Остров затерянных

1

Экспедиция лейтенанта Шватки завершила третий этап поисков на острове Короля Вильгельма. В течение 25 лет, то есть с тех пор, как Рей опубликовал в 1854 году отчет о находках, остров приковывал к себе внимание всего мира. Однако интересовал он всех лишь как место трагической гибели экспедиции Франклина. Хобсону и Мак-Клинтоку остров показался холодным, пустынным, для Холла это был всего лишь край, где живут язычники, которые сознательно позволили умереть голодным европейцам, молившим о помощи. Только Шватка, оказавшийся на острове в летнее время, мог бы заметить всю его красоту и очарование, но драматизм событий тех дней заслонил от него все остальное. Сможет ли когда-нибудь этот остров с древней историей, населенный некогда великанами, а потом эскимосами — победителями великанов, заставить белых поверить, что на нем не так уж плохо и что и на нем можно жить?

Прошло еще 24 года, в течение которых на остров не ступала нога белого человека. И вот в сентябре 1903 года вновь появились чужеземцы, на этот раз из Норвегии. Норвежцев было немного, всего семь человек. Они подошли к острову на маленьком рыболовном судне «Йоа» водоизмещением 47 тонн, которое всего три месяца назад покинуло Норвегию. Руководитель экспедиции — молодой полярник Амундсен решил воплотить в жизнь мечту своей юности и пройти Северо-Западным морским путем из Атлантического океана в Тихий. Норвежцы от острова Бичи шли путем «Эребуса» и «Террора» через проливы Барроу и Пил в пролив Франклина, откуда спустились вдоль восточного берега острова Короля Вильгельма. Пролив Симпсон был совсем свободен ото льда. Амундсен хотел провести научные наблюдения в 90 милях от Магнитного полюса, где отклонение стрелки 89°. Кроме того, нужна была на зиму хорошая гавань. Такое место он нашел на юго-восточном берегу острова, в 25 милях от горы Мэтесон. «Это была самая чудесная в мире гавань», — писал один из участников экспедиции. И хоть она была невелика, она защищала от ветра — лучшего убежища на зиму не найти. Амундсен на шлюпке обследовал гавань, она была во всех отношениях превосходной. «Берег вокруг гавани очень низкий, песчаный; удаляясь от моря, он повышается и достигает 160 футов. Два небольших ручья служат источником пресной воды, а если эти ручьи высохнут, что весьма вероятно, то на вершине одного из холмов имеется небольшое озерцо с пресной питьевой водой. Довольно большое число каменных столбов и следов эскимосских домиков указывает, что хозяева этих мест „бывают здесь, но трудно сказать, когда они были здесь в последний раз“», — писал он. На следующий день, 10 сентября, появилось стадо карибу. Большие стаи птиц пролетали над островом.

Условия для проведения магнитных наблюдений были идеальными: железа не оказалось ни в окружающих скалах, ни в прибрежных камнях. В субботу, 12 сентября, стих северный ветер, и «Йоа» вошла в гавань, которая с тех пор носит имя этого прославленного судна. На берег выгрузили запасы продовольствия и взрывчатые вещества. Затем построили магнитную станцию из 40 деревянных ящиков, сколотив их медными гвоздями и наполнив песком; к станции пристроили из 60 таких же ящиков домик для двух наблюдателей. Белые люди, прочно обосновавшись, провели на Кикерктаке полных два года.

В конце октября на корабль пришли пять эскимосов. Они уже давно знали, что на их острове живут белые люди, но, напуганные ружейными выстрелами, держались подальше. Наконец отважились и рискнули приблизиться к судну. Амундсен был поражен их видом — эскимосы были высокого роста, красивы и хорошо сложены. Двое из них, по его представлениям, очень напоминали американских индейцев. Наутро эскимосы ушли. Через несколько дней они принесли искусно выделанные шкуры. Амундсен вместе с ними отправился в их стойбище, раскинувшееся на берегу озера, всего в 12 милях к западу от бухты, в которой стояло судно. К селению подошли в сумерки. Издали Амундсен увидел шесть снежных хижин со светящимися ледяными окнами, «их тусклый свет растворялся в зеленоватом отблеске угасающего на западе дня». Услышав незнакомую речь, обитатели снежней деревни выбежали из домов и окружили Амундсена. Они с любопытством рассматривали его, ощупывали его одежду, похлопывали по плечу, как будто желая убедиться, что он настоящий, живой человек.

