Вступление женщин на арену политической деятельности и борьбы было встречено менее дружественно, чем вступление мужчины. Против нее были все консервативные силы общества и большинство прогрессивных групп, кроме самых радикальных.
События 1905 года имели глобальные последствия для империи. Такие документы, как Манифест от 6 августа 1905 года о создании «законосовещательного установления», указ о создании Государственной Думы, положения о выборах депутатов676, Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка» от 17 октября 1905 года, даровавший «незыблемые основы гражданской свободы», изменили структуру политических возможностей в российском обществе и определили направление изменений гендерной стратификации.
Избирательный закон нарушил баланс гендерного политического равенства в российском обществе – равенства в бесправии. Согласно Положению о выборах677, избирательное право не было всеобщим. Ст. 6 Положения исключала из числа избирателей «лиц женского пола, лиц моложе 25 лет, обучающихся в учебных заведениях, военнослужащих армии и флота, состоящих на действительной военной службе, бродячих инородцев и иностранных подданных»678. Таким образом, из электорального процесса исключались все женщины независимо от их социального статуса, а также студенчество и армия. И хотя введенные цензы – возрастной, оседлости – действовали в то время в «большинстве развитых стран мира»679, российские равноправки тем не менее поставили проблему гражданских прав женщин как большой социальной группы перед новой законодательной властью.
В послании к Государственной Думе это звучало так:
Правительственными актами от 6 августа, 17 октября и 11 декабря половина населения России лишена права голоса в общем для всех граждан деле, признана неправоспособной и отнесена к категории несовершеннолетних и бесправных существ680.
В то же время введение избирательного права сформировало принципиально новые политические и организационные возможности для развития общественных движений: политическая система стала более открытой. Электоральная политика сделала возможным легитимное представительство оппозиции в органах власти и изменила масштаб политических отношений в стране.
После провозглашения Манифеста 17 октября наступил период бурного образования партий, союзов, группировок в самых различных кругах, средах, социальных группах. Организации создавались помещиками, крестьянами, буржуазией, интеллигенцией, земскими деятелями. Весь спектр политических интересов от крайне правых до крайне левых был представлен политическими организациями, шел процесс формирования партий. К 1905 году организационно оформились социал-демократы (1898), социалистические революционеры (1902), был создан «Союз освобождения» (1904), Союз Союзов (1905).
В «политическую весну» русского либерализма – время сплочения либеральной оппозиции (зима 1904 – весна 1905) – женская тема в лагере либералов не звучала. Робкие попытки некоторых женщин поставить проблему гражданских и политических прав женщин в повестку дня оппозиции – на съезде земских деятелей (ноябрь 1904 года)681, в выступлениях на политических банкетах – ситуацию не изменили682. Проблема по определению не входила в сферу интересов либеральной интеллигенции.
Женские организации «первого призыва» еще не определились в новой ситуации. Например, они не поддержали тех провинциалок, которые приехали на съезд земцев в Петербург с идеей гражданского равноправия женщин и искали поддержки у петербургских женских обществ. Русское «Вз.-бл. общество» в 1904 году по-прежнему поднимало вопросы о наследственных правах и снятии паспортных ограничений с женщин, отражая тем самым интериоризированные российским обществом представления о женских правах. Тактика, лидерский потенциал «Вз.-бл. общества», как и других женских организаций, были созвучны ушедшему времени.
Новые веяния требовали новой постановки вопроса, новых идей, новых тактик и, главное, новых лидеров, способных сформулировать и реализовать задачи, использовать появившиеся ресурсы и возможности. Другими словами, движению требовался новый поколенческий призыв. Это и произошло.
В Петербурге в 1904 году по инициативе врача и феминистки М. И. Покровской стал выходить журнал «Женский вестник». Еще раньше ею было создано «Женское гигиеническое общество» (1902), которое должно было сотрудничать с Городской думой и земством по охране народного здравия и следить за соблюдением санитарного режима в городе (через возбуждение судебных исков и подачу жалоб в городское самоуправление по поводу нарушений). В него в основном вошли женщины-врачи: А. К. Величко, В. Н. Лагутина, С. В. Лозина-Лозинская, М. К. Лундберг, А. В. Сташенко683.
К этому времени социальную базу женского движения составляли уже десятки тысяч образованных женщин: учительниц, врачей, фельдшериц, журналисток, писательниц, культурниц (устроительниц школ, библиотек, больниц), которые смогли выдвинуть из своих рядов новых лидеров.
Новое поколение равноправок в качестве одной из актуальных проблем движения поставило проблему пробуждения политического сознания женщин, чего было бы невозможно достичь без формирования коллективной женской идентичности.
Изменения в движении в условиях политического подъема шло интенсивно. Нарастание протестной волны зимой – весной 1905 года не могло оставить образованных женщин среднего класса безучастными. Они откликнулись приходом в политику:
<…> женщины встрепенулись повсеместно, во всех городах заговорили об одном и заволновались одной мыслью – отвоевать политическое равноправие, послать своих представительниц в Учредительное собрание и отстоять через представительство их равноправие во всех областях684.
Женщины требовали участия в «общественном переустройстве» на началах полного равноправия и справедливости: на выборах в будущие уездные и губернские земства и городские самоуправления, в Государственную Думу; они искали допущения к участию в предстоящем Собрании уполномоченных, к работе в комиссиях по реформе средней школы. Вновь были подняты требования об уравнении прав женщин в сфере образования, в частности в праве заниматься всеми видами научного и профессионального труда, в том числе служить в правительственных и общественных учреждениях (в контрольной палате, казначействах, отделениях государственного банка, в волостных учреждениях).
Не только в столицах, но и в других крупных городах империи была зафиксирована женская активность. Петиции из Минска, Одессы, Кишинева, Саратова, Варшавы, Гельсингфорса полетели в губернские собрания, городские управы, в Совет министров685. В 1905 году женские собрания и митинги с требованием «полноправных избирательных прав» (активных и пассивных) прошли в Воронеже (11 января), в Саратове (12 марта), в Харькове (27 марта), в Минске (4 апреля), в Херсонской губернии (апрель), в Ялте (21 апреля)686.
Женщины средних классов пришли в политические организации (например, в «Союз освобождения»), вступали в политические партии (эсеров и социал-демократов) и мучительно решали проблему выбора между женскими организациями и партиями «левой» ориентации. Что правильнее – объединяться в женские организации для работы по достижению избирательных женских прав или предоставить решать этот вопрос радикальным партиям, признающим равноправие всех людей?687 Достаточно ли только одних деклараций и программных заявлений партий? Как относиться к тому, что среди московских социалистов бытует мнение, что участие женщин на выборах в Учредительное собрание увеличит силы противников?688
Феминистки нового призыва критически осмысляли позицию радикальных партий в вопросе политического участия женщин. «Отношение к женскому вопросу <левых партий. – И. Ю.> с усмешкой», осмеяние его равноправки воспринимали как момент политический и требующий специальной работы непосредственно с женщинами, которые привыкли много работать, но «не привыкли говорить, заявлять, требовать»689. «Сегодня-завтра они прочтут или услышат, что женский вопрос что-то смешное <…> и еще более затемнится их понятие о правах», – обозначили они проблему690. Равноправки считали необходимым встроить «женский вопрос» в общероссийскую политическую повестку дня.
Поэтому среди партий, союзов, группировок, консолидирующихся на основе самых разных интересов – сословных, экономических, идеологических, региональных и других, – появились и первые политические объединения на основе «полового», в терминологии того времени, принципа. Новые женские организации имели «политическую платформу», то есть определили свои политические требования. Главным политическим требованием было требование избирательных прав для женщин, необходимое для их участия в законодательном процессе, во всех преобразованиях и реформах.
В начале 1905 года петербургское «Общество вспоможения окончившим курс наук на ВЖК» выдвинуло политическое требование – реформы государственного строя на началах представительной власти, свободно избранной путем всеобщей, равной, тайной подачи голосов. Активистками общества были А. К. Диксон, Л. И. Дитерикс, А. В. Лучинская, М. И. Недашенко, Е. П. Попова, А. Е. Середобина, Е. Н. Щепкина, М. М. Янчевская и др.691
В феврале 1905 года в Москве оформилась группа женщин интеллигентных профессий, передавших в комиссию по составлению проекта об улучшении государственного строя при Московской городской думе петицию с требованием активного и пассивного избирательного права для женщин. Под петицией подписалось более 5 тыс. женщин. Ответа на петицию не последовало.
Одновременно с тем москвички разрабатывали устав и платформу новой организации. Это было начало Союза равноправности женщин. Первыми инициативами еще не заявившей о себе организации были кружки по распространению образования среди работниц, ознакомление с теоретической постановкой «женского вопроса» на Западе, изучение положения крестьянки, деятельность по поддержанию Лиги мира. Первыми активистками были А. Успенская, Л. Н. Рутцен, З. С. Мирович (Иванова), княгиня Голицына, О. Н. Якушкина, учительницы Н. А. Гольцева, М. А. Чехова, С. В. Берви, Е. А. Реформатская, А. Н. Шереметьевская, С. Ф. Червинская и др.
