Оставь свои чувства дома (СИ)

Глава 1

Быть матерью — сложная штука.

Я помню тот день, когда у меня появилась необходимость заботиться не только о себе, но и о ком-то совершенно беспомощном, как будто это было вчера. Я прочитала все детские книжки, скачала все приложения и прошлась по всем тематическим сайтам, но ничто не могло подготовить меня к тому, насколько это будет тяжело. Иногда я до сих пор не верю, что мне разрешили забрать этих драгоценных малышек домой, что медицинские работники доверили мне растить их, заботиться и обеспечивать их безопасность.

Я подношу бокал темно-красного вина к губам, поморщившись от вкуса. Не люблю красное вино, но здесь самое высокое содержание алкоголя по сравнению с другими напитками той же марки, и при цене в двести пятьдесят рублей за бутылку я не ожидала, что почувствую приближение оргазма, когда вино прольется мимо моих губ.

Все, чего я хотела, — это небольшой отсрочки от медленного удушья, которое вызывает мой дорогой друг мистер Тревога. Я делаю еще один глоток вина, поднимая взгляд от маленького кухонного столика. Покрытие уже давно начало стираться с поверхности, и независимо от того, чем я его чищу, я не могу смыть розовую краску, покрывающую лишь половину стола.

Я кладу руку на стол и на мгновение закрываю глаза. Мамин голос громко звучит в моей голове, говоря мне, что все будет хорошо. Она искренне верила, что у тех, кто усердно работает и имеет доброе сердце, все наладится.

Она искренне верила в это, пока рак не забрал ее жизнь.

Делая вдох, я открываю глаза и оглядываю свою маленькую квартирку. Девочки только что уснули, и я зашла на кухню с намерением помыть посуду, которая уже перестала помещаться в раковине. Игрушки разбросаны по всей гостиной, и я не совсем уверена, что у меня есть чистая одежда, чтобы надеть её утром на работу.

Мне нужно убрать в квартире, но я не нахожу в себе сил. Хоть я и предпочла бы заняться уборкой, вместо того чтобы открыть приложение в телефоне и снова увидеть, что денег на счету у меня по-прежнему нет. Схватив вино, я делаю еще один глоток и надеюсь, что оно не попросится обратно.

— Отвратительно, — ворчу я себе под нос и ставлю бокал обратно. Сделав глубокий вдох, я проглатываю ком в горле и все же включаю телефон. С деньгами всегда было туго, но сейчас дела обстоят хуже обычного. Взглянув на свой банковский счет, я сразу чувствую себя намного хуже. Зачем напоминать себе, что у меня недостаточно денег, чтобы заплатить за квартиру? И я знаю, что долг по моей кредитной карте в этом месяце выше, чем в прошлом, а при мысли о процентах, которые я плачу, сводит живот.

Мне отчаянно нужен перерыв в работе, я бы с удовольствием денек-другой просто посидела дома и наконец-то нашла время поиграть с девочками. Чувство вины из-за того, что я говорю им «нет» каждый раз, когда они просят меня поиграть с ними, давит на меня, но если я хочу погасить все долги и отложить хоть какие-то средства на будущее, мне придется взять еще одну или две смены в эти выходные.

Все уже болит от усталости, я едва держусь, чтобы не сдаться, руки опускаются.

Но если я пойду ко дну, то утяну детей за собой, а я не позволю своим малышкам утонуть. Все, что я делаю, я делаю ради них.

Закрыв компьютер, я встаю и на цыпочках прокрадываюсь в комнату девочек, по пути собирая грязную одежду с пола. Выскользнув так тихо, что это произвело бы впечатление даже на ниндзя, я бесшумно закрываю дверь и убираю одежду в шкаф в конце коридора. Мне следовало бы отнести вещи не в шкаф, а засунуть их в стиральную машину.

Открыв дверь ванной комнаты, я смотрю на переполненную корзину с грязным бельем и вспоминаю, что стиральный порошок закончился ещё два дня назад. Мне потребовалось бы всего несколько минут чтобы сбежать вниз на два лестничных пролета и добежать до соседнего супермаркета. Всего несколько минут, и девочки даже не узнали бы, что я уходила.

Но что, если меня запрут снаружи?

Ограбят?

Похитят?

Что, если я упаду с лестницы, сломаю шею, и никто не найдет меня до утра?

Качая головой, я ногой отодвигаю пару джинсов в сторону и закрываю дверцу шкафа. Завтра займусь стиркой. В любом случае, это не значит, что объем предстоящей работы по дому от этого уменьшился, — у меня все еще достаточно дел сегодня вечером.

Я уже наполовину вымыла посуду, когда зазвонил мой телефон. Вытирая руки, я спешу за ним в гостиную, по пути спотыкаясь о Барби.

Я хватаю телефон, и мое сердце замирает. Это Таня, моя лучшая подруга, и она из тех, кто пишет смс, а не звонит. Должно быть, произошло что-то ужасное.

— Алло? — шепчу я, мой голос дрожит.

— Привет, дорогая, — отвечает она. На заднем плане играет музыка, и не похоже, что она в панике или на грани слез. И все же мне нужно убедиться.

— Что-то случилось?

— Ничего.

— Ты звонишь мне, — многозначительно говорю я.

— Я знаю. Ад замерзает. Но я получила отличные новости и хотела поскорее рассказать тебе о них лично.

— Ты же понимаешь, что мы сейчас говорим по телефону, а это довольно трудно назвать личной встречей, верно?

Она смеется.

— Это более личное, чем текстовое сообщение. Ты сидишь? Если нет, ты просто упадешь после того, что я сейчас тебе расскажу.

Я возвращаюсь к кухонному столу и сажусь, потянувшись за своим бокалом вина.

— Теперь да, сижу, — говорю я ей и делаю еще один глоток. Я пью нечасто и почти ничего не ела сегодня за ужином. У меня осталось ровно столько хлеба и сыра, чтобы приготовить три горячих бутерброда. Вика уронила свою порцию на пол, откусив всего два кусочка, а когда подняла, к сыру прилипли все возможные крошки и ворсинки — из-за того, что я давно не мыла полы.

Поэтому я отдала ей свою порцию, а потом доела, что осталось. Этого достаточно, чтобы продержаться до утра, но вино на меня быстро действует, когда в желудке практически пусто.

— Ладно, — начинает Таня и делает паузу для большего драматического эффекта. — Я устроила девочек!

— Серьезно? В «Эрудит»?

— Да!!! — взвизгивает она от возбуждения, и на мгновение я тоже чувствую воодушевление. «Эрудит» — это модная частная школа. Мне пришлось переехать в не самый лучший район, потому что арендная плата здесь дешевле, а отправить девочек в «Эрудит» было моей большой, очень большой мечтой.

Но потом я вспоминаю, что едва ли могу позволить себе платить даже по сниженной ставке в нынешнем детском саду, куда девочки ходят днем, пока я на работе. Ни за что на свете не смогла бы позволить себе «Эрудит».

— Завтра состоится собрание для учеников и их родителей. Знаю, что времени очень мало, и мы начинаем раньше, чем государственные школы, но когда одна семья в последнюю минуту ушла из школы, освободилось два места, — продолжила Таня.

Мы переехали сюда много лет назад, всего через несколько дней после первого дня рождения девочек. Я пообещала им, что это временно и я найду способ вернуться в лучший район до того, как они пойдут в школу.

— Я… Я не могу позволить себе оплачивать их обучение там. — Я зажимаю переносицу и устало вздыхаю. — И все же спасибо тебе.

Я сглатываю ком в горле, изо всех сил стараясь не злиться на свою лучшую подругу. Она знает, что я не могу позволить себе такое заведение, как «Эрудит». Одна лишь мысль об этом причиняет еще больше боли. Это все равно что дать голодающему еду только для того, чтобы потом отобрать ее у него.

— Я знаю, — мягко говорит она. — Я устроила девочек на бюджетные места.

— Что? — спрашиваю я, хотя слышала ее предельно ясно.

— Бюджетные места, — повторяет она. — Все расходы за весь год оплачиваются, и это включает в себя три формы для каждого, обеды и все образовательные поездки.

— Но как?..

— «Эрудит» пытается быть более разнонаправленной школой, чтобы привлечь больше богатых родителей. Я смогла ускорить рассмотрение вашей заявки, поскольку вы идеально подходите.

— Это хороший способ сказать, что нас выбрали только потому, что мы бедная семья, а я вдобавок ко всему прочему еще и мать-одиночка близняшек?

— Вот именно.

Я делаю еще один глоток вина.

— Полагаю, что должна счесть это оскорбительным, но мне все равно.

Улыбка растягивает мои губы, когда я перевариваю новость. Мои дети пойдут в, возможно, лучшую школу в Москве. — Спасибо тебе, Таня. Большое спасибо.

— Ты можешь отблагодарить меня, восстановив свой аккаунт на том сайте знакомств, на котором я тебя зарегистрировала.

— Ни за что, — говорю я ей и допиваю остатки своего вина. — У меня нет времени ни с кем встречаться.

— Не ходи на свидания. Просто трахнись.

Я перевожу взгляд с бокала на дверь спальни девочек.

— Мы обе знаем, как хорошо это у меня получалось в прошлом. Я все еще соблюдаю свой обет целомудрия.

— Даша, — твердо говорит Таня, и я знаю, что она собирается сказать немного правды. Она никогда не боялась говорить все как есть, и хотя были времена, когда я хотела, чтобы она держала меня за руку, лгала мне и говорила, что все будет хорошо, я очень благодарна, что у меня есть такая подруга, как она.

— Ты должна перестать винить себя. Прошло пять лет.

— Я знаю, — вздыхаю и встаю, переводя звонок на громкую связь, убавляя громкость. Эта квартира маленькая, и не нужно много усилий, чтобы разбудить Полину. — И я бы ни за что не променяла это ни на что другое. Я люблю своих малышек.

— Согласна. И именно поэтому думаю, что тебе следует начать жить полноценной жизнью, снова начать встречаться с мужчинами. Я не говорю ни о чем серьезном, — быстро добавляет она. — Но чем дольше ты тянешь, тем труднее тебе потом будет, и даже не вздумай говорить мне, что ты счастлива быть одной. Ты любишь любовь больше, чем кто-либо из тех, кого я знаю. И я, между прочим, тоже.

— Ты любишь секс, а не любовь, — поправляю я.

— Это больше похоже на правду, — соглашается она со смехом.

— Если честно — я скучаю по традиционному сексу с проникновением.

— Знаешь, в тебя все еще можно проникнуть, — смеется она. — И если проникновение — это то, чего ты хочешь, то онлайн-знакомства могут быть идеальным вариантом для тебя.

— Я имела в виду член, а не нож.

— Держись подальше от объявлений о розыске в интернете, и ты не попадешь на свидание с убийцей или маньяком.

— Это ты сейчас так говоришь, — смеюсь я и беру полотенце, чтобы начать вытирать уже чистые тарелки. Когда-нибудь у меня будет посудомоечная машина. А до тех пор мои бедные руки продолжают страдать, потому что резиновые перчатки у меня постоянно рвутся, поэтому я просто отказалась надевать их, когда мою посуду.

— Пойти куда-нибудь — действительно звучит заманчиво, — признаю я. Раньше я любила красиво одеться и накраситься, чтобы просто выйти на улицу. — Любому мужчине, с которым у меня будут серьезные отношения, придется поднапрячься.

— О, конечно. Я хочу только самого лучшего для тебя и для моих крестниц.

— Спасибо тебе за это, — говорю я и сажусь обратно за стол. Чертовски устала, но, если я не закончу с уборкой сегодня, завтра желания сделать ее будет еще меньше. — Правда, Тань, спасибо тебе.

— Конечно. Я отправлю всю информацию о родительском собрании по электронной почте. Нужно заполнить миллион анкет, но, если ты не сможешь приступить к этому завтра, дай мне знать, и я помогу, заполню все, что смогу. Я знаю тебя и твоих девочек.

Раздается звонок в ее дверь, и ее собаки начинают лаять.

— Моя еда здесь.

— Спасибо, Тань, — говорю я в сотый раз, хоть и не уверена, что она слышит меня из-за лая собак. — Увидимся завтра.

Со вздохом заканчиваю разговор. Я заставляю себя вымыть оставшуюся посуду, но оставляю, уже не вытирая ее — сама высохнет. Выпиваю еще один бокал вина, убирая гостиную, и под уборкой я имею в виду передвигаться на коленях, волоча за собой мусорное ведро. Все игрушки, несколько одиноких носков без пары и несколько книг — все это отправляется в ведро.

У девочек много игрушек благодаря Марии Дмитриевне, живущей напротив. У нее есть внучка, которой только что исполнилось девять, и она дарит нам все игрушки и одежду, из которых девочка выросла. Я никогда не думала, что все еще буду одевать своих детей в подержанную одежду, но покупать новую — непозволительная для нас роскошь.

Весной и летом я скопила немного денег, намереваясь потратить их все на новогодние подарки. Девочки находятся в идеальном возрасте для того, чтобы верить в Деда Мороза, и я с таким нетерпением ждала возможности порадовать их!

Но потом девочки заболели, и мне пришлось взять несколько выходных, чтобы остаться дома и присмотреть за ними, из-за чего денег не хватило даже на оплату квартиры; пришлось использовать то немногое, что я сэкономила. Это так утомительно — чувствовать, что я постоянно тону, делать один шаг вперед только для того, чтобы меня оттащило на несколько метров назад.

Я хочу выбраться из этой передряги. Я просто хочу иметь возможность дышать. Чтобы не просыпаться со сжатым желудком и сдавленным горлом от беспокойства. Я хочу иметь возможность покупать больше свежих фруктов и овощей для девочек.

Ходить в кино пятничными вечерами.

Одевать их в одинаковые наряды с отвратительно большими розовыми бантами.

Крупные слезы катятся по моим щекам, и я ненавижу себя за то, что уже беспокоюсь о том, что над моими девочками будут издеваться в школе. Может быть, мы здесь лишние, но в конце концов это того стоит. Я надеюсь.

Глава 2

— Снова ты за телевизором, папа.

Я провожу девочек внутрь и закрываю за собой дверь, прежде чем кот Скиттлз ускользнет. В прошлом году папа нашел его, мокрого, замерзшего и дрожащего от страха, на обочине оживленной улицы в центре города. — Я знаю, что еще рано, — добавляю извиняющимся тоном.

