А 16-го апреля наш фильм вышел в «прокат»… Это была бомба! Как обычно говорят все знаменитые актёры — «утром я проснулся знаменитым». Вот так было и в этот раз. Утром 16-го апреля американская армия проснулась знаменитой. Наш короткий двенадцатиминутный фильм шёл не только по двум республиканским каналам Кубы, но его осмелился запустить в эфир один из крупных новостных каналов Америки.
Я так подозреваю, этим фильмом я загоню себя в ещё больший минус… Не знаю почему… Наверное потому, что мы всё же там немного приврали и приукрасили действительность. Да и хер с ним!
А к обеду, фильм, как принято говорить в 21 веке — завирусил уже по всем каналам. Его крутили везде, особенно обсасывали в Союзе. С разницей в восемь часов, у них как раз шли вечерние новости, и минут двадцать строгий диктор с хорошо поставленным голосом уделил пропесочиванию бесстыжих американцев.
Как ни странно, в самих США тоже нашлись те, кому «понравился» наш фильм. Жадные до сенсаций, которых в этой эпохе было ещё не так много, наш коротенький ролик мусолили по всем каналам свободной Америки, по всем новостям и обсуждали во всех передачах. Это был успех!
Это была бомба! Бомба замедленного действия, которая на самом деле ещё не взорвалась, а только дымилась. Взорваться она должна была вот-вот, когда на этот фильм, и самое главное — как, прореагирует Вашингтон. Такого фильма Америка ещё не видела и не ожидала такой подставы… Это был удар по репутации не только Кеннеди и его администрации.
Фильм был… он был простой до безобразия! Примитивный, наивный, лживый, грубый, незамысловатый, фальшивый. Он был каким угодно, но только не произведением кинематографического искусства. Но я так и планировал. Я ведь сразу сказал нашему режиссёру, чем хуже — тем лучше.
Никто из миллионов зрителей не обращал внимания на то, что люди на кадрах не сильно похожи на американских военных, что они слишком бородаты или не стрижены, что они не так держат оружие, а у некоторых оно просто отсутствует. А форма… Американская форма на моих бойцах смотрелась просто нелепо — на одном великовата, на втором маловата, на третьем хрустит в спине…
Было много ляпов, но массовый зритель это проглотил на ура — люди любят скандалы! А плохое качество записи, которая была сделана якобы скрытно, все эти детали прекрасно смазывало. Фильм вышел отличный несмотря ни на что. И даже нашёлся герой, который рискуя своей жизнью, сделал эту запись. Мальчик Педро тринадцати лет, у которого была любительская отцовская камера.
Откуда у нищего пацана в каком-то засраном селе такая дорогая игрушка, тоже никто особо не задумывался. Наивные 60-е! Как я вас люблю!
Люди ужасались тому, с каким цинизмом и жестокостью действовала американская армия, и сочувствовали кубинцам, которые стойко сражались за свою свободу, боролись с захватчиками и защищали, мстили наглым врагам.
А мальчик Педро в конце фильма героически «погиб» от пули американского солдата. Наши парни не успели спасти деревню и юного героя, они прибыли слишком поздно. Но они сумели победить и отомстить врагу, вторгшемуся на наш красивый, гостеприимный остров.
Это была официальная легенда и самая последняя сцена нашего короткого фильма. Кубинский солдат склоняется над погибшим героем, берёт из его, ещё не успевших остыть, рук камеру, прикрывает глаза парнишке, отдаёт его телу воинскую честь и обещает отомстить за него, «не замечая», что камера всё ещё пишет и запечатляет этот тяжёлый, но торжественный момент солдатской клятвы.
Эту сцену нам пришлось переснимать раз семь. Сраный «тринадцатилетний Педро», никак не мог нормально притвориться мёртвым. Он то дышал в кадре, то моргал, то чесал нос, то ворочался. С этой сценой мы мучились дольше всего, и я думал, что здоровый Мигель, исполнявший роль в финальной сцене (на его фоне «Педро» действительно казался ребёнком), и правда пришибёт «мальца» для достоверности.