Московская группа также встала перед выбором женщин того времени: либо создавать «женскую организацию», либо «политическую организацию женщин», в которой широкие демократические требования и политическая активность по их достижении сочетались бы с деятельностью в интересах женщин как социальной группы. Вторая позиция получила развитие.
В апреле 1905 года в Петербурге состоялся первый в России женский митинг, на котором в полный голос прозвучало требование политического равноправия.
В апреле того же года в Московскую городскую думу было подано очередное заявление с 955 подписями москвичек. В заявлении излагалась просьба к гласным Думы выступить защитниками женщин, когда их «призовут для обсуждения вопросов государственного устройства на основании Высочайшего рескрипта 18 февраля»692, и признать всеобщее избирательное право без различия пола. Думцы ответили отказом.
Ситуация «выпадения» женского движения из обоймы легитимных участников электорального процесса, невозможность женщин влиять ни на исход выборов в органы власти, ни отстаивать интересы своей социальной группы послужила толчком к пересмотру целей движения, тактик, коллективных действий. Таким образом, 1905 год стал рубежным для женского движения.
То, что идея равных избирательных прав женщин не поддерживалась даже в кругах передовой либеральной интеллигенции и оценивалась как утопия, стало очевидным уже в 1890‐х годах. «Женские права» интерпретировались как право на высшее образование, на труд, на равное с мужчиной наследное право, на расширение прав женщин в семье, то есть рассматривались в рамках пресловутого «женского вопроса». Именно в такой трактовке права женщин были интериоризированы русской интеллигенцией.
В первую очередь этому способствовало распространенное мнение, что стремление женщин к образованию и общественному труду – это получение возможности для «честного» выживания в условиях пореформенного времени и имплицитно приписываемой женщинам цели реализации материнства и поддержания детства. Интересы общества при такой постановке вопроса виделись в распространении «просвещенного материнства». Создание системы высшего и среднего женского образования, успех некоторых женщин в профессиональной деятельности, их появление на земской и думской службе, где они восполнили потребность в кадрах врачей и учителей, – все это было воспринято общественным мнением как решение «женского вопроса». Причем он был решен малой кровью, усилиями, в первую очередь, самих женщин. Теперь женщины могли зарабатывать себе на жизнь, и их позиции на рынке труда не представляли угрозы «общественным устоям», то есть принципам распределения власти.
Тот факт, что права женщин на образование и труд законодательно не были закреплены и что законодательство носило дискриминационный характер по отношению к женщинам, так и не стал предметом общественной дискуссии в либеральных кругах. В отношении труда женщин действовало постановление «о службе женщин», принятое еще при Александре II в 1871 году, которое призывало поощрять их на педагогическом и отчасти на медицинском поприще, на службе по телеграфному ведомству, счетоводной части и в Ведомстве императрицы Марии Федоровны. Прием женщин на службу в прочие правительственные и общественные учреждения был запрещен. Механизма исполнения этого постановления не было. Поэтому, несмотря на признание высшего женского образования, постоянного государственного обеспечения его не было, и в масштабе страны оно было доступно лишь единицам. Женщины-врачи получали вместо дипломов временные свидетельства без указания профессии, выпускные свидетельства ВЖК не приравнивались к университетским дипломам. Кроме того, женщины-врачи не были включены в списки врачей, имеющих право практики и право на обслуживание аптеками, что делало их неконкурентоспособными с мужчинами-врачами. При приеме женщин на службу от них требовали более высокого образовательного уровня, чем от мужчин, при этом соблюдалась процентная норма приема женщин. И даже пробившись на службу, женщины получали меньшее жалованье: обычно 1/3 или даже 1/4 заработка мужчин, работавших на тех же позициях. От женщин-служащих требовали «прозрачности» личной жизни – их право на частную жизнь нарушалось. В провинции практиковался запрет на замужество для учительниц, в столице он был введен официально в 1897 году. К женщинам относились не как к специалистам, а как к представительницам пола.
Таким образом, реализация права на высшее образование не привела к «естественному» и равноправному включению женщин в ряды профессиональной интеллигенции, к равноправию на рынке труда. Для решения проблем трудоустройства женщин по-прежнему требовалась поддержка специальных организаций в виде разного рода обществ вспоможения и женских сетей. Задача поддержания малообеспеченной и бесправной женской трудовой интеллигенции оставалась актуальной. Активистки уже поняли, что проблемы, поднимаемые движением, автоматически не решаются. Основной причиной «несправедливости» в отношении женщин, барьером на пути к равноправию они определили отсутствие женщин во властных структурах на уровне принятия решений. Только преодоление этого барьера, по мнению активисток движения, открывало реальные перспективы равноправия. «Не ждите великодушия ни от кого, защищайте сами свои права, ставьте людей в невозможность господствовать над вами, оградите себя законами!»693 – призывала одна из деятельниц движения А. А. Кальманович.
Мужская интеллигенция считала эти притязания чрезмерными. Равные избирательные права представлялись нарушением «основного человеческого разделения занятий», разрушением «основы цивилизации»694. Самое прогрессивное мнение о перспективах женщин в электоральном процессе заключалось в принципиальном признании принципа «всеобщности избирательных прав». Но при этом утверждалось, что «в данный момент» в виде «временной меры» и по «практическим соображениям» его следует распространить только на мужское население695.
Перед активистками движения встала проблема собственного выхода на политическую арену, предъявления обществу проблем своей социальной группы, получения избирательных прав. Стержневой идеей была та, что «женщина до тех пор будет только рабою мужчины, а не самостоятельным человеком, пока законы, регулирующие ее деятельность, будут издаваться без ее содействия»696.
Возникла необходимость в идеологии не благотворительно-охранительного характера, а наступательного. Собственно, только такого рода идеология могла вывести движение на новый уровень, обосновать его властные притязания. Помимо разработки идеологии, встала проблема внедрения ее в массовое сознание.
С этого момента движение приобретает конкретный, или специфический, характер (H. Blumer697). Специфичность его выражалась в четко сформулированной цели: достижение избирательных прав для женщин.
Создание женских организаций как «порождающих сред» под конкретные цели было апробированным путем в русском женском движении. Эта практика была продолжена. Но, кроме того, появилась потребность в расширении репертуара коллективных действий. Новая цель требовала новых решений, тем более что с развитием демократических институтов в стране появились новые возможности и ресурсы, которые нужно было осваивать.
Стабильность движения, институциализация его некоторых структур, таких как высшие и средние женские учебные заведения, женские общества, женские журналы, составили организационную и материальную базу нового этапа движения.
К 1905 году движение уже обладало значительными вещественными и невещественными ресурсами. К первым нужно отнести собственные здания (например, учебные корпуса и общежития Высших женских Бестужевских курсов, Женского медицинского института, «Вз.-благ. общества», «Общества доставления дешевых квартир»), арендованные квартиры для женских организаций, которые десятилетиями занимали одни и те же помещения (как, например, квартира «Вз.-благ. общества» на Спасской улице), а также финансы и материальные ценности.
Невещественные ресурсы составляли лидеры и участницы движения, которые работали в каждой женской организации и которые имели опыт, организационные навыки и связи; «клиентки» движения, которые были кровно заинтересованы в его стабильности и успешности, а также их солидарность, ценности, нормы и, собственно, сами организации движения.
Так, в ситуации новых политических и организационных возможностей произошло переосмысление целей движения. Появились новые организации, манифестировавшие цели нового этапа – политические. «Старые» женские организации корректировали свои уставы, меняли структуру. «Вз.-благ. общество», например, в 1906 году открыло отдел избирательных прав женщин.
В то же время наряду с задачей-максимум ставились и задачи-минимум. Например, требования феминисток в области образования в начале века включали в себя:
– выравнивание программ женских и мужских гимназий;
– право на поступление в государственные университеты.
В сфере занятости были выдвинуты следующие требования:
– право продвигаться по всем ступеням юридической карьеры (при наличии юридического образования);
– право избрания на должность присяжных поверенных наряду с мужчинами;
– право занимать должности инспектрис, попечительниц, преподавательниц по всем предметам в женских учебных заведениях;
– равные права с мужчинами-врачами для женщин-врачей;
– уравнение зарплат, льгот, наград и пенсий с мужскими;
– право занимать одинаковые должности с мужчинами во всех общественных учреждениях698.
Женщинам полагаться не на кого, они должны надеяться на свои собственные силы и в момент подъема общественного <…> бороться за свои права, собираться в общества, союзы, организации, выражать свой протест.