— Я всегда рад видеть моих девочек. — Папа ставит свою кружку на журнальный столик, с хрустом в коленях присаживается на корточки и раскрывает руки для объятий. Шатаясь, входят близняшки, заставляя его рассмеяться.

— Включи мультики, и они снова уснут, — говорю я, глядя на диван. Папа приготовил там дополнительные подушки и одеяла.

— Слушайтесь дедулю, — говорю я девочкам, снимая с плеча их спортивную сумку. — И, пожалуйста, будьте готовы и одеты, когда я вернусь. Сегодня вечером мы увидим вашу новую школу!

Девочки отвечают стонами и непонимающими взглядами. Как бы сильно я ни хотела, чтобы они были воодушевлены и бодры, трудно их винить. Им всего пять, и еще чертовски рано. Но, чтобы попасть сегодня вечером на собрание для новых учеников и их родителей, мне нужно уйти с работы на полтора часа раньше, и я не могу позволить себе пропустить даже тридцать минут из-за оплаты рабочего времени.

Как же я не люблю это!

— Сегодня вечером я буду готовить свой фирменный пирог. Присоединишься? — Папа целует каждую девочку.

— Хотелось бы, — вздыхаю я, и меня охватывает чувство вины из-за нехватки времени на собственную семью. — И тебе не обязательно готовить для нас. Папа многозначительно махнул рукой на это:

— Я никогда ни для кого не готовлю, а эти маленькие принцессы обожают домашнюю еду.

Я приподнимаю бровь, и папа смеется.

— Это не было насмешкой над тобой, милая. Я знаю, как ты занята.

— Да.

Я зеваю и провожу рукой по волосам, запутываясь пальцами в своих темных локонах. Это последний день, когда мне может сойти с рук то, что я из-за нехватки времени и сил хожу с немытой головой. Мысленно делаю себе пометку собрать волосы в пучок перед тем, как идти на работу.

— Я позабочусь, чтобы тебе оставили немного.

— Спасибо.

Обнимаю папу на прощание и вижу на столе огромную стопку неоплаченных счетов. У меня сводит желудок. Папа сказал, что позаботился об этом. Не знаю, почему он скрыл это от меня, хотя, по-видимому, я бесполезна в этой ситуации.

— Ведите себя хорошо, — еще раз говорю девочкам, прежде чем поцеловать их на прощание. Я достаю из сумочки солнцезащитные очки, выхожу из папиной двухкомнатной квартиры и направляюсь на парковку.

В такой жаркий августовский день я вся вспотела, пока добиралась до своей машины. Мой кондиционер работает с перебоями и не очень долго сохраняет прохладу. Если ехать с опущенными окнами, это не такая уж большая проблема. Но если застрять в пробке…

Сегодня я выхожу раньше обычного, что дает мне возможность избежать пробок, и я добираюсь до офиса, который находится в центре города, точно вовремя. Я не более чем обычный телемаркетолог, собирающий исследовательские данные для крупнейшей в городе PR-фирмы. Мне оставался всего семестр до получения диплома специалиста по связям с общественностью, когда здоровье мамы ухудшилось. Я взяла академический отпуск, чтобы быть с ней, а потом забеременела близняшками, прежде чем смогла вернуться к учебе.

В планах все еще вернуться к обучению… Когда-нибудь.

Достав из сумочки свой пропуск, я показываю его охране и въезжаю на парковку. Мое место находится так далеко от лифта, как только можно, но кто я такая, чтобы жаловаться? Я получаю укрытое место каждый день в году.

— Доброе утро, Дарья, — говорит Николай, один из охранников, когда я вхожу в вестибюль. Этим утром здесь до жути тихо. — Ты сегодня рано.

— Слишком рано, — смеюсь я.

— Одна хорошая вещь в том, чтобы прийти сюда пораньше, — это свежий кофе.

— Отличная идея. Я об этом не подумала. Мне определенно не помешает выпить чашечку-другую.

Я снова зеваю, когда вхожу в лифт и поднимаюсь на двенадцатый этаж. В офисе тоже тихо. Если бы не скопившаяся усталость, я бы оценила этот момент, а заодно — захватывающий вид на ранний рассвет, заливающий тихую реку.

Я кладу сумочку на свое рабочее место и иду в общую комнату, чтобы выпить кофе. Мне понадобится приличное количество кофеина, чтобы пережить этот день. Несмотря на то, что прошлой ночью я была измотана, уснуть так и не удалось. Проворочавшись с боку на бок в течение нескольких часов, я встала и пошла на кухню за остатками вина, в надежде, что это поможет мне наконец-то уснуть.

Но потом я вспомнила, что вставать мне раньше обычного, и велика вероятность того, что я все еще буду пьяна. Сегодня лягу спать пораньше и наверстаю упущенное. Я надеюсь…

Я делаю еще один глоток кофе и включаю свой компьютер, проглядывая предстоящие задания на сегодня. Я должна просмотреть все написанные от руки ответы на опрос и внести данные в систему компьютера для анализа аналитиком. Сегодняшний опрос посвящен реакции людей на конкретный рекламный набор, который фирма подготовила для сети ресторанов быстрого питания.

Звучит забавно, не правда ли?

Два часа спустя я встаю, чтобы сходить в туалет, выпить еще кофе, прогуляться и попытаться все-таки проснуться. Очень легко уснуть, выполняя настолько скучную работу, даже если вы спали целых двенадцать часов.

— Привет, — говорю я Ангелине, которая снова наливает кофе. Кофе здесь действительно разливается практически постоянно. — Как твои дела?

Она поднимает глаза и морщит носик:

— Сегодня я дежурю на телефоне.

— Уф, весело. — Я одариваю ее сочувственной улыбкой. — Нет ничего лучше, чем когда на тебя кричат незнакомые люди ранним утром. Хотя я бы тоже накричала на себя, если бы позвонила себе в девять утра.

Ангелина смеется и включает кофейник. Мы обе смотрим, ожидая, когда упадет первая капля, дающая нам надежду, что мы переживем остаток рабочего дня, не упав в обморок за своим рабочим столом.

— Аня, Настя и я собираемся выпить после работы, — начинает Ангелина. — Хочешь присоединиться?

— Я бы очень хотела, — честно говорю я. Потому что я действительно хотела бы пойти куда-нибудь выпить с коллегами. Большинство сотрудников, работающих на «исследовательском этаже» в пиар-фирме, — мои ровесники или немного моложе. Это работа начального уровня, которая на самом деле не требует особых навыков, кроме ввода данных в программу. — Мои дети идут в новую школу, и сегодня вечером там состоится собрание.

— Занятия в школе уже начинаются? У меня такое чувство, будто раньше они начиналось позже, когда мы были детьми, не так ли?

— Я думаю, дело в том, что это частная школа, и в отличии от государственных они начинают учёбу немного раньше.

— О. — Брови Ангелины взлетают вверх, и я знаю, что она удивляется, как, черт возьми, я могу позволить себе отправить своих детей в частную школу. Мы не близки, но она прекрасно знает, что я испытываю финансовые трудности. Большинству людей, работающих на этой черной работе, приходится нелегко, учитывая ту ничтожную зарплату, которую нам платят. — Что ж, это захватывающе. Не так ли?

— Да, это отличная школа с продвинутой образовательной программой. Помнишь, когда в первом классе мы просто рисовали, играли и лишь немного изучали грамоту и счет?

— Это больше не так?

— Даже близко нет. Вчера вечером я просматривала стандарты этой школы; какое-то безумие, чего они ожидают от бедных детей к концу года.

Ангелина кивает и переводит взгляд с кофейника на настенные часы и обратно. С тех пор, как у меня родились близняшки, я посвятила им всю свою жизнь, как поступила бы любая порядочная мать. Мне трудно найти время, чтобы пойти куда-нибудь и заняться чем-нибудь, хоть отдаленно взрослым. Я слишком много говорю о своих детях; мне кажется, что я разучилась говорить о чем-то другом.

— Ну, тогда, может быть, на следующей неделе сходим куда-нибудь все вместе? — Она ставит чашку на стойку рядом с кофейником, продолжая наблюдать, как он наполняется. — Мы пытаемся выбираться хотя бы раз в неделю. Август — конец лета, и раньше, чем мы успеем оглянуться, станет слишком холодно, чтобы осталось желание выходить на улицу.

— Я все еще пытаюсь оправиться от прошлой зимы. Не люблю морозы.

— Я задаюсь вопросом, почему живу здесь каждую зиму, — смеется она. — Но я слишком сильно люблю этот чертов город. Ты ведь тоже прожила здесь всю свою жизнь?

— Да. Родилась и выросла. — У Москвы есть свои хорошие и плохие стороны, но это мой город. Район, в котором мы сейчас живём, далек от идеального, но я увезу нас оттуда в какое-нибудь более приятное место. Шикарная квартира на набережной реки — это здорово, но я с радостью соглашусь и на квартиру на окраине.

Мы с Ангелиной наливаем еще кофе и расходимся по своим рабочим местам. Я крепко зажмуриваюсь, надеясь, что, если дам себе десятисекундную передышку, то смогу снова открыть глаза и сосредоточиться.

Над этим чертовски скучным проектом.

Я уже близка к тому, чтобы снова задремать, когда на моем столе звонит телефон. По мигающему номеру понятно, что звонок поступает из кабинета моего менеджера Вероники Маркеловой.

— Алло? — Я отвечаю, прижимая телефон плечом к уху.

— Доброе утро, Дарья. Не могли бы вы зайти ко мне в кабинет, пожалуйста?

Всегда опасаясь худшего, замираю от страха.

— Э-э, конечно. Сейчас подойду.

Я вешаю трубку, пульс учащается. Я пытаюсь вспомнить, что за последнее время я могла сделать не так… Сделать что-нибудь, что кого-нибудь разозлило… Никогда не знаешь наверняка.

Я трудолюбивый работник, но у меня есть дурная привычка много болтать, когда стою в комнате отдыха или даже когда прохожу мимо чьего-то стола. Мне нравится общаться с коллегами, и я иногда выхожу на улицу.

Проводя руками по волосам, я встаю и чувствую, что все взгляды устремлены на меня, пока прохожу мимо своих коллег к кабинету Вероники. Разум все время лихорадочно работает, перебирая все, что я могла сделать, чтобы навлечь на себя неприятности.

Дверь кабинета закрыта, и я стучу, прежде чем взяться за дверную ручку.

— Войдите, — зовет Вероника. Я делаю еще один прерывистый вдох и поворачиваю ручку. Вероника сидит за своим компьютером и яростно печатает то, что я собираюсь представить как страстное электронное письмо ее любовнику.

У меня есть маленькая странность. Я сочиняю небольшие истории, чтобы отвлечься, хотя иногда так увлекаюсь своими собственными историями, что прихожу домой, записываю их и даю альтернативные окончания в сверхсекретном блокноте, о котором не знают даже мои девочки.

— Закрой за собой дверь и присаживайся, — говорит она мне, не отрывая глаз от своего компьютера. Мое сердцебиение учащается еще больше, и я чувствую, как пот начинает собираться бисером в ложбинке между грудей. Я выбрала чертовски удачный день, чтобы надеть этот бледно-желтый шелковый топ, на котором хорошо видны пятна пота.

У меня перехватывает горло, и все, что удается сделать, — это не трястись всем телом, пока опускаюсь в старое, но удобное клетчатое кресло. Проходит целая минута, прежде чем Вероника отрывает взгляд от своего компьютера. На ее лице играет слабая улыбка, и это усиливает мое подозрение, что она переписывается с любовником.

— Я только начала проводить анализ эффективности работы сотрудников нашего отдела, — начинает она, пробуждая во мне еще одну волну беспокойства. Я не всегда была такой боязливой, но мысль о том, что мне сделают выговор, вселяет в меня страх Божий, что я легко могу потерять работу. И тогда что мне делать дальше? — Результаты вашей работы удивили меня.

— Надеюсь, в хорошем смысле?

Она смеется.

— Да, в хорошем смысле этого слова. Ты умная и целеустремленная, даже слишком умная, чтобы заниматься такой утомительной работой, как сейчас.

— Я, эмм, всегда собиралась вернуться к учебе и получить диплом, но это трудно осуществить с маленькими детьми, — бормочу я и подношу руку к шее, начиная нервно перебирать пальцами маленький амулет в форме лимона. Это был подарок моей матери на окончание школы. «Жизнь дает каждому свою порцию лимонов, — говорила она мки. — Только не забывай, что из них можно сделать вкусный лимонад».

Вероника поднимает руку, заставляя меня замолчать.

— Я понимаю. У меня трое мальчиков, все уже взрослые, но я прекрасно помню, как это было. Мы с их отцом развелись, когда моему младшему было всего четыре года, и следующие десять лет у меня были только я и мои мальчики. — Откинувшись на спинку стула, она снова оглядывает меня с ног до головы. — Большинство людей, которые берутся за эту работу, тратят год или два, набираясь опыта, а затем двигаются дальше и выше. — Она поднимает глаза к потолку, буквально подразумевая, что люди здесь поднимаются на один этаж, чтобы стать стажерами или ассистентами в надежде быть нанятыми на полный рабочий день в качестве специалиста… — Ты напоминаешь мне меня саму, — снова начинает она. — Именно поэтому я готова нарушить свое правило «Не играй в любимчиков» и помочь тебе. Ну, если, конечно, ты примешь мою помощь.

— Мне очень лестно это слышать, — говорю я ей и выдыхаю. Я выжимаю маленький лимон и снова кладу руки на колени, чувствуя себя немного лучше. Меня не уволят, на меня не накричат и даже не отругают. — Но я не совсем понимаю…

— Господину Фролову нужен новый помощник, начиная с завтрашнего дня. Последние три помощника, которые работали на него, были приняты фирмой на полный рабочий день.

Фролов построил эту компанию с нуля. Ходят слухи, что в течение следующего года он уйдет на пенсию, и пораскинуть мозгами, принося ему кофе или организуя его расписание, было бы куда более продуктивно, чем просиживать целый семестр на занятиях по маркетингу и рекламе.

— Это заняло бы больше рабочих часов, чем сейчас, но ты получила бы значительную прибавку, тебе платили бы полноценную зарплату, а не почасовую. В первый год ты получила бы двухнедельный оплачиваемый отпуск и льготы, плюс несколько других стимулов, таких, как служебный автомобиль, чтобы выполнять поручения для Фролова.

