Останови мое падение

Аннотация:

(The Slipway) – 2019 год.

Как легко не заметить человека, упавшего с неба. Особенно если павший — это вы сами.

«Эскалатор» Грега Игана наиболее доходчивое и понятное введение в понимание научной природы червоточин.

Глава 1

Брайан не мог заснуть; когда время стало близиться к полуночи, он тихо поднялся и оделся, не зажигая свет. Он как мог старался не потревожить Кэрол, хотя и знал, что если разбудит ее, она все равно сделает вид, что это не так.

Его бинокль лежал на столе в прихожей, ботинки стояли у двери. Надев их, он поморщился от боли в правом колене, затем тихонько прикрыл за собой дверь и вышел из дома.

Ночь сегодня выдалась просто идеальной – на небе не было видно ни Луны, ни облаков. На востоке только что взошел Скорпион, и Антарес, подобно Марсу, поблескивал в небе ярко-красным огоньком, где от горизонта до горизонта во всем своем великолепии раскинулась лента Млечного Пути.

Он остановился и присел на один из старых столбиков ограды – одинокий пенек, который стоял здесь еще со времен его детства, хоть Брайан и не помнил, как именно выглядело сооружение, частью которого когда-то была эта деревяшка. Он поднял бинокль к небу и медленно обвел взглядом темные пылевые облака и яркие скопления звезд.

Три года тому назад в одну из точно таких же ночей он первым заметил в небе новую комету. Когда астрономы рассчитали ее орбиту, оказалось, что период кометы была равен девяноста тысячам лет. Правда, сказать наверняка, было ли ее появление первым и единственным, никто не мог: если когда-то возмущение в облаке Оорта изогнуло ее траекторию к центру Солнечной системы, то в будущем комета вполне могла претерпеть еще одну смену курса, после которой шансы повторного рандеву с Солнцем свелись бы к нулю. Быть может, даже космическая тезка после его смерти протянет не дольше, чем замороженный труп.

Одна из его старых собак по кличке Гера, тихонько скуля и прихрамывая, подошла к Брайану. Он протянул руку, и она уткнулась в нее носом. Теперь казалось очевидным, что Гера почуяла рак еще до того, как ему поставили диагноз – и даже раньше, чем он сам заметил первые симптомы. Но тогда он думал, что меланхолия Геры была не более, чем признаком ее собственного угасания.

Гера улеглась у его ног. Брайан снова перевел взгляд на небо, ведя биноклем вдоль эклиптики. Звезды и туманности казались знакомыми, но Брайан не был уверен, что помнил все до мельчайших подробностей. Комета выглядела слишком размытой, чтобы ее можно было принять за звезду, однако астероид на том же самом месте он мог и не заметить.

Он опустил бинокль и потянул плечи. Погода выдалась холодной, а завтра утром ему нужно было ехать в больницу.

Он встал и огляделся по сторонам, желая еще раз насладиться великолепным видом звездного неба, прежде чем вернуться в теплую постель. Высоко в небе, подобно нависшему над небесным полюсом кинжалу, виднелся Южный Крест; в отличие от него, очертания Малого Магелланова Облака частично скрывались за деревьями, растущими по периметру фермы.

Слева от полюса, аккурат над Ню Октанта и примерно вровень с Этой Павлина, в небе висела неподвижная бледная точка, слегка превосходившая обе звезды по своей яркости. Сам по себе факт не такой уж примечательный – за исключением того, что раньше, насколько помнил Брайан, никакой звезды на этом месте не было.

Он выждал полминуты, надеясь, что объект поменяет свое расположение, но свечение оставалось на месте, и тогда Брайан направил на него свой бинокль. Увиденное оказалось не спутником и не самолетом, а небольшим плотным скоплением как минимум дюжины звезд, заключенных в пределах компактного круга.

Он был готов поклясться, что раньше такого скопления в Октанте не было. Дома ему придется свериться со своим атласом Нортона, но если этот объект был чем-то новым…, то чем именно? Дюжиной сверхновых в пределах одной и той же галактики? Взорвавшихся с интервалом в несколько дней – или же (что казалось еще более невероятным) ровно в такой последовательности, которая обеспечила их вспышкам практически идеальную синхронность по достижении Земли?

Брайан озадаченно рассмеялся. В течение нескольких минут он пытался убедиться в том, что не заблудился и не сделал глупой ошибки, однако местоположение оказалось правильным. Затем он снова навел бинокль на скопление – просто для подстраховки, если вдруг не заметил важную подсказку, которая могла пролить свет на коллективную судьбу этих светил. Но если уж на то пошло, сейчас они казались ему даже более разрозненными, чем раньше – без единого намека на родство, который зачастую можно было обнаружить у группы звезд, порожденных одним и тем же явлением.

Он был в замешательстве. Однако Брайан не собирался разгадывать эту тайну в одиночку, промерзая до костей прямо посреди поля. – Пойдем, девочка, – сказал он. – Пора поделиться новостью с другими – пусть кто-нибудь посмотрит на это свежим взглядом.

Гера поднялась, и они вместе направились к фермерскому дому.

Глава 2

Фатима проснулась от второго звонка и среагировала как раз вовремя, чтобы схватить телефон с прикроватного столика и успеть приглушить третий сигнал.

– Да? – хрипло прошептала она, не глядя на экран, чтобы узнать, кто звонит. Салиф не шевельнулся, но Фатима на всякий случай отвернулась от него, зажав телефон между ухом и подушкой.

– Простите, что разбудила, доктор Бенга. – Это была Габриэлла, одна из ее постдоков.

– Не страшно. В чем дело? – Фатима была уверена, что этой ночью Габриэлла наблюдениями не занималась; тем не менее, она значилась в графике дежурств на случай оповещения извне.

– Появился некий источник кратковременного излучения, – объяснила Габриэлла. – И нам крайне важно на него взглянуть. Если бы нам выделили время на ААТ[105]…

– Постой, откуда такие данные?

– От фермера из Новой Зеландии. Он прислал письмо на электронный адрес факультета.

– Фермер увидел в небе какие-то огни?

– Его зовут Брайан Фарли, – ответила Габриэлла. – Несколько лет назад он открыл комету. Он не чокнутый, который увидел в зеркале заднего вида Венеру и решил, что это НЛО.

– Ясно. – Фатима помнила эту комету. – Так о каком объекте идет речь?

Габриэлла замешкалась. – Группа звездоподобных источников, все на небольшом угловом расстоянии. Я лично произвела наблюдения при помощи тридцатисантиметрового инструмента, но совершенно не представляю, как их интерпретировать.

Салиф перекатился на другой бок, бормоча что-то невнятное.

– Погоди секунду. – Фатима выбралась из постели и подхватив халат, вышла в коридор и направилась к своему кабинету. – Ты уже сделала публикацию в Астрономерс Телеграм[106]

– Еще нет. Я не знаю, как его лучше описать.

– Множественные источники? – К этому моменту Фатима полностью проснулась, но ситуацию это ничуть не прояснило.

– Не меньше шестидесяти. Около восьми угловых минут в диаметре. Но структуры, в которую они могли бы входить, нет ни в каталогах, ни на предыдущих снимках.

– Насколько яркие?

– Структуру в целом можно увидеть невооруженным глазом. Звездная величина примерно равна четырем.

Фатима включила компьютер. Как шестьдесят лампочек могли взорваться в одном и том же небольшом клочке неба – слишком близко, чтобы это можно было списать на простое совпадение, но в то же время слишком далеко, чтобы их происхождение объяснялось какой-то общей причиной?

– Можешь прислать мне фотографию?

– Да.

Присланный файл больше напоминал коллаж. Центр кадра занимала круглая область, содержавшая звездное поле умеренной плотности – что само по себе было бы совершенно непримечательным, если бы не ощущение, что этот кружок сначала вырезали из снимка, сделанного в галактической плоскости с высокой плотностью звезд, а затем вставили в совершенно другую фотографию с гораздо более разреженным фоном, соответствующим фактическим координатам изображенной области космоса. Резкий сдвиг в плотности звезд, находящихся в зоне прямой видимости, всегда можно было списать на простую случайность. Однако раньше в центре этого региона никаких звезд не наблюдалось – разве что и Фарли, и Габриэлла стали жертвами какого-то кошмарного заблуждения.

– Выбить время на ААТ я, скорее всего, смогу, – пообещала она Габриэлле. – Для начала нам нужно будет снять кое-какие спектры.

– Как думаете, что это такое?

Фатима вгляделась в снимок. – Возможно, эффект линзирования? – В таком объяснении, однако же, многое не сходилось. Черная дыра, случайно оказавшаяся на одной линии с отдаленным скоплением звезд, конечно, могла увеличить видимые размеры скопления, одновременно усилив его яркость, однако масштаб и геометрия в этом случае были бы совершенно иными: при такой яркости увеличенный объект должен был помимо прочего претерпеть искажение, изогнувшись в форме двух дуг, центром которых служила сама черная дыра. – Опиши в телеграме то, что видишь; интерпретировать наблюдения вовсе не обязательно. Я прямо сейчас зарезервирую телескоп и перешлю тебе все детали.

– Спасибо.

Фатиме удалось договориться насчет экстренного временного окна на ААТ, начиная с 2 часов ночи. К счастью, в окрестностях Сайдинг-Спринг Октант никогда не опускался за линию горизонта, благодаря своей близости к южному полюсу.

Написав письмо Габриэлле, она вернулась в постель, но так и не смогла уснуть и просто лежала, размышляя над открытием и пытаясь собрать из разрозненных частей хоть какую-то правдоподобную гипотезу. Что, если ответственная за это явление гравитационная линза представляла собой нечто более сложное, чем одна-единственная черная дыра? Возможно, две или три галактики – оказавшихся на переднем плане, но слишком тусклых, чтобы их можно было увидеть напрямую – произвели подобный эффект, благодаря взаимной коррекции своих искаженных изображений.

В четыре часа Фатима поднялась с постели и проверила почту, но Габриэлла до сих не отправила ей ни одного письма. Тогда она направилась в свой кабинет и позвонила ей напрямую.

– Я все еще изучаю данные, – объяснила Габриэлла. – Не хочу сделать какую-нибудь глупую ошибку.

