Освобожденный Иерусалим

1.

Готовился к сраженью Аладин,

Когда к нему впустили чародея,

То был загробных духов господин,

Каких еще не знала Иудея.

Он мертвыми повелевал один,

И сам Плутон, дрожа и холодея,

Хулителю выказывал почет! —

Исменом прозывался звездочет.

2.

Отрекшись в юности от нашей веры,

Исмен служил Исламу с той поры,

Но, вызывая адские химеры,

Не знал в Коране ни одной суры.

Услышал он из колдовской пещеры,

Что Азия летит в тартарары,

И в город поспешил – поведать дикий,

Преступный план преступному владыке.

3.

«Грядут к Солиму гневные кресты, —

Так начал он, – грозят несметной силой.

Ты поднял башни, выставил посты,

От недругов Аллах тебя помилуй!

Служи мы Господу, как служишь ты,

Сион давно бы стал для них могилой!

Ты воин, ты подумал обо всем,

Но не оружьем город мы спасем.

4.

Я стар и этой жизни знаю цену:

Смеясь в лицо опасности любой,

С тобой взойду на крепостную стену,

Советом помогу и ворожбой,

Я ангелов, низвергнутых в геенну,

Из пекла вызволю и брошу в бой!

Но чтоб вернее покорились чары,

Послушай, что задумал книжник старый:

5.

Алтарь в кумирне христианской есть,

Там паства, одурманенная ложью,

В молитвах воздает хвалу и честь

Рисованному лику – Матерь Божью

В нем почитая, и даров не счесть,

Возложенных к алтарному подножью.

Лампада там не гаснет ни на миг,

И покрывалом занавешен лик.

6.

Изображенье дивного кумира

Украсть ты должен собственной рукой.

В мечети главной спрячь его от мира,

А я состав смешаю колдовской:

Пока в святилище курится мирра,

В Солиме будет царствовать покой,

И гордо возликуют мусульмане,

Узнав о всемогущем талисмане».

7.

Умолк мудрец, и в заповедный храм

Со свитой устремился деспот грозный,

Священник преграждает путь ворам,

Но царь не тронут жалобою слезной. —

В углу, где по утрам и вечерам

Молитвами терзал он купол звездный,

Святыня христиан водружена

Под гнусные шептанья колдуна!

8.

Но ликовать, как видно, было рано:

Едва позолотился край небес,

Дворцовая увидела охрана,

Что образ Богоматери исчез.

Бегут скорей уведомить тирана,

Тот в ярости схватился за эфес,

Велит позвать стоявшего на страже

И христиан подозревает в краже.

9.

Да, это дело человечьих рук,

А может, знаменье небесной мести?

Покайся царь, как очутилась вдруг

Царица Неба в непотребном месте!

Кто верит, что от Бога все вокруг,

Поймет, что только с Небесами вместе

На подвиги способен человек,

А без Небес не справится вовек.

10.

Тиран велит разыскивать потерю

По всем домам, часовням и церквам:

«Найдете – щедро золота отмерю,

А нет – погибель уготовлю вам!»

Повсюду рыщет он, подобно зверю,

Но ни Исмену, ни другим волхвам

Не догадаться, кто повинен в чуде

Святое Небо или все же люди.

11.

В конце концов поборников Креста

Решает покарать монарх свирепый.

Была дотоле злоба заперта,

Но натиска не выдержали скрепы.

Вмиг распахнулись ярости врата,

Безумием разломанные в щепы,

И царь изрек безбожный приговор:

«В толпе собратьев да погибнет вор!

12.

Из-за неправого погибнет правый!

Но о каком я правом говорю?

Преступны все, кто вздорною отравой

Недружескому служит алтарю!

Безвинный перед новою расправой,

За прошлые грехи ответь царю!

Оружье к бою, витязи Корана,

Сжигайте, убивайте невозбранно!»

13.

Ползут худые вести из дворца

И мрачную, гнетущую тревогу

Вселяют в христианские сердца:

Ни защищаться, ни молиться Богу

Не мыслят люди – люди ждут конца,

Явилась Смерть и подошла к порогу…

И тут Создатель им надежду дал

Откуда ждать ее никто не ждал!

