Особое назначение (сборник)

- Есть у вас тут знакомый, Оля... - заговорил майор.

Девушка удивленно обернулась, округлила голубые глаза.

- При профессоре он не бывал в этом доме, но в субботу все-таки заглянул. Верно? Помните, ваш отец отлучался в магазин после обеда?

- Помню...

Ольга теребила в руке платочек.

- А сами вы покидали комнату, в которой стоял собранный в дорогу чемодан?

- Я выходила, кажется, к телефону... Да, папа звонил, советовался насчет покупок. Звонил из магазина, по-моему...

- И кто в этот момент был в квартире?

- Был... мой знакомый. Его зовут Сергей...

Глаза Ольги стали вдруг растерянными, щеки порозовели.

- Где стоял чемодан, уложенный в дорогу вашим отцом?

- Вот здесь, на стуле.

- А этому летчику вы говорили о рукописи отца?

- Говорила, - лицо девушки опять сделалось удрученным. - Он знал, что мой отец профессор. Что ж тут особенного?

- Вы показали ему монографию?

- Ну, показала.

- То есть вынули ее из портфеля, дали почитать или посмотреть, потом спрятали снова в портфель? Только я не понимаю: ведь портфель, по словам профессора, был заперт?

- Ключ лежал на столе. Я открыла портфель и показала рукопись Сергею. Он посмотрел заглавие и вернул мне рукопись. Правда, он заметил, что, будучи летчиком, плохо разбирается в изложенном материале, но все же папу похвалил. Потом я спрятала рукопись, закрыла портфель и положила его в чемодан.

- А ключ от портфеля?

- Положила к себе в жакет.

- Ключ от чемодана?

- Чемодан был не заперт. Папа его закрыл позже, придя из магазина.

- Прекрасно. Благодарим вас, Оля, - майор взглянул на часы. - Пять часов, уже темнеет. Где живет ваш знакомый?

- На Тульской, рядом с ателье мод. Но зачем вам его адрес... Право, вы ошибаетесь в Сергее.

- Возможно, но об этом поговорим после. Извините.

Когда офицеры вышли на крыльцо, сумерки еще более сгустились, и следов уже не было видно.

Майор заговорил сразу:

- Когда Вознесенская открывала портфель, жулик увидел в нем пачки денег. Вскоре затрещал в прихожей телефон, отец звонил Ольге из магазина. Та вышла. Сергей вынул из чемодана портфель. Чемодан был открыт, а портфель на замке, ключ же у девушки в кармане. Как быть? Вынуть из портфеля деньги невозможно: он заперт. Выйти с портфелем из кабинета, минуя прихожую, где у телефона стоит Вознесенская, тоже нельзя. А что можно? Можно спрятать портфель в доме, например, за диваном, а ночью взять его. Все-таки вор волновался, когда в кабинет вернулась Ольга. Стоял у окна и курил. Вытянул целую папиросу, до самого мундштука.

- А где он нашел ключ от наружной двери?

- Когда сегодня утром Вознесенский провожал дочь, он сказал: "Смотри, Оленька, не потеряй свой ключ, а то мой ты где-то посеяла..."

Никитин ухмыльнулся:

- Так и сказал - посеяла?

- Так и сказал... Впрочем, мы уже пришли. Оказывается, это совсем близко.

4

Черный портфель лежал на кровати "летчика". Сам он в тапочках и в брюках со свисающими подтяжками обескураженно переступал с ноги на ногу. Денег в портфеле не оказалось, но рукопись о кормовых культурах покоилась в том же отделении портфеля, куда ее сунул профессор.

Это обстоятельство отрезало "летчику" путь к отступлению. Возвращая деньги, извлеченные, по его словам, из "заначки", он извинился:

- Все в порядке, но, простите, истратил пятьдесят рублей непредвиденные расходы. Купил вот "корочки", - жулик извлек из-под кровати пару полуботинок. - Пять бутылок "московской" тоже деньги стоят... А писанину, как видите, сохранил в целости, из уважения к науке. Хотел отправить папаше моей знакомой бандеролью, но не успел. Вы помешали.

"Летчик" взглянул на майора, покосился на милиционера и двух понятых, явившихся с работниками следствия, и у него вдруг отпало желание шутить.

- Учтите, гражданин начальник... Деньги возвращаю по собственной инициативе. Надеюсь, суд учтет...

- Не бойся, лишнее не получишь, - сказал милиционер, стоявший у двери.

Солнечным летним днем из кабины старенького "Запорожца" Никитина окликнул загорелый худощавый парень:

- Могу подвезти по старой дружбе, товарищ лейтенант!

Никитин шутливо нахмурился:

- Та-а-ак, гражданин Алексеев, частная собственность?

- Так точно! - поддержал шутку Алексеев. - На нее и копил, на машину. Не хотел вам говорить, а почему? Вызвали бы ее бывшего владельца для проверки, а ему бы это не понравилось. И прощай, моя покупка. Очень ему нужно с подозрительным типом дело иметь, когда покупателей полно... Так проедемся?

- Спасибо. В другой раз обязательно!

Вечером Никитин рассказал майору об этой встрече:

- Видите, еще одна деталь этого мелкого дела, Николай Петрович.

Майор возразил:

- Почему мелкого? Речь шла о том, чтобы найти преступника и оградить от ложных обвинений честного человека. Если подумать - это не мелочи.

ВЫСТРЕЛ В ТУМАНЕ

- Давно у нас такого тумана не было, - сказал капитан Крылов, начальник поселкового отделения милиции. - Отставишь, к примеру, руку - и пальцев не видно...

Разговаривая с капитаном, майор Гарин и лейтенант Никитин видели из окна его кабинета крайнюю улицу поселка. Крылов, указывая в степь, сказал:

- Вот по этой дороге и шел он вчера на станцию. К Бабкину шел, к своему другу...

Они уже слышали об исчезновении инженера Медведева. Утром у Крылова побывала жена Анна Николаевна и рассказала, что муж ушел из дома вчера после завтрака и обещал вернуться часов в пять вечера. Но ни к пяти, ни к двенадцати ночи он не вернулся. На станции у Бабкина его также вчера не было. И до сих пор неизвестно, где находится Александр Егорович Медведев.

Капитан Крылов повозился с бумагами, лежащими перед ним на письменном столе, нашел заявление жены инженера. Гарин прочитал его.

- Значит, полагаете, дело серьезное?

- А как же! Тут я протокол составил. Вот что Медведева показывает: "Муж исчез, и пистолета дома не оказалось..." А ведь он человек военный, офицер инженерных войск. На здешнем объекте работает.

Лейтенант Никитин поглядел на майора, подумав, что исчезновение инженера, работающего на таком объекте, действительно, дело не шуточное. Но майор в ответ на его замечание только пожал плечами:

- Поживем - увидим... А пока что, Леонид Иванович, - обратился он к Никитину, - сходите к Бабкину на станцию. Он, как будто, на станции живет?

- Живет там и работает, - пояснил Крылов. - Весовщик товарного склада. С Медведевым во время войны в одной роте служил. И здесь они случайно встретились, почитай лет через двадцать. Отсюда и дружба.

Бабкин встретил молодого офицера дружелюбно, усадил за стол, покрытый пестренькой скатертью, налил стакан чаю:

- Извиняйте, что другого чего нет. В будни не употребляю.

- Да и я не употребляю, - смутился Никитин. - С чего бы это я на работе стал употреблять?

Покрутив сивый ус, Бабкин ухмыльнулся. - Ну, про вас лично не говорю... любители везде есть. Но это так к слову. Вообще-то спасибо, хлопцы, что ищете. А вдруг, правда, с человеком несчастье!

- Работа наша такая - искать. Вы давно с Медведевым знакомы?

- Всю войну вместе. Он комроты, а я старшиной.

- Ну и как он?

- Это в каком смысле?

- Ну, характер, привычки...

- Характер, можно сказать, хороший. Только горяч бывает Александр Егорыч. На фронте сам вперед лез, за других не прятался. Но ежели заметил, что кто-то замешкался, тогда спуску не давал. А когда зря погорячится, то потом кается, извиняется даже перед человеком... Он последнее время какой-то сумной ходил, задумчивый...

- А вы ждали его в воскресенье?

- Ждал. На озеро собирались с ним.

- На озеро?

- На озеро. Такое, значит, дело: заспорили мы с ним. Может ли он теперича в любой предмет попасть, как бывало раньше, в молодые годы. Он раньше прямо снайпером был. И вот доказывает, что и сейчас может в любую цель угодить, не промажет. Решили проверить. Он обещал пистолет принести и на озеро пойти.

Остальные вопросы были заданы жене Медведева:

- А вы точно знаете, что пистолет он захватил с собой?

- Да. Пистолет обычно лежал в нижнем ящике комода, под бельем. Сейчас его там нет.

Анна Николаевна Медведева растерянно развела руками.

- Лежал под бельем? - переспросил майор.

- Да.

Гарин и Никитин переглянулись. В красивых карих глазах молодой женщины мелькнуло удивление.

- А это так важно?

- Важно, Анна Николаевна. Это значит, что ваш муж оружием почти не пользовался.

- Вы угадали.

- Угадал. При нормальной эксплуатации оружия канал его ствола регулярно покрывают смазкой. Но тогда вы не позволили бы мужу хранить пистолет в комоде для белья. Верно?

Медведева с трудом улыбнулась. "Молода, - думал Никитин. - Она, пожалуй, в дочери ему годится... Следовательно, вторая жена инженера, а то и третья. Умерла, может, первая? Или старый холостяк решил вдруг на молодой жениться? Надо будет Бабкина спросить, он, конечно, знает..."

Лейтенант вспомнил седую голову Бабкина и представил себе инженера, давно шагнувшего за сорок.

Майор с разрешения рассматривал фотоальбом в плюшевых корках. На фотографии инженер казался вдвое старше своей подруги. У него было волевое лицо человека с несколько крупными чертами лица и тяжеловатым взглядом. Все же стариком, как Бабкина, его никак нельзя назвать.

Были в альбоме многочисленные фотографии Анны Николаевны.

Присмотревшись к группе юношей и девушек, снятых на фоне большого здания, майор спросил:

- Так вы в политехническом учились?

- Ушла с третьего курса.

- Напрасно. Были бы сейчас инженером.

- Вышла замуж, - просто ответила Анна Николаевна. - За Медведева...

И вдруг, погрустнев еще больше, отвернулась.

Майор листал альбом, расспрашивал о работе инженера, о его знакомствах, привычках.

- В карты не играл, не пил, - отвечала Анна Николаевна, - читал не очень много.

"Оно и видно, - думал майор. - Книг в доме почти нет. А ведь, вроде, техническая интеллигенция".

- А как был одет ваш муж, когда вышел вчера из дома?

- Обыкновенно. В пальто и костюм.

- А точнее?

- Ну, пальто кожаное, коричневое. Костюм синий.

- А обувь?

- На нем были полуботинки с галошами.

- Даже с галошами?

- Да. Грязно ведь... А сапоги он не любит.

- Размер не скажете?

- Полуботинки сорок первый номер. Галоши не знаю!

Тут произошла заминка. Майор все возился с альбомом, листал его, рассматривал содержимое. И как-то неловко уронил на пол. Несколько фотографий выпало, майор застеснялся и стал извиняться. Быстро наклонившись, поднял их, принялся вставлять в листы альбома.

- Ничего, ничего, - успокоила женщина, - я сама.

- Да вот уже и готово... И даже этот парень на месте.

Майор указал на карточку светловолосого паренька в куртке с застежкой молнией.

- Врат моей подруги, Петя Поляков. Учились с ним.

- Вот и на групповой фотографии он рядом с вами... Он и сейчас учится?

- На последнем курсе.

Анна Николаевна поправила кончиками пальцев коротко стриженные волнистые волосы и, глянув мельком на свое отражение в зеркале, повернулась к майору.

- Как же с мужем? Что с ним? - взволнованно спросила она, чуть сдвинув тонкие брови и сдерживая рыдание.

- Будем искать, - виновато ответил Гарин.

Вечером они играли в шахматы в комнатке общежития, отведенной им комендантом стройуправления. Майор любил напевать во время игры, высказывать разные мысли, шутить, но между всеми этими занятиями выигрывал у Никитина партию за партией.

Он бы давно бросил игру, но Никитин умолял "еще разочек", надеясь отыграться.

- Все думаю об очаровательной Анне Николаевне, - неожиданно проговорил Николай Петрович. - Кто ее заставлял так скоропалительно выходить замуж. Училась бы в институте, сейчас бы имела диплом инженера.

- Значит, так для нее лучше было, Николай Петрович.

- Не думаю. Этот Петя Поляков, помните, тот, что на карточке, ее дружок был. Не случайно на трех групповых студенческих фотографиях они рядом стоят. А когда я уронил альбом и поднял его выпавшую фотографию, то успел прочитать на обороте "Любимой Анечке от Пети"... Ну, в общем, как писали, пишут и будут писать все влюбленные. И карточка подарена Анне Николаевне за неделю до брака с инженером. (В паспорт заглянул). Медведев - вдовец, это я узнал, пока вы у Бабкина были. Жена его скончалась два года назад, а на Анне Николаевне он женился в ноябре прошлого года. Был в командировке в Свердловске, встретил ее и полюбил.

- Выходит, он ее полюбил, а она-то не очень?

- Это штука тонкая, Леня...

Майор замолчал и, подойдя к приемнику, включил его.

- Вальс Штрауса, - сказал он, послушав. - Это все про нее, про любовь. Когда я был молодым, то раз пять ходил на "Большой вальс". Прямо с ума от этой картины люди сходили. Особенно девушки... Перед войной это было...

Прошло два дня. Не только дорогу от поселка до вокзала, но весь поселок четыре работника милиции - майор Гарин, Никитин, Крылов и помощник Крылова сержант Егоров исходили вдоль и поперек. Сержант болел, ему лечили зубы, но по случаю ЧП решил трудиться. С согревающим компрессом он усердно участвовал в поисках.

Дорога до вокзала проходила по открытой местности. За два километра от поселка шоссе перерезал глубокий овраг, по которому с шумом неслась вода мутная, стремительная.