– Но что-то тебе уже удалось узнать? – не унималась Фатима.

– Сверхновые здесь ни при чем. Это всего лишь скопление самых обычных звезд главной последовательности.

– Что насчет красного смещения?

– Меньше десяти в минус четвертой степени по всем звездам, – ответила Габриэлла чуть ли не извиняющимся тоном, будто упрямые нестыковки в деталях были на ее совести.

– Понятно. – Значит, звезды вряд ли находились в какой-нибудь отдаленной галактике – а шансы на то, что прямо перед ними могла оказаться единственная гравитационная линза, были довольно малы.

– Это еще не все.

– Я слушаю.

– В промежутке между моим первым и последним снимками появилось семь новых звезд.

Фатима задумалась. – И где именно?

– По краю центрального поля.

Если речь действительно шла об эффекте линзирования, то при достаточно точном расположении объектов изображение – по мере смещения увеличенной области – могло измениться всего за несколько часов. – А некоторые звезды на внешнем крае, наоборот, исчезли, так? – спросила Фатима.

– Нет, – ответила Габриэлла. – Новые звезды появились по всему краю. Область не смещается. Она становится больше.

Глава 3

Компьютер Фатимы подал сигнал, и на экране появился график последних данных из Чили – временной ряд, описывающий угловые расстояния между новыми звездами и центром аномалии. – На вид рост близок к линейному, – задумчиво произнесла она. – Примерно две трети угловой минуты в час. – Впрочем, в достаточно малом временном интервале линейным выглядел практически любой процесс.

– Так эта червоточина стоит на месте и просто разрастается? – как бы рассуждая вслух, произнесла Габриэлла. – Или движется в нашу сторону, не меняя размера?

– Я никогда не верила в червоточины, – призналась Фатима. – Берешь две кротовины, которые движутся относительно друг друга, и получаешь машину времени. А в машины времени я точно не верю.

– Может быть, вы поверите в одну червоточину за раз? – невозмутимо заметила Габриэлла.

– Есть построения, при помощи которых машину времени можно теоретически сделать даже из одной кротовины, – припомнила Фатима. – Но… не суть. Давай придерживаться фактов.

Она выглянула из окна своего кабинета; солнечный свет, заливавший кампус этим поздним утром, действовал на нервы, вызывая ощущение джет-лага. К тому моменту, когда наблюдения перехватила Серро-Тололо[107] и на них обрушился поток новых данных, ни ей, ни Габриэлле так и не удалось поспать. В какой-то момент им все-таки придется выработать график, который даст им возможность отдыхать по очереди.

– Допустим, что этот объект…, чем бы он ни был…, обладает фиксированной геометрией и просто движется в нашу сторону, – нерешительно предположила Габриэлла.

– Тогда возьми и проверь, – сказала ей Фатима.

Габриэлла произвела необходимые выкладки. Если бы увиденные ими изменения объяснялись одним лишь движением объекта, то в телескоп его было бы видно еще за несколько месяцев до открытия Фарли – но автоматическая широкоугольная съемка, произведенная тремя неделями ранее, не засекла никаких аномалий. К еще более абсурдным результатам приводила экстраполяция модели в будущее, из которой следовало, что неопознанный объект должен был достичь Земли примерно за восемнадцать часов; этот апокалиптический прогноз моментально утратил свою силу, стоило Фатиме осознать, что восемнадцать часов с нулевой точки уже минули… и какой бы из последующих моментов они не выбрали в качестве опорной точки для совмещения модели Габриэллы с данными наблюдений, модель бы просто предсказала столкновения спустя равный промежуток времени.

– Обожаю, когда математика тычет мне в лицо моими же допущениями, – с сожалением пошутила Габриэлла.

– А если мы предположим, что этот объект разрастается из неподвижного центра? – предложила Фатима.

На этот раз выводы оказались не столь однозначными. Если аномалия представляла собой сферу, расширяющуюся с постоянной скоростью, то одновременно определить расстояние до аномалии и ее скорость, опираясь лишь на наблюдаемую быстроту изменения углового размера, было нельзя. Имеющиеся данные позволяли лишь рассчитать расстояние по известной скорости и наоборот. Но если дистанция до аномалии имела хоть сколько-нибудь астрономические масштабы, то граница сферы должна была двигаться с релятивистской скоростью: при скромных двадцати световых годах она бы достигала 99,9% скорости света.

Зазвонил телефон Фатимы. Дэниел из пресс-службы снова начал упрашивать ее набросать заявление, которое бы закрепило права университета на это открытие века.

– Мы ведь даже не знаем, что это такое! – возразила она. – Если начнем выдавать непродуманные теории, то просто выставим себя на посмешище.

– Новость уже во всех соцсетях, – предупредил ее Дэниел. – Примерно через час, когда она дойдет до информационных агентств, права на весь этот сюжет достанутся тому, кто первым объяснит с экрана, где находится эта червоточина и как именно она себя ведет.

– «Права на сюжет»? Это еще что?

– Именно к этому человеку все будут обращаться за окончательными ответами.

– Вы о тех окончательных ответов, которых, как я вам уже сказала, у меня нет?

Дэниел сменил тактику. – Вы произвели первые наблюдения. Кто же еще должен оказать публике честь и в точности растолковать ей, какого мнения придерживается современная наука?

– Первые наблюдения произвели Брайан Фарли и Габриэлла Чан.

– Мисс Чан сейчас с вами?

Фатима прижала телефон к груди и прошептала: «Ну что, хочешь получить свои тридцать секунд славы?»

Габриэлла настойчиво замотала головой.

– Извините, – ответила Фатима. – Она не спала всю ночь и теперь, похоже, слегла от гриппа.

– Пришлите мне хоть что-нибудь, – взмолился Дэниел.

– Хорошо, хорошо, – пообещала Фатима, стараясь его успокоить. Она повесила трубку. – Как только у меня появится хотя бы малейшее понимание того, что там происходит.

Глава 4

Когда Фатима, наконец, покинула кампус, Солнце уже зашло и наступили сумерки. Дожидаясь автобуса, она взглянула на юг, но Грань – как ее теперь называли – по-прежнему оставалась невидимой на фоне бледного неба.

Ей пришлось смириться с тем фактом, что без дополнительных данных расчет реального движения Грани, как и ее фактического расстояния до Земли, был совершенно безнадежным делом…, однако стоило Фатиме отвлечься от одного малопонятного аспекта этой задачи, как следом тут же всплывал новый. Она не верила в кротовые нормы, но при этом была уверена, что если они все-таки существуют, то непременно должны преломлять свет. Если поток лучей сходился в одном из входом червоточины – на манер утыканной булавками подушечки, – то точно такая же конфигурация должна была сохраняться и на противоположном конце, с той лишь разницей, что на выходе лучи бы расходились в разные стороны – не проходя при этом через общую центральную точку, так как в противном случае движение сквозь червоточину было бы заблокировано непроходимым «бутылочным горлышком». Таким образом, свет совершал своеобразный разворот на 180 градусов, несмотря на то, что половинки его траектории должны были располагаться по разные стороны червоточины.

Но Грань упрямо отказывалась преломлять свет. Стоило новой звезде появиться внутри растущего круга, как ее положение больше не менялось; окно, которое должно было искажать картинку наподобие толстой вогнутой линзы, больше напоминало пустую раму. Среди игрушечных моделей червоточин имелись и кубы, и другие многогранники – кривизна которых была сосредоточена исключительно вдоль ребер – но даже если эта червоточина по форме напоминала не сферу, а, скорее, геодезический купол, при пересечении многочисленных ребер такой фигуры изображения звезд должны были скачкообразно менять свое положение.

Вернувшись домой, Фатима почувствовала запах готовящегося ужина. – Вот теперь я вспомнила, почему решила за тебя выйти! – прокричала она Салифу.

– Не искушай судьбу, – отозвался он, когда Фатима зашла на кухню. – Министр до сих пор грозит перенести все ведомство в какой-нибудь захолустный городишко в пределах своего электората. И кто тогда будет тебе готовить?

– Ты уволишься и останешься здесь, вместе со мной, разве нет?

– Сперва я, пожалуй, выясню, как там с погодой. Моя терпимость к канберрским зимам тоже небезгранична.

Несмотря на его улыбку, Фатима вспомнила данное ею обещание – пять лет здесь, а затем переезд на новое место. Ее должность в АНУ[108]задумывалась как один из шагов на пути, который в конечном счете должен привести их если не обратно в Сенегал, то хотя бы поближе к дому.

Они сели за стол с включенным телевизором. От Грани было не сбежать, но Фатима, по крайней мере, старалась не морщиться при виде всей чепухи, которую порождало ее существование. – Я почти уверен, что сегодня нам на глаза впервые попалась инопланетная транспортная сеть, занимающая масштабы целой галактики! – восхищенно заявил известный специалист по теории струн.

– То есть мы видим… нечто вроде строящейся станции метро? – спросил интервьюер.

– Это отличная аналогия! С той лишь разницей, что видим мы не только вход на станцию, но и весь туннель вплоть до точки назначения! В таком метро длина любого туннеля гораздо меньше расстояние между его конечными станциями!

Фатима понимала его мальчишеский восторг, страстное желание верить в то, что целая Вселенная оказалась прямо у его порога. Однажды, когда Фатиме было восемь лет, ее учительница, миссис Ндойе, поделилась с классом умопомрачительной новостью о том, что астрономам удалось обнаружить звезду, совершавшую колебания под действием притяжения ее планеты. Той ночью Фатима тайком выбралась из своей комнаты, чтобы взглянуть на небо в надежде увидеть дрожащие звезды своими глазами.

Но когда она рассказала миссис Ндойе о своих планах посетить только что открытую планету, учительница аккуратно направила ее чаяния в более реалистичное русло. – Когда ты станешь старше, то, возможно, сумеешь изучить и этот мир, и тысячи подобных ему. Но даже свету требуется целые годы, чтобы преодолеть такие расстояния. Может быть, оставишь кое-что и своим внукам?

Салиф заметил выражение на ее лице. – Тогда почему ты здесь вместо того, чтобы представлять факты в правильном свете?

– Потому что никаких фактов у нас нет.

– Совсем? Хочешь сказать, ты в ни чем не уверена?

