Остров

Глава 7

Самолет оказался древним, рассыпающимся на части ДС-3, а пилот – альбиносом по имени Уайти. У него были белые волнистые волосы, розовые глаза и белая, как мел, кожа. Спасаясь от губительного для него солнца, он носил длинные белые брюки, белую рубашку с длинными рукавами, широкополую шляпу и темные очки. Даже таким ранним утром, когда солнце едва успело встать, он наблюдал за погрузкой самолета, спрятавшись в тени под левым крылом.

Уайти направил Юстина в кресло второго пилота, и для Мейнарда разложил полотняный туристический стульчик.

– Пристяжных ремней нет? – спросил Мейнард.

– Если ты не возишь пассажиров, тебе ремни не нужны. А цыплят можно и не пристегивать.

Позади Мейнарда самолет был набит до отказа – ящики с фруктами, коробки консервов, камеры с замороженным мясом, три клетки, полные цыплят, и один коматозный поросенок.

– Их действительно надо усыплять, – объяснил Уайти. – Я вез один раз свинью, и она проснулась на полпути к Багамам. Эта сволочь начала копать – ну, знаете – своим пятачком. Она сорвала крышки люков, и мы чуть не свалились в море. Я в конце концов ее застрелил.

– У вас на борту есть оружие?

– Господи, нет! – Уайти улыбнулся Мейнарду. – Но никогда не знаешь, что может найтись в таком старом сундуке, как этот.

Уайти разогнал моторы и, проверив рычаги, отпустил тормоза. Самолет рванулся вперед.

На середине дорожки самолет все еще был на земле. Мягко вытягивая рычаг на себя, Уайти уговаривал самолет:

– Давай, приятель... живо вверх... поехали... – Но самолет не взлетал. – Черт побери, взлетай! – сказал Уайти и дернул на себя рычаг.

Медленно, с трудом, самолет оторвался от земли, и под ними пронесся конец взлетной полосы.

Мейнард взглянул на свои ладони, блестевшие от пота. Он вытер их об штаны. Справа, в болоте, он заметил три-четыре разбитых самолета, которые бульдозер стащил в одну кучу.

– Откуда они взялись? – спросил он. Уайти ответил:

– Мы их называем “сюрпризами”. Вы разбегаетесь по дорожке, и думаете, что спокойно взлетите, и вдруг – сюрприз! Вы не взлетаете.

Уайти направил самолет вправо, на восток, прямо в сверкающее солнце. Он сказал Юстину:

– Там есть термос, у тебя под ногами. Налей мне чашку кофе, пожалуйста.

Когда Юстин вручил ему кофе, Уайти убрал руки со штурвала и сказал:

– Подержи его так, чтобы он летел ровно. Вот, молодец. Юстин в восторге повиновался, схватив штурвал и стараясь что-нибудь увидеть за носом самолета.

Уайти, достав из кармана флягу, долил в чашку алкоголя. Он протянул флягу Мейнарду.

– Чтобы проснуться?

Мейнард по запаху определил, что там было виски “Бурбон”. Он покачал головой.

– Вы всегда... летаете таким образом?

– Надо летать высоко, приятель. Это чертовски скучный рейс.

Уайти положил фляжку обратно в карман и достал из-под сиденья карту. Он откинулся назад, положил ноги на панель управления и развернул карту.

– Что ж... давайте посмотрим, сможем ли мы найти эту пакость. Сверху они все выглядят одинаковыми.

Мейнард сделал глубокий вдох, и выпустил воздух. Он спросил Юстина:

– У тебя все в порядке?

– Конечно. Это здорово!

Они пролетели над Гольфстримом, над Бимини и Кошачьими Рифами, над Андросом повернули на юг и полетели вдоль цепи Багамских островов. День был ясным и безоблачным, вода отсвечивала десятками оттенков голубого и зеленого: бирюзовым на отмелях вблизи берегов, и коричневыми точками – на коралловых рифах, теплым синим цветом – дальше от рифов в море, и темным, почти черным – над бездной.

Через три часа полета от Майами Уайти склонился вперед и скосил глаза на южный горизонт. Линия горизонта была ровной, если не считать одинокого облачка, болтавшегося над водой.

– Там должны быть Кайкос, – сказал он. Мейнард не видел никакой земли.

– Где?

– Под облаком. От земли идет тепло, которое, поднимаясь, смешивается с холодным воздухом и образует облако.