Я быстро моргаю, слишком ошеломленная, чтобы переварить полученную информацию.

— Приступить к работе нужно уже завтра?

— Да, помощник Фролова прошлой ночью попал в аварию.

— О, Боже, с ним все в порядке?

— Мне сказали, что он полностью выздоровеет, но он больше не хочет работать в корпорации.

Она закатывает глаза.

Я киваю и смотрю мимо Вероники, щурясь от яркого света, проникающего через большое окно. Раньше я мечтала о таком офисе, как этот, с большим письменным столом, строгим современным декором и огромными окнами, из которых открывается вид на оживленный город внизу. Она здесь главный аналитик и отвечает за всех нас, «исследователей», на двенадцатом этаже.

Это было то, чего я хотела больше всего в жизни. Получу работу и добьюсь успеха в своей карьере. Я думала, что это все, что мне нужно для счастья. Я бы зарабатывала хорошие деньги, путешествовала по миру, ну, может, и не по всему миру, но я бы сбежала от холодных московсих зим в Сочи, например. И, конечно, к этому времени у меня был бы суперсексуальный, не менее успешный жених, и мы бы с радостью планировали нашу шикарную свадьбу.

Но, очевидно, все пошло не совсем по плану. Хотя теперь я без сомнения знаю, что в жизни есть нечто большее, чем работа. Есть вещи поважнее, чем имя на серебряной табличке, прикрепленной к двери кабинета.

Да, зарабатывать деньги важно, потому что ты не сможешь прожить без них, но, в конце концов, важно, к кому ты возвращаешься домой. Раньше я думала, что карьера определит меня, и только когда у меня появились собственные дети, я поняла, что ничто вообще не может определять тебя. Ты можешь уволиться с одной работы и найти другую. Можешь сменить сферу деятельности и направить свою карьеру в совершенно другое русло.

Ничто не является определенным или определяющим.

— Нужно время, чтобы подумать над моим предложением? — спрашивает Вероника.

— Да, я имею в виду — нет.

Больше денег означает погашение долгов. А погашение долгов означает возможность откладывать деньги и не жить от зарплаты до зарплаты. А еще у меня наконец появится возможность взять целых две недели отпуска и при этом получать зарплату… Запишите меня!

— Нет, мне не нужно больше времени, — уточняю я. — Я согласна на эту работу.

Глава 3

Может, я старею?

Еще одна ночь с женщиной, которую я едва знаю, превратилась в раннее утро в офисе. Прошлой ночью я чувствовал себя одиноким, несмотря на то, что моя кровать была занята.

По правде говоря, я давно покончил со всей этой историей с сексом на одну ночь. В прошлом это было весело, но сейчас я ловлю себя на том, что хочу чего-то иного… Чего-то большего. Глупо и наивно, я знаю. У меня нет времени на отношения, и даже если бы оно было, найти человека, с которым я хотел бы провести вечность — который захотел бы провести вечность со мной, — это кажется невероятно сложной задачей, практически невыполнимой.

Я полагаю, это клише — сказать, что выходец из распавшейся семьи сомневается в том, что какие-либо романтические отношения в конце концов продлятся долго. Со стороны казалось, что мы живем в мечте. Богатые, улыбающиеся на семейных фотографиях и живущие в шикарном доме в одном из самых престижных районов Москвы.

Но за закрытыми дверями все было не так радужно. Отец становился жестоким, когда выпивал, и я чувствовал, что мой долг как единственного мужчины в доме — защищать маму и сестру. Мама, больше озабоченная тем, чтобы произвести впечатление на всех подруг, закрывала на все глаза, и ей было наплевать на то, что происходило со мной и с моей сестрой Никой.

У мамы и папы были романы на стороне, и их брак был не более чем пустой обманкой. Их союз не был священным. Это не имело никакого значения.

Настоящая любовь была ненастоящей, и именно это привело меня на путь бессмысленных связей и секса на одну ночь.

Когда я лежал в своей постели прошлой ночью, слушая эту женщину — может быть, Марину? Или это была Марьяна? — я поймал себя на мысли, что мне не терпится поскорее оказаться в офисе. Мне нравится моя работа, и хотя она не заполняет пустоту внутри меня, но отвлекает от лишних мыслей.

Я подношу руку ко лбу и закрываю глаза. Солнце сегодня такое яркое, и чья это была гениальная идея — не вешать жалюзи или занавески на эти огромные окна от пола до потолка?

Вслепую протягиваю руку и нащупываю телефон на столе. Как только мои пальцы касаются прохладного пластика, я вспоминаю, что Филиппа сегодня здесь нет.

Твою ж мать.

Я бы позвал стажера, но не знаю добавочного номера, чтобы с ним связаться. Филипп всегда делал это за меня. Я ни в коем случае не считал Филиппа, моего бывшего помощника, другом, но после совместной работы в течение последних трех лет у нас выработался определенный ритм. Я пробыл в офисе целых три минуты, и он уже нужен мне, но я, черт возьми, никогда и никому в этом не признаюсь.

В чем я признаюсь, — так это в том, что мне нужен кофе. Я могу сидеть здесь и ворчать по этому поводу, или могу поднять свою задницу и сделать это сам. Прежде чем я встаю, дверь моего кабинета открывается, и я поднимаю взгляд, прищурившись.

Все в офисе знают, что сюда нельзя входить без стука. Но те, кто входит, — это не просто все.

— Здравствуй, отец. — Я провожу рукой по волосам и откидываюсь на спинку кожаного кресла. — И чему я обязан таким удовольствием?

На протяжении многих лет у нас были непростые отношения, и совместная работа делала их либо лучше, либо хуже, в зависимости от ситуации.

— Где предложение по проекту? Я должен был просмотреть его сегодня утром.

Ах, черт. Филипп всегда относил проекты и предложения на стол моего отца.

— Это… это….

Я сажусь и открываю верхний ящик своего стола. Я потратил неделю на это предложение, и оно на вес золота.

— Черт. Филипп всегда занимался этим.

Я открываю средний ящик и нахожу папку в аккуратно сложенной стопке. Я достаю ее и бросаю на стол.

— Тебе нужно взять себя в руки, — ворчит папа. — Я планировал уйти на пенсию к концу года, но, возможно, следует отложить это. Снова.

— Я смогу справиться с компанией.

— Сможешь? Ты себя в зеркало видел? Выглядишь похмельным и помятым.

Я опускаю взгляд на свой дизайнерский костюм. Он идеально сидит на фигуре, и я нахожусь в безупречной форме благодаря довольно строгому режиму тренировок в тренажерном зале и диете, от которой я полностью отклонился, когда прошлой ночью слизывал желе с живота этой горячей блондинки.

— У нас здесь есть репутация, которую нужно поддерживать, — в очередной раз напоминает мне отец, как будто я мог забыть об этом из миллиона других его напоминаний. Это выводит меня из себя, в основном потому, что он прав. — Закапай несколько капель в глаза, выпей кофе и приходи на встречу с клиентами без опозданий. — Папа хватает папку со стола. — И найди себе нового помощника.

Я двигаю счет к себе и кладу свою банковскую карту в кожаный кармашек с чеком, даже не взглянув на стоимость обеда. У нас было две бутылки шампанского тысяч за двадцать, три закуски, и я сбился со счета от обилия всех заказанных десертов.

Но я только что открыл нам еще один многомиллионный счет.

— Я рад работать с лучшей пиар-фирмой в городе, — говорит Евгений Маркович, пожимая мне руку.

— Мы собираемся делать великие дела совместно с вашей компанией, — заверяю я его.

— Я с нетерпением жду, что произойдет с нами в будущем.

Мы обмениваемся еще несколькими дурацкими любезностями по пути из ресторана, выходя на оживленный тротуар из ресторана в центре города. Солнце висит низко в небе, но воздух удерживает жару с удвоенной силой. Уже очень жду прохладных, дождливых осенних дней.

Я возвращаюсь в офис, наслаждаясь тем кайфом, который всегда получаю от привлечения нового клиента. Наша конкурирующая пиар-фирма также пыталась заполучить этот проект, и игра в завоевание клиентов — это то, что я больше всего люблю в своей работе. Этот вызов, и чем он сложнее, тем больше удовлетворения я чувствую после победы. А я всегда побеждаю.

Вернувшись к своему столу, я просматриваю электронную почту. Филипп обычно делал это за меня, удаляя все, что не стоило моего времени, иногда лично отвечая клиентам. Пришло электронное письмо от моего отца, которое я сразу же открываю.

Тема: «АССИСТЕНТ: ДАР»

Начинает завтра. Я уже нанял его.

Файл находится в системе, если вы хотите просмотреть его. Если вы обнаружите проблемы, дайте знать как можно скорее.

Я нажимаю «ОТВЕТИТЬ», находя забавным, что дорогой мой отец в курсе всего, что связано с бизнесом, а о моем дне рождения вспоминает только тогда, когда ему напоминает его собственный помощник. Я не вижу смысла просматривать досье Дара. А вообще что это за имя такое — Дар? Это сокращение от Динар или Дарин?

Я благодарю папу за то, что он нашел мне нового помощника в столь сжатые сроки, а затем возвращаюсь к работе.

Примерно через полчаса кто-то стучит в дверь. Я поднимаю взгляд, в очередной раз забывая, что Филиппа нет рядом, чтобы справиться с этим.

— Входи, — зову я, и дверь открывается.

Матвей, один из секретарей, подходит вплотную. Он новенький и боится меня. Многие новые сотрудники таковы. Кто-то другой, возможно, расстроится из-за этого, но я рассматриваю это как признак того, что я хороший начальник. Мы здесь не для того, чтобы быть друзьями. Мы здесь для того, чтобы зарабатывать деньги.

— Да? — спрашиваю я после того, как он смотрит на меня несколько секунд.

— Ваша сестра на линии. Вас соединить?

Я приподнимаю бровь. Какого черта Вероника звонит мне? Что-то не так?

— Да, соедини.

Дверь с щелчком закрывается, и через несколько секунд на моем столе звонит телефон.

— Почему ты звонишь мне на работу? — спрашиваю я, как только отвечаю на звонок. Не хочу, чтобы это прозвучало резко, но я волнуюсь.

— О, прости, я хотела позвонить своему старшему брату, а не отцу, — выплевывает она, и удар действительно причиняет боль.

— Ладно, извини. Что ты хотела? Я как раз готовлю предложение для клиента.

— Я собираюсь на операцию.

— Ты позвонила, чтобы сообщить мне об этом? Для тебя в этом нет ничего нового.

— Я знаю. Я должна была отвезти Гришу на ознакомительное собрание в школу, но произошла серьезная автомобильная авария с многочисленными жертвами. В больнице все в сборе, и я жду машину, которая доставит моего пациента на срочную операцию.

Моя сестра — хирург, и я чертовски горжусь ею.

— Я все еще не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

— Кирилл в Новосибирске по делам, а мама в дневном спа-салоне и не может уйти в разгар своих процедур, — говорит она голосом, подражающим голосу нашей матери. Я не могу удержаться от смеха. — Поверь, мне неловко спрашивать, но есть ли какой-нибудь способ, при котором ты смог бы отвезти Гришу на собрание?

— А как насчет вашей няни?

— Я не хочу быть одной из тех мам, которые отправляют своего ребенка на собрание с няней. Школа тоже не советует этого делать. Ты член семьи и являешься одним из его контактов в экстренных случаях. К тому же Гриша был бы рад повидать дядю Алекса. Прошло много времени с вашей последней встречи, и он все время спрашивает о тебе.

— Я на работе, Ника.

— Я тоже. Пожалуйста, Алекс. Не заставляй меня вытаскивать карточку врача. — Что такое карточка врача?

— Открытка, где я напоминаю тебе, что я буквально спасаю чьи-то жизни, а ты составляешь маркетинговые планы; если ты отложишь их на час или два, из-за этого никто не умрет. Пожалуйста, Алекс. Я чувствую себя плохой мамой из-за того, что меня там не будет, — добавляет она срывающимся голосом. — Я не хочу быть такой же, как наша мама.

— Ты совсем не похожа на маму, — говорю я ей.

Нас с Никой воспитывала наша няня. Папа чаще всего был в офисе, а мама… Я до сих пор не знаю, что, черт возьми, она делала и где была. Ее никогда не было дома, и она вообще не участвовала в нашей жизни.

— Ты хорошая мама, и Грише повезло, что у него есть ты. Ты не можешь присутствовать на собрании, но ты хочешь быть там. Мама никогда не хотела иметь с нами ничего общего.

— Спасибо тебе большое.

— Конечно. Я отложу свои дела и пойду. Напиши мне подробности.

Глава 4

Я сворачиваю на парковку, нервы на пределе. Мы едва успели, а девочки все это время ссорились из-за дурацкой игрушки. Папа дал им каждой по пятьсот рублей и отвел в магазин. Игрушка, которую они хотели, стоила почти тысячу, поэтому они объединили деньги и обманули своего бедного милого дедушку, заверив его, что будут играть с ней вместе.

— Если ты не прекратишь, я возьму эту куклу и выброшу ее в окно!

Я срываюсь, но при этом чувствую себя ужасно. Девочки были очень рады видеть меня, показали свою новую куклу, но я так спешила, что отмахнулась от них и практически силой затащила в машину.

— Мамочка, нет! — кричит Полина. — Это моя кукла!

— Нет, она моя! — возражает ей Вика, и они вдвоем начинают плакать.

— Прекратите! — Я снова срываюсь на крик, а затем мгновенно чувствую себя виноватой — снова! — из-за того, что кричу на них. Это не самый лучший момент в моей родительской практике. — Пожалуйста, девочки, — говорю я, не скрывая отчаяния в голосе. — Пожалуйста, просто ведите себя прилично, чтобы понравиться учителям, — добавляю я, не желая говорить им, что боюсь, что, если приду с орущими детьми, школа откажет нам и бюджетные места достанутся кому-нибудь другому.

Собрание начнется через пять минут. Если предположить, что я смогу быстро найти место для парковки, у нас останется целых тридцать секунд в запасе.

У школы есть небольшая парковка. Я провела полдня, заполняя документы для моей новой работы, и получила ключи от моего собственного «Лексуса». Возможно, я и выгляжу соответствующим образом, когда заезжаю на парковку, но вид одной дорогой машины за другой напоминает мне, насколько мы сюда не вписываемся. Я сворачиваю в последний ряд и вижу свободное место в конце. Я включаю сигнал поворота, ведя машину медленно, так как немного боюсь получить царапину на этой новой машине.