– Я знаю, что сейчас мы видим свет от звезд, которых не видели всего несколько дней тому назад, и что яркость самих звезд, насколько можно судить по внешних признакам, осталась прежней, – ответила Фатима. – Но я не знаю, где эти звезды находятся, почему они стали видны именно сейчас, и что мы увидим на небе завтра.

Салиф рассудительно кивнул. – Ну хорошо, потерпеть я могу. Так что планировать круиз по Галактике пока не буду.

Глава 5

– Это же должно что-то значить! – воскликнула Габриэлла. Чилийская команда только что зафиксировала, как голубой сверхгигант HD 183582 – удаленный от Земли на расстояние около четырех тысяч световых лет – исчез за периметром Грани.

Фатима старалась не терять бдительности, но отчасти была согласна с Габриэллой: появление такого ограничения должно было и правда вдохнуть в их выкладки новую жизнь. Запечатленное событие позволило установить максимальную дистанцию до аномалии, но в остальном мало чем отличалось от появления новой звезды внутри круга, разве что происходило в обратном порядке. Не наблюдалось ни размытия, ни искривления света; исчезнувшая звезда просто померкла – так резко, будто оказалась позади Луны.

– Ставлю пятьдесят долларов на то, что она закроет и следующую звезду, – предложила Габриэлла. HD 184039 располагалась менее, чем в девяти сотнях световых лет, так что результат они узнают уже к завтрашнему полудню.

Фатима улыбнулась. – С какой стати мне соглашаться на такое пари? Если бы расстояния до Грани как раз хватило, чтобы закрыть первую попавшуюся нам звезду, совпадение было бы слишком явным.

Габриэллу такой ответ, по-видимому, устроил, но останавливаться на достигнутом ей не хотелось. – Тогда давайте предположим, что она может располагаться ближе. Скажем,… на расстоянии меньше светового года.

Фатима не возражала. Интереса ради она была готова принять любое допущение.

– С какой естественной скоростью в пустом пространстве будут распространяться изменения в геометрии? – задала вопрос Габриэлла.

– Со скоростью света.

– Так что, если именно с такой скоростью Грань и расширяется?

– Эммм… тогда она достигла бы нас еще до того, как мы ее увидели. – Фатима внимательно изучила лицо Габриэллы, изумляясь тому, как сильно та, должно быть, вымоталась.

Габриэлла нетерпеливо покачала головой. – Но предположим, что это не сфера – предположим, что Грань имеет форму круга. Если она находится от нас на расстоянии в шесть десятых светового года и ее радиус увеличивается со скоростью света, то видимая скорость углового роста как раз совпадет с результатами наблюдений.

Фатима прекрасно понимала всю привлекательность подобной идеи. Растущая сфера не могла расширяться со скоростью света, потому что в противном случае уже давно добралась бы до Земли, однако наблюдаемая скорость роста Грани была слишком велика, что оставляло всего два варианта: либо граница сферы перемещалась с некоторой произвольной, но все же гигантской скоростью, либо расстояние между аномалией и Землей было еще меньше, чем предполагала Габриэлла.

– Вот только входы червоточины – это не диски, а сферы, – заметила она.

– Вы же не верите в червоточины, – парировала Габриэлла.

– Знаю. – Фатима ненадолго задумалась. – Возможно, диск и правда мог бы объяснить наблюдаемые оптические свойства. Если рассечь пространство-время вдоль двух гладких поверхностей, а затем отождествить оба разреза друг с другом, то эффекты кривизны будут отличаться…, хотя периметр все равно окажется сингулярным, будто космическая струна под отрицательным давлением. Сложно представить, как подобная структура может расширяться со скоростью света.

– Объяснить динамику я не могу, – признала Габриэлла. – К тому же есть и другая загвоздка, ведь мы видим не эллипс, а идеальный круг. Каковы шансы, что диск будет обращен к нам своей плоскостью?

– Думаю, тебе стоит сделать перерыв и поспать, – предложила Фатима. – Мне пора к студентам. Можем вернуться к этому завтра.

Предполагалось, что сегодняшнее занятие будет посвящено методам наблюдения экзопланет, но Фатима решила дать студентам поблажку; в эти дни, наверное, даже нейрохирурги и водители скорой помощи прямо за работой обсуждали с коллегами свои собственные теории насчет Грани – ожидать, что подобные желания сможет перебороть целая аудитория начинающих астрономов, было бы чересчур жестоким. Она позволила студентам свободно задавать вопросы и даже просто выдвигать идеи, старясь по возможности следить за тем, чтобы никто – включая и ее саму – не пытался заглушить даже самые безумные из предложенных гипотез.

– Сможем ли мы пережить столкновение с Гранью? – спросил Леон.

– А Солнце мы с собой захватим? – пошутила Фатима.

– Почему бы и нет? Если бы в Грань помещалась только Земля, то ее расстояние от нас было бы совсем небольшим, и кто-нибудь уже бы измерил ее суточный параллакс.

Идея была вполне здравой. – Учитывая вид звездного неба, – заметила Фатима, – кривизна внутри Грани вряд ли достигает экстремальных значений – до черной дыры с массой Солнца она, к примеру, не дотягивает. Но для того, чтобы изменить орбиту Земли, такого сильного гравитационного поля и не требуется.

– То есть…?

– Мы не знаем, – ответила она. – Возможно, прохождение через аномалию нас убьет, а, возможно и нет. Но даже если Грань достаточно велика, чтобы проглотить всю Солнечную систему, нам все еще не хватает данных, чтобы доказать сам факт ее движения – не говоря уже о том, что она направляется в сторону Земли.

Глава 6

Проснувшись, Фатима какое-то время просто лежала в кровати, прокручивая задачу у себя в голове. Затем она поднялась и прямо в темноте направилась к своему кабинету.

Прежде, чем зажечь свет, она закрыла дверь, затем села за стол и взяла ручку.

Проделав первую серию расчетов, которые должны были объяснить наблюдаемый рост Грани, исходя из допущения, что аномалия представляла собой неизменный объект и просто двигалась в сторону Земли, Габриэлла предполагала, что размер самой Грани пренебрежимо мал по сравнению с ее удаленностью. Фатима никогда и не думала в этом сомневаться, ведь подобная мысль по своей абсурдности ничуть не уступала попытке оспорить тот факт, что радиус Марса был гораздо меньше дистанции между ним и Землей – при том, что всю планету можно было запросто заслонить спичечной головкой на расстоянии вытянутой руки.

Но если Грань представляла собой гигантский диск, и ее центр в действительности был куда ближе к Земле, чем к границам самой аномалии, она все равно могла казаться небольшой и закрывать собой лишь крошечный кружок в небе – и все из-за дополнительного времени, которое требовалось свету, чтобы преодолеть расстояние от ее края. В своих первоначальных расчетах Габриэлла использовала задержку, связанную с расстоянием между наблюдателем и центром Грани, а не ее краем, исходя из предположения, что эти величины были практически равны, и замена одной на другую не имела особого значения.

Получив точную формулу, Фатима вернулась к началу и трижды проверила все выкладки, прежде, чем подставить в нее реальные данные.

Найти сразу все возможные величины – размер, удаленность и скорость Грани – не представлялось возможным, однако простейшее допущение сводилось к тому, что аномалия двигалась точно со скоростью света. Экстраполировав ее движение назад во времени, к моменту, когда видимый размер Грани равнялся нулю – за пять часов до первого наблюдения Фарли, – можно было узнать, когда именно Грань достигла Земли. В этом случае наблюдаемая скорость роста указывала на радиус около 450 световых дней.

Если все это было правдой, то сейчас Грань находилась на расстоянии пары световых лет от Земли, в области, диаметрально противоположной Октанту, при том, что картина в небе отражала прошлое почти 140-летней давности, когда из-за большей удаленности периметра гипотенуза треугольника размеров в 140 световых лет была примерно на два световых дня длиннее одного из катетов – а значит, свет звезд, которым вскоре предстояло скрыться за диском аномалии, должен был достичь Земли на два дня позже самого диска.

Фатима чувствовал себя так, будто помутилась рассудком. Покинув кабинет, она подошла к черному ходу и вышла на задний двор. Поблизости горел уличный фонарь, но ей удалось найти местечко, где его загораживало растущее по соседству дерево. Встав там, она стала ждать, пока ее глаза не привыкнут к темноте и на небе не появятся звезды.

По диаметру Грань уже вдвое превосходила Луну; она все еще уступала Магеллановым Облакам, но гораздо сильнее выделялась на ночном небе, благодаря идеально круглой форме. Она и правда выглядела так, будто кто-то вырезал из Млечного пути кусочек размером с монету, а затем просто передвинул его на новое место.

Услышав, как открылась дверь, Фатима обернулась и увидела Салифа. – Извини, что разбудила, – сказала она.

– Не извиняйся. Я просто хотел узнать, что тебя беспокоит.

Фатима замешкалась, будто, произнесенные вслух, ее слова могли воплотить в реальность все, что она считала правдой, в то время как молчание заставило бы фантазии раствориться в ночи подобно сну.

Мир, однако же, был устроен совершенно иначе.

– Я думаю, мы уже прошли сквозь Грань, – ответила она.

– Ясно. – Салиф потер руки, чтобы согреться. – Если хочешь, чтобы я дал на это вразумительный ответ, мне потребуется больше информации.

Фатима объяснила ему геометрию временной задержки. Поначалу Салиф хмурился, но спустя некоторое время к нему пришло понимание.

– То есть ты хочешь сказать, что все это, – он сделал широкий взмах рукой, вбирая в него весь небосвод, кроме самой Грани, – просто снимок наших старых окрестностей, которые мы видим, оглядываясь назад через портал?

– Да. Можно сказать, что этот снимок последовал за нами. Когда мы прошли сквозь портал, то вместе с нами туда попал и свет, которого оказалось достаточно, чтобы небо казалось нам таким же, как раньше – во всяком случае пока.

Салиф был настроен скептически. – Если мы видим Грань такой, какой она была 140 лет тому назад, то откуда такая уверенность в том, что мы прошли ее насквозь? Если бы она двигалась чуть в стороне от нас – как раз настолько, чтобы пролететь мимо – мы бы заметили хоть какую-то разницу?

