Оставь окно открытым

Глава 6
ИСТОРИЯ ВЕСНУШКИ

Только вчера на земле все было совсем другим. Города были без этих штучек: без электричества, без метро, без телевизоров. Их тогда еще не придумали, ничего не придумали.

— Тогда это было не вчера, — перебила его Катя.

— Как не вчера? — сердито нахмурился Веснушка. — Ты же сама только что сказала, что «вчера» — это недавно. А то, что я хочу рассказать, случилось совсем-совсем недавно. Так что не мешай мне и не перебивай меня, пожалуйста.

Веснушка поглядел в окно, придвинулся к Кате поближе.

— Ну так слушай, — начал свой рассказ Веснушка…

Вчера все города были еще маленькие. И вокруг каждого — высокая стена. Девчонки, вроде тебя, носили длинные юбки. Те, что побогаче, обували шелковые туфельки, вышитые золотом, а всякая беднота таскала тяжелые деревянные башмаки. Топ-топ-топ! Так вот. О чем это я? Ах, да! Жили в одном городе братья-кузнецы. Когда не было туч на небе, я любил заглядывать к ним в кузницу. Их было двое, и оба рыжие. Красные вихры так и торчали во все стороны. Мне нравилось смотреть, как они работают. Грохот и звон стояли в кузнице. Хвостатые искры разлетались и гасли в темных углах. Братья выковывали легкие кольчуги и тяжелые мечи с узорными рукоятками. К ним приходили бедняки с суровыми неулыбчивыми лицами. И каждый незаметно уносил под плащом кто кинжал, кто меч, кто кольчугу.

Около кузницы часто околачивался юркий человечек. Кончик носа у него так и вертелся, до того ему хотелось все разузнать, разведать, разнюхать.

Вот он-то и донес королю, что братья-кузнецы тайно вооружают народ. Чтоб не увидеть мне Солнышка, я сам это слышал. Ведь как раз в это время я сидел на королевской короне, забравшись в большой драгоценный камень.

— А зачем они это делают? — с недоумением спросил король. Он был не очень-то умен и догадлив, этот король. Но злобы в нем хватило бы еще на несколько королей.

Доносчик смутился, заюлил.

— Во всяком случае не для того, чтобы защищать вас, ваше величество, — наконец намекнул он королю.

Тут уж король сообразил, о чем речь. Он так хлопнул себя по лбу, что я чуть не вылетел из драгоценного камня, где устроился так уютно.

— Они мне дорого за это заплатят. Да, да. Дорого, — прохрипел король.

Он кликнул стражу.

— Старшего брата заковать в цепи и бросить в тюрьму, — приказал он. — А младший пусть сегодня же до захода солнца не поленится внести за него выкуп — сто золотых монет. Ну, а если он предпочтет проваляться это время на своем тощем тюфяке или сыграть с приятелями в кости где-нибудь в трактире — пускай потом пеняет на себя. Не будь я король, но на закате голова старшего брата слетит с плеч.

Под вечер весь город собрался на площади перед дворцом. Сперва меня все это очень забавляло. На балконах расселись знатные дамы в пышных платьях. Я затеял с ними развеселую возню. Налетишь на какое-нибудь кольцо или ожерелье, оно засверкает, а я отскочу от него и прямо кому-нибудь в глаз. Бедняга морщится, жмурится, загораживается ладонями, а мне смешно.

Но вот на площадь вышел палач. Весь в черном, в черном длинном капюшоне. Ни на кого не глядя, тяжелым шагом он медленно поднялся на помост и встал неподвижно, опершись обеими руками о топор.

Стражники вывели на площадь старшего брата. Кое-кто из моих братишек, те, кто поглупее, обрадовались, бросились скакать по его цепям.

Но мне стало как-то не по себе.

А тут еще чувствую, беда! Солнце тянет меня за собой, а само уходит за дальние горы.

Я попробовал было его удержать, уцепился за позолоченный шпиль колокольни. Да разве Солнышко удержишь?