Через овраг был переброшен деревянный мост, рассчитанный не только на пешеходов, но и на проезд транспорта.

Не раз были опрошены многие жители поселка, а на станции дежурные железнодорожники, милиционер, носильщики, кассир. Но никто из них не встречал высокого представительного мужчину, одетого в кожаное пальто и полуботинки с галошами.

- Все туман наделал, - сокрушался Крылов. - Туман в то утро был просто невероятный. Разве в таком тумане чего увидишь?

Но все же нашелся человек, который, если не увидел, то услышал.

Так оно и бывает чаще всего. Главное в розыске все-таки не следы, оставленные преступником, не микроскоп, не медицина и химия - современные помощники следствия. Главное - это люди, их случайные или неслучайные наблюдения.

Прошлым воскресным утром десятник соседней новостройки возвращался на своем мотоцикле со станции. Ехать было трудно: полз туман. А тут еще вблизи моста пришлось слезть с мотоцикла и отвести его в сторону, чтобы исправить неполадки в моторе, оказалось, что произошел нагар свечи, отказало зажигание.

Пока мотоциклист возился с ремонтом, мимо него прошла в тумане колонна автомашин с зажженными фарами. Потом он прочистил свечу, переехал мост и в это время услышал сзади выстрел.

- Близкий был выстрел или далекий? - спросил майор Гарин.

- Выстрел был, по-моему, не очень близкий, - неуверенно ответил десятник. - Но и не так, чтобы далекий...

- Ясно. Выстрел мог быть близким, но из-за тумана казаться далеким. Глухой он был или четкий?

- Довольно отчетливый, товарищ майор.

"Майор подозревает самоубийство, - подумал Никитин. - Ведь обычно при этом бывает глухой звук". Да, Гарин придавал отчетливости звука, видимо, большое значение. Еще раз спросил он свидетеля об этом, но тот еще уверенней, чем в первый раз, повторил:

- Довольно четко стреляли... Не близко, но четко.

За околицей поселка, в степи, гудели телеграфные провода, встречный ветер отгибал полы плащей. Утро выдалось солнечное, но холодное. Дорога, по которой шли три человека, уже почти подсохла, луж не было.

Перейдя мост, трое остановились.

Майор Гарин указал в сторону дороги, налево:

- Здесь ремонтировал свой мотоцикл десятник... Помнится, он исправил машину, переехал мост и услышал за собой выстрел. Значит, пока он возился с ремонтом, кто-то стоял поблизости, но из-за тумана не был виден. Верней всего, он стоял вблизи моста, в нескольких шагах от него.

- Почему же вблизи? - спросил капитан Крылов.

- Потому что по мосту шла колонна автомашин, и пешеходу невольно пришлось сойти в сторону, чтобы дождаться, пока путь будет свободен. Скорей всего, вот сюда.

Они спустились на край оврага. Вода все еще с шумом неслась по его наклонному руслу. Глядя в мутный поток, майор спросил капитана:

- Куда идет этот овраг?

- Тянется до березняка, проходит по его опушке и упирается в глиняный карьер.

- Если труп бросили в овраг, то куда его может унести? В карьер может?

- Вполне.

Теперь все они - Гарин, Крылов и Никитин - принялись внимательно разглядывать берег оврага. В глинистой почве нетрудно было найти следы того, кто стоял здесь три дня назад. Это был человек в новых галошах, большеногий и, судя по глубине следов, грузный.

А лицом к нему стоял другой человек - в ботинках с подбитыми каблуками.

Повернувшись к майору, Крылов не то спросил, не то высказал мнение:

- Медведев?

Гарин кивнул:

- Скорей всего, да... Он... Ищите гильзу.

Никитин наставил камеру и сфотографировал следы, измерил расстояние между ними, нанес на схему их расположение.

- Ищите гильзу, - повторил Николай Петрович. - Медведев стоял спиной к оврагу, лицом к тому, что в ботинках. Гильза должна быть вправо от того, кто стрелял... Ну, видите, так оно и есть!

Никитин поднял медный цилиндрик, закатившийся в лужицу и застрявший на его обочине. Гильза была от пистолета ТТ.

Завертывая гильзу в бумажку, майор проворчал:

- Вообще-то ни черта не понятно. Судя по расположению следов и гильзы, стрелял тот, кто стоял перед инженером. Гильза от ТТ выбрасывается вперед и вправо. Именно так она лежала по отношению к человеку в ботинках с подковками. Но ведь пистолет принадлежал инженеру. Почему он оказался в руках другого? Он свой пистолет отдал добровольно, что ли?

Это был день открытий.

Едва они вернулись в отделение, зазвонил телефон. Сообщали из областного центра, что в комиссионном магазине обнаружено кожаное коричневое пальто. Запрос насчет пальто сделал Гарин еще в первый день приезда, тогда же он перечислил и все предметы одежды инженера.

Нетрудно было установить, что сдал кожаное коричневое пальто для продажи некий Демин, работающий каменщиком на строительстве и живущий в поселке. Парень он, по сведениям, имеющимся у капитана Крылова, был ненадежный, любил выпить, сидел два раза по пятнадцати суток за хулиганство. Но Демин, опрошенный Крыловым, указал, что пальто он купил у товарища по работе Васи Пташкина. Позже выяснилось, что не купил, а выиграл в карты.

Утром следующего дня Николай Петрович и сержант Егоров, прихватив с собой двух дружинников, отправились "шарить" по оврагу, надеясь пролить свет на судьбу людей, чьи следы были найдены вблизи моста. Никитин и Крылов остались в отделении.

В десять часов в приоткрытую дверь кабинета начальника милиции протиснулись один за другим два паренька, похожие на взъерошенных воробьев. Друг на друга они не смотрели.

- Садитесь, - указал Крылов на диван и табурет в углу напротив письменного стола.

Демин, угреватый, остроглазый парень, откинулся на спинку дивана и сразу вытащил пачку сигарет. Взгляд его скользнул по кожаному пальто, перекинутому через спинку стула. Ничего не сказав по поводу увиденной вещи, Демин спросил:

- Курить можно, начальник?

Капитан, поглядев на него в упор, ответил:

- Кури. Разрешаем.

Демин надорвал пачку и небрежно сунул в рот сигарету.

Второй парень сидел смирно, примостившись на краешке табурета, поджав ноги. Был он маленький, остроносый, с жесткими вихрами, по которым два раза мазанул грязной ладошкой.

Положив перед собой чистый бланк протокола, Крылов сказал:

- Пальто ваше временно придется изъять, Жора.

- То есть ка-ак?! - подался вперед угреватый. - Не пойдет это дело, начальничек! Пальто мое, законно мне досталось!

- Изъять, как вещдок, - твердо повторил капитан и поднял указательный палец. - Понял? А насчет закона... знаем мы ваши законы, - Крылов показал, как сдают игральные карты. - Ясно?

- Ясно, - успокоился Жора.

Он, видимо, сообразил, что с этим толстым рыжим капитаном милиции не стоит обострять отношений, поскольку ему о Жоре кое-что известно.

- Раз вещдок - другое дело. А как же с распиской на пальтишко, начальник?

- Расписку получи.

Когда Демин ушел, капитан долгим укоризненным взглядом уперся в лицо лохматого Пташкина. Тот дважды испуганно глянул исподлобья на сидевшего перед ним человека в милицейской форме и шмыгнул носом.

- Краснеешь? - елейным голосом заговорил наконец капитан. - Краснеешь, Пташкин? Ай-ай-ай... Ты же рабочий человек, каменщик! Верно я говорю?

- Верно, - выдавил с усилием Пташкин.

- А у человека пальто украсть тоже верно? Или угробить человека за пальто тоже верно?

Пташкин удивленно поднял глаза на капитана:

- Не крал я его, товарищ начальник!

Крылов, как бы не слыша, обмакнул перо, придвинул лист бумаги:

- Давай запишем, друг Пташкин, твое чистосердечное признание. От этого признания легче бывает. Ты, наверно, такого закона не знаешь, так вот я сообщаю тебе... Где встретил ты владельца этого пальто и как ты им завладел?

- Никакого владельца не знаю, - просипел Пташкин.

- Не знаешь? Инженера Медведева не знаешь?

- Его знаю. Он на нашем участке бывал, проверял работу.

- Вот, вот... Скажи, его это пальто или нет?

- Кажись, было у него такое... Только я пальто это нашел, товарищ капитан, честное слово.

- Наше-ел! Вот это заливаешь! Где нашел?

- В степи над оврагом.

Пташкин стал рассказывать, как шел он со станции и увидел это пальто.

- Так ведь тогда туман был, - вмешался Никитин. - В тумане, брат, трудновато пальто разглядеть с дороги. А ведь там метров десять будет - от моста до края оврага.

Пташкин ответил, что тумана не было, что, вернее, туман был раньше, а потом, к полудню, туман исчез. Вот в это время он и шел через мост на станцию...

Крылов уже заполнил страницу протокола, поставил точку и удовлетворенно крякнул:

- Тэк-эк. Вот распишись на первой странице. А теперь ответь, куда пистолет дел?

- Пистолет? - Пташкин даже привстал с табурета, затем опять сел. Какой пистолет?

- Которым стрелял... Не понимаешь?.. Эх, Пташкин, Пташкин! Говорю тебе, от признания процентов на пятьдесят легче будет!

Капитан развернул бумажный пакетик и выкатил на стол четыре пистолетных патрона.

Никитин узнал тупые овальные пули от пистолета ТТ и подошел к столу:

- Патроны где нашли?

Крылов кивнул в сторону Пташкина:

- У него и нашли. В аккурат в его квартире за сундучком лежали. Есть там у них сундучок в прихожей. Мамаша его и не знала ничего. Он с матерью живет и старшей сестрой. Вот утешенье на их головы!

На все вопросы насчет патронов Пташкин так ничего толкового и не ответил. По его завереньям, он их и в глаза не видел.

Но Крылов не сдавался. Развернув газету, он сказал:

- Ты подумай, вспомни, Пташкин, а я пока газетку почитаю. Интересная сегодня газетка.

И прикрылся газетным листом, как бы отгородившись от Пташкина, оставив его наедине с мыслями о найденных патронах.

В это время в дверях показался Егоров, Крылов понял, что сержант принес новости, и сказал:

- Выйди на минуту, Пташкин. В коридор.

Пташкин поднялся с табурета. Обернувшись от двери, плаксиво заговорил:

- В тюрьму, что ли, товарищ капитан? Не брал я пистолета... Хотел принести это пальто в милицию, да не успел... Подвернулся этот Жора!..

- Ладно, разберемся. Подумаешь - не успел. Государственные дела его задержали. Иди, иди.

Пташкин вышел, а Егоров, понизив голос, сообщил:

- Так что, товарищи, нашли того инженера!.. В глиняном карьере убитый лежит... Пулей убитый. В щеку.

Труп Медведева в промокшей насквозь одежде лежал на краю ямы, наполовину заполненной мутной желтой водой. Выемку глины когда-то производили экскаватором, но впоследствии в карьер приезжали жители ближайших деревень и лопатами выбирали глину для собственных нужд. Так образовалось несколько ям.

Около тела убитого стояли Николай Петрович и два дружинника.

Майор показал рукой на голову убитого:

- Как будто, слепое пулевое ранение: пуля вошла в левую щеку и застряла в полости черепа. Приедет эксперт - осмотрим точнее... Обратите внимание на одежду.

Крылов сказал сокрушенно:

- Из-за барахла угробили человека... Между прочим, товарищ майор, четыре патрона на квартире у Пташкина найдены.

- На квартире Пташкина? - с недоверием в голосе переспросил майор, как будто он не мог допустить даже этого факта.

- Да, за сундучком в прихожей.

- Чепуха какая-то. Пташкин не имеет никакого отношения к этому делу.

Тут пришло время удивиться Никитину и Крылову. Значит, Гарин уже обнаружил настоящего убийцу? Но где и как?

Они отошли в сторону и присели на трухлявую, уже обсушенную солнцем и ветром колоду, бог весть как попавшую в выемку глиняного карьера.

- Смущает меня одно обстоятельство, - заговорил Николай Петрович, крутя в руке прутик.

- Какое? - спросил Никитин.

- Повреждение от пули на костюме убитого.

- Почему на костюме?

- А вы присмотритесь. Прежде чем ударить в левую щеку Медведева, пуля задела левый рукав пиджака, затем левый лацкан и воротник. Похоже, что в инженера стреляли с земли, снизу вверх... Впрочем, - майор глянул на часы, скоро приедет судебно-медицинский эксперт. Но и так ясно, что самоубийство исключено.

Перед самым вечером, когда на земле уже лежали длинные тени, прибыли из областного города две машины с работниками милиции, экспертами, следователем прокуратуры.

Женщина-врач осмотрела труп и подтвердила, что самоубийство исключено:

- На левой щеке трупа имеется входное отверстие. Следов же выстрела на близком расстоянии нет. Иначе бы на коже лица были пятна от порохового газа.

Сотни раз слышал майор за годы своей работы такие официальные формулировки и потому улыбнулся.

Врач была молода, она только начинала свою работу и очень серьезно произносила определения, взятые из учебников судебно-следственной медицины.

- Все правильно, - сказал Николай Петрович. - Плюс к этому самоубийца не будет стрелять в свой левый рукав, чтобы попасть в щеку.

- Ну это по вашей части, Николай Петрович, а я лишь медицина.

- Тоже верно. А скажите, товарищ медицина, нет ли на голове или лице убитого ссадин, кровоподтеков, царапин или других следов удара? Я склонен думать, что из пистолета ТТ не только стреляли, но кто-то воспользовался им также для драки.

- Во всяком случае убитому никто ударов не наносил.

В боковом кармане покойного обнаружили обрывок конверта. Адрес на конверте расплылся, но читался свободно. Майор положил обрывок на ладонь и поднес близко к глазам, чтобы рассмотреть расплывшиеся буквы. Вдруг он удивленно хмыкнул и отошел в сторону.

Быстро темнело. Майор подозвал Никитина:

- Читайте!

Направив свет карманного фонаря на конверт, лейтенант прочел: "До востребования Анне Николаевне Медведевой".

