Мне шел тринадцатый год, когда меня настиг этот тайный и совершенно недозволенный вопрос:
— Почему все, что я хочу, - нельзя!? А все, что я так часто совсем не хочу, - должно!?
Я не знал, что делать, и обратился к философам. Стал читать ...«Происхождение семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса.
Не смейтесь! Я не был вундеркиндом. Просто в 1955 году Маркс, Энгельс, Ленин стояли на книжных полках в каждом читающем доме непременно, как Пушкин, или теперь Библия, а я был «правильный мальчик», и хотел знать.
Философ к моему удивлению писал увлекательно, понятно и просто, как обычный человек. Но, когда я почти успокоился, что Энгельс мне все разъяснит и полная ясность моей картины мира вот-вот восстановится... когда, побежденный его доверительной со мной — подростком - откровенностью взрослого, я уже готов был поверить и послушаться ожидаемых советов (такое послушание, как я теперь понимаю, сохранило бы мне мое детство!)... когда я ждал в ответ на мой вопрос лишь заключительного вывода... классик вместо успокоительного совета неожиданно «показал мне фигу»! На последней странице главы он преспокойно ошеломил меня своей окончательной откровенностью. Вот она:«...люди ...отбросят ко всем чертям то, что, согласно нынешним представлениям, им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать, ...сами выработают-... свое ...мнение о поступках каждого в отдельности, - и точка»[1].И точка! Я это прочел именно так! Беспощадный взрослый не оставил мне никакой надежды на... шпаргалку и на... продолжение детства!
Через три года сняли портреты И. В. Сталина.
Сталин был вождь. Он был всегда. Рухнул последний гарант наличия ответов на все вопросы. Оклад иконы остался без лика. Само время поставило меня, как и всех моих сверстников, перед выбором: искать новых идолов с их готовыми для меня ответами или жить своим сердцем и своим умом, рискуя, искать для себя свои решения.
Тогда эта потеря веры переживалась трагедией, грозила крахом будущего и отчаяньем, как недавний развал Советского Союза, а вовсе не ощущалась прорывом на свободу или проломом в глухой стене страха. Но это была моя первая и главная ПЕРЕСТРОЙКА. Все остальные были уже облегченным повтором.
Ответов больше было ждать не от кого!
Наверное, то же переживает и потерявшая хозяина дрессированная собака, поставленная случаем перед дилеммой: искать нового дрессировщика или одичать и жить по-своему?!
Я выбрал... Мне посчастливилось, случилось выбрать: «идти туда, не знаю куда, и искать то, не знаю что»! Посчастливилось пуститься в поиск своей жизни.
Об этом первом моем выборе я кричал в мальчишечьих стихах, и взрослый разбирался в «Юбилейной анкете».
Из школьных стихов:
«Нету веры! Рвется вширь обвалом страшным Долго в сердце висший, наболевший ком:
Почему исплеван идеал всегдашний,
И с усмешкой «мудрой» говорим о нем?!
Я хочу без страха душу на ладони,
Щедро распластавши, людям протянуть!
Чтобы каждый сердцем трепет мысли понял,
Чтоб легка, без тайны, пела в свежесть грудь.
Воскресают люди! За идею гибли,
Чтоб своею смертью правду отстоять.
Неужель иссякли, растворились мысли ?
Страшно по шпаргалке жизнь перелистать!...»
Давно были сняты портреты Иосифа Виссарионовича Сталина,
И вдруг в кинотеатре на лекции Хрущева «отцом» назвали нам!
Наверно, невзрослые дяди Никак не хотели взрослеть
-Решать, отвечать и сметь,
Всё б жили на «папу» оглядываясь.
И внятный, подспудный ли страх
Неверья в людей, в себя ли Их гнал?
На ходу подновляли
Иконы пустой оклад.
Я слышу и сейчас в помпезности
За хлестким накатом фраз
Беспомощный страх неуверенности,
Что есть в жизни смысл у нас!
Растили нас атеистами,
Скорее всего, на словах.
Безверье на веру приняв,
В вождей-то мы верили истово.
Мы вместе с родною речью
Учили, как гимн и молитву,
Джамбуловский стих про Отчизну
И клятву Сталина Ленину.
У всякого потрясения
Исходы и выходы разные.
В рассудочность бегство и в праздность,
В прятки с собой и потерянность.
Не смея себя понять,
Теряясь в своем же цинизме,
Иные в богостроительстве
Вернуться надеются вспять...
Нам трудно было поверить.
В нас что-то ломалось всерьез.
Любви не заменит безверье.
Я веру менял на вопрос!
«Почему не верю? Почему святое
Вдребезги разбилось,- растерялся прах?!
Ведь беззвездной ночью ничего не стоит
Потерять дорогу, сбиться в трех соснах.
Разучили верить. Каждый знал ребенок,
Что в Кремле седеет, думая о нем,
Добрый и усатый-видели с пеленок -
Человек - «Отец наш!» был вторым Кремлем.
