африканского народа сунди вождя в этих случаях душили, а у племени мпангу — пронзали горло копьем. К тому же правитель как символ и средоточие системы и власти всегда должен быть здоров, чтобы обладать необходимым потенциалом магических возможностей, тогда будут "здоровы" и
система, и власть.
Итак, тоталитаристский современный божок — по существу маг, как его понимал Д.Д. Фрезер, причем не честный маг, который с помощью магических обрядов и заклинаний хочет принести пользу или нанести вред отдельному человеку. Фашистский идол — это возвращение того общественного мага, который практиковал на благо всей общины, а поэтому становился как бы общественным должностным лицом. Образование такой категории лиц имело большое значение для развития общества в политическом и религиозном планах — колдун-маг становится уважаемым человеком и без труда может добиться ранга вождя или королька. Неудивительно, что этот род занятий, сулящий почет, богатство власть, привлекал внимание наиболее честолюбивых членов общества. Способнейшие представители этой профессии становятся более или менее сознательными обманщиками, а наиболее проницательные и наиболее разборчивые в средствах, к тому же внушающие страх, добиваются наибольшего почета и наивысшей власти. Их авторитет зиждется и на тех значительных материальных благах, которые они смогли накопить в результате своей магической деятельности.
Фрезер обращает внимание на то, что карьера мага не только сулит мастеру своего дела великие блага, но она полна западней, в которые всегда может попасть его неумелый или неудачливый собрат по профессии. В то же время положение занимающегося общественной магией очень непрочно: народ твердо уверен, что в его власти вызвать дождь, заставить сиять солнце, созреть плоды. Поэтому естественно, что засуху и недостаток съестных припасов также приписывают его преступной небрежности или злонамеренному упрямству. Он несет за это должное наказание. В Африке вождя, которому не удалось вызвать дождь, часто изгоняли и убивали. В прошлом коралловым островом Ниуе, или Диким островом, правила царская династия. Но так как ее представители были одновременно верховными жрецами и, как считалось, способствовали росту съедобных растений, то в голодное время народ в гневе убивал их. Когда же после серии убийств никто не пожелал занять трон, монархическому правлению пришел конец. Когда сохнут посевы племени латука (район Верхнего Нила) и все усилия вождя вызвать дождь оказываются безуспешными, ночью на него обычно совершают нападение, грабят имущество и изгоняют. Часто дело доходило и до убийства.
Подобных примеров можно привести великое множество. Так происходило и в очень далекие годы изначальной дикости, происходит и в современных первобытных племенах. Но разве не бросается в глаза полная схожесть судеб неудачливых царьков-магов с судьбами, например, Гитлера и Муссолини? В годы их полного господства и триумфа их встречали восторженные толпы, их славословили, им протягивали для благословения своих детей, их обожествляли и приписывали им сверхъестественные способности, но тогда они обеспечивали своим народам сравнительно высокий уровень жизни и самооценки, тогда они завоевывали другие страны и удовлетворяли самые эгоистические националистические инстинкты, вселяя в население полную уверенность в том, что немцы и итальянцы, потомки соответственно древних германцев и славных древних римлян, лучше, мудрее, могущественнее всех остальных. Но как только эти кумиры стали терять прежнее красочное оперение, т. е. начали терпеть поражение за поражением, и внутреннее положение в их странах заметно ухудшилось, количество их сторонников заметно поубавилось, так же как и незамутненная прежде вера в их всесилие, а неумеренные восторги исчезли вообще. Более того, 28 апреля 1945 г. Муссолини был расстрелян без суда, а 20 июля 1944 г. на Гитлера было совершено покушение, и он чудом остался жив.
Согласно логике первобытного человека и современного примитива, здесь все справедливо и адекватно: дуче и фюрер, подобно неудачливым микромонархам с
Дикого острова, перестали выполнять возложенные на них функции. Другое дело — Сталин, он не обманул ожиданий и поэтому умер в почете и всенародных слезах.
В отличие от других, нетоталитарных правителей, Ленин, Сталин, Гитлер и Муссолини постоянно и очень много прорицали, и есть все основания утверждать, что это была одна из их основных функций, тесно связанных с их магическими возможностями. Собственно, без прорицаний, которым посвящены многие письменные труды и устные выступления, составляющие вершину их экономических и идеологических концепций, без прорицаний, которые всегда и тесно связаны с обещаниями, эти фигуры просто немыслимы. Причем они прорицали и до прихода к власти, и после ее захвата, нередко пытаясь охватить своим предвидением и другие страны, что обычно выдавало их высокую агрессивность. Разумеется, ни один крупный политический деятель не может обойтись без анализа существующего положения и без обрисовки того, что могут дать планируемые им шаги или к чему приведет реализация мер его политических противников. Но это другой, всегда частичный и всегда ограниченный во времени прогноз. Коммуно-фашистские же вожди мыслят только глобально, только тотально, в масштабах всего общества и даже всего мира, определяют пути развития навечно и для всех народов.
В этом своем качестве они опять-таки выступают как древние маги, пытаясь по своему желанию сотворить историю, и очень напоминают гадальщиков, которые, по мнению английского этнолога В. Тэрнера, играют заметную роль в традиционных (примитивных) обществах. Тэрнер отмечает, что значительная часть гадальщиков должна иметь параноидальные наклонности и относиться к маргинальным личностям. Когда в жизни людей происходят кризисы, то гадальщики представляют ясную, хотя и иллюзорную систему, которая, по выражению Тэрнера, переводит в культурные понятия ментальные структуры паранойи. Сеансы отгадывания тайных причин великого несчастья приносят своего рода восстановление нарушенных социальных отношений, но это восстановление происходит посредством возбуждения всеобщей ненависти.
Помимо совпадения самой функции гадания, немало общего между гадальщиками из глухих африканских деревень и фашистскими лидерами европейских стран: параноидальные черты характера у Сталина и Гитлера, маргинальность Ленина, Сталина и Гитлера, предоставление ими ясных, но иллюзорных систем, сеяние всеобщей ненависти. Как гадальщики примитивных племен, тоталитарные главари не принадлежали к высшим слоям населения, а это их делало особенно чувствительными к тому, что от них хотели услышать.
Любой кровавый деспот, современный в том числе, является таковым в первую очередь потому, что может послать на смерть других. Он еще должен внушать страх — страх быть в любой момент уничтоженным, и за этот страх его, как это ни парадоксально, почитают. Поэтому властитель время от времени убивает или применяет иные репрессии, желательно суровые. До тех пор пока ему это позволяют делать, он может быть спокоен. Чем больше тревожен властелин, тем чаще он должен убивать, и каждое убийство прибавляет ему не только уверенность в своем положении, но и силу, поскольку он пережил казненных, что особенно для него ценно в тех случаях, когда казнят политических противников и конкурентов.
У главарей современных деспотий есть одна личностная черта, которая заслуживает самостоятельного и глубокого анализа не только потому, что она позволяет обнаружить их связь с далеким прошлым, но и потому, что она оказывает самое существенное влияние, причем крайне трагическое, на судьбу народа и страны, которые оказались под их пятой. Я имею в виду некрофилию вождей, но не сексуальную, выражающуюся во влечении к женским трупам с целью соития с ними, а асексуальную.
Этот вид некрофилии, теория которой разработана Э. Фроммом, к сожалению, мало исследовался в нашей стране для понимания тирании и личности диктатора. Его понимание некрофилии дано выше.
Некрофилом был и Сталин. Он тоже тяготел к смерти, ко всему гибнущему, разлагающемуся, активнейшим образом разрушая и уничтожая, отчего испытывал удовлетворение. В отличие от Гитлера, наш "вождь" намного больше уничтожал свой народ, спокойно, планово, безжалостно убивал своих бывших соратников и свое ближайшее окружение, родственников своей первой жены и своей второй жены, жен своих подручных и верных слуг, был совершенно равнодушен к голоду и страданию народа. Подобно возбудимым психопатам, этот преступник создавал и провоцировал взрывоопасные, конфликтные ситуации либо просто выдумывал их и "изобретал" всевозможные заговоры и многочисленных врагов, чтобы потом бешено реагировать на них, с наслаждением физически уничтожая "виновных". Последних было очень много, причем в их роли могли выступать целые народы или отдельные социальные группы. Ради этого строились интриги против других стран и совершались нападения на них под демагогический трезвон псевдозащиты интересов собственного народа.
А. Буллок писал, что "как Сталин, так и Гитлер считали жестокость несомненным достоинством; подавлять ее имело смысл только из соображений практической целесообразности. Русское революционное движение возвело в ранг особой добродетели пренебрежительное отношение к жизни отдельного человека, так мало значившей в борьбе за более равноправное и справедливое общество. Ради счастливого будущего эсеры решались на акты индивидуального террора, большевики — на акты массового террора, в ходе которого уничтожению подлежали целые классы (кулаки, буржуазия). Терроризм открыто проповедовали Ленин и Троцкий; неподкупный Дзержинский, первый руководитель ЧК, со свойственным ему пафосом самопожертвования сделал террор устоявшейся практикой советского государства. Если для Сталина и существовали какие-то сдерживающие начала, то убежденность в том, что на него возложена историческая миссия, автоматически исключала для него соображения нравственного порядка, способность к сочувствию, освобождала от чувства вины за миллионы погубленных в ходе выполнения этой миссии жизней. Сталин был уверен, что действует как личность, уполномоченная историей "*(57).