И тут сверху, с колокольни, я увидел: далеко-далеко за крутым горным кряжем по узкой дороге скачет младший брат. Погоняет лошадь: вперед, вперед, моя славная лошадка! А пояс ему оттягивает тяжелый кошель.

Видно, собрал он все-таки сто золотых. Видно, помогли ему в беде добрые люди, отдали последнее, что имели сами. Но он еще далеко, а Солнышко уже наполовину ушло за горы. Только на шпиле колокольни еще сидит кое-кто из моих братишек, таких же, как я, самые отчаянные. А на площадь со всех улочек и закоулков уже выползает темнота. И черная тень палача становится все длиннее, тянется к ногам старшего брата.

Тут король медленно, торжественно поднял руку и уронил белый платок.

— Палач! — воскликнул он. — Солнце уже зашло!

И тут я решился. Пойми, я решился на это от отчаяния. В другое время я бы ни за что этого не сделал. Никогда. Но я не мог иначе.

Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я спрыгнул с колокольни вниз, прямо на топор палача.

Топор засверкал, заблистал. Я чуть было не порезался — отточен он был на совесть.

Не представляешь, как мне было худо! Ведь я всего-навсего обыкновенный солнечный луч… Одним концом я крепко-накрепко прирос к Солнцу. И оно тянуло меня за собой.

Но я уже слышал тяжкий, измученный храп коня и гулкий топот копыт.

— Палач! — с торжеством завизжал король. — Время истекло! Пора!

— Нет! — закричали все люди на площади. — Нет! Последний луч еще горит на топоре палача!

Тут Солнце так рвануло меня… Мне показалось, что я сейчас погасну, разорвусь на части от этой нестерпимой боли! Но я уперся покрепче… как только мог… изо всех сил…

О-ох!.. И я оторвался от Солнца!

А оно, Солнышко, вместе со всеми моими братиками ушло за горы. Горные вершины посинели, стали холодными, острыми…

И в этот миг на площадь влетел всадник. Это был младший брат. К ногам короля тяжело упал кошель с золотом… Ну, дальше уже неинтересно…

Веснушка нахмурился, отвернулся, засопел носом.

Шаркающей походкой, будто он вдруг состарился, добрался до пустой чашки, прошел по краю блюдца, скрестив ноги по-турецки.

— Нет, пожалуйста, расскажи еще, — взмолилась Катя.

— Ладно, — вздохнул Веснушка, — хотя, наверное, это самая грустная история на свете. Так на чем я кончил?

— На том, что «дальше неинтересно», — подсказала Катя.

— Неинтересно? — прямо-таки вспыхнул Веснушка. Он сердито дернул «молнию» на курточке сначала вниз, потом вверх. — Ах, так, значит, тебе неинтересно?

— Нет, мне-то интересно, очень интересно, — попробовала объяснить Катя. — Это ты сам сказал «дальше неинтересно».

Веснушка вскочил на ноги. Он хотел выпрыгнуть из чайной ложки, но, к несчастью, поскользнулся и упал на спину, задрав кверху тонкие ножки. От этого он рассердился еще больше, обиделся, так и запылал.

— А ну, покажи мне его, — Веснушка прыгнул на край блюдца, угрожающе стиснул раскаленные кулачки. — Подавай сюда этого «Дальше»! Я ему сейчас задам хорошую трепку!

— Какого «Дальше»? — в недоумении спросила Катя.

— Какого-какого! Того самого! — Веснушка просто захлебывался от обиды, гнева. — Ты сказала «Дальше неинтересно». Кто он такой, этот «Дальше» которому неинтересно, как случилось это ужасное несчастье, как я оторвался от моего Солнышка? Где он?

— А… — вдруг догадалась Катя. — Да нету никакого «Дальше». Дальше — это значит, ну, что было потом, понимаешь?