14.

Красавица Софрония в ту пору

Жила светло и скромно среди них,

Искала в добродетелях опору,

Сама из добродетелей одних,

Средь женихов не потакая спору,

Не знала, кто достойный ей жених:

Стыдясь нескромных глаз, под нищим кровом,

Цвела в уединении суровом.

15.

Но если сердце вам Амур зажег,

Нет каменных преград его проказам.

Сегодня с виду он слепой божок,

А завтра смотрит Аргусом стоглазым!

Кругом кричат: «Разбой! Пожар! Поджог!» —

А он, воспользовавшись тайным лазом,

Пробрался через тысячу оград

В хранимый сторожами вертоград!

16.

Олиндом звался юноша влюбленный,

С ней рядом жил он в городе святом,

Вздыхал, красой небесной ослепленный,

И никому не признавался в том,

Возвышенной душою наделенный,

Чело он кротким осенял крестом.

Молчал, томился и страдал немало,

Но дева горьким вздохам не внимала.

17.

И вот до христиан доходит слух,

Какой конец готовят страстотерпцам.

В Софронию святой вселился дух:

«Я знаю, как помочь единоверцам!»

Решилась, и победный пыл потух:

Стыдливость овладела дерзким сердцем.

Но слабость не к лицу душе прямой,

Стыдливость стала дерзостью самой!

18.

Выходит дева из дому и смело

По стогнам городским идет одна,

Лицо то вспыхнет, то белее мела,

То дерзостна, то дерзостно скромна!

Как робость и достоинство сумела

Одновременно сохранить она?

Любовь, Добро и подлинное чувство —

Вот сильных безыскусное искусство.

19.

Идет – и в каждом шаге торжество!

Идет, не опуская очи долу,

В толпе не замечая никого,

Бестрепетно приблизилась к престолу:

«Мой царь, во имя бога твоего

Вели предел поставить произволу.

Мне жизнь сестер и братьев дорога,

Я знаю имя твоего врага!»

20.

От блеска глаз под трепетным покровом

Тиран сначала сделался багров

И вдруг пленился взором крутобровым,

Смотрел и слушал, ярость поборов.

Не будь лицо Софронии суровым,

Не будь владыка мрачен и суров,

Он мог влюбиться, но Амуру в тягость,

Когда из сердца изгоняют благость.

21.

Но если не любовью поражен,

То любопытством властолюбец лютый:

«Откройся мне, и будет пощажен

Народ, грозящий бесконечной смутой.

Не истреблю мужей, не трону жен,

Скорей клубок злокозненный распутай!» —

Софрония в ответ: «Я – недруг твой.

И заплатить готова головой!»

22.

Идет на казнь во имя ближних дева

Бесстрашнее, чем сильные мужи.

О Правда, для геройского напева

Ты не достойней чистой этой лжи!

Не обезумел, не ослеп от гнева

Монарх, в сомненье молвит он: «Скажи,

Кто в святотатственном деянье этом

Тебе помог – не делом, так советом?»

23.

Софрония в ответ: «Ночная тьма!

Никто моей не сопричастен славе,

Советчик и сообщник я сама,

Я нанесла урон твоей державе!»

Тиран вскипел: «Не пытка, не тюрьма

Тебе грозят – тебя казнить я вправе!»

«Казни! – бросает девушка ему, —

Одна грешна, одна и смерть приму!»

24.

Нахмурился тиран высокомерный:

«Еще не поздно отвести резню.

Где спрятала ты образ иноверный?» —

«Пречистый лик я предала огню.

Я знала, от беды неимоверной

Иначе я его не сохраню.

Будь смертью похитителя доволен:

Похищенного ты вернуть не волен!

25.

Похищенного?! Нет! Спасала я

Сокровище разграбленной святыни!» —

Тиран, кипящей злобы не тая,

Вскочил при виде эдакой гордыни!