Вот как описывает дочь Сталина Светлана реакцию отца на попытку его сына Якова покончить с собой: "Доведенный до отчаяния отношением отца, совсем не помогавшего ему, Яков выстрелил в себя у нас на кухне, на квартире в Кремле. Он, к счастью, только ранил себя — пуля прошла навылет. Но отец нашел в этом повод для насмешек: "Ха, не попал!" — любил он поиздеваться. Мама была потрясена. И этот выстрел, должно быть, запал ей в сердце надолго и отозвался в нем…" Так умиляющий сталинистов его отказ обменять попавшего в плен Якова на генерал-фельдмаршала Паулюса якобы по принципиальным соображениям на самом деле объясняется его нелюбовью и полным равнодушием к сыну, возможная гибель которого лишь забавляла отца.
Сталин остановился лишь на короткое, очень короткое время, когда немецкофашистские захватчики напали на нашу страну. Но это был лишь миг растерянности, когда, почуяв смертельную опасность для себя, "вождь" возопил о помощи к дорогим "братьям и сестрам", которых он доселе яростно уничтожал. Вскоре его некрофильская натура взяла свое, и поиски и уничтожение врагов среди тех же "дорогих братьев и сестер" были продолжены с прежним, даже с большим усердием, поскольку теперь, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства военного времени, можно было выбросить последние жалкие остатки законности. Безмерная жестокость проявлялась в отношении к простым солдатам, которых гнали на верную и, главное, бессмысленную гибель, к вернувшимся из плена, куда они попали по вине именно "гениального полководца". Иными словами, война с собственным народом продолжалась и в годы Великой Отечественной войны. Советский народ уничтожил фашизм, но был сокрушен большевизмом.
Советский фюрер уничтожал не только людей, но и идеи, мысли, образ жизни и уклад жизни, привычные отношения между людьми и нормы, в течение веков регулировавшие их поведение. Объектом сталинской ненависти были и здания, особенно если они выполняли идеологическую, религиозную функцию, вспомним хотя бы храм Христа Спасителя. Даже то, что было создано по его инициативе и под его руководством — стройки, заводы, фабрики, колхозы, электростанции, каналы и т. д., - несло на себе печать гниения и смерти, потому что возникло на костях людей, на их страданиях и неимоверных лишениях. В этом смысле и победа в великой войне не была исключением.
Сталин был исключительно ригидной, застревающей личностью. Троцкий писал, что Сталин, когда пришел к власти, все свои обиды, огорчения, ненависти и привязанности перенес с маленького масштаба провинции на грандиозные масштабы страны. Он ничего не забыл. Его память есть прежде всего злопамятство. Он создал свой пятилетний, даже десятилетний план мести. Его отношение к людям было неизменно окрашено недоброжелательством и завистью, а честолюбие переплеталось с мстительностью. Воля господства над другими была основной пружиной его личности. И эта воля получала тем более сосредоточенный, недремлющий, наступательный, активный, ни перед чем не останавливающийся характер, чем чаще Сталину приходилось убеждаться, что ему не хватает многих и многих ресурсов для достижения власти.
Этот кровавый диктатор страшился смерти, чем и объясняется его повышенная и постоянная подозрительность, ранимость, мстительность, не покидающие его опасения за свою жизнь. Он боролся так со смертью, но только своей, в то же время активно насаждая ее, однако здесь нет противоречия, поскольку таким путем Сталин стремился преодолеть страх перед ней. Поэтому он все ближе приближал ее к себе, делал понятной, своим повседневным занятием и любимым ремеслом, отчего она становилась не столь страшной.
Психологически в этом нет ничего неожиданного: можно найти множество примеров, когда страх перед чем-то преодолевается приближением этого "чего-то", включением его в свое эмоциональное пространство. Например, страх высоты иногда пытаются снять тем, что выходят на какие-то высокие места, страх перед женщинами — усиленным ухаживанием за ними, освоением способов завладения их вниманием и расположением и т. д.
Преодоление в себе страха смерти путем сеяния смерти подобно попыткам снятия своей высокой тревожности с помощью алкоголя и наркотиков. Как известно, такие попытки чаще всего оказываются неэффективными и вновь наступают состояния тревожности и психической дезадаптации, а поэтому требуются все новые и новые дозы дурманящих веществ. Правители-некрофилы, как, например, Сталин, тоже не могут успокоиться, постоянно и неуклонно звереют, требуя новых доз жертв. Поэтому история почти не знает случаев добровольного отказа от власти, поскольку они лишились бы источников удовлетворения своей потребности в смерти и разрушении и способов преодоления своего страха перед ней. Так, невозможно представить даже в самой буйной фантазии, чтобы Гитлер или Сталин сами отказались от своей неограниченной власти или согласились бы даже на небольшое ее ограничение. Здесь единственный путь — смерть тирана или насильственное отстранение его от власти.
Поистине главным врагом Сталина была сама жизнь. Он всегда был движим страстью к разрушению, превращению живого в мертвое даже тогда, когда в этом не было никакой объективной необходимости. Это была глобально деструктивная, некрофильская натура, сжигаемая ненавистью. Даже собственная смерть должна была принести ему удовлетворение, поскольку на его похоронах погибло немало народа и многие получили увечья. Большевистский диктатор действительно может считаться триумфатором, но только в своих, сугубо некрофильских границах.
Фромм писал: "Влияние людей типа Гитлера и Сталина покоится на их неограниченной способности и готовности убивать. По этой причине они были любимы некрофилами. Одни боялись их и, не желая признаваться в этом страхе, предпочитали восхищаться ими. Другие не чувствовали некрофильного в этих вождях и видели в них созидателей, спасителей и добрых отцов. Если бы эти некрофильские вожди не производили ложного впечатления созидающих защитников, число симпатизирующих им вряд ли достигло уровня, позволившего им захватить власть, а число чувствующих отвращение к ним предопределило бы их скорое падение' *(58).
Некрофильский характер тоталитарных режимов и их главарей выражается в необыкновенном почитании смерти, выработке особого в этой связи ритуала. Например, в Германии и СССР похороны глав государств и партий, а также руководящих деятелей более низкого ранга превращались в грандиозные театрализованные представления. Рейхспрезидент Гинденбург, легально вручивший власть Гитлеру, в 1993 г. был похоронен со всей мыслимой помпой. Центр Москвы вокруг мавзолея был превращен в кладбище, да и сам мавзолей венчает его в качестве символа смерти.
Говоря о некрофильских натурах некоторых кровавых тиранов, нельзя не упомянуть о том, что среди них встречаются людоеды, например, ими были император Центрально-африканской империи Бокасса и бывший президент Уганды Иди Амин. Каннибализм порождался и порождается, в частности, двумя причинами: ради утоления голода или ради овладения какими-то весьма ценимыми качествами жертвы. Фрезер писал о горных племенах Юго-Восточной Африки, которые, убив врага, отличавшегося храбростью, вырезали и сжигали его печень (местопребывание мужества), уши (вместилище ума), кожу со лба (вместилище стойкости), тестикулы (вместилище силы) и другие части — носители иных добродетелей, а пепел племенной жрец давал юношам во время обрезания. Индейцы из Новой Гранады всякий раз, когда представлялась возможность, съедали сердца испанцев в надежде стать такими же бесстрашными, как и наводящие на них ужас кастильские рыцари. Думаю, что наличие подобных мотивов можно предположить в поведении Бокассы и Амина.
Я упоминаю о каннибализме некоторых со времен тоталитарных правителей потому, что их каннибализм имеет немало общего с некрофилией, хотя среди дикарей-людоедов наверняка встречались жизнелюбы. Общее же заключается в том, что, съедая части человеческого тела, которые якобы обладают положительными качествами, каннибал заимствует их у смерти, вступая таким способом с ней в определенные отношения. Вместе с тем, он, конечно, заботится и о своем будущем, поскольку желает приобрести или усилить в себе какие-то особо ценные качества. В качестве гипотезы можно предположить, что асексуальная некрофилия, которую мы наблюдаем у Гитлера и у Сталина, есть психологический эквивалент каннибализма, причем этот эквивалент образовался под влиянием культурного развития человечества. Фюреры, убивавшие и уничтожавшие, тем самым не только приносили массовые жертвы, но и постоянно проявляли тяготение к смерти, т. е. к ушедшему, к прошлому, к праху. Но ведь и не могло быть иначе, поскольку они сами принадлежали смерти, являясь ее слугами и принадлежа к тому давнему, казалось бы, умершему миру. Поэтому естественно, что они возвращались к нему.
Людоеды Бокасса и Амин, которые жили в традиционном обществе, но в окружении цивилизованного мира, должны быть отнесены к некрофилам и потому, что организовали в своих странах массовое уничтожение людей. То, что они съедали людей, может быть расценено и как попытка возвращения в первобытное, примитивное общество.
Некрофилом был палач камбоджийского народа Пол Пот. Этот напичканный коммунистическими идеями диктатор не только организовывал массовые убийства, но и сам участвовал в них.