Но это того стоило. Сцена вышла до боли траурная и жалостливая — наши женщины рыдали, пересматривая этот момент раз за разом. А бойцы, участвующие в этом балагане, лишь посмеивались себе в бороды, вызывая недоумённые взгляды и гнев женщин на себя. Хотя, им это прощали — парни сегодня были героями.
Не удивлюсь, если после всего этого, Мигелю воздвигнут памятник… А может и не один. Чёрно-белое фото Мигеля, держащего на руках мёртвое тощее тельце «Педро», было на всех первых страницах газет, а заголовки пестрели и соревновались в красноречии и остроумии.
«Наглое и вероломное вторжение США на Кубу!»
«Что себе позволяет Вашингтон?!»
«Америка — оплот терроризма!»
«Кеннеди — не добрый и пушистый малый?!»
«Кто стоит за планом операции порабощения Кубы?!»
«Неужели, гибель и угнетение мирных людей останется безнаказанным?»
«США развязывает новую войну? Что на это ответит Союз?»
«Что такого происходит на Кубе, что правительству США потребовалась масштабная военная экспансия?! Может, там прячут золото нацистов?»
Действия США по отношении Кубы и её законного правителя Кастро, вызвал значительный резонанс в международном масштабе. В Каире, Джакарте, Рио-де-Жанейро и Лиме демонстранты предприняли попытки штурмовать дипломатические миссии США. На внеочередном срочном заседании ООН представители 40 стран осудили агрессию США против Кубы. Правительство СССР осудило вооружённое вторжение и направило США ноту протеста с призывом принять меры к прекращению агрессии против Кубы. Весь мир был на нашей стороне…
Жаклин, как и Ли, я отпустил ещё сегодня утром. Больше они мне были не нужны. И если первая улетела без проблем, то блондинка увязалась за мной как хвост, и выпросила разрешение побыть у нас ещё дня три… Ну, я был не против, тем более, что-то такое снова ощущал в своей крови, что-то такое настойчиво требовало выхода и разрядки, для чего мне могла понадобиться раскрепощённая и симпатичная блондинка.
А вечером мне позвонил Джон… И у меня состоялся долгий разговор с самим Мистером «Пи», мистером президентом америки. Ух! Я уже и забыл, как это утомительно. Сначала долгие ритуальные расшаркивания, прощупывание почвы, и только потом осторожные переговоры. Осторожные слова, которые точно ничего не значили, а лишь намекали. И конечно, он ни в чём не сознавался, а только обещал разобраться, помочь, и наказать виновных.
— Как насчёт небольшой компенсации, Джон? — Не выдержал и прямо спросил я.
— О какой сумме речь? — Осторожно поинтересовался президент.
Он боялся дать слишком много, чтобы его не обвинили в бессмысленной растрате денег американских налогоплательщиков, но и не мог дать откровенно мало — его бы не поняли ни партнёры, ни симпатизирующие нам американцы, ни дружественные страны. Нужно было найти золотую середину. А я прекрасно помнил, сколько он дал в моей прошлой жизни — пятьдесят миллионов, и не собирался просить… требовать меньше. Ведь в этот раз ситуация для него выглядит откровенно хуже.
— Я ничего не знал. Я ничего такого не санкционировал. Это сраное ЦРУ… — Немного сорвался Джон, но тут же взял себя в руки. — Будут чистки, уверяю, Фидель…
Я вот ни капли тебе не верю, Джонни. Ты будешь сидеть смирно и тихо, потому как если вздумаешь рыпнуться, тебе просто пустят пулю в лоб, как пустили в 63-м. Но тогда у тебя уже была кое-какая власть, а сейчас у тебя прав вообще нет. Никаких! Против конторы ты ещё не пойдешь, хотя, кое-какие рычаги давления на директора у тебя появились из-за их промашки.