– Если бы Грань летела мимо нас, то нам бы казалось, что по мере увеличения размеров ее центр смещается в сторону – достаточно сильно, чтобы два соседних снимка ее границ не располагались один внутри другого, а пересекались. Но на деле каждый последующий вмещает в себя все предыдущие – почти как концентрические окружности. Так что в мишень мы все-таки вписались – даже если и не попали точно в яблочко.

Салиф рассмеялся и покачал головой. – Не знаю, что и сказать! Если ты права, то мы только что преодолели тысячи световых лет, и никто этого не заметил?

– Никто не заметил, потому мы срезали путь через пространство с плоским рельефом. Если бы мы налетели на край, последствия могли быть катастрофическими, однако сама Грань, как мне кажется, – это всего лишь вакуум. Так что в каком-то смысле с нами вообще ничего не «произошло» – ничего, что можно было бы засечь, ограничиваясь только локальными измерениями. Просто окружающая нас топология оказалась не такой, как мы ожидали.

– Это, пожалуй, потянет на самое сдержанное высказывание тысячелетия. – Салиф обхватил себя руками; на улице и правда становилось прохладно. – Значит, само путешествие мы пережили, но сейчас, на новом месте нам могут грозить какие-то опасности?

– Лично я в этом сомневаюсь, – ответила Фатима. – У нас нет повода считать, что Земле угрожает столкновение с другим объектом. Новые звезды, судя по всему, расположены достаточно далеко, и даже сам размер Грани в какой-то степени указывает на то, что свое ближайшее окружение мы, скорее всего, захватили с собой.

– Но, по-твоему, это природное явление? Нас не могли поймать каким-нибудь инопланетным сачком для бабочек?

Фатима решила отнестись к вопросу всерьез, хотя и не знала наверняка, поддразнивает ее Салиф или нет. – Если Грань представляет собой топологический дефект, то возникнуть она могла еще во времена Большого взрыва. Я не могу объяснить, как именно она появилась, но еще сложнее было бы поверить в то, что ее создали искусственным путем.

– Ясно. – Салиф ненадолго замолчал, будто пытаясь сложить из разрозненных фрагментов некую удовлетворительную картину. – Насколько ты в этом уверена? – наконец, спросил он.

– Ни капли, – вынужденно признала Фатима. – Наши наблюдения эта модель описывает лучше любой известной мне альтернативы, но само по себе это еще ни о чем не говорит. Я могу сделать кое-какие прогнозы и проверить, оправдаются ли они в ближайшие несколько месяцев.

– Но рано или поздно ты все равно собираешься объявить всему миру, что наша планета уже провалилась сквозь увеличительное стекло? – Казалось, что сейчас Салиф обеспокоен сильнее, чем во время разговора о самом феномене.

– Как раз над этим я и думаю, – ответила Фатима. Сеять панику мне бы не хотелось. Но если я права, то дальше события будут принимать все более пугающий оборот: Грань продолжит расти – и чем больше звезд она закроет, тем ближе будет казаться. Если люди боятся, что столкновение с Гранью может уничтожить Землю, то что может быть лучше, чем развеять их опасения, объявив, что мы уже прошли сквозь аномалию без единой царапины?

Салифа это, однако же, не успокоило. – Но что, если ты все-таки ошиблась? Что, если эта штука просто рассеется? Ты хочешь, чтобы тебя запомнили, как женщину, заявившую, что небо упало на нас, пока мы спали? И которая в ответ на замечания, что все привычные нам созвездия до сих пор видны на своих прежних местах, продолжала настаивать, что это не более, чем мираж?

Фатима ощутила неизбежный укол обиды, но Салиф был прав в своем стремлении вернуть ее с небес на землю. – Первым делом я обсужу это с коллегами, – сказала она. – Может быть, Габриэлла сумеет найти в моей логике какой-нибудь изъян и доказать, что все это – просто бред сумасшедшего.

Салиф сделал шаг вперед и обнял ее. – Ты ведь знаешь, что я тебе верю, – сказал он. – Просто я не хочу видеть, как ты страдаешь.

– Знаю. – Фатима высвободилась из его объятий. – Нам лучше вернуться внутрь, пока мы оба не окоченели.

Глава 7

Когда Габриэлла начала слушать объяснения Фатимы, на ее лице расцвело выражение чистейшего восторга – к которому добавились нотки нетерпения, как только она, сложив все факты воедино, стала ждать, когда ее собеседница, наконец, закончит свой рассказ.

– Это полностью объясняет геометрию! – с восторгом заявила она. – При движении со скоростью света самой симметричной фигурой будет диск, который движется перпендикулярно самому себе; покоящейся системы отсчета, в которой он бы имел сферическую форму, просто не существует. И это объясняет, почему мы всегда видим его под углом в 90 градусов – он ведь не похож на фрисби или крышку канализационного люка, которые могут подлететь к нам ребром. Любой наблюдатель будет воспринимать его как диск, движущийся перпендикулярно самому себе со скоростью света.

Фатима ожидала несколько иной реакции, хотя возразить против доводом Габриэллы ей было нечего. – Тебя, похоже, не сильно беспокоит мысль, что мы могли…

– Уже оказаться на другой стороне? – Габриэлла пожала плечами. – Честно говоря, эта мысль еще со вчерашнего дня крутилась у меня где-то на подкорке, но я сомневалась, поверите ли вы в то, что мы могли просто не почувствовать перехода из-за слишком слабой кривизны.

– Понятно.

– Могу я помочь вам в работе над статьей? – умоляющим тоном спросила Габриэлла.

Фатима опешила. – Конечно. – Теперь на разгроме ее идей теперь можно было смело ставить крест; впрочем, если бы они засели за работу вместе и внимательно перепроверили все расчеты, то вполне могли найти слабое место теории, разобрав ее по кирпичикам.

К началу второй половины дня они закончили работу над первым черновиком статьи. Сама по себе геометрия была довольно простой, а имеющихся данных хватало, чтобы определить радиус Грани с точностью до нескольких процентов. Единственным источником неопределенности был прицельный параметр – расстояние между Землей и осью цилиндра, вдоль которого двигалась аномалия. Хотя без этой величины было невозможно спрогнозировать изменение видимой формы Грани в предстоящие несколько недель, они, по крайней мере, могли ограничить возможный вид последовательности эллипсов, которая должна была отразиться в результатах наблюдений после того, как их смещенный ракурс, наконец-то, станет играть весомую роль.

– Еще одна вычитка, и нам, наверное, стоит выложить статью в arXiv, – предложила Габриэлла.

– Давно ты спала? – спросила Фатима.

– Восемнадцать часов назад.

– Возможно, это стоит отложить до завтра.

Габриэлла пришла в ужас. – А если нас кто-нибудь опередит? Далеко не все пытаются загнать Грань в рамки стандартных моделей червоточин.

Фатима буквально разрывалась, но Габриэлла все-таки была права: та же самая догадка могла в любой момент прийти в голову кому-нибудь другому. Как бы они ни поступили, мысль о том, что планета могла сместиться в пространстве рано или поздно все равно бы проникла в публичный дискурс. Опубликовав статью раньше остальных, они с Габриэллой станут главными авторитетами в сюжете о Грани. При правильном выборе слов им, возможно, даже удастся смягчить общественный удар.

И все же…

– Что, если мы ошиблись? – сказала она в ответ. – Это довольно громкое заявление, учитывая, что наблюдения ведутся меньше трех дней.

– Нашу теорию еще можно опровергнуть.

– Как именно?

– Вы ведь пока не связывались с Серро-Тололо?

– Нет. – Фатима совершенно забыла о предстоящем событии.

Она открыла вебсайт. Пока они были заняты статьей, HD 184039, расположенная в девятистах световых годах от Земли, скрылась за краем аномалии.

Габриэлла оживилась. – Хотите подождать еще три месяца, пока не исчезнет Проксима Центавра? – спросила она.

– Нет. – Несмотря на преследовавшее ее ощущение тревоги, Фатима вовсе не хотела уступать первенство своего открытия. Даже если догадка окажется ложной, она пусть и попадет в не самую лучшую компанию, но уж точно не станет белой вороной. За последние сорок восемь часов arXiv пополнился семью сотнями новых статей – большинство из которых пытались объяснить природу Грани при помощи новой, экзотической физики.

Габриэлла вычитала рукопись и исправила кое-какие опечатки. Фатима выложила статью на сайт, но доступной онлайн она станет не раньше, чем спустя несколько часов.

– Я, наверное, пойду домой и немного посплю, – сказала Габриэлла. – Пока мы не ответим на второй вопрос, отдыхать рано.

– Второй вопрос? – Пока что Фатиме было тяжело выбросить из головы даже первый.

– Мы, скорее всего, уже не в Канзасе, – ответила Габриэлла. – Так что вопрос в том, куда именно нас занесло.

Глава 8

Когда Фатима выслала Дэниелу черновик пресс-релиза, он перезвонил ей меньше, чем через минуту. – Это что, шутка? – спросил он.

– Конечно нет.

– Три дня назад Солнечная система целиком прошла сквозь червоточину?

– Мне бы не хотелось использовать слово «червоточина», – настоятельно заметила Фатима. – У него слишком много сбивающих с толку коннотаций.

– Думаю, терминология – это меньшая из ваших проблем, – сказал в ответ Дэниел.

– Я всего лишь описала одну из конкурирующих теорий, – неохотно признала она. – Прежде, чем мы узнаем, чья идея верна, может пройти какое-то время. Но вы же хотели, чтобы я как можно скорее высказала свое мнение насчет Грани – вот это оно и есть.

Дэниел вздохнул, смирившись с неизбежностью ситуации. – Вы готовы отстаивать свою теорию в интервью?

– Если придется.

– Тогда дам вам один совет: подготовьте видео для иллюстрации ваших объяснений, потому что в противном случае телевизионщики найдут его за вас. Вполне возможно, в каком-нибудь второсортном фантастическом фильме.

Фатима подготовила короткий анимационный ролик, который показывал, как скользящий по границе аномалии луч света должен был отставать от движения самой Грани, влияя на ее наблюдаемый размер в любой конкретный момент времени. Она удержалась от порыва добавить к ролику формулу из теоремы Пифагора и просто расположила гипотенузу по вертикали – так, чтобы ее длину можно было визуально сопоставить с расстоянием до центра. Затем она поймала подвернувшегося под руку студента и спросила его мнения насчет анимации.