Разумеется, некрофилами были не только современные тоталитарные вожди. К ним могут быть отнесены римские императоры Калигула, Клавдий, Нерон, древнеиудейский царь Ирод (ему приписывается избиение младенцев с целью убийства только что родившегося Иисуса Христа), "наш" Иван Грозный, которого В.О. Ключевский назвал бешеным зверем, превратившим свое царствование в оргию жестокости, убийств и похоти, и многие другие в разных странах и в разные эпохи. Можно обоснованно считать, что и эти исторические персонажи были порождением теневой части коллективного бессознательного.
Некрофилия не может не переплетаться со смертью, ибо смерть, уничтожение, небытие есть логическое следствие некрофилии. Некрофильный человек должен быть не просто жестоким и беспощадным, он должен эмоционально и рационально принимать смерть и страдание, относиться к ним как к чему-то обыденно простому и, разумеется, без всякого уважения к жизни, не говоря уже о достоинстве личности. Поэтому в тоталитарном государстве процветает античеловеческий культ страдания и смерти, который постоянно насаждается везде, но особенно активно среди молодежи, в школе путем изучения соответствующей художественной литературы и фальсифицированной истории, прежде всего отечественной, иной идеологической обработки, в том числе с помощью наглядной агитации.
Например, в советских школах, во дворцах (домах) и парках пионеров и школьников были установлены красочные стенды, повествующие о подвигах пионеров-героев. Все они без исключения погибали смертью храбрых — на войне, в борьбе с кулаками, просто бандитами. Нет возможности перечислить все фильмы, книги, пьесы, картины, скульптуры, музыкальные произведения, прославляющие страдание и смерть. В нашей стране этот лейтмотив прозвучал еще на заре большевистского эксперимента ("Смело мы в бой пойдем за власть Советов, и как один умрем в борьбе за это") и сохранялся до недавних пор. Официальная коммунистическая идеологическая машина очень любила кощунственно похваляться, что в последней войне мы "смогли" потерять более 20 млн человек.
Другой излюбленный прием насаждения культа смерти — прославление лиц, отличающихся кровожадностью (Ивана Грозного, Петра Первого, в новейшее время Ежова, Берии), либо тех, кто совершил отдельные жестокие поступки, например террористические акты.
Так называемый простой народ очень трудно убедить в том, что вчерашние идолы это преступники, некрофилы, которые, подобно "простым" убийцам, получали психологическое удовлетворение от того, что они постоянно убивали. То, что ни Сталин, ни Гитлер сами, по-видимому, не обагрили свои руки кровью, ничего не меняет, поскольку они были организаторами этих преступлений. Тоталитарное государство и его главу отличает паранойяльное, явное или скрытое, ощущение постоянной, непреходящей угрозы от внешних и внутренних врагов. Отсюда агрессивность таких государств, непрерывная военная пропаганда, огромный карательный и разведывательный аппарат, повышенная подозрительность и призывы к бдительности, поиск "врагов" и, конечно, выявление их, кровавые репрессии. Важно заметить, что подобное паранойяльное ожидание агрессии характерно и для подавляющего большинства обычных убийц, которые совершают преступления, поскольку все время подсознательно ждут нападения и таким способом защищают себя.
Все или почти все деспоты отличались названной паранойяльной чертой. Имеющиеся о таких правителей сведения говорят о типичности для них таких черт, как повышенная тревожность и страх смерти, подозрительность, мнительность, уязвимость в межличностных отношениях, мелкая мстительность и злобность, застреваемость переживаний и эмоций. Они злопамятны, долго копят и помнят обиды, подлинные или мнимые, вновь и вновь переживают их.
Страх у тиранов как фундаментальное качество их личности отмечают многие историки. Гай Светоний Транквилл об одном из самых свирепых диктаторов в истории человечества, Калигуле, писал: "В нем уживались самые противоположные пороки — непомерная самоуверенность и в то же время отчаянный страх. В самом деле, он, столь презиравший самих богов, при малейшем громе или молнии закрывал глаза и закутывал голову, а если гроза была посильней — вскакивал с постели и забивался под кровать. В Сицилии во время своей поездки он жестоко издевался над всеми местными святынями, но из Мессины вдруг бежал среди ночи, устрашенный дымом и грохотом кратера Этны. Перед варварами он был щедр на угрозы; но когда однажды за Рейном ехал в повозке через какое-то ущелье, окруженный густыми рядами солдат, и кто-то промолвил, что появись откуда-нибудь неприятель и будет знатная резня, он тотчас вскочил на коня и стремглав вернулся к мостам…"
В характере римского императора Клавдия, о котором Светоний говорил, что "природная его свирепость и кровожадность обнаруживалась как в большом, так и в малом", древнеримский историк выделял недоверчивость и трусость. Так, на пир он выходил только под большой охраной; навещая больных, всякий раз приказывал заранее обыскать спальню, а ложный слух о каком-то заговоре привел его в такой ужас, что он пытался отречься от власти. Все приходившие к Клавдию подвергались строжайшему обыску. А вот что писал выдающийся русский историк Ключевский об Иване Грозном: "Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная цепь козней, которую, чудилось ему, стараются опутать его со всех сторон. Это заставило его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием. Всего сильнее в нем работал инстинкт самосохранения. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства"*(59).
Преступления Ивана Грозного нанесли стране ни с чем не сравнимый урон, особенно нравственности; он заложил основы самодержавия, психологические остатки которого мы не можем преодолеть по сей день. Но Грозный не мог не быть очень близок к Сталину и его режиму, а поэтому со школьной скамьи нам внушали, что этот царь, конечно, был груб, своеволен и даже жесток, но все делал для блага отечества, поэтому заслуживает похвалы благодарных потомков. Постепенно стал создаваться культ Грозного, о нем много написано, созданы кинофильмы, балет и т. д., общество постепенно свыклось с тем, что кровавый убийца и садист стал чуть ли не национальным героем.
Но вернемся к личностным характеристикам державных преступников. Тревожность, подозрительность, мстительность, злопамятность и постоянные страхи характерны и для таких диктаторов, как Гитлер и Сталин. Постоянно трепетал за свою жизнь "пожизненный" гаитянский президент Дювалье. Однако важно подчеркнуть, что тревоги и страхи у тиранов возникают не только потому, что существует реальная опасность для их жизни. Многим из них (например, Сталину) в общем-то ничего не угрожало, и на их жизнь практически никто не покушался.
Фромм отмечает феноменальную трусливость Муссолини, хотя тот играл роль агрессивного и мужественного человека, живущего под девизом "Да здравствует опасность!" Анжелика Балабанова, которая была соиздателем газеты "Аванти" в Милане в тот период, когда Мусолини был еще социалистом, сообщила Фромму, что врач, делавший ему переливание крови, сказал, что в своей жизни не встречал человека, который в подобной ситуации проявил бы такую трусость, как Муссолини. Вечером он не шел домой один, ждал, когда Анжелика закончит свои дела. Он шел вместе с ней и говорил, что "боится каждого дерева и даже тени", хотя в ту пору его жизни еще ничего не угрожало.
Известно, что Гитлер был храбрым солдатом, отмеченным боевыми наградами. И тем не менее он испытывал постоянные страхи. Фест отмечает его постоянный страх перед соприкосновением с чужими людьми, боязнь заразиться венерической болезнью и страх перед любой инфекцией вообще ("Микробы просто набрасываются на меня", — считал Гитлер), он все время лечился. Он был охвачен привитым австрийским пангерманским движением страхом перед чужим засильем, перед "нашествием, подобным саранче, русских и польских евреев", перед "превращением немецкого человека в негра", перед "изгнанием немца из Германии и, наконец, перед "полным истреблением" немцев. Но беспокойство у него вызывали также и американская техника, и цифры растущей рождаемости у славян, и крупные города, и "столь же безудержная, сколь и вредная индустриализация и "коммерциализация нации", и анонимные акционерные общества, и "трясина удовольствий в крупных городах", равно как и современное искусство, стремящееся голубыми лугами и зелеными небесами "убить душу народа". Куда бы он ни взглянул, он всюду открывал "явления разложения медленно догнивающего мира".
Гитлер видел Германию объектом некоего всемирного заговора, осаждаемым со всех сторон большевиками, евреями, масонами, капиталистами, иезуитами, выступающими в едином строю. Они, евреи, писал Гитлер в "Моей борьбе", завладели семьюдесятью процентами мирового капитала, покорили себе биржи и марксизм, они были зачинщиками ограничения рождаемости и идеи эмиграции, они подорвали устои государства, привели к вырождению расы, воспели братоубийство, организовали гражданскую войну, оправдывали низость и поливали грязью благородство, они, эти закулисные вершители судеб человечества. "Если еврей с помощью своего марксистского вероисповедания одержит победу над народами нашего мира, то его корона станет надгробным венком человечества, и наша планета, как тогда, миллионы лет назад, будет совершать свой путь в эфире".
