Особые заслуги

* * *

По песчаному склону холма первым взбирался Павлик, стараясь сохранить между собой и Мизей дистанцию как можно больше. Мизя пыхтя лезла следом. Яночка карабкалась последней. Вот Павлик достиг вершины и вышел на дорогу. Перейдя ее, он по знакомой тропинке углубился в лес. И вдруг, вскрикнув, остановился как вкопанный. Мизя испуганно пискнула и, отшатнувшись, готова была, по своему обыкновению, обратиться в паническое бегство. Яночка же бросилась к брату и потрясенная, замерла рядом с ним.

Им предстало ужасное зрелище. Гигантский муравейник, еще вчера возвышавшийся внушительным конусом, теперь имел самый плачевный вид. Казалось, кто-то специально разрыл и разрушил его, да и вокруг земля была истоптана. По жалким развалинам некогда великолепной постройки растерянно сновали донельзя взволнованные ее обитатели.

Яночка почувствовала, как что-то сдавило горло.

— Кто… кто мог такое сделать? — прохрипела она. — И куда подевалась голова трески? Даже скелета не осталось.

Возмущенный до глубины души Павлик лишь пожал плечами.

— Откуда я знаю? Хулиганье какое-нибудь. Варвары! Свиньи!

— Изверги! — чуть не плакала Яночка. — Что им сделали бедные муравьишки? Мало того, что муравейник разорили, еще и вокруг напакостили. Гляди, как землю разрыли, ступить негде!

— И голову трески забрали. Зачем? Неужели съели? Может, отравятся? — высказал надежду Павлик.

— Да ты что! — одернула его сестра. — Разве такое можно есть?

— Ну значит забрали из вредности.

Несколько осмелевшая Мизя осторожно подкралась сзади посмотреть, что привлекло внимание ее новых знакомых. Те не обращали на Мизю внимания, не до нее было. Яночка с трудом сдерживала слезы, невыносимая боль сжимала сердце. Павлик бормотал под носом проклятья неизвестно какому злодею, учинившему такое варварство. И оба чувствовали, как в них растет ненависть к людям, способным совершить такое.

Вдруг за их спинами раздался отчаянный визг. Обернувшись, они увидели, как Мизя в ужасе подпрыгивает, дергая руками и ногами и крича не своим голосом:

— Ой-ой-ой! Они меня съедят! Ой-ой-ой! Они на меня налезли! Ой-ойой! Они кусаются! Крик девочки вернул самообладание брату с сестрой.

— Сделай так, чтобы она немедленно замолчала! — приказал мальчик Яночке, обретая былую энергию. — Иначе я забуду, что хотел сделать. Здесь надо провести расследование! Я этого так не оставлю!

— Правильно! — подхватила Яночка. — Надо все осмотреть как следует. И поискать тресковую голову, может, он ее не забрал, а только куда-нибудь оттащил или просто отфутболил.

— А это Хабр поищет. Хабр, ищи рыбу! Гляди, она нам всех муравьев затопчет!

Мизя и в самом деле металась как ненормальная, прыгая по краю разоренного муравейника. Схватив трусиху за руку, Яночка оттащила ее подальше.

— А ну немедленно замолчи, иначе накличешь кабанов! — сурово приказала она. — Мы ведь в лесу, а тут кабанов пруд пруди.

Мизя на момент окаменела от страха и замолчала, глядя на бесстрашную подругу широко раскрытыми глазами. Но тут заметила на своей ноге муравья и, заорав диким голосом, опять принялась трясти руками и дрыгать ногами, причитая:

— Муравьи на меня налезли! Ой-ой-ой! Противные муравьи! Совсем меня заедят! Уберите их!

— Хорошо бы поскорее это сделали, — пробурчал Павлик.

— Нет, я с тобой спячу! — рассердилась Яночка. — Ну чего визжишь? Сама ты противная. Не съедят тебя муравьи, стряхни их, и дело с концом! И перестань орать на весь лес, не то и в самом деле заявятся кабаны, а вот они опасны, могут и на человека броситься.

Мизя впала в панику. Сообщение о диких страшных кабанах, которые бросаются на людей, сделало свое дело. Девочка, дрожа всем телом, пыталась стряхнуть с себя несколько заблудившихся муравьишек, и по-прежнему причитала, но теперь шепотом. Тихая паника уже не так мешала, можно было сосредоточиться на деле.

— Изучим следы! — командовал Павлик. — Хабр, ищи!

А Хабр уже давно был готов действовать. Он прекрасно чувствовал: его маленькие хозяева взволнованы и нуждаются в его помощи. И нетерпеливо крутился вокруг них, приседая и вскакивая, и только ждал приказа начать действовать. Тресковой головы он не нашел, но на след напал. Уткнув нос в землю, он обежал вокруг разоренный муравейник еще раз и целенаправленно устремился в лес. Надо было срочно решать, что делать. Яночка подбородком мотнула в сторону трясущейся Мизи.

— Не можем же мы ее забирать с собой.

— А одна она здесь не останется ни за какие коврижки, — возразил Павлик.

— И до пляжа одна не дойдет. Просто заблудится, с нее станется. Господи, вот уж камень на шее!

— Придется тебе отвести ее, другого выхода нет, — решил мальчик. — А я бегу за Хабром, посмотрю, что он там найдет, и вернусь. А ты что-нибудь придумай…

— Ты прав, другого выхода нет. Только сам ничего пока не предпринимай!

Павлик с Хабром исчезли в лесу, а Яночка, тяжело вздохнув, подошла к плачущей, стонущей и тихонько повизгивающей Мизе. Внимательно осмотрев ее ноги, Яночка стряхнула пару муравьишек. Сделала это, разумеется, не ради противной плаксы, а ради муравьев, которые потом могут не найти родного дома. Пусть и разоренный, а все равно дом…

Рыдавшая всю дорогу Мизя бросилась на пляже к мамочке и принялась громко жаловаться на кошмар, который пришлось ей пережить.

— Ой-ой-ой! — вскрикнула мамочка, а Яночка нервно вздрогнула. — Ойой-ой! Мизюня, бедная моя девочка! Покусали тебя гадкие звери! Ой-ой-ой, да что же это за дорога такая страшная, можно ведь идти на пляж по нормальной аллее. Проще пани, — обратилась она с упреком к пани Хабровичовой, — зачем пани позволяет своим детям ходить по опасным лесным дорогам, кишащим дикими зверями?! Заели мою девочку!

Не зная, что и думать, пани Кристина сконфузилась и молчала. Ничего не понимая, смотрела она на Мизю и ее мать, затем перевела глаза на собственную дочку. Яночка благопристойно сидела на песочке с самым невинным видом, а ее большие голубые глаза были устремлены в морскую даль.

— Какие дикие звери напали на вас в лесу? — сурово спросила пани Кристина. — Кто заел Мизю?

Яночка дала исчерпывающий и чистосердечный ответ.

— Муравьи, несколько штук заползли нам на ноги.

Пани Кристина не нашлась что сказать. Ее муж приподнялся на локте, глянул на Мизину маму, а потом, как и его дочь, уставился в голубую даль.

— Муравьи! — в ужасе вскричала Мизина мама. — Целый муравейник! Миллионы муравьев! И еще кабаны! Дикие! Кого там только не было! Лес полон диких зверей!

— Джунгли, — пробурчал негромко пан Роман.

А Мизина мама продолжала кричать на весь пляж:

— Как можно позволять детям ходить по дикому лесу? Подвергать опасности своих детей? Дети должны ходить только там, где много людей! Одни, в лесу, подумать страшно!

Пани Кристина сделала слабую попытку отбиться:

— Мои дети закаленные, — сказала мама, чувствуя, что говорит не то, ибо голова ее шла кругом от непрестанных, визгливых упреков Мизиной мамы.

А та не унималась, продолжая упрекать Хабровичей за плохое воспитание детей и одновременно пытаясь успокоить свою травмированную дикими зверями дочь. Та не желала успокаиваться, плаксиво повторяя:

— Они ели меня, ели!

Пани Кристина вдруг сообразила, что на пляже в данный момент находится лишь один ее ребенок. Не хватало второго, а также собаки.

— Где Павлик? — тревожно спросила она дочь.

— Они с Хабром в лесу, — успокоила ее дочь. — Скоро вернутся. Не беспокойся, Хабр предупредит его о кабанах.

— Ага! — торжествующе вскричала Мизина мама. — Значит, кабаны действительно водятся в этом страшном лесу!

Пан Хабрович, не выдержав, опять пробормотал в пространство:

— А также львы, тигры и леопарды. Яночка, пошли купаться!