- На конверте нет обратного адреса, Николай Петрович.

- Но есть след почтового штемпеля: Свердловск, 17... Обратили вы внимание на почерк человека, писавшего адрес?

- Почерк мне незнаком.

- То-то и оно. А мне знаком. Этот адрес написан тем студентом, который подарил свою фотографию Медведевой незадолго до ее брака с инженером... До востребования... А письмо попало к мужу! Типичный треугольничек, что бы ни говорили на этот счет разные алилуйщики. И у нас он встречается и долго еще будет встречаться. Фигурирует не только в романах.

- Значит, убийство?

- Самоубийство, как видите, исключено. А убийство?.. Был у меня в практике аналогичный случай, но пока говорить об этом рано, - уклончиво ответил майор.

Совсем стемнело. Труп положили в подошедшую санитарную машину и повезли в морг для вскрытия. Захватили бумажник убитого, обрывок конверта. За пальто заехали в отделение милиции, где в коридоре уныло сидел Пташкин.

Осмотрев пальто, майор подмигнул Пташкину:

- Вешалку-то когда оторвал?

- Так и было!

- Значит, пальто ты не вешал у себя на квартире, а клал?

- Лежало оно. На сундуке в прихожей.

Капитан Крылов, слушая этот диалог, недовольно хмурился, потирал подбородок, но ничего не говорил. Только когда майор отпустил Пташкина, капитан заметил, не глядя ни на кого, уткнувшись в папку с бумагами:

- Не рано ли, товарищ майор? Все же патроны - улика.

- Насчет патронов вешалка подсказывает. Лежало пальто на сундучке, а патроны, видимо, в кармане были. Вот и выкатились за сундучок. Вы давеча осмотрели костюм Медведева, товарищ капитан. И думаю, не хуже меня кое-что поняли в этом деле... А Пташкина что держать? Ему завтра на работу идти, а тут мы ему на нервы давим. У парня ведь тоже нервы, не проволока, товарищ капитан.

Хорошо было выйти из теплой, прокуренной комнаты и ощутить мягкую свежесть весеннего вечера. В окнах горел свет, с балконов доносились разговоры и смех, где-то крутили пластинку.

Остановившись под фонарем, майор посмотрел на часы:

- Скоро десять. Все же в поликлинике есть дежурный врач или сестра. Зайдем.

Дежурила сестра. Склонившись над потрепанным томиком, она читала.

Хлопнула входная дверь, и девушка повернула голову навстречу вошедшим.

Майор, назвав себя, попросил навести справку.

- Пожалуйста, - кивнула девушка.

- Нам нужно знать, обращался ли к вам за помощью человек с разбитой головой...

- К нам многие обращаются. Когда это было?

- В прошедшее воскресенье, до обеда.

- Сейчас посмотрим.

Из-за перегородки, разделяющей комнату, показалась толстая пожилая женщина в очках. Ее круглое добродушное лицо выражало крайнее удивление.

- Позвольте, позвольте, - заговорила она - значит, нашли тех хулиганов, которые напали на бедного молодого человека?.. Анечка, не надо искать по книге, я все, все расскажу. Я лично все расскажу, потому что я лично перевязывала раненого... Такой красивый молодой человек, очень вежливый. Шел со станции и, представьте, на него в поле напали хулиганы. К счастью, удар по правой теменной кости оказался не очень сильным. Травмирована только мягкая ткань, мозг не был задет. Но крови вытекло много.

- В больницу его положили?

- Нет, не госпитализировали, лишь оказали амбулаторную помощь. Врач сказал, что обойдется... Все-таки проучить бы, товарищи, этих хулиганов!

- Нам хотелось бы знать фамилию пострадавшего.

Девушка поискала в книге регистрации больных, которым оказана амбулаторная помощь, и ответила:

- Есть... Поляков Петр Андреевич, сорок второго года рождения...

С ним столкнулись, когда он только что вышел из квартиры Медведевой.

Вещей при нем не было, если не считать плаща, перекинутого через руку. Никитин узнал его, хотя бинт на голове несколько изменил лицо парня, снятого на фотографии, хранящейся в альбоме Анны Николаевны.

Да, это был он, только не в куртке с застежкой-молнией, а в недорогом грубошерстном костюме.

- Гражданин Поляков? Разрешите...

- Я Поляков.

Он обернулся и глянул снизу вверх на обитую клеенкой дверь квартиры, из которой только что вышел.

- Может, вернемся в квартиру? - предложил майор.

- Думаю, не стоит.

Майор разговаривал, а Никитин молча щупал в кармане колодку пистолета:

"Вот бандюга. Держится так, вроде бы ничего не наделал..."

- Тогда пошли к нам, - сказал майор, точно он приглашал в гости своего приятеля.

- Я и сам хотел.

- То есть?

- Шел в милицию. Все не решался, а когда узнал, что убит инженер, то понял, что надо идти.

"Поздновато уверяешь", - пришло в голову лейтенанту, когда он вслед за майором и задержанным шагнул из освещенного подъезда в ночную темь улицы.

Шли рядом, порой обходя лужи. Почти не говорили. Да и милиция была близко.

В кабинете Крылова монотонно качался маятник больших настенных часов. За зарешеченным окном светились огни новостройки. Самого капитана не было он отдыхал в этот час дома. Поляков рассказал Гарину и Никитину о своей любви к девушке, с которой вместе учился в институте, о том, как собирались они после учебы всю жизнь шагать рядом. Девушка, однако, рассудила по-другому.

- Медведев меня знал, встречал нас вместе. Потом не стал попадаться на глаза. И она не захотела больше встречаться... Вскоре я узнал, что Аня бросила учебу, вышла замуж и уехала из Свердловска.

- Так, так... - майор подошел к окну, толкнул форточку, и струя холодного воздуха шевельнула на столе чистый, не начатый бланк протокола. Как же вы адрес ее узнали?

- На днях получил неожиданное письмо. Пишет, что ошиблась, что любила и любит только меня... Не просит прощенья, просто пишет в минуту раскаянья... Может же быть так в жизни, товарищи?

- В жизни все может быть, - ответил серьезно Николай Петрович. - Уж я-то знаю. И вы ей ответили?

- Ответил, как она и просила, до востребованья. Потом оказалось, что письмо мое как-то попало на глаза мужу... Ответил я, а сам не утерпел и вслед за письмом решил поехать сюда, в Степной. Все думал как-нибудь найду способ увидеться, поговорить.

Поляков достал сигарету, повертел ее, но курить раздумал и сунул назад в пачку.

- И вот вы здесь.

- Да, приехал. Вещички - чемоданчик ручной - сдал в камеру хранения. Спросил на станции дорогу и пошел в поселок.

- Это было утром в воскресенье?

- Да. Стоял туман. Вскоре я дошел до моста и тут услышал за спиной гул автомашины. Пришлось отойти в сторону от дороги, к краю оврага. Туда же свернул другой человек, шедший мне навстречу.

- Это был Медведев?

- Да, он. Увидев меня, он вскрикнул, бросил на землю висевшее на руке пальто и сбил с меня кепку. Я нагнулся, и тут он чем-то меня ударил. У меня потемнело в глазах и, словно сквозь туман, я услышал над собой выстрел. "Все!" - мелькнула мысль... Но нет, я был жив. Снова все встало на место, перестало кружиться, выступило из тьмы и мост, чуть видный в тумане, и движущиеся фары машин... Медведева около меня не было.

- Кто же стрелял и в кого?

- Не знаю. Он мог бы стрелять в меня...

Майор кивнул:

- В минуту запальчивости мог бы. Ведь у него в кармане лежало ваше письмо к его жене. Разные люди по-разному реагируют на такие вещи. К сожалению, часто реагируют неправильно. Дело в характере, в воспитании.

Вмешался Никитин:

- Но все-таки он инженер, был на фронте...

- Разве должность гарантирует от ошибок? В общем, сорвался человек. И погиб... Продолжайте, Поляков.

- Придя в себя, я поспешил в амбулаторию. Переночевал я в комнате отдыха на вокзале, потом остановился у одного старичка, живущего одиноко там же, вблизи станции. Заплатил ему. Раза два я побывал у Ани, но она сказала, что сейчас говорить ни о чем не может, слишком все неожиданно получилось. Вот и сейчас, узнав, что нашли труп Медведева, я заходил к ней, чтобы посоветоваться и проститься. Видимо, позже она мне напишет.

Поляков помолчал и на этот раз, вынув сигарету, решительно чиркнул спичкой... Но руки его задрожали...

- Не убивал я инженера! - крикнул он.

- А пистолет? Не видели вы пистолета? - неожиданно спросил Гарин.

Поляков недоуменно посмотрел на майора:

- Почему я должен был его видеть? И где?

- Пистолет должен был остаться на месте!

- Почему на месте? Не понимаю... Или Медведев ударил меня, а потом застрелился? Но... он исчез куда-то, ушел! Не понимаю!

Майор помолчал.

- Хорошо, - сказал он, подумав. - Хорошо. Идите...

Пистолет нашли на дне оврага.

Через три дня Никитин зашел в служебный кабинет майора в областном управлении, и Николай Петрович положил перед ним заключение эксперта по судебной баллистике:

- Поляков не виновен.

- Что? Выстрел без нажима на спусковой крючок, Николай Петрович?

- Да. В пистолете имеется неисправность, о которой не знал даже его владелец, так как пользовался оружием очень давно. Пистолет лежал в комоде, под стопкой белья, то есть не был даже смазан. Головка разобщителя, удерживающая кожух затвора от смещения назад, к курку, изношена. Медведев взмахнул пистолетом и ударил им Полякова. Кожух скользнул назад, ударник наткнулся на курок и своим бойком наколол капсюль патрона. Все это произошло в считанные доли секунды. Прогремел выстрел. Пуля продырявила рукав и воротник на пиджаке Медведева и пробила левую щеку...

В.КОПЕЛИОВИЧ,

Н.ШАПЧЕНКО

ШЕСТАЯ ФОТОГРАФИЯ

День был воскресный, июльское солнце палило немилосердно, и на берегах Алматинки творилось что-то невообразимое. Загорелые спины и плечи, темные очки, зонтики, газетные шляпы, - казалось, вся Алма-Ата высыпала к этой говорливой речушке, вода которой даже в такой зной оставалась приятно прохладной. Здесь читали романы, резались в шахматы и "подкидного", строили "персональные" запруды и просто отдыхали, облепив раскаленные камни.

В пляжной толчее ничем не выделялась группа молодых людей, примостившихся у самой воды. Время от времени один из них поворачивал бутылки с пивом, лежащие на отмели в тени, и присыпал их мокрым песком.

- Почти остыли, - парень весело тряхнул головой, подмигнул. - Еще немножко, и можно будет... А пока я, пожалуй, ополоснусь. - Скользя по каменистому дну, он дошел до середины, лег и подставил плечи под холодные струи. Через минуту выскочил на берег, сделал стойку на руках и, чувствуя на себе любопытные взгляды, направился так к своим. Он, по-видимому, любил производить эффекты.

Потом, когда бутылки опустели, кто-то из приятелей сказал вполголоса:

- Вась, а Вась... Обрати внимание, слева от тебя девчонка в голубом купальнике... Знаешь, как смотрела на тебя, когда шел на руках. Подсядем, может?

Василий небрежно повернулся, смахнул со лба смоляной чуб и равнодушно бросил:

- Нет, не Рио-де-Жанейро. Типичное не то.

На него взглянули удивленно, а он, не вдаваясь в пояснения, молча достал из кармана пиджака фотокарточку-"визитку" и с видом явного превосходства протянул ее товарищам. Приветливое, слегка склоненное к плечу девичье лицо светилось безмятежной улыбкой. Черные локоны подчеркивали его белизну, в лукавом прищуре глаз сверкали искорки, а нежная округлость щек и точка-родинка в уголке над губой придавали лицу выражение милое и трогательное. Да, Васька считался заправским сердцеедом, но на сей раз, трое друзей, рассматривающих фотографию, могли бы поклясться в этом, - он превзошел самого себя.

- Кто такая? - не отрывая восхищенного взгляда от "визитки", спросил один.

- Аллочка. Аспирантка, - ответил Василий, и в тоне, каким это было произнесено, чувствовалось, что ему до чертиков надоели поклонницы из научного мира, и он их терпит только потому, что от чрезмерного внимания аспиранток и диссертанток буквально негде укрыться.

- Ну, а как у тебя с ней... в смысле... взаимоотношений? поинтересовался другой и подгреб к груди горячий песок.

- Какие там взаимоотношения, - Василий обреченно махнул рукой. Замучила она меня своими звонками. Только приду в мастерскую: "Медынин, к телефону!" Так и бегаю весь день туда и обратно... Да вот, можете прочитать, - он перевернул фотографию и ткнул пальцем в надпись, не оставляющую никаких сомнений в искренности чувств аспирантки: "Дорогому Васюте. Люби меня, как я тебя. Твоя Аллочка".

Парни понимающе переглянулись и единодушно выразили желание увидеться с ней вечером на танцах.

- Аспирантка она, некогда ей.

- Ну и что же, что аспирантка?! Что, для них воскресений не существует?

- Это для нас с тобой, Боренька, воскресенье, - назидательно ответил Василий. - Куда захотели, туда и пошли, что захотели, то и сделали. А у ней - колбы, опыты, кислород, углерод, аш два о. Вот так!

- Да и я, пожалуй, не приду в парк, у меня вечером другое мероприятие, - закончил он, вытряхнул из сандалий камешки и натянул носки.

"Мероприятие", действительно, состоялось, и окончилось оно для обладателя фотографии неожиданно и горько. Обезумевший от выпитой водки, он стремглав выскочил на широкую автомобильную магистраль и бросился наперерез мчавшемуся мотоциклу. Водитель едва остановил машину и, не успев сообразить, в чем дело, покачнулся от удара в лицо. В то же мгновение Василия ослепил яркий свет фар, надрывно заскрежетали тормоза, и чьи-то тяжелые кулаки опрокинули его на асфальт. Как в полусне, до него доносились ругань, шум, крики:

- Саня, ну как, жив?