— Если нет никакого «Дальше», так зачем же ты подняла весь этот шум, устроила скандал? — сердито посмотрел на Катю Веснушка. — Ну и характер у тебя, как я погляжу…

Веснушка неодобрительно покачал головой. Но Катя видела, он уже успокоился. Из красного стал оранжевым, потом желтым.

— Так на чем я кончил? — снова спросил Веснушка.

Но Катя из осторожности промолчала, не стала ему подсказывать.

— Ах, да! — сам вспомнил Веснушка. — Я остался один на темной площади. Не представляешь, как мне было страшно и одиноко. Ведь я совсем не привык к самостоятельной жизни. К тому же, понимаешь, темнота. Липкая, жадная Темнота-Темнотища, Она окружила меня сверху, снизу, со всех сторон. Ты только представь себе: маленький солнечный луч один-одинешенек в полной темноте.

— Смотрите, смотрите! Летающий огонек! — крикнула какая-то женщина и накрыла меня платком.

Можешь не сомневаться, я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно прожег платок и вылетел на волю.

Но отовсюду ко мне тянулись руки. Люди кричали, указывали на меня пальцами. Скажу тебе откровенно, я совсем потерял голову, начал метаться по площади.

Я налетел на гладкий щит начальника королевской стражи. Зацепился за чью-то алебарду.

Мне хотелось только одного: куда-нибудь спрятаться, скрыться. Прийти в себя, передохнуть хоть немного, понять, что со мной случилось. И тут мне повезло: я увидел старый глиняный кувшин с отколотым горлышком, валявшийся на земле. Я нырнул в него, скорчился на самом донышке. Кто-то ударил кувшин ногой, и он покатился, дребезжа и подскакивая. Еще счастье, что не развалился.

Наконец все разошлись, и стало тихо. Тогда бездомные кошки со всего города явились на площадь, чтобы погреть лапы и животы возле старого, треснувшего кувшина. Ведь кувшин стал очень теплым и грел не хуже печки.

Кошки так ласково и благодарно мурлыкали, что я немного утешился. С тех пор, по правде говоря, я и люблю кошек…

— А что, все лучи такие же человечки? — спросила Катя.

— Скажешь тоже! — вскинулся было Веснушка, но тут же снова уныло опустил голову. Заговорил совсем тихо: — Нет, я один такой на свете. Ведь все другие лучи крепко держатся за Солнышко. По правде говоря, когда я оторвался, я был просто клубком спутанных золотых ниток. Но это очень скучно, быть каким-то клубком. Все мысли спутаны-перепутаны. Конечно, можешь не сомневаться, я долго думал, выбирал: кем мне стать? Прикидывал и так и эдак. Думал, может быть, мне стать солнечной кошкой или солнечной собакой? Но я к тому времени уже немного разобрался, что к чему тут у вас на земле. Поэтому я и решил стать не кем-нибудь, а солнечным человечком. Это мне показалось лучше всего.

«Правда, лучше», — подумала Катя.

— Мяу!.. — хрипло сказал Кот Ангорский, неожиданно появляясь на подоконнике.

Он пристально и хищно уставился на Веснушку своими плоскими серебряными глазами.

Катя увидела, как на миг из бархатных лап показались острые кривые когти. Показались и скрылись.

— Брысь! — замахнулась на него Катя.

Кот Ангорский оскорбленно мяукнул. Он мягко подпрыгнул, будто в каждой лапе у него было спрятано по пружине, и скрылся за окном.

Катя сразу же забыла о нем. Ее занимало совсем другое.

«Веснушка не ужинал. Да, наверно, и не обедал сегодня, — вот о чем думала Катя, озабоченно хмурясь. — А что он ест? Молоко он пьет, в любом случае. Конечно, если оно без пенки. Ну, уж об этом я позабочусь. А где он будет спать? Ему же обязательно нужна постелька».

Катя представила себе, какой домик она устроит для Веснушки. Кроватка, столик, стулья — все такое крошечное. Вот она в кукольной кастрюльке варит ему суп. Катя, продолжая хмуриться, не смогла сдержать улыбки. Ох, сколько теперь прибавится у нее забот с этим Веснушкой!