Вскоре появилась тонкая колеблющаяся серая линия. Когда они подлетели ближе, она приняла форму острова.

Уайти отвел штурвал от себя, и нос самолета опустился.

Стрелка альтиметра стали медленно двигаться, от восьми до четырех тысяч футов, интервалами в сто футов. На высоте трех тысяч футов они пролетели над бесплодным островом.

Через плечо Юстина Мейнард заметил внизу здание в виде звезды.

– Что это такое?

– Верующие придурки, – ответил Уайти.

– Что они делают в этом Богом забытом месте?

– Прищуриваются, я думаю. – Уайти наклонил самолет на правое крыло, и остров остался позади.

Далеко к востоку Мейнард заметил несколько больших островов. Вспоминая карту, он предположил, что один из них должен быть Навидад, другой – Норт-Кайкос, и еще один – Гранд-Кайкос. К западу от них располагалось множество мелких островов, незаселенных, покрытых колючим кустарником, в окружении бурунов. Прямо под ними были мели Кайкос – бесконечная равнина песка и травы, с глубиной не более шести футов. На западной оконечности мель резко обрывалась вниз до сорока футов, затем глубина увеличивалась до пяти тысяч футов.

Мейнарду вспомнились слова Майкла Флорио – во времена парусников, особенно во времена громоздких, плохо управляемых судов с квадратными парусами, мели Кайкос были одним из самых опасных мест этого полушария. Корабли, сбившиеся с курса из-за шторма, находились, казалось, в относительной безопасности в глубокой воде. Их лоты не доставали до дна. А затем кто-нибудь начинал слышать странный громоподобный рев, перекрывавший вой ветра. Он был похож на шум бурунов, но бурунов не могло быть в открытом океане. Они продолжали плавание, пока, наконец, впередсмотрящий, глазами, обожженными морской солью, не замечал невозможное – вздымающиеся прямо по курсу брызги. Но было слишком поздно. Наступало время упреков – и молитв. Корабль попадал на рифы и – в течение нескольких минут – тонул. Обломки разносило по всей мели. Некоторые из обломков оставались на плаву, и за них могли уцепиться те, кому удалось выжить. После одной из таких катастроф осталось в живых двадцать семь человек, рассказывал Флорио. Тридцать миль они проплыли над мелями на куске палубы, и выбрались на берег на острове Гранд-Кайкос. Двадцать один из них умер от жажды и солнца. Четыре совершили самоубийство, сойдя с ума из-за нескольких насекомых. Двое выжили.

Аэропорт лежал впереди: Грейт-Бон-Кей. Уайти допил свою фляжку и наклонил самолет резко вправо, затем резко влево, выравнивая линию полета с посадочной дорожкой.

– Закрылки опустить! – скомандовал он сам себе и нажал на переключатель. – Закрылки опущены. – Самолет замедлил движение. – Колеса опустить! – Еще щелчок. Загорелась лампочка. – Колеса опущены.

Самолет резко ударился о посадочную полосу, подпрыгнул, ударился еще раз, и замер. Уайти подкатил его к прямоугольному бетонному строению, где ждали два автопогрузчика и около дюжины людей, включая двоих, на которых были таблички с фамилиями и эполеты на крахмальных белых рубашках.

Уайти отключил моторы и сказал Мейнарду:

– Если у вас есть травка, сбросьте ее сейчас. У них насчет этого навязчивая идея, а в тюрьме невозможно жарко.

– У меня нет, – ответил Мейнард, внезапно вспотев. Он проверил, застегнут ли пиджак, и поплотнее прижал левую руку. Сумку он перебросил через левое плечо.

– Вы собираетесь возвращаться сегодня?

– Если вы полетите.

– Именно так. – Уайти посмотрел на часы. – Сейчас одиннадцать. Час им потребуется на то, чтобы разгрузить самолет, затем час на ленч, потом еще час на загрузку. Мы вылетим в два.

– Мы будем на месте.

– Ждать вас я не буду.

– А где будете вы все это время?

Уайти указал на здание.

– Внутри. В Черепаховом Дворце. – Он улыбнулся и надел шляпу. – Там хоть от солнца можно скрыться. – Весь одетый в белое, в шляпе, скрывавшей лицо, и в темных очках, Уайти был похож на человека-невидимку.

Мейнард вежливо заметил:

– Этот климат, должно быть, для вас невыносим. Уайти пожал плечами.

– Не беспокойтесь обо мне. Зато у нас, придурков, самые курчавые дамы. – Он протиснулся в проход между ящиками и картонными коробками и открыл дверь.