— Папа, а муравьишки едят мясо? — поинтересовалась Яночка, плескаясь рядом с отцом на мелководье.

— Едят, конечно. Послушай, что там случилось с этой Мизей?

— Да ничего особенного. На нее заползли несколько муравьишек. Ну, может, штук пять, и она подняла крик на весь лес. Папа, а если на муравейник положить рыбью голову, то муравьи съедят мясо и останутся одни кости, правда?

— Правда. Охотники часто так поступают, остается один скелет. А на нее и в самом деле заползли муравьи?

— Ну не кабаны же! — вспыхнула Яночка. — Всего несколько муравьишек. Знаешь, папочка, я с ней больше не выдержу!

— Никто не выдержит! — согласился с дочкой пан Роман. — Но знаешь, детка, иногда надо заставить себя, бывают в жизни такие моменты… Вы с Павликом можете хорошо повлиять на эту девочку.

— Ох, очень надеюсь — не можем! — горячо возразила Яночка. — Наоборот, мне кажется, от нас с Павликом ей только хуже делается. А уж нам и вовсе… Боюсь, на нашей нервной системе отрицательно скажутся ее вечные слезы и крики. Всего на свете боится! Вон, опять принялась за свое. Давай-ка отплывем подальше…

Павлика пришлось ждать больше часа. Он явился запыхавшийся и основательно исцарапанный. А поговорить с братом у Яночки не было никакой возможности, ибо Мизя вцепилась в них, как репей в собачий хвост. Пришлось разрешить ей участвовать в постройке замка из мокрого песка, а короткую передышку брат с сестрой получили благодаря одной-единственной маленькой медузе, при виде которой Мизя с пронзительным писком бросилась под крылышко мамочки.

— Какое счастье, что они ходят на обед! — облегченно вздохнул Павлик, когда обе визгливые особы удалились с пляжа. — Я уж думал, никогда не наступит час дня! Ну вот, слушай. Это сделал не человек.

Потрясенная Яночка обрушила мост через ров в замке.

— Не человек, говоришь? Тогда кто же? И откуда ты знаешь, что не человек?

— Потому что никакому человеку ни в жизнь не пройти той дорогой, по которой повел меня Хабр, и не пролезть туда, куда он меня завел! Видишь, весь исцарапался. Я было подумал — Хабр пошел по следу зверя, а человека оставил на потом, три раза возвращался к муравейнику и просил его чуть ли не на коленях оставить в покое зверя и идти по следам людей, а он гнет свое. Хотя сказал — по муравейнику и что-то другое тоже шлялось, но оно не имеет значения. И тоже в лес ушло. А главное, уперся — муравейник разорили не люди. Нет, точно, это не мог быть человек.

Яночка очень внимательно выслушала это потрясающее сообщение.

— Так что же это было? Звери?

— Звери. И я даже знаю какие. Кабаны!

— Это Хабр тебе сказал?

— Не только. Они сами и сказали. Когда мы подошли поближе, сбежали со страшным топотом. И при этом всполошенно визжали, как настоящие свиньи.

— И ты их видел? — завистливо спросила сестра.

— Нет, не видел, — честно признался Павлик и пояснил: — Я как раз в овраге застрял, а они еще ниже, в болоте, засели, и подобраться к ним не было никакой возможности. А я с разбегу в какую-то яму свалился на склоне оврага, там полно ям, с грохотом свалился, вот и спугнул их. А Хабр вернулся ко мне и извинялся, потому как преследовать их отказывался. Но к ним привел, как по линейке.

— Папуля, а кто еще кроме людей ест муравьев? — жалобно обратилась Яночка к отцу. Пан Хабрович вытаращил глаза.

— Впервые слышу, чтобы люди муравьев ели, — изумленно ответил он.

— Вот мы и говорим, что люди не едят, — попытался Павлик исправить ошибку сестры, — а если не люди, то кто?

Привыкший всегда говорить детям правду, слегка озадаченный пан Хабрович отвечал подумав:

— Муравьеды. Само название говорит о том…

— А в этих лесах муравьеды водятся?

— Нет. Думаю, что нет…

— А кто тогда? Мы хотим знать, кто может есть муравьев вот в этих лесах.

— Некоторые птицы. Но в небольших количествах. Ну и, разумеется, кабаны. Едят и медведи, но медведей здесь нет. А кабаны есть.

— Кабаны?! Ты уверен? Как же они могут их есть?

Пан Хабрович уже успел прийти в себя от неожиданного вопроса и отвечал исчерпывающе и спокойно. О муравьях и кабанах он знал все.

— Кабаны любят муравьев, но, как правило, разоряют муравейники лишь в голодное время, например зимой. Летом вряд ли, летом у них и без муравьев пищи достаточно. Летом они могут разорить муравейник и добраться до муравьев лишь в том случае, если их там что-то привлечет. Тут нужна особая приманка…

— А что их может привлечь? — напряженно поинтересовалась девочка.

— Какая-нибудь еда. Чаще всего падаль, ну там дохлая мышь или еще что. Или если кто-нибудь бросит возле муравейника хлеб. Хлеб кабаны очень любят, а нюх у них отличный, издалека почуют лакомство. И тогда заодно уж и муравейник разорят, докопаются до муравьиных личинок, знаете, такие беленькие крохотные яички. И пожрут их. А сколько раз бывало — положат люди на муравейник оленью голову, чтобы муравьи очистили ее, а тут и заявлялись кабаны.

— А… — заикаясь спросил Павлик, — а рыбья голова может их привлечь?

— Еще как! Особенно, если несвежая. На другом конце леса почуют. Рыба для них первое лакомство! Яночка с Павликом подавленно молчали. Чувствовали они себя ужасно. Вот и узнали, какой злодей разорил их муравейник. Яночка чуть не плакала.

— Ну ладно, — после долгого молчания заговорил Павлик. — Но ведь без муравьев кабаны с голоду не помрут? Что такое муравей для кабана! Не обязательно кабанам муравьев жрать.

— Конечно, не обязательно, — подтвердил отец.

Яночка немного оживилась.

— А что нужно сделать для того, чтобы кабаны не разоряли муравейники и не жрали муравьишек? Наверняка есть какой-то способ уберечься от них…

— Есть, конечно. Кабаны разоряют муравейники довольно часто, поэтому поначалу пытались для защиты от них возводить вокруг муравейников ограду, но это неправильно. Такая загородка заслоняет солнце, а оно муравьям необходимо. Поэтому загородку следует делать из чего-то низкого и колючего, например колючей проволоки или…

— А шиповник подойдет? — нетерпеливо перебила Яночка отца. — Мы тут в лесу видели множество кустов шиповника, целые заросли. Очень колючие и не очень высокие. Шиповник оградит муравейник?

— Жутко колючий! — подтвердил Павлик, невольно бросив взгляд на свои исцарапанные руки.

— Что ж, — подумав ответил пан Роман, — пожалуй, подойдет. Если очень колючий и очень густой, то подойдет. Тем более, что на кустах шиповника обычно остается много старых колючих веток, которые уже засохли. Листьев нет, а колючки сохранились и очень помешают кабанам пробиться сквозь кусты. Да и корни шиповника отобьют охоту у кабанов делать подкопы. Да, пожалуй, шиповник очень подойдет, солнце он не заслоняет. Узнав, что надо, Яночка с Павликом прихватили надувной матрас и полезли в море, чтобы поговорить без помех.

— Выходит, мы с тобой подложили муравьям большую свинью, — говорил Павлик, без всякого удовольствия плескаясь в теплой морской воде. — Какой был муравейник!

— Зато теперь знаю, как помочь им.

— Как же?

— Посадим вокруг муравейника кусты шиповника. А кроме того…

— Откуда мы возьмем шиповник? — перебил Павлик сестру.

— Да откуда угодно. Хотя бы выкопаем у того второго муравейника.

— А они приживутся? Я слышал, очень непростое дело — пересаживать деревья или кусты. Потом они никак не желают приживаться.

— А мы постараемся сделать это осторожно, Пересадим вместе с землей, чтобы не повредить корешки, — возразила Яночка. — Возьмем какую-нибудь большую корзину, выкопаем куст осторожно и сразу, с землей, всадим в корзину. И так понесем. Такой шиповник даже не заметит, что его пересадили в другое место! А кроме того, принесем бедным муравьишкам много сахара. И еще натаскаем столько сосновых иголок и мха, чтобы хватило стройматериала на новый муравейник, не надо будет им далеко бегать. Доставим прямо на стройку. Учти, это наш святой долг!

Павлик энергично кивнул, целиком соглашаясь с сестрой, и сам внес дельное предложение:

— Только вот шиповник от второго муравейника не стоит брать. Он жутко разросся, не выкопаешь. Нам бы найти какой отдельно стоящий куст. Ну, два отдельно стоящих. И желательно небольшие. Тогда можно будет их выкопать целиком и пересадить, не повредив корешков.