— Триста миллионов, Джон. И то, только из уважения к тебе и надежде на то, что ты найдёшь виновных. Да и твоя жена очень хорошо отзывалась о тебе и просила…
— Моя жена?
— Да, она так громко кричала…
— Кричала? — В голосе Джона прорезались истеричные нотки.
— Да, во время наших переговоров. Кричала и требовала, чтобы я прислушался к голосу разума. Жаклин уверяла, что ты точно не мог быть замешан в этом дерьме.
— Хм… Но даже её разумные доводы не заставили тебя снизить сумму до разумных пределов? — Немного успокоился мой оппонент.
— Джон, поверь! Она очень сильно просила! Очень! Я слышал каждое её слово и прислушался к ней… Но три стёртых с лица земли аэропорта, — принялся врать я, — двадцать пять уничтоженных самолёта, пятьдесят единиц наземной техники, три сожжённых дотла города и тысяча покалеченных человеческих жизней… Сколько по-твоему это должно стоить?
Американцы всё любят мерить в деньгах. Это так… по-американски.
— Мне доложили, что вы захватили две баржи с новенькой военной техникой…
— Это военный трофей. Законный… Хорошо! — Легко сдался я. — Сколько?
Недолгое молчание и уверенный ответ:
— Двадцать миллионов…
— Я согласен! — Снова легко согласился я. — Двадцать — так двадцать.
— Правда? — В голосе Джона была слышна растерянность и неуверенность.
— Да. На эти деньги мы построим новенькую детскую больницу в Гаване… — Я ненадолго задумался, словно что-то подсчитывая, и продолжил: — Половину больницу. А вторую половину достроим чуть позже, когда у нас появятся лишние деньги. Но с открытием затягивать не будем. Нужно ведь показать, что ваши деньги пошли на благое дело. Мы снимем новый ролик… Не переживай, Джон. — Успокоил я сопевшего в трубку собеседника. — Снимем нормально, с нужной стороны, там где будут стоять окна, может даже пару кабинетов с ремонтом сможем показать, если денег хватит… Снимать мы умеем. Тут к нам приезжает делегация с Союза, режиссёры, операторы…
— Я понял… — Разочарованно произнёс телефон. — Не нужно снимать новых фильмов, этот ваш последний ещё не выветрился из памяти… Сколько?
— Триста, Джон.
— Фак! Триста это нереально! Откуда ты вообще взял это число — триста? Я готов на пятьдесят… Сразу, без долгих судебных процессов и освещения на телевидении…
По итогу наших переговоров, Вашингтону эта неудачная операция встала в очень кругленькую сумму. Не в триста, как я просил изначально, но и не в двадцать. Им это обошлось ровно в двести миллионов. Что по меркам 21-го века составляет примерно два миллиарда долларов. Неплохо!
В течение недели на счета нашего банка должна была поступить половина. А на остальную сумму нам обещали предоставить официальную гуманитарную помощь — медикаменты, строительные материалы, продовольствие и оборудование для нашей новой больницы, о которой мы с Джоном разговаривали.
Эх! А они ведь захотят вернуть эти деньги, как только шум уляжется. Так просто они это не оставят. Уже через год ЦРУ будет готовить сразу несколько операций, чтобы как-то обосновать и подготовить новое вторжение на Кубу.
Насколько мне известно, они планировали организовать террористические акты в Майами и в Вашингтоне, а затем обвинить в этом Кубу. Произвести арест «кубинских террористов» и опубликовать липовые доказательства их деятельности. Сымитировать атаки на пассажирские самолёты американских аэролиний. Сымитировать сбитие военного, а лучше пассажирского самолёта США кубинским МиГом, с большим количеством жертв. Сфабриковать несколько авиакатастроф, произошедших по вине Кубы и повлёкших гибель большого числа американских студентов, а лучше школьников. Какую-нибудь школьную бейсбольную команду, например.