Полина кричит на сестру и пинает спинку моего сиденья. Снова. Я просила ее не делать этого по крайней мере три раза по дороге сюда. Это раздражает, отвлекает и может привести к тому, что мы попадем в аварию. Последнее, что мне нужно, — это поврежденные детскими ножками кожаные сиденья. Я не совсем уверена, что мне разрешено устанавливать автокресла.

Я нажимаю на тормоз и оборачиваюсь, строго глядя назад.

— Прекрати пинать мое сиденье!

— Это не я, — протестует Полина, и тот факт, что она откровенно солгала, не уменьшает моего негодования. — Это Ви.

— Ви не может дотянуться ногами до моего сиденья. Прекрати врать, Полина!

Выдыхая, я разворачиваюсь и трогаюсь вперед, но только для того, чтобы ударить по тормозам, когда BMW проносится мимо, как раз на то место, которое я собиралась занять.

Серьезно??? Какой негодяй! Не было никаких сомнений в том, что я собиралась припарковаться на этом месте. Стиснув зубы, я проезжаю вперед, объезжаю парковку и занимаю единственное оставшееся свободным место. Я помогаю выбраться девочкам, пряча эту дурацкую игрушку в сумочку.

— Нам придется идти очень быстро, — говорю девочкам и вешаю сумочку на плечо. Наклоняясь, я беру их за руки и иду вперед. Мы шагаем так быстро, как только могут двигаться их маленькие ножки.

И тут я вижу его, придурка на BMW, который занял мое место. Он все еще сидит в своей машине, прижав телефон к уху. Мы замедляем шаг, и я прищуриваю глаза.

— Мамочка, у меня развязался ботинок, — говорит мне Полина.

— Сейчас завяжу. — Я отпускаю их руки и присаживаюсь на корточки, завязывая шнурки на ее ботинке. Я не знаю, почему я решила, что купить девочкам обувь со шнурками хорошая идея. О, подождите, да, я знаю. Они были на триста рублей дешевле, чем те, что на липучках.

Я быстро завязываю шнурок, а затем встаю — как раз в тот момент, когда тот самый придурок выходит из своего BMW.

— Эй, — зову я, и он резко останавливается, оглядывая стоянку. Его глаза останавливаются на мне, одаривая пустым взглядом.

— Да?

— Ты занял мое место.

— Твое место? — Он приподнимает бровь и смотрит на свою машину. — Я не видел на нем твоего имени.

— Верно, но твоего я там тоже не увидела.

— Тогда в чем проблема?

Он приближается ко мне на несколько метров, идет медленно, словно просто прогуливается. Трудно не заметить, насколько он красив. Высокий. Темные волосы, темные глаза и заросший щетиной волевой подбородок. Он мускулистый, что заметно даже под костюмом, который, уверена, сшит на заказ. Он из тех людей, которые могут командовать целой комнатой, просто войдя в нее. Я нахожу его пугающим, и он это знает.

— Проблема в том, что у меня был включен сигнал поворота, и я явно собиралась припарковаться.

— Я тебя не видел. — Он подходит еще ближе, и мои губы непроизвольно приоткрываются, когда я втягиваю воздух. Я чувствую запах его дорогого одеколона, и мой желудок странно сжимается; почти как то самое чувство, когда Тимур Новиков в девятом классе сказал мне, что считает мою попку милой.

Но этот парень… Он бы не произнес слово «милая». Я просто знаю, что он бы… Соберись, Даша.

Неужели прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз была с мужчиной?

Я смотрю сверху вниз на своих девочек. Да, это было очень давно. Печально, не так ли?

— Ты меня не видел? — эхом отзываюсь я, вынужденно напоминая себе, что этот парень — негодяй.

— Да, и я первый занял это место.

— Не может быть, чтобы ты меня не видел.

— Какая жалость. Мне жаль, что тебе пришлось на несколько метров дольше идти пешком, — с сарказмом говорит он.

У меня действительно отвисает челюсть. Он намекает, что я должна больше ходить пешком, чтобы привести себя в форму? Я сбросила вес после родов, вероятно, из-за стресса и пропущенных приемов пищи, но, помимо шрама от кесарева сечения, я в прекрасной форме, и единственные растяжки на моем теле — на груди от кормления. Размер моей груди превратился из скромного в вау.

Я снова беру девочек за руки. Нам нужно поторопиться, пока мы не опоздали. Придурок на BMW открывает пассажирскую дверь, и оттуда выбирается симпатичный маленький мальчик.

— Учитесь соблюдать простые Правила дорожного движения. Сигнал означает, что кто-то занимает место. Ну, для большинства населения. Для людей, которые не являются эгоистичными придурками, — добавляю я, желая оставить последнее слово за собой, как взрослый человек.

Я поворачиваюсь к девочкам и подталкиваю их вперед, в сторону школы.

— Никогда так себя не ведите, — говорю я им громче обычного, чтобы этот засранец наверняка меня услышал. — Так грубо и неуважительно.

Таня ждет нас прямо у входа, держа в руках документы, которые она начала для меня заполнять. Я быстро вписываю недостающие данные, пишу так поспешно, что понятия не имею, будет ли что-нибудь из этого хоть немного понятным.

Собрание начинается, когда мы наконец входим в актовый зал, который, кстати, огромен. Никогда бы не подумала, что буду описывать начальную школу как шикарную, но вот я здесь, смотрю на темный бархатный ковер и сверкающую люстру, висящую надо мной.

— Разве это не здорово? — тихонько говорю я девочкам и оглядываюсь в поисках трех свободных мест. Мы пришли последние, и все уже занято. Я еще раз осматриваю помещение и нахожу два свободных места рядом. Одна из девочек может сесть ко мне на колени, если они обе не смогут поместиться на одном кресле.

Мы быстро проходим по проходу.

— Извините, — говорю я мужчине, сидящему как раз на пути к свободным местам. Его внимание обращено к телефону, а рядом с ним сидит симпатичный маленький мальчик. Мужчина поднимает голову, и у меня сжимается желудок. Это тот самый придурок из BMW.

— Серьезно? — бормочет он себе под нос. Я поднимаю брови, глядя на него, и плотно сжимаю губы. Сейчас нет смысла что-либо ему говорить, особенно при всех. И у меня нехорошее предчувствие, что в любом случае в течение учебного года здесь я столкнусь с более статусными и надменными родителями.

— Мы можем пройти, пожалуйста? — спрашиваю я, и он тяжело вздыхает, как будто ему так трудно сдвинуть ноги, чтобы освободить немного места. Снова уставившись в свой телефон, он поджимает ноги, чтобы мы могли пройти. Полина садится на кресло рядом с маленьким мальчиком, который представляется Гришей. Я сажаю Вику к себе на колени, из-за чего Полина заскулила, что хочет тоже сидеть у меня на коленях.

— Я поменяю вас через десять минут, — говорю я им шепотом. — Хорошо?

— Я хочу сидеть на своем месте, — отвечает Вика.

— Идеально. Тогда ты посиди здесь, а я подержу Полину.

Полина откидывается на спинку сиденья.

— Я хочу на это место, — скулит она.

Стиснув зубы, я делаю вдох и смотрю на сцену. Таня там, наверху, вместе с несколькими другими сотрудниками. Она широко улыбается мне, помогая успокоиться.

Я сосредотачиваю свое внимание на сцене, и всего через несколько секунд директор начинает говорить, приветствуя всех собравшихся. Полина перебирается ко мне на колени, а Вика садится рядом с Гришей и что-то шепчет ему, отчего он хихикает. Я улыбаюсь, радуясь тому, что у нее уже появились друзья.

— Ш-ш-ш, — напоминаю я детям и подмигиваю Грише. Он широко улыбается и откидывается на спинку стула, снова обращая свое внимание на сцену. Персонал представлен, и мы переходим к обсуждению образовательных программ.

Здесь душно, и то, что Полина сидит у меня на коленях, никак не облегчает мне жизнь. Придурку из BMW, должно быть, тоже жарко, потому что он наклоняется вперед и вытаскивает руки из рукавов пиджака. Он аккуратно складывает пиджак и кладет его себе на колени. А потом он расстегивает пуговицу на запястьях рубашки и начинает закатывать рукава.

Боже милостивый, ему нельзя было позволять делать это здесь. Я слегка поворачиваю голову, переводя взгляд с него на сцену и обратно. Несколько других мам тоже смотрят, а две в ряду напротив нас с нескрываемым интересом откровенно пялятся и обсуждают его.

У него мускулистые предплечья, и при виде этого маленького кусочка загорелой кожи меня не должно бросать в жар. Я тяжело сглатываю, пытаясь выкинуть из головы его ловкие пальцы, поднимающиеся к воротнику и медленно расстегивающие рубашку.

Греховность и сексуальная привлекательность исходят от этого мужчины.

Следующим этапом стала экскурсия по школе, и я снова пребываю в шоке от того, насколько здесь все красиво и современно.

После того, как нам все покажут, дети могут пойти поиграть в одну из классных комнат. Я могу сказать, что это большое дело, судя по тому, как все ведут себя. А когда мы заходим в класс, я понимаю — почему.

Дети ушли играть, дав родителям время познакомиться и оценить друг друга. Я не очень хорошо разбираюсь в людях. И поскольку я сама периодически могу выглядеть надменной и стервозной особой, стараюсь не судить по внешности.

Но, черт возьми, многие мамочки выглядят так, словно у них палки в задницах. Они все как на подбор, на каблуках и с дизайнерскими сумочками.

Тот придурок стоит у двери класса и снова разговаривает по телефону.

Я крадусь назад, уходя из поля зрения группы мамочек.

— Привет, — говорит рыжеватая блондинка, подходя к нам. — Ты здесь новенькая, не так ли?

— Э-э, да. Да, так. — Я растягиваю губы в фальшивой улыбке.

— Так и думала. Не помню, чтобы видела тебя на дне открытых дверей этим летом. Не то чтобы я помню всех, но я тоже мама близнецов, так что ты вроде как выделилась для меня. — Она улыбается, показывая идеальные белые зубы. Ее губы довольно полные, вероятно, из-за инъекций, а клубнично-светлые волосы совершенными локонами ниспадают на плечи.

— Я — Регина.

— Дарья. Приятно познакомиться. — Я смотрю на играющих детей. — Какие из них твои?

Регина поворачивается, несколько секунд оглядываясь, чтобы найти своих детей. Я не видела других идентичных близнецов, но иногда все, что требуется, — это разные прически, чтобы мои девочки выглядели как два разных человека.

— Макс в синей рубашке с ленивцем на ней, а Марфа ковыряет в носу в углу. — Она вздыхает и качает головой. — Твои девочки — просто прелесть.

— Спасибо. Твои дети тоже, если не считать ковыряния в носу. Мои прошли через эту стадию несколько месяцев назад. Они либо перестали, либо научились делать это, пока я не вижу.

Регина смеется, и узелок нервов в моей груди немного ослабевает. Может быть, я все-таки заведу здесь маму-подругу.

— На сколько мест для волонтеров ты собираешься записаться? — спрашивает Регина. — Мне кажется, что одного или двух в месяц вполне достаточно, но ты же знаешь, какие они. — Она смотрит на остальных мам и закатывает глаза. — Они здесь каждый день. Какой смысл отправлять детей в школу, если ты собираешься быть с ними каждый день? Хотя в некотором роде приятно выйти из дома и почувствовать, что у тебя есть хоть какая-то цель в жизни.

— Я, эмм, работаю, так что не знаю, как много смогу успевать делать здесь. Но приходить хотя бы раз в месяц — звучит заманчиво, даже чтобы просто помочь и посмотреть, как дела у девочек.

— О, а чем ты занимаешься?

Я не могу лгать Регине, глядя в глаза. Хотя это и не ложь на самом деле. Просто я немного приукрасила правду.

— Я работаю в отделе по связям с общественностью маркетинговой фирмы. Это довольно скучно.

— Я уверена, что это интересно. А как насчет твоего мужа?

— Это, э-э, я одна. — Улыбаясь, смотрю на своих девочек, играющих с кукольным домиком, который, вероятно, стоит столько же, сколько месячная плата за нашу маленькую квартирку. — Только я и мои девочки.

— Что ж, это достойно уважения. Мне очевидно, что ты — прекрасная мать.

— Спасибо, — говорю я, поднимая голову, чтобы посмотреть на Регину. Ее слова значат для меня больше, чем я ожидала, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы не поддаться эмоциям. Я очень легко плачу, и хотя Таня считает это милым и располагающим к себе, меня это раздражает. — Я стараюсь.

— Быть мамой — это тяжело. Дима хочет еще детей, но я просто не готова. Ты же знаешь, каково это — быть беременной двумя одновременно.

Мы смеемся, и напряжение ослабевает еще больше. Мне нравится Регина. Она разговорчива, мила и гораздо более приземленная, чем я ожидала от кого-то настолько великолепного.

— Слушай, — говорю я, понижая голос. — А кто этот парень?

— Тот красавчик в костюме? — Регина прищуривает глаза, тратя несколько секунд на то, чтобы разглядеть этого негодяя. — Я не знаю. Ты видела, какого ребенка он привел?

— Тот темноволосый мальчик у домика. Он сказал нам, что его зовут Гриша.

— О, Гриша. Да… Я не знаю, кто этот мужчина. Это определенно не его отец. — Она наклоняет голову. — Я знаю Веронику, мать Гриши. Она не из тех, кто заводит романы на стороне, и это не ее муж. — Оторвав взгляд от этого негодяя, она снова смотрит на меня.

— Почему ты спрашиваешь? Надеешься, что он тоже одинок?

— О, Боже, нет. Я просто…

— Марфа! — ругается Регина и спешит вперед как раз в тот момент, когда Марфа вытаскивает большую козявку у себя из носа и засовывает ее в рот. Оказывается, богатые или бедные, шестилетние дети все одинаковы.

Я была очень рада увидеть, что девочкам здесь понравилось и они уже завели новых друзей. Они рассказывают обо всем, что делали, пока мы идем к машине. Всю дорогу улыбка не сходит с моего лица.

Когда я медленно проезжаю вдоль ряда машин на маленькой стоянке, одна из них начинает сдавать назад прямо передо мной. Я нажимаю на тормоза и принимаюсь яростно сигналить.