– Это слишком похоже на картинку из учебника, – недовольно заметил он. – Думаю, вам стоит показать, как выглядят настоящие звезды.

Фатима собрала последовательные снимки Грани, после чего наложила на них расширяющийся красный круг, демонстрирующий предсказанный ее моделью размер эффективного окна. Совпадение было чуть ли не до мурашек идеальным – так же, как и любая линейная аппроксимация, построенная по линейному набору данных.

Она переслала анимацию Дэниелу, который опубликовал ее вместе с пресс-релизом. Затем она села за стол и стала ждать, между делом просматривая статью, которую они написали вместе с Габриэллой, заново проверяя и перепроверяя каждое уравнение.

Первое предложение интервью поступило с местного радио Канберры. Журналистка была вежлива, но отнеслась к ее словам с толикой недоверия и нешуточным замешательством; судя по всему, она решила, что если Земля уже пересекла Грань, но внешний вид неба так и не поменялся, значит, в какой-то момент планета должна была совершить путешествие назад во времени. – Мы только видим прошлое, – подчеркнула Фатима. – Именно так все обстоит, когда вы смотрите в небо. Наш взгляд всегда обращен назад во времени.

Минуло пять часов вечера; Дэниел ясно дал понять, что на репортаж для австралийской прессы рассчитывать было уже поздно. Европа же, наоборот, только просыпалась, и утренняя передача на немецком телевидении захотела провести с ней интервью по Скайпу. – Мы запишем этот фрагмент на английском, а затем пустим в эфир с субтитрами на ваших репликах, – объяснил ей продюсер.

– Хорошо.

Фатима нервничала, однако ведущая по имени Нора, судя по всему, внимательно ознакомилась с пресс-релизом и задавала вполне разумные вопросы. – В настоящий момент обратная сторона Грани – та, через которую мы сюда попали – удаляется от нас со скоростью света?

– Да.

– Значит, если вы правы, то попасть домой с помощью того же туннеля мы уже не сможем? Мало того, что мы прошли сквозь аномалию без малейшего предупреждения – теперь мы даже не можем просто вернуться обратно?

– Так и есть, – подтвердила Фатима. – То, что движется со скоростью света, нельзя ни увидеть, ни догнать.

– Не слишком-то удобная система метро, не находите? – пошутила Нора.

– Верно, – согласилась Фатима. – Если эта модель окажется верной, то Грань почти наверняка представляет собой природный объект, а вовсе не часть какой-либо искусственной транспортной сети.

Следующей на очереди была BBC, затем – станция NPR[109]в Бостоне.

– Судя по информации на университетском вебсайте, ваша специализация связана с изучением экзопланет, – заметил журналист NPR.

– Верно. С Гранью я пересеклась исключительно по воле случая.

– Что же в таком случае произойдет с вашими исследованиями близлежащих планет, если мы внезапно оказались в другой части космоса?

Фатима рассмеялась. – Честно говоря, об этом я практически не задумывалась. Но за последние десять лет наши методы улучшились настолько, что наверстать упущенное, скорее всего, не составит особого труда. Возможно, это даже пойдет нам на пользу, ведь теперь нашим наблюдениям может открыться целая плеяда новых звезды и планет.

Глава 9

– У меня 639 писем, – сказала Салифу Фатима. Она взвесила в руке телефон, лежавший на прикроватном столике. – Мне кажется, он стал тяжелее, чем был.

Она открыла папку с входящими сообщениями.

– Письма от фанатов? – спросил он.

– Не совсем. – Салиф наклонился к ней, но Фатима спрятала от него экран телефона и, выбравшись из постели, направилась к кухне. – Я поставлю кофе. Сходи пока в душ.

Первый десяток писем состоял из неприкрытых расистских оскорблений вкупе с угрозами расправы и изнасилования. От этих слов в груди стало тяжело, и Фатима почувствовала, как пересохло во рту и бешено застучало сердце. Сев на табурет и собравшись с духом, она открыла спам-фильтр почтового клиента и ввела в него примеры нежелательных сообщений. Фильтр был достаточно сообразительным, чтобы учесть орфографические ошибки, как намеренные, так и случайные.

Папка с входящими сообщениями сократилась до двадцати трех писем – по большей части принадлежавших информационным агентствам, которые хотели получить новую информацию насчет истории с Гранью. Она ответила да пяти из них и вежливо отклонила все остальные просьбы – в конце концов, сутки ведь тоже не безграничны.

Когда подошел Салиф, Фатима попыталась изобразить радость, но он все прочел на ее лице. – Ну что не так с этими дикарями? – раздраженно произнес он.

Фатима пожала плечами. – Похоже, они думают, что из-за меня Илон теперь вряд ли прокатит их до самой червоточины, которую инопланетяне строят для того, чтобы пригласить в свою галактическую империю самых мерзких обитателей Реддита и Форчана.

Габриэлла, заглянувшая к ней в кабинет на утреннюю планерку, выглядела подавленной.

– Ты тоже получила письма с угрозами? – спросила Фатима.

Габриэлла сочувственно поморщилась. – Совсем немного. Мне повезло – в статье я значусь вторым автором и на ТВ не появлялась. Меня удручают специалисты по червоточинам.

– С чего вдруг?

Габриэлла показала ей несколько блог-постов, появившихся в ответ на их статью. Эндрю Джолифф, космолог из Принстона, писал: «Пока некоторые из нас усердно трудятся, пытаясь связать необычные оптические эффекты аномалии с динамикой расширяющейся червоточины, Бенга и Чан просто списали неподдающиеся объяснению свойства Грани на невесомую космическую струну, не приложив ни малейших усилий, чтобы обосновать ее существование».

– Он прав, – вынужденно согласилась Фатима. Граница аномалии в их модели так и осталась необъясненной – просто волшебная петля из неизвестной субстанции, которая обладала всеми свойствами, необходимыми для того, чтобы наблюдения совпали с теорией. – Но это еще не означает, что мы ошиблись. – Первый шаг в понимании природы Грани требовал прояснить взаимосвязь между наблюдениями и структурой аномалии в астрономических масштабах. Потребуются ли при этом ввести какие-нибудь экзотические поправки в физику частиц – вопрос отдельный.

– Если наша модель верна, – сказала Габриэлла, – то ни один из альтернативных прогнозов кривой роста не совпадет с нашим, как только проявятся нелинейные эффекты. И никто, кроме нас, не предсказал отклонений от круговой формы окна.

– Так и есть. – Вот только нелинейность наблюдаемого роста Грани, скорее всего, станет заметной не раньше, чем через пять или шесть месяцев, а любые изменения формы аномалии будут зависеть от смещения относительно ее оси. Пока что им оставалось лишь терпеливо ждать и, пережив волну недовольства,… продолжать и дальше делать свою работу.

– Как там дела со вторым вопросом? – спросила Фатима.

– Я составляю профиль металличности, – ответила Габриэлла. – Пока что он сопоставим с характеристиками Млечного Пути. Кроме того, мне удалось засечь несколько потенциальных цефеид, так что у нас, возможно, появится шанс определить некоторые из расстояний, не дожидаясь измерений параллакса.

– Так держать!

Когда Габриэлла ушла, Фатима села и стала морально готовиться к пяти обещанным интервью. Все они дались ей тяжелее предыдущих; на этот раз журналисты ознакомились с пренебрежительными комментариями экспертов.

– Ваш профессиональный опыт не связан с общей теорией относительности Эйнштейна, не так ли? – многозначительно спросил репортер из Сингапура.

– Это не моя область исследований, – согласилась Фатима. – Я астроном; теорию относительности я, конечно, изучала, но в целом моя работа связна с охотник поиском планет, а не космологией.

– Насколько же серьезно мы в таком случае должны воспринимать ваши заявления о том, что Земля прошла сквозь червоточину, если червоточины не входят в сферу ваших научных интересов?

Вопрос ее немного задел, хотя свой резон в нем все же был. Да и ответить на него ей было вполне по силам.

– Простейшее объяснение наших наблюдений вообще не имеет отношения к червоточинам, в их привычном понимании; речь идет об области пространства-времени, части которой соединены друг с другом необычным образом, при том, что сама она почти везде является плоской. Ни я, ни мой соавтор не претендуем на объяснение того, как эта область могла сформироваться, но это вовсе не отменяет того факта, что все имеющиеся наблюдения прекрасно согласуются с нашей моделью. Вполне возможно, что это останется верным и на протяжении ближайших дней и недель, но нельзя исключать и обратного. Кто прав, покажет лишь время.

Глава 10

– Мы планируем запустить в космос ковчег, который сбережет нашу цивилизацию.

От этих слов у Фатимы замерло сердце, и тогда она твердо решила не обращать на них внимание, продолжая и дальше загружать посудомоечную машину, но тут ее позвал Салиф: «Ты должна это увидеть!»

Фатима неохотно направилась в гостиную. Судя по заголовку, приглашенным на интервью гостем был Джордж Флетчер, директор британского аналитического центра «Институт будущего».

– Вам не кажется, что подобная реакция отдает алармизмом? – спросил ведущий.

– Отнюдь. Грань продолжает расти, и каждый раз, когда у нас появлялась возможность выяснить, не находится ли она дальше одной из звезд, реальная дистанция всегда оказывалась меньше. Теперь мы можем с уверенностью сказать, что она находится от нас на расстоянии меньше пятидесяти световых лет, но эта величина постоянно сокращается. Риск, что Земля пострадает или же просто попадет в плен к какой-нибудь инопланетной сущности, остается неясным, но готовиться нам нужно к худшему.

– Но какой корабль можно построить за такой короткий срок? И куда именно вы его направите?

Флетчер угрюмо кивнул. – Ужасно осознавать, что мы оказались в таком положении, поскольку даже при максимальном вливании доступных нам ресурсов единственным вариантом остается запуск роботизированного корабля, на борту которого будет находиться цифровая библиотека и замороженный генетический материал. Чтобы обогнать Грань, мы запустим судно в направлении, которое даст нам максимальные шансы избежать столкновения; как только корабль достигнет этой цели, искать новый дом ему придется без посторонней помощи.