Фест считал, что неуверенность и страх были основными мотивами у Гитлера; он избегал проявлять чувства столь тщательно, сколь искусно ему удавалось изображать их. Он подавлял всякую спонтанность, но его выдавали отдельные, вроде бы не очень примечательные особенности — прежде всего глаза, которые никогда не приходили в спокойствие, и даже в те моменты, когда Гитлер застывал как статуя, беспокойно бегали по сторонам. Его мучил страх, что раскроется его частная жизнь. Характерно, что не сохранилось ни одного его частного письма, даже Ева Браун получала лишь коротенькие сухие записки, которые к тому же он никогда не посылал по почте. Он постоянно следил за своим поведением и знал лишь тайные страсти, скрытые чувства, суррогаты. Широко распространенный образ не контролирующего свои эмоции, дико жестикулирующего Гитлера отражает не правило, а исключение: он был предельно сосредоточенным человеком, дисциплинированным до комплексов*(60).
Одержимость Гитлера поездками по стране есть бегство, спонтанное и неуправляемое, несмотря на всю его дисциплинированность, в первую очередь от самого себя и своих страхов, особенно от страха смерти. Этим же страхом объясняется страсть Гитлера к монументальным сооружениям, зданиям-монстрам: в них можно видеть не только желание обессмертить себя, ибо он уже сделал это, создав "тысячелетний" германский рейх, сколько психологически отгородиться таким способом от всюду угрожающих опасностей. Построенные по его инициативе прекрасные дороги служили не только экономическим нуждам, но и бессознательно ощущались им как некая крепкая сеть, наброшенная на страну. Сеть позволяла держать ее в руках и тем самым нейтрализовать исходящие от нее беды.
Мы отмечаем повышенную тревожность, подозрительность, мнительность и другие подобные личностные характеристики у правителей деспотического типа, и точно такие же черты обнаружены нами у общеуголовных преступников. Так, психологическое изучение с помощью "Методики многостороннего изучения личности" (ММИЛ) большой группы убийц показало следующее: их поведение определялось аффективно заряженными идеями. Они чрезвычайно чувствительны к любым элементам межличностного взаимодействия, подозрительны, воспринимают внешнюю среду как враждебную. Поэтому у них нарушена правильная оценка ситуации, она легко меняется под влиянием аффекта. Повышенная впечатлительность к элементам межличностного взаимодействия приводит к тому, что индивид легко раздражается при любых социальных контактах, представляющих хоть малейшую угрозу для его личности. Все затруднения и неприятности интерпретируются им как результат враждебных действий со стороны окружения. Наиболее чувствительны такие люди в сфере личной чести, для них характерно повышенное сознание своей ценности.
Аналогичные сведения были получены при изучении убийц с помощью теста Шмишека, которое показало, что наиболее выражена у них такая черта, как эмотивность, т. е. чувствительность и глубокие реакции в области тонких эмоций, причем не обнаружилось связи между эмотивностью и внешними провоцирующими обстоятельствами. Иными словами, эмотивность у них возникает и развивается в основном по внутренним психологическим законам, а не в соответствии с указанными обстоятельствами. Уязвимость коррелирует у них с упорством, что определяет характерные для них подозрительность и защитную агрессивность.
Если на время забыть, что речь идет не о "простых" уголовниках, и приложить приведенные описания к живым и мертвым тиранам, станут ясными причины многих их поступков. Например: захват других стран, не вызываемый ни экономической, ни политической целесообразностью, внешне непонятные и ничем, казалось бы, не мотивированные преследования и даже казни людей, давно им не опасных, в том числе сведение счетов со старыми врагами и подлинными и мнимыми обидчиками, постоянное возвеличивание собственной персоны, культ своей святости и непогрешимости, "осыпание себя звездами", решительное противодействие какой-либо критике, преследование инакомыслящих и т. д. Деспотические правители в отличие от "обычных" насильственных преступников имеют неограниченные возможности преследования тех, кого они считают врагами. Поэтому репрессии носят хронический характер, ослабляясь лишь на время, чему мы были свидетелями в своем же отечестве.
В данной работе я вынужден ограничиваться исследованием личности лишь главарей тоталитарных режимов, но на самом деле тоталитарных преступников неизмеримо больше: это и руководители карательных органов и их подразделений, концентрационных лагерей, отдельные палачи, судьи и т. д. Разумеется, дать научный анализ всех их здесь невозможно, поэтому пришлось ограничиться лишь организаторами тоталитарных преступлений.
Преступное поведение организатора часто могут характеризовать черты, присущие всем соучастникам — исполнителям, подстрекателям, пособникам. Нередко преступники, выступающие организаторами убийства, готовящие его совершение, сами же в числе других исполняют это преступление, подстрекают других, скрывают следы преступления. Но это не освобождает от обязанности выяснить, в чем именно выражались организаторские функции. Сделать это особенно сложно в случаях, когда убийство совершается по найму (нанявший киллера — организатор) или представителями организованных преступных групп, а еще труднее, когда имеют место массовые убийства, совершаемые государством. В последнем случае важно установить организаторскую роль деятелей всех уровней власти, от верховного тирана, глав его спецслужб и охранно-карательных ведомств до непосредственных руководителей карательных (истребительных) подразделений.
По общему правилу организатор не несет ответственности за действия исполнителя в таких случаях, когда тот выходит за пределы предварительного сговора (эксцесс исполнителя). Если предварительно не оговаривается, каким способом, сколько человек будет убито, можно ли проявлять особую жестокость и другие важные обстоятельства, организатор должен быть признан виновным в фактических действиях исполнителя. Это относится и к массовым убийствам. Развязывая репрессии против населения (или военнопленных), руководитель тоталитарной власти, командующий оккупационными войсками и т. д. в своих приказах обычно не оговаривают, можно ли убивать с особой жестокостью, беременных женщин, детей и т. д., что во всех цивилизованных странах расценивается в качестве обстоятельств, отягчающих ответственность за убийство. Поэтому организаторы подобного истребления людей должны нести уголовное наказание за все те действия, которые фактически совершили по их указанию исполнители, если даже отягчающие обстоятельства заранее не оговаривались. В доказательство приведу п. c ст. 6 Устава Международного военного трибунала для суда над главными немецкими военными преступниками в Нюрнберге. Эта норма гласит: "Преступления против человечности, а именно убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до и во время войны, или преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления и в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции трибунала… Руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или осуществлении общего плана или заговора, направленного к совершению любых из вышеупомянутых преступлений, несут ответственность за все действия, совершенные любыми лицами с целью осуществления такого плана". Следовательно, ответственность организатора за конкретные действия исполнителей может зависеть от того, совершено ли убийство одного конкретного человека или нескольких конкретных людей, либо же организатор планировал массовые убийства и руководил ими.
Не имеет значения, присутствовал ли организатор при совершении убийства, тем более что иногда он может заблаговременно уехать в другое место. Как правило, большевистские и немецко-фашистские главари не присутствовали при расстрелах и не посещали концентрационные лагеря (лагеря уничтожения), что, естественно, ни в коем случае не освобождает их от уголовной ответственности. По имеющимся данным, Гиммлер лишь один раз наблюдал массовое убийство, что вызвало у него сильнейшее нервное потрясение.
Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о нарушениях психической деятельности у тиранических преступников. По этому поводу имеются важные наблюдения и выводы. Позволю себе привести обстоятельную выдержку из работы Буллока.
Он пишет, что первый из известных диагнозов, определивший у Сталина паранойю, был поставлен в декабре 1927 г. во время проходившей в Москве международной научной конференции. Ведущий невропатолог России Владимир Бехтерев произвел большое впечатление на иностранных делегатов, что привлекло внимание Сталина, попросившего Бехтерева навестить его. После встречи со Сталиным (22 декабря 1927 г.) Бехтерев сказал своему ассистенту Мнухину, что у Сталина типичный случай паранойи и что во главе государства ныне стоит очень опасный человек. Внезапная болезнь и смерть Бехтерева, наступившая прямо в гостинице, вызвала неизбежные подозрения, что он был отравлен по указанию Сталина. Как бы то ни было, правильность диагноза, поставленного Бехтеревым, подтверждает и ведущий советский психиатр Е.А. Личко в статье, опубликованной в "Литературной газете" в сентябре 1988 г. В числе прочего Личко указывает на то, что факты подтверждают следующее: внешние обстоятельства и трудные ситуации провоцировали у Сталина параноидальные приступы, которые обычно следовали волнами; периоды обострения сменялись сравнительно спокойными периодами. Личко полагает, что такие приступы психастении были у Сталина в 1929–1930 гг. (результатом явилась кампания против кулачества), затем в 1936–1937 гг. (что привело к чисткам в руководстве партии и армии). "Вероятно, — замечает Личко, — приступ имел место и в самом начале войны, в первые дни которой Сталин фактически устранился от руководства страной. И последний — в конце жизни, в период так называемого "дела врачей"".
Не вдаваясь в дебаты о правомерности такого подхода к истории, Буллок выдвинул два положения, которые, как он полагал, не вызовут возражений. Суть первого состоит в том, что необходимо проводить различие между душевной болезнью, делающей человека недееспособным, и разного рода болезненными состояниями индивидуума, в которых человек, обнаруживая психопатические признаки, полностью отдает себе отчет в том, что делает, и способен нести ответственность за свои поступки.