Кто научит верить, если те же люди
Про отца забыли, трусят вспоминать ?!
Почему им верить? Что теперь вот будет,
Коль отца, как платье, могут обменять?!
Мне без веры - страшно! Мне без правды-душно!
Нет без веры цели, некуда идти.
Пусть клокочут мысли! Правду видеть нужно.
Только так сумеем с честью жизнь пройти!...»
Вот так мы и начинались -
Сразу с другого конца.
Все точки отсчета теряли,
Но, чтоб не терять лица,
Чужого не повторяли!
(Юбилейная анкета. «Атеизм». 1981-1982 гг.
Использованы стихи 1959 г.)
Вся последующая жизнь, и профессия психотерапевта, и моя «Терапия поведением»[2] и прежние мои книжки, и эта -результат того, первого выбора, положившего начало моему одиночеству и освоению необходимости этого нашего мира. И только потом узналось, что это освоение необходимости -это постижение Любви и есть поиск и обретение Свободы.
«Общение начинается с провозглашения собеседником того, с чем вы категорически не согласны![3]» - писал я в предисловиях к предыдущим моим книжкам.
«К этому я вас снова и приглашаю. Всех, бьющихся в пустоте и одиночестве, тех, кого «никто не понимает»; всех, кто интересуется собой и отношениями между людьми, всех, кто попал в безвыходное положение или хочет помочь близкому человеку. Тех студентов и профессионалов - психотерапевтов, психологов, социологов и философов, которые ищут нетривиальных и перспективных решений для себя и для других, во что бы то ни стало, и не только в теории, но и непременно здесь, в своей жизни».
Для читателей «Активной депрессии», «Исцеления эгоизмом» и «Залога возможности существования»[4] эта книжка будет продолжением.
Для тех, кто моих книг не читал, она, надеюсь, станет «еще одной калиткой в тревожный и притягательный, примелькавшийся и неведомый мир наших отношений, переживаний, нашей сокровенной внутренней истории и невидимых, неслышимых - для многих незаметных - движителей и рычагов правления нашего сегодняшнего состояния и поведения».[5]
Для меня лежащая перед вами книжка... Мне вообще кажется, что я с мальчишества пишу одну книгу - книгу моих вопросов, моих ответов, моей профессии - книгу моей жизни.
В разделе «Нежданная гостья», разговаривая о любви и «долюбви» с девочкой-подростком, которую властная, красивая мама в пику мужу и себе рано оставила без отца, я пытался понять, как даже очень напуганному чужим несчастливым опытом, до занудства «правильному» молодому человеку все-таки удается встреча со своим, часто пугающим, кажущимся «сумасшедшим», но своим внутренним миром, со своей реальностью? Как ему удается не записать себя в сумасшедшие, а решиться смотреть, слышать и чувствовать по своему - эгоистично пестовать себя.
В разделе «Люди с неустойчивой самооценкой, или Завороженные детством» мы в общении с самыми разными людьми и в самых разных положениях пытались выяснить, где и как мы теряем сами и обездоливаем близких. Как программируем себя на неудачу... Как лишаем себя будущего.
Раздел «О смысле жизни» адресован, в первую очередь, профессионалам - тем, кто занят собой и людьми. Здесь я пытался разобраться в ведущих стратегиях своего существования в мире и в профессии («Суесловие». «Открытое письмо поэту». «О смысле жизни». «Из письма маме»).
Благодарю всех участников нашей совместной работы, в особенности Татьяну Васильевну, Зою Владиславовну, Марию Александровну, Максимилиана Григорьевича, Светлану Юлиусовну, Тамару Сергеевну, Яну Евгеньевну, Светлану Николаевну, Яну Викторовну, Татьяну Николаевну, Ирину Михайловну, Анну Владимировну, Галину Михайловну, Галину Егоровну, Елену Леонидовну, Машу и Дашку, Леонида Евгеньевича, Михаила Ивановича, Александра Михайловича, Леонида Борисовича, Сергея Алексеевича... Без той боли и той радости, которой вы меня («из огня дав полымя») одаряете, без вашего критического и сочувственного чтения моих записок этой книжки не могло бы быть.
Чрезвычайно важными оказались для меня замечания и помощь в редактировании текста Михаила Михайловича Покрасса, моего сына, теперь драматурга и режиссера - автора пьесы «Не проговоренное» и постановщика одноименного спектакля.
Спасибо Володе - младшему моему сыну за оформление рисунков-схем.
Почти все имена в книжке вымышлены, характеры многих героев повествования собирательны, диалоги часто типизированы, совпадения с реальными людьми случайны.
Благодарю вас, читатель! С кем вы предпочтете общаться? С теми, кто пообещает вам дать, что хотите? Или с теми, с кем вы сами сумеете создать нужное? За кого вы голосуете? За тех, кто обещает все, что вам надо, или за тех, с кем сможете эффективно сотрудничать?
Надеюсь, эта книжка, вызывая протест, сомнение или, может быть, сочувствие, поможет и вам в поиске вашей Необходимости - вашей Свободы.