Если добавить к этому списку захват самолётов «кубинскими террористами» и обрушение их на два американских здания в центре огромного города, то ситуация выглядит очень знакомой. Видимо, все эти отвергнутые в 62-м году схемы они успешно применили чуть позже.
Тогда, в 62-м против нас они этого делать не стали. Операция была готова, но Джон зарезал её на корню. Надеюсь, в этот раз он поступит так же, а если и нет, мы будем готовы…
Кеннеди, как всегда, не упустил возможности попиариться — выступил по телевидению и уверил своих сограждан, что во всём разберётся, полетят головы и что с президентом Кубы, законным и признанным, он имел продолжительную и продуктивную беседу.
«В рамках помощи пострадавшей стране будет выплачены компенсация и оказано всяческая помощь и поддержка. Америка Великая страна! Мы умеем признавать и исправлять свои ошибки, и благодарны президенту Кастро за то, что он отстоял не только свою честь и страну, но и нашу честь!»
Как странно… Как обычный фильм может поменять ход истории. Не будет ни Карибского кризиса, ни ядерных ракет на Кубе… Надеюсь. Ещё рано об этом говорить, но шансы на это есть. И неплохие…
Утро 17 апреля выдалось солнечным, свежим и вроде как добрым. Я потянулся в кровати, задумчиво посмотрел в потолок и хотел повернуться на другой бок, чтобы ещё хоть немного поспать — ночка выдалась бессонной. Но мне этого сделать не дали. Двери в мою комнату стремительно распахнулись, и пропустили внутрь взъерошенного и возбуждённого Эрнесто.
— Алехандро! — Выкрикнул тот чуть ли не с порога.
— Не ори так. — Тут же зашипел я в ответ. — Голова болит после вчерашнего… Что случилось, пожар?
— Лучше, в смысле хуже…. — Он на миг задумался. — В смысле, совсем не то!
— А что тогда? И не ори… — Вновь повторил я, подошедшему к моей кровати Эрнесто.
— Слушай, Алехандро, — начал он издалека, — я как Президент Национального банка Кубы, хочу сказать…
— Ты? Президент банка? — Недоверчиво вытаращился я на братишку, а через секунду вспомнил — точно, я ведь сам его и назначил на эту должность.
— Эта шутка устарела, как говно мамонта, Алехандро. Уж давно не смешно! — Пробормотал недовольный Эрнесто. — Ты предупреждай, когда к нам такие суммы на счёт заходят. Я чуть с ума не сошёл, а наши банкиры до сих пор валерьянку хлещут! О, привет Ли! — Только сейчас обратил он внимание на девушку, и сразу переключился на неё. На Эрнесто это было не похоже, обычно он замечал девушек, а потом всё остальное. — Ты как всегда прекрасна! Особенно твоя волшебна грудь, которую ты не скрываешь.
— Спасибо, Эрнесто. — Скромно улыбнулась блондиночка голубых кровей, и не подумав прикрыть обнажённую грудь. — И тебе доброе утро! Сколько вообще времени?
Она взяла мою руку, сфокусировала взгляд на часах, хмыкнула, и недовольно пробормотала:
— Не пойму, на одних восемь, на других двенадцать с хвостиком. Так сколько сейчас?
— Восемь утра. — Подсказал Эрнесто.
— Восемь? Фак! Такая рань! Я только пару часов поспала. — Она фыркнула, накрылась с головой и пробормотала из-под простыни: — Раньше двенадцати меня не будите! Я спать!
— Короче слушай! — Снова переключился на дела Гевара. — Деньги. С Португалии поступили два платежа на наш счёт. Два по пятьдесят.
— Ребята работают… — Довольно произнёс я.
— Ага.
— Почему так мало? Сто миллионов…
— Мало?! Ну ты даёшь! Мало… — Возмутился Эрнесто и понизил голос, увидев недовольно ворочавшийся под простынёй холмик. — Я думаю, завтра будет ещё. Это лимит, который Португальский банк не пропускает.