Значимыми социальными институтами для генезиса женского движения второго этапа – для русского суфражизма и феминизма – выступили институты политических партий, законодательной (Государственная Дума), исполнительной (правительство, земства) и судебной власти, институты прессы, литературы, а также идеология и инфраструктура «старого» и «нового» женского движения. Вышеописанные события национального масштаба послужили толчком к адаптации и развитию феминистской идеи на отечественной почве. Феминистская мысль обосновала требование избирательных прав для женщин всех социальных классов и статусов и стимулировала появление новых женских организаций.
Новыми женскими политическими организациями феминистской ориентации были: Союз равноправности женщин (1905), Женская прогрессивная партия и Женский клуб при Женской прогрессивной партии (1906), Женский политический клуб (1906), Российская Лига равноправия женщин (1907), Петербургский женский клуб (1908), «Общество охранения прав женщин» (1910), Всероссийский женский совет (1917).
Достижение для женщин избирательных прав, равных мужским, с 1905 года стало главной целью российского женского движения и русского феминизма. Только получение избирательных прав открывало, по мнению участниц движения, реальные перспективы равноправия. А полноценное женское представительство в политической системе страны рассматривалось ими как необходимая составляющая процесса демократизации общества.
Властные притязания женщин, деятельность женских организаций по достижению поставленной цели, дебаты о наличии общеженских интересов внепартийного характера и вовлечение в движение женщин разной партийной принадлежности, работа с женщинами низших слоев – все это вызывало реакцию противодействия со стороны ряда партий и политизированных союзов, в том числе и тех, которые оценивались равноправками как потенциальные союзники.
Все партии, включая самые левые, более чем равнодушны к женскому вопросу.
Еще тогда я впервые поняла, как мало заботилась наша партия о судьбе русских работниц, как незначителен был ее интерес к женскому освободительному движению.
Попытка женских организаций включить женские избирательные права во всероссийскую политическую повестку и получить их на волне протеста не удалась. Предстояла долгая и кропотливая работа.
Ни одна из социально-политических доктрин и соответствующих им социальных движений, в том числе феминистская, не была лишена социальной и идейной обусловленности и не была свободна от социальных утопий. Ни одна из российских партий теоретически не разрабатывала «женский вопрос», отношение к нему было «несколько потребительским»699.
Партии социалистической ориентации включили эту проблему в свои программы, исходя из теоретических предпосылок, но решать вопрос предполагали в далеком будущем и собственными силами, отстранив женское движение, то есть самих женщин. Первой партией, включившей пункт о женском политическом равноправии, была РСДРП, что было зафиксировано в программе 1903 года в формулировке «Всеобщее, равное и прямое избирательное право <…> для всех граждан и гражданок»700.
Суть социал-демократического понимания «женского вопроса» заключалась в том, что положение женщины при капитализме вызвано разделением труда и частной собственностью, что женщина-работница испытывает двойной гнет капитала и буржуазной семьи и что ее освобождение произойдет вместе с пролетариатом в результате победы пролетарской революции, которая уничтожит и частную собственность, и буржуазную семью. Российские социал-демократы не разрабатывали теоретически женскую проблематику, считая, что труды Ф. Энгельса и А. Бебеля в достаточной степени осветили этот вопрос. Единственной отечественной работой марксистской направленности в то время была брошюра Н. К. Крупской «Женщина-работница» (1901)701, которая адаптировала основные идеи социал-демократической мысли и свела все к утверждению, что через занятость в производстве и участие в классовой борьбе женщина обретет свою свободу.
Интереса к проблеме не было, актуальности ее никто не видел. В этом было некое странное противоречие, так как в год образования социал-демократической партии (1898) около 15% ее членов составляли женщины. Это был очень большой процент, к которому социалистические партии на Западе не могли и приблизиться702. Существенно то, что этот процент составляли женщины преимущественно «средних классов», имевшие за плечами как минимум гимназическое образование. Работа среди женщин-работниц практически не велась, и РСДРП не стала партией работниц703.
Напрашивается вывод, что включение в программу партии пункта о равном по признаку пола избирательном праве и защите прав работниц – дань собственно социалистической теории. Защита прав работниц предполагалась по следующим направлениям: охрана материнства, охрана труда женщин, установление 8-часового рабочего дня и назначение инспектрис в отрасли с преобладанием женского труда. При всей схематичности программы по «женскому вопросу» не считаться с ней другие партии не могли. Недаром феминистки оценивали декларации социалистов как «идеалистическую проповедь»704, которая помогла им вписать свои требования в политическую риторику.
До 1905 года «женский вопрос» не вставал у социалистов в практической плоскости, а затем вылился в редкие спорадические попытки наладить работу среди пролетарок (при подготовке к съезду равноправок, например) и в жесткую конфронтацию с феминистками. Инициатором и того и другого была А. Коллонтай.
Разница между большевиками и меньшевиками в решении «женского вопроса» выражалась в том, что первые рассматривали проблемы женщин жестко с классовых позиций и отказывались от каких-либо союзнических соглашений с женским движением. Меньшевики демонстрировали большую гибкость и шли на совместную работу с женскими организациями. Вслед за А. Бебелем они считали, что феминистки и социалистки могут сражаться отдельно, но маршировать вместе. Поэтому многие меньшевички открыто принимали участие в деятельности феминистских организаций.
Эсеры также выступали за уравнение гражданских прав мужчин и женщин. Они разделяли общий для социалистов взгляд на женщин как на партнеров в политической борьбе, но конкретной программы по «женскому вопросу» не имели.
Трудовая народно-социалистическая партия признавала политическое равноправие женщин и последовательно отстаивала этот пункт своей программы, сотрудничая с феминистскими организациями. Крестьянину-трудовику Рыжкову принадлежит известная фраза, сказанная им при обсуждении ответа на речь Николая II при открытии Государственной Думы: «Мы забываем в русском парламенте о русской женщине, которая наряду с другими боролась за свободу. Мы забываем, что сын рабыни не может быть гражданином»705. Трудовики также включили в свою программу положение о необходимости законодательной охраны материнства и выступали в Думе «ходоками» от феминисток, то есть были уполномочены последними представлять их интересы. 21 февраля 1911 года трудовики внесли на рассмотрение Думы законопроект «О всеобщем избирательном праве», который предполагал выборы без различия пола на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Законопроект был передан в комиссию законодательных предположений, но до конца полномочий III Думы не рассматривался.
Конституционные демократы на своем первом съезде в октябре 1905 года при первом голосовании (42 против 5) постановили признать женское политическое равноправие, но после вмешательства П. Н. Милюкова, заявившего, что он выйдет из партии, если этот пункт будет обязательным условием членства, произошло переголосование. 24 голосами против 23 пункт о признании равных избирательных прав женщин стал необязательным для членов партии народной свободы. На II съезде в январе 1906 года эта позиция была пересмотрена. В целом позиция кадетов в «женском вопросе» выдавала непроработанность проблемы женского политического участия. Позднее партия кадетов активно сотрудничала с равноправками, некоторые члены партии – мужчины вошли в женские организации: например, С. Г. Ведерников стал впоследствии членом правления Санкт-Петербургского женского клуба.
В свою очередь, женщины – графиня В. Н. Бобринская, М. Бларамберг-Чернова, В. А. Морозова, А. С. Милюкова – активно участвовали в создании конституционно-демократической партии, разрабатывая «женский вопрос» применительно к либеральной доктрине. Из кадетских рядов вышло немало известных феминисток, которые адаптировали феминистскую идею к партийной работе и добились реальных успехов. Так, например, кадеты поставили в повестку первой сессии IV Государственной Думы законопроект о предоставлении женщинам без всяких ограничительных цензов всей полноты электоральных прав на выборах в Государственную Думу.
Кадетки вошли в состав Временного правительства (С. В. Панина, А. В. Тыркова). С. В. Панина стала первой в российской истории женщиной, занявшей государственный пост в ранге товарища министра (сначала призрения, а затем просвещения).
Правый фланг российского либерализма – октябристы, как и монархические организации, не поддерживали идеи женского политического равноправия. Но октябристы были более осторожны в «женском вопросе». Они видели цель женского движения в решении семейных проблем женщин и поддержали в Думе некоторые законопроекты, продвигаемые женскими организациями. Например, 3 июня 1912 года октябристы внесли законопроект о раздельном жительстве супругов, о снятии паспортных ограничений с женщин, о расширении поводов к разводу, об уравнении женщин в правах наследования. Другими словами, они мыслили «женский вопрос» в традиции и представлениях XIX века. Позднее они признали избирательные права женщин в местном самоуправлении. Лидер партии А. И. Гучков заявил по этому поводу:
Я принадлежу к такой партийной группе, которая не провозгласила абсолютного женского равноправия во всех отраслях нашей государственной и общественной жизни. Но мы считаем, что <…> в местном самоуправлении вполне созрел вопрос о предоставлении женщинам права участия рядом с нами706.