Эскимосы стали частыми гостями на судне, иногда они даже строили поблизости снежные дома и оставались надолго. В канун рождества их визиты неожиданно прекратились, а на рождество пришел только один эскимос — Тераиу. Он печально рассказал, что его соплеменники ушли, не захотев взять его семью: жену и ребенка. Зимой их ожидает голодная смерть, если Амундсен не позволит им поставить иглу вблизи судна. И через неделю Тераиу вместе с женой и ребенком перебрался к судну. Больше всего этот эскимос любил сидеть на кухне и наблюдать за приготовлением пищи, к которой он и его сын постепенно привыкли и полюбили, в то время как жена оставалась верной обычаям племени: рыбу и мясо она ела только сырыми. Каждое утро Тераиу учил своих гостеприимных хозяев строить снежные дома, он был веселым, жизнерадостным и всегда готовым помочь и услужить. Это и спасло его, когда через два месяца Амундсен узнал правду. Тераиу солгал, сказав, что его бросили соплеменники. Ему просто очень хотелось остаться подольше с каблунами. Поэтому он и придумал эту ложь, предварительно припрятав в надежное место тюленьи туши.

Амундсен 1 марта в сопровождении нескольких человек отправился к Магнитному полюсу, но из-за сильных морозов на третий день вынужден был вернуться. Через две недели он повторил вылазку. Амундсен на опыте убеждался, как важно перенимать от эскимосов их навыки, обычаи и одежду. Так, он запретил растирать обмороженные места снегом: ни один эскимос не делал этого в подобных случаях. Эскимосы, наоборот, согревали отмороженное место теплой рукой. Амундсен хотя и не настолько «породнился» с эскимосами, как Холл, но он неизменно учился у них жить и быть счастливым в условиях сурового Севера.

К концу мая «Йоа» все еще стояла в своей гавани, засыпанная снегом до середины мачт. Наступил июнь, но лед в бухте был не менее 12,5 футов толщиной. Стали возвращаться эскимосы. Через некоторое время они переселились ближе к озерам, где могли рыбачить в ожидании возвращения карибу. В конце июня растаял лед на озерах, исчез снег с вершин холмов. Повсюду гнездились лебеди, гуси, гагары. Вскоре температура достигла 70° Ф. Амундсен записывал в дневнике: «Распустились цветы, на кустарниках вытянулись новые побеги, нет отбоя от мошкары, которая проснулась после длительного оцепенения и теперь роится, жужжит и деловито носится вокруг нас». Кикерктак вновь ожил, расцвел своей летней красотой. Амундсен нашел скелет кита, погребенный под холмом, довольно далеко от берега. Эта находка подтверждала историю острова. Норвежцы ловили рыбу, посещали эскимосские стойбища. К середине июля лед в заливе Симпсон стал голубовато-зеленым, казалось, залив вот-вот вскроется. В августе все эскимосы откочевали в другой район, начались дожди и снегопады.

Несколько человек вместе с Амундсеном 23 октября отправились к озеру, расположенному южнее мыса Ричардсон. Из рассказов эскимосов Амундсен знал, что у этого озера раскинулось стойбище, здесь он надеялся купить свежую рыбу. Землю уже покрывал снег, лед в проливе Симпсон стал еще крепче, температура понизилась до —13° Ф. На дорогу ушло всего два дня, но у озера, недалеко от Пещеры Голода, — пустынного и ничем не примечательного в зимний период участка, вместо большого селения норвежцы увидели всего 10 снежных хижин. «Но как только наступит лето, — писал Амундсен, — появится множество цветов, они оживят эту безжизненную равнину, повсюду засверкают и запоют на разные голоса многочисленные северные птицы, освободятся ото льда озера, на их водной глади будут гнездиться и высиживать птенцов громкоголосые птицы и молодой олень заглянет в эту ледяную бухту. Тут же лежат побелевшие от времени останки храброго отряда франклиновцев. Здесь разыгрался последний акт этой печальной трагедии». Норвежцы, прожив у эскимосов несколько дней и заключив выгодную сделку, вернулись в бухту Йоа с нартами, доверху нагруженными треской. Возвращаясь в бухту, они миновали Киуну, где в честь погибшей франклиновской экспедиции был установлен большой белый камень.