— Хм… Возможно. — Я задумался. — А ты не можешь позвонить напрячь их? У вас же есть там какие-то межбанковские фишки…
— Напрячь? Забавное выражение. Не, не могу. Нет у меня там связей…
— Ну ладно. Тогда ждём.
— Ждём. — Согласился Эрнесто. — Но сто миллионов в один день, офигеть! Пойду Вильму обрадую. Мы же можем их тратить? — Он нахмурился.
— Да, конечно. Только с умом и не всё сразу.
— Это ты Вильме скажи… — Улыбнулся Че.
— Скажу. — Я растянул улыбку в ответ. — Хотя нет, это жена Рауля, с него и спрос.
— И то верно! Тогда я к Раулю… А ты… Давай вылезай из постели, хватит спать.
— Да я и не спал совсем. — Пробормотал я в спину уходящему из комнаты Президенту банка. Это же надо было додуматься, поставить его Президентом! Хотя… Какие варианты у меня тогда был? Никаких.
Я хмыкнул, залез под простынь к блондинке, сгрёб её голенькое тельце в охапку, прижал к себе, сунул нос в её светлые волосы, наслаждаясь солёным морским ароматом, и прикрыл глаза. Ненадолго…
Минут через пятнадцать двери моей комнаты снова бесцеремонно распахнулись без стука. И торопливые, но уверенные шаги принесли кого-то прямо к моей кровати. Да что тут за проходной двор сегодня?!
— Алехандро, твою мать! — Прорычал голос Рауля за моей спиной. — Почему Вильма может тратить миллионы Батисты, а я нет? Меня Гевара к тебе послал.
— Вильме я доверяю больше… — Пробормотал я, выбравшись наружу и повернувшись лицом к младшему брату. — Ну, не в том плане, конечно. Ты можешь мне спину прикрыть, а с деньгами твоя жена обращается на порядок лучше. Прости, братишка, но это горькая правда.
— Блядь! Как так?! Родной брат… — Сокрушённо покачал головой Рауль.
Ли выбралась из-под простыни, сонным взглядом посмотрела на братишку и недовольно произнесла:
— Сеньор Рауль, можете так не кричать? Мне немного нездоровится сегодня…
— Бля! А она что тут делает? — Округлил глаза Рауль и ткнул пальцем в сторону блондинки. — Я думал, она ещё вчера улетела с сестрой.
— Видимо, не улетела. — Съехидничала блондинка и резко сменила тему: — Вы умудрились выпотрошить Батисту на сто миллионов? — Задумчиво пробормотала она. — Неплохо… Неплохо…
— Миссис Раздвилл… — Растерянно пробормотал Рауль. — Это секретная информация. Я могу надеяться на ваше благоразумие и молчание?
— Это вряд ли. — Блондинка покачала головой, сочувственно пожала плечами и снова зарылась в подушки.
— Бля! — Снова пробурчал Рауль. — Алехандро, может ты повлияешь на неё? Нельзя допустить утечки…
— О! — Донеслось откуда-то из-под подушек. — Он может повлиять конечно… Но это вам дорого обойдётся.
— Я поговорю с ней… — Вздохнул я.
Рауль покачал головой, вздохнул, развернулся и ушёл, оставив меня разбираться самому. Вот так всегда…
Слишком наглая эта блондиночка! И бесстрашная. Нет у неё авторитетов и кумиров. И как её вообще муж терпит. Хотя, говорили ведь, от её скверного характера даже Королева Елизавета немного поплакала. Вот же заноза! А ведь совсем недавно она была тихая и скромная как мышка, после того как поняла, что я слышал и понял всё, о чём они говорили с сестрой и что замышляли в отношении меня.