Софрония, ни красота твоя,

Ни кротость не спасут тебя отныне,

Не покоришь ты свежестью ланит,

Амур щитом тебя не заслонит.

26.

Душе обещан райский сад, но прежде

Младое тело на костре сожгут!

Палач к безгрешной тянется одежде,

В запястья врезался кровавый жгут.

В бесстрашном сердце места нет надежде,

Из глаз безмолвных слезы не бегут,

Высокий лоб омыт волною чистой

Не бледности, а чистоты лучистой!

27.

Народом площадь шумная полна,

Олинд к помосту устремился тоже:

«Возможно ли, что именно она?»

Пробрался к самому костру – о Боже!

За святотатство приговорена,

Стоит еще невинней, чище, строже!

Мгновенье – и любимая умрет.

Крича, подался юноша вперед:

28.

«Владыка, смилуйся, затмился разум

У женщины от славы неземной!

Как ты поверить мог ее рассказам?

Прошла по крепости во тьме ночной,

Всех стражников перехитрила разом. —

Под силу ли такое ей одной?

Пойми же, я твой враг неколебимый!» —

Так преданно любил он, нелюбимый.

29.

«Окно под куполом мечети есть,

Открытое для воздуха и света,

В него мне чудом удалось пролезть,

Спуститься по ступенькам минарета.

Как ночью не разбился я – Бог весть!

Не для нее зажжется пламя это!

Других ревную я к своим трудам

И славу ей присваивать не дам!»

30.

На юношу Софрония подъемлет

Щемящий взор, исполненный мольбы:

«Каким фантазиям твой разум внемлет?

Ты возомнил, что сердцем мы слабы,

И праведность в тебе одном не дремлет?

Не нужен мне товарищ для борьбы!

Пускай тиран ярится, негодуя,

Одна без страха на костер взойду я!»

31.

К гордячке руки юноша простер,

Сошлись Любовь и Добродетель в споре!

О поединок преданных сестер,

Где дело не в победе, не в позоре:

Наградой победителю – костер,

А побежденному наградой – горе.

И жизнь! О бренной жизни не скорбя,

Здесь каждый обвиняет сам себя!

32.

Сражаются, владыку презирая,

Презренный раб, презренная раба!

«Вы оба, – молвит царь, – достойны рая,

Единая вам суждена судьба!»

Знак палачу – и вот уже вторая

Оплаканная жертва у столба.

Спина к спине прикрученные туго,

Они взглянуть не могут друг на друга.

33.

Зловеще рдеют языки огня,

Мехами принесенными раздуты,

И тихо плачет юноша, храня

Признанье до решительной минуты:

«О мог ли я помыслить, что меня

С возлюбленной такие свяжут путы?

Не мог мечтать я, что в таком огне

Сгорю с желанною наедине!

34.

Амур, пронзив меня стрелой из лука,

Предать иному обещал костру!

Одним я счастлив – кончилась разлука,

С тобой неразлученным я умру!

Не ведал я, что пламенная мука

Была дорогой к смертному одру.

С тобой я разделю и это ложе,

Да жаль, что ты должна погибнуть тоже!

35.

Слиянье душ провижу впереди,

Не сердцем, а бессильной плотью стражду.

Как жажду я прильнуть к твоей груди,

Последним вздохом обменяться жажду!

Душе твоей сказал бы я: „Войди

В мои уста и пламенную жажду

Прохладой поцелуя успокой!..“», —

Умолк и услыхал ответ такой:

36.

«Высоких помыслов от сердца требуй,

Как требует высокий этот час!

Раскаянье твое угодно Небу:

Страдая, Божий мы услышим глас!

Не варварскому мрачному Эребу —

Архангелам Господь вручает нас.

Смотри, как солнце светит благосклонно,

Нас Авраамово приемлет лоно!»

37.

В толпе неверных громкий слышен плач,

Вздыхают христиане безутешно,

И тут державный сознает палач,

Что и монаршья совесть не безгрешна,

Себе твердит он гневно: «Слезы спрячь!»