Вторая зима мало чем отличалась от первой, правда, норвежцам она показалась несколько мягче. В эту зиму много эскимосов поселилось по берегам бухты или вблизи нее: здесь было 18 семей, всего около 60 человек, а норвежцев было всего семеро. Численный перевес был явно в пользу местных жителей, и захоти они нанести вред белым пришельцам, они без труда могли бы это сделать. Поэтому Амундсен решил довольно своеобразным способом показать силу и могущество белого человека. На некотором расстоянии от корабля был построен дом из снега и под него заложена мина, шнур от нее под снегом протянули к судну. Всех эскимосов Амундсен позвал на корабль и сказал им, что может разрушить только что выстроенный дом, даже не подходя к нему. Раздался взрыв — тучи снега и льда взметнулись в воздух, а от дома ничего не осталось. Взрыв произвел на эскимосов должное впечатление. Многие, вероятно, вспомнили другой взрыв, когда так же взлетел в воздух из-за черного порошка, оставшегося после смерти белых людей, дом их соплеменника.

Чтобы как-то скоротать время, норвежцы организовали клуб, члены которого должны были перепробовать дары этого края. Гурманы высоко оценили отбивные из мяса лисицы, а также олений рубец.

К концу второй зимы эскимосы заговорили об экспедиции Франклина, но они мало знали о событиях тех дней. Слышали они о судне, затонувшем возле Укьюлика, и о том, что несколько человек что-то съели из консервных банок, а потом заболели и умерли. О втором судне они вообще ничего не знали. Будь у норвежцев переводчик, они могли бы подробнее расспросить местных жителей, но переводчика на «Йоа» не было, а язык эскимосов Амундсен и его спутники знали плохо.

В последний день июля 1905 года началось Движение льда в заливе Симпсон, и 13 августа «Йоа» могла продолжать плавание. На закате норвежцы проходили мимо мыса Холл, около устья реки Пеффер. Год назад члены экспедиции нашли на этом мысе два скелета белых людей. Останки были захоронены, а на могиле установлен гурий. «Йоа» проплывала мимо этого места в торжественном молчании с приспущенными флагами в честь погибших; красный мягкий свет, окрасивший небо и землю, отливал золотом. «Йоа» прошла через пролив Симпсон и дальше на запад до Берингова пролива. Амундсен осуществил мечту своей юности — он первым проплыл Северо-Западным морским путем.

Прошло еще 18 лет, и вновь европеец ступил на землю Кикерктака. Что же привело его на этот раз? Ведь тайна экспедиции Франклина разгадана, Северо-Западный проход найден.

Кнуд Рассмуссен появился на Кикерктаке 13 июня 1923 года. Целью его экспедиции были не географические открытия и не поиски останков франклиновской экспедиции — Кнуд Рассмуссен интересовался местными жителями. Сам Рассмуссен был сыном датского миссионера и эскимоски. Он родился в Якобсхавне, на берегу залива Диско в Гренландии, всего на 165 миль южнее Полярного круга. Первые слова услышал и произнес Рассмуссен на языке матери, а эскимосские сказки и легенды полюбил с раннего детства. В 12 лет Кнуд покинул родной дом, чтобы начать учебу в Дании, а когда ему исполнился 21 год, в 1900 году стал студентом Копенгагенского университета. Но его тянуло на Север, и через два года он возвратился на родину в составе экспедиции, направлявшейся в залив Мелвилл. Здесь он впервые встретился с полярными эскимосами. Рассмуссен увидел, что эскимосы все больше и больше попадают в зависимость от белых, обменивая свои товары на ружья и патроны. В 1910 году Рассмуссен организовал самую северную факторию на северо-западном побережье Гренландии — в Туле. Чем ближе знакомился он с эскимосами, тем больше увлекала его их культура. Рассмуссену хотелось заняться изучением ее истоков, узнать, откуда пришли эти люди. Он решил познакомиться с племенами, живущими по побережью Арктического океана, и 11 марта 1923 года со своими эскимосскими друзьями, двоюродными братом и сестрой, отправился на санях из залива Репалс к Берингову проливу.

