«Бандероря»

5 апреля, великая среда, утро

С утра пораньше Эраст Петрович заперся у себя в кабинете думать, а Тюльпанов снова отправился на Божедомку – вскрывать октябрьский и сентябрьский рвы. Сам предложил. Надо же определить, когда начал московский душегуб свои художества. Шеф возражать не стал. Что ж, сказал, съездите, а сам мыслями уже где-то далеко – дедуктирует.

Работа оказалась муторной, не в пример хуже вчерашней. Трупы, захороненные до холодов, сильно разложились и смотреть на них не было никакой человеческой возможности, а вдыхать отравленный воздух и того паче. Вырвало-таки пару раз и Анисия, не уберегся.

– Видишь, – чахло улыбнулся он сторожу, – все никак мозолями не обрасту…

– Есть такие, что навовсе не обрастают, – ответил тот, участливо качая головой. – Энтим на свете тяжельше всего проживать. Но зато их Боженька дуже любит. На-ка вот, паныч, выпей моей настоечки…

Присел Анисий на скамеечку, выпил травнику, поболтал с кладбищенским философом о том о сем, байки его послушал, о своей жизни рассказал, душой малость отмяк и снова – во рву копаться.

Только зря все – ничего полезного для расследования в старых рвах больше не нашлось.

Захаров желчно сказал:

– Дурная башка ногам покою не дает, и ладно бы еще только вашим, Тюльпанов. Не боитесь, что жандармы вас случайно киркой по темечку заденут? А я и заключение по всей форме составлю: преставился губернский секретарь собственной смертью – споткнулся, да и дурной своей головой о камень. И Грумов засвидетельствует. Надоели вы нам с вашей тухлятиной хуже горькой редьки. Правда, Грумов?

Чахоточный ассистент оскалил желтые зубы, потер запачканной перчаткой шишковатый лоб. Пояснил:

– Егор Виллемович шутят.

Но это бы еще ладно, доктор – человек циничный, грубый. Обидно, что пришлось от противного Ижицына насмешку стерпеть.

Важнейший следователь прикатил на кладбище ни свет ни заря, пронюхал как-то про тюльпановские изыскания. Сначала тревожен был, что расследование движется без его участия, а после успокоился, духом воспрял.

– Может, – говорит, – у вас с Фандориным еще какие гениальные идеи имеются? В выгребных ямах не желаете покопаться, пока я следствие веду?

И уехал, низкая душонка, победительно посмеиваясь.

* * *

В общем, вернулся Тюльпанов на Малую Никитскую не солоно хлебавши.

Вяло поднялся на крыльцо, позвонил в электрический звонок.

Открыл Маса. В белом гимнастическом костюме с черным поясом, на лбу – повязка с иероглифом «усердие».

– Дзраствуй, Тюри-сан. Давай рэнсю дерать.

Какое там рэнсю, когда от усталости и расстройства с ног валишься.

– У меня срочное донесение для шефа, – попробовал схитрить Анисий, но Масу не проведешь. Он ткнул пальцем на оттопыренные тюльпановские уши и безапелляционно заявил:

– Когда у чебя срочное донесение, у чебя граз пученый и уси красные, а сичас граз маренький и уси савсем берые. Снимай синерю, стибреты снимай, надзевай сьтаны и куртотька. Будзем бегать и критять.

Бывало, что за Анисия заступалась Ангелина, только она и могла отразить натиск чертова японца, но ясноокой хозяйки было не видно, и тиран заставил бедного Тюльпанова переодеться в гимнастическую форму прямо в прихожей.

Вышли во двор. Зябко прыгая с ноги на ногу – земля-то холодная, – Анисий помахал руками, поорал «о-осу!», укрепляя прану, а после началось издевательство. Маса запрыгнул ему сзади на плечи и велел бегать по двору кругами. Росточка японец был небольшого, но коренаст, плотно сбит, и весу в нем имелось пуда четыре с половиной, никак не меньше. Тюльпанов два круга кое-как пробежал и стал спотыкаться. А мучитель в ухо приговаривает:

– Гаман! Гаман!