Накануне выборов в III Государственную Думу «Союз 17 октября» обратился с воззванием к женщинам Москвы, предлагая обладательницам ценза передавать право голоса сторонникам «умеренно прогрессивных элементов», понимая под ними себя. На страницах женской прессы прозвучал «ответ москвички»: «Союз решил, наконец, снизойти до игнорируемого им до сих пор женского населения, пожаловал их даже в звание гражданок»707. И если женщины действительно заслуживают этого звания, «то они дадут должную оценку этим внезапным комплиментам и поймут цели партии, которая упорно отказывается включить в свою программу требование избирательного права без различия пола»708. Московское отделение Союза равноправия женщин рекомендовало женщинам, имеющим ценз, «в собственных интересах» голосовать только за партии, которые признали равноправие женщин709.
Практически все участники политического процесса были в той или иной мере предубеждены в отношении цели феминисток – женского легитимного участия в электоральном процессе. Что касается правительства, то даже на волне массового политического процесса в 1905 году политическая система не достигла той степени открытости, при которой могли быть услышаны требования женщин.
Необходимость политической борьбы не вызывала сомнения у активисток женского движения. Поэтому расширение базы движения и взращивание женского коллективного самосознания представлялись стратегической задачей. Тактической задачей было изменение существующего отношения к женскому движению и его целям, получение солидарной поддержки со стороны различных социальных слоев и групп населения, а также партий и общественных организаций, их представляющих. Это была тактика дифференцированного рекрутирования сторонников движения, то есть нахождение доступных и доходчивых аргументов и стимулов воздействия на каждую категорию населения и профессиональную группу.
Стимулы воздействия и давления были разные. «Крайним партиям» равноправки оказывали солидарную материальную поддержку во время Первой русской революции: только осенью – зимой 1905–1906 годов Союз равноправия потратил около 100 тысяч рублей710 на различные мероприятия в поддержку бастующих рабочих. На земцев-конституционалистов оказывалось моральное давление. Критика в их адрес, поднятая феминистками в прессе, создала реальную угрозу их репутации. В результате такой тактики противники движения переходили на более нейтральные позиции, равнодушные становились сочувствующими, сочувствующие поддерживали движение.
В деятельности одной из самых политически ангажированных женских организаций – Союза равноправности женщин – в период 1905–1907 годов тактика рекрутирования претворялась через вхождение Союза в признанные общественным мнением, институализировавшиеся политические и культурные организации: например в Союз союзов или в Московский стачечный комитет. Пропаганда феминистских взглядов и притязаний, презентация женского движения проходила через совместную работу и личные контакты.
В Союзе союзов равноправки работали со всеми профессиональными союзами, предлагая им дополнить четырехчленную формулировку избирательного права «всеобщего, равного, прямого и тайного» фразой «обоего пола». На II съезде Союза союзов в июле 1905 года предложение равноправок прошло при одном голосе против (П. Н. Милюкова). Эта победа предопределила победу равноправок на Съезде городских деятелей в Москве в августе 1905 года. В ноябре 1905 года земцы-конституционалисты, долго бойкотировавшие «женскую» тему, приняли «Положение об учредительном собрании народных представителей Российской империи», в котором право участия в выборах делегировалось российским гражданам обоего пола711.
Демократизация общества, повышение степени открытости политических институтов, политической системы в целом на волне подъема общероссийского политического протеста шли быстрыми темпами. В мае 1905 года Союз союзов не был готов к обсуждению проблемы политических прав женщин, а в июле того же года он уже включил это требование в свою платформу. В феврале 1905 года Московская городская дума встретила «полным смущением»712 петицию женщин с требованием равного избирательного права, а в августе того же года проголосовала за.
Пелагея Митрофановна подпрыгнула на своем месте:
– Женщина! – Девица! – Доктор? <…> Почему начальство дозволяет такое бесстыдство?
В начале ХX века в существующем официальном дискурсе, умеренно консервативном, привычном в своем языке, доводах, постулатах и предлагаемых решениях, начали проявляться мизогинистские тенденции. Появление этих тенденций было спровоцировано изданием на русском языке книг А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, О. Вейнингера, развивающих, с одной стороны, позицию классической немецкой философии о нетождественности мужчин и женщин в направлении «естественного превосходства» мужчины, а с другой стороны – демонстрировавших резко отрицательные определения женщин и всего женского. Та тенденция, которая существовала и раньше, когда сильное неординарное произведение помогало оформляться новому дискурсу, проявилась и в этот раз.
Нельзя сказать, что в России начала ХX века оформился мизогинистский дискурс. Все исследователи сходятся во мнении, что в России никогда не были популярны женоненавистнические идеи713. Но нельзя и пройти мимо того факта, что в официальном российском дискурсе развивались мизогинистские тенденции. Их представляли прежде всего переводные работы и российские отклики в развитии основных идей. Одна из активисток феминистского движения М. М. Янчевская зафиксировала эту ситуацию и прокомментировала ее так:
В умственных течениях последнего времени заметно проявляется тенденция к радикальной переоценке общечеловеческой ценности женщин и к ее духовному принижению. Тенденция эта появилась у нас одновременно с половым вопросом <…> Коротко говоря, у нас появились ростки новой идеологии по женскому вопросу. Судя по началу, нашим доморощенным идеологам вряд ли бы удалось самостоятельно свести концы с концами и создать какое-нибудь законченное идейное здание. Но у нас так уж исстари заведено, что дома мы только подготавливаем материал, а научное и принципиальное обоснование выписываем из‐за границы. На этот раз в ответ на наш запрос мы получили оттуда «Пол и характер» О. Вейнингера714.
Немецкие философы и их российские последователи не только теоретизировали, но предлагали практические действия в отношении женщин. Поэтому их идеи воспринимались как политические, направленные против реальных женщин и движения, их представляющего.
Труды А. Шопенгауэра, написанные им в середине XIX века, были переведены на русский язык в начале ХX века: «Мир как воля и представление» вышел по-русски в 1900 году, а «Афоризмы житейской мудрости» – в 1901‐м. В том же 1901 году начали издавать полное собрание сочинений Шопенгауэра.
Основной идеей о взаимоотношении полов у Шопенгауэра выступала идея их взаимодополнительности. По всем позициям он ставил женщину в более низкое положение и соответственно с тем определял ее «качества» и «природные свойства». Выводы Шопенгауэра категоричны и выдают его личное предвзятое отношение к женщине. Женщина, по его представлениям, «не создана для высших страданий, радостей и могущественного проявления сил»715, ее рассудок «вполне скудно отмеренный <…> она скорее отличается духовной близорукостью: ее интуитивный ум остро видит вблизи, но имеет тесный кругозор, в который не входит отдаленное»716. Поэтому женщина не способна заниматься творчеством, а ее восприятие и познание мира идет только через мужчину – только «посредством мужа» она воспринимает окружающую реальность. «Ее интерес к чему-либо другому есть всегда <…> подвох, то есть клонится к кокетству и обезьянству»717. Единственное назначение и роль женщины – это продолжение рода.
Все эти абстрактные рассуждения переводились в плоскость конкретных предложений. Поскольку женщина, по Шопенгауэру, обречена на повиновение, то ее статус в европейском обществе не соответствовал ее «природным данным» – «во всех отношения нижестоящий второй пол <…> воздавать которому почтение, благоговение смешно выше всякой меры и роняет нас в собственных глазах»718. Тем, что женщины «высоко держат голову», то есть имеют некоторые гражданские права, они напоминают Шопенгауэру «священных обезьян Бенареса, которые в сознании своей святости и неприкосновенности позволяют себе все и вся»719. Поэтому «было бы весьма желательно, чтобы и в Европе опять было отведено этому № 2 человеческого рода его естественное место и был положен предел дамскому бесчинству»720. В заключение Шопенгауэр предлагает лишить женщин прав на всякую собственность, видя в самом факте владения ими собственностью подрыв экономического господства мужчин: «Женщины никогда не должны свободно располагать и распоряжаться собственным имуществом, то есть капиталами, домами, поместьями»721.
Казалось, что Шопенгауэром двигало ощущение угрозы мужскому доминированию, которое еще только обозначили претензии женщин в Европе в его время. Но он отказывал женщине и в ее традиционных ролях и «достоинствах». В частности, он отказывал женщине в красоте, которая в его трактовке не существует, а создается мужчиной в его воображении:
Низкорослый, узкоплечий, широкобедрый пол мог назвать прекрасным только отуманенный половым возбуждением рассудок мужчины: вся его красота и кроется в этом побуждении722.
Но более других на формирование мизогинистских настроений повлияла книга О. Вейнингера «Пол и характер», которая вышла в Германии в 1903 году и сделалась популярной не только среди интеллектуалов в Германии, но и в России. В 1908 году книгу издали на русском языке, и она начала свое сенсационное шествие по России. К. Чуковский уже в начале 1909 года заметил, что Вейнингер стал в Петербурге «течением»723.