Совершенно очевидно, что в случаях Сталина и Гитлера, продолжает Буллок, мы имеем дело не с душевным заболеванием, а с проявлением параноидальных наклонностей. Два хрестоматийных руководства по психиатрии — "Справочник по современной психиатрии" (Гарвард) и "Учебник по психиатрии" (Оксфорд) — приводят следующий перечень основных признаков параноидальной личности: хорошо систематизированная, не поддающаяся изменениям маниакальная система, развивающаяся в среднем возрасте, инкапсулированная в такой степени, что не вызывает ослабления других ментальных функций; личность остается незатронутой и способна действовать в соответствии с требованиями окружающей среды.
Второе положение вкратце можно свести к следующему: независимо от того, пользуемся ли мы психиатрическими терминами греческого происхождения или словами обычного разговорного языка, симптомы параноидальных состояний: хроническая подозрительность, эгоцентричность, зависть, обостренная чувствительность, мания величия — вся эта симптоматика налицо в воспоминаниях людей, близко общавшихся со Сталиным.
Сталин остро реагировал на критику, возражения, неприятные известия — на все то, что могло нанести ущерб созданному им образу, дать толчок отрицательным эмоциям, сомнениям в себе, угрызениям совести. Стремясь оградить себя от неприятных раздражителей, угрожающих его самооценке, он развил несколько психологических приемов, которые Роберт Такер условно разделил на три категории, определив их как подавление, рационализация и проецирование.
Первая категория наиболее простая. Истинность фактов, вызывающих опасения и тревогу, Сталин отрицал категорически; тех же, кто сообщал ему об этих фактах, обвинял в саботаже, умышленном преувеличении опасности и других грехах, что оказывало сильно воздействие на окружающих, удерживая их от попыток подвергать себя подобному риску.
Наиболее известным примером, который следует отнести к рационализации, является реакция Сталина на критику Ленина, обвинившего его в грубости. Принимая критику, Сталин смог истолковать предъявленное ему обвинение в грубости в свою пользу — как доказательство собственной преданности делу партии: "Да, я груб, товарищи, но с теми, кто грубо и предательски подрывает основы партии, кто способствует расколу в партии".
Третий прием проецирование находил выражение в том, что Сталин наделял других теми поведенческими мотивами и импульсами, которые он отказывался видеть в себе. Можно привести множество примеров того, как, намереваясь предать друга или союзника, Сталин оправдывал свои действия в собственных глазах и глазах окружающих тем, что обвинял жертву в предательстве, которое вынашивал сам*(61).
Что касается Гитлера, в отношении его Личко приходит к выводу, что у того можно определить не только истероидный тип акцентуации — крайний вариант психической нормы как результат ослабления или усиления отдельных черт характера, но и истерическую психопатию. Паранойяльное развитие у него прошло этапы акцентуации, психопатии и достигло паранойяльного психоза, при котором сверхценные идеи превратились в бредовые. Опираясь на некоторые сведения, Личко не исключает, что вследствие заболевания в молодости сифилисом (точных данных об этом нет. — Ю.А.), у Гитлера в 1942 г. появились признаки прогрессивного паралича, т. е. одной из форм сифилитического поражения головного мозга.
Но дело не только в этих психиатрических тонкостях. Главное, что тот и другой тиран были психически нездоровы и это не только неслучайно, но абсолютно закономерно. Именно такие люди должны были стоять во главе безумного режима, именно он (режим) "призывает" их, выносит на вершину, закрепляет на ней, дает все возможности действовать в соответствии с их темными и грязными влечениями и инстинктами. Как писал Э. Канетти, "…каждой паранойей, как и каждой властью, управляет одно единственное стремление: убрать всех с пути, чтобы остаться единственным, или — в более мягкой и чаще встречающейся форме — подчинить всех себе, чтобы стать единственным с их помощью*(62).
В.Я. Гиндикин и В.А. Гурьева предлагают вначале разобраться в таком наисложнейшем вопросе: как относиться к личностным характеристикам Сталина и называть ли их психопатологическими.
Прежде всего, о чем же, собственно, идет речь — о психозе или пограничном состоянии? Для первого из них характерны либо прогредиентность (т. е. нарастание болезненных изменений), приводящая к появлению специфических дефицитарных расстройств, либо эпизодическое возникновение фазовых (спонтанных депрессивных или маниакальных) состояний. Последний вариант отбрасывается сразу же, поскольку этих расстройств у него явно не было. Что же касается первого варианта, то хотя определенная прогредиентность все же была, однако в процессе движения болезненных расстройств не определялись свойственные шизофрении расстройства мышления, отсутствовали психотические, заметные окружающим (галлюцинации, расстройства сознания и т. п.) эпизоды, характерные головные боли и т. п.; дефицитарные расстройства, появившиеся в старости, носили отчетливый возрастной характер.
Следовательно, предположение о психотическом характере соответствующих расстройств должно быть отброшено — несмотря на то что наличие в личностной структуре Сталина несомненной эмоциональной холодности и парадоксальности, а также паранойяльных (троцкизмо- и шпиономании) идей заставляют иметь в виду эти расстройства при проведении дифференциального диагноза.
Таким образом, речь может идти о пограничном психическом расстройстве.
При этом надо отвергнуть диагноз невроза: собственно невротических расстройств не было, если не считать психогенных депрессий на невротическом уровне после смерти обеих жен и сына Якова, а также соматогенно обусловленных астенических и вазовегетативных расстройств в старости. Однако клиническая картина, определяющая психическое состояние Сталина на протяжении всей его жизни, значительно сложнее свойственной любому из неврозов.
Главным, определяющим, является наличие резко выраженных личностных изменений, которые отмечаются в той или иной мере всеми современниками. Они явно унаследованы и культивируемы условиями жизни в ранней юности, тотальны, определяют весь психический облик, относительно стабильны и малообратимы. То есть мы имеем три из четырех компонентов, определяющих, по П.Б. Ганнушкину, наличие психопатии. Что же касается оставшегося компонента (выраженность патологических свойств до степени нарушения адаптации), то они вроде бы отсутствуют: какое уж тут нарушение адаптации, когда индивид столько лет правил таким государством. Вот здесь-то самое время нам вспомнить о концепции гиперкомпенсации. В этом случае ущербная личность по законам, описанным учеником и сподвижником З. Фрейда А. Адлером, находит патологические способы существования, направленные на нивелирование своей ущербности.
Конечно, речь идет не только о том, чтобы замаскировать сухорукость или боязнь плавания и полетов. Прежде всего, это стремление любой ценой скрыть свою недостаточность и утвердиться на роли гения и как мыслителя-теоретика, и как политического организатора, и как полководца. В основе вроде бы сохраняющейся адаптации здесь лежат гиперкомпенсаторные процессы.
К этому можно было бы добавить и такой признак психопатий, который в свое время был выделен В.П. Сербским, — это дисгармоничность всей личностной структуры Сталина, а также отсутствие критики: Сталин был уверен, что действует как личность, уполномоченная историей, именно это автоматически исключало для него соображения нравственного порядка, способность к сочувствию, освобождала от чувства вины за миллионы погубленных жизней. Мук совести он никогда не испытывал.
Естественно, у любого неспециалиста может возникнуть вопрос: как же так, столько лет Сталин руководил одним из крупнейших государств, и никто из его соратников не замечал его психической аномальности. Наоборот, как пишет А. Буллок (1994), он производил впечатление человека здравого ума, знающего, чего он хочет, владеющего ситуацией. В политической игре в России в 1934–1939 гг. он всегда оказывался на несколько ходов впереди остальных игроков, приводя всех в изумление точностью расчета, степенью лицемерия и беспредельной жестокостью. В условиях тех лет его паранойяльные тенденции прекрасно "работали". Сама ситуация открывала ему возможность удовлетворить подкреплявшие друг друга политические амбиции и внутреннюю психологическую потребность. То есть речь идет о том, что большую часть жизни (примерно до 1949 г.) он был достаточно адаптирован. Однако эта адаптация носила неестественный — а именно гиперкомпенсаторный — характер. В военные годы он становится еще более жестоким, холодным и деспотичным, чем раньше (А. Буллок). Лишь изредка, как верхушка айсберга из пучины, показывались собственно психопатологические расстройства: адинамическая депрессия, реакции растерянности, невротические депрессивные эпизоды. Однако на этом относительно благополучном фоне все более и более прогрессировала паранойяльность, со временем трансформировавшаяся в параноидность.
Таким образом, вывод о наличии у Сталина психопатии нам представляется вполне оправданным. Говорить здесь всего лишь о личностной акцентуации, как это делает А.Е. Личко (1997), или, тем более, о психической (хотя и бандитской) норме, как это делает М.И. Буянов (1993) — это значит недооценивать существенность анализируемых личностных изменений.
Итак, это мозаичная психопатия. Трудности в диагностике в этих случаях определяются сочетанностью различных психопатических радикалов — в данном варианте эпилептоидных, экспансивно-шизоидных, паранойяльных, фанатичных, в меньшей мере — истерических. Эти черты в одних случаях усиливают друг друга (Фрейеров О.Е., 1961, Гиндикин В.Я., Гусинская Л.В., 1974), в других оказываются способствующими адаптации и обусловливают большие гиперкомпенсационные возможности.
