Во время, близившееся к полуночи, Джейн ехала на заднем сидении Мерседеса домой. По другую сторону поднятой перегородки впереди, водителем в униформе был тот самый, — старый, как Бог и веселый, как терьер, дворецкий. Рядом с ней сидел Ви, одетый в черную кожу, молчаливый и угрюмый, как могильная плита.
Он мало говорил. Но не отпускал ее руку.
Стекла машины были затонированы до такой степени, что казалось, будто они едут в туннеле, и чтобы удостовериться, она нажала кнопку на двери рядом с ней. Стекло опустилось, и оглушающий поток холодного воздуха ворвался внутрь, вытесняя все тепло, как разбойник, от которого разбегаются дети на игровой площадке.
Она высунула голову навстречу ветру и посмотрела на очаги света, которые создавали фары. Пейзаж казался расплывчатым, как несфокусированная фотография. По наклону дороги она догадалась, что они съезжают с горы. Но дело в том, что она понятия не имела, откуда и куда они направляются.
Странно, но дезориентация казалась к месту. Как интерлюдия между миром, в котором она побывала, и тем, в который возвращается, а участники ни здесь, ни там, не должны быть ясными.
— Я не вижу, где мы находимся, — пробормотала Джейн, закрывая окно.
— Это называется мис, — сказал Ви. — Считай это защитной иллюзией.
— Твои фокусы?
— Ага. Не против если я закурю и проветрю немного?
— Все отлично, — не то, что она сильно долго с ним пробудет.
Дерьмо.
Ви сжал ее руку, потом опустил стекло на четверть дюйма, и тихое завывание ветра наполнило салон седана. Кожаная куртка затрещала, когда Ви доставал самокрутку и золотую зажигалку. Кремень заскрежетал, и потом слабый запах турецкого табака защекотал ей нос.
— Этот запах будет… — она замерла.
— Что?
— Я хотела сказать «напоминать о тебе». Но он не будет, верно?
— Может, во снах.
Она прижалась пальцами к окну. Стекло было холодным. Как и центр ее груди.
Не в силах вынести молчание, она сказала:
— Эти твои враги, что они конкретно такое?
— Они были людьми. Но потом их превратили во что-то иное.
Он затянулся, и Джейн разглядела в оранжевом блике его взволнованное лицо. Перед отъездом он побрился бритвой, которую она собиралась использовать против него, и сейчас его лицо было невероятно, красиво надменным, мужественным, твердым — как его воля. Татуировки на его лице были превосходно выполнены, но сейчас она ненавидела их, зная, что они появились насильно.
Она прокашлялась.
— Расскажешь больше?
— Общество Лессинг, наш враг, выбирая своих членов, они осуществляют тщательный отбор. Они ищут социопатов, убийц, аморальных парней типа Джеффри Дамера104. Потом на сцену выходит Омега…
— Омега?
Он посмотрел вниз на кончик своей самокрутки.
— Думаю, это христианский аналог дьявола. В любом случае, Омега накладывает на них руки… ну и другие части тела… фокус-покус, и они просыпаются мертвыми, но двигающимися. Они сильны, практически неуязвимы, их можно убить, только проткнув грудь чем-то стальным.
— Почему вы с ними враждуете?
Он затянулся, снова нахмурив брови.
— Я подозреваю, это может быть связано с моей матерью.
— Твоей матерью?
Натянутая улыбка растянулась на его лице.
— Я сын той, кого ты можешь считать божеством. — Он поднял руку в перчатке. — Это от нее. Лично я из детских подарков предпочел бы серебряную погремушку, ну, или может, пастилу. Но мы же не выбираем то, что дарят нам родители.
Джейн взглянула на черную кожу, укрывавшую его ладонь.
— Иисус…
— Не соотносится с нашим лексиконом или моей сущностью. Я не спаситель, — он зажал сигарету между губами и снял перчатку. В сумраке заднего сидения его рука сияла мягкой красотой лунного света, который отражался от свежевыпавшего снега.
Он затянулся последний раз, затем взял сигарету и прижал к ладони.
— Нет, — прошипела она, — Не вздумай…
Вспышкой света окурок превратился в пепел, и он дунул на остатки, рассеивая пудру в воздухе.