Мейнард и Юстин вошли в здание вслед за человеком, который первым встретил самолет, и которому Уайти вручил единственный воскресный номер майамского “Геральда”. Внутри на скамейке сидел человек и читал комикс.

Молодой офицер полиции, в безукоризненно чистой форме, если не считать пыли на его черных башмаках, стоял за столом таможни. Он протянул руку к Мейнарду.

– Паспорт, визу, обратный билет.

Прижимая к себе сумку левой рукой, Мейнард правой выудил свой бумажник и стал в нем рыться, пока не нашел свое удостоверение журналиста, которое он передал офицеру.

– Мы ненадолго, – сказал он, как будто бы этим все объяснялось.

Полицейский изучил карточку и, подняв ее, сравнил с лицом Мейнарда.

– Вы прибываете в другую страну с этим? – сказал он. – За кого вы нас принимаете?

Мейнарда прошиб пот.

– Видите ли, вчера вечером я звонил из Майами и...

– За кого вы нас принимаете?

Занервничав, Мейнард решил отвести вспышку гнева полицейского, пока это не привело к аресту и, в результате, к обыску. Он наклонился к столу и, конфиденциально понизив голос, сказал:

– Я думаю, вы умнее, чем стараетесь показаться.

– Что?

– Послушайте... вы знаете, что такое удостоверение журналиста. Я сюда прибыл для того, чтобы написать статью для “Тудей”. Я не хотел бы это афишировать, и был бы признателен, если бы и вы никому не рассказывали.

– Что за статья?

– Между нами? – Мейнард поднял брови и украдкой посмотрел по сторонам. – Из вполне надежного источника мы узнали, что один американский миллионер собирается купить здесь целый остров. Хочет построить курорт. Многие здесь смогут разбогатеть, но только если все будут играть честно. Вот почему я здесь.

Мейнард придумывал на ходу, и к тому времени, когда он закончил фразу, он уже забыл почти все, о чем говорил.

На полицейского, по-видимому, его слова произвели впечатление.

– И сколько времени вам потребуется?

– Мы здесь только до двух часов. Видите? У нас нет ни чемоданов, ничего.

– А это кто? – Полицейский указал на Юстина.

– Репортер. – Мейнард понизил голос до шепота. – У него болит горло. Ничего ему не говорите – он очень чувствительный.

– Даже так? – Полицейский, казалось, был ошарашен.

– Во всяком случае я звонил вчера вечером, чтобы договориться о встрече с мистером Мейкписом, но не уверен, что ему об этом сообщили. Как я могу это уточнить?

Полицейский повернулся к человеку, сидевшему на скамейке.

– Эй, Бердс!

– Хм-м? – Мужчина не отрывал взгляда от комикса.

– Вот этот парень. Он что-то мне тут насочинял про статью.

– Я не сочиняю! – возразил Мейнард.

– Конечно. У вас есть декларируемый товар?

– Ну... – вспомнив слова Бакстера, Мейнард прикинулся смущенным. – Да, если уж вы об этом упомянули.

– Что именно?

Очень осторожно Мейнард полез в свой ранец.

– Я и представления не имел, что это нелегально, пока пилот мне не сказал. – Он достал номер “Хастлера”. – Надеюсь, вы не думаете, что я собирался нарушать ваши законы.

– Ваше счастье, что вы об этом сказали, – ответил полицейский. – Если бы я нашел это в вашей сумке, это вам обошлось бы в пятьдесят долларов штрафа.

– Да, сэр, – сказал Мейнард.

Уполномоченный дочитал комикс и, расправив свою долговязую фигуру, встал со скамейки. Он был примерно одного с Мейнардом возраста и роста, но сложением напоминал скелет. Если Мейнард справедливо считал себя сухощавым, то Мейкпис рядом с ним выглядел истощенным. Его лицо представляло собой череп, обернутый в черную кожу, а руки были сочленением костей. На голове – огромная прическа в африканском стиле; Мейнард подумал, что любой сильный ветер несомненно сшибет его с ног.

– Здравствуйте, сэр. Меня зовут Блэр Мейнард. Мейкпис неохотно протянул руку, как бы опасаясь, что слишком сильное рукопожатие переломает ему все пальцы.

– Бэрруд Мейкпис, – сказал он. – Легче называть меня Бердс. – Он взглянул на Юстина. – Ваш спутник?

– Юстин.

Мейкпис пожал мальчику руку.