И во дворец скрывается поспешно.

На плачущих взирая с высоты,

Софрония, одна не плачешь ты!

38.

Все ближе миг неправедной расплаты,

Как вдруг, помост овеяв роковой,

Взвился воительницы плащ крылатый,

Воспетый вездесущею молвой,

В краю далеком кованные латы,

Увенчан шлем тигриной головой,

Застыл народ, глазам своим не веря:

Клоринду он узнал по морде зверя.

39.

Клоринда с детских лет пренебрегла

Домашней скукой, женским рукодельем,

Булат, а не Арахнина игла,

Девичье сердце наполнял весельем.

Одета по-мужски, лицом смугла,

Носилась по долинам и ущельям,

И стали грозными ее черты,

Исполненные грозной красоты.

40.

Коней удерживала своенравных

Рукой еще младенческой она,

В борьбе и беге не было ей равных,

Манили деву стычки и война,

По гребням скал, в тени чащоб дубравных

Преследовала льва и кабана.

В ней человека чуял род звериный,

А людям облик чудился тигриный.

41.

Заступникам крестовым дать отпор

Из Персии стремглав она летела,

Врагами их считая с давних пор,

И не одно разрубленное тело

Ввергала в пыль… Теперь во весь опор

Она неслась. Молчал осиротело

Сион, и вдруг над крепостью огонь!

«Прибавь еще немного, добрый конь!»

42.

К раздавшейся толпе Клоринда скачет:

«Кого казнит сегодня грозный бей?» —

Рыдает пленник, пленница не плачет,

Слабейший плотью духом не слабей,

Но что мольба сжигаемого значит:

«Не убивай ее, меня убей!» —

К Софронии, к святым слезам Олинда

Тотчас прониклась жалостью Клоринда.

43.

Но сердцу ближе та, что не скорбит,

Что плачем бледных щек не оросила,

Чью набожность до неземных орбит

Возносит победительная сила.

«Ужели будет юноша убит? —

Седого старца ратница спросила, —

Ужели будет дева сожжена?

Какая на душе у них вина?»

44.

Дослушала и поняла, что злоба

Правителя им стала палачом,

Что на себя наговорили оба,

И в мыслях невиновные ни в чем.

«Должна от преждевременного гроба

Я их спасти – не словом, так мечом!» —

Огонь неразгоревшийся сбивает

И стражникам внимать повелевает:

45.

«Пока владыку не увижу я,

Фитиль не смейте подносить к поленьям,

Узнав, что воля такова моя,

Не будет он разгневан промедленьем!»—

Подручные, страшась ее копья,

На всадницу взирали с изумленьем.

Сказать о гостье послан челядин,

Но сам на шум выходит Аладин.

46.

«Мой царь, – вскричала ратница младая, —

Клоринда-персиянка пред тобой!

Скакала много долгих дней сюда я,

С гяурами вступить хочу я в бой.

Обороняясь или нападая,

Я бранный труд приветствую любой

В открытом поле и стенах Солима —

В Пророка наша вера неделима!»

47.

Тиран в ответ: «Клоринда, укажи

Под солнцем Азии страну такую,

Где бы не знали грозной госпожи,

Аллах ей силу даровал мужскую!

Отныне прекратятся грабежи

Моих владений, сердцем я ликую!

Кто сомневается в клинке твоем?

Неправоверных вместе мы побьем!

48.

Мне Готфрид слишком кажется спокойным,

Он город словно и не хочет брать.

Ты дальновидна, ты привычна к войнам,

Тебе вручу я преданную рать.

Я наделю тебя жезлом, достойным

Твоих побед!» – «Владыка, слов не трать! —

Польщенная, Клоринда отвечала, —

Войска возьму я под свое начало!

49.

Но с уговором, если получу

Я плату за труды свои заране.

Не отдавай несчастных палачу,

Будь милосерд, как сказано в Коране!

За каждого из них я отплачу

Сторицею тебе на поле брани!

Без доказательств ты решил их сжечь,

Но не об этом поведу я речь.

50.