— Вроде бы мы не видели в лесу маленьких кустов, — засомневалась Яночка. — Везде только большие, разросшиеся. Уж и не знаю, найдем ли мы один одинокий, не разросшийся куст. Да к тому же еще и маленький.

Оптимист Павлик заверил:

— Обязательно найдем, надо только хорошенько поискать. Ведь всякий большой и ветвистый куст шиповника когда-то был маленьким и не разросшимся. Вот мы и станем искать и начнем немедленно…

Хабр прекрасно понимал — его маленькие хозяева что-то ищут. Собаке очень хотелось им помочь, и она принялась энергично обнюхивать все вокруг, немедленно сообщая детям о всех живых тварях, обнаруженных поблизости, начиная с людей и кончая кротами. А также о всех других интересных находках. Поочередно Хабр информировал о найденном им старом автомобильном аккумуляторе, кем-то потерянном куске мыла, пустом стаканчике из-под йогурта и дюжине старых ботинок. Все напрасно, ни одна из его находок детей не заинтересовала. Наконец пес понял, что внимание хозяев привлекает почему-то одно очень неприятное растение, больно колющее в нос, и постарался запомнить запах этого растения.

И вот Хабр привел своих хозяев к огромной куще этой колючей пакости, ожидая похвалу за усердие, но выяснилось — опять не то. Никак не поймешь, что же им требуется?

— Вот если бы ему можно было объяснить, что нам требуется не такая прорва шиповника, а один-единственный кустик, — вздохнул Павлик. — Он бы мигом его отыскал, не то, что мы.

— Маленький кустик и учуять труднее, — заметила справедливая Яночка. — Никак не пойму, в чем дело. Или мы как-то неправильно ищем, или этот проклятый шиповник завелся здесь сто лет назад и с тех пор все разрастается и разрастается, так что маленьких кустиков вовсе нет. Придется, наверное, все-таки отодрать кусок от разросшегося куста.

— А толку-то? Ведь не приживется!

— Тогда придется еще поискать, ничего не поделаешь…

А поиски велись уже второй день. Очень затрудняла их Мизя, силой навязанная им на всю первую половину дня, с завтрака до обеда. Удалиться в неизвестном направлении сразу после завтрака не было никакой возможности, так как хитрая Мизя мигом управлялась со своим завтраком и уже ожидала Яночку и Павлика на ступеньках крыльца, готовая в любой момент сбежать при появлении любой курицы или кошки. Мизина мама так назойливо просила детей поиграть с ее девочкой, что не было никакой возможности отказаться, и в результате брат с сестрой получали свободу действий лишь тогда, когда Мизя с мамой отправлялись на обед. А тут еще, как назло, испортилась погода, часто принимался моросить дождь, лес стал темным, неприветливым.

— Издалека и не заметишь, что там растет, — ворчал Павлик. — Так недолго и не заметить маленький куст.

— Пора возвращаться, а то на обед опоздаем, — вздохнула Яночка. — Пошли по нижней тропинке по дороге положим хлеб в тростники.

— Слушай, а что если нам засесть в засаду уже сегодня? Ведь эти кабаны уже две буханки сожрали, не меньше.

Подняв голову, Яночка попыталась разглядеть невидимое за деревьями небо.

— Что ж, можно и сегодня. Стемнеет рано, видишь, все небо в тучах, надеюсь, сегодня кабаны пораньше выйдут на кормежку.

— Здорово! Смываемся, как только они отправятся на ужин.

Дождь припустил сильнее. Он загнал всех под крышу. Яночка с Павликом подтянулись последними. Войдя в дом, они из прихожей заметили в комнате хозяев нечто необычное и, заинтересовавшись, остановились.

Хозяева новой виллы сдали отдыхающим все помещения в доме, оставив себе для проживания одну большую комнату на первом этаже. Сейчас дверь в эту комнату была широко распахнута, ярко светила большая лампочка под потолком, и в ее свете были видны опрокинутый мешок и высыпавшаяся из него на ковер целая гора каких-то грязных камней, часть из которых выкатилась даже в прихожую. А среди этой груды камней сидел на полу трехлетний сынишка хозяев и обеими руками увлеченно высыпал из мешка все новые и новые горсти камней. Заливаясь радостным смехом, дитя время от времени подбрасывало вверх отдельные камешки.

Какое-то время Павлик наблюдал за малышом, испытывая смутное чувство — что-то здесь не то. Наконец дошло. Малыш легко разгребал целые груды камней и подбрасывал вверх крупные экземпляры с какой-то непонятной легкостью, словно камни ничего не весили. А они вон какие крупные, должно быть, тяжелые…

— Неужели такой силач? — недоуменно пробормотал мальчик и, подняв с пола несколько выкатившихся камней, подбросил их на ладони. — Слушай, они же легонькие!

Присев на корточки, Яночка тоже принялась собирать с пола камешки и с интересом рассматривать их. По привычке обнюхивать все, что попадется, Хабр проскользнул в комнату и сунул нос в кучу камней на ковре. Наконец-то его хозяева чем-то заинтересовались, конкретно вот этими грязными камнями, может, именно их они искали по всему лесу? И собака принялась энергично знакомиться с новым материалом, разгребая кучи камней носом и лапами, а в ее собачьей памяти запечатлевался новый запах…

— Тебя как зовут? — спросила Яночка малыша. До сих пор как-то не было случая познакомиться.

— Мацусь! — охотно ответил малыш и увлеченно продолжал занятие: — Бух! И трах! Бух! И трах!

С легким шелестом пересыпались с места на место странные камешки. И в самом деле, играть ими было одно наслаждение, к тому же все они были разные и…

— Какие красивые! — восхищался Павлик. — Гляди, этот просто светится. Прозрачный, что ли? Он разглядывал на свет небольшой плоский камень с отбитыми краями. Именно эти края отсвечивали золотом, а середина камня казалась более светлой, как будто прозрачной.

— Езус-Мария, сынок, что ты натворил! — раздался за спиной детей полный ужаса возглас. Обернувшись, они увидели хозяина, прибежавшего из нижнего помещения и схватившегося за голову при виде разгрома, учиненного Мацусем.

— Мацусь! Что ты наделал! А где мамуся? Разве так можно, сынок? Гляди, весь янтарь вывалил на пол!

— Что? — не поверила своим ушам Яночка. — Так это янтарь?

Огорченный и расстроенный хозяин меж тем принялся собирать и складывать в мешок разбросанные по прихожей кусочки янтаря. Войдя в комнату, он шуганул Хабра и попросил брата с сестрой:

— Помогите мне все это собрать. И осторожно не наступите, легко раздавить. Да пошел же! — это Хабру. — И он еще туда же, разгребает!

Подняв опрокинутый мешок, хозяин принялся складывать в него отобранный у сынишки янтарь, Мацусь взревел могучим басом. Хозяин, весь измазанный рыбьей чешуей — наверное, складывал в подвале рыбу — совсем потерял голову.

— Да успокойся же, сынок! Не надо плакать! Ну ладно, ладно, смотри, папочка дал тебе такой красивый камешек! Вот играй, а все остальное надо сложить в мешок, мама увидит, что в комнате делается, нам обоим попадет. Да перестань же реветь!

Мацусь не желал успокаиваться, и вот из кухни прибежала его мать. Впрочем, могучий рев привлек внимание и всех прочих обитателей виллы. Сверху из своей комнаты выглянул пан Хабрович, снизу, из подвального помещения — пан Любанский. Родители Мацуся принялись собирать янтарь и успокаивать свое орущее чадо. Тут хозяйка виллы взглянула на мужа и в ужасе вскричала:

— Господи, ну и вид у тебя! Весь в чешуе! Не прикасайся к стенам! И к креслу тоже! Ты что, валялся среди рыбы, что ли?

— Да не валялся я, — неуклюже оправдывался ее муж. Просто ящик опрокинулся и все вывалилось на меня. Мы с папой чистили ее внизу. Возьми Мацуся, а я тут приберусь…

— Говорила же тебе, отвези все в скупку.

Тут и пан Любанский подтянулся, тоже весь в рыбьей чешуе, с ножом в руке. Окинув взглядом комнату, он укоризненно покачал головой, и проворчал:

— Отвезет он его в скупку, как же… Да скорее отвезет туда собственного сына! Дрожит над своим сокровищем, не знаю как…

— Папа, не нервируйте меня! — вскричал молодой хозяин.