- Братцы, да он пьян в дрезину!

- Пьян не пьян, давай сюда в кузов!

Сильно пахнуло бензином, машина тронулась, и Василий больше ничего не слышал и не ощущал.

Проснулся он сразу и, еще не оглядевшись, понял, что находится в вытрезвителе. Тонкий холодящий матрац и легкое одеяло серого цвета наводили на невеселые размышления. "Как же это я очутился здесь? Почему? Вечером у Леньчика на хате был выпивон... Пили здорово... Леньчик гонял магнитофон без конца какую-то одну и ту же песню, которая всем надоела, а Нинка все подливала и подливала в мой стакан... Потом плясал..." На этом воспоминание обрывалось, и как Василий ни напрягал память, дальнейшие события вечера восстановить он не мог.

"Сволочь все-таки Леньчик. То из него кружку пива не выжмешь, а то - на тебе - расщедрился - упоил до зеленых чертей", - подумал он, и на слабых, словно набитых ватой ногах, пошел к огороженному деревянным барьером столу дежурного, где уже двое мужчин ожидали документы и одежду.

- Фамилия? Имя? Место работы? - женщина в форме сержанта милиции записала ответы в толстый журнал и протянула Василию номерок: - Получите вещи.

- Нет, нет, Татьяна Павловна, этого не отпускайте, - запротестовал вошедший со двора старшина и пояснил: - Вчера из райотдела предупредили его с возвратом.

У Василия закружилась голова, он понял, что по-глупому влип в какую-то нехорошую историю.

* * *

Юрий Николаевич Вольский, следователь, к которому попало заявление Александра Буренкова, меньше всего рассчитывал при его расследовании столкнуться с какими-нибудь неожиданностями. Все было яснее ясного. Хулиганство в состоянии сильного опьянения, более десяти очевидцев. Сейчас Медынин даст показания, потом опросить свидетелей, и дело можно передавать в суд. А там пусть решают...

- Рассказывай, Медынин, дальше. Что же произошло потом? - Юрий Николаевич взглянул в осунувшееся лицо Василия и, не получив ответа, повторил: - Рассказывай, рассказывай - не в молчанки играем.

- Больше я ничего не помню, - уныло проговорил Василий и опустил голову.

- Не помнишь? Не беда; можно напомнить. - Следователь протянул лист бумаги, в верхней части которого крупно выделялось: "Заявление". - Почитай, может прояснится.

Глаза Медынина медленно скользили по строчкам:

"18 июля, в десятом часу вечера, наша бригада монтажников возвращалась с объекта к себе в поселок. Я ехал впереди на своем мотоцикле, а ребята за мной на грузовой, приспособленной для перевозки людей, машине. На Ташкентской, не доезжая Сейфуллина, на дорогу выбежал парень. Он остановил мотоцикл и ударил меня по лицу. Потом подошла наша машина с ребятами, и этого парня в нетрезвом виде мы доставили в милицию.

Просим вас принять меры, чтобы подобных безобразий больше не повторялось. Бригадир Буренков".

- Законно. Все правильно, все как есть! - с готовностью подтвердил Медынин. - Любую бумагу подпишу, так оно и было. Хорошо еще, чего другого не случилось. Я пьяный - дурной. Однажды - хватило же ума! - выпивши, на цепную собаку пошел. Так она, знаете...

- Довольно, довольно, - прервал поток воспоминаний Юрий Николаевич. Это не относится к делу. Скажите лучше, как вы до такой жизни докатились. Девушка, небось, ничего не знает? Кстати, кто она?

- Аспирантка, - неуверенно ответил Василий, глядя на фотографию в руках следователя.

"Странно", - удивленно подумал тот, пробежав еще раз глазами безграмотную, пошловато-претенциозную надпись на обратной стороне карточки.

- Где она учится?

- В Харькове где-то, - неопределенно пожал плечами Василий. - Точно не знаю, не интересовался.

- Не интересовался? С фотографией не расстаешься, а не узнал даже, где учится?

- Некогда было. Мы с ней и встречались-то без году неделю, когда она зимой на каникулы приезжала. - Медынин отвечал раздраженно, всем своим видом показывая, что ему неприятны эти вопросы. Юрий Николаевич, казалось, не замечал нервозности парня и, как ни в чем не бывало, попросил его назвать фамилию аспирантки.

- Семенова, - не задумываясь, ответил Василий и повторил игриво: Аллочка Семенова.

"Придется проверить. Что-то здесь не все гладко", - подумал следователь и закончил допрос. По фирменному штампу на фотографии он без труда установил фотоателье, где был сделан снимок, и, рассчитывая успеть до перерыва, быстро зашагал к автобусной остановке.

В залитой солнцем студии стояла тишина. Мастер - мужчина лет пятидесяти пяти, сутуловатый, подвижный, со спокойным, тронутым временем лицом, возвращая удостоверение, с любопытством взглянул на Вольского.

- Судя по штампу, она сделана у вас. Не так ли? - Юрий Николаевич протянул фотографию. - Посмотрите, пожалуйста.

- Я и без штампа узнаю свою работу, - после недолгой паузы ответил мастер. В тоне, каким он говорил, послышалась нотка самодовольства: Конечно же, это моя ретушь. Обратите внимание, как проработаны ресницы! Уверяю вас, в Алма-Ате такой ретуши вы больше не найдете.

- Хорошо, действительно, хорошо, - одобрительно закивал Вольский. - Ну, а сколько времени вам понадобится для того, чтобы разыскать корешок ее квитанции?

- Сколько времени? Это будет зависеть от того, как скоро мы найдем негатив. - Он еще раз взял фотографию и, повертев ее в руках, задумался. Лицо как будто бы знакомое... По-моему, она зимой приходила.

- Да, скорее всего зимой, - подтвердил следователь. - Платье с глухим воротником.

- Поищу, - и мастер ушел в лабораторию.

Ждать Вольскому пришлось недолго. Через полчаса он уже изучал корешок квитанции. Беглые пометки карандашом лаконично подтверждали, что девушка посетила ателье 14 февраля, уплатила вперед за шесть фотографий, живет она на улице Грушовой, и фамилия ее Мостакова. "Не Семенова! Значит, Медынин давал неверные показания? А может быть, он говорил искренне... Не исключено, что аспирантка, уезжая, специально выписала квитанцию на имя подруги, чтобы та могла получить фотографии после ее отъезда... Но опять же эта надпись на обороте... Нужно проверять и проверять". Путь на Грушовую был не близок, и Юрий Николаевич вызвал служебный мотоцикл...

В тихом институтском вестибюле Вольский появился за несколько минут до конца лекции. Наскоро пробежав глазами расписание занятий на факультете, он поднялся на второй этаж и остановился возле аудитории No 34. Сейчас раздастся звонок, студенты выйдут в коридор, и кто-нибудь из них покажет ему Люсю Мостакову. Но обращаться за помощью не пришлось. С шумом распахнулись двери, и среди третьекурсников, выходящих из аудитории, следователь без труда узнал "аспирантку".

- Интересно, как же вы меня разыскали? Собака взяла след? Или в ход были пущены другие методы? - Брови девушки удивленно взметнулись, и в глазах проскользнула задористая смешинка. Настроение у Люси было явно ироническое.

- Ни то и ни другое, просто ваша сестра сообщила время лекций, по-деловому сухо ответил Юрий Николаевич, давая понять, что у него нет никакого желания ввязываться в словесный турнир. - Да суть не в этом. Меня интересует, целы ли у вас ваши фотографии, сделанные зимой в фотоателье?

- Фотографии?! А зачем они вам?

- Пока я ничего вам сказать не могу. Со временем узнаете. А пока ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

- Три фотокарточки до сих пор у меня, а три остальные я раздарила подругам с курса. Вот и все - их было всего шесть.

- Подруги учатся в вашей группе?

- Да, - кивнула головой Люся. - Вот одна из них. Ася, подойди...

- Нет, нет, не надо, - остановил девушку Юрий Николаевич. - Мы сделаем по-другому. Завтра к десяти часам утра вы принесете все фотографии в милицию. Надеюсь, вам будет не очень трудно взять их на какой-нибудь час у ваших знакомых.

- Ну, так я вас жду, - сказал он, прощаясь. - Спросите следователя Вольского. Всего хорошего.

Резкий продолжительный звонок разнесся по коридорам и лестничным площадкам. Шум в аудиториях стих, легкими хлопками закрылись двери за преподавателями, и в институте снова наступила тишина.

К десяти утра, как и было обусловлено, Мостакова пришла в, милицию. Сев на предложенный Вольским стул, она раскрыла сумочку и вынула из нее конверт с фотографиями.

- Здесь их только пять... Одной не хватает, - смущенно проговорила она. - Вчера я совсем упустила из вида, вернее, забыла просто, что одну карточку отправила в Ташкент тете. Остальные все здесь... перед вами.

- В Ташкенте, значит? - переспросил Юрий Николаевич. - Это точно? Вспомните лучше.

- Чего же тут вспоминать! Из ателье я сразу пошла на почтамт и отправила ее заказным письмом.

- Тогда вам остается только поверить, что я побывал в гостях у вашей тети и заполучил от нее ваш подарок. - Следователь достал из ящика стола недостающую фотографию и положил ее перед девушкой. - Вот теперь комплект полностью. Вы довольны?

Мостакова молчала. Она сидела растерянная, не зная, что отвечать и как вести себя дальше.

- Я обязан вас предупредить, что, согласно статье 187 и 193 Уголовного кодекса Казахской ССР, лица, дающие неверные показания или уклоняющиеся от дачи показаний, привлекаются к уголовной ответственности. - Юрий Николаевич внимательно посмотрел на Мостакову. - Итак, уточните, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы лишились одной из своих фотографий.

- У меня ее украли, - чуть слышно ответила девушка.

- Расскажите, как это произошло.

- Раздели возле Пугасова моста. Сняли пальто и отобрали сумочку. Там была мелочь на трамвай и эта фотокарточка...

- Когда?

- Двадцать шестого февраля.

- Вы заявили о случившемся в милицию?

Люся отрицательно качнула головой: "Нет, не заявляла".

Для Вольского этот ответ не был неожиданным. За годы работы он не раз сталкивался с подобными ситуациями и знал, что потерпевшие не всегда обращаются к милиции за помощью, если преступление совершено при компрометирующих их обстоятельствах. Ну, а почему же не заявила Мостакова? Что помешало ей сообщить о происшествии? Нервничая, она рассказала...

Родители категорически запретили Люсе встречаться с компанией "сомнительных", как они выражались, молодых людей. Однако девушка не разделяла это мнение и зачастую, нарушая родительское "вето", проводила время в обществе своих сверстников, где ей было весело и интересно. Однажды под предлогом того, что идет на институтский вечер, она отправилась к своим друзьям, и в поздний час на обратном пути домой ее ограбили. Трое парней в надвинутых на глаза кепках сняли пальто и забрали сумочку.

Дома, конечно, был переполох. Все в один голос спрашивали, что и как, но Люся, пуще всего опасаясь родительского гнева за продолжавшееся знакомство, решила скрыть истину. Она объяснила, что пальто украли с вешалки в институте, и домой пришлось добираться на такси.

- Но ты, надеюсь, заявила об этом, куда следует? - взволнованно крикнула мать.

- Что ты, мама... На кого же заявлять. Ведь на вешалке дежурили наши же студенты. Будет просто стыдно, если их заставят платить мне из стипендии...

Ответ, по-видимому, удовлетворил домочадцев, и постепенно этот печальный эпизод перестал служить темой семейных пересудов.

- Припомните, куда пошли неизвестные с вашими вещами, - попросил Юрий Николаевич.

- Они побежали в сторону парка, - уже спокойно сказала Люся.

Установив интересовавшие его детали, следователь спросил девушку, не смогла бы она опознать кого-либо из грабителей.

- Возможно, и смогла бы, - ответила она после недолгого раздумья. Один - такой высокий, чернявый, что-то замешкался возле меня, стоял, улыбался, пока ему не крикнули.

- Одну минуточку, вы не помните, что они крикнули?

- Точно не помню: или "Васька, поторопись", или "Чего ты там застрял, Васька?" - одним словом, они звали его к себе.

- Благодарю вас, - Юрий Николаевич чуть заметно улыбнулся и попросил Люсю переждать десять-пятнадцать минут в соседней комнате. Когда она снова вошла в кабинет Вольского, там было людно. Возле стола следователя сидели две женщины (как позже она узнала - понятые), а у окна - лицом к двери молодые люди. Их было четверо - все одного роста и примерно одного возраста. Взглянув на них, Мостакова уверенно подошла к крайнему справа, остановилась на мгновение, словно перепроверяя свою память, и произнесла:

- Послушайте, ведь мы же с вами знакомы! Помните встречу на Пугасовом мосту?..

Допрос был коротким. Медынин рассказал обо всем. В тот же день к вечеру были задержаны и соучастники преступления. Одним из них оказался "Леньчик", на квартире которого воскресным вечером происходила шумная пьянка, положившая начало этой истории.

"ПОГОРЕЛЕЦ"

Посетитель был возмущен. В тоне, которым он говорил с начальником областного управления милиции, сквозило неприкрытое раздражение.

- Ну, когда же это кончится?! Полтора месяца прошло, а сдвигов никаких. Я сейчас ночую на чужих диванах, жена - также. Понимаете, мне это надоело! Трест квартиру не даст, пока не кончится расследование, а расследование, можно сказать, еще не начиналось.

"Действительно, возмутительный случай", - подумал начальник управления, и в тот же день расследование было поручено оперуполномоченному отдела дознания лейтенанту Владимиру Потапову. Недавний выпускник милицейской школы, толковый криминалист, он на этот раз особенно не рассчитывал на успех. Полуторамесячная давность преступления, а также не давшие никаких результатов предшествующие поиски не обнадеживали. Потапов и прежде слышал об этой странной краже, закончившейся поджогом квартиры, и вот теперь нежданно-негаданно это бесперспективное дело свалилось на него, как снег на голову.

В райотделе милиции он внимательно ознакомился с заявлением пострадавшего. В нем Валерий Павлович Кожухаров - экономист-плановик строительного треста подробно рассказывал о своих злоключениях.

