Не веря своим глазам, стояли наши друзья у обрыва верхней террасы. В которой раз четыре бинокля тщетно обыскивают темную бухту: «Бриза» нет!
— Спустимся вниз. Может, там найдем что-нибудь… — голос капитана звучит непривычно глухо.
На песке, в желтом круге карманного фонарика — следы. Их много в обоих направлениях. Это их следы: ближе к воде они смыты приливом. А те, что идут прямо от кустов? Они на скорую руку заметены веткой… Конечно, вот она брошена. Под кустами примята трава. Кто-то там лежал?.. Желтые круги бегают по песку, обшаривают каждый метр. Один луч соскочил с берега, запрыгал по воде. Что-то белеет?..
Дима кинулся туда.
— Фуражка!.. Максимыча! Ракушки в ней…
Желтые круги погасли. В первый момент глаза ничего не различают… Затем из мрака выплывают очертания людей, кустов. Вот уже виден край верхней террасы. А что это справа? Ах, да — «сахарная голова»… Ночь, оказывается, совсем не такая темная…
Где-то в мозгу тревожно, как пульс, стучит вопрос: где «Бриз»? где «Бриз»? где «Бриз»?
Дышит бухта, переворачивая песчинки. Миллиарды песчинок… Что таят в себе кусты? Тщетно пытается капитан что-нибудь увидеть, услышать.
— Вот что, ребята, попробуем забраться на «сахарную голову». Там переночуем.
Прислушиваясь к каждому шороху, подошли к утесу.
До берегового хребта — метров пятьдесят; до первой террасы — около десяти. Но она ниже утеса. До второй — не менее семидесяти.
Луч фонаря лег на скалу, нашел первый выступ. Он примерно на высоте трех метров. Капитан взглянул на Федю, рукой показал на свое плечо. Федя кивнул.
— Достану.
Он снял рюкзак, положил на него киноаппарат, бинокль, прислонил карабин. Отстегнул топор, фляжку; хотел отстегнуть нож, но передумал. Обвязал вокруг пояса веревку, снял ботинки.
Мореходов опустил карабин рядом с Фединым.
— Дима, следи за кустами. Ты, Валюта, — за скалами. — Он указал в сторону хребта.
Подошел вплотную к утесу, упруго уперся ногами о песок, вытянув руки вдоль бедра, скрестил пальцы:
— Давай!
Как по ступенькам, Федя взобрался на плечи Мореходова, цепко ухватился за выступ.
— Есть!
— Сможешь подтянуться?
— Смогу!.. Да я и до второго достаю. Первый будет для ноги.
— Сперва закинь веревку и опусти конец. Буду страховать.
Постепенно, все выше закидывая веревки, Федя поднялся на вершину «сахарной головы». На секунду исчез, затем появилась его голова:
— Здесь как на балконе: кругом перила.
— Есть за что прицепить веревку?
— Есть. Сейчас привяжу.
Вершина «сахарной головы» представляла собою довольно ровную, изрезанную трещинами поверхность диаметром метра четыре. Вокруг тянулся как бы каменный парапет. С восточной стороны, напоминая огромный коренной зуб, торчал выступ. За него-то Федя и привязал веревку.
— Ну, ребята, давайте ужинать… Что? Не хочется? Ничего, ничего. Не только есть извольте, но и спать!
— А вы? — тихо спросила Валя. — Спать будете?..
— И я буду. Нужно!..
Мореходов привлек девочку к себе:
— Понимаю, дружок… Всем нам сейчас нелегко. Все понимаю… Но завтра предстоит нелегкий день… Может быть — не только завтра. Потому-то и нужно сохранить силы. Будем дежурить, как всегда, по очереди. До рассвета — часов семь. Час на ужин и устройство ночлега: выходит, каждому вахта по полтора часа.
Дежурить вышло в следующем порядке: Федя, капитан, Валя, Дима.
Медленно вращается огромное решето — перемещаются звезды с востока на запад… Так было вчера, год назад… столетия, миллионы лет! Путем, извечно определенным для каждого дня, размеренным шагом обходит ночь свои владения. Этим же, цвета индиго, небом любовался и могучий атлант, пока океан не поглотил навеки его цветущую страну, оставив о ней лишь легенды…
Ночь полна звуков. Вот с тяжелым хлопаньем крыльев пролетела птица. Где-то наверху раздался хриплый крик. Темными молниями прочерчивают небо летучие мыши… В бухте что-то ухнуло, шлепнуло по воде…
Трубка догорела, в последний раз красным огоньком вспыхнул под пеплом табак. Капитан сидит на парапете. На расстеленной палатке спят ребята. Устали… Немудрено! У Феди с плеча соскользнуло одеяло. Мореходов встал, поправил его, снова сел.
Где «Бриз»? Что могло случиться с Максимычем?.. Он их ждал. Как и позавчера — с яликом. Собирал ракушки. Значит, не было никакой опасности… А заметенные следы? Кто-то появился внезапно. Но кто? С Максимычем не так легко справиться: нескольких человек как угодно расшвыряет… И все же… Но куда ушел «Бриз»? Вернее — кто его увел? Куда?..
В памяти одно за другим проходят события последних дней: не пропущена ли где какая-нибудь примета? Не остался ли незамеченным какой-нибудь след?.. Странный лист с буквами, Эрик… Но попугаи живут очень долго. Газон с неразличимыми деревьями, забор из кактусов… На острове был человек, это несомненно. Но это было давно. Может быть, камень — надгробный памятник, а рисунок — эпитафия?.. Тогда… тогда выходит, что старик был не один… Но если есть люди — кто они и где скрываются? И почему — скрываются?!
Мост… Он очень старый. Капитан прошелся по каменной террасе. Что изображено на тех рисунках? Не кроется ли в них какой-нибудь ответ?..