Ведущий слегка нахмурился, не выходя, однако же, за рамки профессионализма. – Этот план действительно существует? В нем участвует NASA или ESA? Или, может быть, китайское CNSA?

– На данный момент нас финансируют более десятка филантропов, каждый из которых обладает довольно-таки внушительным состоянием. Конечно, мы были бы рады помощи со стороны правительственных агентств, но если политики не хотят прислушиваться к голосу разума, мы готовы ограничиться сотрудничеством с коммерческими партнерами.

Фатима плюхнулась на диван. Неужели настоящая паника начнется именно так – с шайки наивных техномиллиардеров? А все, чьи гаметы не попали на борт спасательной шлюпки, ополчатся против несправедливого истребления их собственных генов? Среди груза, возможно, даже удастся припрятать пару замороженных мозгов, чтобы будущие потомки смогли воскресить своих благодетелей после планетарной катастрофы…, или же это окажется простыми слухами, которые лишь подольют масла в огонь, вынудив толпу сжечь все дотла.

– Выключи, – попросила она Салифа. Он нажал кнопку на пульте.

– Люди задают мне вопросы, – сказал он. – Коллеги, друзья. Некоторые из них действительно напуганы. Я пересказываю им твои объяснения, но они по-прежнему беспокоятся из-за того, что ты можешь ошибаться.

– Конечно могу, – ответила Фатима. – Но если Грань представляет для нас опасность и вот-вот врежется в Землю, то шансы вовремя соорудить нечто, что помогло бы нам от нее сбежать, практически нулевые. Даже если она не мчится к нам со скоростью света, Грань все равно движется или растет настолько быстро, что в плане побега никакой разницы нет. Если мы куда-то и полетим, то все вместе.

Она разрешила Салифу снова включить телевизор, но Грань никак не хотела оставить ее в покое. Религиозный лидер в одном из сельских городков Индии довел своих последователей до настоящего безумства, увидев в Грани признаки божественного знамения; в последовавших за этим стычках между повстанцами и полицией погибло девятнадцать человек.

Последние несколько раз, когда в мире случалось нечто подобное, Фатима убеждала себя, что дело вовсе не в этом – что, будь все иначе, те же самые фанатики бы просто нашли другой повод. Но уже сейчас Грань, отчетливо выделявшуюся на фоне ночного неба, видела половина планеты, а в будущем это зрелище станет только внушительнее. До тех пор, пока природа аномалии и ее значение для Земли оставалось предметом споров, было чересчур самонадеянным ожидать, что люди просто перестанут обращать на нее внимание и заживут прежней жизнью.

– Правда так или иначе себя проявит, – убедительно заявил Салиф.

– Ты прав, – согласилась она. – Вот только к тому моменту уже может быть слишком поздно.

Глава 11

Когда Фатима вошла в комнату отдыха и направилась к кофе-машине, ей пришлось заставить себя идти, не опуская глаз. Никто из коллег не сверлил ее взглядом, не шептал и не смеялся. Даже если они считали ее позицию насчет Грани чистым безрассудством – и даже если сама теория казалась им полнейшим бредом – Фатима знала, что этим людям хватит вежливости не выказывать своего мнения в ее присутствии.

Пока Фатима несла кружку к ближайшему столику, к ней подошел кто-то из коллег. – Прошу прощения, доктор Бенга?

Она обернулась. Это был Роб Байер из группы галактических черных дыр.

– Я просто хотел сказать, что ваша статья, как мне кажется, многое объясняет. Джолифф ошибается; Грань не может быть сферой. Этот парень только за завтраком выдумывает по шесть скалярных полей, лишь бы заставить свои модели работать.

Фатима улыбнулась. – Спасибо за поддержку.

– Я слышал, что одна из групп пользуется телескопом Хаббла, чтобы получить снимки глубокого поля в пространстве между звездами.

– Между…?

– Между звездами, которые видны сквозь Грань. Они обнаружили небольшую область, в которой за местной системой звезд можно, по их мнению, увидеть фон с изображениями отдаленных галактик.

Фатима почувствовала, как по ее рукам побежали мурашки; все это напоминало сцену из кинофильма, где полицейские, просматривая видеозапись жертвы похищения, замечают на ней отражение, которое дает им возможность заглянуть на улицу через окно. – И что это за группа?

Роб замешкался. – Вообще-то мне не следовало об этом рассказывать. Они еще не сообщали о своих результатах, и сам я узнал об этом через десятые руки. Но я решил, что если вы узнаете об это заранее, то сможете применить информацию с пользой для дела.

– Спасибо, – рефлекторно ответила Фатима; она совершенно не представляла, что он имеет в виду. Но когда Роб кивнул и пошел дальше, ее вдруг осенило. Верный прогноз, сделанный до того, как станет известно о его исходе, мог бы привлечь на сторону ее модели немало новых сторонников.

Она села за стол. Много ли времени у нее оставалось в запасе? Сначала она подумала, не догнать ли Роба, чтобы узнать, когда именно будут опубликованы результаты исследования, но если бы он это знал, то наверняка бы с ней поделился. Тогда она сделала глоток кофе и попыталась сосредоточиться.

Допустим, что Джолифф прав, и Грань действительно представляет собой сферическую червоточину. Поскольку аномалия не сопровождалась облаком гамма-излучения, которое должно было возникать в результате трансформации межзвездного водорода в антиматерию с ее последующей аннигиляцией, можно было с уверенностью предположить, что червоточина не превращала объекты в их зеркальные отражения. Но так как попадавший в червоточину свет по сути от нее отражался – хотя и выходил при этом с противоположной стороны – точки, расположенные по разные стороны от горловины явно должны были соотноситься друг с другом посредством процесса, который также включал в себя отражение; таким образом, два отражения компенсировали друг друга, и хиральность путешественника оставалась без изменений.

В случае сферической червоточины даже такое ограничение допускало бесконечное множество вариантов, но наиболее естественными из них Фатиме виделись два. Во-первых, каждая точка одного входа могла отображаться в антиподную точку другого – в этом случае при взгляде сквозь Грань были бы видны те же самые галактики, что наблюдались в районе Октанта и раньше, однако их изображения были бы повернуты на 180 градусом относительно центральной точки. Во-вторых, входы червоточины, имея общее происхождение, могли оказаться зеркальными образами друг друга – отражениями в плоскости, расположенной под прямым углом к их общей оси движения. Исход в конечном счете зависел от соотношения между Землей, Гранью и этой неизвестной осью.

Другими словами, предсказать конкретный результат Джолиффу будет непросто. Но сильно ли эта картина менялась с учетом ее собственной модели? Если Земля действительно прошла сквозь Грань, то отдаленные галактики должны быть видны напрямую, без каких-либо искажений и отклонений света – однако ориентация самой планеты в процессе такого перехода могла измениться.

Если входы червоточины представляли собой плоские диски, движущиеся со скоростью света, то простейший сценарий их происхождения предполагал, что оба диска должны были покинуть место рождения, разлетевшись в противоположные стороны. Но если бы это действительно было так, то соотнести каждый из дисков с зеркальным отражением его пары относительно оси движения было бы нельзя; в противном случае объект, прошедший сквозь лицевую поверхность одного диска, вышел бы через лицевую поверхность другого. А выйти из портала, который летел вперед со скорость света, было невозможно.

Фатима не видела иного способа исправить положение, кроме как добавить поворот на 180 градусов: сначала отразить каждый из дисков относительно их общей оси, а затем развернуть так, чтобы лицевая сторона одного была сопоставлена тыльной стороне другого. Но какое направление использовать в качестве оси вращения? Подошла бы любая прямая, перпендикулярная направлению движения…, но как этот произвольный выбор могла сделать сама природа?

Чем больше Фатима думала об этой проблеме, тем сложнее она казалась. Она действительно не имела ни малейшего понятия о том, как могли сформироваться эти диски, поэтому в своих рассуждениях могла полагаться лишь на смутное чувство симметрии. Ко всему прочему, направление движения дисков также могло быть выбрано совершенно произвольно, даже если их импульсы идеально компенсировали друг друга. Однако необходимость лишний раз делать выбор, буквально выдергивая решение из вакуума, по-прежнему воспринималась как своеобразный изъян.

Она всегда могла обнародовать половину своего прогноза, заявив, что часть космоса, наблюдаемая между новыми звездами, расположена позади Земли – в противоположном от Октанта направлении. Этот результат практически не вызывал сомнений – к тому же, если она была права, то модели Джолиффа для объяснения тех же наблюдений придется в открытую положиться на банальное стечение обстоятельств.

Допив кофе, Фатима обвела взглядом комнату. Она ничуть не сомневалась, что люди обсуждают Грань буквально за каждым столиком, но на любого сторонника и противника ее теории, как ей казалось, приходился десяток тех, кто еще не принял окончательного решения в ожидании новых фактов. Изначально она и сама была таким же осторожным агностиком и воздерживалась от любых заявлений, так или иначе выходивших за рамки наблюдаемых фактов. Если сейчас она сделает прогноз насчет глубокого поля, это будет лишь случайной догадкой – и если ее предсказание сбудется, докажет оно лишь то, что ей просто повезло.

Когда она вернулась домой, в теленовостях не было и намека на то, что лихорадка вокруг Грани, наконец-то, пошла на спад. Новая группа мошенников предлагала «оцифровывать» людей и транслировать их прямо в космическое пространство, что, надо признать, решало проблему с побегом от релятивистской угрозы на неповоротливом космическом корабле, но не вселяло особой уверенности в содержании трансляции – не говоря уже о дальнейшей судьбе переданных данных. По всему миру расцветали мелкие культы, приписывавшие Грани свой собственный уникальный смысл, однако Фатиму больше беспокоили не они, а люди, которые просто смотрели на небо в поисках ответов, не обращая внимания на чепуху, которой их кормили псевдорационалистские и псевдорелигиозные деятели. Еще немного, и внутреннее чутье небезосновательно подскажет им, что к планете приближается объект исполинских размеров.

– А разве наши предки в прошлом не сходили с ума при виде солнечного затмения? – возразил Салиф. – Но я ни разу не слышал, чтобы историки приписывали затмению хоть сколько-нибудь значимую роль в культурном регрессе.

Фатиму это, однако же, не успокоило. – Затмения длятся всего несколько часов. А на решение этой проблемы может уйти пара лет.