Могу к любым прибегнуть я уликам,

Да слышу глас: „Об истине радей!“

Здесь дело в преступлении великом,

А не в безверье низменных людей!

Мечеть ославить сотворенным ликом

Тебя склонил злокозненный халдей,

Но сам себя колдун поганый выдал:

Святому храму ненавистен идол!

51.

Душе отрадно верить, что Пророк

Отверг с презреньем образ рукотворный

И чуждую святыню за порог

Изгнал своей десницей необорной.

Шаманство славе воинской не впрок,

Без магии мы обойдемся черной.

Пусть шепчет заклинания Исмен —

Железу мы доверимся взамен!»

52.

«Что ж, – молвил Аладин, – тебе в угоду

Я ненависть и гнев превозмогу,

Пусть возвратятся к своему народу

Преступники, но помни: ты в долгу!

С такой заступницей я дам свободу,

Не разбираясь, другу и врагу:

К невинным проявляя милосердье,

Сочтя виновных платой за усердье».

53.

Оковы сняты, страхи позади,

Но узник рад не одному спасенью:

Огонь ответный в девичьей груди

Зажег он и, не веря воскресенью,

Гимену шепчет: «Поскорей веди

На свадьбу нас под благодатной сенью

Любви взаимной: вместе умереть

Мечтали – вместе жить мы будем впредь!»

54.

Но счастья этой редкостной картины

Не вынес подозрительный тиран:

Влюбленных гонит он из Палестины

Под небо негостеприимных стран,

Он христиан ссылает в край пустынный,

Кровавей в сердце не бывает ран,

Чем раны от насильственной разлуки,

Когда уходят сыновья и внуки.

55.

Он слабых жен, детей и стариков

Заложниками в городе оставил,

А грозных видом, сильных смельчаков

Покинуть семьи милые заставил.

Иные испугались вражьих ков,

Иных Господь оружье взять наставил:

Примкнули к франкам и храбрец, и трус,

Войдя с крестовым войском в Эммаус.

56.

От Иерусалима крепость эта

Лежала в нескольких часах пути,

И если путник вышел до рассвета,

Встать на молитву мог он к девяти.

Надеждой сердце рыцарей согрето:

Святая цель достигнута почти!

Но гаснет солнце над путем кремнистым —

Отбой приказано играть горнистам.

57.

И снова ночь прохладу принесла

Со дна морей, светилу неподвластных,

Когда явились в лагерь два посла

В диковинных чалмах, в плащах атласных.

Пажи, оруженосцы без числа.

Речений не жалея сладкогласных,

Охране объявили пришлецы:

«Египетского царства мы гонцы!»

58.

Один из них, Алет, душою черствый,

Был выходцем из городских низов.

Он рано понял, сколько ни упорствуй,

Удача не придет к тебе на зов.

Благодаря коварству и притворству

Он сделался важнейшим из тузов,

Усвоив тактику отпетых бестий

Наветы прятать под личиной лести.

59.

Вторым послом могучий был черкес:

В Египет он пробрался голодранцем

И в краткий срок на самый верх пролез,

Не думая блистать придворным глянцем, —

Воинственностью приобрел он вес,

Врожденной склонностью к жестоким танцам.

Аргантом звался он на новый лад,

Иным кумирам предпочтя булат.

60.

Наказ халифа привезли вельможи,

И Готфрид принял их в своем шатре —

На стуле струганом, а не на ложе,

Не в злате, не в парче, не в серебре.

Во всем обличье – простота, и все же

Величья больше, чем в любом царе!

С презреньем к рыцарям чужеплеменным

Аргант отделался кивком надменным.

61.

Алет, напротив, крайне был учтив,

Блюдя до буквы этикет придворный:

Стоял, ресницы долу опустив,

И руку правую в мольбе притворной

Поднес к груди – в почтении ретив,

Хвалами сыпал с живостью проворной.

Немало выучив сирийских слов,

Латины понимали речь послов:

62.

«О витязь, вожака и воеводу

Признали витязи в тебе одном!