Светящиеся стрелки показывают, что полтора часа прошло.
Мореходов нагнулся, дотронулся до Валиного плеча.
Утро бросило первый тонкий луч в расщеп скалы. Он слегка коснулся выступа на парапете, нашел Димино веко…
Дима сел, протер глаза: уже утро… Больно кольнула мысль: вахту проспал! Почему Валя не разбудила?
Но… Валя… Где она?!.
Путаясь в одеяле, Дима вскочил, оглянулся… Посмотрел на лежащих: капитан, Федя… Глаза забегали по каменной площадке. Она такая маленькая, на ней негде скрыться… Там, на противоположной стороне — карабин. Лежит, брошенный… Ее карабин!
— Валя-а-а!
Отчаянный крик взвился в голубизну ясного утра, ударился о базальтовые скалы, одним прыжком достиг верхней террасы.
В глазах Кента Клайд Годфри прочел больше удивления, нежели испуга. Совершенно очевидно: Том не притворялся, он был искренне поражен необъяснимым исчезновением лаборатории.
Клайд разжал кулаки, подошел к Кенту, помог подняться:
— Ладно! Верю, что не соврали… К этой чертовой дыре вернемся позже… — он снял шлем, пригладил волосы. — Вы южную бухту знаете?
— Да, сэр. Но до нее дальше, чем до той, где мы остановились.
— Сколько?
— Часа четыре… Через перевал. Правда, там река. Но я знаю, где ее можно перейти вброд.
— Четыре часа? Сейчас пятнадцать двадцать… Много! А если по береговому хребту?
— Там ближе. Хорошего хода около трех часов, но…
— Что «но»?
— В том месте, где река через туннель впадает в океан, очень трудный переход. Я не знаю, смогу ли…
Серые глаза Клайда сузились. Он отрезал:
— Сможете! Пилюли при вас, глотайте…
Том Кент пальцем указал вперед:
— За тем здоровым камнем видна вся бухта. Под нами сперва лес, потом открытое место. Берег спускается к заливу ступенями.
— Ждите здесь. Отдыхайте. Лягте, чтобы вас случайно кто-нибудь не заметил.
Скрываясь за камнями, Клайд прополз до показанной Томом скалы, осторожно высунул голову: по палубе разгуливает матрос. Трап спущен. Около него — ялик… На берегу — кусты. Это удачно. Можно ли спуститься незамеченным? О-о-о, превосходно: у самого края, где террасы упираются в базальт, — тоже кусты… Посмотрел в бинокль: черт! Что-то похожее на ежевику… Неприятно, но ничего не поделаешь — dura necessitas,[7] как сказали бы древние римляне…
Проходит пять минут. Матрос исчез в люке. Снова вышел… Похоже, что он там один.
Клайд вернулся к Кенту:
— Спустимся по этой расщелине до кустов. Вы останетесь там. И чтобы вас ни одна собака не заметила! Будете следить за плоскогорьем: если кто появится — дунете в эту дудочку. — Годфри протянул длинный свисток. — У нее птичий голос.
Максимыч взглянул на солнце: вот-вот нырнет за хребет. Он зевнул, потянулся:
— Скоро заявятся. — Сильно потер руки. — Голодные небось… А уха вышла — во! Мировая!..
Боцман зажег судовые огни, спустился по трапу, прыгнул в ялик. Не спеша развязал узел, вставил весла в уключины:
— Подожду на берегу. И Валюше соберу ракушек.
Ялик, слегка наклонившись, лежит носом на песке.
Максимыч медленно идет вдоль воды, в фуражке у него уже с десяток раковин. В кустах что-то зашуршало. Обернулся, прислушался: тихо, ни один листик не шелохнется.
— Должно, ящерица…
Перебрал содержимое фуражки. Поморщился, выбросил две раковины. Одну, пятнистую, похожую на пирожок, приложил к уху:
— Шумит… Прибой вроде морской!..
Напевая, снова зашагал вдоль берега. Нагнулся, поднял большую раковину: расходящиеся лучи делали ее похожей на орденскую звезду. Приложил к груди, улыбнулся.
Легкий свист прорезал воздух. Прежде чем Максимыч успел обернуться, что-то упало на плечи, мгновенно сдавило горло, прервало дыханье…
Клайд Годфри вышел из кустов. На корабле — пусто. Вложил два пальца в рот, пронзительно свистнул, помахал Кенту рукой: сюда! Снова взглянул на корабль — никого. Затем подошел к Максимычу: он лежал навзничь, широко разбросав руки. Клайд опустился на колено, приложил ухо к груди боцмана.
— О'кей! Позвонки целы. — Встал, закурил.
Запыхавшись, подбежал Кент. Вдвоем перевернули Максимыча, веревкой скрутили руки за спиной. Только после этого Клайд немного отпустил узел, сдавивший горло.
— Берите его за ноги… В шлюпку!
Сняли лодку с мели, оттолкнулись. Несколько взмахов, и вот он — корабль…
— Ждите!
Клайд поднялся на палубу. Минут через десять вернулся. Сбежал по трапу.
— Давайте его сюда. Быстро!
Годфри вошел в ходовую рубку.
— Черти, здорово это у них устроено: полная автоматизация! — Осмотрел пульт управления. — Хорошо, что есть надписи! — Нажал кнопку — загорелась сигнальная лампочка, глухо заработала машина. — Где же якорное устройство? Ага!.. — Снова нажал кнопку: якорная цепь заскрежетала по палубе.
Клайд перевел ручку на «Малый назад» — за кормой взвихрилась вода. Взгляд на берег — никого. Перешел к штурвалу, круто переложил колесо налево.
— Теперь они у нас в руках!
Медленно развернувшись, — «Бриз» направился к фиорду и вскоре скрылся…