В своей работе Вейнингер сделал попытку развить теорию взаимоотношения полов, выйдя за рамки теории «естественного права», определенных его предшественниками. Ярко написанная книга, а также самоубийство автора привлекли к себе внимание публики, спровоцировали широкую, не столько научную, сколько политическую дискуссию и подтвердили острейшую актуальность «женского» и «полового» вопросов для российского общества. В обсуждении книги участвовали философы, писатели, публицисты и общественные деятели. Из философского текста ясно «вычитывались» политические смыслы.
Труд Вейнингера во многом был новаторским. Он разработал теорию «бисексуальности», согласно которой в каждом человеке в различных пропорциях присутствуют «мужское» и «женское» начала, и потому существуют бесчисленные переходные ступени между мужчиной и женщиной:
Дифференциация полов, разделение их никогда не бывает совершенно законченным. Все особенности мужского пола можно найти, хотя бы и в самом слабом развитии, и у женского пола. Все половые признаки женщины имеются и у мужчины, хотя бы только в зачаточном, рудиментарном виде724.
По мнению Вейнингера, все люди бисексуальны и обладают различным содержанием мужских и женских качеств. И потому женственные мужчины могут оказаться гомосексуалистами, а мужественные женщины либо лесбиянками, либо «новыми» эмансипированными женщинами. Американская исследовательница Т. Осипович обращает внимание на то, что понимание термина «бисексуальность» отличалось в начале ХX века от современного. Оно означало не сексуальную ориентацию индивида, направленную на оба пола, а сочетание «мужских» и «женских» характеристик в психологии и поведении человека, то, что сейчас обозначается как bi-gendered725.
Основываясь на своей теории бисексуальности, Вейнингер обозначил мужчин гомоэротической ориентации и женщин, успешно реализующихся в «мужских» сферах жизни, «промежуточным» полом. Согласно его теории, женщина нового типа – это женщина с «мужским» интеллектуальным и духовным потенциалом726. Но поскольку «мужское» (М) и «женское» (Ж) у Вейнингера было «неравноценной бинарной оппозицией»727, приоритет мужского начала над женским был для него очевиден и главными качествами идеального человека выступали мужские, то он реабилитировал гомосексуальность и отторгал женский политический активизм.
Все «женское» и «чистых» по типу женщин Вейнингер оценивал крайне низко, развивая мизогинистскую традицию в понимании женского и женственного. Он отказывал женщине в человеческой полноценности, в наличии своего «я» и определял в полном смысле человеком только мужчину:
Вопрос только в одном: может ли женщина постичь проблему своего существования, понять свою вину? <…> Вопрос только в том, может ли в женщине жить категорический императив? Признает ли женщина над собой идею нравственности, идею человечества? Только в этом одном и была бы эмансипация женщины728.
Главным недостатком типичной женщины Вейнингер, как и Шопенгауэр, определял ее неспособность к творчеству. Поэтому женщинам он определил две сферы самореализации – материнство и сексуальность, – отказывая им попутно в нравственности и понимании морали. Свой тезис «женщина – аморальна» он аргументировал отсутствием у женщин логики, способности постигать истину и воспринимать действительность. По двум сферам самореализации были определены и два типа женщин – «мать» и «проститутка». Материнский тип женщин реализует свою потребность в продолжении рода, «проститутка» реализует сексуальные потребности женщины. Последняя в большей мере наделена «мужскими» чертами и в интеллектуальном отношении стоит выше «матери». На основании этого Вейнингер сделал еще один вывод, который вызвал протест у участниц движения и способствовал их рефлексии на тему проституции: проституция – это норма, так как она свойственна женской природе. Таким образом, определяя отношения мужчин и женщин как субъектно-объектные, в котором субъектом действия выступал мужчина, в вопросе проституции Вейнингер отошел от этого постулата и субъектом действий определил женщину.
Его трактовка женской эмансипации заключалась в желании женщин, имеющих мужские психологические качества, «внутренне сравняться с мужчиной, достичь его духовной и нравственной свободы, разделить его интересы и овладеть силой творчества»729, то есть попытаться стать мужчиной.
Подобная эмансипация вызывала у него сочувствие при всей очевидной невозможности ее осуществления, и таким женщинам Вейнингер предлагал сделать исключение:
Практический вывод может быть лишь один: женщинам с мужскими чертами должно предоставлять свободный доступ ко всему и устранить препятствия с их пути, так как истинные душевные потребности, <…> серьезно толкают их к мужским занятиям730.
Более того, помочь женщине на этом пути может только мужчина, «созидающий» ее, и потому «мужчина должен побороть в себе отвращение к мужественной женщине, ибо оно – низкий эгоизм»731. Отсюда пошла трактовка «новой» эмансипированной женщины как некоего «двуполого» существа, «женственность» которой находит реализацию в мужской сфере деятельности, в образе мысли и жизни.
По Вейнингеру, в этом было единственное решение «женского вопроса». Он писал: «Такое решение назовут невозможным, притязания его – преувеличенными, требования – нетерпимыми. Да, конечно, здесь нет того женского вопроса, о котором говорят женщины»732.
В отношении каких-либо других, более реалистичных притязаний женщин на равноправие Вейнингер был категоричен: «отвергнута должна быть нелепая фраза о „полном равенстве“». В отношении движения также
беспощадно отвергнуты должны быть партийные течения такого рода <…>, все женское движение, которое порождает в столь многих противоестественное, искусственное и в самой основе своей лживое стремление733.
На волне интереса к Вейнингеру были переведены и другие его работы: «Об Ибсене и его произведениях» (1909), «Культура и ее отношение к вере, страху и знанию» (1909), «Последние слова» (1909).
Практически сразу за книгой «Пол и характер» был издан труд доктора П. Мебиуса «Пол и неучтивость. Критический разбор книги „Пол и характер“ Отто Вейнингера», которая ввела российского читателя в дискуссию, разгоревшуюся в Германии. Доктор Мебиус обвинял Вейнингера в плагиате его книги «Физиологическое слабоумие женщины» и утверждал, что
все те выводы и рассуждения, которые являются в книге Вейнингера более или менее ценными, к сожалению, уже были ранее высказаны мною, а все же остальное, то есть именно то, что является его собственным достоянием, – <…> представляет из себя сплошной вздор734.
«Физиологическое слабоумие женщины» также перевели на русский язык (1909)735.
В дополнение к книге Мебиуса была издана книга его последовательницы и соотечественницы Катинки фон Розен «Моральное слабоумие женщины» (1909)736. Здесь перепевы Вейнингера достигли своего максимального упрощения. Книга, написанная под лозунгом любви «к нашей немецкой женщине», носила пасквильный характер и была направлена против женщин, и особенно против феминисток. Мебиус писал о физиологическом слабоумии женщин, и основное содержание его книги можно свести к трем фразам: «Женщина есть воплощенная сексуальность, и больше ничего», «Женщина в полном смысле является половым существом» и «Продуктивность мозга женщины ниже мужского во всех областях»737. Фон Розен пишет о моральном слабоумии женщин, подразумевая под этим отход женщин от традиционных норм поведения и внимание к феминизму.
Первая и большая часть книги фон Розен построена на описании черт и свойств женщин и мужчин. Принцип распределения человеческих качеств прост – они делятся на плохие женские и хорошие мужские: «женщина никогда не забудет обиды» – «мужчина всегда простит»738.
Вторая часть – обвинение феминисток во всех смертных грехах. Идея ограничения рождаемости и стремление к равноправию рассматривались как посягательство на законы природы, женское движение – «болезненность всего рода человеческого» и т. д. Выводом было: «Пусть женщина удовлетворится тем признанием, которое предназначило ей Мудрое Провидение»739.
Российские последователи О. Вейнингера делали упор на то, что его выводы основаны на «последних достижениях естествознания» и уходят в «самую глубину клеточной жизни» (И. А. Ашкинази)740.
И. А. Ашкинази в книге «Женщина и человек. Отто Вейнингер и его книга „Пол и характер“» (1909)741 пенял социологам, что они придавали слишком большое значение социальным условиям в объяснении взаимоотношений между полами. Он однозначно принял позицию Вейнингера и все его положения: теорию бисексуальности, определение сознательного мышления половым признаком мужчины и его половой функцией, а «бессознательную душевную жизнь женщины» – женским половым признаком. В развитие идеи Вейнингера Ашкинази утверждал, что женщины, которых можно признать интеллектуальными, суть есть «наименее женственные женщины». В их число Ашкинази записал Жорж Санд, Софью Ковалевскую, Елену Блаватскую и Сафо. Руководительниц западного феминизма – Эллен Кэй и Аниту Аугсбургер – Ашкинази определил как женщин, у которых даже на первый взгляд нельзя не обнаружить типически мужских черт. По Ашкинази, женщины «промежуточных форм» не обязательно гомосексуальны и потому нет нужды выискивать подобную ориентацию у известных женщин. Жорж Санд, например, трудно заподозрить в гомосексуальности, хотя она – типичный пример мужественной женщины.