Услышав, что хозяева выясняют отношения, жильцы тактично попрятались по своим комнатам и закрыли за собой двери. Лишь пан Хабрович остался наверху, свесившись через перила лестницы, ибо там, внизу, в самом центре скандала торчали его дети. Ничего не слыша, Яночка с Павликом в полном восторге ползали по полу и собирали кусочки этого необыкновенного янтаря. Им изо всех сил помогал Хабр, принося в зубах откатившиеся кусочки и складывая их к ногам Яночки. Вскоре наступил полный порядок. Унесенный в кухню Мацусь замолк наконец, пан Любанский спустился опять к своей рыбе. Молодой хозяин огляделся и вытер пот со лба, оставив на волосах немного чешуи. Тогда пан Хабрович решился сойти вниз и сказать несколько сочувственных слов рыбаку.

— Тесть смеется надо мной, — пожаловался тот, сразу почувствовав в пане Романе родственную душу. — А что я могу сделать, если так люблю янтарь? Вы видели, какой он красивый?

Вздохнув, пан Хабрович отрицательно покачал головой.

— Нет, не приходилось, к сожалению. Но я очень вас понимаю. У меня самого жена то и дело отбирает…

— А вот и неправда! — возмущенно прошептал Павлик сестре. — Мамуля отбирает у него только рыбные крючки, когда он кладет их на стол за завтраком или забывает на стуле.

— И еще запчасти от машины, — дополнила справедливая Яночка. — И краски, и клей, который вечно выливается и все в него влипают. А больше ничего и не отбирает.

Тем временем пан Хабрович с рыбаком утрамбовали содержимое мешка и принялись его завязывать. Оглянувшись украдкой, хозяин прошептал, похлопывая по мешку:

— Это еще что! Пустяки, дешевка. Вот я сейчас покажу вам настоящий янтарь, есть у меня такой что ничего похожего не найдете! Уникальные экземпляры! Только вот давайте включим этот торшер.

Откуда-то из недр громадного шкафа хозяин извлек большую картонную коробку. Естественно, донельзя заинтригованные Яночка с Павликом тоже тихонько подошли и вытянули шеи. Они все еще никак не могли поверить в то, что вот эти грязные, бесформенные шершавые куски породы — янтарь! Приходилось им видеть янтарь, они знали, как выглядит настоящий янтарь. У их мамы были чудесные бусы из золотистых шариков янтаря, у тети Моники — прозрачный сверкающий кулон, у дедушки мундштук из молочно-желтого янтаря. И все это было блестящее, гладенькое, почти прозрачное, напоминающее по цвету золото или мед. Нет, никак не похож янтарь на вот эти бесформенные, невзрачные куски, такие шершавые и пористые на ощупь.

Хозяин раскрыл коробку. Она была полнехонька, такие же невзрачные куски, только немного крупнее тех, что высыпались из мешка. Выбрав плоский кусок размером с ладонь, хозяин подал его пану Хабровичу. Тот поднес его к яркой лампочке в низеньком торшере. У Яночки с Павликом одновременно вырвался крик изумления и восторга.

Подсвеченный лампочкой, невзрачный булыжник вспыхнул, как звезда. Некрасивая шершавая поверхность куда-то исчезла, а внутренность обломка словно испускала собственный волшебный свет. Лучи сияли и переливались, временами приобретая зеленоватую окраску. Просто глаз невозможно отвести, настолько это прекрасно!

— Восхитительно! — вскричал потрясенный пан Хабрович.

— Еще бы! — удовлетворенно согласился довольный хозяин. — А вот поглядите на это… Теперь пан Роман поворачивал разными гранями под лампой крупный кусок янтаря, горевший темным золотом. Дети влезли ему буквально на голову, а Хабр сунул любопытный нос в коробку с сокровищем.

Хозяин давал пояснения.

— Это самородок. Тот, светлый — тоже. Очень редко встречаются самородки таких размеров.

— А что значит самородок? — не выдержал Павлик.

— А такой целиковый кусок, с неповрежденными краями, не обломанный, со всех сторон покрытый шершавой коркой. То есть такой, что до нас дошел в таком виде, в каком целые века обкатывался в море. А другие… ну, вот как этот, глядите… видите, явно отломился от какой-то большой глыбы.

Затаив дыхание разглядывали дети большой неровный обломок, половина которого была серой, невзрачной и шершавой, а другая половина, блестящая и как будто отполированная, светилась мягким медовым блеском.

Рыбак вынул кусочек янтаря поменьше.

— А вот этот трехцветный, — сказал он. — Видите, под лампой отчетливо заметно. Трехцветные — большая редкость. Был у меня кусок побольше, да, видать, затерялся, а может, еще отыщется, я очень надеюсь. Тут у нас одному посчастливилось найти кусок трехцветного янтаря весом в двести сорок граммов!

И в самом деле, глядя на свет лампы сквозь эту янтарную пластинку, можно было отчетливо различить несколько разноцветных полос, начиная с оранжевой и кончая светло-желтой, даже немного зеленоватой.

От волнения у детей разгорелись щеки, пан Хабрович от полноты чувств выкрикивал что-то нечленораздельное. А хозяин продолжал копаться в коробке с сокровищами, вытаскивая все новые и новые диковинки. Вот, например, эта. Размером с две сложенные вместе ладони взрослого человека она по форме напоминала черепаху. Черепаха оказалась молочно-желтого цвета, а на изломах по краям виднелись полоски потемнее.

— Сто сорок граммов! — с гордостью объявил рыбак.

— Невероятно! — воскликнул пан Роман. — И ведь, глядя на этот кусок, ни за что не догадаешься, какая красота скрывается в нем. Лишь глядя на свет…

— А вот самый красивый, — не дал ему договорить счастливый обладатель сокровищ, протягивая какой-то совсем черный кусок цилиндрической формы. — Прямо кусок угля, правда? А вы на свет, на свет посмотрите! Нет, не так, возьмите его за краешки обеими руками.

Пан Роман последовал указаниям хозяина, так что пришлось с головой влезть под абажур торшера.

— Фантастика! — сдавленным голосом воскликнул он.

Дети силой вырвали черный цилиндрик из рук отца, чуть не опрокинув лампу. От увиденного перехватило дух. Из беспросветной черноты вырвался и ударил в глаза сверкающий пурпурный луч. Казалось, внутри горит живой огонь. И не примешивалось к нему никакой другой подсветки, только один пылающий пурпур…

— А они хотят, чтобы я это в скупку отнес! — пожаловался молодой рыбак. И в его голосе послышалось столько — незаслуженной обиды и претензии к непонимающим его страсти близким! Хабровичи горячо принялись его утешать. Уж они-то по заслугам оценили благородное хобби своего хозяина.

— Как можно продавать такую красоту! — взволнованно говорил пан Роман. — Все это нужно отполировать, ошлифовать… Вы это сами делаете?

— Нет, мы отдаем шлифовщику. Был у нас один такой…

— Проше пана, а откуда они берутся? — не выдержав, перебила хозяина Яночка. — Откуда у вас весь этот янтарь?

— Из моря. Его море выбрасывает.

— И сейчас выбрасывает? — трепетно поинтересовался Павлик.

— Да нет, сейчас не выбрасывает. Выбрасывает зимой, весной, осенью. После сильных штормов, и то не всегда. Все зависит от ветра, от течения. И вообще, сдается мне, кончается янтарь. Северный порт его и прикончил.

— Как же это? — встревожился пан Хабрович. — При чем тут Северный порт?

— Да видели бы вы, какие там залежи янтаря забетонировали! Так что считай — пропало навсегда. Когда бурили скважины, летели такие куски янтаря… ну вот с мой кулак! Надо было сначала янтарь добыть, а уже потом бетонировать. Так нет же, испоганили все! А теперь чего удивляться, что совсем мало янтаря выбрасывает?

— А тот янтарь, что море выбрасывает, так на берегу и валяется? — допытывалась Яночка. — И его собирают на пляже?

— Ну, немного собирают, только совсем мало и самый мелкий. А тот, что покрупнее, приходится в море ловить.

— Как это ловить? Как рыбу?

— Не совсем так, но тоже сетью. Только не с катера ее забрасывают, а сам заходишь подальше в море в таких высоких резиновых сапогах на подтяжках и шуруешь сетью, стараясь со дна побольше захватить и на берег вытащить. Непростое это дело, да и работа тяжелая, а если, не дай Бог, волной накроет, то и утонуть недолго. Но уж если пласт тронулся…

Веселое румяное лицо молодого рыбака озарилось вдруг каким-то особым блеском, глаза засияли. Глядя на него, пан Хабрович подумал: это сродни охотничьей страсти. Выследить и добыть редкого зверя, не щадя себя отдать все силы охоте и поймать-таки редкую добычу, одно воспоминание о которой потом еще долго заставит сильнее биться сердце. И что, продать бесценный трофей?!