Самое любимое его слово. «Терпение» значит.

Гамана у Анисия хватило еще на полкруга, а после он рухнул. Не без задней мысли – прямо перед большой грязной лужей, чтоб идолище поганое через него перелетело и немножко искупалось. Маса через упавшего перелететь перелетел, но в лужу не шлепнулся – только руки окунул. Спружинил пальцами, сделал в воздухе невозможное сальто и приземлился на ноги уже по ту сторону водного препятствия.

Безнадежно покачал круглой башкой, махнул:

– Радно, идзи, мойся.

Анисия со двора как ветром сдуло.


Отчет помощника (смывшего грязь, переодевшегося и причесавшегося) Фандорин выслушал у себя в кабинете, стены которого были увешаны японскими гравюрами, оружием и гимнастическими снарядами. Невзирая на послеполуденный час, коллежский советник был еще в халате. Отсутствию результата он ничуть не огорчился, а скорее даже обрадовался. Впрочем, особенного удивления не выразил.

Когда ассистент замолчал, Эраст Петрович прошелся по комнате, поигрывая любимыми нефритовыми четками, и произнес фразу, от которой у Анисия всегда сладко сжималось сердце:

– Итак, д-давайте рассуждать.

Шеф щелкнул зеленым каменным шариком, покачал кистями халата.

– Не думайте, что на кладбище вы прокатились зря, – начал он.

С одной стороны слышать это было отрадно, с другой стороны слово «прокатились» применительно к утренним испытаниям показалось Анисию не вполне точным.

– Для верности нужно было убедиться, что ранее ноября случаев с потрошением жертв не н-наблюдалось. Ваше вчерашнее сообщение о том, что два искромсанных трупа найдены в декабрьской общей могиле и один в ноябрьской, поначалу заставили меня усомниться в версии о переезде Потрошителя в Москву.

Тюльпанов кивнул, так как накануне был подробнейшим образом посвящен в кровавую историю британского монстра.

– Однако же сегодня, вновь п-просмотрев свои лондонские записи, я пришел к выводу, что от этой гипотезы отказываться не следует. Вам угодно знать почему?

Анисий снова кивнул, отлично зная, что сейчас его дело – помалкивать и не мешать.

– Извольте.

Шеф взял со стола блокнот.

– Последнее убийство, приписываемое пресловутому Джеку, произошло 20 декабря на Поплар-Хай-стрит. Наш московский Потрошитель к этому времени уже вовсю поставлял свою кошмарную п-продукцию на Божедомку, что вроде бы исключает возможность сведения английского и русского душегубов к одной персоне. Однако у проститутки Роуз Майлет, убитой на Поплар-Хай-стрит, горло перерезано не было и вообще отсутствовали обычные для Джека следы глумления. Полиция решила, что убийцу спугнули поздние прохожие. Я же, в свете вчерашнего открытия, готов предположить, что Потрошитель вовсе не имел к-касательства к этой смерти. Возможно, эту Майлет убил кто-то другой, а всеобщая истерия, охватившая Лондон после предшествующего убийства, заставила приписать новое убийство проститутки тому же маньяку. Теперь о предшествующем убийстве, приключившемся 9 ноября.

Фандорин перелистнул страничку.

– Это уж несомненная работа Джека. Проститутка Мери Джейн Келли была найдена у себя в каморке на Дорсет-стрит, где обычно принимала к-клиентов. Горло перерезано, груди отсечены, мягкие ткани на бедрах сняты, внутренние органы аккуратно разложены на кровати, желудок вскрыт – есть предположение, что убийца питался его содержимым.

Анисия снова замутило, как давеча на кладбище.

– На виске знакомый нам по Андреичкиной кровавый отпечаток губ…

Тут Эраст Петрович прервал свои рассуждения, потому что в кабинет вошла Ангелина: в сером, невидном платье, в черном платке, на лоб свешивались русые пряди – видно, их вытянул свежий ветер. По-разному одевалась подруга шефа – бывало, что и дамой, но больше любила наряды простые, русские, вроде сегодняшнего.