С тобой прошли они огонь и воду,

В цепи побед ты главным стал звеном.

К азийскому вознесся небосводу

Твой гений в ореоле неземном.

От Геркулесовых столбов до Нила

Чело твое победа осенила!

63.

Легенды о свершениях твоих

Гуляют по кочевьям и селеньям.

Наш царь готов часами слушать их,

С восторгом говоря и удивленьем

О том, что породнило вас двоих,

О том, что чуждо низким помышленьям.

Единству помыслов не прекословь! —

Вы разной веры, но сильней любовь.

64.

Египта царь играть не станет труса —

Я – дружбы, мира и любви посол!

В Аллаха верит он, ты – в Иисуса,

Но чистый сердцем победит раскол.

Тебя он ограждает от искуса

У друга нашего отнять престол.

И, дабы не накликать худших бедствий,

Подумать просит о добрососедстве.

65.

Чужих земель завоевал ты тьму.

К чему тебе еще одна крупица?

К чему какой-то город, не пойму?

Нам за друзей нельзя не заступиться.

Забудь Солим, и царству твоему

Некрепкому дадим мы укрепиться.

Объятья дружбы царь тебе отверз —

Что перед вами турок или перс?

66.

Тобой гордятся парии и принцы,

Так много ты свершил в короткий срок!

Тебе врата открыли левантинцы,

Твой бранный крик, твой неумолчный рог

Достиг забытых Господом провинций,

Где нет теперь нехоженых дорог.

Со временем еще сильней ты будешь,

Но знай, что новой славы не добудешь!

67.

Вершину Славы покорив давно,

Подняться выше ты уже не сможешь.

Добро свое ты приумножишь, но

Былую Славу вряд ли приумножишь.

А, может быть, со Славой заодно

Утратить большее себе поможешь:

Сглупа поставишь на кон то, что есть,

Игре и Случаю доверив Честь!

68.

И если в штабе христианском кто-то

Ревнует, что ты строишь на века,

И, слушая такого доброхота,

На новый штурм бросаешь ты войска,

И если сам взыскуешь ты Почета

И лакомого не отдашь куска,

Ты убежишь от мира и покоя,

Как трусы убегают с поля боя.

69.

Тебя толкают на опасный путь,

Не веря, что твой путь Судьбой проложен.

Тебе нашептывают: „Смелым будь

И меч почаще вынимай из ножен!“

Ты вздумал в Азии пожар раздуть,

Пока Ислам не будет уничтожен:

Такая речь для воина бальзам —

К непрошеным ведет она слезам.

70.

Ужели, обезумев от наживы,

Твой взор кровавой застлан пеленой?

Подумай, как погибельны и лживы

Пути, подсказанные нам войной!

Сегодня мы сильны, богаты, живы,

А завтра в мир отправимся иной!

Карабкаясь к вершине неизвестной,

Не окажись над пропастью отвесной!

71.

Настанет день, и для святой войны

Соединятся витязи Аллаха:

Поддержит турка, не щадя казны,

Египет – от халифа от феллаха,

И персы, и Хасановы сыны.

Что ждет тебя – победа или плаха?

Ах нет! Твой бог для греков тоже свят —

Нас греки набожностью удивят!

72.

В одну измену веруют ромеи —

Нет, не в одну, а в тысячу измен!

Свиваясь в тысячу колец, как змеи,

Они сосали кровь из ваших вен!

С чего ты взял, что чище и прямее

Коварный станет грек у этих стен

И, забывая о земной награде,

Пойдет на смерть твоей победы ради!

73.

Ты веришь в силу преданных полков,

И от полков почет тебе особый,

Но знай, их пыл давно уж не таков,

И в бой они не рвутся с прежней злобой.

Ты врозь громил сатрапов и царьков,

Теперь всех вместе одолеть попробуй!

Дай срок, и, чуя иноверный кнут,

К Египту турки с персами примкнут!

74.

Но даже если решено на Небе,

Что рыцарский заговорен булат

И ты неодолимый вынул жребий,

Твои владенья отвоюет Глад!