– Эвви не сказала мне, что у вас здесь за дело.

– Я не успел ей сказать. Связь была прервана.

– Мы здесь не очень жалуем прессу.

– Да?

– Они, конечно, могут приезжать. Не поймите меня неправильно. Но мы больше не стараемся ради них. Несколько раз постарались, и получили только пощечину.

– Не могу поверить.

– Поверьте. Они приезжают сюда, ведут себя, как и вы, дружелюбно и вежливо, сообщают нам, что собираются писать статью об этом неиспорченном рае – как будто бы каждый из них открывает нас впервые. Они едят бесплатно, бесплатно катаются на лодках, и что угодно другое, а, возвращаясь, они пишут статью о нищете, насекомых и негритятах. Ну их к черту. Пусть ездят в Нассау. – Мейкпис взял себя в руки. – Так что, приятель-репортер, о чем же ваша статья?

– Во-первых, – ответил Мейнард, – я пишу не о туризме. Во-вторых, мне ничего не нужно бесплатно.

– Единственный способ, которым вы меня заставите в это поверить, – сказал Мейкпис улыбнувшись, – это угостить меня ленчем.

Они поехали в открытом джипе Мейкписа. Дорога когда-то была мощеной, но теперь можно было поспорить, состояла ли она из выбоин в полотне мостовой, или из кусков отмостки, окружавших забитые грязью рытвины. Когда мимо проезжала встречная машина, она окатывала джип вихрящимся облаком пыли.

Мейкпис свернул с главной дороги и поехал по двум параллельным колеям, ведущим вверх, к выстроившимся в ряд бунгало на холме. Из вывески следовало, что это мотель “Воронье гнездо”. В самом большом бунгало располагались бар и столовая.

Мейкпис провел их через столовую наружу, на террасу, с которой открывался вид на полукруглую бухту.

– Я подумал, что ваш... репортер... может быть, захочет искупаться.

Мейнард обратился к Юстину:

– Что ты скажешь?

– Конечно. А я могу съесть чизбургер?

Мейнард передал ему ранец.

– Раздевалка за углом, – сказал Мейкпис. – Плоты на берегу.

Когда Юстин убежал, и они заказали напитки, Мейнард рассказал Мейкпису, зачем он приехал на эти острова. Он привел цифры, касающиеся пропавших без вести судов, и объяснения их пропажи, предлагаемые Береговой Охраной. Наконец он сказал, что пропажа более чем сотни судов все еще не имеет объяснения; и большинство из них пропали в районе островов Терке и Кайкос.

– И никто не имеет никакого представления, как или почему они пропали, – стремясь к тому, чтобы Мейкпис не принял этого на свой счет, Мейнард решил не пересказывать ему предположение Флорио о том, что кто-то, может быть, захватывает эти суда.

Мейкпис не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Его интерес был только проявлением вежливости.

– Да, это загадка, – заметил он. – Я понимаю.

– Каков здесь может быть ответ, как вы думаете?

– Я? – Мейкписа удивило, что этот вопрос задают ему. – Почему вы спрашиваете меня? Я не имею об этом никакого понятия.

– Это вас не волнует?

– Разве это должно меня волновать?

– У вас возникла соответствующая репутация... – Мейнард сделал паузу, затем продолжил, – ... не у вас лично, но у этого района... эта часть света стала опасной. В этом нет ничего хорошего.

Мейкпис рассмеялся.

– Этот район опасен уже триста пятьдесят лет. Сначала здесь были контрабандисты, перевозившие ром и оружие, потом пираты, браконьеры, а теперь те, кто занимается наркотиками. Мы не изменились, изменились яхтсмены. Они считают, что здесь для них создана игровая площадка. Что ж, они дураки. Я могу дать на ваш вопрос простой ответ: эти суда пропали, и эти люди мертвы.

– И вас не интересует, как это произошло?

– Нет. Какая разница, как вы умираете? Вы мертвы. Вы также можете меня спросить, будет ли война между Россией и Штатами. Почему это должно меня волновать? Я ничего с этим не могу поделать, и никаким серьезным образом это на нас не повлияет. Если Штаты завтра взорвутся, многие из нас будут голодать. Мы голодали и раньше. Все равно кто-то всегда выживает.

– Но ведь и вы за это отвечаете...