– Работаете? Помешаю? – спросила она, устало улыбаясь.

Тюльпанов вскочил и поспешил сказать раньше шефа:

– Что вы, Ангелина Самсоновна, мы очень рады.

– Да-да, – кивнул Фандорин. – Ты из больницы?

Красавица сняла с плеч платок, заколола непослушные волосы.

– Сегодня интересно было. Доктор Блюм учил нас вырезать чиреи. Это, оказывается, вовсе не трудно.

Анисий знал, что Ангелина, светлая душа, ходит в Штробиндеровскую лечебницу, что в Мамоновом Переулке, облегчать муки страждущих. Сначала им гостинцы носила, Библию читала, а потом ей этого мало показалось. Захотела настоящую пользу приносить, на сестру милосердную выучиться. Эраст Петрович отговаривал, но Ангелина настояла на своем.

Святая женщина, на таких вся Русь держится: молитва, помощь ближним и любящее сердце. Вроде в грехе живет, но не пристает к ней нечистота. Да и не виновата она, что угодила в невенчаные жены, вновь, уж в который раз, осердился на шефа Анисий.

Фандорин поморщился:

– Ты вырезала ч-чиреи?

– Да, – радостно улыбнулась она. – Двум нищим старушкам. Сегодня ведь среда, день бесплатного приема. Вы не думайте, Эраст Петрович, у меня хорошо вышло, и доктор похвалил. Я уж много что умею. А после старушкам этим «Книгу Иова» читала, для душевного укрепления.

– Ты б им лучше денег дала, – досадливо произнес Эраст Петрович. – А твоя книга и твои заботы им не нужны.

Ангелина ответила:

– Денег я дала, по полтинничку. А заботы эти мне нужнее, чем им. Больно уж счастливо живу я с вами, Эраст Петрович. Совестно мне от этого. Счастье – хорошо, но только грех в счастьи про несчастных забывать. Помогай им, взирай на язвы их и помни, что счастье твое – дар Божий, оно редко кому на этом свете достается. Вы думаете, зачем вокруг дворцов и хоромов столько нищих и убогих жмется?

– Понятно, зачем. Там подают б-больше.

– Нет, бедные лучше богатых подают. А это Господь счастливым несчастных показывает: помните, что в мире горя много, и сами от горя не зарекайтесь.

Эраст Петрович вздохнул и отвечать сожительнице не стал. Видно, не нашелся. Повернулся к Анисию, четками тряхнул.

– П-продолжим. Итак, я исхожу из того, что последним английским преступлением Джека Потрошителя было убийство Мери Джейн Келли, совершенное 9 ноября, а к делу 20 декабря он непричастен. 9 ноября – это по русскому стилю еще конец октября, так что Потрошитель имел достаточно времени, чтобы перебраться в Москву и пополнить ж-жертвой своего извращенного воображения ноябрьский ров на Божедомке. Согласны?

Анисий кивнул.

– В-велика ли вероятность, что в одно и то же время в Европе появились два маньяка, действующих по совершенно одинаковому, до мелочей совпадающему сценарию?

Анисий мотнул головой.

– Тогда последний вопрос, прежде чем мы приступим к делу. Д-достаточно ли мала только что упомянутая мною вероятность, чтобы целиком сосредоточиться на основной версии?

Два кивка столь энергичных, что качнулись знаменитые тюльпановские уши.

Анисий затаил дыхание, зная, что сейчас на его глазах произойдет чудо: из ничего, из тумана и морока, возникнет стройная версия – с методикой поиска, планом следственных действий, а возможно, что и с конкретными подозреваемыми.

– Подведем итоги. Джек Потрошитель по какой-то, пока неизвестной нам причине перебрался в Москву и весьма решительно взялся за изведение здешних проституток и нищенок. Это раз. – Для вящей убедительности шеф щелкнул четками. – Прибыл он сюда в ноябре минувшего г-года. Это два (щелк!). Все последние месяцы находился в городе, и если отлучался, то ненадолго. Это три (щелк!). Он медик или изучал медицину, ибо владеет хирургическим инструментом, умеет им п-пользоваться и имеет навыки анатомирования. Это четыре.