— Я бы все отдал, чтобы избавиться от этого. Хотя, признаюсь, она чертовски удобна, когда нет пепельницы.
Джейн чувствовала слабость по целой куче причин, особенно размышляя о своем будущем.
— Твоя мать заставляет тебя жениться?
— Ага. Хрен бы я на это подписался, — глаза Ви переместились на нее, и на какое-то мгновение она могла поклясться, что он скажет, что она стала бы исключением из правила. Но он лишь отвел взгляд.
Господи, сама мысль о нем с кем-то еще, пусть она и не вспомнит его, — как удар в живот.
— Сколько их?
— Ты не хочешь этого знать.
— Скажи мне.
— Не думай об этом. Я изо всех сил стараюсь отогнать мысли об этом, — он посмотрел на нее. — Они ничего не будут для меня значить. Хочу, чтобы бы ты это знала. Даже если мы не сможем… Э, хм, так или иначе — они ничего не значат.
С ее стороны ужасно радоваться этому.
Он надел перчатку на руку, и они молчали пока седан пробирался сквозь ночь.
Наконец они остановились. Снова поехали. Остановились. И тронулись с места.
— Должно быть, мы в центре, да? — спросила Джейн. — Потому что это явно светофоры.
— Да, — он наклонился вперед, нажал на кнопку, и перегородка опустилась вниз так, что она увидела лобовое стекло.
Ага, центр Колди105. Она вернулась.
На глаза набежали слезы, она сморгнула их и уставилась на руки.
Чуть позже, водитель остановил Мерседес перед чем-то, смахивающим на черный вход кирпичного здания: на прочной металлической двери белой краской было написано «Вход воспрещен», а также имелась бетонированная площадка, ведущая к погрузочной платформе. Здесь было чисто, как в любом содержащемся в порядке закоулке, то есть грязно, но без мусора.
Ви открыл дверь.
— Пока не выходи.
Она положила руку на сумку с одеждой. Может, он решил просто отвезти ее в госпиталь? Но у Св. Франциска не было подобных входов.
Через пару минут, он открыл дверь и протянул ей руку.
— Оставь сумку. Фритц, мы скоро вернемся.
— С радостью подожду вас, — сказал пожилой мужчина с улыбкой.
Джейн вышла из машины и пошла в сторону бетонной лестницы, рядом с площадкой. Он шел позади нее как приклеенный, прижавшись к ее спине, охраняя ее. Он без ключей открыл прочную металлическую дверь — попросту положил руку на ручку и взглянул на нее.
Странно, но попав внутрь, он нисколько не расслабился. Он быстро провел ее по коридору к грузовому лифту, по дороге смотря по сторонам. Она понятия не имела, что они находились в роскошном Коммондоре, пока не прочла объявление от менеджеров, на бетонной стене.
— У тебя здесь квартира? — спросила она, несмотря на саму очевидность факта.
— Верхний этаж — мой. Ну, его половина. — Они вошли в грузовой лифт, встали на потертый линолеум, под решетчатыми лампами. — Хотел бы я провести тебя через парадный вход, но там слишком много народу.
Накренившись, лифт начал подниматься, и она пошатнулась к стене. Ви успел поймать ее за плечо, удержав на месте, и не стал отпускать. Она и не хотела этого.
Ви оставался напряженным, когда лифт резко остановился, и открылись двери. Коридор не представлял собой ничего особенного: всего две двери и выход на лестницу. Потолок был высокий, но не особо украшен, а на полу лежал разноцветный ковер с низким ворсом, какие постоянно встречаются в приемных.
— Я живу вон там.
Она последовала за ним в дальний конец коридора и удивилась, когда он достал золотой ключ, чтобы открыть дверь.
По другую сторону двери стояла непроглядная темень, но она зашла внутрь без страха. Черт, она могла пойти с ним под руку на расстрел и выйти оттуда невредимой. К тому же, в помещении приятно пахло лимоном, будто его недавно чистили.
Он не включил свет. Просто взял ее за руку и повел вперед.
— Я ничего не вижу.
— Не волнуйся. Тебе ничего не помешает, и я знаю дорогу.