Солдатам, умоляющим о хлебе,

Не нужно будет ни щитов, ни лат, —

Врага такого сколько ни преследуй,

Он посмеется над твоей победой!

75.

Дотла вокруг все будет сожжено,

Припрячет снедь крестьянин правоверный,

В подвалы крепостей свезет зерно,

Водой наполнит емкие цистерны.

Когда солдат не пил, не ел давно,

Он больше не солдат, он зверь пещерный.

И где для лошадей найдешь ты корм,

Когда над морем разразится шторм?

76.

А может быть, царем соленой бездны

Ты стал, подняв стихию на дыбы,

И бездна, пред которой бесполезны

Глухие наши стоны и мольбы,

Почувствовала твой мундштук железный,

И турки разбежались без борьбы,

И персы, видя пенные громады,

Не верят в мощь египетской армады!

77.

Отныне, рыцарь, из войны любой

Победу извлекать ты должен дважды,

За полбеды считая каждый бой,

За полпобеды бой считая каждый:

Что пользы, если враг разбит тобой,

А ты умрешь от голода и жажды?

Что пользы, если наш разгромлен флот,

А сухопутный устоял оплот?!

78.

Но если вправду ты не видишь прока

В согласии с египетским царем,

Ступив бездумно на стезю порока,

Грозя войной одновременно трем

Владетельным наместникам Пророка,

Мы верных для молитвы соберем,

Дабы свое ты изменил решенье

Народам азиатским в утешенье.

79.

Но и клевреты алчные твои,

Привычные к сраженьям и походам,

Должны понять, что новые бои

Ведут не к новой славе, а к невзгодам.

Взгляни: вдали от дома и семьи

Моряк скитается по бурным водам,

Но, в бухте наконец найдя покой,

Назад не рвется на простор морской!»

80.

Умолк посол и, как сердитый улей,

Заволновался христианский штаб,

Все потонуло в недовольном гуле,

Дождался Готфрид, чтобы гул ослаб,

По рыцарям глаза его скользнули,

И четко, чтобы мог понять араб,

К Алету обратился с речью гордой,

В лицо вельможи взор вперяя твердый:

81.

«Посол, в словесной вязи ты увяз,

Угрозы с грубой сочетая лестью.

О если царь Египта любит нас,

Мы для себя большой считаем честью

Его любовь! Но ты сказал сейчас,

Что Азия нам угрожает местью.

На эти речи я без закавык

Тебе отвечу прямо, как привык:

82.

С халифом я богатством не поспорю,

Нам много бед пришлось перенести,

Идя сюда по суше и по морю.

Мы милость Божью чаем обрести,

Святого града сострадая горю,

От рабства возмечтав его спасти.

В виду подобного вознагражденья

Что наши жизни, слава и владенья?

83.

Не зависть призвала нас, не алчба

На трудный путь возвышенных свершений. —

О горе, если чья-то плоть слаба,

И аспид, лучшей не найдя мишени,

Ужалит в сердце Божьего раба!

Всех в мире человек несовершенней,

Но Божья длань надежду нам несет —

Смягчит сердца и от Греха спасет.

84.

Она спасала нас, когда блуждали

Мы, как слепые, без поводыря,

Принизив крутизну, приблизив дали,

Обуздывая реки и моря,

Смиряя, дабы меньше мы страдали,

Жару июля, стужу января.

Господней дланью всюду мы хранимы,

Господней дланью армии гонимы!

85.

Господней дланью сила нам дана,

Она триумфа ратного основа.

Не греками страна покорена,

Не флоту франков покорится снова!

И если вдруг оставит нас она,

Какое дело нам до остального!

Господня длань без помощи чужой

Себя повсюду ставит госпожой.

86.

И если Бог за прегрешенья наши

Нас разлучит со счастьем боевым,

Не оттолкнем мы скорбной этой чаши,

Умрем, но не завидуя живым.

Да, мы умрем – что в этом мире краше,

Чем вечный сон под камнем гробовым

В земле, где Господа почиют мощи! —

Умрем, лишенные Господней мощи.