– За что? За то, чтобы парень, напяливший на себя костюм моряка, хорошо провел свой отпуск? Нет. Я уполномоченный здесь. На этом крошечном острове. – Мейкпис постучал ногой по полу. – Так же, как мухи являются уполномоченными над кучей дерьма. Этим мы и являемся, как вы знаете, – кучей дерьма. Большая часть мира вообще не знает о нашем существовании, а те, кто знает, считают нас нецивилизованными дикарями из джунглей. Это не наша вина. Мы прибыли сюда как рабы, нас и держали за рабов, и вбивали в нас, что это наша судьба. Мне удалось избежать такой судьбы: мать послала меня в Нассау, чтобы учиться. Я выучился. Я узнал, что самая лучшая работа, на которую я могу надеяться, – это официант, или бармен, или водитель такси, или, если у меня есть связи, на стройке. Потом Багамские острова стали свободными, и у всех появилась надежда. Надежда! – Мейкпис скептически улыбнулся. – Белых людей у власти заменили черные, которым надо было доказать, какие они гордые, какие независимые. Они чуть не угробили страну.

Так что я сказал себе: “Бердс, возвращайся обратно на Кайкос и покажи им, как это делается”. Я вернулся и кое-кого здесь приструнил. Мы бросали то там, то здесь “молотовские коктейли”[6], и англичане сказали “гудбай”. И вот я уполномоченная главная муха на одной маленькой лепешке. У меня здесь несколько сотен жителей. Большинство не умеют читать. Те, кто не работает на государственной службе, ловят рыбу – их так много, что рыбу почти везде уже повыловили, и через несколько лет ее вообще не будет.

У них нет надежды на что-нибудь лучшее. Мы даем им право голоса, и они голосуют, но им не за что голосовать. Они обладают всеми свободами, какие только пожелают, но вы не можете есть свободу. – Мейкпис сделал паузу. – И вы хотите, чтобы я беспокоился, когда убивают какого-нибудь толстозадого янки?

– Туризм, – сказал Мейнард. – Это старый ответ, но им вы можете кормиться.

– Так оно и происходит, в некоторой степени, но мы мало что можем предложить. Одиночество и чистую воду. Насекомых. Мы отстаем лет на сто.

– Люди будут платить уже за одно это.

– Я знаю, – Мейкпис улыбнулся. – У нас бывают туристы. И постоянно идут разговоры о больших американских компаниях, которые приедут и построят площадки для гольфа, теннисные корты и клубы на побережье. Если такое когда-нибудь случится, некоторое время у нас будут деньги, а затем кто-нибудь скинет правительство, вышибет всех янки и поставит местных управлять всем этим. Через пять лет это опять станет кучей дерьма.

– Веселенькие вы перспективы рисуете.

– Я реалистично смотрю на вещи. Не имеет смысла даже жить в таком месте, не говоря о том, чтобы стать нацией. Природа заселила эти места только насекомыми.

Официантка принесла им еду – рыбную похлебку, оладьи с моллюсками и, для Юстина, тонкий серый квадратик отбивного мяса с нашлепкой из сыра, завернутый в хлеб.

Мейнард, взглянув в сторону берега, увидел, как Юстин появился из-за закругления бухты и быстро, с помощью весла, повел резиновый плот к берегу. Он свистнул сквозь зубы, и Юстин помахал рукой.

– Вы не найдете ответов на свои вопросы о пропавших судах, – сказал Мейкпис, – по крайней мере, здесь. Здесь почти все или ничего не знают, или ничего не хотят знать. Нет смысла расспрашивать о вещах, с которыми вы ничего не можете поделать. Я вовсе не утверждаю, что никто не знает, но у этих людей нет причин, чтобы беседовать с вами. Если пара человек и знают, то они знают потому, что имеют в этом деле свою долю, или что-нибудь другое, им не имеет смысла посвящать вас в свои дела. Лично я сомневаюсь, что в этом что-то может быть. Такие вещи случаются. Случается и хорошее, и плохое, и такое, чего никто не понимает. Все бывает. – Мейкпис пожал плечами. – Жизнь не стоит на месте.

Юстин подошел к столу, завернутый в пляжное полотенце. В ужасе он уставился на вязкую лепешку, лежавшую перед ним на блюде. Шепотом он спросил отца:

– Что это такое?

– Ты просил чизбургер.

– Он ужасен!

– Ешь.

– Я умру от голода, и ты будешь виноват.

– Ешь.

– У меня может случиться понос. – Юстин ткнул пальцем в вязкий хлеб. Он взглянул на Мейкписа. – Что там за корабль?

– Не знаю. Где?