В сложном конгломерате личностных расстройств у Сталина на передний план выходят то эпилептоидные черты (начиная с подросткового возраста, но проявлявшиеся весьма отчетливо и на всех последующих этапах жизни), то черты психопата-фанатика (с юношеского возраста и всю оставшуюся жизнь), то отдельные истерохарактерологические и экспансивно-шизоидные особенности (периодически на протяжении всей жизни), то паранойяльные особенности (усиливающиеся с годами).
Надо полагать, что некоторые из личностных особенностей, свойственных Сталину на протяжении всей жизни до выявления паранойяльных личностных свойств, были обусловлены в некоторой мере наличием латентного периода становления паранойяльной психопатии — т. е. наличием гипопаранойяльной конституции Кляйста — со свойственной последней прямолинейностью, негибкостью, эмоциональной нивелировкой, недоучетом ситуации. Как и всякая паранойяльная личность, он постоянно был склонен к сверхценным образованиям, выстроил в уме маниакальную систему, которой был одержим: он постоянно был занят поисками улик, чтобы возвести на них здание этой логической структуры, поддерживал и укреплял его контрфорсами новых улик (А. Буллок)*(63).
Гиндикин и Гурьева относительно Гитлера приходят к следующим выводам.
Его личность, пишут они, отчетливо укладывается в рамки психопатии. Психопатия эта, казалось бы, ядерная (истинная, конституциональная), т. е. унаследованная или врожденная. Он рождается с психопатическими стигмами в виде недоразвития половых органов, обусловивших садо-мазохистские выверты его половой жизни (в прежние времена последние давали бы возможность говорить и о сексуальной психопатии).
Однако это (квалификация ядерности) не совсем так, поскольку жизнь в ущербной семье с ее воспитанием, сочетающим деспотизм и попустительство, конечно, не могли не способствовать культивированию врожденных и возникновению приобретенных (типа патохарактерологического развития) психопатических свойств. Все это усугублялось и последующими социальными причинами, обусловившими востребование такой личности.
Это именно психопатия с ее основным качеством: от особенностей характера Гитлера страдает и он сам, и окружающие его лица. Эти особенности тотальны: речь идет о дисгармоничности всей личности; выраженность патологических свойств периодически способствовала нарушению адаптации.
В плане собственно клинических характеристик — уже в юности это психопат типа "фершробен": он крайне дисгармоничен, неловок, неадаптирован, чудаковат, не умеет ладить с людьми, живет отшельником, впроголодь, обнаруживает неспособность к производительной деятельности. Несколько позже к этим личностным особенностям присоединяются свойства психопата-истерика, а затем — психопата-фанатика.
Как многие психопаты истерического круга, Гитлер был инфантильным, склонным к позерству и псевдологии, эмоционально лабильным. Его логика временами носила отчетливо эмоциональный характер: Гитлер действительно добивается признания, он чуть ли не до конца ощущает себя избранником судьбы, своего рода мессией. Во многом этому способствовала умелая эксплуатация им самим имевшихся у него действительно выдающихся ораторских способностей, высоких волевых качеств, отличной и цепкой памяти.
Однако не только истерические черты наслоились на особенности типа "фершробен". Крайнюю социальную опасность данного случая психопатии обусловило присоединение черт психопата-фанатика — с его волевой железной настырностью, односторонностью и безжалостностью. Наличие этих черт обусловило возможность формирования патологического типа личности.
Начиная с юношеских лет у Гитлера появляются черты развивающейся паранойи. Как у многих сексологических больных при изменении личности по паранойяльному типу (Овсянников С.А., 1976), у него возникла склонность к образованию сверхценных идей, самой важной из которых в данном конкретном случае оказалась мысль об особом значении своей личности.
На этом фоне по типу "озарения" у него возникла или резко усилилась свойственная ему и ранее сверхценная идея — ксенофобия в виде антисемитизма — с последующей ее трансформацией в бредовую идею мирового господства.
Истерические качества "фюрера" находят колоссальное подкрепление, в силу того что его ораторские способности и тематика его фанатичных выступлений подошли, как ключ к замку, к чаяниям толп немецких бюргеров, все более утрачивавших реальное осмысление событий жизни их государства. При этом для самого Гитлера все эти восторги слушателей не только лили воду на его паранойяльность.
Способствовала "мессианской" трактовке личности и пришедшаяся на наиболее ответственный в отношении агитации за фашистскую партию период гипоманиакальная фаза, во время которой, естественно, у Гитлера отмечался небывалый до того прилив сил и энергии. В последующем гипоманиакальные фазы не повторялись, однако это не исключает возможности соматогенно спровоцированных субдепрессивных и депрессивных фаз.
Таким образом, на примере Гитлера мы видим, как формируется мозаичная асоциальная психопатия — как на личностные черты типа "фершробен" наслаивается истерическая и фанатическая личностная структура и сексуальная психопатия, и как параллельно с формированием психопатии происходит становление патологического (паранойяльного) развития, в качестве самостоятельных компонентов имеющего идеи антисемитизма и мирового господства при утрате какой-либо критической самооценки и формировании убежденности в своем величии (в том числе в выдающемся полководческом таланте, избранничестве и непогрешимости). Появление признаков патологического (паранойяльного) развития личности было показателем неблагоприятной динамики психопатии, а присоединение органического поражения головного мозга способствовало резкому снижению уровня психического функционирования, способности критического восприятия окружающего и прогнозирования1*(64).
Я привел столь развернутые психиатрические характеристики Гитлера и Сталина (в литературе имеется психиатрическая информация и о других тоталитарных преступниках — Берии, Гиммлере, Эйхмане и т. д.) намеренно, чтобы показать, что у власти в великих странах были психически неполноценные личности. Полагаю, что приведенные свидетельства весьма квалифицированных психиатров достаточно убедительны. Они позволяют сделать вывод, что такие личности могут захватить власть только в особых обстоятельствах, но дело не только в захвате, но и в удержании власти. Такие личности могут захватить, удержать и умножить свою власть только ценой большой, очень большой крови, их психопатологические особенности могут активно способствовать этому.
Итак…
Гитлер с его нелепыми усиками-сопливчиками и непроизвольным выделением газов, которого один из современников назвал типичным оберкельнером, предатель Родины Ленин, Сталин с внешностью провинциального управдома, бывший куровод Гиммлер с плоской физиономией уличного филера, усохший ариец, колченогий Геббельс по кличке Сморчок, наркоман Геринг, гомосексуалист Рем, садист и алкоголик Ежов, сексуальный маньяк Берия, трус и фанфарон Муссолини и другие вырвавшиеся из преисподней садонекрофилы в неистовой шутовской пляске топтали цивилизацию. Карикатурные и грозные, примитивные и гениальные во зле, одномерные злобные недоучки, горящие ненавистью и видящие путь человека лишь как звериную тропу, они в иных обстоятельствах могли бы остаться незамеченными. По-видимому, история (или природа), как всегда ироничная и зловредная, чтобы показать людям, как они ничтожны, даже в палачи определила им козлоногих сатиров.
Обычно сопоставляют Гитлера и Сталина, такое сопоставление необходимо и верно, в первую очередь, в плане реализации тем и другим ужасающих методов их господства. Однако не Сталин создал строй, который предоставил в его распоряжение все условия для массового уничтожения людей и современной культуры. Этот строй возник благодаря Ленину, как и фашизм в Германии — благодаря Гитлеру. В данном аспекте их имена — Ленин-Гитлер — должны быть поставлены рядом, да еще и по причине фанатической охваченности и непоколебимой веры того и другого в свою правоту.
Тоталитарные деспоты — это государственные уголовники, которые старались навязать свои низкопробные ценности всей цивилизации, их мораль — это мораль уголовников, которая, по словам А. Камю, представляет собой бесконечное чередование побед, завершающихся местью, и поражений, порождающих отчаяние и злобу. Им нужно, чтобы их бесчисленным жертвам была бы прилеплена хоть какая-то вина, что должно было послужить не только их самооправданию, но и толкало на новые убийства и разрушения. Поэтому можно сказать, что Ленин, Гитлер и Сталин были поглощены идеей безостановочного движения вперед, для чего создавали учения о разрушении, которые не имели прецедентов в истории. Они не оставили после себя ничего положительного, став олицетворением сил истребления и самоистребления.
Воцарение нацизма, большевизма или иного тоталитарного режима, позволяющего тоталитарным преступникам безнаказанно убивать тысячи людей, возможно лишь в результате длительного и сложного исторического процесса. Его составной частью являются теоретические писания, обосновывающие верховенство и особую роль какой-либо расы, нации, церкви, политической партии, вождя. Это явление, к сожалению, наблюдается в современной России, которая понесла страшный урон и от германских нацистов, и от собственных большевиков. Однако эти исторические уроки явно не были усвоены ею, поскольку в стране сохранились условия, воссоздающие националистические и иные аналогичные явления. У нас постоянно публикуются, с позволения сказать, "научные" труды, вольно или невольно создающие необходимые теоретические основы для будущих кровавых диктатур. Я не ошибаюсь и не преувеличиваю, поскольку история убедительно доказала, что там, где реализуется учение об особой, возвышенной роли какой — нибудь расы, нации или церкви, где утверждается идея о наделении исключительными нравами лидера, там рано или поздно, если не принять
необходимые меры, неизбежно торжествует такая диктатура.