Всех остальных участниц движения он определял как «большинство», «Панургово стадо», «бессознательных подражательниц», которые имеют самое отдаленное отношение к идейным ферментам общественных движений. Таким образом, существование феминистского движения объясняется очень просто: «Очевидно, что женщина как таковая не участвует и не может участвовать в движении феминизма», и только женщины, удаленные от идеального типа, могут стремиться к интеллектуальному равенству с мужчиной742. Фразу Вейнингера, что «единственным врагом эмансипации женщин является женщина как таковая»743 Ашкинази трактует применительно к движению: движение феминизма возникает только из стремления мужественных женщин реализовать свое мужское «я». «Женский вопрос», женское движение, феминизм – проблема не общего характера, а только промежуточных половых типов. Раз так, то движения и не существует, а существует только проблема индивидуального самоопределения личности. Поэтому «женский вопрос» не «проблема чрезвычайной важности», а результат «эпохи промежуточных форм», эпохи гомосексуальности и смешения мужского и женского начал. Так, не обременяя себя доказательствами, Ашкинази утверждал, что женское движение и рост гомосексуальности в обществе – процессы параллельные.
Единственно, в чем Ашкинази не был согласен с Вейнингером, так это в том, что все характерные черты абсолютной женщины – отсутствие «непрерывной памяти», «логических функций», «умопостигаемого Я» – Вейнингер напрямую перенес на реальных женщин. Но это ошибка не его логики, а его психологии и ненависти к женщинам744.
В символистской среде идеи Вейнингера вызвали горячее обсуждение и нашли отклик в развитии магистральной для русского символизма теме «трагедии пола», которая побочно производила политические смыслы. Наибольший энтузиазм основные постулаты книги вызвали у З. Гиппиус и Н. Бердяева745. З. Гиппиус в своей статье «Зверебог» заявила, что
будучи женщиной, я не только не восстаю и не жалуюсь <…> но всячески утверждаю: женщины должны примириться, что их крупицы часто пропадают. Малые величины пусть стираются746.
Русские феминистски в лице той же М. М. Янчевской так отреагировали на это:
Когда женщина, достигшая <…> «крайних вершин культуры», рекомендует другим смиренно пресмыкаться во прах, то ей хочется указать лишь на то, что неудобно проповедовать смирение, карабкаясь на вершины и вкушать самой от плодов культуры, громогласно объявляя ее не по зубам женщине747.
Русские символисты отрицательно относились к женской политической и социальной активности, находя ее «жалкой» и «комичной» (Владимир Соловьев)748. По мнению Т. Осипович, «новая женщина» в русском символизме воспринималась как служительница нового христианства и антипод политически активной женщины социальных движений749.
Ценность работы другого последователя Вейнингера – Б. О. Михельсона – не в том, что он своей книгой «Пол и красота» (1910)750, по его утверждению, «дополнил Вейнингера», а в том, что в ней много места уделено описанию мизогинистких идей, бытовавших в российском обществе.
Так, Михельсон подробно описал беседу И. И. Мечникова с женщинами-врачами о феминизме.
Рассуждения Мечникова сводились все к той же идее об отсутствии у женщин способностей умственной и общественной жизни, их нерасположенности к достижениям в сфере свободных интеллектуальных профессий. Мечников доказывал свой вывод примерами из истории. По его мнению, то, что женщины-врачи не могут «идти плечо с плечом с врачами-мужчинами», еще можно объяснить тем, что они до последнего времени не имели доступа к врачебному делу. Но в музыке, живописи, скульптуре женщины не блистали талантами и достижениями на протяжении всей истории, хотя никто не препятствовал им заниматься искусством. В описании Михельсона это звучало так:
«Есть ли между женщинами художники? Где среди них Рафаэли, Леонарды, Брюлловы и Репины? Я прошу вас, mesdames, назовите имена, припомните!..» Опять неловкая пауза. Все жмутся и краснеют. А Мечников продолжает: «То же и в скульптуре. И здесь никто и никогда женщинам не запрещал лепить и создавать. И что же? Где Фидии, где Антокольские среди них? Где, наконец, не таланты, не творцы, а где обычные умелые работники в этой области? Ах, их нет»751.
Вывод Михельсона вслед за Мечниковым состоял в том, что утверждение женщин об их многовековом угнетении и порабощении – лишь уловка, чтобы прикрыть неспособность женщин к профессиональной творческой деятельности.
Михельсон дает красочное и недоброжелательное описание женской реакции на слова Мечникова:
Эффект этих слов был необычайный. Краснеющие и жмущиеся друг к другу слушательницы беспомощно озирались кругом и не находили слов. «Я не делаю выводов, – продолжал Мечников, – и даже не углубляюсь в анатомию, не взвешиваю вашего мозга и не считаю его извилин, чтобы не впасть в соблазн гипотезы о недоизвилившихся мозгах женщины, я просто привожу наблюдения»752.
Русские философы с сочувствием отнеслись к идеям Вейнингера, их взгляды во многом совпадали с его взглядами на природу женщины, но оценочные суждения Вейнингера вызвали серьезную критику753.
По сути своей идея женского мессианства в русской философской мысли была направлена против феминизма как теории и движенческой практики. В. В. Розанов считал, что тенденция 1860‐х годов «сравняться с мужчиною» есть «только пена, взбившаяся из общественного недомыслия»754. Н. А. Бердяев, признавая эмансипационное движение женщин в принципе справедливым, видел в нем две тенденции, одна из которых была ложной: «плохая» эмансипация вела к искажению вечной женственности, подражанию мужчине и унижению женщины. Социально-экономическую сторону «женского вопроса» он считал производной755.
По мнению Л. Полякова, «теология пола» русских религиозных мыслителей выступила радикальной альтернативой социально-политической доктрине женской эмансипации756. Для таких ее представителей, как Розанов, Бердяев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, женская эмансипация являлась поверхностным политическим лозунгом, не только не отражавшим, но грубо искажавшим истинные отношения между полами. Их философские доктрины – «форма метафизического ответа на, казалось бы, вполне практический женский вопрос»757. Вывод И. Л. Савкиной758 о том, что духовные отцы нации не могли поступиться женственностью как главным патриархатным тотемом, подтвердился и в этом случае.
Эта двойственность русской философской мысли в отношении женщины, женственности и женского, зафиксирована О. В. Рябовым. Он отмечает, что «негативные нотки в оценке природы женщины встречаются в текстах русских авторов» и это проявлялось у В. Соловьева, П. Флоренского, Н. Бердяева, С. Булгакова, В. Розанова, В. Эрна. Но основной пафос их суждений о женщине был направлен против мизогинизма759. Представляется, что объективно невозможно удержаться от критики женщин, если разделять содержательную сторону представлений Вейнингера. И совершенно очевидно, что русские философы, символисты отрицательно относились к женскому движению и феминизму.
Зинаида Гиппиус, наблюдая из окна своего дома на Таврической улице женскую демонстрацию 19 марта 1917 года с требованием избирательных прав, неприязненно записала в своем дневнике:
«Женский» вопрос <…> весьма противен. <…> Женщины, специализировавшиеся на этом вопросе, плохо доказывают свое «человечество» <…> Точно можно у кого-то попросив – получить равенство. <…> Нет, женщинам, чтобы равными быть – нужно равными становиться. <…> Если бы заботу и силы, отданные «женской» свободе, женщины приложили бы к общечеловеческой, – они свою имели бы попутно, и не получили бы от мужчин, а завоевали бы рядом с ними760.
Но идеи Н. А. Бердяева761, В. И. Иванова762, Д. С. Мережковского763 и других о самобытности «женского», о том, что ошибочно видеть в мужчине ту планку, которую нужно достичь, чтобы стать полноценным человеком, способствовали переосмыслению постулата раннего феминизма о равности как одинаковости и развивали русскую феминистскую мысль. Перефразируя О. Рябова, можно сказать, что философская мысль Серебряного века не только противостояла идеологиям женоненавистничества и феминизма, но и питала их.
Российская научная мысль пыталась критически переосмыслить идеи Вейнингера. Но наука не могла добавить ничего нового в отношении биологических и психических свойств пола – исследование Вейнингера включило в себя последние ее достижения. В. В. Розанов сам, независимо от австрийского философа, на основе знакомства с сексологическими сочинениями Р. Крафт-Эбинга, А. Фореля, М. Гиршфельда, пришел к идее о текучести пола в человеке, но сделал другие выводы764. Его критический отклик на книгу Вейнингера был как ушат холодной воды: «Из каждой страницы Вейнингера слышится крик: „Я люблю мужчин!“ – „Ну что же: ты – содомит“. На этом можно закрыть книгу»765.