– За поворотом. Там корабль, наполовину утонувший в песке. – Мейкпис подозвал официантку. Он заговорил с ней на островном диалекте.

– Что там за судно на берегу?

– Не знаю, приятель. Оно там уже месяц или больше.

– Там есть что-нибудь ценное?

– Оно ободрано дочиста. Его, должно быть, выбросили, как на свалку.

– Никто не выбрасывает суда.

– А это кто-то выбросил. Разбил его и выбросил.

– Ладно, – Мейкпис отпустил официантку и обратился к Мейнарду. – Мы можем взглянуть на него.

После ленча они спустились к бухте и, обогнув скалистый мыс, добрались до длинного прямого участка с белым песком.

Судно располагалось выше уровня воды при приливе, и засело в дюнах: прибой загнал его на берег, так что киль застрял в песке. Оно лежало на боку, палуба была наклонена в сторону моря. Когда-то это судно было тридцати– или тридцатипятифутовой парусной яхтой, с рубкой (теперь отсутствовавшей) и одной мачтой (тоже отсутствовавшей). Впереди крышка люка была выдрана, палуба вокруг нее расколота в щепки с помощью топора.

Мейнард стряхнул песок с кокпита. Рулевое колесо исчезло, все бронзовые и хромированные детали сняты, и даже крепительные планки выдраны из палубы. Корпус был в дырах от болтов. Мейнард отвернулся, но, краем глаза заметив какое-то несообразие, посмотрел снова. Одна из дыр была больше других, и в ней что-то чернело. Он сказал Юстину:

– У тебя нож с собой? Ты не можешь вытащить то, что там торчит?

Юстин встал на колени и своим большим складным ножом стал резать дерево. Ему потребовалось несколько минут, чтобы расширить и углубить отверстие, и еще несколько, чтобы выковырять предмет из дерева. Он работал терпеливо, не спеша.

– Это шарик, – сказал он, кладя его отцу на ладонь. – Он тяжелый.

Мейнард кивнул.

– Это свинец. – Он обратился к Мейкпису. – Каковы у вас законы насчет огнестрельного оружия?

– Простые. Оно под запретом.

– А как насчет древностей? Кремниевые ружья, капсюльные...?

– Их никто и не видал. А почему вы спрашиваете?

– Это пуля, – сказал Мейнард, перекатывая ее между пальцами. – Самодельная: на ней видны особенности отливки.

– И что она вам дает?

– Сама по себе? Немного. Только то, что кто-то стрелял в это судно, или в кого-то на судне, из старого пистолета.

Мейкпис взглянул на часы и сказал:

– Мне пора везти вас в аэропорт.

Когда джип повернул к аэропорту, Мейнард увидел ДС-3, стоявший на взлетной дорожке и поджаривавшийся на полуденном солнце. Дверь кабины была открыта, но багажные люки закрыты, и никакого движения вокруг самолета.

– Почему самолет не загружают? – спросил он. – Уайти говорил, что на это потребуется час.

Мейкпис, казалось, был смущен. Затем он рассмеялся.

– Он вам так и сказал? Единственное, что здесь загружают, это пакет с почтой. Он берет груз в Навидаде. Замороженные моллюски. – Мейкпис снова засмеялся. – Он имел в виду, что ему нужен час, чтобы загрузиться, и еще час, чтобы проспаться.

– Что?

– У него здесь есть друзья. Они собираются у Сирила, пьют ром и рассказывают байки. Он здесь чувствует себя как дома. А в Майами его своим не признают. Его там зовут Отбеленным Парнем или Белым Негром. Он когда-то летал на Багамы, но там было еще хуже, от него шарахались как от прокаженного – он слишком белый, чтобы быть белым, слишком цветной, чтобы быть цветным. Чернокожие там решили, что он приносит несчастье. Здесь его принимают за то, что он есть, – такой же отброс, как и они сами.

– Когда следующий самолет?

– Во вторник, но он летит на Гаити. Не беспокойтесь. Уайти достаточно осторожен. Он всегда спит перед полетом. Юстин, заметив озабоченность на лице отца, сказал:

– Не беспокойся, папа. Он мне показал, как там все работает. Мне кажется, я бы смог его вести, если бы потребовалось. Мейнард кисло улыбнулся и похлопал Юстина по плечу.

– Это успокаивает.

Они подождали под крылом ДС-3. Уайти вышел из здания аэропорта, зевнул и поправил темные очки.