Поняв, что в пане Романе нашел родственную душу, рыбак опять принялся перебирать свои сокровища.

— А еще у меня есть янтарь с мухами, вот, глядите! А этот с травкой…

Его слушатели уже овладели техникой разглядывания янтаря на свет. Показывали друг другу какие-то существа, застывшие в янтарной массе, может, и правда мух, а может, и других каких насекомых тех отдаленных эпох, когда янтарь еще не был янтарем. Любовались видневшимися в прозрачном золотистом янтаре палочками и травинками, не всегда видными отчетливо. Хозяин пояснил, что прозрачным янтарь становится только после соответствующей обработки. Яночка упорно придерживалась темы вылавливания янтаря, Павлика больше заинтересовали способы полировки и шлифовки, а пан Хабрович вдруг отдал себе отчет в том, что в принципе довольно много знает обо всем этом, только знания его носили сугубо теоретический характер. Вероятно, начитался и наслышался об янтаре в свое время достаточно, а вот только теперь смог на практике прикоснуться к этому чуду природы.

— Джонатан! — раздался вдруг возмущенный окрик хозяйки.

Гром с ясного неба не вызвал бы такого переполоха у молодого хозяина и его постояльцев, забывших обо всем на свете. У хозяина вылетел из рук электрический фонарик, которым он со знанием дела подсвечивал какой-то особо примечательный кусочек янтаря с паучком внутри. Бедняга сорвался с места, одновременно пытаясь неуклюже спрятать за спину коробку с янтарем и стряхнуть с себя рыбью чешую. Побледневший пан Хабрович делал попытку заслонить своим телом предательский торшер. Появившаяся в дверях хозяйка укоризненно качала головой.

— Ну что ты, Вандочка! — умильно заговорил провинившийся муж. — Ничего же не случилось. Уже иду!

— Не случилось! — гневно фыркнула пани Ванда. — Там папочка один с рыбой управляется, работы невпроворот, а ты пустяками занялся! Пан Джонатан уже открыл рот, чтобы свалить вину на постояльцев, которые заморочили ему голову с этим янтарем, отвязаться от них нет никакой возможности, но совесть не позволила ему этого сделать. Пан Хабрович сам поспешил на помощь хозяину.

— Извините нас, это мы задержали вашего мужа. Вернее, дети…

Тут на глаза пану Роману попался Хабр, и он схватился за соломинку: — Вернее, собака… Видите, какая погода на дворе, собаку не выгонишь, вот мы и сидим тут все… Пани Ванда с недоумением взглянула на собаку, которая своими капризами дезорганизовала всю работу по дому, потом перевела взгляд на окно, за которым давно прекратился дождь, и опять укоризненно покачала головой.

— Да чего уж там! Это все муж, ему бы только дорваться до своих сокровищ! Увидит кусочек янтаря и сразу забывает обо всем на свете. Не знаю, не знаю, придется, наверное, запирать от него коробку на ключ…

Рыбак вздохнул.

— Ну вот, никакие увертки не помогут. Напрасно вы хаяли пса, напрасно собачку обидели. Иду, Вандочка, иду, вот только спрячу коробку…

— Папуля, а что значит — «пласт тронулся»? — поднимаясь вслед за отцом по лестнице, спрашивала Яночка.

— Маме ни словечка о том, что я провинился, — предупредил отец. — Ты о каком пласте?

— Ну о котором пан Джонатан сказал: «Но уж если пласт тронулся…»

— Ах, это! Что такое янтарь вы знаете?

— Знаем, это смола деревьев. Она капала сто миллионов лет назад, а потом окаменела.

— Правильно. Капала в разных местах, где больше, где меньше, иногда ее набиралось очень много — там, где росло много хвойных деревьев, и тогда в том месте образовывались целые залежи янтаря или пласты… С течением времени эти пласты оказались глубоко под морским дном, и целые пласты, и отдельные глыбы. И янтарь только тогда может оказаться на поверхности, когда его размоет очень сильное течение. А оно возникает под воздействием движения земной коры. Нет, не обязательно требуется землетрясение, бывает, сильный шторм расколышет море до самого дна, поднимутся огромные волны, и тронется пласт, особенно если что ему поможет.

— А что ему может помочь?

— Да мало ли что! Каменные глыбы на дне моря, остовы затонувших кораблей, сгрудившиеся стволы деревьев…

— …глубинные бомбы! — подхватил Павлик.

— Ну да, бомбы и вообще взрывы. Или буровые работы под водой, такие, как при строительстве Северного порта.

— И что, искатели янтаря так и ждут, пока они тронутся, эти пласты?

По тону вопроса можно было понять, что девочка явно осуждала бездействие покорно выжидающих искателей.

— Ждут, конечно, — ответил отец. — А что им делать?

— Как что? Организовать взрывы или еще что… Глыбы каменные сбросить…

— Куда сбросить?

— Туда, где может тронуться пласт янтаря.

— А как они узнают, где он, этот пласт?

— Как это? — удивился Павлик. — Так они не знают, где залегает янтарь?

— Не знают, конечно. Известно лишь в общих чертах — на какой глубине и в каких местах. От Крулевца до Свиноустья. Но на каком расстоянии от берега — даже это неизвестно. Да и пластом-то залежи янтаря назвать трудно. Это не сплошной слой, местами прерывается, где янтаря больше, где совсем нет. Сбросишь бомбы, оглушишь рыбу, подпортишь экологию — и все впустую, на пласт янтаря можно и не угодить. Уж лучше предоставить это морю, оно справится с делом намного лучше людей.

— Что ж, нельзя — значит нельзя. А теперь расскажи, как же можно так отшлифовать янтарь, что он из корявого булыжника делается таким — глаз не оторвать?

До конца обеда пришлось отцу вспоминать все, что он когда-либо вычитал об обработке янтаря, и отвечать на все новые вопросы детей. Яночка с Павликом не знали жалости. Павлик желал знать все-все о самых современных электронных шлифовальных станках, Яночке казались предпочтительными методы, какими человечество обрабатывало янтарь на протяжении веков, начиная с самых древнейших времен. Она словно воочию видела бородатого пращура. Вот он, сидя в курной избе, сдирает камнем с куска янтаря первый, поверхностный слой, затем терпеливо полирует его обрывками звериных шкур и клочками шерсти, позднее — полотняными тряпками. Относительно этих полировочных материалов у пана Хабровича не было полной уверенности.

— Вроде бы лучше всего полировать янтарь с помощью кусочка хлопчатобумажной ткани, — нерешительно говорил он. — Если мне память не изменяет, идеально ровной и блестящей поверхности можно было добиться всего через месяц полировки.

— Как ты сказал? — не поверила своим ушам Яночка, — целый месяц?

— А ты что думала? Очень трудоемкая работа.

Когда дети наконец закончили обед и вышли из-за стола, мама с беспокойством поинтересовалась у отца:

— Надеюсь, наш хозяин не одарил их кусками янтаря в первобытном состоянии? Я просто опасаюсь за их фланелевые пижамки, хоть бы до конца отпуска продержались…

— Нет, — успокоил ее пан Роман. — И не бойся, такое нам не грозит. С равным успехом ты могла бы одарить кого-нибудь собственными детьми… Сойдя с крыльца, Павлик вдруг схватил сестру за руку и утащил за сарай.

— Ты что? — удивилась Яночка.

— Тсс… Мизя идет!

Осторожно выглянув из-за сарая, Яночка убедилась — Павлик говорил правду.

— Неужели до сих пор они обедали?

— Выходит, так. Я и то удивлялся — что-то их нет, наверное, где-то задержались, но спрашивать поостерегся.

Яночка пренебрежительно пожала плечами.

— И спрашивать нечего, без того ясно — дождь пережидали. Голову даю на отсечение. Для них ведь эта морось все равно что ливень.

— Наверняка ты права. Уж и не знаю, может, для нас лучше, если каждый день будет лить дождь? Хотя нет, тогда они вовсе из дому не выйдут.

Мизя с мамой вошли в дом.

— Смываемся! — решилась Яночка. — Скорее, а то еще выглянут в окно и сверху нас увидят. Уже на бегу Павлик с удовлетворением констатировал:

— Времени достаточно, успеем подобрать подходящее для засады место. Хабр, в лес!

Найти подходящее место для засады на кабанов оказалось не так-то просто. Сначала Яночка с Павликом сунулись было в тростники, упустив из виду тот факт, что подходящим место должно быть для них, а не для кабанов. И только увязнув чуть ли не по колени в жидкой грязи, окруженные тучами комаров — опомнились. Вылезли из болота и решили спрятаться на сухом пригорке, в густых зарослях боярышника.