Критики Вейнингера, пытавшиеся дать практический ответ на поставленные вопросы, переводили разговор в политическую плоскость. Приват-доцент Московского университета В. М. Фриче в своей книге «Торжество пола и гибель цивилизации. По поводу книги О. Вейнингера „Пол и характер“» (1909)766 утверждал, что «рассуждения Вейнингера являются не только идеологическим выражением субъективных психико-физических переживаний, а также определенной политической программой»767. Поскольку процессы демократизации из‐за смешения классов и полов угрожают человеческой цивилизации в ее современном виде, которую Фриче определяет как «продукт мужского арийского гения», то Вейнингер, по его мнению, ищет и находит ее врагов, против которых и выступает, – это женщины, евреи и социалисты. Именно поэтому книга направлена против экономического и политического равенства полов. Фриче развивал критику Вейнингера в двух направлениях: уличал его в нелогичности и чрезмерно обобщенных выводах и анализировал его психоэмоциональное состояние, обращая внимание на явные личностные проблемы Вейнингера. Одну из причин женоненавистнических настроений современности Фриче видит в обостряющейся конкурентной борьбе,
которую женщина сделала мужчине на рынке труда <…> неуклонно и незаметно вытесняет мужчину из большинства буржуазно-интеллигентских профессий, составляющих когда-то его неотъемлемую привилегию768.
А если к этой экономической конкуренции «прибавить еще более страстное и победоносное стремление женщин отвоевать себе семейное и в особенности политическое равноправие, то нетрудно понять, что в прежние то снисходительно-презрительные, то рыцарски-галантные отношения мужчины к женщине должны были вкрасться нотки раздражения и озлобления»769. Торжество пола над духом – так определяет болезнь целого поколения мужской интеллигенции приват-доцент Фриче. И это – угроза гибели цивилизации. Ее проявления он обнаруживает во всей новейшей западноевропейской науке и особенно в искусстве. Поэтому Вейнингер отнюдь не мессия:
Очевидно, какое-то иррациональное подпольное чувство затуманило логику исследователя <Вейнингера. – И. Ю.> и невидимая рука каких-то неосознанных инстинктов водила его пером770.
И – заключает Фриче, – вглядываясь в личность Вейнингера, «не трудно заметить, что он страдал той самой истерией, которую так превосходно описал в своей книге»771.
Другим примером политической критики Вейнингера являются стихи В. Князева: «Ему и ему подобным: после прочтения книги Отто Вейнингера „Пол и характер“» (1910):
Рожденный женщиной на женщину клевещет!
Бичует мать свою на площади бичом,
И пьяная толпа, ликуя, рукоплещет!
И восторгается уродом-палачом.
Нет в женщине души? Нет в женщине морали?
Кто ж воспитал в ней похоти рабу?
Не сами ль вы ее от века приковали
Ко брачному, позорному столбу <…>
Да будет стыдно вам! Пусть ныне горд и громок
Крик святотатственно-преступной клеветы! —
Я верю – близок день – забудет вас потомок,
Бесславного труда бесславные листы! 772
В политической плоскости труд Вейнингера так рассматривался в женской прессе:
Эта книга <…> является криком мужчины, которому невыносимо видеть, что его пол быстро сходит с того пьедестала, на котором он прежде стоял в глазах женщин. Желая восстановить прежний мужской престиж, автор под видом философского трактата делает чрезвычайное усилие, чтобы возвеличить мужчин и унизить женщин773.
В России идеи феминизма уже давно приобрели общественные симпатии.
Развитие мизогинистских идей и настроений в российском «умственном обиходе» дало толчок к появлению первых исследований о женщинах. Поскольку «женский вопрос в его многообразных разветвлениях» был только поверхностно затронут наукой774, то феминистки рубежа веков обратились к научным изысканиям. Они переосмыслили тему равенства как одинаковости, темы женщин в искусстве, проституции и ее социальных основ, включились в научный философский дискурс.
Исследования истории искусств сквозь призму феминистского подхода – достижение науки 1970‐х годов. Но темы женского творчества и обнаружение барьеров на пути женщин в искусство были поставлены еще на рубеже ХX века.
Такие проблемы женского творчества, как ограниченный жизненный опыт, представление о неприличии для женщины выражать свое «я» в искусстве, отношение к женскому творчеству (в литературе и живописи) как к демонстрации предосудительного женского опыта, отсутствие питательной творческой среды, невозможность участвовать в научных дискуссиях, в выставках и выйти из жестко сегрегированного «женского мира» и как результат – отсутствие женщин в «большом» творчестве, – все это стало предметом рефлексии женщин.
Едва ли не единственная на тему женщины в живописи писала О. Г. Базанкур775, в литературе – многие русские писательницы, критикессы и общественные деятельницы. Среди них М. Н. Анзимирова, Е. А. Колтановская, М. В. Крестовская, М. Л. Моравская, О. А. Шапир и другие776.
Мария Башкирцева (род. 1858) в своем дневнике777, вызвавшем негативную реакцию Л. Н. Толстого, А. П. Чехова и других столпов российской культуры, но нашедшем отклик у женщин, описала противоречия и конфликты, переживаемые женщиной, которая решила посвятить себя творчеству. Это проблемы отсутствия должной профессиональной подготовки (недопущение на занятия по анатомии, истории искусств, в натурные классы, к участию в выставках), а также давление тех традиционных установок, что женщины, занимающиеся творчеством, – «неприличные» женщины, так как они затрагивают сюжеты, непозволительные для «прекрасного пола». Общество накладывало табу на проявления женского творчества, ограничивало возможности женщин и «выталкивало» их в признанные приличными «домашние» жанры пейзажа и прикладного искусства. Если к тому добавить невозможность жить профессиональным трудом из‐за отсутствия заказов, всеобщего порицания и осуждения, то ответ И. И. Мечникову вырисовывался сам собой.
Вывод Башкирцевой заключался в том, что мир творчества принадлежит мужчинам, а женщины допускаются в него, если только играют ожидаемые роли музы или бледных подражателей мастеров778. Если женщина испытывает желание творить, требует своего права на одиночество перед полотном, хочет добиться известности, как в случае самой Башкирцевой, то мир обрушивается с самых неожиданных сторон:
Мне говорят, что мне следует <…> выйти замуж за богатого человека <…> наслаждаться жизнью, вместо того чтобы портить молодость и мазать полотна (запись от 24 июня 1880 года);
Есть гнусные, подлые люди, которые относят всякое женское честолюбие к физическим причинам <…> и они твердят родителям: «Выдайте ее замуж, и она бросит тогда свою живопись» <…> Но я ведь знаю замужних женщин, которые сохранили свой талант и свой гений (28 августа 1882 года);
Все, кто смеется над женскими талантами, никогда не узнают, сколько серьезных дарований, из ряда вон выходящих темпераментов было обескуражено и искалечено779.
Следует добавить, что после смерти Башкирцевой ее дневник был вымаран ее матерью, а затем и цензурой из «соображений приличий» и до сих пор полностью не опубликован.
Можно констатировать тот факт, что исследования женских проблем были инициированы женщинами – участницами женского и феминистского движения первой волны. При всем многообразии поднимаемых тем центральной темой для русского феминизма стала тема женского участия в культуре. Ревизия истории культуры, осмысление тенденций ее развития с позиций феминистской критики, поиск женских имен в живописи, литературе, истории – все это характерно для России на рубеже XIX–XX веков.
Доклад М. М. Янчевской «Женщина у Вейнингера» (1909)780 – образец женской исследовательской работы о женщинах и в их защиту – был ответом распространившемуся в среде «интеллигентной публики» мнению, что труд О. Вейнингера: «Страшная книга! Неотразимая логика! Немудрено, что женщины молчат, – нечего возразить»781.
Так ли безупречна «беспощадная логика» Вейнингера? – задается вопросом М. М. Янчевская. Она анализирует работу Вейнингера по трем критериям: научности, политической идее и влиянию на популярную литературу.
Самым уязвимым местом работы Вейнингера, по мнению Янчевской, являлось отсутствие научного обоснования типических свойств «М» и «Ж» («мужского» и «женского»), «надежных критериев» женственности и мужественности. Не найдя ответы на эти вопросы в биологии, Вейнингер обратился к психологии, писала М. М. Янчевская. При описании женской психологии он использует метод самонаблюдения, личный опыт и случайные наблюдения, типа ссылок «на одну знакомую мне даму» или «на всех известных дам». Это не может убедить серьезного исследователя. Для того чтобы описать «внутренний строй» женщины, Вейнингер конструировал женский опыт, анализируя женское в себе. Но как он отличил в себе женское от мужского? На этот вопрос в книге нет ответа. Поэтому, считала Янчевская, сделанные им выводы о психологии женщины не могут быть признаны обоснованными данными:
Таким образом, теория бисексуальности послужила для ее творца перекидным мостом к замкнутому для него внутреннему миру женщины. И <…> в основу психологии не легла. Биология осталась сама по себе, а психология сама по себе. Первая конструируется по принципу бисексуальности, вторая – по принципу унисексуальности782.
Интересно замечание Янчевской, что психология как наука создана мужчинами, в ней еще нет женского вклада – «женщины писали о себе очень мало», – и потому выводы о женской психике и ее сильном отличии от мужской научно не обоснованы.