Утром ему предстояло выехать в недолгую командировку. В девятом часу, как и было условлено, за ним зашла трестовская машина. Пользуясь этой возможностью, Валерий Павлович отвез на работу жену и уехал в район. А несколькими часами позже ему по телефону сообщили, что произошла большая неприятность и нужно немедленно возвращаться домой...

В списке вещей, погибших от огня или похищенных во время бандитского налета, пострадавший упомянул облигации трехпроцентного займа, приобретенные на весьма солидную сумму за годы его работы на Севере.

Протокол осмотра места происшествия, подшитый в этой же голубой папке, утверждал, что все три двери квартиры - на застекленную веранду, в кухню и в комнату были открыты; причем замки двух первых не повреждены, а последний английский - вырублен. В кухне на полу обнаружен топор. Протокол сухо и точно воспроизводил состояние квартиры Кожухаровых вскоре после того, как пожарники, прибывшие по сигналу соседей пострадавших, потушили огонь.

Кроме этих документов, Потапов ознакомился с заключением пожарно-технической экспертизы, но оно ничего нового не добавило к тем скудным сведениям, которыми располагал следователь. Чувствовалось, что комиссия была собрана наспех, и то ли по халатности, то ли из-за недостаточной квалификации своих членов, ни к какому определенному выводу не пришла.

"Не густо, не густо", - подумал Потапов и, закрыв папку, пошел посоветоваться к начальнику отдела майору Зимину.

- Виктор Андреевич, мне кажется, следует повторно провести пожарно-техническую экспертизу, - начал Потапов, вопросительно взглянув на майора. - Ведь, пока мы не установили причину пожара, трудно что-либо предполагать...

Зимин сдвинул ладонью в сторону папки с бумагами и дружелюбно, как старому знакомому, ответил:

- Действуйте, Володя, действуйте... Если что-нибудь понадобится, обращайтесь. Сделаем!

- За этим я и пришел, - улыбнулся Потапов. - Дайте, пожалуйста, указание, чтобы к завтрашнему утру собрали экспертов, а сегодня вечером мне нужно увидеться с Кожухаровым. Пусть его пригласят в милицию часам к шести, к тому времени я уже осмотрю его квартиру.

* * *

В длинном доме барачного типа разыскать квартиру Кожухарова было нетрудно. Потапов еще с улицы определил, что она находится в торцевой части здания. Облупившаяся штукатурка, закопченные, местами обгоревшие рамы с выбитыми стеклами красноречиво свидетельствовали о происшедшем. В комнатах гулял ветерок, и часть пола возле окон белела свежим снежком. Двери в квартире не закрывались, их жестко схватила наледь, образовавшаяся после тушения пожара.

Потапов тоскливо оглядел свисающие клочьями обои, обвисшие на стенах концы электропроводов и принялся обследовать замки. Здесь также не обнаружилось ничего нового. Следователь еще раз внимательно осмотрел комнаты и вышел во двор.

"Нужно рисковать слишком многим, чтобы отважиться грабить эту квартиру днем", - отметил он про себя, обратив внимание на соседний барак, окна которого выходили к крылечку Кожухаровых. Это был единственный вывод Потапова после осмотра места происшествия.

В милиции его уже ждал потерпевший.

- Ну, нашли что-нибудь новенькое? - осведомился Валерий Павлович. Он старательно протер очки и с видимым интересом уставился взглядом в лицо лейтенанта. Тот сухо ответил, что пока ничего сказать не может, и попросил Кожухарова повторить со всеми подробностями показания, которые он прежде изложил в райотделе милиции.

- ...Около банка жена вышла из машины, а я поехал дальше, по делам. Потом...

- Одну минуточку, - прервал его Потапов, быстро записывая показания, скажите, в котором часу ваша жена вышла из машины?

- Около девяти. Примерно без пяти девять.

- А когда вы прибыли на место?

- В десять, наверное... Я не обратил внимания, но, наверное, в десять. Судите сами, по асфальту полсотни километров... Больше часа на езду не требуется.

- Значит, вы ехали без задержек со скоростью пятидесяти километров в час, нигде не останавливались и никуда не заезжали. Так я вас понял?

- Совершенно верно, - закивал головой Кожухаров. - Все было именно так.

Затем следователь установил время, когда пострадавший услышал известие о поджоге и когда вернулся домой. Кожухаров чувствовал, что его ответы удовлетворяют лейтенанта, и показания давал охотно. Он рассказал, что у них с супругой было по ключу от наружной двери и комнаты, а ключ от двери, ведущей в кухню, был общий, и они прятали его возле умывальника.

- Так и получилось. Они как-то сумели открыть внешний замок; разыскали на веранде ключ от кухни, а последнюю дверь взломали. Черт меня дернул оставить на виду топор, - Валерий Павлович сокрушенно вздохнул и подписал листы протокола.

* * *

Утром следующего дня на место происшествия прибыли эксперты. Четверо специалистов - инженер-строитель, двое электриков и химик вместе с лейтенантом Потаповым осторожно скалывали наледь с обгоревшего пола, осматривали стены, электропроводку. Вывод не вызывал разногласий: пожар возник в двух метрах от ближайшего отвода электросети, там, где, как было известно, прежде стоял книжный шкаф. А это для Потапова уже кое-что значило. Теперь предположение о случайном возникновении пожара, совпавшем во времени с кражей или начавшемся вскоре после нее, отпадало. Оставалось другое: поджог совершен теми, кто побывал в квартире за полтора часа, прошедшие между отъездом хозяев и вызовом пожарной команды. Значит, это дело преступников. Нелепо, странно... Ничего подобного Потапов не встречал ни в своей практике, ни в практике товарищей, ни в учебниках криминалистики. Расследование осложнилось и заключением технической экспертизы, утверждавшей, что замок наружной двери был открыт либо ключом подлинным, либо точной копией подлинного ключа. Все это, вместе взятое, вызывало сомнения в самом факте ограбления квартиры, и следователь, не теряя времени, решил поговорить с майором Зиминым.

- Выручайте, Виктор Андреевич, голова кругом идет. - Потапов пожал протянутую руку и подсел к столу.

- Видите ли, Виктор Андреевич, уж больно мне удачливый мошенник попался. Представьте, ему везет от начала и до конца.

- Прояснилось? - добродушно улыбнулся майор, принимая шутливый тон Потапова. - Рассказывай.

- Картина выглядит примерно так. Он или они благополучно выкрадывают у Кожухарова ключ, делают себе точно такой же, и также благополучно возвращают оригинал владельцу. Затем средь бела дня незамеченными проникают на веранду, немедленно находят спрятанный там ключ от двери в кухню и случайно подвернувшимся топором вырубают английский замок. Затем прихватывают на пять тысяч рублей облигаций и в довершение всего устраивают фейерверк. Чем не версия?

Ирония, с которой говорил следователь, была понятна: уж слишком много счастливых случайностей сопутствовало преступникам во время кражи.

Беседа затянулась. Вдвоем они еще раз проанализировали выводы Потапова, сопоставили факты, вновь просмотрели заключения экспертов. Концы с концами явно не сходились, особенно настораживал финал этой истории. И Зимин и Потапов были совершенно уверены, что никто из преступников не станет поджигать обворованную квартиру хотя бы потому, что пожар, вернее вызванная им тревога, позволит в кратчайшее время установить факт кражи.

- Я бы вам посоветовал, Володя, заняться проверкой личности самого Кожухарова. Возможно, это инсценировка кражи. Такое случается...

- По-видимому, так, - ответил следователь, - я сегодня же переговорю с его соседями, а заодно опять загляну в эту злополучную квартиру.

И снова Потапов ходит по знакомым выстывшим помещениям с обгорелыми рамами, с оборванными обоями на стенах. Снова, как и в первый раз во время экспертизы, плотно прикрыл дверь в комнату. Сквозь отверстие, зияющее на месте вырубленного замка, в полутемную кухоньку пробивается свет. "Вырублено ровно, топором. Да, топором... Но почему же на косяке тогда нет никаких следов?!" Неожиданная догадка настораживает Потапова, он распахивает настежь дверь и снова осматривает косяк: ни одной царапины. "Как это он умудрился? Да просто: замок вырубали при открытой двери, иначе на косяке непременно бы остались следы".

После этого открытия лейтенант больше не сомневался в причастности Кожухарова к преступлению ("Кому из воров придет фантазия вырубать замок в открытой двери!") и был уверен, что дополнительное расследование прольет свет на более чем странное поведение хозяина квартиры. Так и произошло. Из допросов соседей "потерпевшего" Потапов узнал, что Кожухаров очень недружно жил с женой, часто скандалил и не раз открыто говорил о своем намерении развестись в недалеком будущем.

Очевидно, собираясь развестись с женой, Кожухаров ни в коем случае не хотел расставаться с половиной сбережений, накопленных с ней за время совместной жизни. Вот он и решил инсценировать кражу и пожар.

Теперь, казалось, все встало на свои места, и все же Потапов, будучи внутренне убежден в правильности своих выводов, не спешил заканчивать дело. Следовало проверить еще и алиби Кожухарова, утверждавшего, что во время происшествия он находился в командировке. Если его показания подтвердятся, значит, всей строгой системе умозаключений придет конец, и нужно будет начинать все сызнова.

К счастью, начинать все сначала следователю не пришлось. Трестовский шофер, отвозивший Кожухарова в командировку, без труда вспомнил все события того утра.

- Как только мы отъехали от банка, - рассказал он на допросе, - Валерий Павлович хватился каких-то документов и велел вернуться домой. Там он пробыл, примерно, с полчаса, а потом вышел, и мы уехали...

Это было последнее показание, изобличающее Кожухарова в преступлении. Он сознался. Потапов выяснил и причину казалось бы странного поведения "погорельца", без конца жаловавшегося на медлительность расследования. Этим он стремился отвести от себя всякие подозрения, считая, что "сработал чисто".

В.ШАМАРДИН

"ЧИТАЯ О ВАШЕЙ РАБОТЕ..."

Обширны и многообразны служебные обязанности работников милиции. Постовой взмахом полосатого жезла, управляющий уличным ритмом на оживленном перекрестке словно дирижер - оркестром. Сержант с лицом усталым и сосредоточенным и с тяжелой кобурой на поясе, неподвижно замерший у телефона в тесной дежурке, готовый по первому сигналу броситься на помощь попавшим в беду, на поиск преступника. Женщина в милицейском кителе, с материнской улыбкой вручающая в зале, убранном ради торжественного случая цветами, паспорта 16-летним гражданам СССР. Майор-криминалист в белом больничном халате, пристально изучающий под микроскопом одному ему понятные следы на осколке стекла, только что доставленном с места происшествия.

Это - милиция. Мы привыкли связывать с милицейской профессией трель свистка на перекрестке вслед пьяному лихачу и головокружительные погони, бессонные ночи поиска и рискованные схватки с преступниками.

И это в общем-то верно, хотя, надо заметить, эти привычные и знакомые всем чисто внешние признаки "особой профессии" далеко не исчерпывают ее содержания.

В Министерство внутренних дел республики, в органы милиции на местах приходят сотни писем со словами благодарности. Пишут рабочие и колхозники, студенты, учителя, врачи, пишут жители Казахстана и гости нашей республики все, кому довелось воочию убедиться, сколь глубоко правдивы и искренни слова поэта:

"Трудящихся щит

милиция

всегда на своем посту".

* * *

Около полудня в подъезд многоэтажного дома, воровато озираясь, скользнула неприметная личность в потертом пиджаке и штиблетах. Через несколько минут дверь одной из квартир отворилась, пропустив неизвестного в темную прихожую...

А вечером пришла с работы хозяйка квартиры. Отворив дверь, она едва не упала без чувств: в доме все было перевернуто вверх дном...

Жительница Алма-Аты Н.Ланцева позвонила в милицию. О том, что было дальше, она рассказала в письме, которое спустя несколько дней после событий направила в МВД республики.

"...Приехали работники милиции, - пишет Н.Ланцева. - Вместе с ними я стала проверять, что пропало. Вспомнила, что в шифоньере лежал кошелек, а в нем деньги, золотые часы, кольца. Они-то и исчезли".

Дело о краже передали старшему инспектору уголовного розыска Калининского РОВД Я.Андрейко. Утром он пришел, успокоил меня: не волнуйтесь, мол, найдем преступника и вещи вам возвратим.

Я, признаться, не очень верила в успех дела. Однако в тот же день Андрейко позвонил мне на работу:

- Приходите в отдел. Преступник, который совершил кражу в вашей квартире, задержан. Ценности и деньги у него изъяты. Можете получить...

Передайте мою сердечную благодарность старшему инспектору уголовного розыска Я.Андрейко. Я восхищена его профессиональным мастерством. Если все наши оперативные работники будут действовать так же решительно, энергично и умело, то преступность исчезнет быстро и навсегда".

..."Сердечно благодарю работников милиции города Уральска за помощь в беде, за смелые и решительные действия", - пишет в МВД Казахской ССР житель Уральска А.Шустов.

Поздним вечером Шустов возвращался с работы домой. В глухом переулке у него отобрали деньги и документы.

Шустов прибежал в милицию, рассказал о случившемся.

Капитан милиции Горошкин вместе с лейтенантом Щегловым немедленно выехали на розыск. Они догнали и задержали неизвестного. На допросе он сознался в нападении на Шустова и вернул награбленное.

"Желаю всем работникам милиции больших успехов в их нелегкой, но очень нужной людям службе!" - закончил свое письмо А.Шустов.

"Очень нужная людям служба"... Эта мысль пронизывает сотни писем, адресованных органам милиции. "Я и мои товарищи, - пишет алма-атинская студентка К.Раушанова, - шлем сердечное спасибо начальнику Фрунзенского РОВД К.Чалагазову и инспектору уголовного розыска Дворникову за то, что они помогли мне в беде".

А вот еще одно письмо. Его прислала группа артистов Московской филармонии: Е.Сокольская, В.Хомич, В.Глухов и другие.