Были извинения. Были слёзы. Как от одной сестры, так и от другой. Было раскаяние. Наверняка, они думали, что я их казню… Или что они там себе придумали? Глупые, наивные девчонки…
После этого Жаклин уехала молча, наверняка не веря в то, что я её выпускаю так просто. А вот Ли… Ли, как ни странно, решила остаться. Задумчиво смотрела на меня, что-то решала, и решилась. Хитрая стервочка!
Навести мосты между мной и английской короной, как она говорила. Вот только я в это не верил — она явно преследовала какую-то свою цель… А чуть позже, я даже узнал какую. Только по-прежнему, в это просто не верилось…
— Алекс… А почему ты нас не прибил на месте и никак не наказал… — Спросила она меня вчера вечером, заявившись без приглашения в мою спальню. — Ну тогда, когда мы как две дурочки говорили на французском и думали, что ты нас не понимаешь…
— Как не наказал? Тебя, если не ошибаюсь, раз пять наказал, а может и больше.
— Дурак! Ой, прости. Ну ты же понял о чём я! — Она осторожно присела на край моей кровати.
— Понял. — Не стал спорить я. — А за что наказывать? Или ты думаешь, я не догадался или не знал, что вы с сестрой…
— Враги? — Подсказала она.
— Ну не враги… Что вы играете против меня… Это же очевидно. По большому счету, ничего нового я не узнал. Кроме того, что вы хотели меня подсадить на кокаиновый крючок.
— Прости. — Она потупила взгляд в пол и немного покраснела.
Я скрипнул зубами. За кокс я и правда готов был их убить… Но только потому, что я жил в 21-м веке, и знаю, какое это зло. Для современных людей наркотики просто способ достижения цели — власти, денег, кайфа. Они ещё не осознают, что это такое.
— Проехали. — Вздохнул я. — Но чтобы я у тебя не видел этой отравы. И чтобы ты даже не связывалась с ней. Или уходи сразу, я тебя не держу.
— Я не уйду. И я поняла… Всё, белый порошок для меня табу! — Она тяжело вздохнула и прямо посмотрела в мои глаза.
— Хорошо. Тогда я, пожалуй, спать. Сегодня был тяжёлый день.
— Спокойной ночи, Алехандро!
— Спокойной ночи, Ли!
Блондинка поднялась с кровати, поправила своё смешное коротенькое платье и двинулась в сторону двери. Остановилась на полпути, обернулась и спросила:
— Алехандро. Мы ведь взрослые люди?
— Взрослые. — Пришлось согласиться мне.
— Ты ведь так и не сказал, прощаешь меня или нет… То что ты хорошо со мной обходишься и общаешься, ничего не значит… Давай просто всё забудем?
— Не выйдет. У меня хорошая память. — Хмыкнул я.
— Хорошо. Тогда просто прости меня. Я больше так не буду.
Мои брови поползли наверх.
— Мы не в детском садике. «Прости» здесь так не сработает. Ты знаешь, люди умирали и за меньшее.
— Бля! Ну прости! Хочешь, стану перед тобой на колени… Только не выгоняй меня.
— Не выгонять? О чём ты? — Я нахмурился.
— Ты не понял?
— Нет.
— Я… Мне хорошо с тобой. — Она растерянно стояла посреди комнаты и выкручивала свои ручки, не зная, куда их деть.
— Хм.
— Не хмыкай!
— На кого ты работаешь? — Прямо спросил я.
— МИ-6, поляки, евреи… Когда как.
— В этот раз?
— Этот раз меня попросили тебя приручить… Аристотель Онассис. Он дружен с нашей семьёй… С моим мужем.
— Он тут каким хером? — Снова удивился я.
— Самым прямым. Он рассчитывает на Кубу, а ты ему мешаешь своими реформами.
— Познакомь нас! Хочу встретиться лично, посмотреть, что он предложит…
Не помню, чтобы мы в прошлой моей жизни с ним пересекались. Странно, почему? Такая значимая фигура в истории, будущий муж Жаклин, после смерти Джона…
— Хорошо. Я устою встречу. Ты меня не прогонишь?