Стало смеркаться, когда брат с сестрой, по возможности благоустроив свой пост, заступили на вахту. Небо затянули тучи, опять принялся накрапывать дождь. Прижавшись друг к дружке, дети притаились под низко нависшими ветвями, время от времени осторожно отмахиваясь от комаров. Хабр примостился рядом, весь в напряженном ожидании, чутко прислушиваясь к каждому шелесту. Прямо перед ними, в нескольких метрах, склон горы опоясывала песчаная дорога, по ту сторону которой начиналось поросшее густым тростником болото. На его краю положили приманку для кабанов — три больших ломтя хлеба. Предполагалось, что, выйдя из леса на ночную кормежку в тростники, кабаны начнут эту кормежку с хлеба.

— Эх, не догадалась перчатки надеть, — прошептала Яночка, раздавив на ладони очередного комара.

— А на голову противогаз, — проворчал Павлик. — Паразиты, прямо в нос забираются… О, слышишь? Тихо! Слышишь?

— Вроде бы машина едет.

Оба замерли в напряженном молчании. Со стороны поселка медленно приближалась легковая машина. Водитель не включал фар, ехал на подфарниках. Тихо урча мотором, машина слегка покачивалась на неровностях дороги. Немного проехав мимо замерших в засаде Павлика и Яночки, машина притормозила и принялась разворачиваться. Немного назад, немного вперед, опять назад. Осторожно маневрируя на узкой дороге, водителю удалось развернуть машину и она, по-прежнему тихонько урча мотором, двинулась в обратном направлении.

— Вот приспичило именно тут крутиться! — недовольно проворчал Павлик. — Еще кабанов распутает.

— Может, сейчас уедет? — с надеждой произнесла его сестра.

Опять проследовав мимо притаившихся детей, на сей раз в обратном направлении, водитель машины притормозил, съехал с дороги и остановился на краю леса, буквально в нескольких метрах от засады. Он выключил и двигатель, и подфарники. В сгущающихся сумерках дети отчетливо видели лишь заднюю половину машины. Похоже, из машины никто не выходил.

Дети не спускали глаз с машины, с трудом сдерживая гнев и раздражение. Надо же было какому-то балбесу приехать именно сюда, в то место, где они уже несколько дней прикармливали кабанов и сегодня очень надеялись их наконец увидеть! С ненавистью уставившись на неподвижный зад машины, Павлик вдруг заморгал и пхнул Яночку локтем в бок. Яночка, напротив, стараясь не мигать, напряженно уставилась туда же и лишь раздраженно прошипела: «Сама вижу». Из машины вышел водитель и подошел к задней табличке с регистрационным номером. Осмотрев ее, он сел опять за руль, не захлопывая дверцы машины. Дальнейшее заставило детей тихонько охнуть. Табличка с номером вдруг повернулась обратной стороной. Водитель опять вышел, опять осмотрел ее и, видимо, остался доволен, ибо вернулся на свое водительское место и больше не выходил. Сидел неподвижно и ничего не делал.

— Видела? — шепнул вспотевший от эмоций Павлик.

— Не слепая! — фыркнула в ответ Яночка. — Надо запомнить номер.

— Плоховато видно… Вроде бы две пятерки, согласна?

— А тот, что на той стороне — другой.

— Надо же, прямо кино…

Кабаны сразу вылетели из головы, внимание всецело поглотила необычная сцена. Таинственная машина, тихонько подкравшаяся ночью в эту глушь… Манипуляции с номерами… Все это однозначно свидетельствовало о желании водителя остаться незамеченным и сбить с толку возможных свидетелей. Яночка чувствовала, что у нее от волнения горят даже уши.

— Запиши номер, потом забудем! — шепнула она брату.

— Мы же толком так его и не разглядели! — возразил Павлик. — Попробую подкрасться поближе…

— Только не по дороге, там он тебя сразу заметит. Проберись лесом и как-нибудь сзади подползи. Пригнувшись совсем, Павлик задом попятился в кусты, и вскоре Яночка потеряла его из виду. В густой тени зарослей его никто бы не разглядел. Надо полагать, что сидевший сейчас за рулем водитель, явно бандит или другой какой преступник, тоже не заметит за спиной ничего подозрительного. Прошли целые века. Ничто не нарушало ночной тишины. Павлик пропал. Вдруг лежавший у ног хозяйки Хабр встрепенулся, насторожил уши и сел. Яночка обхватила пса за шею.

— Тсс, Хабрик, тихо! Не ходи туда, мой дорогой. Жди здесь!

Повернувшись в сторону машины, Хабр яростно нюхал воздух. Его внимание привлекло что-то на склоне горы за машиной. Вот и Яночка заметила наконец, что по склону движется какое-то темное пятно. Сердце подскочило и забилось где-то в горле. Подумала — неужели Павлик? Так неосторожно прет прямо на машину, сейчас бандит за рулем его увидит!

Нет, это не был Павлик. Какой-то мужчина скатился с поросшего редкими деревьями крутого склона прямо к машине и рванул дверцу. Распахнув ее, он зашвырнул на заднее сиденье машины что-то, что нес в руках, сам сел рядом с водителем, дверца захлопнулась. В этот момент табличка с номерами опять совершила оборот и одновременно тихо заурчал включенный двигатель. Опять включился ближний свет, зашуршали по песку покрышки, и машина скрылась из глаз потрясенной девочки. Спустя минуту на дороге появился грязный и мокрый Павлик.

— Эй, ты где? — шепотом позвал он.

Отпустив Хабра, Яночка выползла из укрытия.

— Ну, что?!

— Я подобрался вплотную к машине! — возбужденно рассказывал Павлик. — Он меня не видел. Оба номера записал, и с той, и с другой стороны. Второй номер не наш, иностранный. Этот идиот как по заказу его осветил, видела?

Яночка кивнула, забыв о том, что вот этого как раз в темноте и не увидеть.

— А тот, что нес? — жадно расспрашивала девочка. — Тот, что сверху скатился, Я видела, что-то в машину бросил.

— Кажется, саперную лопатку, я сам не успел разглядеть. Но мне показалось — лопатка.

— Выходит, он тут, в лесу, что-то копал. Ночью! Умру, если не дознаюсь всего!

— Сейчас ничего не разыщешь, гляди, совсем темно.

— А до утра мы не можем ждать, дождь моросит, утром Хабр не найдёт следов. А у нас с собой фонарик. Ты где записал номера?

— На земле. Вон там… Хотя… Погоди, какое же это дерево? Хабрик…

— Нет, Хабр затопчет. Не можем же мы требовать от собаки, чтобы она еще и летала!

Не сразу удалось отыскать дерево, за которым притаился Павлик. К счастью, деревья по ту сторону дороги, рядом с кабаньим болотом, росли редко, внизу было всего четыре, и, подсвечивая фонариком, дети нашли то, под которым Павлик расчистил землю и накарябал прутиком заветные номера. Разглядывая их теперь, он и сам был недоволен — не мог написать отчетливее! Какие-то непонятные закорючки, словно зверь драл землю когтями. Яночка не стала придираться.

— Ничего не поделаешь, выбора у нас нет.

И записать не на чем. Придется запоминать. Начали, один ты, другой я. Вот это какая цифра, четверка или семерка?

— Четверка, — вспомнил Павлик. — А на конце должна быть пятерка. Это я точно помню, у меня и в самом деле закорючка. А вот что здесь? Похоже, восьмерка…

— А теперь можно отпустить Хабра, — сказала Яночка после того, как номера были расшифрованы, вызубрены, для верности повторены и на всякий случай осторожно прикрыты дерном. — Хабр, ищи! Давно ожидавший своего часа Хабр не раздумывая бросился в густую темноту леса. Дети устремились следом за собакой вверх по склону горы, спотыкаясь на неровностях местности — корнях деревьев, ухабах, колдобинах, натыкаясь на колючие кусты и ощупью разыскивая в них проход. Мокрые ветки били по лицу, колючки впивались в руки и разрывали одежду. Несколько раз ударялись о пни, которые в темноте уже нельзя было заметить и обойти, — стой, подождем Хабра! — тяжело дыша попросила Яночка. — Не уверена, что мы идем в правильном направлении. Ни зги не видно! Эй, ты где?

— Здесь я! — откуда-то сверху отозвался Павлик. — Вымок весь! Правильно, подождем Хабра. Сейчас вернется.

Тот и в самом деле сразу появился. Дети скорее почувствовали его присутствие, чем увидели. А собака, покрутившись перед детьми, повела их дальше, явно недовольная, что они так медленно идут за ней. Хабр даже заскулил тихонько от нетерпения и опять шмыгнул куда-то вверх.