Последний щелчок, и шеф спрятал четки в карман халата, что свидетельствовало о переходе расследования из теоретической стадии в практическую.

– Как видите, Тюльпанов, задача выглядит не столь уж сложной.

Анисий пока этого не видел и потому от кивка воздержался.

– Ну как же, – удивился Эраст Петрович. – Достаточно проверить тех, кто прибыл в нужный нам период из Англии в Россию и поселился в Москве. Причем не всех, а лишь тех, кто так или иначе связан либо прежде был связан с медициной. Т-только и всего. Вы удивитесь, когда узнаете, как узок круг поиска.

В самом деле, как просто! Москва не Петербург, сколько медиков могло прибыть в первопрестольную из Англии в ноябре месяце?

– Так давайте скорей проверим регистрацию приезжающих по всем полицейским частям! – Анисий вскочил, готовый немедленно взяться за дело. – Всего-то двадцать четыре запроса! Там в регистрационных книгах мы его, голубчика, и обнаружим!

Ангелина хоть и пропустила начало речи Эраста Петровича, но потом слушала очень внимательно и задала резонный вопрос:

– А если этот ваш душегуб приехал и в полиции не отметился?

– Маловероятно, – ответил шеф. – Это человек обстоятельный, подолгу живущий на одном месте, с-свободно путешествующий по Европе. Зачем ему зря рисковать, нарушая установления закона? Он ведь не политический террорист, не беглый каторжник, а маньяк. У маньяков вся агрессивность в их болезненную «идею» уходит, на прочую деятельность сил не остается. Обычно это тихие, неприметные людишки, никогда и не подумаешь, что у них в г-голове ад кромешный… Да вы сядьте, Тюльпанов. Никуда бежать не нужно. Чем я, по-вашему, занимался все утро, пока вы покойников т-тревожили?

Он взял с письменного стола несколько листков, исписанных казенным писарским почерком.

– Телефонировал ч-частным приставам и попросил доставить мне регистрационные сведения обо всех приезжих, кто прибыл в Москву прямо из Англии либо через любой п-промежуточный пункт. На всякий случай взял не только ноябрь, но и декабрь – для предосторожности: вдруг Роуз Майлет все-таки убил наш Потрошитель, а ваша ноябрьская находка, наоборот, – дело рук какого-нибудь туземного головореза. Трудно д-давать точное патологоанатомическое заключение по телу, которое пролежало в земле, хоть бы даже и мерзлой, целых пять месяцев. Вот два декабрьских трупа – это уже серьезно.

– Резонно, – согласился Анисий. – Ноябрьская покойница и в самом деле была не того… Егор Виллемович даже не хотел в ней копаться, говорил, профанация. Земля в ноябре еще не очень промерзла, труп-то и подгнил. Ой, извините, Ангелина Самсоновна! – испугался Тюльпанов излишнего натурализма, но, кажется, зря – Ангелина в обморок падать не собиралась, ее серые глаза смотрели все так же серьезно и внимательно.

– Вот видите. Но даже и за д-два месяца к нам из Англии прибыли всего тридцать девять человек, включая между прочим и нас с Ангелиной Самсоновной. Но нас, с вашего позволения, я учитывать не с-стану. – Эраст Петрович улыбнулся. – Из остальных двадцать т-три пробыли в Москве недолго и потому интереса для нас не представляют. Остаются четырнадцать, из коих к медицине имеют отношение только трое.

– Ага! – хищно вскричал Анисий.

– Естественно, первым п-привлек мое внимание доктор медицины Джордж Севилл Линдсей. За ним, как и за всеми иностранцами, негласно приглядывает Жандармское управление, так что навести справки оказалось проще простого. Увы, мистер Линдсей нам не подходит. Выяснилось, что перед приездом в Россию он пробыл на родине всего полтора месяца. Ранее же с-служил в Индии, вдали от лондонского Ист-Энда. Получил место в Екатерининской больнице, потому и прибыл к нам сюда. Остаются двое, оба русские. Мужчина и женщина.