— Черт возьми, — бормочу я себе под нос. Это тот самый придурок из BMW, и, мне кажется, он ждал, пока я окажусь прямо здесь, чтобы начать сдавать назад. Я снова сигналю.

— Что случилось, мамочка? — спрашивает Полина.

— Ничего, милая. — Я оборачиваюсь и ободряюще улыбаюсь им. — Я так рада, что вам было весело. Расскажите мне еще раз, что вам понравилось больше всего.

— Кукольный домик, — говорят они одновременно. Откинувшись на спинку сиденья, я наблюдаю, как задние фары BMW удаляются от нас. Слава Богу, мне больше никогда не придется видеть этого негодяя.

Глава 5

— Доброе утро, Александр Андреевич.

— Доброе утро.

Я вхожу в лифт с мужчиной, который, должно быть, стажер. Его рубашка на размер больше нужного, он сжимает в руках папки и выглядит до смерти напуганным из-за такой близости ко мне.

Вместе с нами в лифт заходят еще несколько человек, и один раздраженно придерживает двери для кого-то, кто бежит по вестибюлю. Я смотрю на часы, краем глаза замечая стажера. Он наклоняется вперед, открывая рот, как будто хочет что-то сказать, но трусит. Смелого шага для меня недостаточно, чтобы повысить кого-либо по службе, но этого достаточно, чтобы привлечь мое внимание.

Двери лифта со звоном закрываются, и я поднимаю голову. Возле дверей стоит женщина. Длинные темные волосы волнами ниспадают по ее спине, а узкая серая юбка обтягивает идеальную попку. Длинные ноги заканчиваются черными туфлями на каблуках, и я еще раз оглядываю ее с ног до головы.

Она стоит ко мне спиной и может быть кем угодно. Но я почти уверен, что запомнил бы такую задницу. Глядя прямо перед собой, она каждые несколько секунд поправляет сумочку на плече. Ее плечи напряжены, и то, как она переносит вес тела взад-вперед, дает мне понять, что она нервничает.

Лифт останавливается на следующем этаже, и еще несколько человек пытаются втиснуться внутрь. Я не боюсь лифтов как таковых, но я был бы чертовски зол, если бы мы застряли вот так, где едва хватает места, чтобы пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы полноценно двигаться.

Женщина в обтягивающей юбке отходит в сторону, освобождая место. Она слегка поворачивается, и ее волосы падают на плечо, все еще закрывая половину лица. И все же в ней есть что-то знакомое. Если она работает в этом здании, значит, я видел ее раньше.

Она поднимается на четырнадцатый этаж вместе со стажером и со мной. Если бы она работала на моем этаже, я бы определенно запомнил ее. Я достаточно скоро узнаю, кто она такая, хотя, когда двери лифта открываются, она выскальзывает из него и спешит по коридору к туалетам.

Вид ее сногсшибательной задницы заставил мой член зашевелиться в штанах, но я перестаю думать о ней, лишь переступив порог своего офиса. Поскольку вчера я ушел раньше, мне нужно наверстать упущенное. Моему новому помощнику лучше прийти сегодня вовремя.

Я кладу свои вещи на стол и снова смотрю на часы. Рабочий день официально начнется через две минуты. Где, черт возьми, мой помощник? Пунктуальность важна для меня. А еще я хочу кофе.

Ворча, выхожу из своего кабинета. Мой отец стоит в холле и разговаривает с женщиной в обтягивающей юбке. Она смеется над тем, что он сказал, и этот мерзавец это проглатывает.

Ты слишком стар для нее, папаша.

— Алекс, — говорит папа, протягивая руку. — Как раз вовремя.

Он жестом приглашает меня подойти, и женщина, чья задница с этого ракурса выглядит еще лучше, откидывает волосы назад, через плечо, и все происходит как в замедленной съемке.

Ее полные алые губы растянулись в ослепительной улыбке, которая озаряет все помещение. Длинные ресницы обрамляют большие изумрудные глаза, которые сверкают, даже несмотря на то, что мы в здании, стоим под лампами дневного света.

Она великолепна, и я знаю, что никогда раньше ее не видел, но она выглядит такой чертовски знакомой, что это сводит меня с ума.

Внезапно ее улыбка исчезает, а глаза расширяются. Я моргаю и понимаю, что она — та самая святая, уставшая на вид мама, которая кричала на меня вчера. Обычно я не огрызаюсь подобным образом на совершенно незнакомых людей, но она перешла все границы. Я не заметил, что у нее был включен сигнал поворота. Признаю, я был рассеян, но я не такой большой негодяй, чтобы занимать чье-то место.

Она выглядит совсем по-другому, нежели при нашей первой встрече. Ее волосы не собраны в неряшливый пучок. Вместо этого они свободно спадают на спину, обрамляя ее хорошенькое личико. Я даже не помню, во что она была одета в прошлый раз, но, черт возьми, это точно был не этот сексуальный наряд библиотекарши. Все, что ей нужно, — это снять фальшивые очки, чтобы она могла прикусить кончики, когда скажет мне, что у меня просрочена книга.

Упругие округлые груди скрыты под блузкой, а верхняя пуговица расстегнута. Ее юбка туго облегает тонкую талию, и она выглядит слишком юной для матери двоих детей, с которыми я видел ее вчера. Тогда ее красота тоже поразила меня, и сначала я принял ее за няню. Потом я увидел, как она смотрит на своих детей, и понял, что она — их мать. Только мама, будучи настолько раздраженной и разочарованной, при этом смотрит на своих детей с такой любовью в глазах.

Обычно я не беру на работу никого, к кому испытываю физическое влечение. Смешивать бизнес с удовольствием так же плохо, как гадить там, где ты ешь, а я этого никогда не делаю. Эта женщина определенно привлекательна, но я думаю, что не поддамся искушению и не стану заманивать ее в свою спальню.

Я знаю, какая она заноза в заднице.

И теперь она здесь, стоит в моем офисе, разговаривает и смеется с моим отцом.

— Вы, — выпаливает она, медленно качая головой. Краска отливает от ее лица, и губы приоткрываются.

— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я и сокращаю расстояние между нами.

Папа переводит взгляд с женщины на меня и обратно:

— Вы двое знаете друг друга? Это Дарья, твой новый помощник.

— Подождите, — говорит Дарья, выглядя еще более испуганной, чем раньше. — Я думала, что работаю на вас. Мне сказали, что я буду работать с господином Фроловым.

— Я — Александр Фролов, — выплевываю я, раздраженный тем, что мой отец следует за мной по пятам. Да, он основал эту компанию, но именно я вывел ее на тот уровень, на котором она находится сегодня.

Дарья стоит, как олень в свете фар, широко раскрыв свои большие изумрудные глаза. Ее щеки вспыхивают, и краснота расползается по шее и груди.

— А что, будут какие-то проблемы? — медленно спрашивает папа, переводя взгляд с Дарьи на меня.

— Нет, — быстро говорит Дарья. Слишком быстро. — Не будет никаких проблем. — Она натягивает улыбку и обращает свое внимание на меня. — Я с нетерпением жду возможности приступить к работе!

— Да, я в этом уверен.

Я не из тех, кто ведет бессмысленную светскую беседу или приукрашивает что-либо.

Она протягивает мне руку для пожатия. Где мои манеры?

— Я — Дарья Соколова, и мне очень приятно с вами познакомиться.

Я беру ее за руку и поражаюсь тому, какая мягкая и теплая она на ощупь. У нее тонкие пальцы, и поначалу прикосновение робкое, но затем ее хватка превращается в крепкое рукопожатие.

Ее глаза все еще широко раскрыты от шока и страха, в них отражается невинность, которой я никогда раньше не знал. Это вызывает у меня странное чувство, и я ловлю себя на том, что хочу защитить эту невинность почти так же сильно, как хочу забрать ее.

Есть шанс, что я сделаю и то, и другое, уволив ее к концу дня. Я не могу представить, что кто-то, кто кричит на незнакомцев из-за такой мелочи, как место на парковке, мне подойдет.

— Взаимно. — Я отпускаю ее руку и уже скучаю по ее мягкой, гладкой коже. — Следуйте за мной в кабинет. У меня сегодня много дел.

Она коротко кивает мне, надевает еще одну фальшивую улыбку на своё хорошенькое личико и снова обращает свое внимание на моего отца. Ее улыбка становится искренней, и папа берет ее маленькую ручку в свои ладони.

— Для меня было честью познакомиться с вами, — говорит ему Дарья. — С тех пор, как я прочитала статью о вас и компании, я поняла, что должна здесь работать. — Папа сияет и проводит пальцами по ее запястью. Дарья напрягается.

Извините, леди. Твой кумир — бессовестный подонок. Который… Женат.

— Усердно работай и прояви себя, и ты окажешься на вершине. — Папа подмигивает ей, и Дарья снова краснеет.

— Благодарю вас.

Она отдергивает руку и прижимает ее к своему бедру. Она выжидающе смотрит на меня. Я жестом приглашаю ее следовать за мной.

— Послушайте, — начинаю я, изо всех сил стараясь не смотреть на нее. Вообще-то странно иметь помощницу-женщину. Когда я только начинал свою работу здесь, папа не разрешал этого из страха, что в конечном итоге я буду спать с ней. Тогда я бы так и сделал. Теперь же я повзрослел. Эта работа очень много значит для меня.

Денис был моим первым помощником. Он на несколько лет старше меня, и за его плечами больше образования и опыта, чем было у меня в то время, но иногда это больше зависит от того, кого ты знаешь. Сейчас Денис — один из наших лучших специалистов, которого я считаю своим хорошим другом.

Дело не в том, что я думаю, что Дарья плохо справится с работой, потому что она женщина. Наш главный администратор — женщина, и я решительно выступаю за то, чтобы ко всем нашим сотрудникам здесь относились справедливо и все получали равную оплату. Это другое дело, вот и все, и я не могу представить, чтобы она была в восторге от встречи за обедом в ресторане, известном своими официантками. Точнее, обтягивающими белыми рубашками и короткими клетчатыми юбками, которые они носят.

И, конечно, есть много женщин, которых это устраивает и даже увлекает, но Дарья? Мисс Встревоженная мама? Ни за что, черт возьми.

— Мы оба были удивлены этим. Очевидно, произошла какая-то ошибка из-за отсутствия связи. Я могу позаботиться, чтобы вы получили свою предыдущую работу…

— Нет, — выпаливает она. — Меня эта устраивает, я имею в виду… Если это устраивает вас. — Румянец возвращается к ее щекам, и она нервно откидывает волосы назад. — Мне действительно нужна эта работа, и я вас не разочарую. И… И я сожалею о вчерашнем, хотя вы были неправы, заняв мое место. — Тяжело сглотнув, она смотрит на меня, действительно смотрит на меня.

Я смотрю на нее несколько секунд, даже не зная, что, черт возьми, делать. Она пробыла здесь всего тридцать секунд, а я уже понял, что она сильно отличается от ассистентов, которые были у меня в прошлом. Она сказала, что ей нужна эта работа, но она не пресмыкается у моих ног, как это делают большинство стажеров и ассистентов. Это действительно отрезвляет.

— Меня не волнует вчерашний день, — говорю я ей. — О чем я забочусь, так это о том, чтобы выполнять свою работу, и делать это хорошо. Мне нужен кто-то, кто сможет сразу влиться. У меня нет времени обучать кого-то с нуля.

Ее рука — не единственное, к чему я хотел бы прикоснуться…

— Я быстро учусь, — говорит она, делая неуверенный шаг вперед. — Я умная, трудолюбивая и смогу сделать все, что вам от меня будет нужно. Ну, не совсем все. Я никого не буду убивать. Или делать что-нибудь незаконное, просто чтобы прикрыть вас. Но это зависит от того, какой именно деятельностью вы хотели бы, чтобы я занималась. Например, если вам нужно, чтобы я проникла в морг, чтобы украсть файлы о подозрительной смерти, которая могла быть вызвана вампиром, — я бы согласилась. Но если вы решите выкрасть секретные компьютерные файлы у конкурента, на меня не рассчитывайте.

Я моргаю. Один раз. Два раза. Три раза.

— Что?

Она делает вдох и смотрит мне прямо в глаза.

— Я справлюсь с этой работой и приступлю прямо сейчас. Предполагалось, что ваш предыдущий помощник позвонит и все мне расскажет.

— Хорошо. Для начала приготовьте мне кофе, пожалуйста.

Она кивает.

— Какой кофе предпочитаете?

— Черный.

— Ладно. Я, э-э, сейчас вернусь.

Она исчезает из офиса, и до меня доходит, что она понятия не имеет, где и что находится на этом этаже. Я подхожу к столу и открываю свою электронную почту. В моем почтовом ящике больше дюжины нежелательных писем, и это выводит меня из себя. Как, черт возьми, мой рабочий адрес электронной почты вообще оказался в этих списках рассылки? Филипп бы уже удалил их, а я тем временем успел бы ответить двум клиентам, прежде чем Дарья вернется с моим кофе.

Сегодня будет долгий, сложный день, и я не могу обещать, что к вечеру Дарья все еще будет моим ассистентом.

Глава 6

Я не могу поверить, что накричала на своего начальника.

Технически он еще не был моим начальником — хотя подождите, да, он им уже был. О, Боже. Вчера, перед тем как уйти из офиса, я подписала все документы. Я просто не знала, что он мой начальник, а он не знал, что я его помощница.

Прекрасное начало работы, знаю. Я не рассчитываю подружиться со своим начальником, и у меня нет желания тусоваться с ним после работы. Но я обычно нравлюсь людям, а Александру Андреевичу определенно — нет.

Это мой первый день на этой работе, и начальник уже ненавидит меня.

Мне он тоже не особо нравится. Напыщенный, самовлюбленный и грубый. Я возненавижу работу на него, необходимость приносить ему кофе по утрам и миллион других маленьких утомительных вещей, которые он более чем способен сделать сам.

Эта работа — временная, и я не останусь здесь навсегда. Если бы это был большой пакет лимонов, то я бы сорвала лимонадный джекпот. То, что сегодня кажется кислым, завтра может стать сладким, и в конце концов это окупится.

Мне просто придется напоминать себе об этом каждый день. Наверное, дважды в день. Я выпью свой лимонад… Но сначала мне нужно придумать, где найти кофе для Александра.

Голова идет кругом, я прохожу несколько метров вперед только для того, чтобы замедлиться и снова оглядеться.