Сопя и задыхаясь, брат с сестрой наконец форсировали довольно крутой склон холма и оказались на почти плоском участке. Собака уже не стремилась вперед, а крутилась под ногами. Значит, здесь! Раздвигая мокрые ветки кустов, дети пробирались куда-то следом за Хабром. Павлик шел первым и тихонько вскрикнул, провалившись в какую-то яму.

— Стой! — позвал он сестру. — Опять в какую-то ямину угодил. Надо бы посветить…

— Так и быть, посвети, — разрешила Яночка.

Павлик щелкнул выключателем фонарика. Кружок света выхватил из темноты мокрые кусты, яму и опрокинутую прямоугольную бетонную плиту…

— Кладбище! — прошептала Яночка, чувствуя, как дрожь прошла по спине.

— Точно, кладбище, — не очень бодро подтвердил Павлик, которому тоже стало не по себе. — Мы подобрались к нему с другой стороны, я и не подозревал, что Хабр нас к нему выведет. Постой-ка, а где же Хабр?

— Хабр! — вполголоса позвала Яночка. — Песик, ты где?

Хабр моментально возник в кругу света, всем видом показывая — надо идти дальше. Отбежав, он нетерпеливо оглядывался, возвращался к детям и опять устремлялся куда-то в сторону. При виде бодрой, оживленной собаки и дети приободрились. Стало совершенно очевидно — Хабру наплевать на то, что они очутились ночью на этом мрачном кладбище. Главное, тут поблизости он обнаружил нечто чрезвычайно интересное и важное, и не имеет значения, когда и где это важное осматривать — в ясный солнечный день на цветущем лугу или темной дождливой ночью на заброшенном кладбище. Не выключая фонарика дети последовали за своим проводником, стараясь не глядеть на развороченные могилы. И хотя Хабр был неиссякаемым источником бодрости и оптимизма, им пришлось мобилизовать все силы, чтобы не пуститься в позорное бегство, отказавшись от дальнейших расследований.

Но вот пес привел Яночку с Павликом к цели. Как видно, моросящий дождь не смыл следов, по которым он шел, запах сохранился. Сначала пес, по своему обыкновению, сделал стойку на дичь, затем, оглянувшись и убедившись, что хозяева это видели, отбежал немного и сел с удовлетворенным видом. Он свое дело сделал.

Описав включенным фонариком крут, Павлик промолвил:

— Ну что ж, это уже о чем-то говорит.

Пес сидел рядом со свежераскопанной могилой. Сдвинутая плита лежала на мокрой траве, придавив ветки бузины. Вокруг все было засыпано землей, на дне глубокой ямы виднелись кости развалившегося скелета.

— Теперь мы знаем, зачем ему понадобилась лопата, — проговорила Яночка.

Девочка уже совсем овладела собой. Для нее разгадка тайны была важнее всех скелетов, гробов, могил и кладбищ, пусть даже и глубокой ночью. Глядя на следы варварской деятельности злоумышленника, девочка рассуждала вслух:

— Итак, знаем, кто раскапывает, но не знаем — зачем. Ведь не ловушки же он здесь роет? Внимательно осмотрев глубокую яму, ее брат высказал свое мнение:

— В качестве ловушки очень даже подходящая. Если кто с разбегу свалится сюда, руки-ноги переломает, факт! Но лично я не стал бы рассчитывать на то, что кто-то примется здесь бегать, к тому же в полной темноте.

— Ясное дело, не станет. Нет, тот тип наверняка что-то ищет.

— И я догадываюсь, что именно.

— Что же?

Павлик не сразу ответил. Сдвинув брови, он сосредоточенно над чем-то думал. И наконец решительно произнес:

— Этот тип — кладбищенская гиена. Я читал есть такие подонки, что разрывают могилы в поисках драгоценностей, ведь покойников часто хоронят с золотыми кольцами на пальцах и прочими драгоценностями. Вот они раскапывают и забирают себе все эти золотые перстни, крестики и прочее…

Поглядывая то на брата, то на разрытую могилу, Яночка не согласилась с версией Павлика, — нет, — сказала она, — думаю, здесь не то.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что в драгоценностях хоронили всяких богатых и знатных покойников, а в этих могилах лежат люди бедные.

— А ты откуда знаешь?

— Из географии. Здесь не было никаких богачей, испокон веку одни рыбацкие деревушки. Местное население занималось рыбной ловлей, сбором ягод и янтаря, но сами они от этого не богатели. Богател крупный город Гданьск, торговый и промышленный центр, но он далеко отсюда, вон там, на западе…

Спохватившись, Яночка заставила себя остановиться, хотя ей очень хотелось побольше рассказать о природных богатствах этого края и его экономике. Сейчас не время для лекций, да и пятерки по географии никто не поставит. Сейчас они должны разгадать неожиданно возникшую загадку. Павлик почесал в затылке.

— Ну, если рыбаки и прочая беднота… В их могилах вряд ли можно обнаружить золотые перстни и прочие сокровища. А тогда чего же он в них ищет?

— Вот я и не знаю.

— А я знаю! — порывисто воскликнул Павлик, осененный новой идеей. — Что-то, оставшееся с войны.

— Что могло остаться с войны?

— Так ведь я же тебе говорил — здесь немцы держали оборону, в окопы зарылись. Вот тут они сидели, и деться им было некуда: и с той стороны вода и с той, а вон оттуда напирали советские войска. А у немцев обязательно был штаб, так не бывает, чтобы штаба не было. В штабах обычно полно всяких документов. А эти документы, скажу я тебе — жутко важная вещь. Ни в коем случае не должны попасть в руки противника! Вот они и спрятали их, причем прятали так, чтобы потом можно было отыскать, а вдруг предоставится такая возможность? А этот тип теперь разыскивает немецкие документы, думает, а может, в какой могиле спрятали…

— А почему он решил, что обязательно в могиле?

— Откуда мне знать, почему он так решил, но ведь что-то же думать он должен? Подумал и решил — стану искать в могилах.

— А почему не в окопах?

— Ну что пристала? Откуда мне знать?

— А штаб тоже сидел в окопах?

— Наверное, не на дереве же!

— Им сподручнее было и закопать в окопах…

— Знаешь, сколько здесь окопов? Целые сотни километров! Всех не перекопаешь. А тот, что ищет, тоже, должно быть, подумал как следует. Наткнулся на кладбище и решил… Я, например, стал бы искать на кладбище, факт!

— Уж могил-то во всяком случае меньше, чем окопов, — согласилась рассудительная Яночка. — Не исключено — он решил начать с могил, а когда все их обыщет, за окопы примется. Погоди, Хабр что-то говорит. Над этой проблемой мы дома подумаем, а сейчас давай Хабра послушаем.

Хабр меж тем пришел к выводу, что место, к которому он привел по следам злоумышленника своих маленьких хозяев, уже ими осмотрено, так что можно двигаться дальше. Хабр показал еще не все, что собирался. Собака встала, обежала вокруг свежераскопанной могилы и, опустив нос к земле, направилась по какому-то следу. Обернулась, увидела — дети стоят где стояли. Пришлось вернуться, покрутиться вокруг них, отбежать, опять оглянуться и нетерпеливо переминаться на месте, пока они наконец, не соизволили двинуться вслед за своим четвероногим проводником.

— Эх, жизнь собачья! — ворчал Павлик, поспешая вслед за Хабром. — Темно, хоть глаз выколи, мокро, холодно и наверняка поздно, дома влетит…

— А что делать? — вторила ему сестра. — Не оставлять же до утра, дождь все следы размоет.

Когда наконец вслед за Хабром дети вышли прямехонько к знакомой базе отдыха, они уже ног под собой не чуяли. Хабр не знал жалости. Он вел их напрямик, уверенно идя по следу. И собаке не было необходимости все время принюхиваться к следам, она наверняка сокращала путь, безошибочно выводя потом опять на след прошедшего здесь человека. Натренированный на поиски дичи, необыкновенно способный пес за время пребывания с Яночкой и Павликом не только не утратил приобретенные ранее охотничьи навыки, но и еще чрезвычайно их развил под умелым руководством детей, интуитивно, понимавших своего друга. К тому же у него не было недостатка в постоянных тренировках, дети то и дело просили пса выследить интересующие их объекты, так что врожденные охотничьи таланты пса обогатились благоприобретенным опытом.

Насквозь промокший, взопревший, измученный и грязный Павлик, увидев перед собой знакомый кемпинг, погасил фонарик. В поселке горел уличный фонарь, к тому же окна некоторых домиков были освещены, так что света было достаточно. После лесной темноты — даже более, чем достаточно.