Салиф нахмурился. – А твой заклятый враг, стало быть, не мучается угрызения совести насчет распространения паники?

– Джолифф? – Фатима покачала головой. – Я не могу его в этом винить. Сам он никогда не утверждал, что Грань достигнет Земли; все его выкладки говорят о том, что рано или поздно расширение должно было замедлиться, а затем пойти вспять. Он верит, что за последние тринадцать миллиардов лет нечто подобное уже происходило в случайных точках нашей Вселенной. Его червоточины не могут расти до бесконечности, потому что иначе наш мир был бы похож на швейцарский сыр.

Зазвонил телефон Фатимы. Это была Габриэлла, голос которой выдавал радостное волнение. – Вы слышали о глубоком поле?

– Нет. – Фатима ощутила укол вины; она не поделилась с Габриэллой своей сегодняшней наводкой, убедив себя в том, что взваливать на нее такую ношу было бы попросту несправедливо. Но ее подопечная была взрослой женщиной, и вполне могла принимать решения за себя.

Рассказав уже известные Фатиме факты, Габриэлла поделилась с ней новым открытием, которое и побудило ее сделать этот звонок.

– Это означает, что фон не изменился! Все видимые нами галактики находятся ровно там же, где были до появления Грани!

Глава 12

Фатима потеряла всякую надежду на сон. Салиф сказал ей, что готов оставаться на ногах всю ночь и готовить, чтобы не дать ей выбиться из сил за работой, но она убедила его лечь спать, после чего дом погрузился в полную тишину.

Модель Джолиффа потерпела сокрушительное поражение. Различные аспекты геометрии, за которую он так ратовал, конечно, могли дать в сумме исходный вид звездного неба, но отстаивать их с невозмутимым лицом никто бы уже не стал.

Ее собственная теория, впрочем, до сих пор находилась в подвешенном состоянии. Для ее объяснения оба диска должны были двигаться в одном и том же направлении. Этот сценарий не требовал дополнительных неуклюжих вращений, благодаря чему диски можно было отождествить друг с другом при помощи обычного отражения – которое, в свою очередь, компенсировало отражение на границе аномалии, позволяя путешественнику пройти сквозь Грань, не меняя ориентации.

Но как два диска, имея общее происхождение, и двигаясь в одном и том же направлении с одинаковой скоростью, могли отдалиться друг от друга на тысячи световых лет?

Получается, диски появились независимо друг от друга? Но как в таком случае между ними могла возникнуть связь?

Фатима накинула пиджак и, крадучись, вышла на задний двор, закрыв черный ход так тихо, как если бы пыталась тайком улизнуть из родительского дома на запретную ночную гулянку.

Круг, который все называли Гранью, к этому моменту стал шире и ярче Большого Магелланова Облака, но на вид был куда гуще пронизан вкраплениями пыли и газа. Над заполненной плоскостью, чуть ниже границы круга, звезды начинали редеть; именно там Хаббл обнаружил место, с которого можно было вести наблюдения за космическим фоном.

Но даже объекты на переднем плане казались более отдаленными, чем обычно: по оценкам Габриэллы все цефеиды находились на расстоянии не меньше пятидесяти тысяч световых лет. Все прочие звезды, насколько можно было судить, располагались еще дальше. Если сейчас они видели перед собой фрагмент Млечного Пути, то вполне могли наблюдать его откуда-то извне.

Вот только откуда именно? Если оба диска неслись сквозь пространство по параллельным траекториям, то что заставило эти траектории разойтись?

Фатима представила цилиндрический след, оставленный дисками в пространстве-времени. Она мысленно передвигала их из стороны в сторону, пытаясь вообразить идеальную конфигурацию – именно ту, которую бы выбрала природа, будучи не в состоянии выбрать что-то другое. Располагались ли они рядом, двигаясь с одной и той же скоростью? Или один диск следовал за другим, обреченный на вечную игру в догонялки?

Вопрос о выборе оси вращения, которое, как ей казалось, должно было соотнести поверхности двух дисков, не сводился к какому-то конкретному ответу или естественному решению – потому что никакого вращения не было. Но может быть, она ошиблась, решив, что эта догадка привела ее к совершенно иной проблеме. Возможно, ответ на этот вопрос был таким же, как раньше.

Вернувшись в свой кабинет, она принялась собирать необходимые программы. Большая часть нужных ей модулей уже была написана другими людьми; Фатиме оставалось лишь сопрячь их друг с другом. Одна из таких программ сканировала звездные каталоги, полученные со спутников Hipparcos и Gaia, в поисках последних данных об измерениях текущих координат и собственного движения. Другая, используя многочисленные данные о звездах, моделировала вид звездного неба для произвольных наблюдателей, в любой заданной точке пространства-времени. Наконец, третий модуль сравнивал полученное на предыдущем шаге изображение с последним снимком звезд, исходя из нового расположения планеты.

Сделав прикидку насчет отправной точки своей внегалактической охоты, Фатима запустила поисковый алгоритм. Процесс был отнюдь не быстрым; на каждой итерации программе приходилось отыскивать наилучшие совпадения среди миллионов звезд. Ей, однако же, удалось сузить исходный набор степеней свободы до единственного параметра, и уже спустя сорок минут расчеты прямо на глазах у Фатимы сошлись к окончательному ответу.

Когда программа, сделав все от нее зависящее, наконец-то, завершила работу, сходство между реальным и искусственным изображениями – пусть даже и легко различимыми на глаз – оказалось по-настоящему пугающим. Не все звезды были измерены и занесены в каталоги, как и не каждое измерение отличалось идеальной точностью. И все же, проследовав за движением Грани в будущее, алгоритм обнаружил ракурс, который в общем и целом соответствовал тому, что она видела в ночном небе.

Второй диск, движущийся по собственной, параллельной траектории, оказался не нужен. Проходя через лицевую сторону Грани, путешественник покидал тыльную сторону того же самого диска…, но с некоторой задержкой во времени. Прошлая и будущая гиперповерхности цилиндрического следа, который диск вычерчивал в пространстве-времени, каким-то образом сместились вдоль их общей границы, что изменило характер их склейки, при том, что обе поверхности по-прежнему находились в тесном контакте друг с другом. Это напоминало не столько мост или туннель, сколько древнюю линию разлома, выветрившуюся до такого гладкого состояния, что ее можно было пересечь, даже не заметив, что отдельные пласты в итоге оказались совершенно не там, где должны.

Фатима выключила компьютер, погасила свет и тихонько направилась в спальню. Нырнув под одеяло, она обхватила руками Салифа и крепко обняла мужа, прильнув к теплоте его тела.

Салиф шевельнулся. – Есть успехи? – спросил он.

– Да. Я тебе обо всем расскажу утром. Прямо сейчас мне нужно немного поспать.

– Здравая мысль. – Он накрыл ее руку своей ладонью. – Не знаешь, сколько там на часах?

– Примерно 65 000-ый год н. э., – ответила Фатима.

Глава 13

– У меня появилась идея, – объявила Габриэлла. – Думаю, у нас есть шанс раз и навсегда разрешить этот спор. Но для этого потребуется коронограф. В космосе.

– Я слушаю, – сказала Фатима.

План показался ей вполне разумным, однако для его реализации требовалось выбить время на телескопе имени Джеймса Уэбба. Фатима принялась рассылать электронные письма, пытаясь завербовать сторонников их нового проекта и совершенно не надеясь на успех. Среди ее знакомых в экзопланетном сообществе не было ни одного человека, отрицавшего новую модель Грани, но это лишь усиливало их желание использовать Уэбб по его прямому назначению, ведь в скором времени все его планетарные мишени должны были оказаться вне досягаемости измерительных приборов.

Джолифф, наконец, затих, но остальные приверженцы червоточин упорно стояли на своем. Даже тот факт, что всего один взгляд в южное небо мог продемонстрировать им вид на Млечный Путь – каким бы он выглядел в 65000-м году н. э. с расстояния в 63000 световых лет – не мог убедить их в том, что они и сами преодолели этот же промежуток времени и пространства вместе с Землей. Червоточины можно было использовать на манер машины времени, а значит, они вполне могли видеть свет, попавший сюда прямиком из будущего. Модель Эскалатора объясняла те же наблюдения, не нарушая принципа причинности; проходя сквозь Грань, вы действительно пересекали громадную область пространства-времени, однако скорость света при этом не превышалась, а развернуться и снова попасть в свое старое время было уже нельзя.

Шли дни, и едва заметная сплюснутость очертаний Грани продолжала набирать силу; судя по характеру ее роста, расстояние между Землей и осью аномалии составляло около двухсот световых дней. Сторонники сферических червоточин больше не могли укрываться за своими аргументами, но хотя асимметрия надвигающейся на Землю громады действительно смогла утихомирить кое-кого из критиков, тот факт, что искривленная граница аномалии должна была расти быстрее идеального круга, держал Фатиму в постоянном напряжении – учитывая, что даже сейчас вид растущего в небе объекта вполне мог стать поводом для паники.

На тридцать шестой день после пересечения Грани они получили оповещение о выделенном под их нужды времени на телескопе Джеймса Уэбба. До назначенного окна оставалось еще три дня. Габриэлла радовалась так, будто ей предстояло лично совершить полет к точке Лагранжа, чтобы управлять инструментом напрямую.

– Это будет непросто, – подчеркнула Фатима. – Если не получится, постарайся не принимать это близко к сердцу.

– Хорошо.

Поток спама тем временем продолжал просачиваться через настроенные Фатимой фильтры; в последних письмах не было ни оскорблений, ни угроз, но их отправителям, судя по всему, отчаянно хотелось поделиться с ней своими личными теориями насчет Грани. Их тексты по большей части представляли собой бессвязную писанину, но Фатима чувствовала себя обязанной хотя бы бегло просматривать почту, в которой не было откровенного хамства.

Нас отправили в изгнание, – прочла она. Своего имени отправитель не указал. – Стоило нам лишь выйти за пределы Земли, как те, к кому мы протянули руку, просто отбросили нас прочь. Так сострадательный человек смахивает непрошеное насекомое со скатерти для пикника вместо того, чтобы просто его раздавить.