Вполне в русле отечественных традиций самодержавия и коммунистических вождей, особое внимание уделяется вождизму. Здесь особо постарался некий В.Б. Авдеев, наш современник и соотечественник, несгибаемый сторонник нацизма и фашизма.
Чтобы показать уровень "научного" мышления Авдеева, предварительно приведу две цитаты из одной его работы:
"Главный вывод современной эволюционной теории, повергающей в шок всех "гуманистов", состоит в том, что никакой ясной и конкретной границы между человеком и животным нет, а между расами есть"*(65).
"Главная функция культуры заключается в том, чтобы сигнализировать окружающим о расовом происхождении ее создателей. Тип идеи всегда функционально связан с конструкцией мозга ее носителя, и при рассогласовании неминуемо возникает психическая патология"*(66).
Авдеев подготовил, отредактировал, написал предисловие и издал хрестоматию по вождеведению "Философия вождизма". В ней собраны работы германских авторов только гитлеровского периода. Если попытаться дать им общую оценку, то она может быть лишь такой: это омерзительное чтиво. Поэтому я не буду анализировать содержащиеся в ней работы, они того не стоят. Не стоило бы внимания и предисловие Авдеева, если бы оно не было написано в наши дни, в нашей стране, нашим соплеменником.
Предисловие Авдеева к "Философии вождизма" — панегирик гитлеризму, его расовым и вождистским теориям, это преклонение лично перед Гитлером, восхваление преступной организации СС и нордической расы. Оказывается, словоблудливо вещает Авдеев, вождь — это "шаман, переплавляющий души соплеменников в светлое завтра на невидимом ковчеге власти"*(67). В чем заключалось это "светлое завтра", весь мир прекрасно знает.
С восхищением цитирует Авдеев выступление Гитлера на Нюрнбергском конгрессе Национал-социалистической германской рабочей партии 5-12 сентября 1938 г., почтительно именуя преступника N 1 Фюрером, причем с большой буквы (?!). Авдеев пишет: "Фюрер определял, что для политического вождя и политического руководства нацией сильный характер, верное сердце, мужество, отсутствие боязни ответственности, ни перед чем не отступающая решимость и непоколебимая твердость гораздо важнее, чем отвлеченное знание". Именно на основе синтетического объединения этих психологических характеристик, — поясняет Авдеев, — и возникает новое качество лидерства, которое в процессе отбора политической элиты изменяет весь психологический портрет нации"*(68).
Авдеев, этот теоретик ненависти, смеет высокомерно поучать, что "вождь нации может возникнуть только тогда, когда у нации возникает в нем потребность, когда чувствования, представления и воля абсолютного большинства людей сливаются и воплощаются в конкретном индивидууме, максимально точно отражающем своими качествами моральные идеалы народа. Только тогда, когда народ осознает, что своими действиями лидер приближается к этическому эталону большинства, он с благоговением может вручить ему венок триумфатора.
Вождь — это материализованная воля народа, желающего трудиться над улучшением своей судьбы"*(69).
Авдеев обстоятельно анализирует работы Ломброзо и обильно цитирует их, каждый раз давая им восхищенные оценки. Он прямо поддерживает утверждение Ломброзо, что между биологическими особенностями людей и преступным поведением существуют причинно-следственные отношения. Так, Авдеев выделяет мысль Ломброзо, что среди наследственных дегенератов и преступников очень часто можно обнаружить людей с аномалиями ушей. Политическое преступление с
антропологической точки зрения, считает он, являет прямую связь между идеей, порожденной анатомически изуродованной нервной системой дегенерата, и ее политическим воплощением. Эта нервная система порождает идею*(70).
Авдеев считает самым смелым выводом Ломброзо то, что среди антропологических факторов политической преступности на первом плане у него стоит влияние расы. "Сегодняшняя криминальная ситуация, — отмечает Авдеев, — в большинстве мегаполисов наглядно подтверждает это утверждение итальянского ученого, ибо и в абсолютном и процентном соотношении лидируют представители темнопигментированных расовых групп' *(71) Это утверждение Авдеева выдает его полную криминологическую безграмотность, впрочем, не только криминологическую, если иметь в виду и другие аспекты его сочинений.
Разумеется, такой автор не мог не хвалить Ферри, которого он называет основателем школы криминальной антропологии. Особенно близок Авдееву изобретенный Ферри термин "рассуждающее сумасшествие". По этому поводу Авдеев пишет: "Сегодня, чтобы понять, что это такое, достаточно включить телевизор и послушать дебаты о легализации наркотиков и прославлении гомосексуализма или посетить сборище искусствоведов в модном салоне. Любое вручение крупных международных премий в области моды, киноискусства, литературы сегодня имеет политический оттенок с ярко выраженным привкусом дегенерации "*(72).
Весьма показательны рассуждения Авдеева относительно перестройки в СССР. Он считает, что перестройка (это слово он берет в кавычки) — это "биологический процесс, не имеющий к политике никакого отношения ввиду того, что до легализации многопартийной системы в стране была проведена кампания повышения лояльности по отношению к умалишенным. Будучи выпущенными на свободу, они влились в ряды только что зарегистрированных десятков политических партий, ибо ничего другого, кроме как бесконечно предаваться "рассуждающему помешательству", они не умеют… Любой инквизитор, начавший постигать средневековую заплечных дел науку, едва завидев чело создателя перестройки (очевидно, имеется в виду пятно на лбу М.С. Горбачева. — Ю.А.), моментально рассказал бы зазубренный урок о признаках демонов, подлежащих аутодафе. В НКВД времен Л.П. Берия учитывали те же признаки для вынесения приговоров врагам народа, т. е. наследственным политическим преступникам".
Комментарии, я думаю, здесь совершенно не нужны. Впрочем, одно все-таки необходимо: безответственные писания Авдеева должны повлечь за собой уголовную ответственность, поскольку подпадают под признаки ст. 282 УК РФ.
К проблеме вождизма обращались и другие так называемые расологи и неонацисты. Среди них выделяется А.Н. Кольев, автор претенциозной монографии "Политическая мифология". В ней я просто не мог пройти мимо проблемы вождя. Об этом он пишет следующее.
"Поскольку потребность в новых идеях рано или поздно проявляет себя, демифологизированное общество снова обращается к поиску ярких символов и сильных личностей. Но для восстановления потенциала мифотворчества, вероятно, требуется некоторый временной отрезок, в течение которого общество либо расшатывается политическим абсентизмом, либо начинает успешно искать новых харизматичных лидеров. И только когда коллективное желание достигает максимума, соответствующего престижным установкам пассионарных личностей, политический вождь выходит на авансцену истории. Вождь стремится воплотить себя в толпе, встречаясь с ответным желанием толпы идентифицироваться со своим идеалом, олицетворенным в вожде, — подобно тому, как родители стремятся воспитать детей как собственное продолжение, а дети хотят походить на родителей. Разумеется, это желание не может каким-то образом соотноситься с рациональными мотивами, закрепленными в законах или отвлеченных моральных нормах. Поскольку только особенно выдающиеся личности в состоянии контролировать собственное бессознательное, то внешний механизм практически всегда является требованием психического здоровья вождя, а вместе с ним — и общества. Такой механизм всегда связан с коррекцией поведения вождя в соответствии с его идейными установками. Вождь всегда должен видеть, где он был нелогичен, где отступил от заявленных принципов. В этом ему может помочь только рационализм элиты"*(73).
Кольев утверждает: чтобы иметь приподнятое состояние духа, быть о себе высокого мнения, масса или толпа (в частности организованная масса — армия, церковь, партия и т. п.) должны восхищаться своим вождем (генералом, патриархом и т. п.). Но любая харизма ничего не значит, если она не подкреплена качествами, не имеющими отношения к роли вождя. Нужен некий "стартовый капитал", демонстрирующий, что политик может быть и обычным человеком, не сходя при этом с ума от раздирающей его двойственности"*(74).
"Воля вождя к победе должна поглотить все соображения разума, поставить их на службу внешне иррациональным целям. Иначе он утратит инстинкт, которым он чувствует массы, и способность интуитивно применять нужный жест или нужное слово — власть над магией символов и имен. Эта воля не может быть заменена какими-нибудь административными амбициями — царь или вождь обязаны быть магами по своей миссии. Любой великий вождь — фанатик, заражающий массы своим фанатизмом, уверенностью в себе, силы духа над интеллектом"*(75).
О том, что вожди являются магами, точнее — выступают в роли магов, стараются быть ими, я уже говорил выше достаточно обстоятельно. Сейчас же позволю привести соображения С. Московичи о психологии масс, чьим порождением являются вожди и чьи интересы они выражают. Московичи пишет, что в век оптимизма и разума психология масс проявляет себя как наука скандальных фактов и безрассудства. В самом деле, она упорно ведет разговор о явлениях одновременно экзотических и эфемерных, исключенных из общественной жизни. Но чтобы вызвать скандал, нужно нечто большее — потрясение, которое опрокидывает устоявшиеся убеждения. Психология толп ожесточенно сталкивается с ними и, несмотря на процесс экономики и техники, лихорадочное устранение традиций прошлого, она пытается раскрыть человеческую природу, находящуюся вне водоворотов истории. Она даже провозглашает непобедимую силу этого прошлого над настоящим и давит тяжелым грузом на политику и культуру. Толпа говорит о неизменности человеческой природы, семьи, вождей, иерархий, религий*(76).