– Видите? Он спал, – заметил Мейкпис. – С ним все будет в порядке.

Сунув пакет с почтой под мышку, Уайти пошел к самолету. Он шел прямо и ровно.

Слишком ровно, подумал Мейнард. Он сосредотачивает свое внимание на каждом шаге.

– Как самочувствие? – спросил его Мейкпис.

– В лучшей форме, шеф. – Уайти жестом пригласил Мейнарда и Юстина к двери. – Давайте выбираться отсюда. Это солнце высосет из вас все соки.

Мейкпис махнул Мейнарду и сказал:

– Возвращайтесь нас повидать.

Мейнард помахал в ответ. У двери в самолет он заколебался.

– Двигай, приятель! – сказал Уайти. – Я хочу вернуться домой до темноты.

Мейнард неохотно помог Юстину и сам забрался вслед за ним.

Без груза самолет быстро оторвался от полосы.

– Закрылки убрать, – сказал Уайти. Но не стал щелкать переключателем. – Закрылки убрать!

Юстин взглянул на Уайти, затем на отца, и затем снова на Уайти.

– Мне?

Уайти щелкнул переключателем.

– Колеса убрать.

Там был ряд из четырех переключателей, и Юстин не знал, какой из них переключать.

– Черт побери, приятель! – сказал Уайти, убирая колеса. – Ты сколько времени уже летаешь?

Самолет выровнялся.

– Так, а куда мы летим? – сказал он, наклоняясь вперед, чтобы включить автопилот. – Навидад? Да, Навидад. – Он задал курс по компасу и нажал кнопку. – Смотри насчет “фоккеров”, – сказал он Юстину. – Я слышал, что Красный Барон гоняется за Белым Рыцарем. Но не позволяй себя одурачить. Некоторые из этих “фоккеров” на самом деле “мессершмидты”. – Хихикнув над своей шуткой, Уайти крякнул и закрыл глаза, чтобы поспать.

Юстин взглянул на отца. Он был перепуган.

– А что я вообще-то должен делать?

– Ничего. Я думаю, пусть летит сам по себе. – Мейнард осмотрел небо в поисках облаков. – Будем надеяться, что погода не испортится.

Самолет, жужжа, летел на север. Даже на высоте четырех тысяч футов в неподогреваемой и негерметичной кабине было холодно.

Каждый всхрап Уайти вызывал появление облака пара, который затуманивал боковое окно; Мейнард заметил, что Юстин дрожит. Он снял куртку и закутал в нее мальчика.

Юстин указал на кобуру с пистолетом у Мейнарда под мышкой.

– А как насчет этого?

– Это будет нашей единственной проблемой, – ответил Мейнард, соображая, что он будет делать, если Уайти не проснется.

Юстин заметил его обеспокоенность.

– Раз мы повернули на северо-запад, значит – там есть земля.

– Я знаю. Все прекрасно, – Мейнард заставил себя улыбнуться. – Тебе будет что порассказать в школе.

– Они мне не поверят.

Мейнард залез в карман рубашки и нашел свинцовую пулю.

– Покажешь им это. Им придется тебе поверить.

– Да, – Юстин был доволен. – Ты сделал то, что хотел?

– Почти... не совсем. Но, какая разница, у нас ведь было приключение, правильно? Это интереснее, чем уроки игры на фортепиано.

– Само собой. А что ты скажешь в “Тудей”?

– Что у меня нет материала для статьи. Пока нет, по крайней мере. Они к этому привыкли. – Все же, осадил себя Мейнард, тебе лучше найти кого-нибудь для обложки мод осеннего сезона. Кого угодно. Даже если изобразишь энтузиазм в отношении Маргарет Трюдо, ты хоть сделаешь вид, что думаешь об этом. Хиллер подпишет расходный лист.

Самолет находился над мелью Кайкос. Слева был виден религиозный приют на Уэст-Кайкос. Впереди вставал Навидад. Он мог различить просвет в форме буквы “X” – аэропорт.

Он потряс Уайти за плечо. Тот проснулся, тряхнул головой и провел языком по зубам.

– Навидад, – показал Мейнард.

– Прекрасно. – Уайти поморгал и зевнул. Он отключил автопилот и взялся за штурвал.

Ветер дул с севера, обеспечивая прямой подлет к аэропорту. Уайти огляделся – нет ли поблизости в воздухе других летательных аппаратов – и отвел штурвал от себя. Нос самолета опустился.