— Дарья, верно? — зовет кто-то. Оборачиваясь, вижу молодого человека, склонившегося над столом у входа в офис. Я киваю, и он машет мне рукой.

— Я — Матвей.

— Дарья, но ты, эмм, уже знаешь это. Приятно познакомиться.

— Выглядишь немного потерянной.

— Да, так и есть.

Он одаривает меня сочувственной улыбкой и выходит из-за стола.

— Позволь мне провести для тебя двухминутную экскурсию.

— Спасибо.

— Уборные находятся дальше по коридору, у лифта, — начинает он, указывая на двери, ведущие в главный офис. — А там у нас стажеры. — Он машет рукой в сторону открытого пространства за большим столом секретаря. Там около дюжины столов, заполненных полными надежд стажерами с горящими глазами надеющимися продвинуться по службе и получить постоянную работу в фирме.

Мы проходим мимо них, останавливаясь в коридоре, который ведет в кабинет Александра. Матвей показывает мне два конференц-зала, еще несколько офисов и комнату отдыха.

И, черт возьми, это здорово.

Огромная.

Красивая.

И закуски предоставляются бесплатно.

Я собираюсь набрать несколько килограммов за первую неделю.

— Еще раз спасибо, — говорю я Матвею, заметив кофейник. Он стоит рядом с кофемашиной, которая выглядит слишком сложной в использовании. Слава богу, Александр хочет всего лишь черный кофе.

Двое мужчин в приталенных пиджаках сидят за столиком у окна и обсуждают, как они цепляли танцовщиц в клубе прошлой ночью. Я проскальзываю в комнату, направляясь прямо за кофе. Надеюсь, что в шкафчике есть кружки или бумажные стаканчики.

— …И ее большие сиськи, ммм, я говорю тебе, чувак…

Один из мужчин поднимает взгляд, замолкая при виде меня.

— О, черт. Извини.

Другой поворачивается и подмигивает, разглядывая меня. Хочет, чтобы я знала, что он находит меня привлекательной, и я не понимаю, что чувствую по этому поводу. С одной стороны, это лестно, а с другой — немного жутковато.

Я не кусок мяса, хотя приятно внимание с их стороны.

— Я раньше не видел тебя здесь, — парень, говорящий о больших сиськах, встает и застегивает пиджак. — Я — Денис, и мы не всегда такие вульгарные.

Каблуки стучат по полу позади меня.

— Не вешай ей лапшу на уши, — говорит женщина. — Обычно они еще хуже. Она входит в комнату и протягивает мне руку для пожатия. Она высокая, худощавая, с самыми гладкими светлыми волосами, которые я когда-либо видела. — Кристина, приятно познакомиться.

— Дарья, — говорю я и пожимаю ей руку. — Я тоже рада познакомиться.

Она подходит к модной кофеварке для приготовления эспрессо, и я задаюсь вопросом, смогу ли беззаботно стоять и наблюдать, как она ею пользуется, чтобы и самой разобраться. Если нет, я запишу марку и модель, чтобы позже посмотреть видео в Интернете.

— Я не знала, что мы наняли новых стажеров.

— Я, эмм, не временная работница. Я новая помощница Александра Андреевича.

— Ты заменяешь Филиппа? — Кристина отводит взгляд от кофемашины и оглядывает меня с ног до головы. — Не ожидала.

— Это хорошо? — спрашиваю я с нервным смешком. Я уже забыла последовательность кнопок, которые она нажимала на этой чертовой машинке.

— Дай мне неделю, и я тебе отвечу на этот вопрос. — Она наливает себе кофе и поворачивается, чтобы уйти. — Удачи. Тебе она понадобится.

— Мне действительно понадобится удача? — спрашиваю я Дениса, как только Кристина выходит из комнаты отдыха. Открываю тот же шкафчик, что и она, и беру белую кружку.

— Не-а. — Денис машет рукой в воздухе. — Алекс не так уж и плох, когда узнаешь его поближе.

Он ободряюще улыбается мне, но по его глазам видно, что он лжет. Мне понадобится вся удача в мире, чтобы пройти через это.

Глава 7

— Черт! — Я моргаю, надеясь, что просто неправильно увидела время. Нет, все правильно. — Черт, черт, черт! — я откидываю одеяло и вытаскиваю руку из-под Полины. Она пришла ко мне в постель утром, всего за минуту до того, как зазвонил мой будильник. Сказала, что ей приснился плохой сон, и она хотела полежать со мной, пока не успокоится. Я выключила будильник, сказав себе, что мы просто полежим пять минут, а потом встанем. Что ж, прошло двадцать минут, и теперь мы опаздываем.

Все еще ворча, я вскакиваю с кровати, задеваю ногой свою одежду, которую сняла и оставила на полу, и спешу в ванную. Я не жаворонок, и обе девочки унаследовали мой ген ночной совы. Нам нелегко подниматься каждое утро и выходить из дома.

Я бы все отдала, чтобы сейчас остаться дома со своими детьми вместо того, чтобы работать на работе своей мечты. В понедельник они идут в школу, и у меня такое чувство, что я больше работала, чем играла с ними, что нормально, я знаю.

Но мне это не нравится.

Я умываю лицо, расчесываю волосы, которые, к счастью, держатся волной благодаря вчерашним распущенным локонам. Постукивая по экрану своего телефона, чтобы посмотреть время, я паникую. Не имею ни малейшего представления, как, черт возьми, я собираюсь успеть на работу вовремя.

Выбегая из ванной, иду на кухню и открываю холодильник. У нас очень мало продуктов, а на моем банковском счету очень мало денег. Не самое удачное сочетание.

— Мамочка, — зовет Вика из своей спальни. — Где ты?

— Кухня, — отвечаю я, стараясь не говорить громче, чем обычно. Квартира небольшая, состоит из маленькой гостиной, которая переходит в еще меньшую кухню. У нас есть крошечная ванная комната с раковиной, ванной и туалетом, а затем две спальни. Стойла у лошадей больше, чем комнаты, в которых мы спим, но, по крайней мере, у нас есть крыша над головой и безопасное место для ночлега, верно? Хотя, если бы я посмотрела статистику преступности в этом районе, я бы снова начала спать с ножом под подушкой.

— Доброе утро, детка, — говорю я Вике, когда она медленно подходит к столу. Она напоминает мне зомби с медленными, отрывистыми движениями и растрепанными волосами. Эта девочка просыпается с впечатляющим гнездом на голове. У обеих девочек великолепные густые темно-каштановые волосы, которые они унаследовали от меня.

Их идеальные натуральные кудри… те, что достались им от отца, а также их карие глаза. Потому что у их отца тоже были карие глаза… Я думаю. У нас не было отношений, когда я забеременела. Мы даже не встречались.

Я пошла на вечеринку с Таней с целью отвлечься от худшей недели в моей жизни. На последнем курсе института мне нужно было наверстать упущенное. Когда дело доходило до вечеринок, я предпочитала проводить ночи в своем общежитии с книгой, а Таня любила гулять и напиваться. Я не могу вспомнить, сколько ночей я придерживала ей волосы, чтобы они не упали в грязный совместный туалет, когда ее рвало с полбутылки водки.

Несмотря на рвоту, которая всегда сопровождалась плачем и пустыми обещаниями, что она «никогда больше не будет пить», Таня всегда возвращалась к своему обычному образу жизни и рассказывала о том, насколько веселыми были упомянутые вечеринки. Мы во многом противоположны, и, вероятно, именно поэтому из нас получились такие хорошие друзья.

Один-единственный раз Таня смогла уговорить меня пойти с ней на тусовку, единственный раз, когда мне нужно было передохнуть, выпить и просто забыть о том, насколько несправедлив мир. Это только доказало мне, что не имеет значения, хороший ты или плохой человек.

Вещи просто случаются.

Плохие вещи.

Хорошие вещи.

Несправедливые вещи.

Они просто случаются.

Или, может быть, это было вовсе не случайно. Я потеряла все только для того, чтобы получить двух драгоценных дочерей, которых я люблю больше жизни. Из-за которых я просыпаюсь каждое утро с желанием стать лучше.

Только ради них.

— Скоро завтрак? — спрашивает Вика, протирая глаза. — Я голодная.

— Да, сегодня мы должны быстро поесть.

Я открываю шкафчик и достаю крекеры и варенье. Достаю две тарелки, даю каждой по четыре крекера и намазываю их вареньем, а затем достаю из холодильника яблоко. Мне действительно нужно добиться большего.

Комок в моем горле возвращается, и мне с трудом удается сглотнуть, чтобы прогнать его. На новой работе мне повысили зарплату, и я собираюсь сойти с ума в продуктовом магазине, как только поступят деньги.

Ладно, я просто куплю свежие фрукты и овощи. И сосиски. Очень много сосисок. Всего две упаковки. Или три. Девушка может мечтать.

— Ешь, милая. Я собираюсь разбудить твою сестру. — Вика кивает и кладет голову на стол. Мне неловко заставлять их вставать рано, чтобы я могла отвезти их в детский сад, но нам придется привыкнуть вставать и уходить еще раньше, как только начнутся занятия в новой школе. Девочки должны быть там к половине девятого, а забирать их нужно в половине третьего. Слава Богу, Таня готова забирать их либо к себе домой, либо в папину квартиру.

— Полина, — тихо говорю я и возвращаюсь в свою комнату. Я поднимаю жалюзи, чтобы впустить немного света. Окно снаружи серьезно нуждается в мытье, но больше шансов, что я выиграю в лотерею, встречу переодетого принца, который безумно в меня влюбится, и, наконец, получу свое письмо из Хогвартса — в тот же день, — чем на то, что управляющая компания наймет кого-нибудь для этого. К счастью, мы переехали сюда не ради блеска и гламура.

— Пора вставать, милая.

Полина приоткрывает глаза и стонет, снова натягивая одеяло на голову.

— Я знаю, — говорю я ей и плюхаюсь на кровать. — Я тоже хочу снова лечь спать, но мне нужно отвезти вас в детский сад, чтобы я могла поработать. — Не хочу! Не хочу в детский сад! — стонет она, голос граничит с хныканьем. Клянусь, только мои дети могут просыпаться и хныкать. Честно говоря, это действует мне на нервы, и мое терпение иссякает, когда я уставшая.

А уставшая я всегда.

— Сегодня пятница! — Я подхватываю ее на руки и усаживаю. — Это значит, что завтра мы будем спать, смотреть фильмы и гулять в парке, если будет хорошая погода.

— Мы можем устроить день спа?

— Что такое день спа? — спрашиваю я, надеясь, что она не имеет в виду поход в настоящий спа-салон. Даже если бы я могла себе это позволить, думаю, я бы не стала брать туда шестилетних детей. Это было бы полной противоположностью расслаблению.

— Мы делаем маски для лица и красим ногти. Я видела это в видео.

— Звучит забавно! Я закажу где-нибудь несколько масок для лица. У меня есть лак для ногтей и бомбочка для ванны, которую тетя Таня подарила мне на день рождения.

Полина оживляется, улыбается и кивает.

— Но у нас не получится провести спа-день, если я не пойду на работу. Так что давай, вставай и ешь, а я пока выберу одежду на сегодня.

— Можно, как у Ви?

— Я подумаю, что можно сделать, — говорю я ей с улыбкой. У девочек есть похожая одежда, но, поскольку девяносто девять процентов того, что у них есть, было подержанным, я не могла одевать их в одинаковые комплекты.

Десять минут спустя я все еще спешно собираюсь. Полина начала день медленно, а Вика не может усидеть на месте, пока я пытаюсь расчесать ей волосы.

— Я не буду делать тебе прическу, — говорю я ей и отпускаю пригоршню густых локонов, которые держала в руках. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы сидеть смирно, пока я собираю твои волосы в хвост.

Вика, плача, спрыгивает с дивана на пол.

— Я хочу, чтобы мои волосы были наверху. Пожалуйста, мамочка!

Я закрываю глаза, зная, что не должна сдаваться. Она ноет, но на улице жарко и влажно, а в детском саду они выходят на улицу. Ей действительно следует собрать волосы, но она должна посидеть спокойно тридцать секунд и не вертеть головой.

— Нет. Мы пытались три раза, но ты не слушаешься.

Я откладываю расческу и встаю, хватая свою косметичку. Я не пользуюсь большим количеством косметики, в основном потому, что у меня нет времени, а хороший макияж требует времени, да и стоит он дорого. Но я хочу приложить усилия, по крайней мере, в течение первого месяца на моей новой работе.

И как бы мне ни было неприятно это признавать — все на четырнадцатом этаже выглядят такими собранными! Как будто они действительно отвечают за свою жизнь и не мечутся, имея в запасе две минуты, в то время как шестилетний ребенок катается по полу и плачет.

Я рискую потерять минуту драгоценного времени, чтобы сходить в туалет. Когда выхожу из ванной, Полина тоже лежит на полу, обнимая свою сестру.

Я единственный ребенок в семье, поэтому не совсем понимаю связь между братьями и сестрами. Полина покладистая, а Вика гораздо более сорвиголова, но они так похожи во многих других вещах, причем не только внешне.

— Готовы? — спрашиваю я, и они обе поднимают глаза.

— Мамочка, ты можешь сделать прическу моей сестренке? — спрашивает Полина. — Я велела ей сидеть тихо. — Она делает ударение на последних словах, и это чертовски мило.

— Да, но нам нужно поторопиться. Надень свои туфли, пока я уложу ей волосы, пожалуйста.

Полина кивает, и Вика садится. Я быстро собираю ее волосы в хвостик, приглаживая их. Прикрепляю большие белые банты к волосам обеих девочек, хватаю наши вещи и выбегаю за дверь.

Мы добираемся до детского сада точно вовремя, и я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы отстегнуть ремни автокресел девочек.

Вика вскакивает со своего места и выглядывает в окно, думая, как здорово, что у нее есть место для ног, чтобы стоять в этой машине. Полина не двигается, лишь откидывает голову на спинку сиденья.

— Что случилось, детка? — спрашиваю я.

— Я не хочу идти в детский сад.

— Я знаю, но ты должна.

— Почему я не могу остаться с тобой?

О, мое сердце.

— Потому что мне нужно идти на работу.

— Останься дома, — умоляет она, и глаза ее наполняются слезами. — Я буду скучать по тебе.