Она держалась за его руку, и волочилась за ним, пока он не остановился. По тому, какое эхо издавали их шаги, у нее возникло ощущение огромного пространства, но она понятия не имела о планировке пентхауса.
Он повернул лицо в ее сторону, но затем отстранился.
— Что ты делаешь? — она тяжело сглотнула.
В дальнем углу, в каких-то сорока футах от нее, ярко вспыхнула свеча. Однако она осветила не так много. Стены… стены и потолок и… пол… были черными. Полностью черными. Как свеча.
Ви ступил в сияние свечи, как грозная тень.
Сердце Джейн забилось сильнее.
— Ты спрашивала о шрамах у меня между ног — сказал он. — Об их происхождении.
— Да… — прошептала она. Так вот почему он сохранял кромешную тьму. Он не хотел, чтобы она увидела его лицо.
В другой стороне, как оказалось просторной комнаты, зажглась еще одна свеча.
— Это сделал мой отец. Сразу после того, как я чуть не убил его.
Джейн резко вздохнула.
— О… Боже мой.
Вишес смотрел на Джейн, но видел лишь свое прошлое и последствие того, что он свалил своего отца наземь.
— Принесите мне мой кинжал, — приказал Бладлеттер.
Ви старался вырваться из хватки солдата, но безуспешно. На его отчаянные попытки пришло еще двое мужчин. И еще пара. Затем трое.
Бладлеттер сплюнул на землю, когда кто-то вложил в его руку черный кинжал, и Ви собрался с духом в ожидании удара… но Бладлеттер просто полоснул кинжалом по ладони, затем засунул лезвие за пояс. Сложив ладони вместе, он потер их, затем ударил правой в центр груди Ви.
Ви посмотрел вниз на отпечаток на коже. Изгнание. Не смерть. Но почему?
Голос Бладлеттера был жестким:
— Впредь чужак ты для обитающих здесь. И смерть придет к любому, кто поможет тебе.
Солдаты начали ослаблять хватку на Ви.
— Рано. Тащите его в лагерь. — Бладлеттер отвернулся. — И приведите кузнеца. Наш долг — предупредить остальных о злой природе сего мужчины.
Ви отчаянно сопротивлялся, когда другой солдат подхватил его за ноги, и его, как тушу, понесли в пещеру.
— За перегородку, — приказал Бладлеттер кузнецу. — Мы должны сделать это перед разрисованной скалой.
Мужчина побелел, и все же перенес свой лоток из древесины за перегородку. Тем временем Ви уложили на спину, каждую его конечность и бедра, удерживали по солдату.
Бладлеттер встал над Ви, с его рук стекала кровь.
— Отметь его.
Кузнец поднял голову.
— Каким образом, великий?
Бладлеттер произнес предостережения на Древнем Языке, а солдаты удерживали Ви, пока татуировки наносили на висок, бедра и чресла. Он вырывался все время, но чернила уже въелись в кожу, делая рисунки вечными. Когда все закончилось, он был полностью истощен, более обессилевшим, чем после превращения.
— На руке. Сделайте также и на руке, — кузнец начал качать головой. — Ты сделаешь это, или мне придется достать нового кузнеца для лагеря, ведь ты будешь мертв.
Кузнец трясся с головы до пят, но старался не прикасаться к коже Ви так, чтобы клеймление прошло без происшествий.
Когда все кончилось, Бладлеттер уставился на Ви.
— Сдается мне, есть одно чрезвычайно важное дело. Раздвиньте широко его ноги. Я должен сделать расе одолжение и удостовериться, что он никогда не произведет потомство.
Глаза Ви вылезли из орбит, когда его лодыжки и бедра развели в стороны. Его отец снова вынул кинжал из-за ремня, но потом помедлил.
— Нет, нужно кое-что еще.
Вишес закричал, ощутив металлические зажимы на нежнейшей кожице. Последовала невыносимая, пронзительная боль и затем…
— Господи Боже, — выдохнула Джейн.
Встряхнувшись, Ви вернулся к реальности. Задался вопросом, насколько много им было произнесено вслух, и по ужасу на ее лице, решил, что рассказал почти все.
Он наблюдал отражение света свечи в ее глазах.
— Они не смогли закончить.