87.

Не помышляй, что мира мы бежим,

Как женщины войны бегут в испуге,

И если мир с Египтом достижим,

Нам важен дружеский сосед на юге.

Но пусть халиф не тянется к чужим

Владеньям – мы, Алет, ему не слуги!

До Иудеи дела нет ему,

Пусть правит счастливо в своем дому!»

88.

Он замолчал, и жуткою гримасой

Арганта злобный искривился рот.

Губой задергал горец черновласый,

Затрясся так, что отступил народ:

«Мечом, воитель, чресла опоясай,

Не хочешь мира – получай сирот!» —

И к полководцу подскочил с угрозой,

Собранье оскорбляя гнусной позой:

89.

Бесстыдно подхватив полы плаща,

Грудей кормящих он свернул подобья

И, от шипящей злобы трепеща,

Смотрел на крестоносца исподлобья:

«Ты царствовать не хочешь сообща,

Ты раздуваешь огнь междоусобья!

Войну от мира отличить легко —

Решай, какое выпьешь молоко!»

90.

Тут гневный гул пронесся по собранью:

Вскочили франки в яростном пылу,

Не дожидаясь, шуткой или бранью

Ответит Готфрид царскому послу,

А нехристь, распалясь, как перед бранью,

Скрутил сильнее правую полу:

«Навстречу Распре растворяйте двери —

Войну я объявляю вашей вере!»

91.

Казалось, Янус белый свет чернит,

Отверзнув черное нутро черкеса,

В глазах его, как факел эвменид,

Росла, искрясь, кровавая завеса.

Так башня Вавилонская в зенит

Вздымалась встарь по наущенью беса:

Уперся в небо головой Аргант —

Созвездьям смертью угрожал гигант!

92.

Ответил Готфрид дерзкому злодею:

«С халифом я готов расторгнуть мир.

Царя Египта ждем мы в Иудею,

А не дождемся – явимся в Каир!

Послов я одарю, чем сам владею,

Пускай дивится мусульманский мир!» —

Алету шлем достался оперенный,

Захваченный в Никее покоренной.

93.

Клинок в подарок получил черкес —

С богатой рукоятью, чужестранный.

Отделки золотой немалый вес

Тускнел перед работой филигранной.

Аргант рукой могучей сжал эфес

И крикнул: «Нынче же смертельной раной

Клинка ознаменуется удар —

Спасибо Готфриду за щедрый дар!»

94.

Неистово его сверкнули очи,

Едва посланцы вышли из шатра:

«Скачи, Алет, в Египет что есть мочи

К царю, а мне в Солим давно пора!

Я в путь отправлюсь под покровом ночи,

А ты готовься выехать с утра.

Я с караваном не пойду верблюжьим,

Мне место там, где слово за оружьем!»

95.

Врагом в одно мгновенье стал посол

И, обнаруживая норов бычий,

Ответа не дождавшись, в ночь ушел —

Закон людской отринул и обычай.

На сами звезды дружеские зол,

Нетерпеливо, словно за добычей,

Умчался. Верховому глядя вслед,

О расставанье не жалел Алет.

96.

Сгустилась ночь, разлив покой безмолвный,

И мир уснул как будто навсегда.

В берлогах звери спят, в озерах – волны,

В сердцах не пробуждается вражда.

В прохладной тьме вкушают отдых полный

Певучие пичуги и стада.

Уснули ужасы на дне незримом,

Но не до сна сегодня пилигримам.

97.

Не спит бывалый муж, не спит юнец,

Не спится Готфриду в шатре высоком,

Герои ждут, когда же наконец

Взойдет заря, алея над востоком,

И город – долгого пути венец! —

К себе их позовет под Божьим оком.

Не спят и ждут, когда же первый луч

Над башнями пробьется из-за туч!

Открылся Иерусалим в пустыне,

Открылся Иерусалим вдали,

Воспрянул Готфрид, Божий люд воспрянул,

Из тысяч глоток крик единый грянул.