"Ехали мы в поезде Алма-Ата - Кустанай, - пишут москвичи. - В пути наш администратор неожиданно обнаружил пропажу чемодана, в котором были крупная сумма денег и документы на 3000 рублей.

Мы обратились за помощью к начальнику линейного отделения милиции станции Есиль майору Ахметову и старшему инспектору уголовного розыска лейтенанту Байжанову.

Прошли сутки. И вот на одной из небольших станций работники милиции поймали-таки вора. В чемодане все было на месте. Вскоре он был возвращен нашему администратору.

От всей души мы благодарим майора Ахметова и лейтенанта Байжанова, а также сотрудников Кушмурунского отделения милиции, принимавших активное участие в розыске преступника. Спасибо за умелую работу, товарищи!"

...Это письмо прислал в МВД республики механизатор совхоза "Прогресс" Энбекшильдерского района Целиноградской области Михаил Дмитриевич Костоусов.

"Выражаю сердечную благодарность лейтенанту милиции Энбекшильдерского райотдела внутренних дел Николаю Петровичу Яковлеву, который спас меня от верной гибели..."

После работы Михаил Костоусов решил искупаться в реке. Вышел к плотине, сбросил одежду - и в воду. Да не рассчитал сил. Когда заплыл слишком далеко от берега, стал тонуть.

Крик утопающего услышал проходивший поблизости участковый инспектор Николай Петрович Яковлев. Раздумывать было некогда. Прямо как был - в кителе - участковый бросился в воду и поплыл к утопающему. Тот уже терял последние силы, когда крепкие руки подхватили его... Николай Петрович помог Костоусову выбраться на берег, оказал первую помощь...

В отделе он никому не сказал о случившемся, считая, что не совершил ничего выдающегося, что каждый на его месте поступил бы точно так же. И только позднее товарищи по службе узнали об этом.

Милицейская профессия по самой природе своей глубоко гуманна. Ибо в борьбе с преступностью и правонарушениями часовые правопорядка выполняют не только карательную функцию, но и воспитательную. Значительно важнее предупредить возможное преступление, нежели раскрыть уже совершенное.

Вспоминается волнующая сцена, свидетелем которой мне довелось быть в одном из райотделов внутренних дел. К начальнику, пожилому майору милиции с еле заметным шрамом на виске (след пули бандита), пришла женщина. Обычная посетительница, каких за день в этом кабинете бывает немало. Но оказалось, что пришла она совсем не жаловаться, а сказать свое материнское спасибо майору милиции за то, что он вернул ей сына, поставил его на ноги, не дал свернуть на кривую дорожку.

Она говорила, и слезы текли по ее щекам. Майор слушал, смотрел на нее и вспоминал, как эта женщина год назад вот так же пришла к нему. Тогда она тоже плакала. Только это были слезы материнского горя.

...Витька Дубровин, 15-летний подросток, как-то незаметно вышел из-под контроля матери, связался с сомнительными дружками, бросил школу, бродяжничал. За плечами у Витьки уже было несколько приводов в милицию.

И тогда мать пришла к начальнику райотдела. Майор не раз беседовал с Витькой, устроил его на работу в депо учеником слесаря. Стал Витька заниматься в вечерней школе, твердо встал на правильную дорогу. Недавно ему присвоили третий разряд, он перевыполняет сменные задания. Перешел в 9-й класс вечерней школы, занимается в секции бокса, много читает. Скоро товарищи по работе будут принимать его в комсомол...

Мать пришла, чтобы поблагодарить майора милиции за то, что помог воспитать непутевого сына. И он разделил ее радость так же искренне, как год назад делил ее горе.

И нет для работника милиции награды выше, чем эти от сердца идущие слова благодарности за нелегкий, но очень нужный людям труд.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

И.РОДИН,

член коллегии МВД

Казахской ССР

ВОСПИТАТЕЛЬ

Работники органов внутренних дел осуществляют не только функции принуждения, но и, в первую очередь, воспитания и перевоспитания. Их особое назначение - не дать оступиться человеку, предотвратить опасные последствия легкомыслия, безответственности.

Если же преступление совершено и виновный осужден по закону, наступает другая важная стадия - исправление и перевоспитание преступника с тем, чтобы он вновь вернулся в ряды честных тружеников.

Эта задача возложена на учреждения внутренних дел, ведающих местами лишения свободы.

Руководители, начальники отрядов и воспитатели этих учреждений делают все, чтобы исправить преступника, вовлекая его в трудовой процесс, обучая той или иной профессии, повышая его общеобразовательный и политический уровень.

Об одном из лучших воспитателей исправительно-трудовых колоний Казахстана Нине Иннокентьевне Налетовой мне и хотелось бы рассказать.

* * *

Настольная лампа освещает только бумаги на письменном столе. Остальное тонет в полумраке. Начальник отряда Нина Иннокентьевна Налетова привыкла сидеть вечерами. Кажется, будто все, с кем довелось встречаться днем, вновь проходят через комнату незримыми собеседниками. Пухлый блокнот заполняется пометками, суммируются наблюдения, намечаются первые ориентировочные выводы. И снова раздумья о людях, судьба которых в какой-то мере зависит от нее.

...Нина Иннокентьевна идет по территории колонии. Здесь, на этом клочке земли, огороженном высоким забором, идет тяжелая борьба за перевоспитание человека, напряженная, каждодневная, за его будущее, за честную жизнь. Большинство людей, оказавшихся здесь, рано или поздно начинает по-настоящему осмысливать и осознавать трагизм совершенного. В эти минуты "пробуждения" воспитатель должен стать умным советчиком, наставником, опорой для оступившегося человека.

Это его невеселое право - вторгаться в чужую жизнь. Не праздного любопытства ради, а во имя высокого смысла профессии борца со злом в самых различных его проявлениях.

Встретилась Налетова с осужденным, который вел себя далеко не примерно. Да и фамилию он носил необыкновенную - Наглый. Нина Иннокентьевна вначале подумала, что это кличка. Но когда навела справки, убедилась, что у отца и деда и других родных осужденного та же фамилия. Он словно стремился оправдать ее. После первой беседы с Наглым у воспитателя зародилась предательская мысль: "Еще несколько таких встреч - и не миновать мне инфаркта". К счастью, все обошлось благополучно.

Совсем недавно она получила большое письмо от Сергея Наглого. После освобождения тот поступил на завод, а потом был призван в армию. Он увлекался специальностью радиста и решил посвятить себя военной службе. Сейчас Сергей служит сверхсрочно, имеет семью. В письме есть строчки, которые показывают, как выиграл воспитатель этот трудный поединок.

"Был в Москве, - пишет Сергей, - за день набегался, сил нет. И когда вошел в поезд метрополитена, не раздумывая плюхнулся на сиденье. Повернулся, смотрю: старушка с корзиночкой. Ясное дело, вскочил и предложил ей место. "Спасибо, сынок", - сказала она. После этих слов я чуть не заплакал. Вспомнил, как однажды Вы тоже назвали меня сынком. Может быть, это была шутка с Вашей стороны. Но услышав Ваше обращение в то тяжелое для меня время, я себя человеком почувствовал. И кто знает, кем бы я стал, где находился бы сейчас, не произнеси Вы этого слова. Может быть, с этого все началось. Скоро у меня будет свой сынок... Представляете, какое счастье ждет меня впереди...".

Случай, который всколыхнул душу осужденного и врезался в его память на всю жизнь, произошел закономерно.

После первой беседы Налетова решила доискаться до причины падения этого человека. Узнала, что город, где родился и рос Сергей, в первые месяцы Великой Отечественной войны захватили немцы. Отец служил в армии, мать подорвалась на мине. Мальчик оказался на попечении бабушки в разбитом городе, где едва теплилась жизнь. В то трудное время оставшиеся без родных Сергей и сверстники были предоставлены самим себе. Ранняя самостоятельная жизнь наложила тяжелый отпечаток на характер ребенка. Сергей начал бродяжничать, а потом и воровать, неоднократно попадал в милицию. Кончилось тем, что Сергея осудили.

Все это Нина Иннокентьевна узнала от бабушки осужденного, которую ей удалось отыскать. Переписка по делу Сергея Наглого составила целый том в триста страниц. В своих письмах старушка называла воспитателя дочкой, хотя совсем не знала ее.

И вот при очередной встрече с осужденным Налетова непроизвольно назвала его сынком. И это простое и обыденное слово перевернуло все в душе не знавшего родительской ласки парня, послужило первым толчком к изменению его жизни. И хотя еще много тревог и хлопот доставил он Налетовой, та уже знала, как на него воздействовать.

Разные они были - ее подопечные. И угрюмые, и бесшабашные, и молчаливые. Разными были и начала их кривых дорожек.

...Плохо, когда человек, вступая в жизнь, не имеет ясной цели; а у Николая Острового было именно так. Окончив среднюю школу, он никак не мог решить, что делать дальше. Продолжать учиться не хотелось, работа тоже не привлекала. Потянулись пустые дни, юноша убивал время, болтаясь по улицам села, прислушиваясь к разговорам прохожих, или часами бездумно сидел на скамейках под деревьями.

Но вот Острового призвали в армию, и родные вздохнули с облегчением: в твердых руках командиров парень станет человеком. Тем более, что в судьбе Николая принял участие Ян Микелевич Лепин - красный латышский стрелок, вступивший в ленинскую партию еще в 1911 году. На сборном пункте военкомата Лепин подошел к Островому:

- О чем задумался, солдат?

- Какой я солдат? - хмуро откликнулся парень. - Еще и настоящей винтовки не видел.

- Ничего, - улыбнулся Ян Микелевич, - всему научат. Люди солдатами не рождаются. Самое главное, что тебе оказано большое доверие: быть в рядах Советской Армии. Цени его, молодой человек!

Но Островой не оправдал надежд старого коммуниста. Прошло некоторое время, и Ян Микелевич получил сообщение от Нины Иннокентьевны Налетовой, что Николай Островой совершил воинское преступление и содержится в исправительно-трудовой колонии. Нина Иннокентьевна просила Яна Микелевича написать что-либо из своих воспоминаний для ее подопечных.

..."Разве легко складывалась наша судьба? - спрашивал в своем письме у осужденных Ян Микелевич. - Но наше поколение отдало все во имя правого дела. А вы это завоевание топчете, оскверняете. На что уходят ваши лучшие годы?"

Нина Иннокентьевна закончила чтение письма. Среди тех, кому было адресовано письмо, был и Николай Островой...

Разве для того мать дарит человеку жизнь, чтобы он прополз ее улиткой, не увидев необозримого простора вокруг, не узнав величия любви, добра, подвига? Если бы жизнь могла повториться сначала... Но она дается человеку только раз...

Николай Островой уже два года как освободился условно-досрочно. В колонии он закончил профессионально-техническое училище, получил специальность электросварщика. Сейчас он студент второго курса педагогического института.

"Я всегда поражался Вашему умению слушать человека, - пишет в одном из своих писем Николай Островой. - Никогда не перебивать, все внимание направлено на собеседника, чтобы понять его до конца, слушать так, будто выискиваете в нем золотые россыпи. А ведь мы, говоря по совести, несли порой откровенную околесицу. Спасибо Вам."

Разумеется, не всегда все сходило так гладко. Иной, слезно вымолив себе досрочное освобождение, начинал все сначала. Об одном из них и рассказала Нина Иннокентьевна.

...У него статная походка, обходительные манеры, мягкий вкрадчивый баритон. При встрече он с достоинством чуть наклоняет тронутую сединой голову, солидно откашливается:

- Виригин Вячеслав Евгеньевич. Инженер-электрик.

- Осужденный Виригин, - поправляет его начальник отряда Налетова.

Виригин все так же галантно разводит руками и чуть приподнимает плечи вот, мол, какая несуразица!

- Глупо, - нахмурившись, говорит он, - ирония судьбы! Вы посмотрите на эти руки - они держали штурвал вездехода. Ночь, Заполярье, пурга - и я один в этом белом безмолвии, движимый лишь чувством долга и состраданием к без вести пропавшим товарищам...

"Он опять вытягивает передо мной свои руки, и я силюсь представить его за штурвалом, но почему-то вижу другое: как эти руки суетливо перебирают поддельные документы и торопливо рассовывают по тайникам уворованное. Нет, не полярник Виригин сидит сейчас передо мной, не инженер-электрик, а матерый расхититель и потом уже просто авантюрист Виригин. Я не стала бы напоминать об этом, если бы первые два часа нашей беседы Виригин не потрясал вырезками из пожелтевших газет и не похвалялся прошлым тридцатилетней давности, обходя скандальную хронику своей беспутной жизни.

Но я не намерена в такие минуты пускаться в изыскания причин первых, уже забывшихся в деталях преступлений Виригина. Я стараюсь оторвать его память от довоенных лет и вернуть в день сегодняшний, чтобы задать один-единственный вопрос, который он уже ждет и все отодвигает, обходит стороной.

- Вы просите областной суд снизить вам срок наказания. На какой ответ вы рассчитываете?

Он опять чуть вздрагивает плечами, в уголках губ спряталась чуть заметная улыбка.

- На положительный, разумеется.

- Почему?

Виригин снисходительно улыбается.

- Ну... гуманизм... справедливость...

И тут мне хочется дать одну немаловажную справку: о гуманизме и справедливости позволяет себе разглагольствовать человек, который уже был однажды помилован. Помилован, несмотря на семь своих судимостей - об этом ходатайствовала администрация колонии, рабочие завода, шефствовавшие над Виригиным. Ходатайствовали не без оснований. Осужденный Виригин вел себя безупречно.

Теперь мы вправе задать ему тот вопрос, ради которого и состоялась наша беседа.

Я спросила:

- Чем вы отплатили Советской власти за проявленный к вам гуманизм?

И от напускной бравады Виригина, от его позерства не осталось и следа. Молчит, съежился.

- Ну, хорошо, - иду я на помощь, - у вас не было жилья после освобождения?

- Было. В Усть-Каменогорске у меня семья. Хорошая квартира.

- Вас не приняли на работу?

- Приняли. Инженером на свинцово-цинковый комбинат.

- Тогда, быть может, вы мало зарабатывали?

- Что вы - у меня же высшее образование!