— Я заеду за тобой, как только смогу, и тогда у нас будут выходные, которые мы проведем вместе. Тебе будет весело, как только ты окажешься внутри детского сада. Ты же любишь своих друзей!

— Я хочу остаться дома.

— Мы уже в машине. Я не собираюсь домой.

— Тогда пойдем с тобой на работу, — пытается она меня уговорить.

— Да! — Вика соглашается. — Можно нам пойти с тобой на работу, мамочка?

— Нет, любимые мои, мне жаль, но вы не можете. На моей работе не пускают детей в здание, — вру я, надеясь, что это поможет. Хотя я не могу себе представить, чтобы Александр когда-нибудь допустил детей в офис. Он такой холодный и надутый… И невероятно красивый.

Что, кстати, несправедливо. Он такой негодяй. Почему у кого-то доброго и заботливого, кто работает волонтером и прижимает к себе спасенных щенков, не может быть его внешности?

Я подъезжаю к дверям, и Эльвира, одна из работниц детского сада, встречает нас с удивленным лицом:

— О, Дарья. Я не знала, что это вы. Новая машина? — спрашивает она и помогает Вике спрыгнуть вниз.

— Ах, хотелось бы. Она принадлежит моему начальнику, — говорю я, чувствуя, что проще оставить все, как есть. Говорить, что у меня есть служебная машина, — немного чересчур, а объяснять, что мне дали надежную машину для поездок, чтобы я могла быть в полном распоряжении Александра, — слишком унизительно. Эльвира протягивает руку Полине, которая обхватывает себя руками и качает головой.

— Что случилось, Полиночка? — спрашивает Эльвира. Она так хорошо ладит с детьми, и они ее тоже любят. Это одна из немногих вещей, которые заставляют меня чувствовать себя лучше, когда я привожу их сюда каждое утро.

— Я скучаю по маме.

Эльвира еще ближе наклоняется к машине.

— У меня есть идея, но ты не рассказывай маме, хорошо? — говорит она шепотом. — Я только что открыла совершенно новую коробку цветных карандашей. Как насчет того, чтобы нарисовать супер-особенную картинку для мамочки?

Полина шмыгает носом:

— Хорошо.

— Спасибо, — говорю я Эльвире, смаргивая собственные слезы. Я еще раз обнимаю и целую каждую девочку перед отъездом. Я так расстроена, что не понимаю, что опаздываю, пока не заезжаю в гараж на работе. Моя старая машина все еще стоит на том же зарезервированном для меня месте, а я подъезжаю к гораздо более близкому, зарезервированному для помощника Александра.

Я буквально бегу к лифту и так быстро, как только могу, пересекаю вестибюль и вхожу в другой лифт. Сейчас восемь пятьдесят четыре, подъем на четырнадцатый этаж занимает около минуты, ну, если мы не будем останавливаться на каждом этаже.

Именно это и происходит. Ладно, не на каждом этаже, но мы останавливаемся на этаже номер пять. И семь. И десять. И двенадцать. Я выхожу из лифта, когда мы добираемся до моего этажа, и врываюсь в офис, не переводя дыхания, пока двери за мной не закрываются. Сейчас восемь пятьдесят семь. Я не опоздала.

— Привет, — говорит Матвей, когда я прохожу мимо.

— Привет, как дела?

— Хорошо. Сегодня пятница. У тебя большие планы на выходные?

Я качаю головой.

— Я провожу время со своими детьми. Так что ничего сумасшедшего, насыщенного событиями, но я с нетерпением жду этого.

— У тебя есть дети? — Он поднимает брови. — Ты так молода. Без обид или чего-то в этом роде, я просто предположил, что мы примерно одного возраста.

— Вероятно, так оно и есть. Мне двадцать пять, и у меня шестилетние девочки-близняшки.

— Близнецы? Ты выглядишь потрясающе для того, кто родил двоих детей.

— Это было шесть лет назад, — смеюсь я, не добавляя, что стресс от того, что я мать-одиночка и не могу сама покупать достаточное количество продуктов, помог мне сбросить вес. Женщины выращивают внутри себя человеческих существ. Кого, черт возьми, волнует, если мы наберем несколько килограммов, у нас появятся растяжки или обвиснет кожа на животах?

Позвольте мне сказать это еще раз: женщины выращивают внутри себя людей. Это не что иное, как чудо, и внешность меркнет в сравнении с ним. Мне снова и снова говорили, как мне повезло, что у меня не появились растяжки, а я горжусь своим шрамом от кесарева сечения. Из меня вышел не один, а два крошечных человечка. Это чертовски круто.

— Ну, тем не менее ты выглядишь потрясающе.

— Спасибо, — говорю я с улыбкой. Этот комплимент был как раз тем, в чем я нуждалась, чтобы уменьшить боль в моем сердце из-за того, что я отправила девочек в детский сад. Я направляюсь к своему рабочему месту, бросаю сумочку и заглядываю в кабинет Александра Андреевича.

Он разговаривает по телефону, и, черт возьми, Александр сегодня прекрасно выглядит в темно-сером приталенном костюме. Действительно, странно, что большая часть его тела прикрыта, и тем не менее я нахожу, что он излучает сексуальную привлекательность. Он поднимает голову и ловит мой взгляд. Я слегка машу рукой и улыбаюсь, а затем направляюсь в комнату отдыха, чтобы взять кружку черного кофе на случай, если Александр снова захочет его.

Этим утром в комнате отдыха настолько много еды, что я останавливаюсь и моргаю, чтобы убедиться, что мне это не почудилось. Тут имеется даже повар в белом халате, и я почти уверена, что эти бокалы полны настоящего шампанского.

Почему я не начала работать здесь раньше?

— Доброе утро, — говорит парень двадцати с чем-то лет, входя в комнату. — Я — Петр, ассистент Дениса. Ты — Дарья, верно?

— Да, — отвечаю я, не отрывая взгляда от кофе. Я не хочу пролить ни капли. — Приятно познакомиться. Ты давно здесь?

— Не слишком. Всего семь месяцев. — Он берет стакан с апельсиновым соком. Все парни подкалывают меня и говорят, что это девчачий напиток, но я люблю хорошую Мимозу. Хочешь одну?

Слава богу, он это сказал, иначе я бы выпила залпом, прежде чем почувствовать алкоголь.

— Может быть, позже. Я не часто пью и еще не завтракала.

— Возьми одну, пока они не закончились.

— Так вы, ребята, часто этим занимаетесь? Едите яичницу с сосисками, выпивая?

Он кивает и протягивает повару тарелку, чтобы тот наполнил ее.

— Каждую пятницу. А в первый понедельник месяца мы ходим на массаж. Рад познакомиться с тобой, Дарья.

Я бросаю долгий взгляд на горячие блюда и заставляю себя оторваться от них. Надеюсь, смогу отнести Александру кофе, а потом прокрасться обратно за тарелкой завтрака для себя.

Он все еще разговаривает по телефону, поэтому я ставлю его кофе на свой стол и сажусь, просматривая календарь на день. Проходит несколько минут. Я оглядываюсь каждые тридцать секунд, чтобы посмотреть, говорит ли все еще Александр по телефону. Наконец дверь открывается, и он стоит на пороге. Я сразу включаю режим написания рассказа и представляю, как он срывает с себя рубашку и заводит кого-то — кто чисто случайно похож на меня — в тайную комнату в офисе, чтобы заняться страстной любовью.

Но потом я чувствую, как от него волнами исходит гнев.

— Доброе утро, Александр Андреевич.

Я встаю и беру чашку с кофе.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

— Принесла для вас кофе, — медленно произношу я, осознавая, что на нас пялится не один стажер. — А на что это похоже? — спрашиваю я с легким смешком и улыбкой. У меня приятная улыбка. Мама говорила, что это заразительно, и я могу перевернуть любую хмурость с ног на голову. Может быть, это и срабатывало, когда я была милой пятилетней девочкой, но прямо сейчас по какой-то причине это очень сильно бесит Александра.

— Если ты не относишься к этой работе серьезно, возможно, мне следует найти кого-то другого, кто это сделает.

Что? Нет. Я не могу потерять эту работу. Я даже не получу выходного пособия. Я пробыла здесь недостаточно долго.

— Я действительно отношусь к этому серьезно. Честно.

— Но ты опоздала.

— Я приехала сюда в восемь пятьдесят семь. А должна быть здесь в девять.

— Твой рабочий день начинается в девять. А это означает, что ты должна быть здесь и готова к этому времени. Ты мой помощник и должна помогать мне. А мне не очень помогает, что ты не приходишь вовремя, не так ли?

— Я… я… — Я запинаюсь, подбирая слова. Александр разворачивается и марширует обратно в свой кабинет.

Проклятье. Я опускаюсь обратно в кресло и пытаюсь притвориться, что половина офиса только что не видела, как на меня накричали на второй день работы.

Эта работа не стоит такого стресса, и мне следовало остаться на своей старой.

Боже, я чувствую себя неудачницей из-за этих мыслей. Сейчас только утро второго дня, а я уже хочу бросить все. Мама была бы так разочарована во мне. Слезы наворачиваются на глаза при мысли о ней. Она была мне не только матерью, но и самой близкой подругой, даже в те трудные подростковые годы, когда я не хотела иметь ничего общего с родителями.

Мама была доброй и понимающей, и у нее было больше терпения, чем у меня когда-либо будет. Хотя она растила только одного маленького чертенка, а не двух.

Внезапно до меня снова доходит, что она никогда не встретится со своими внучками и что близняшки никогда не узнают, какой удивительной была их бабушка. Я только надеюсь, что смогу поделиться ее вдохновением с помощью историй о ней и сохранить память о ней живой на долгие годы.

Я отворачиваюсь от Александра и смотрю на календарь на своем столе. Слава звездам, что он будет занят на встречах до конца дня. Я принесу ему кофе — и изо всех сил постараюсь не плюнуть в него, — а потом буду держаться от него подальше. Его первая встреча назначена на десять, так что мне остается потерпеть еще всего лишь час.

Все в нем меня раздражает, и мне это не нравится. Я изо всех сил стараюсь не быть осуждающим человеком и не позволять таким мужчинам, как он, действовать мне на нервы. Я имею в виду людей, которые думают, что они — Божий дар человечеству. Которые думают, что они лучше всех, им все позволено — только потому, что у них есть деньги.

Пошел ты, Александр Фролов. И к черту твою безумно красивую внешность и твою точеную челюсть, которая каким-то образом уже покрыта идеальной щетиной, хотя сейчас всего девять утра. К черту твой дизайнерский костюм и твои часы, которые стоят больше, чем моя годовая арендная плата.

И самое главное — пошел ты к черту за то, что наполнил меня таким количеством негатива. Потому что, как бы я ни старалась убедить себя в обратном, одно я знаю наверняка: я ненавижу Александра Фролова.

Глава 8

Если есть что-то, от чего мне становится не по себе, так это чьи-то слезы. Может быть, потому, что в моей жизни было довольно много моментов, когда я сам хотел заплакать, но не позволял себе этого. Каждый раз, когда я чувствовал на себе ярость папиных кулаков. Каждый синяк, каждая разбитая губа. Каждая ложь о том, как это произошло.

Каждая ночь, когда мама плакала, пока не засыпала. Когда Ника пробиралась в мою комнату и пряталась под одеялом в моей кровати, боясь, что придет наш отец, пьяный, усталый и разглагольствующий о работе.

Я всегда держал себя в руках, никогда не позволяя себе слез. Мама сказала бы мне, что настоящие мужчины не плачут.

— Не позволяй своему отцу видеть твою слабость, — говорила она, когда слезы наполняли мои глаза, а боль от жестокого обращения становилась слишком сильной.

Так что я держал себя в руках.

Я все еще ненавижу себя за то, что постоянно искал его одобрения. Может быть, если бы я добился его любви, он перестал бы вымещать на мне свой гнев. Возможно, если бы он был горд мною, он позволил бы мне присоединиться к нему на воскресном обеде, когда встречался с инвесторами, объясняя им, почему они должны доверять его совершенно новой компании.

Я уважал его. В конце концов, он был моим отцом, и с годами я увидел его в новом свете. Не просто жестокий негодяй, который превратил мою жизнь в сущий ад, а жестокий негодяй, который был умен, хитер и зарекомендовал себя в деловом мире.

Наша жизнь изменилась, а папа — нет. Только когда мне исполнилось шестнадцать и я стал крупнее и сильнее его — он поднял на меня руку в последний раз; тогда я ударил его в ответ, сломав ему нос и испачкав кровью одну из его дизайнерских рубашек.

Я знаю, это полный треш, но в следующие выходные я пошел на поздний завтрак с ним и членами правления. Если бы я знал тогда то, что знаю сейчас, я бы никогда не пошел с ним. Я был все еще молод, все еще юноша с полными надежды наивными глазами, который верил во второй шанс.

Я находил для него оправдания. Он зарабатывал много денег, и это была очень напряженная работа. Он зарабатывал много денег и всегда находился под давлением. Он зарабатывал много денег, так что быть ослом — нормально.

Несмотря ни на что, все всегда сводилось к одному: к деньгам.

Не поймите меня неправильно, мне нравится мой более чем комфортный образ жизни. Мне нравится мой дом и мои машины. Моя дизайнерская одежда, новейшие гаджеты и возможность нанять обслуживающий персонал. Все это помогает мне. Но… Это лишь вещи.

И когда я сижу здесь, наблюдая, как Дарья смахивает крупные слезы, которые собираются в ее глазах, я думаю о том, насколько хрупка жизнь и что в конце концов все не имеет значения. Я мог бы умереть в одиночестве в своем многомиллионном доме, окруженный всеми желаемыми вещами в мире, и ничто из этого не имело бы значения.

Крайне неприятное чувство тяжело оседает у меня в груди, и я борюсь с желанием утешить Дарью. Вытереть ей слезы и заставить улыбнуться. Я не знаю ее, но все же чувствую что-то внутри нее, что-то редкое и драгоценное. Этот свет, который я не хочу гасить.

Эти чувства меня пугают.

Мне не следовало быть таким резким. Я не хотел этого, и мне трудно поддерживать с ней профессиональные отношения, когда мои мысли о ней постоянно возвращаются к каким-то очень непрофессиональным.

Я серьезно отношусь к своей работе, и Дарья мне тоже нужна. Но мне не следовало так сильно переживать, хотя я знаю, что это было связано с надеждой, что она не примет мое предложение и вернется на свою старую работу этажом ниже, где мне не придется видеть ее красивое лицо или полные губы.