Пройдя вверх по замерзшей реке Норт-Поул, он пересек полуостров Рей, вышел к заливу Пелли и встретил старого эскимоса по имени Иггиарарюк, отец которого видел нескольких участников экспедиции Франклина. И хотя после той встречи прошло 75 лет, Иггиарарюк рассказал Рассмуссену, как она происходила. Вот что удалось записать Рассмуссену:

«Мой отец Мангак вместе с Теткатсадом и Каблутом охотились на тюленей на западной стороне острова Короля Вильгельма, когда услышали чьи-то крики, а — затем увидели трех белых, махавших им. Это было весной, вокруг острова уже появилась полоса чистой воды, поэтому нужно было ждать отлива, чтобы подойти к этим людям. Они были очень худы, щеки их ввалились, они выглядели совсем больными. Одеты они были, как одеваются обычно белые, у них не было собак, свои сани они тащили сами. Они купили у нас тюленье мясо и ворвань за нож. Сделка порадовала обе стороны, и белые тотчас же сварили мясо, использовав для этого ворвань, и съели его. Позднее чужеземцы пришли в стойбище, где жил мой отец, и переночевали с эскимосами, а наутро вернулись в свою маленькую палатку, которая была сделана не из шкур, а из чего-то белого, как снег. В это время на остров уже вернулись карибу, но белые, по-видимому, охотились только на диких птиц, в то время особенно много было куропаток и гаг. Земля еще не ожила и лебедей не было. Отец и его сородичи с удовольствием помогли бы белым, но они не могли понять их. Белые пытались объясняться знаками. Эскимосы узнали, что когда-то белых людей было много, теперь же их совсем мало, а судно их осталось во льдах. Белые указывали на юг, и эскимосы поняли, что они хотят добраться до родного края по суше. Больше никто никогда их не встречал, и никто не знает, куда они делись».

От залива Пелли Рассмуссен повернул к западному берегу полуострова Бутия, к заливу Шепард. Как и Холл, он встретил в этом районе эскимосов. Стоял май, и у местных жителей было напряженное время охоты на тюленей. Рассмуссен не стал беспокоить их сейчас. Он отправился в район Магнитного полюса, а в конце мая вернулся к заливу Шепард. За время странствий Рассмуссен собрал большую этнографическую коллекцию, которую решил переправить для большей сохранности на ближайшую факторию с эскимосом по имени Кавигаррсуак. На обратном пути Кавигаррсуак должен был захватить патроны и порох. У местного населения было гораздо больше ружей, чем предполагал Рассмуссен. Жить среди них, видеть, как необходимы им порох и патроны, и не помогать он не мог. В результате его собственный запас быстро истощился. Он надеялся, что посланный им на факторию эскимос привезет достаточно. Встреча была намечена через месяц на острове Короля Вильгельма у Малеруалика.