— Ну ладно, что ты будешь есть на ужин? — спросила Катя взрослым голосом. И даже сама удивилась: ну совсем как мама!

— А что такое «ужин»? — поднял на нее рассеянные глаза Веснушка.

— Это… — Катя запнулась. — Ну как тебе сказать. Это когда вечером едят.

— Я не ем вечером, — отрезал Веснушка.

— А когда же ты ешь? — удивилась Катя.

— Что? Ем? Кто? Я? Да никогда.

— Как никогда?

— Да так. По-моему, это просто глупая привычка у вас, у людей.

— Значит, ты никогда не ешь… — огорчилась Катя. — Тогда хотя бы ложись спать пораньше.

— А я никогда не сплю, — пожал плечами Веснушка. — Спать? Кому? Мне? Вот уж глупая глупость.

— О!.. — Катя не могла сдержать своего разочарования. Закусила губу.

Значит, ничего, ничего не будет. Не будет маленького домика. Не будет одеяльца, которым бы она заботливо укрывала на ночь Веснушку.

— Но где же ты будешь спа… Где же ты будешь ночью? — упавшим голосом спросила Катя.

— Все равно… Посижу тут, на столе… — Веснушка сел на край учебника, свесил ножки.

Катя потушила свет, нырнула в постель. Подперла голову рукой, стала смотреть на Веснушку. Веснушка слабо светился в темноте. Маленький человечек на учебнике математики.

«Мама придет, обязательно заглянет ко мне в комнату. Что тогда?» с тревогой подумала Катя.

Веснушка сидел, как-то зябко нахохлившись, зажав ладони рук между коленками.

— Ты что? — робко спросила Катя.

— Не знаю, — поежился Веснушка. — Из окна дует.

«Ему холодно…» — почему-то обрадовалась Катя. Босиком дошла до окна, захлопнула форточку. Задернула штору.

— Ночью мне всегда как-то так… — пробормотал Веснушка. — Сам не знаю, ну, в общем, не по себе… Тоска находит. Звезды! Бр-р! Они чужие, колючие… А Солнышко где-то далеко-далеко. Как ты думаешь: Солнышко опять встанет?

— Конечно, — удивилась Катя.

— Честное рыжее? — пристально посмотрел на нее Веснушка.

— Честное… рыжее, — чуть споткнувшись, сказала Катя. Ей еще никогда не приходилось давать «честное рыжее».

— Ты как-то не так сказала «честное рыжее», — забеспокоился Веснушка. — Может, тоже сомневаешься? Может, и не будет Солнышка вовсе?

Веснушка испуганно привстал, беспомощно глядя на Катю.

— Будет, обязательно будет! — убежденно воскликнула Катя.

— Хорошо… — убитым голосом сказал Веснушка. Он глянул через плечо в щель между занавесками, опять повернулся спиной к окну. — Темнота… Ее так много… — прошептал он. — Мне всегда хочется забраться, где ее поменьше. Спрячь меня куда-нибудь. Я хочу к тебе, поближе…

— Хочешь ко мне под одеяло или под подушку? — быстро предложила Катя. Потянула кверху подушку за уголок.

— Все равно, — махнул рукой Веснушка, — лишь бы где-то побыть до Солнышка…

Но Кате показалось, что Веснушка охотно, даже обрадованно соскочил с учебника и перебрался к ней на кровать. Катя накрыла его подушкой.

— Не душно тебе? — спросила она.

— Не-ет, — послышался приглушенный голос Веснушки. Катя осторожно прилегла на другой край подушки. Стало темно и тихо. Вдруг из-под подушки раздался негромкий, протяжный вздох. «Ему там грустно, тоскливо», — подумала Катя! Но под подушкой все затихло. Уже совсем поздно на цыпочках в комнату зашла мама. Она несколько раз потянула носом, принюхалась.

— Что-то паленым пахнет, — задумчиво сказала мама.