Давайте посчитаем, что дало рецидивисту Виригину государство и чем он, Виригин, отплатил. Помилование. Прописка в городе. Высокооплачиваемая работа. А до этого оно дало ему бесплатное высшее техническое образование, открыло перед ним путь к творческому труду. А отдача? Кража в ресторане, кража у рабочего. Вымогал деньги у сотрудников...

Так кто же сидит перед нами - клептоман, ненормальный?

- Пьяница, - подсказывает Виригин. - Алкоголик я.

- Почему же вы не лечились?

- Как это не лечился? - опять удивляется Виригин. - Лечили меня. Только я из больницы сбежал. Интеллигентно выражаясь, самовольно отлучился. Меня инженера - к морально падшим людям? Фи-и!

Здесь придется сделать уступку Виригину и, хотя бы мимолетно, заглянуть в то далекое его прошлое, на которое он так любит ссылаться и в разговорах, и в разного рода жалобах и заявлениях. Виригин действительно был когда-то инженером. Но сейчас уже не то время, когда подобные биографические данные могли бы привести кого-то в умиление. Жизнь Виригина проходила в самолюбовании и полнейшем пренебрежении к обществу, к близким, знакомым. Он бросил первую жену - разлюбил. Оставил вторую - не понравилась. Сейчас собирается разводиться с третьей - горда слишком. Он мог ни с того ни с сего отказаться от работы, наконец, мог запустить руку в государственный карман.

И все же его не считали пропавшим для общества человеком - высший орган государственной власти республики даровал ему свободу.

...Маленькая девочка темным коридором ведет меня к двери одной из комнат. Я долго стучу. Нет дома... Выхожу на берег реки, пытаюсь мысленно представить себе человека, с которым сегодня встречусь. Каким ты стал, Вячеслав Евгеньевич Виригин, как прожил эти десять лет на свободе?

Через полчаса, уже в сумерках, та же девочка подбежала ко мне и сказала скороговоркой:

- Вон дядя Слава идет с тетей Верой.

Двое пожилых людей медленно идут по тихой, безлюдной улице. Он высокий, сутулый, осторожно поддерживает ее под руку и о чем-то тихо говорит, она заглядывает ему в лицо, кивает. Мужчина и женщина подходят ко мне, и я поднимаюсь со ступенек крыльца. Узнав, кто я, он протягивает руку, я чувствую, как вздрагивают его тонкие, длинные, как у пианиста, пальцы.

В комнате - старая недорогая мебель, железная кровать, лампочка без абажура...

Вячеслав Евгеньевич, перехватив мой взгляд, грустно улыбается. Да, Виригин умел когда-то пустить пыль в глаза: занимал в гостиницах двухкомнатные номера, бросал в ресторанах сотенные бумажки музыкантам. Он не жалел этих денег, добытых чужим потом, не жалел дней, сгоравших в отчаянных кутежах. Был он тогда молод и не хотел задумываться над тем, что все в жизни проходит, и молодость тоже пройдет, придет зрелость с ее раздумьями, старость с болезнями, с потребностью покоя и уюта.

Когда мы разговорились, Вячеслав Евгеньевич долго уверял меня, что был искренен, когда просил помиловать вторично. Не было в его жизни ни большой дружбы, ни любви милой девушки, не было серьезного намерения создать семью. Не было очищающей душу светлой человеческой грусти, а была досада на воровские неудачи да тупая тоска долгих лет заключения.

- Скажите, вы никогда не задавали себе вопроса: зачем живете? спрашивает Нина Иннокентьевна.

- Да, задавал, - глухо отвечает Виригин.

- Ну и что же?

- Не нашел ответа. Я все ждал, может, само по себе случится что-то хорошее...

Он поднимает голову и смотрит, отвернувшись, в угол комнаты. Потом оборачивается и на лице его бывший воспитатель снова видит грустную, жалкую улыбку.

В одной из книг А.С.Макаренко есть слова: "Человек, определяющий свое поведение самой близкой перспективой, сегодняшним обедом, именно сегодняшним, есть человек самый слабый". Всю жизнь Виригин жил ради себя, ради "сегодняшнего обеда", и поэтому пропали, растратились сильные качества его натуры, незаурядные способности.

Оставалась только неудовлетворенность, злость, глухая и непонятная, которую он вымещал на слабых и разгадать причины которой смог лишь спустя долгие годы. А разгадав, понял, что растерял себя в "блеске и нищете" преступной жизни.

Нина Иннокентьевна помнит горькую фразу, которую он произнес, когда освобождался последний раз. "Ведь и у меня голова на плечах. Я мог быть хорошим инженером, топографом, геологом, а может быть, ученым..."

Нина Иннокентьевна понимала, как горько на закате жизни признаться самому себе, что делал не то, что нужно, не сделал того, что мог. Такое решение пришло к человеку только на шестом десятке лет.

...За окном ночь: Хозяйка моет посуду в кухне, а Вячеслав Евгеньевич все рассказывает, теперь - о жене Вере Борисовне. Она решила связать свою вдовью судьбу с ним, бывший рецидивистом. У него появился дом, заботы по хозяйству. Есть внучка Наташа. Какое ей дело, родной он ей или не родной и что творится у него в душе. Ей нужен дедушка, а ему внучка. Человеку в старости необходим семейный очаг, близкие люди. Без этого съест тоска. Особенно на закате жизни".

* * *

Три десятка лет минуло с того дня, как Нина Иннокентьевна пришла работать в исправительно-трудовые учреждения. Когда в тридцатых годах она вместе с подругами смотрела художественные фильмы "Заключенные" и "Путевка в жизнь", она даже подумать не могла о подобной работе. Сейчас у нее накоплен значительный опыт.

По педагогике написано много книг. Но не выработана еще такая формула, которая открывала бы путь к любому человеческом сердцу. Каждый новый осужденный требует своего сугубо индивидуального подхода. И это по плечу только умному, чуткому воспитателю, искренне заинтересованному в судьбе людей, оказавшихся вне общества.

...Он сидел перед Ниной Иннокентьевной, сгорбившись, тяжело опустив на стол большие темные руки с застарелыми мозолями, и рассказывал, уставившись в одну точку. И от этого начальнику отряда было не по себе, словно она стала свидетелем того, о чем постороннему знать совсем не положено. Видимо, только ради сегодняшнего дня был одет новый, пахнущий нафталином пиджак, на котором поблескивал орден Трудового Красного Знамени.

Когда Илларион Гаврилович Кондрашев поднялся на трибуну, собравшиеся осужденные встретили его настороженной тишиной. Рабочий заговорил так, словно продолжал прерванный разговор:

- Недавно встречаю своего старого знакомого. То да се, про житье поговорили, про болезни, а потом он спрашивает: "Что, Славка то твой все еще сидит?" Вижу, без злого умысла спросил человек, а будто ударил в самое сердце. "Сидит, - говорю, - отчего не сидеть? Кормят, одевают, вовремя спать кладут. Домой не спешит..." Сказал вроде спокойно, а самому аж холодно стало. Неужто это я про Славку, про свою родную кровь говорю?

- Пришел домой, сел, а подняться не могу. Стар стал Илларион Кондрашев. А со стены смотрит на меня мой портрет: другой Илларион, молодцеватый. Смотрит - и словно издевается. Что, мол, докатился? Орденоносец, коммунист с тридцатилетним стажем, и такой позор?

- Да, трех детей я поднял, а четвертый меня подкосил. Федор - инженер, Иван тоже институт кончает, Лариса в десятый класс пошла. Все трудовыми людьми растут, а Славка... Вот он сидит среди вас. Двадцать четыре года парню. Меня в эти годы по имени-отчеству звали, я такую честь ударным трудом заработал. Выйдешь, бывало, из шахты, а тебя с музыкой, с цветами встречают: "Бригаде Кондрашева слава!" Это когда мы пятилетку за два с половиной года выполнили. И такая на душе радость, - знаешь, что труд твой нужен людям.

- А домой приду - полная чаша. Славка навстречу семенит, Лариса руки тянет. Возьму их на колени и чувствую, что большего счастья мне и не надо. Потом старший сын подойдет, пятерками похвастается, пока мать на стол накрывает. Большая, хорошая семья.

- Детство у наших детей беззаботное. Не такое, как у меня было. Я из-за нужды не мог закончить сельскую школу. Вспомнить нечего: нужда, работа и опять нужда... Только и осталось хорошее воспоминание о том, как с отцом выезжал в поле да от зари до зари шагал за плугом. Так уж сама природа, земля наша русская душу грела. Через много лет, когда я стал шахтером, я понял, что шахта для меня то же самое, что земля для крестьянина: нива, которую поднимаешь своими руками. В двадцать лет я впервые взял отбойный молоток. И намучился же я с ним на первых порах, пока освоил! Это потом уже больше двух норм выдавал.

- А Славке все легко досталось. Отцовская слава кружила ему голову, уже в школе он пытался верховодить, грубил товарищам, учителям. Но учился, правда, хорошо, мечтал в летчики попасть. А долетел до тюрьмы. Любимой девушке жизнь испортил, мать в могилу свел, отца опозорил.

- Когда я сравниваю Славку с Иваном, то убеждаюсь, что не случайно Славка стал преступником. Никогда он не чувствовал ответственности за свои поступки, все ему с рук сходило. Иван - труженик, серьезный, сдержанный, не пьет, не курит, грубого слова не произнесет. А Славка никогда не знал; как трудно достается кусок хлеба, вырос, не умея ценить чужого труда. Я вначале думал, молодо-зелено, подрастет - поймет, а оно бедой обернулось.

- Да нет, - улучив момент, вставляет Налетова, - почему вы думаете, что непоправимо? По-моему, не так. Слава же сказал вам вчера на свидании, что раскаивается, что будет жить по-другому. Может быть, так и будет.

- Что ж, может быть и так, - вздыхает старый горняк. - Да я уж не очень надеюсь. Много надо сделать моему сыну, чтобы вернуть доверие людей. Поганая память живуча. И я боюсь, что до конца жизни эта память останется и о Славке, и обо мне, как о его отце. Да только ли обо мне? Только ли о моем Славке? Вот вас сколько сидит и слушает меня, таких же испортивших и себе, и другим жизнь. Ведь, наверное, и у вас есть матери и отцы, тоже о вас беспокоятся, раньше времени здоровье теряют. Тяжело становится. И страшно.

Когда Славку посадили, я, стыдно сказать, пользуясь своим положением, пошел требовать пересмотра дела. А мне напомнили, что зря я роняю свое рабочее звание, что сын мой совершил преступление и будет наказан по закону.

Я тогда обиделся. Потом понял, что сам виноват, очень уж загораживал я Славку от всех невзгод. Он так и остался незрелым, безответственным человеком. Но если он нашей, кондрашёвской породы, то выпрямится. Слабых среди нашей породы не было. Знайте, что за семейным столом для всех найдется место, если вы приедете домой с честным, открытым для людей сердцем.

Выступление старого рабочего оставило в душе присутствовавших огромное впечатление. Не один из них задумался после беседы над своей судьбой, о том горе, которое он доставил близким.

* * *

По-разному люди порывают с прошлым, но всегда с теплом и благодарностью вспоминают коллектив воспитателей и особенно женщину в форме с погонами майора.

Всю свою сознательную жизнь отдала Нина Иннокентьевна работе в исправительно-трудовых учреждениях. Была война. На фронт ушел муж, да так и не вернулся. Незаметно выросла дочь. У нее уже своя семья. Вот уже который год зовет мать к себе в Сибирь, ко Нина Иннокентьевна не оставляет трудную службу.

Изо дня в день сталкиваясь с самым грязным и низменным, что есть в человеке, Нина Иннокентьевна Налетова сохранила способность в правонарушителях видеть человека, верить в правоту своего благородного дела, в дело возвращения бывших преступников в большую жизнь.

И.ЮВКО,

подполковник внутренней службы

ВЕРНУТЬ РЕБЯТ

В тяжелое военное время была открыта детская колония для несовершеннолетних. На небольшой территории, огороженной земляным дувалом, стояло несколько деревянных и каркасно-камышитовых жилых бараков и строений производственно-бытового назначения.

Во второй половине ноября 1941 года в колонию прибыла первая группа 16 подростков, родители которых погибли в первые дни войны, а в декабре того же года - еще около ста человек.

В послевоенные годы, несмотря на трудности восстановительного периода, Коммунистическая партия и Советское правительство уделяли повседневное внимание улучшению деятельности детских трудовых и воспитательных колоний. В 1955-1956 годах была построена типовая школа на 240 и двухэтажное общежитие на 150-200 мест, реконструированы каркасно-камышитовые бараки, отремонтировано и приспособлено для производственного цеха специальное помещение.

Коллективом воспитателей колонии в марте 1958 года были разработаны положения о советах воспитанников отделений (отрядов), после чего была внедрена новая система управления. Оправдавшая себя организация самоуправления была введена в детских колониях Казахстана, а затем на Украине и в Российской Федерации. Была найдена, как показал опыт, прочная основа в низовом звене коллектива - отделении, отряде, позднее в производственной группе. Постепенно в жизнь детского коллектива внедрялся принцип коллегиального руководства. Эта форма узаконена в новом Положении о трудовых колониях МВД СССР. Многолетний опыт работы воспитательно-трудовых колоний Советского Союза подтвердил целесообразность перехода на новую систему организации и управления коллективом несовершеннолетних правонарушителей. О положительном опыте коллектива воспитательно-трудовой колонии сообщалось в работах, опубликованных в сборниках и журналах*. На примерах плодотворной деятельности отдельных педагогов, работников производства, службы режима, медицинской и других частей читатель может представить объем многогранной деятельности учреждения.

______________

* См.: "Педагогика и психология", вып. IV. Алма-Ата, 1966; "Вопросы индивидуальной воспитательной работы с учащимися". Алма-Ата, 1969; "К новой жизни", 1969, No 8.

Центром учебно-воспитательной работы в колонии для несовершеннолетних была и остается школа. Многие педагоги работают здесь с первых дней и воспитали не один десяток "трудных".

Образование первых колонистов было, как правило, не выше 4-5 классов. Вскоре школа стала восьмилетней, а затем средней.