На самом деле я не придурок и не хочу им быть. Я рос с одним из таких и видел, какое опустошение это нанесло нашей семье. Легче закрыть свое сердце и притвориться, что у меня иммунитет к эмоциям. Какое-то время это работает, но потом все, что подавляешь, возвращается, обычно ночью.

Это удушает, напоминая мне, насколько я одинок, что люди, которые называют себя моими друзьями, совсем меня не знают. Это не их вина, потому что я тот, кто носит маску. Кто скрывает свою боль за выпивкой и вечеринками, делая вид, что живет своей лучшей жизнью каждый день недели.

Есть причина, по которой Дарья так сильно действует мне на нервы, и это не только потому, что я нахожу ее безумно привлекательной. Она излучает атмосферу идеальной соседской девчонки, но я думаю, что в ее случае, честно говоря, она даже не замечает этого. А другая причина здесь, кричит на меня из глубины моего сознания, но я отказываюсь слушать.

Я еще не готов.

И даже если бы я это сделал, что с того? Она моя помощница. Запрещено. Я вообще не хожу на свидания и тем более не собираюсь связываться с кем-то с работы.

Я кладу руки на стол, собираясь встать и подойти к ней, но я не знаю, что бы я сказал. Утешать и проявлять эмоции — не моё, но меня убивает сидеть здесь и ничего не делать. Я встаю как раз в тот момент, когда звонит ее телефон. Дарья шмыгает носом, встряхивается и отвечает на звонок, широко улыбаясь.

Собеседник, очевидно, не видит ее улыбки, но ей нужно убедить себя, что с ней все в порядке. У меня такое чувство, что это то, к чему она привыкла, и я снова испытываю интерес к ней. У нее есть близняшки, которые выглядят как ее мини-версии. Учеба в «Эрудите» обходится недешево, и, возможно, с моей стороны стереотипно предполагать, что если она отправляет туда своих детей, значит, она замужем за кем-то, кто зарабатывает больше денег, чем ассистентка без опыта работы.

И все же она не носит кольца, хотя в наши дни это мало что значит. Многим людям не нужен ярлык любви или брака. Однако вчера в ее глазах было отчаяние, когда она сказала, что ей нужна эта работа, и я не думаю, что мысль о том, чтобы расстраивать меня и рисковать повышением, привела ее на грань слез. Она боится потерять работу, потому что без нее ей — и ее детям — было бы плохо.

Я моргаю, отрывая от нее взгляд, и снова смотрю в свой компьютер. Сегодня у меня очередные встречи, и у меня нет времени на размышления о Дарье. Она — моя помощница. Она проработает здесь год, если вообще продержится так долго, а потом перейдет на какую-нибудь другую должность. Я не просто так отделяю свою личную жизнь от работы. Работа отнимает большую часть моей жизни, я ни в коем случае не хочу думать об этом, когда наконец оказываюсь дома и пытаюсь расслабиться.

И Дарья… Дарья, похоже, полная противоположность расслаблению. Она слишком игривая. Слишком разговорчивая и бодрая, хотя выглядит так, будто ей не помешал бы долгий сон и большой бокал вина. Интересно, что она… черт возьми. Мне нужно остановиться.

Она смеется над тем, что кто-то говорит по телефону, и улыбка озаряет все ее лицо. Она опирается локтем на стол и наклоняется вперед, записывая что-то в блокнот. Она сняла розовый свитер, который был на ней поверх черного платья, и одна из тонких бретелек упала с ее плеча. Она — водоворот вещей, которые не должны сочетаться друг с другом, но которые сочетаются. Мягкая и нежная, но в то же время странная и причудливая. Серьезная, но эмоциональная.

Желанная, но такая недостижимая.

Я все еще смотрю на нее, наблюдая, как этот по-детски выглядящий лимонный амулет болтается у нее на шее, когда она поднимает взгляд. Наши взгляды встречаются, и она снова замирает, все еще прижимая телефон к уху. Я отвожу глаза и снова смотрю в свой компьютер.

Она снова смеется, но выражение ее лица совершенно этому не соответствует. Она подыгрывает тому, кто говорит по телефону, и делает это чертовски здорово. Через несколько секунд она вешает трубку. Краем глаза я вижу, как она смотрит на меня, колеблясь, прежде чем встать.

Она останавливается у открытой двери и тихонько стучит.

— Александр Андреевич?

— Зови меня Алекс, — говорю я ей. — И заходи. Мне, э-э, жаль, что я сорвался. Я не жаворонок, поэтому по утрам бываю в не лучшем настроении.

Дарья слегка улыбается мне:

— Я тоже. Только что звонила помощница Дмитрия Григорьевича. Дмитрий хочет знать, можешь ли ты перенести встречу, которую должен был провести сегодня, на следующую неделю.

Проклятье. Это уже третий раз, когда он переносит встречу. Дмитрий — совладелец крупнейшей компании по производству игрушек в России. В прошлом году они выкупили другую компанию по производству игрушек, и теперь он является одним из крупнейших наших клиентов. Рич-пиар месяцами переманивала наших клиентов и, несмотря на их дурацкое название, смогла украсть несколько самых крупных.

Я больше не проиграю им, и я уверен, что постоянные переносы сроков Дмитрия связаны с той, другой пиар-фирмой. Однако он работает с нами уже много лет и был одним из первых крупных клиентов моего отца. Их последняя рекламная кампания, которую мы организовали для них, увеличила их доход на рекордный процент, и мы никогда не сталкивались с какими-либо проблемами. Зачем колебаться сейчас?

— Он назначил время, которое его устроило бы?

— Нет, он хотел, чтобы я сначала проверила твое расписание, а ты очень занят всю следующую неделю.

— Организуй эту встречу и перенеси все, что нужно, чтобы встретиться с Дмитрием. Он крупный клиент и наш приоритет.

— Сделаю. Ты, эмм, все еще хочешь кофе? Я могу разогреть его.

— Я возьму его, и разогревать не обязательно. В любом случае, к тому времени, как я доберусь до кофе, он обычно остывает, — говорю я, слегка улыбаясь, на что она отвечает широкой улыбкой:

— Мне знакомо это чувство. Если я не могу найти свой кофе, то обычно это потому, что я поставила его в микроволновку и забыла о нем. — Ее глаза задерживаются на мне еще на несколько секунд.

— Я перезвоню Софье и дам ей знать, чтобы она назначила встречу как можно быстрее.

— Спасибо, — говорю я ей, находя свет, вернувшийся в ее глаза, гораздо более привлекательным, чем мне хотелось бы. Она поворачивается, чтобы уйти.

— Дарья, — зову я.

— Да?

— Ты была дружелюбной по телефону с… С Софьей, не так ли?

— Я полагаю. Разве я не должна быть такой?

— Нет, на самом деле это хорошо. Не будь навязчивой, но, если сможешь, выясни, почему Дмитрий перенес встречу.

— Ладно. Я постараюсь. И, эмм, ты ведь хочешь этот кофе, верно?

— Да.

Кивнув, она поспешно выходит из моего кабинета и хватает белую кружку со своего стола.

— Спасибо, — говорю я и беру у нее кружку. Она выходит из офиса, а я возвращаюсь к работе, перечитывая досье клиента, пока Дарья снова не стучит в дверь.

— Александр Андреевич? Прости, я имею в виду, Алекс?

— Да?

Я сохраняю то, над чем работаю, и отворачиваюсь от компьютера. Дарья снова стоит в дверях, теребя маленький желто-лимонный амулет, висящий у нее на шее.

— Я поговорила с Софьей.

Я немного жду, но она не продолжает.

— И что?

— Она, эмм… Она думает, что Дмитрий, возможно, хотел бы обратиться в другую пиар-фирму.

Румянец разливается по ее груди, распространяясь по шее и щекам.

— Она сказала, почему?

Она теребит ожерелье и сочувственно смотрит на меня.

— Она думает, что это, возможно, связано с той статьей о тебе и моделях, опубликованной несколько недель назад, но я клянусь, что не понимаю, о чем она говорит.

Она напоминает мне малыша, который рассказывает о себе еще до того, как сделает что-нибудь плохое. Это так раздражающе очаровательно, что несколько секунд до меня не доходит смысл ее слов.

И тут меня осеняет.

Дерьмо. Я понял, о какой статье она говорит. Предполагалось, что она будет посвящена бизнесу и тому, что я один из самых молодых руководителей такой крупной компании, но вместо этого взяли другое направление и осветили недавнюю поездку в Анапу, в которой участвовали я, автобус для вечеринок, полный моделей нижнего белья, и обильное количество выпитого в те выходные алкоголя.

Я почти сразу же пожалел об этом. Не о сексе — секс был великолепен. А о той части, где я пытался убедить себя, что этого достаточно, чтобы заполнить пустоту внутри. Это было не так, и именно тогда я понял, что если тщательно продуманные, безумные выходные, наполненные горячими моделями, количеством алкоголя, которого хватило бы, чтобы убить слона, дорогими ужинами и гостиничными номерами, не смогут смягчить боль… Ничто не поможет.

Глава 9

Таня протягивает мне бокал розового вина.

— Выпьем за то, чтобы пережить первую неделю на новой работе!

Мы чокаемся бокалами.

— Прошло всего два дня, но мне все равно это кажется нереальным подвигом. Хотя на самом деле все не так уж и плохо. Ну, кроме того, что мой начальник — очень сексуальная заноза. Сегодня я посидела и поговорила с несколькими стажерами все семь с половиной минут, которые у меня были на обеденный перерыв, и они сказали, что считается комплиментом, если Алекс проходит мимо и не критикует то, над чем они работают.

— Похоже, он прекрасный парень.

— Думаешь? Хотя все стажеры были обрадованы тем, что оказались там. Они сказали, что включение этого опыта в резюме дает им гарантию, что они получат работу. Однако я не могу представить, что можно быть таким бесчувственным и бессердечным. Как ты думаешь, у него есть какая-то трагическая предыстория или что-то в этом роде?

— Не делай этого, прекращай придумывать истории для людей, — предупреждает Таня. — Некоторые люди просто придурки, хотя нет никакой реальной причины для этого. Я имею в виду — просто посмотри на своего начальника. Буквально посмотри на него.

Она достает свой телефон, быстро ищет в Интернете и открывает его фотографию. Или, может быть, это реклама костюма от Гуччи, который на нем надет, потому что, черт возьми, он такой мрачный и задумчивый, погруженный в свои мысли.

— Он вырос с серебряной ложкой во рту и стал одним из самых молодых генеральных директоров в городе, потому что его папа владеет компанией. И он выглядит вот так. Я нахожу его привлекательным.

— Я все еще думаю, что что-то наверняка должно было случиться, что сделало его таким черствым. О! Может быть, он безумно влюбился в женщину, а она разбила ему сердце, переспав с его лучшим другом? Нет, с его отцом! И суть в том, что она секретарша его папы, и он вынужден видеть их вместе каждый божий день, счастливых и влюбленных.

— Вот это любовный роман, который я бы прочитала, но я бы хотела, чтобы он стремился отомстить. Я люблю мрачные повороты в романах. Бонусные очки, если кто-то умрет.

— Кто, отец или обманутая секретарша?

Таня пожимает плечами:

— Может быть, оба погибнут в автокатастрофе? Или, может быть, они попадают в автокатастрофу, но у нее будет амнезия, и она не помнит, как бросила его ради отца, поэтому она просыпается с мыслью, что все еще любит Алекса.

— А потом они переспали только для того, чтобы понять, что она беременна, но они не знают, кто отец ребенка!

Мы обе начинаем смеяться, и Таня наливает еще вина в наши бокалы.

— Если когда-либо и был признак того, что в детстве мы смотрели слишком много телесериалов, то это он.

— Да, — говорю я, мысленно возвращаясь в то время. Моя мама подсадила нас на сериалы; я помню, как она смотрела их по ночам, записывала на видеокассеты, чтобы быстро прокручивать рекламные ролики.

— Клянусь, только благодаря этому я смогла сдать испанский, — смеется Таня. — Ты и твоя мама, которые переводили для меня диалоги актеров, научили меня лучше, чем все уроки, которые я посещала.

— Я не говорю по-испански с девочками, — говорю я, и до меня вдруг доходит. Я всегда хотела, чтобы мои дети умели говорить по-испански так же, как и я. Моя мать родилась и выросла в Колумбии и приехала учиться в Россию, когда ей было восемнадцать.

Они с моим отцом встретились после того, как она пробыла в стране всего несколько месяцев, и это была любовь с первого взгляда. Судьба. Лучшая история любви.

Прямо как в телесериале.

Пока она не умерла от рака шесть лет назад. Ее родители до сих пор живут там, и мы приезжали к ним так часто, как только могли, пока мама не заболела. Я ни за что не смогу позволить себе в ближайшее время отвезти девочек к их прабабушке и прадедушке. Думать об этом все еще больно, и я быстро моргаю, чтобы сдержать слезы.

— Итак, скорее всего, Алекс не находится в странном любовном треугольнике с участием своего отца, но я все еще хочу верить, что у него есть какое-нибудь трагическое прошлое. Это заставляет меня не так сильно ненавидеть его. Ненавидеть человека, на которого работаешь, — отстой.

— Так и есть. Я ненавидела нашего прежнего директора, помнишь? Она превратила мою работу в сущий ад. Мы даже устроили вечеринку в тот день, когда она уехала.

— Я помню это. Ты сказала, что принесешь мне торт, а потом съела его, прежде чем добралась до моего дома.

— Ты никогда не забудешь об этом? — смеется она.

— Нет, пока не получу свой торт, — поддразниваю я и смотрю в конец коридора. Девочки крепко спят, прижавшись друг к другу в одной постели. Когда они наконец переросли свои детские кроватки, я смогла позволить себе один довольно приличный матрас двойного размера. Они предпочитают спать вместе, и это хорошо, потому что в этой крошечной комнате помещается только одна кровать. У нас нет возможности жить в слишком комфортных условиях, но мы есть друг у друга.

— И, к слову о его отце — не говоря уже о любовном треугольнике, — между ними просто что-то странное. Его отец работает не так далеко от него, но они почти не разговаривают. Они даже не замечают друг друга, когда пересекаются в коридорах. Возможно, они заняты и пытаются быть профессионалами, но ты можешь представить, если бы мой отец работал со мной?