Подобный сценарий, конечно, не исключался, но Фатиму слова анонима не убедили. Ведь цивилизация, способная создать нечто вроде Грани, не увидела бы в людях ни малейшего намека на угрозу. Так или иначе, при должном везении им вскоре удастся пролить свет на происхождение аномалии, выбросившей Землю за пределы Млечного Пути: была ли она результатом недавнего события, случившегося в близлежащем космосе, или же пришла к ним издалека, имея при себе нечто большее, чем можно было ожидать от простого инструмента, созданного щепетильными соседями ради выселения землян.

Глава 14

– Так, я в системе, – сообщила Габриэлла. – Надеюсь, что ничего не сломаю.

– Главное, не нажимай кнопку самоуничтожения, и все будет в порядке. – Фатима помедлила. – Мне выйти? – Сейчас они находились в ее кабинете, но Фатима не знала, как Габриэлла отнесется к тому, кто будет стоять у нее над душой.

– Нет! Мне может понадобиться ваша помощь.

Интерфейс управления телескопом был довольно прост и понятен; к тому же Габриэлле уже доводилось пользоваться автоматическими инструментами. Фатима, однако же, была рада, что ей не придется коротать время, прохаживаясь туда-сюда за закрытой дверью.

Габриэлла ввела и проверила координаты, после чего дождалась, когда телескоп повернется в сторону Октанта. На первом пробном снимке было изображено плотное, ослепительно яркое звездное поле с расположенной в центре лучистой звездой, которую им как раз-таки видеть не хотелось.

Выбор и подстройка маски коронографа сводилась к простому методу проб и ошибок. После нескольких попыток вредное свечение, наконец, исчезло.

Позади заслоненной звезды появилась маленькая точка – всего один-единственный яркий пиксель. Свет исходил не от планеты, а от гораздо более тусклой звезды, которая случайно попала в тот же ракурс.

Габриэлла выдохнула. – А теперь попробуем снять спектр, – пробормотала она.

Расположение карликовой звезды в общем и целом совпадало с ожидаемым, но Фатима понимала, что это также могло оказаться простым совпадением. Не исключено, что речь шла об одной из «новых» звезд, которые нельзя было проследить до какого-либо конкретного предшественника из звездных каталогов.

После того, как Габриэлла запустила процесс наблюдения, оставалось только ждать. Фатима подумала: Может быть ошибиться – это не так уж и плохо. Может быть, Вселенная и правда наполнена волшебными червоточинами, пересылающими изображения в прошлое, а построили их дружелюбно настроенные инопланетяне, которые вовсе не пытались забросить Землю в глубины космоса, а всего лишь хотели поделиться с нами своими последними галактическими селфи.

Наверху экрана появилась линия, вычерчивающая график светимости карликовой звезды в околоинфракрасной части спектра. Сохранив изображение на диске, Габриэлла открыла его рядом со спектром из каталога. Все точки минимумов и максимумов совпадали.

Когда Грань скрыла голубой сверхгигант HD 183582, расположенный в четырех тысячах лет от Земли, никто уже и не пытался отыскать эту карликовую звезду – ведь находилась она в два с лишним раза дальше и сильно уступала гиганту в яркости. Она бы наверняка исчезла, стоило ей лишь пересечься с границей аномалии; к тому же ее близость к центру диска наводила на мысль, что произойти это должно было еще до того, как Фарли впервые обнаружил саму Грань.

Но карлик не исчез. Он просто затерялся на фоне сияния более яркой звезды, которая неожиданно возникла прямо за ним – когда Грань увлекла его за собой, переместив на 65000 световых лет. Карликовая звезда была их спутником, совершившим точно такое путешествие восемь тысяч лет тому назад. Иначе объяснить ее присутствие было нельзя.

Фатима разрыдалась. Габриэлла повернулась к ней, застыв от недоумения. – В чем дело? Это ведь то самое доказательство, которого мы так ждали! Вопрос решен!

– Я не хотела, чтобы это было правдой, – призналась Фатима. – Не хотела, чтобы мы оглядывались назад, оказавшись в темноте. На что нам теперь надеяться?

Габриэлла ничего не сказала. Взяв себя в руки, Фатима указала на пару совпадающих спектров. – Ты должна как можно скорее об этом рассказать. Людям нужно знать правду.

– Поможете мне все правильно оформить?

– Идея твоя и открытие тоже. – Фатима улыбнулась. – Просто не забудь настроить себе хороший спам-фильтр.

Глава 15

По дороге к фермерскому дому Кэрол Фарли молчала. Она предложила довезти Салифа и Фатиму на своем грузовике, убедив гостей остановиться у нее вместо того, чтобы провести ночь в отеле.

– Это была прекрасная церемония, – сказал Салиф.

– Спасибо, – ответила Кэрол. Они обошлись без религиозных обрядов, но в городской ратуше собралось около сотни человек, пожелавших почтить память ушедшего из жизни друга.

Рядом с фотографией Брайана разметили плакат с кометой Фарли, который специально для этого случая подготовил кто-из его внуков. У Фатимы сложилось впечатление, что из двух сделанных им открытий родственники Брайана до сих пор придавали наибольшее значение именно комете – хотя объяснялось это, скорее всего, тем, что имя своего первооткрывателя носила только она. При всех заслугах Брайана никто бы не стал переименовывать в его честь весь Млечный Путь – пусть даже он и стал первым человеком, которому удалось взглянуть на нашу галактику со стороны.

Пока машина громыхала по усыпанной гравием дороге, небо уже начало темнеть. Фатима едва не отказалась от приглашения на похороны; переслав Фарли копию своей статьи, она обменялась с ним несколькими электронными письмами, но это едва ли делало их близкими друзьями. И все же просьба казалась искренней, а Фатиме не хотелось оскорблять вдову Брайана своим отказом. Крошечные эпизоды их жизней, которым было суждено просуществовать куда дольше своих обладателей, столкнулись и переплелись друг с другом, и хотя смысл этой истории оставался для Фатимы загадкой, прийти на церемонию, чтобы отдать дань уважения Брайану, следовало хотя бы из простой благодарности.

На подъезде к фермерскому дому Фатима услышала лай собак. В ответ Кэрол устроила им словесный нагоняй, но своим гостям сказала лишь: «Не волнуйтесь, они просто лапочки». Фатима мысленно приготовилась к худшему, но когда она вышла из кабины, собаки просто прохаживались перед ней взад-вперед, сохраняя дистанцию.

Кэрол погасила фары, и фермерский дом вместе с окрестными строениями погрузился во тьму. Фатима отошла на несколько шагов от грузовика и взглянула в небо.

На юге вдоль линии горизонта раскинулась Галактика, слегка повернутая к Земле своей плоскостью. Фатима смогла разглядеть фрагмент одного из спиральных рукавов, но по мере восхода Млечного Пути изображение должно было стать четче. В северной части неба располагался более крупный эллипс, заполненный старыми звездами; один из его концов указывал на юг, где свету, идущему от дальней границы аномалии, требовалось больше времени, чтобы достичь Земли.

– Небо меня никогда особо не интересовало, – призналась Кэрол. Она указала на Млечный Путь. – Но это зрелище и правда впечатляет.

– Кажется, оно так близко, что можно дотронуться рукой, – добавила Фатима.

Когда они вошли дом, Кэрол показала Фатиме и Салифу их комнату. – Я пока не собираюсь ложиться, так что если вам что-то понадобится, просто попросите.

– Очень мило с вашей стороны, – поблагодарил ее Салиф.

– Я рада, что вы навестили нас вдвоем. – Кэрол уже собиралась уходить, но затем снова обернулась к гостям. – Я оставила на столе записку с паролем для Wi-Fi, на случай если он вам понадобится.

Когда она ушла, Салиф сел на кровать и ослабил галстук. Он взял со стола бумажку с паролем и протянул ее Фатиме. – Давай, я знаю, ты этого хочешь.

– Ну ты и злодей. – Но от пароля, однако же, не отказалась.

Она уже рассказала о поездке большинству друзей и коллег, так что в почте ее ожидало всего с полдюжины писем. Последнее было отправлено из парижского института INSU[110]

Дважды прочитав письмо, она села на кровать рядом с Салифом. – Что бы ты подумал, если бы я устроилась на новую работу, во Франции?

Салиф нахмурился. – Хочешь сказать, что нам придется разговаривать с коллегами на нашем втором языке, взамен четвертого? И тратить в четыре раза меньше времени на полеты домой?

– Ты знаешь, что в Париже бывает еще холоднее, чем в Канберре?

Салиф пожал плечами. – Ты правда хочешь эту работу?

Фатима описала ему суть проекта. Его целью был сбор команды, отвечающей за проектирование и эксплуатацию нового спутника, специально предназначенного для изучения отступающих границ аномалии. Всякий раз, когда на пути Грани окажется источник гентгеновского или гамма-излучения, факт покрытия будет записываться – пополняя массивы данных о поведении аномалии в области самых высоких энергий.

– Либо я продолжу заниматься экзопланетами и попытаюсь улучшить методы наблюдения, чтобы их можно было и дальше картировать с учетом новых расстояний, либо сменю деятельность и потрачу последние двадцать лет своей карьеры на что-то другое.

Салиф обдумал оба варианта. – Млечный путь никуда не денется. Я надеюсь. А вот Грань – совсем другое дело.

– Вот и я о том же подумала, – ответила Фатима.

С оплакиванием старых небес и былых мечтаний было покончено. Но Фатима никогда бы не смирилась с необратимостью их изгнания – как не смирилась бы и с тем, что человечеству никогда не удастся преодолеть бездну, отделяющую его от далеких звезд.

– Если Эскалатор был рукотворным объектом, то рано или поздно мы создадим свой собственный, – сказала она. – Но если это было природное явление, оно, скорее всего, встречается не так уж редко; мы наверняка сможем найти и другие. Так или иначе, если однажды мы снова захотим совершить такой вояж – уже не случайно, а по собственной воле – нам стоит как следует изучить то, что нам доступно, пока аномалия не оказалась вне досягаемости.

Салиф улыбнулся ее смелым словам. – Это самая трудная задача, какую я только могу себе представить.

– Согласна, – сказала в ответ Фатима. – Но так уж вышло, что теперь мы здесь, и есть лишь один путь назад.

Перевод: Voyual