Многие годы педагогический коллектив школы возглавлял Г.А.Уманов, ныне доцент кафедры педагогики и психологии Казахского пединститута имени Абая, вице-президент Педагогического общества Казахской ССР. Более 20 лет трудится в колонии В.Б.Казьмин, из них около десятка лет на посту директора школы. Хорошо понимая, что школа должна вооружать учащихся прочными знаниями основ наук, формировать у учащихся материалистическое мировоззрение, готовить молодежь к жизни, к сознательному выбору профессии, педагоги стараются применять наиболее эффективные формы и методы обучения и воспитания. Проявляется постоянная забота о тесной связи обучения с производительным трудом, трудовому воспитанию подростков уделяется основное внимание. Большую роль в этом играет правильный выбор профиля и ассортимента выпускаемой осужденными продукции, подбор, расстановка и воспитание инженерно-технических и педагогических кадров.

Руководство, партийное бюро и местный комитет колонии разработали проект благоустройства колонии, ознакомили с ним воспитанников, что немало способствовало подъему трудового энтузиазма.

Была благоустроена территория колонии: на ней появились спортивные площадки, плавательный бассейн, цветники, клумбы; построены новый производственный корпус, помещение медчасти и другие сооружения.

Все это заметно дисциплинировало воспитанников, пробуждая у них интерес к труду и учебе. Даже внешне они стали более подтянутыми, аккуратными, на лицах чаще появлялись улыбки.

Чтобы сделать из ребят специалистов более высокой квалификации, освоили новые производства. Одно дело выпускать мясорубки, другое электропневматические вентили, без которых не обходится строительство ни одного крупного металлургического комбината. Помните, в колонии Макаренко бывшие беспризорники своими руками делали сложную по тому времени продукцию - фотоаппараты ФЭДы? Так и в нашей колонии стали изготовлять вентили, которые ждут на многих заводах.

У подростков изменилось отношение к работе: их труд нужен стране.

Постепенно сплачивался коллектив, создавались новые формы самоуправления. Вместо командиров отряда - советы воспитанников. Каждого из колонистов, помимо работы и учебы, старались занять общественной деятельностью кружки, секции, комиссии. И все к одному - ломать дурные привычки, пробудить жадность к другой жизни, найти и развить хорошие склонности.

Учет интересов ребят при привлечении их к общественной работе является одним из основных принципов индивидуального подхода к воспитанникам.

Нередко замкнутого, не поддающегося ни на какие уговоры подростка, только путем тщательного изучения его индивидуальных склонностей удавалось "расшевелить", заставить с надеждой смотреть на свое будущее.

Показателен в этом отношении случай с Валерием К.

В кабинете начальника колонии сидели родители Валерки. Мать совершенно убита горем. Она не могла поверить, что это случилось с ее сыном. Учился неплохо. В школе говорили - способный. Увлекался музыкой. И вдруг - сын вор, состоял в шайке грабителей, угонял автомобили. Позор, слезы, суд. И колония.

С Валерием было трудно. Он считался "королем". На воровском жаргоне "вор в законе".

- Работаешь?

- Пусть трактор работает. Или вон Колька, Сашка.

И Колька с Сашкой вовсю старались, чтобы сделать и свою работу, и работу "короля". Ему приносили лучшее, что было в посылках, передачах.

Валерка был к тому же неглуп, развит. Учиться больше не собирался. Хватит - только бы срок тянуть...

И воспитатели, и руководство колонии уже давно держали его на примете. Но как подойти? Откровенных разговоров избегает. Спортом не занимается - это "вору в законе" не положено.

Вот хорошо на гитаре играет, но выступить перед ребятами не упросишь тоже "не к лицу". Зато по вечерам бренчит, песни блатные насвистывает.

...Матч ожидался волнующий. Отряд против отряда. Свисток - и на поле выходят команды. Болельщики тоже на своих местах. Кто не любит футбола! Нетерпеливый гул. Но судья почему-то медлит. И вдруг:

- Матч не состоится. В команде первого отряда заболел защитник. Некому играть.

Общий вздох разочарования. И надежда... Может быть, сыграет кто-то другой?

Марк Сергеевич, начальник отряда, ждал этой минуты:

- Валера, ты, кажется, тренировался когда-то. Выручай ребят.

"Король" молчит.

- Иди на поле! - кричат со всех сторон, теребят его, просят.

Валерка сдается. И сразу становится тихо. Матч состоится.

И хотя Валерка оставался "королем", но стал как-то тише. И работать начал.

А потом на вечере Марк Сергеевич попросил его сыграть на баяне. Сыграл.

Это было уже слишком! "Свита" его возмутилась.

Угрожали:

- Смотри, парень!

Но Валерка как будто с облегчением сбросил с себя тяготившую одежду "короля". Теперь с ним можно было говорить откровенно, он не прятался больше за ширму бравады.

- Все зависит от тебя. Не все потеряно, - сказал ему как-то начальник колонии. - Сколько тебе лет? Шестнадцать? Ого, сколько еще впереди!

Однако колония есть колония. Режим. Работа. Тоска по свободе, семье, друзьям. Поймет ли подросток, что наказан справедливо, что невозможно жить, враждуя с обществом, и что есть в жизни большой, главный смысл - делать людям добро?

...Вскоре Валерия выбрали председателем совета воспитанников колонии. Лучший его друг, Марат, не подавал ему руки, остался верен воровским замашкам. Вокруг Марата вились еще некоторые подростки, однако тона он уже не мог задавать.

Как-то он, поплевывая, расхаживал по цеху. Руки в брюки, кепка на глаза.

- Иди к станку, - спокойно бросил мастер. Марат презрительно свистнул.

На следующее утро с ним никто не разговаривал, никто не замечал. Бойкот. Он попробовал было подойти к Валерке, но тот отвернулся.

Через три дня бойкот сняли. Марат вернулся к станку. А еще через некоторое время к начальнику колонии пришел с просьбой Валерка.

- У нас в колонии нет десятого класса. А совсем рядом школа. Но вы ведь все равно мне не поверите...

- Почему же? Отпустить можно. Только представь себя на моем месте. Риск есть?

Валерка вздохнул.

- Да... Но я не подведу вас, Иван Павлович...

Бывший воспитанник колонии Валерий К. окончил школу, был досрочно освобожден за примерное поведение. Сейчас он руководитель одного музыкального коллектива республики.

И это далеко не единичный случай, когда воспитанники колонии не только возвращались на честный путь, но и становились уважаемыми людьми.

...Как-то в колонию пришел молодой подтянутый летчик. Лицо очень знакомое.

- Разрешите доложить?

- Юрий?

- Так точно! Докладываю об успешном окончании летного училища!

Значит, не ошиблись, давая ему рекомендацию. А как будет рад Меркурий Петрович Стреляев, воспитатель Юрия! Ведь это он, бывший авиатор, увлек подростков рассказами о полетах, о беспокойной и счастливой судьбе летчиков.

- Значит, служить на Дальний Восток? И только для нас сделал такой крюк? Ну спасибо. Перед ребятами выступишь.

Так случилось, что в тот же день пришел еще один бывший воспитанник Александр М. Незадолго перед этим он прислал письмо:

"Очень рад, что помогли мне вернуться в колонию. Но теперь уже воспитателем".

Да, бывший колонист теперь сам воспитатель в одной из колоний Казахстана. В колонии помнят скрытного, угрюмого паренька. Товарищей сторонился. Ко всему относился презрительно. Но воспитатели заметили, что умеет парень рисовать. Попросили как-то оформить стенгазету. Потом еще что-то, выбрали в санитарную комиссию. И постепенно втянулся в жизнь коллектива.

- Хочу быть воспитателем, - сказал он. - Как вы думаете, получится?

Из колонии Александр поехал в родное село. Пошел работать. Поступил на заочное отделение института.

Закончив институт, попросил помочь стать воспитателем в одной из колоний. Не мог забыть товарищей по колонии, их искалеченные судьбы.

Отделение ему досталось трудное. Но уже через некоторое время написал: "Работаю вместо пяти часов, которые мне положено, пятнадцать. Отделение заняло первое место по дисциплине".

В тот же день позвонили Валерию. Он сейчас дирижер. Закончил музыкальное училище. Женился, воспитывает сына.

...Они стояли втроем - Юрий, Александр и Валерий перед ребятами, нынешними воспитанниками.

- И вы здесь были? - удивлялись и переспрашивали их.

- А за что?

Они рассказывали свои невеселые истории.

- Жалко тех лет. Вот и вы сидите здесь, а юность-то одна.

Спасибо воспитателям нашим. Сделали нас людьми.

Потом они ходили по колонии, смотрели, слушали.

- Продукцию нашу поставляем не только на заводы СССР, но и на экспорт, в 24 страны. Уже три года колонисты полностью окупают расходы на свое содержание, - рассказывали им.

- А хотите познакомим вас с первыми экспонатами нашего музея боевой славы? - предлагает заместитель начальника Кан Марат Семенович. - Колонисты разыскали недавно по переписке одного из руководителей Осинторфского комсомольского подполья, героя книги "Зарево над юностью" Шмугалевского. Сейчас он председатель колхоза в Белоруссии. Вы только почитайте его письмо ребятам: "После завершения подпольной деятельности я воевал в составе 16-й Смоленской партизанской бригады; мне пришлось командовать взводом бывших беспризорных из Харькова. Фашисты увезли их в самом начале войны из колонии, надеясь подготовить из них шпионов и диверсантов. Но эти мужественные ребята уничтожили охрану и перешли на сторону партизан. Я глубоко уверен, что и вы, поняв свои заблуждения, сможете честно служить нашей Родине". Письмо это мы передавали по радио. А теперь оно - в нашем музее. А вы, ребята, приезжайте в колонию почаще, - просит на прощание Марат Семенович. - Ваши рассказы, ваша судьба убедительнее всяких бесед. О многом задумаются воспитанники после таких встреч.

Часто приходят в колонию добрые вести от бывших воспитанников. Многие из них работают по специальности, полученной в колонии.

"Спасибо вам, всему педагогическому коллективу за хорошее воспитание моего сына, особенно за науку честно трудиться, - пишет из Караганды мать бывшего воспитанника Николая К., - он стал неузнаваем... первую получку принес отцу и подарки сестре... мы так рады и благодарны вам за это...".

Естественно, что письма бывших воспитанников вызывают самый живой интерес в колонии. Педагогический коллектив умело использует их в своей повседневной работе с подростками.

Отличительная черта многих ребят, попавших сюда не по доброй воле, недоверие к взрослым. Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор, пока они не поверят своим наставникам. Несовершеннолетние правонарушители только тогда потянутся к наставникам, учителям и мастерам, когда почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость, умение внимательно отнестись к личности подростка, изменяют его отношение к людям.

Был в колонии некоторое время Коля С., у которого умерла мать, угрюмый и недоверчивый парнишка. Дома остались отец и две младшие сестры. Чувствовалось, что он любит их, очень ждет писем. И вдруг письмо о трагической гибели отца на производстве. Сестра просит помочь - остались совсем одни. Обсудили это письмо на общем собрании колонистов. Решили: выделить из общего заработка деньги сестрам, написать письмо на завод, где работал отец, с просьбой взять опеку над девочками. Сейчас Коля уже дома, работает, часто пишет воспитателям.

Опыт показал, что правильно организованный и умело направляемый педагогами коллектив воспитанников может сделать многое. Хорошие традиции становятся правилом жизни всего коллектива, и многие подростки выходят из колонии людьми с вполне сложившимися нравственными устоями, с жаждой возвращения к честной трудовой жизни.

"Большое спасибо вам, моим воспитателям, за все хорошее. С вашей помощью я получил специальность и научился работать в коллективе, успешно закончил восьмой класс, а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".

Читая такие письма, с удовлетворением отмечаешь, что труд коллектива сотрудников колонии не пропал даром.

Н.ЯНИНА

СВЕТ В ЧУЖИХ ОКНАХ

Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не так просто было ему сладить с собой и выплеснуть все, что накопилось в его жизни.

Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.

Валентина Георгиевна знала, что мало было в Витькиной жизни ярких, запоминающихся дней. Она не хотела повторять те вопросы, которые обычно задают в детских комнатах милиции, когда просят написать объяснительную и дать слова, что подобное не повторится. Она начала свою работу с доверительного отношения к чувствам и мыслям подростка. Пока что она не добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал красть и ушел от матери...

Витькина мать вначале не знала, с кем разделить свое горе, сунулась к соседке.

- И-и, милая, иди к директору. Ты целыми днями на работе, а они, что смотрели, учителя-то...

- Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я одного проглядела.

- Тогда иди в милицию, пока не поздно. К Головиной Валентине Георгиевне. Она поможет.

Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и рассказывать о своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской одежде и в офицерском звании, - женщина.

Витькина мать ошиблась, думая, что ей начнут задавать вопросы, учинят допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала допытываться у самой себя.

- Почему так получилось, почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну, в глазах которой видела сосредоточенность.

- Кажется, ведь все у него было, отказу ни в чем не имел - одежонка, обувь, книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не свой ешь, - рассуждала Витькина мать вслух. - Конечно, побоями не всегда своего добьешься. Вот велосипед просил, а я нет и нет! А за что такие подарки?

Говорила сбивчиво, знакомо и буднично, переходя от одной житейской мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало. Противоречивые мысли - и в этом-то вся беда. Мог ли мальчишка иметь устойчивые взгляды...

В первый день откровенного разговора, когда Валентина Георгиевна рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.

- Ну ты что? - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь впереди. Вот пойдешь снова в школу, все войдет в свою колею. А ко мне заглядывай почаще.

С ним много было возни. И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних большинство высказалось о спецшколе, Валентина Георгиевна еще не решила для себя этот вопрос. Ей казалось, что пока неразумно отрывать мальчишку от матери. Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала на себя. Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но и этого мало - знать.

* * *

Когда работала в школе, то, как говорят, "лепила характеры", здесь же, в детской комнате милиции, характеры меняли - искореняли изъяны воспитания. И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков, но что еще труднее - у взрослых, их родителей.