Я привожу столь обстоятельные выдержки из книги Кольева, чтобы показать, насколько неверны и даже убоги представления этого современного "теоретика" вождизма относительно того, что представляет собой вождь. Эти представления — кривое зеркало, в котором не отражаются ни действительные особенности анализируемого явления, ни породившие его причины.
Во-первых, в современном цивилизованном мире уже давно нет вождей. Есть короли, президенты, премьер-министры. Вожди были в первобытных обществах, среди дикарей, даже в дохристианских цивилизациях Древнего мира уже не было вождей. Следовательно, вожди сейчас — это уход, откат далеко назад, в варварское прошлое. Поэтому вождь в наше время не есть его украшение, как можно было бы подумать, читая опусы Авдеева и Кольева, но есть его позор.
Во-вторых, рассуждения Кольева о вожде совершенно неприемлемы к демократическим государствам, точнее — к странам западной демократии. Там харизма какого-нибудь лидера, избираемого на государственный пост, в некоторых случаях может быть и важна, но когда истечет срок его полномочий, он уступит место не только не харизматической, но вполне серой личности. В политике названных стран харизма вообще не играет сколько-нибудь решающей роли, особенно когда речь идет о длительном и тщательном отборе на высшую должность, например в США на пост президента. Харизма обычно связана с переломными, революционными периодами, что отмечал еще "открыватель" харизмы М. Вебер. Такие периоды в демократических странах — исключение, поскольку социальные проблемы решаются там не грубой революционной силой, а постепенно, путем реформ.
В-третьих, относительно взаимодействия вождя и толпы Кольев прав лишь частично. Действительно, вождь стремится воплотить себя в толпе; более того, он является человеком толпы, выразителем ее интересов, ее душой, сгустком ее идеологии и психологии. Он опирается на толпу, он делает толпу, а толпа — его.
В. Райх писал, что "для понимания национал-социализма не имеют значения структура личности Гитлера и его биография. И все же интересно отметить, что мелкобуржуазное происхождение его идей в основном совпадает с личностными структурами масс, которые с готовностью приняли эти идеи"1*(77).
Политический деятель демократической страны имеет дело не с толпой, а с избирателями. Их он может, конечно, обмануть, но здесь начеку его политические конкуренты, которые не замедлят его разоблачить. У вождей же таких конкурентов нет, они единовластны; сами выборы, если и проводятся, превращаются в наглый обман, как, например, в СССР.
Взгляды Авдеева и Кольева о вождях и вождизме не только примитивны и нелепы, они лишены сколько-нибудь серьезной научной аргументации, но в них скрыта тоска по настоящему вождю. В этом есть что-то от древнего человека, беззащитного перед лицом множества опасностей, а поэтому мечтающем о надежной защите. Поэтому, казалось бы, незачем анализировать и критиковать их сочинения, как и труды их единомышленников. Однако это совсем не так: вождь в любой стране современного мира — это особо опасный преступник, который не связан, как правильно указывает Кольев, "с рациональными мотивами, закрепленными в законе или отвлеченных моральных нормах". Это может означать только одно: вождь аморален и преступен, что, впрочем, является аксиомой для нормальных людей. Разоблачение идей вождизма крайне актуально для России, множество людей в которой продолжают упорно верить, что порядок в стране может навести только железный лидер. Так что "философские", "антропологические" и иные потуги авдеевых и кольевых совсем не пустопорожняя болтовня — они общественно опасны.
Нужно ли напоминать, что расизм, нацизм или фашизм делаются руками особо опасных преступников, т. е. вождей и тех, кто претендует на этот статус, и их приспешников. Те псевдоисследователи, которые с ученым видом разглагольствуют о вождизме и расологии стимулируют на самые зверские и масштабные убийства, создавая "теоретическую" базу для этого, хотя они сейчас вооружены лишь пером или компьютером. Мы все сейчас хорошо знаем о кровавой цене писаний, которые, казалось бы, не имеют никакого отношения к реальной жизни. У Гитлера, Сталина, Муссолини и других народоубийц было немало "теоретиков", многие их которых, к сожалению, не понесли никакого наказания. Сейчас российское уголовное законодательство предоставляет необходимую возможность для этого, но была бы на это воля, особенно политическая.
Тема вождизма отнюдь не единственная в псевдонаучном арсенале неонацизма. Есть и другие, не менее опасные, в первую очередь те, которые утверждают превосходство людей по национальному или религиозному признакам и требуют предоставления только им всей полноты власти, изгнания представителей нежелательных наций и т. д. *(78)
В вождизме несомненно одно — именно вождь должен возглавлять антидемократический, тоталитарный режим в современном мире, созданный толпой и для толпы, в соответствии с ее психологией и ожиданиями. Идеология тоталитаризма понятна и близка толпе, если она лишена демократических традиций, тогда она всегда ждет своего бога, который просто, чаще одной своей силой, наведет желаемый порядок, иногда очень просто — добьется для нее справедливости. Успехи Гитлера и национал-социализма, Ленина и большевизма доказывают, что вожди творят историю в той мере, в какой они способны зажигать массы своей идеей. Им не нужны аргументы, которые понадобятся в диспуте, но как раз диспуты они и не собираются вести, им нужны готовые решения, клише, понятные толпе. Национал-социалистическая пропаганда создавалась на основе фюрерской идеологии, т. е. он всегда стоял на первом плане, был в гуще событий и направлял их. В большевизме ситуация была несколько другой: идеологическая платформа выдвигалась на первый план, но только вначале, но затем ее заслонили могучие фигуры вождей, которые стали глашатаями и гарантами идей.
Необходимо поставить вопрос: каким историческим и социальным ситуациям обязаны своими успехами германская и российская идеологические тоталитарные программы, первоносителями которых были вожди. Нельзя объяснять победу национал-социализма в Германии (естественно, временную) только нацистским психозом на базе метафизических идей Гитлера и его личной харизмой в отрыве от экономической и социальной обстановки в стране. Проблема заключается в том, почему массы поддались обману, запутыванию и психозу. Для этого надо знать, что происходило в массах.
Свое общение с разными социальными группами Гитлер строил чрезвычайно осторожно и умно, используя различные средства и давая разные обещания в зависимости от того, с каким классом, с какой группой он в данный момент имел дело и кого хотел перетянуть на свою сторону. Так, стремясь завоевать симпатии рабочих, национал-социалисты торжественно отметили 1 мая 1933 г. Сходным образом германский главарь вел себя с крупными промышленниками, аристократией и особенно с мелкой буржуазией, поскольку именно на ее идеологии и социальной базе возникло и развивалось гитлеровское движение. К чести Гитлера, он точно угадывал желание каждой группы. А затем, захватив абсолютную власть, смог всех их подчинить себе.
Коммунистические программы опирались на вековечную мечту крестьян получить землю и щедро обещали дать ее ему, но, упрочив свое положение, "ленинская гвардия" не только отказалась от своих демагогических обещаний, но и закабалила крестьян, сделав их фактически рабами. Ленин и Сталин максимально использовали демагогию и проявили недюжинную политическую гибкость, поправ все мыслимые нормы морали. Кроме того: 1) они, опираясь на широкую религиозность россиян, ловко заменили идею о Царстве Божьем в неопределенном будущем идеей о царстве земном тоже в неопределенном будущем; 2) свою единоличную власть со всеми ее злоупотреблениями, преступлениями и ошибками они видели и заставили видеть других как естественное продолжение самодержавия.
Итак.
Вождизм есть естественное детище первобытного общества. Вождь — его лидер, и другого у него быть не могло.
В современных тоталитарных странах, в которых исключена демократия, вожди тоже вполне естественны, но только по той причине, что такая страна просто не приемлет другого. Здесь он — особо опасный преступник, какие бы усилия ни предпринимали авдеевы и кольевы, да и все те, которые прославляют его — любимого руководителя, гениального вождя, отца нации, кормчего и т. д.
История распорядилась так, что особо опасные, тоталитарные преступники, в первую очередь подлинные главари тиранических режимов, часто избегают суда и заслуженного наказания. Самые крупные из них нередко умирали во всенародных слезах, оставив после себя неимоверное количество сторонников и последователей (Ленин, Сталин, Мао Цзэдун), одураченных, жалких, но и очень опасных; другие умирали своей смертью, потерпев поражение (Пол Пот) и только отдельных постигала кара, хотя и без суда (Муссолини). Тоталитарных преступников делает неуязвимыми само их место во властной системе, исключающее возможность их судебного преследования, они умирают, но созданные ими режимы остаются. Гитлер и Саддам Хусейн погибли потому, что потерпели военное поражение.
Поэтому трудно переоценить всемирно-историческое значение Нюрнбергского и Токийского процессов, которые сурово покарали вождей-народоубийц. Жаль только, что не все обвиняемые были тогда казнены, хотя все они не достойны жизни.