– Женщина такого сотворить не могла, – твердо сказала Ангелина. – И среди нашей сестры всякие изверги бывают, но ножом животы кромсать – большая сила нужна. Да и не любим мы, женщины, крови-то.

– Тут речь идет об особенном существе, не похожем на обычных людей, – возразил ей Фандорин. – Это и не мужчина, и не женщина, а вроде как т-третий пол, или, выражаясь по-простонародному, нелюдь. Женщин ни в коем случае исключать нельзя. Среди них попадаются и физически крепкие. Не г-говоря уж о том, что при известном навыке работы со скальпелем особенная сила не нужна. Вот, к примеру, – он заглянул в листок. – Повивальная бабка Несвицкая Елизавета Андреевна, 28 лет, девица, прибыла из Англии через Санкт-Петербург 19 ноября. Необычная личность. Семнадцати лет по политическому делу п-просидела два года в крепости, затем в административном порядке отправлена на поселение в Архангельскую губернию. Б-бежала за границу, окончила медицинский факультет Эдинбургского университета. Ходатайствовала о дозволении вернуться на родину. Вернулась. Ее прошение о признании врачебного диплома действительным рассматривается министерством внутренних дел, пока же Несвицкая устроилась повивальной бабкой во вновь открытую Морозовскую гинекологическую больницу. Находится под негласным надзором полиции По агентурным сведениям, Несвицкая, невзирая на неподтвержденное врачебное звание, ведет прием пациентов из числа неимущих. Больничное начальство смотрит сквозь пальцы и д-даже втайне поощряет – возиться с неимущими мало кому охота. Вот сведения, которыми мы располагаем о Несвицкой.

– Во время лондонских преступлений Потрошителя находилась в Англии, это раз, – стал резюмировать Тюльпанов. – Во время московских преступлений находилась в Москве, это два. Медицинскими навыками обладает, это три. Личность, судя по всему, специфическая и отнюдь не женского склада, это четыре. Несвицкую снимать со счетов никак нельзя.

– Именно. А к-кроме того, не будем забывать, что и в лондонских убийствах, и в убийстве девицы Андреичкиной отсутствуют следы полового вмешательства, обычные, когда маньяком является мужчина.

– А второй кто? – спросила Ангелина.

– Иван Родионович Стенич. Тридцати лет, б-бывший студент медицинского факультета Московского императорского университета. Семь лет назад отчислен «за безнравственность». Черт его знает, что имелось в виду, но по нашему профилю вроде бы годится. Переменил несколько занятий, лечился от д-душевного недуга, путешествовал по Европе. В Россию прибыл из Англии, 11 декабря. С Нового года служит милосердным братом в больнице для умалишенных «Утоли мои печали».

Тюльпанов хлопнул ладонью по столу:

– Чертовски подозрителен!

– Таким образом, подозреваемых у нас д-двое. Если оба к делу непричастны, займемся линией, которую предложила Ангелина Самсоновна, – о том, что Джек Потрошитель прибыл в Москву, сумев избежать полицейского ока. И лишь убедившись, что и это исключено, мы откажемся от основной версии и станем разыскивать доморощенного Ваню Потрошителя, в Ист-Энде отроду не бывавшего. Согласны?

– Да, только это тот самый Джек, а никакой не Ваня, – убежденно заявил Анисий. – Всё сходится.

– Кем предпочитаете заняться, Тюльпанов, – милосердным братом или повивальной бабкой? – спросил шеф. – Даю вам право выбора как мученику эксгумации.

– Раз этот самый Стенич служит в психической лечебнице, у меня есть отличный предлог с ним познакомиться – Сонька, – изложил Анисий соображение вроде бы вполне резонное, но подсказанное не столько холодной логикой, сколько азартом – все-таки мужчина, да еще с душевным недугом, в качестве Потрошителя смотрелся перспективней, чем беглая революционерка.

Загрузка...