Ни секунды не сомневаясь, Хабр устремился в проход между домиками, привел к одному из них, на всякий случай основательно обнюхал землю у входа и сделал стойку на дичь. Оглянувшись на детей и убедившись, что они ее видели, сел, сияя от гордости. И даже языка не высунул, совсем не устал!

Остановившись в тени соседнего домика, дети шепотом совещались.

— Из этого следует — их было двое, — тяжело дыша говорил мальчик. — Один с лопатой к машине пошел, а второй сюда притащился и теперь сидит вот в этом доме. Если я правильно понял Хабра…

— Ты правильно понял, — похвалила брата Яночка, пытаясь вытряхнуть из волос набившиеся в них листья, хвойные иголки и прочий лесной мусор. — Наверняка злодеев было двое, один бы не успел и туда, и сюда смотаться. А водитель машины с места не двинулся.

— Смотри, в доме горит свет, — перебил сестру Павлик. — Заглянем?

И осторожно подкравшись к окну, Павлик, приподнявшись на цыпочки, заглянул внутрь. Поскольку занавеска на окне была задернута неплотно, он смог заглянуть в освещенную комнату и, очень взволнованный, вернулся к нетерпеливо поджидавшей его Яночке.

— А ну-ка угадай, кого я там увидел? — спросил он каким-то зловещим тоном.

Думать Яночка умела. Взглянула на довольного собой пса, на взволнованного брата, на домик, опять на собаку… И холодно произнесла:

— Рыжего Попрыгуна.

Павлик все-таки удержался и не присвистнул. Решительно, его сестра очень неглупая девчонка, только вот не надо хвалить, а то возомнит о себе.

— Точно, Попрыгун! — как можно равнодушнее подтвердил мальчик. — Как штык! Сидит за столом и читает, мерзавец.

— Что читает? — поинтересовалась сестра.

— Откуда мне знать? Я не интересовался.

— Да ты что! А ну-ка возвращайся и посмотри хорошенько! Вдруг это те самые могильные документы?

Сестра еще и договорить не успела, а Павлик опять приник к окну. Вернувшись, доложил:

— Исключено. Обычная книжка. И даже совсем не старая. Сам видел, новехонькая! Такая в могиле не могла сохраниться. А как ты догадалась, что там Попрыгун?

— По поведению Хабра. Он его еще на пляже обнюхал и теперь сразу сказал — он. Наверняка его следы обнаружил на кладбище еще тогда, когда мы туда первый раз вышли, а потом на пляже на него показывал, помнишь? Иначе с чего бы заинтересовался этим подозрительным Попрыгуном? Дети позволили себе немного отдохнуть после форсированного марша в темноте. Яночка радовалась — немного приоткрылась завеса над тайной, кое-что удалось узнать. Благодаря Хабру разоблачили Попрыгуна. Притворялся беззаботным отдыхающим, приехал позагорать и покупаться, увлекался малиновыми толстушками, ха-ха! А на самом деле приехал для того, чтобы раскапывать старые могилы в компании с подозрительным сообщником. С двумя подозрительными сообщниками! Один водитель машины с двойными номерами чего стоит! Наверняка здесь действует шайка преступников.

— Пора возвращаться, — заметил Павлик.

— Пора, — подтвердила Яночка. — А завтра, при свете, все еще раз осмотрим. Только я бы возвращалась по дороге.

— Ясное дело, у меня все эти ямины и колдобины вот где сидят! Насмотрелись мы на кабанов, нечего сказать…

Яночка лишь тяжело вздохнула в ответ. Свистнув Хабра, дети поспешили домой.

А дома родители уже давно места себе не находили, хотя тревога за детей проявлялась по-разному. Пани Кристина металась по комнате причитая и хватаясь за голову, пан Роман изо всех сил изображал каменное спокойствие.

— Да не заблудятся они, — пытался он успокоить жену. — С ними же Хабр. И даже если бы, не дай Бог, с ними что случилось, можешь быть уверена — пес бы прибежал и сообщил нам. А раз его нет, значит, все в порядке.

— Какое в порядке, какое в порядке! — нервно вскрикивала мама. — Ночь на дворе, дождь идет! А детей нет! Заблудились! Простудятся! Не ужинали!

— Вот вернутся и поужинают, ну что ты беспокоишься? Не умрут с голоду. И на всякий случай дашь им по таблетке аспирина, только и всего.

— Боже мой, Боже мой! — ломала руки пани Кристина. — Иногда мне кажется — лучше бы они у нас не были такими самостоятельными, Когда предводительствуемые веселым и довольным Хабром дети галопом примчались к дому, мама ждала их у калитки. К этому времени дождь унялся, небо очистилось от туч. Поскольку на улицах поселка ярко горели фонари, да и окна в домике светились, мама получила возможность хорошенько разглядеть своих ненаглядных деток и невольно испустила крик ужаса. Все, с чем им пришлось соприкоснуться этим вечером — земля, листья и хвоя, болотная жижа и комары — наложило свой отпечаток на их облик.

— Езус-Мария! Дети! Что с вами? Где вы были?

Брат и сестра сконфуженно молчали. Целиком поглощенные сенсационными открытиями этого вечера, они не успели сговориться о том, как объяснят дома свое долгое отсутствие, просто забыли об этом. Не отвечая на вопрос, Павлик дипломатично заметил:

— Есть хочется по-страшному! Знала бы ты, как мы проголодались…

— Сейчас поужинаете! И аспирин примите! А первым делом — под горячий душ! — командовала мама. — Такая холодина, а вы легко одеты!

— Какая холодина? — удивилась Яночка. — Наоборот, жарища…

И поскольку мама от такого неожиданного ответа просто рот раскрыла, девочка быстро пояснила:

— Пробежалась бы сама по лесу за Хабром еще и не так бы взопрела. Вот, потрогай, какая я вся горячая!

— А кто заставлял вас в темноте по лесу бегать? — пришла в себя мама. — До поздней ночи! Мы тут с ума сходим, а они по лесу бегают! Пол-одиннадцатого! Немедленно отвечайте, где были и что все это значит?

Яночка поняла — мама так легко не успокоится и на уловки не поддастся. Надо как-то объяснить свое опоздание на ужин, ничего не поделаешь. Просто соврать нельзя, дети с малолетства привыкли говорить родителям правду, их отношения всегда строились на доверии, это и позволяло брату с сестрой пользоваться относительной свободой. Но и правду сказать пока тоже нельзя, тем более, что тайна еще не раскрыта, а им могут запретить на будущее заниматься расследованием. Значит, надо как-то недипломатичнее и не соврать, и в то же время не проговориться. Решение пришло мгновенно.

— А мы в засаде сидели, — смущенно проговорила девочка. — Очень хотелось кабанов увидеть…

— Ночью? В засаде на кабанов? — пришла в ужас мама.

— А когда же еще? — поспешил на помощь сестре Павлик. — Они же только по ночам и выходят на кормежку.

Отец с матерью отреагировали одновременно. Пани Кристина:

— Могли бы дождаться более подходящей погоды.

Пан Роман:

— И как? Видели их?

Яночка ответила сразу обоим, причем в ее голосе прозвучала явная претензия:

— Нет, они не появились. А что касается погоды, так у нас выбора не было, навязали вы нам эту Мизю, вот и пришлось воспользоваться первым подвернувшимся случаем, когда удалось отделаться от нее. Знаете, эта Мизя такая…

На этот раз сменила тему пани Кристина:

— Могли бы со своей засадой управиться пораньше! И вообще я не понимаю, какой смысл подстерегать кабанов ночью. По ночам ведь ничего не увидишь…

— Днем тоже их не увидишь! — с полным ртом возразил Павлик, ибо они с Яночкой уже набросились на еду. — Уж и не знаю, где они скрываются…

Папа со знанием дела напомнил:

— В чащах и болотах, в труднодоступных местах. И приближаться к ним надо бесшумно, не то легко спугнуть.

Продолжая уминать ужин за обе щеки, Павлик кивнул с видом заговорщика и пробурчал:

— Это я знаю. Болота и в самом деле труднодоступны.

А отец поучающе заметил:

— В любом случае сидеть по ночам в засаде не имеет смысла. На кормежку кабаны обычно выходят сразу же после захода солнца. А уж если ночью, то только лунной… О, глядите, луна из-за туч показалась, завтра распогодится…

Тут пани Кристина сочла нужным перебить некстати разговорившегося мужа:

— Вот аспирин, обязательно примите на ночь. И витамин С.

И задумавшись, неожиданно закончила:

— Откровенно говоря, мне бы тоже хотелось увидеть кабанов на воле.