— Явно не из чувства сострадания? — предположила она тихим голосом.
Он покачал головой, поднимая руку в перчатке.
— Хотя я был на грани обморока, все мое тело вспыхнуло. Солдаты, удерживающие меня, умерли на месте. Как и кузнец — он использовал металлический инструмент, который провел энергию прямо в него.
Она крепко зажмурилась.
— Что случилось потом?
— Я перевернулся, меня вырвало, а потом потащил себя к выходу. Весь лагерь наблюдал за моим уходом в молчании. Даже отец не встал на моем пути, не сказал ни слова. — Ви обхватил себя, вспоминая ошеломляющую боль. — Э… настил пещеры был покрыт рыхлой, рассыпчатой грязью с различными минералами — там определенно была соль. Раны зажили, поэтому я не истек кровью, но из-за соли остались шрамы.
— Я… так сожалею, — она подняла руку, будто хотела дотронуться до него, но потом опустила ее. — Чудо, что ты вообще выжил.
— Я едва пережил первую ночь. Было так холодно. Пришлось использовать ветки, с их помощью я ушел так далеко, как только смог, не имея четкого направления. Но, в конце концов, я рухнул. Несмотря на желание идти дальше, тело не слушалось. Я потерял много крови, а боль изнуряла. Гражданские, из моей расы, нашли меня перед рассветом. Они приютили меня, но всего на один день. Эти предупреждения… — он постучал пальцем по виску. — Предупреждения на лице и теле сделали свое дело. Сделали из меня отщепенца, которого все боялись. Я ушел с первыми сумерками. Слонялся годами в одиночестве, укрывался в тени, подальше от людских глаз. Какое-то время я питался от людей, но их кровь не насыщала меня. Спустя век я оказался в Италии, работал головорезом на купца, торговавшего с людьми. В Венеции было достаточно шлюх моего вида, которые позволяли от себя питаться, я использовал их.
— Так одиноко. — Джейн коснулась рукой своей шеи. — Должно быть, тебе было так одиноко.
— Едва ли. Я не хотел быть ни с кем. Проработал на купца около десяти лет, потом однажды ночью, в Риме, я наткнулся на лессера, убивающего вампиршу. Я уничтожил ублюдка, но не потому, что заботился о женщине. Дело в… понимаешь, дело было в ее сыне. Он наблюдал за этим из темной улицы, спрятавшись за повозкой. Он был как… черт, определенно претрансом, к тому же очень молодым. На самом деле, я сначала увидел его, лишь потом — само действо. Я подумал о своей собственной матери, ну, о сложившемся о ней образе, и решил, что… ни за что на свете этот мальчик не будет наблюдать за смертью женщины, породившей его.
— Мать выжила?
Он вздрогнул.
— Она умерла к тому времени, как я подоспел. Истекла кровью из раны на горле. Но клянусь, лессера я порвал. Я вернулся к купцу, для которого убивал, и он свел меня с ребятами, которые взяли мальчика к себе, — он коротко рассмеялся. — Мать оказалась падшей Избранной, а претранс? Ну, он стал отцом моего брата Тормента. Мир тесен, не так ли?
— Стало известно, что я спас ребенка воинской крови, и меня разыскал мой брат Дариус, и представил Рофу. Ди… у нас была некая связь, и он, возможно, был единственным, кто мог до меня достучаться. Когда я встретил Рофа, он не был королем, и значит, был также не заинтересован в оковах, как и я. На этом основе мы и поладили. В конце концов, меня приняли в Братство. И… ну дальше, ты все знаешь.
В последовавшем молчании он мог только догадываться о чем она думала, и мысль о ее возможной жалости побуждала его сделать что-нибудь, доказывающее его силу.
Например, выжать автомобиль лежа.
Вместо того чтобы начать выказывать жалость, и еще больше смутить его, Джейн просто огляделась вокруг, хотя он знал, что она видела лишь две зажженных свечи.
— Эта квартира… она что-нибудь значит для тебя?
— Ничего. Не больше, чем любая другая.
— Тогда почему мы здесь?
Сердце Ви пустилось вскачь.
Черт… Находясь сейчас с ней, выболтав о себе всю подноготную, он сомневался, что сможет пройти через задуманное.