— Нет.
— Спасибо! — Ли искренне улыбнулась.
— И ещё одно… Серьёзно, ты вот так раскисла из-за секса?
— Фак! Алекс! У меня никогда такого не было. Я вот сейчас подумала, и у меня там всё мокро стало.
— Хм…
— Ну чего хмыкаешь?! Не веришь. Давай руку.
Она быстрым шагом подошла к кровати, схватила меня за руку, и сунула мою ладонь себе под платье. Я аккуратно отодвинул трусики в сторону и коснулся набухшей, горячей и очень мокрой промежности девушки. Она не врала. Свежая, только что побежавшая по её губкам влага была как наркотик, дурманящий меня. Если бы не трусики, соки Ли потекли бы по внутренней стороне её бёдер. Я почувствовал, как у меня в штанах стало тесно, обхватил девушку за ягодицы и прижал к себе.
— Иди ко мне…
— И что ты задумал? — Игриво поинтересовалась блондинка.
— Сама как думаешь? Хочу точно убедиться, что ты не врёшь мне.
— Хорошо. Только хорошенько убедись — я та ещё врунья!
— Постараюсь!
— Вот и постарайся… Фак! Я сейчас кончу от этих разговоров. — Она сжала мою руку и снова засунула её себе в трусики. Медленно расстегнула пуговички, распахнула платьице, и продемонстрировало мне голое тельце с задорно торчащими, возбуждёнными сосочками на большой налитой груди. — Спорим, не сможешь повторить, то, что сделал прошлый раз! — Бросила она мне вызов.
— Что именно?
— Не сможешь заставить меня кончить пять раз подряд.
— П-ф-ф! Что значит заставить? Тебя не сильно пришлось заставлять, ты визжала как…
— Пошляк! Так что? Пари?
— Пари! — Согласился я. — И что в качестве выигрыша я получу?
— Выиграй сначала…
Я встал с кровати, сбросил с Ли платье, спустил трусики, оставив её абсолютно обнажённой, и скинул одежду с себя. Обнял девушку, прижавшись к её пышной белоснежной грудке, и поцеловал в губы.
— Милый! — Оторвалась она от меня на секунду. — Если ты снова сможешь сделать так, что я кончу пять раз подряд, докажешь, что это была не случайность… Я буду твоей навсегда!
— Даже так? Моей рабыней?
— Даже так… Хоть рабыней…
Оттолкнувшись от пола, она повисла у меня на шее, и, обхватив пояс бедрами, через секунду насадилась на мой член. Сначала пропустив в свою тугую норку головку, а затем заглотив член целиком, крепко обхватив его своими губками и сжав его в себе. А ещё через пару секунд, я почувствовал, как вошел в неё целиком, упёршись в матку. Ли охватило возбуждение, она широко распахнула глаза и ротик, и затряслась в первом оргазме.
Её норка была горячая и влажная, она текла от желания, и подрагивала, сжимала мой пульсирующий член и не выпускала его наружу. Тихонько застонав, Ли замерла так на несколько секунд, прижавшись ко мне как можно сильнее.
А затем слегка отстранилась, посмотрела мне в глаза, и впилась в губы долгим, жарким поцелуем. Снова отстранилась, и снова посмотрела в глаза, одновременно качнув своими бёдрами мне навстречу и начав двигаться взад-вперёд, взад-вперёд.
Раз. Второй. Третий… Она делала это, ускоряясь, и с каждым разом делая всё более энергичные толчки, вгоняя в себя мой член целиком, без остатка. Через несколько секунд, я обхватил Ли за попку, сжал пальцы и повалил её на кровать… Ночь только начиналась…
— Сколько? — Спросил я её через час.
— Восемь… — Неуверенно прошептала блондинка мне на ухо.
— Значит, я выиграл пари?
— Угу…
— Продолжим?
— А можно продолжить? — Удивилась она.
— Не можно, а нужно…