Рассмуссен продолжал двигаться сначала к устью реки Больших Рыб, а затем к острову Франклин, где встретил то же племя, с которым много лет назад встречался Бак. В племени из поколения в поколение передавали рассказы о «смеющихся людях, не вынимающих изо рта дымящихся кусочков дерева». Но о них говорили также, как о людях опасных и вспыльчивых, о людях, которых следует бояться. Рассмуссен прожил среди эскимосов этого племени больше месяца. У Малеруалика, где должен был встретиться с Кавигаррсуаком, он был 13 июня. Однако посланного им эскимоса не было, не появлялся он и в течение еще нескольких недель. Рассмуссен решил набраться терпения и ждать. С помощью эскимосов он занялся раскопками разрушенных каменных домов поселения, которое обнаружил вблизи лагеря. На Кикерктаке наступило самое лучшее время года — весна, повсюду пестрели яркие мелкие северные цветы. На озерах, давно освободившихся ото льда, собирались гуси, утки и гаги; птицы вернулись и на болота. Небо было безоблачным, солнце нещадно палило, а над землей, как в сказке, где случаются самые невероятные вещи, висело мягкое голубое марево. Кавигаррсуак не появлялся, не было от него и вестей. Рассмуссен отдал эскимосам все, что у него было для обмена — порох и патроны были на исходе, и теперь жил в кредит. За все услуги и этнографические материалы расплачивался обещаниями. Эскимосы с охотой рассказывали ему свои предания и легенды, но как только видели, что Рассмуссен начинает записывать их истории на бумагу, которую он как вещь потом сможет увезти с собой, требовали платы — они знали, что за вещи нужно платить. Но платить было нечем. Он сам остался без кофе и табака, у него не было ни чая, ни сахара, оставалось лишь немного сахарина, который он добавлял в безвкусное пойло из трав. Один из эскимосов сделал ему из мыльного камня форму для отливки пуль, которые Рассмуссен делал из дроби. К концу первой недели июля эскимосы откочевали к озерам в центральную часть острова — наступил сезон ловли форели. Рассмуссен продолжал раскопки, ожидая посланца. Район Малеруалика опустел, охоты здесь не было. Иногда удавалось выловить сетями немного красной рыбы, но ее не хватало даже на то, чтобы прокормить собак. Поэтому Рассмуссен был вынужден переменить место стоянки и направиться к озеру Амитсок.

Лето было на исходе; не переставая лил дождь, с моря тянул сырой холодный туман, температура резко упала. Эскимосы из его отряда в первый же день подстрелили пять оленей, и Рассмуссен решил сделать остановку, чтобы подкормить собак. На север двигались медленно, приходилось пересекать болота, обходить озера. Однажды они увидели выводок гусей, еще не умеющих летать, и с помощью собак поймали несколько штук. Как-то раз они набрели на кем-то забытый тайник, в котором хранилось оленье мясо. Судя по виду, тайник был годичной давности, а по законам острова, если прошел такой срок со времени основания тайника, им мог воспользоваться каждый, кто найдет. Мясо заплесневело, в нем завелись черви, однако эскимосы с наслаждением отправляли его в рот. Первого августа целый день светило солнце. Рассмуссен вместе с отрядом вышел к священному озеру Амитсок.

Сезон на Озере только начинался. В пяти хижинах жило не более 30 человек, улов тоже был еще невелик — около двух десятков форелей в день, а обычно каждой семье удается за две недели выловить до 1500–2000 фунтов рыбы. Когда Рассмуссен прибыл на озеро, день был жаркий и ясный и эскимосы нежились на солнце, мечтали и, казалось, забыли, что жизнь их трудна и полна опасностей, а голод ходит по пятам. Жизнерадостные ребятишки голышом купались в озере, а потом грелись на солнце. Люди постарше играли в разные игры, наносили друг другу визиты. И все были веселы. Рассмуссен сидел с ними, слушал их рассказы и предания и поражался, как мог выжить и сохраниться этот народ в таких тяжелых условиях, на этой пустынной и холодной земле.

Через неделю Рассмуссен поспешил в Малеруалик. Но Кавигаррсуака все еще не было в условленном месте, хотя прошло два месяца после назначенного срока. Рассмуссен не на шутку забеспокоился: у него почти кончился порох и он мог тратить не больше двух спичек в день. Пришла осень, а с ней и холода. Рассмуссен выстроил каменный дом, проложил стены дерном. Как только он кончил, пришли эскимосы. Речь зашла о Кавигаррсуаке. Эскимосы считали, что его убили какие-то враждебно настроенные племена, живущие на юге. Иначе они не могли объяснить такую длительную задержку. Затруднительное положение Рассмуссена трогало эскимосов, они-то понимали, как тяжело терять друга, как трудно остаться без припасов. Уходя, они делились с ним своим табаком, тем самым, который недавно покупали у него.

Через три дня девушка-эскимоска, родственница Кавигаррсуака, увидела вдали в заливе Симпсон движущуюся черную точку и позвала Рассмуссена. Он сразу же разглядел в бинокль маленькую байдарку и в ней двух человек. Через час Кавигаррсуак и его товарищ подплыли к берегу. Весь лагерь высыпал им навстречу. Наконец-то Рассмуссен может расплатиться с эскимосами, наконец у него будет вдоволь пороха и он выполнит все свои обещания.