Самолет находился на высоте двухсот футов, когда крошечная фигурка выскочила на полосу и стала махать руками, прогоняя Уайта. Уайти принял штурвал на себя и добавил оборотов; самолет взлетел вверх и проревел над летным полем.

– Что ему надо? – спросил Уайти. Он сделал два круга, рассматривая полосу. – Нет ни разбитых самолетов, ни ослов.

– Почему бы вам не запросить по радио? – спросил Мейнард.

– Хорошая идея. Если вы найдете у них радио, – Уайти усмехнулся. – Там ничего нет, кроме киоска с пирожками и негра с грузом раковин.

Уайти развернул самолет для очередного захода. Человек все еще стоял на полосе и дико размахивал руками. Уайти покачал головой.

– У него, должно быть, шариков не хватает.

Уайти нацелил самолет на посадочную полосу и снизил обороты. Человек на полосе махнул рукой еще раз, затем, поняв, что самолет собирается садиться, побежал. Уайти рассмеялся и крикнул:

– Быстрее, Чарли!

Самолет медленно снижался, двигаясь вдоль середины полосы. Идеальное приземление.

Юстин пробежал глазами по панели управления и внезапно понял, в чем дело.

– Колеса еще подняты! – воскликнул он.

Уайти потребовалась целая секунда, чтобы усвоить эту информацию, но было уже поздно, – моторы отключены. Земля приближалась медленно, но неумолимо.

– Черт бы меня побрал, – тихо сказал Уайти.

Мейнард бросился вперед и, обхватив Юстина руками, прижал его к подушкам сиденья.

Хвостовое колесо ударилось о землю, и на мгновенье показалось, что приземление идет нормально. Затем по дорожке заскрипело брюхо фюзеляжа. Металл хрустел на дорожке из толченого известняка, как тупой топор, который точат на грубом шлифовальном камне. Вылетали, отрывались заклепки и пластины.

Самолет наклонился вправо. Крыло, задев землю, развернуло фюзеляж, и оторвалось. Лениво крутясь, самолет выпрямился, затем наклонился влево, так что сломалось левое крыло.

Мейнард прижимал мальчика к креслу, борясь с центробежной тягой. Он слышал, как оторвалось крыло и протащилось вдоль фюзеляжа. Он ощутил запах горючего.

Самолет перекатился на ту сторону, где крыла не было. Нос уткнулся в полосу и выбил из нее несколько камней. Разлетелось лобовое стекло.

Мейнард ощутил волну тепла. Запах горелых волос.

Самолет, прыгнув, остановился. Нарастающий рев... вспышка...

Мейнард не стал оглядываться. Жара гнала его вперед. Он, повозившись, расстегнул страховочный ремень Юстина и протолкнул мальчика перед собой в раму разбитого лобового стекла.

Юстин съехал с носа самолета и упал на полосу.

– Иди! – крикнул Мейнард. – Бегом!

Мейнард протиснулся сквозь раму, не чувствуя острых осколков стекла, которые кололи ноги. Он спрыгнул на землю и побежал за Юстином.

Решив, что они отбежали на достаточное расстояние от горящего самолета, он остановился и оглянулся.

Уайти застрял в раме лобового стекла. Огонь уже пожрал заднюю часть самолета. Обшивка плавилась, оставляя пламенеющие ребра корпуса.

Огонь был подобен змее, глотающей кролика, – самолет дюйм за дюймом исчезал в его пасти.

Уайти застрял в талии. Он упирался обеими руками в раму, тело его напряженно изгибалось, когда он отталкивался ногами снизу.

Мейнард побежал обратно к самолету. У него не было в голове никаких благородных мыслей, он не чувствовал прилива храбрости. Единственная его мысль состояла в следующем: если он будет отталкиваться, а я – тянуть, то он, может быть, освободится.

Он заполз на нос самолета и схватил Уайти под мышки.

Уайти отталкивался, Мейнард тянул – и тело Уайти выскочило из рамы. Мейнард упал на спину, Уайти на него, – оба растянулись на дорожке.

Спустя несколько мгновений они уже были рядом с Юстином – задыхающиеся и измочаленные – и смотрели, как огонь пожирает нос самолета.

Куртка Мейнарда все еще была на Юстине. Он снял ее и повесил отцу на плечо, скрывая кобуру с пистолетом. Мейнард протянул руку и дружески его пихнул.

С громким вздохом самолет рассыпался, превратившись в пылающую кучу железок.

– Сюрприз! – сказал Уайти. – Мы еще живы.