Но Кавигаррсуак привез не очень веселые новости. Он с трудом добрался до Кентского полуострова, по дороге его задержали враждебные племена, однако коллекцию он доставил в полной сохранности. На обратном пути, когда реки вскрылись, он оставил сани, взял у эскимосов на время байдарку и, выждав, когда водные пути освободятся ото льда, отправился в обратный путь вдоль берега. Он ничего не привез Рассмуссену: не мог — в этот год у эскимосов была удачная охота на лис, и фактория Компании Гудзонова залива распродала все свои товары.

Рассмуссен не ожидал такого результата — без пороха он не прокормит собак, а без собак ему не завершить путешествие к Берингову проливу. Кроме того, он был расстроен тем, что опять не расплатится с эскимосами. Он надеялся запастись мясом оленей, которые должны были вскоре проходить через Малеруалик. Патронов осталось очень мало, но, может быть, если расходовать их бережливо, можно настрелять довольно много оленей. Неожиданно Рассмуссен понял, что он ждет прихода карибу, как коренные жители острова в течение сотен лет, год за годом, ожидали этого события в этом самом месте.

Карибу появились 15 сентября. Они высыпали из-за холмов и направились к берегу, где их встретили ружейные выстрелы эскимосов. На мгновение ошеломленные животные остановились и, разбившись на мелкие группы, повернули обратно в глубь острова, чтобы, переждав, пока пройдет страх, снова возвратиться к проливу.

Рассмуссен и Кавигаррсуак не принимали участия в охоте. Они боялись, что, увлекшись, растратят последние патроны. Через несколько дней, отойдя подальше от берега, они убили семь жирных оленей и на санях доставили их в лагерь. Теперь собаки были обеспечены едой. Но Рассмуссену не давал покоя его долг эскимосам.

В стойбище эскимосов 21 сентября вдруг начался большой переполох. Мужчины, женщины и дети выбежали из жилищ. На лицах было волнение, все удивленно смотрели в сторону пролива, по которому двигался огромный белый дух или огромная птица с большими крыльями. Они бросились к Рассмуссену, показывая на приближающееся чудовище. Но Рассмуссен уже и сам видел. Он еще не знал, что это за судно и с какой целью пришло оно сюда. Но в одном он был уверен — на борту этого судна должны быть патроны и порох. Теперь он сможет уплатить долги и сохранить собак. Небольшое парусное судно водоизмещением около 20 тонн бросило якорь в проливе напротив Малеруалика. От судна к берегу направилась моторная лодка, в ней было два человека: Питер Норберг и Генри Бьёрн. Они прибыли, чтобы открыть на острове Короля Вильгельма факторию Компании Гудзонова залива, и привезли столько патронов, что их хватило бы всем желающим, кроме того, у них были и другие не менее ценные товары. Теперь Рассмуссен мог отправиться дальше к Ному и завершить свое санное путешествие вдоль Северо-Западного пути. А для жителей острова с приходом парусника Компании Гудзонова залива окончился длительный период истории, начавшийся с победы над великанами — танритами. На острове появились первые белые поселенцы — с этого дня Кикерктак уже не принадлежал только кикерктамуитам.

Шли годы, остров Короля Вильгельма постепенно менялся, как менялся весь Север. Вблизи Малеруалика выросла фактория: крытая железом лавка и жилой дом с двойными брезентовыми стенами. В 1926 году фактория переселилась в бухту Йоа, где она находится и в настоящее время. Вскоре в бухте была построена вторая фактория, принадлежащая Торговой компании Кэн-Аляска. В 1936 году ее закрыли, а здание перешло к миссионерам-католикам. В заливе Террор какой-то купец построил хороший зимний дом для своей фактории. Купец давно покинул лавку, а дом и сейчас еще стоит: зимой в него часто заходят эскимосы, охотящиеся на западном берегу острова. Летом он пустует.

Поиски следов экспедиции Франклина все еще продолжаются, и им, видимо, не будет конца. Были найдены еще кости и еще черепа. Стала известна еще одна история и карта, якобы раскрывающие тайну дневников и документов экспедиции Франклина. На Аляске отыскался старый морской капитан Питер Бейн. Он был одним из тех пяти матросов, которые в 1867 году отправились на остров с Холлом. У залива Репалс Бейн услышал от эскимосов с Бутии, что в первое лето «Эребус» и «Террор» находились у мыса Феликс. Моряки построили на берегу большую палатку и несколько поменьше. В этом летнем лагере люди болели и умирали, мертвых хоронили на южном склоне ближайшего холма. Но однажды умершего принесли с судна и тоже похоронили на мысе, но его не закопали в землю, как остальных. Его положили в углубление в скале, а затем замазали «каким-то веществом, которое через некоторое время само превратилось в камень». Должно быть, этот человек был важной персоной: возле его могилы был устроен ружейный салют. Неужели кому-нибудь удастся через столько лет найти его могилу? Бейн рассказывал, что здесь таким же образом были спрятаны в тайник и документы экспедиции. На карте же был обозначен мыс, названный мысом Виктори. У самой оконечности мыса был помечен гурий, чуть подальше от гурия располагался лагерь, а на южном склоне холма было пять могил.

В 1930 году Канадское правительство организовало воздушную экспедицию для проверки достоверности этой истории и карты. Экспедиция обследовала берег к северу от места высадки отряда Крозье до мыса Виктори, открытого Россом, но нигде не обнаружила следов зацементированной могилы или тайника. Не удивительно, что отыскать могилу Франклина не удалось. В то время, когда скончался сэр Джон Франклин, суда находились к северо-западу от мыса Феликс и мало вероятно, чтобы его тело перенесли для погребения на мыс Виктори. История капитана Бейна казалась недостоверной.

По другой версии, на карте обозначен какой-то другой мыс, ошибочно принятый за мыс Виктори. Но где этот мыс находится?

Аэрофотосъемка, вероятно, поможет разрешить загадку. На фотоснимке к югу от мыса Феликс можно различить участок берега и выдающийся в море язык, удивительно похожий на мыс, изображенный на карте. На этом мысе франклиновцы жили летом 1847 года, здесь стояли палатки и был сложен гурий. Может быть, здесь и пролежало тело Франклина более ста лет. Но и Хобсон, и Шватка самым тщательным образом обследовали это место, трудно поверить, что они могли что-нибудь пропустить. Правда, ни тот, ни другой не знали о том, что рассказал капитан Бейн, и, следовательно, ни тот, ни другой не могли искать зацементированную в скале могилу.

Каков же Кикерктак в наши дни? Жители не покидают своего родного острова. Летом с воздуха виден весь остров, с его большими и маленькими озерами. И каждое имеет свой особый оттенок — это голубые, синие, зеленоватые озера, обрамленные желто-золотыми мхами. Остров кажется заколдованным, его как будто охраняет море, то бирюзовое, то белое, а иногда свинцовое. По широким равнинам острова кочуют его жители от одного охотничьего угодья к другому. Орудия каменного века они сменили на ружья, капканы и сети. На факториях Компании Гудзонова залива они меняют шкурки убитых ими животных на товары, привезенные белыми: ружья, патроны к ним, чай, табак, муку, сахар, керосин.

Теперь им нужны зеркала, чулки, набивные ткани, кружевное белье. Но свои обычаи и традиции жители острова не променяли на мишуру чужой цивилизации. Они остаются древним и мудрым народом, каким были всегда.

В бухте Йоа дети посещают школу. Чтобы поспевать за временем, им нужно научиться читать и писать, они должны уметь считать и знать географию. Им помогают лучше овладеть родным языком, узнать и беречь культуру своего народа. Школьные занятия начинаются в 9 часов 30 минут утра и продолжаются два часа, и после обеденного перерыва еще два часа занятий. Далеко не все дети посещают школу регулярно, часто какой-нибудь ученик отправляется с отцом на охоту и неделями не бывает на занятиях.

Но те дети, которые сейчас ходят в школу, и те, которые придут после них, должны защищать Кикерктак, хранить этот сказочный остров. Если им удастся это сделать, потомки будут благодарны им и не забудут их.