Янчевская обращает внимание на то, что эмпирическая база исследования также не выдерживает критики. Ссылки «на одну знакомую мне даму» требуют доказательств, что личный опыт этой дамы дает исчерпывающее представление о женской природе. Таким образом, Вейнингер «вместо силлогизма использует афоризм», и одно недоказанное положение у него опирается на другое. Этот способ доказательств она оценивает как «чистый анахронизм».
В середине книги у Вейнингера, продолжала Янчевская, происходит «обвал». Не доискавшись сущности «М» и «Ж», он во второй части работы под ними уже понимает живых мужчин и женщин. Это грубейшая логическая ошибка, «женская», если следовать его собственной логике, язвительно замечает Янчевская. Она приходит к выводу, что труд Вейнингера не выдерживает критики с позиций современной научной методологии, что позиция автора – это
позиция не психолога, хотя бы и рационалиста, а докантовского метафизика, оперирующего с «субстанцией», с которой у него, по его взглядам, нет никаких точек соприкосновения. Поэтому все, что он высказывает о ней, зиждется не на данных внутреннего опыта, как он хочет уверить, а на общих соображениях, установленных спекулятивным порядком783.
По мнению Янчевской, во второй части книга Вейнингера из научного исследования превращается в моральное дознание, в котором слышны отзвуки «крайних средневековых воззрений». Перенос абстрактных «М» и «Ж» на всех женщин и всех мужчин привело к тому, что «наметились даже практические выводы из смутно обрисовывавшихся общих положений». Реальным женщинам было отказано в сознании, личности, непрерывной памяти, одинаковых с мужчиной ощущениях и в душе.
Коротко Янчевская анализирует отклики на Вейнингера в российской науке. Работу Ашкинази она разбивает тем же безотказным оружием – отсутствием эмпирической базы и недоказанностью выводов.
Рассматривая влияние Вейнингера на литературу, Янчевская противопоставляет русскую литературу XIX века и молодую литературу начала ХX века: литература прошлого являлась лучшим адвокатом женщин. В ней женщина выступала эталоном нравственности и мужества, особенно в кризисных ситуациях. Современная беллетристика, по мнению Янчевской, отдает дань моде на «половой вопрос» и идее порабощения сексуальностью. В отношении типических образов женщины и мужчины в молодой литературе Янчевская выразилась так: «Я не нахожу, что сказать, кроме того, что „оба хуже“»784.
Также исследования о женщинах велись в исторической науке и были весьма популярны. Женщин – профессиональных историков в конце XIX – начале ХX веков еще было мало. Но их работы исследовали проблему неравенства, делали видимыми мир «исторической женщины».
Так, историк, профессор Высших женских Бестужевских курсов А. Я. Ефименко разрабатывала тему крестьянской женщины. Н. А. Белозерская исследовала положение женщин в разные исторические эпохи, написала биографии известных россиянок. Е. О. Лихачева – автор монографии по истории женского образования в России. Е. Н. Щепкина посвятила свои исследования истории женской личности в России, много работала над темой истории женского движения. Следует заметить, что все эти женщины были участницами движения. Историю женского движения писали также и другие его участницы – А. Н. Шабанова, Н. Мирович, А. В. Тыркова. От первых любительских изысканий в истории, публицистических и популярных работ до появления в начале ХX века работ монографического характера, опиравшихся на специальные исследования и отражавших мировоззренческие (феминистские) установки их авторов, – таков путь развития женской истории усилиями женщин785.
Учитывая моду на «женские истории», публикации в популярных толстых журналах и тот факт, что влияние истории как науки на общество определяется «в большей мере не непосредственно исследовательскими или учебными трудами историков (рассчитанными, как правило, на узкий круг читателей – преимущественно специалистов), а их публицистическими по форме сочинениями или же их концепциями, выводами и наблюдениями, выраженными в сочинениях других публицистов и мастеров художественной литературы»786, можно утверждать, что влияние первых женских исторических исследований на широкую читательскую аудиторию имело место. Кроме того, в исторических изысканиях женское движение легитимировало свои истоки.
У нас в России постоянно приходится слышать, что женский журнал совершенно лишний <…> При этом совершенно забывают, какое значение для дела имеет постоянное и систематическое обсуждение вопроса <…> Последний касается целой половины рода человеческого, поэтому обсуждать его мимоходом в общих журналах слишком недостаточно.
В начале ХX века даже те женские журналы, которые развивали традиционные женские темы – дом, мода, дети и так далее, – поднимали вопросы женских прав и публиковали материалы об акциях женского движения. Среди них можно назвать: «Женщина: гражданка, жена, мать, хозяйка. Литературно-художественный, семейный и популярно-научный еженедельный иллюстрированный журнал» (1907–1916, СПб.), «Женское богатство» (1908–1909, СПб.), «Дамский мир» (1909–1918, СПб.), «Дамский листок. Художественно-литературный, посвященный вопросам моды, богато иллюстрированный, первый в России еженедельный, встающий в защиту женских прав журнал» (1910, СПб.), «Женское дело» (1910–1917, М.), «Мир женщины» (1912–1916, М.), «Женщина. Еженедельный литературно-художественный журнал» (1913–1914, Варшава), «Современная женщина» (1913–1914, Варшава), «Женская жизнь» (1914–1916, М.), «Женщина и война» (1915, М.), «Пчелка. Новый женский журнал» (1916–1918, М.), «Женщина и хозяйка» (1917, М.). Появились женские газеты: «Женская мысль. Еженедельная газета, посвященная главным образом женскому движению и выяснению его ближайших задач» (1909, СПб.), «Женская газета. Еженедельная общественно-литературная и политическая газета» (1912, Одесса), «Женские новости» (1915–1916, Пг.).
Изданий, которые можно было бы рассмотреть как идейные феминистские, как органы движения, было немного. Помимо уже названного ежегодника «Первый женский календарь» (1899–1915, СПб.), в ХX веке появились журналы «Женский вестник» М. И. Покровской (1904–1917, СПб.), «Союз женщин» М. А. Чеховой (1907–1909, СПб.), «Женская мысль» М. П. Свободиной (1909–1910, Киев) и газета «Женская мысль» (1909, СПб.).
Феминистские издания презентовали иное мировосприятие, в котором пересматривалось сложное переплетение классовых и гендерных установок, проблематик как основ общественного конфликта. Гендерное неравенство признавалось основой всех социальных конфликтов. Журналы определили собственные специфические темы, не поднимаемые «основной» прессой, предложили иное направление анализа, опровергали гендерные стереотипы, аргументировали сомнения в верности существующего порядка, основанного на гендерной иерархии и гендерной асимметрии. Таким образом, они создавали свой феминистский дискурс, в котором шло иное конструирование реальности, основанное на артикуляции иных смысловых категорий.
Производство феминистского дискурса шло в узком кругу образованных женщин – интеллигенток. По своему социальному происхождению это была неоднородная группа: выходцы из разночинной среды, городские дворянки «средней руки», представительницы старой элиты – аристократки. Эта новая социальная группа женщин, выпадающая из сословной иерархии общества, отчужденная от государственных и партийных структур, не укорененная в традиции, была вынуждена писать себя, создавая свою реальность, наделяя ее смыслами. Именно критический феминистский дискурс объединил этих женщин в особую общность. Несомненно, что субъектом дискурса были женские интеллектуальные силы рубежа веков.
Концепция женщины была основой критического феминистского дискурса. В этом своем основном сюжете он вступал в противоречие как с официальным дискурсом, так и с либеральным, раскачивал общепризнанные дискурсивные формы. Дискурсивная практика российских равноправок развивалась как в создании и тиражировании текстов феминистской периодики, феминистских исследований, женской литературы, так и в становлении речевой, вербальной коммуникации.
Идеи о мужском языке, приспособленном для выражения мужской позиции, еще не были сформулированы в то время, но уже появилось понимание того, что язык консервирует предрассудки, воздействует на общественное сознание, препятствует изменению менталитета. Проблема эмпирически была определена и озвучена как невозможность использовать имеющийся языковой инструментарий для описания новых форм женской деятельности.
Саморефлексия женщины по поводу своей профессиональной идентичности хорошо описана в рассказе М. Сковронской «Записки корректорши» (1882):
Я корректорша. Так называли и называют меня во многих типографиях, в которых я читала корректуру. Очевидно, что слово «корректорша» неправильное и должно означать жену корректора, а не женщину, занимающуюся корректурой. <…> Понимая неверность окончания в слове «корректорша», некоторые авторы, сочинения которых я корректировала, пытались называть меня корректрисой, славянофилы называли меня корректоркой, но ни то ни другое окончание не утвердилось, и меня продолжают называть корректоршей, так по примеру других называю и я себя787.
На страницах феминистских изданий был запущен процесс языковой дифференциации по гендерному признаку – производство и употребление терминов, обозначающих профессиональную и общественно-политическую деятельность женщин. Так была предпринята попытка изменить существующие в языке стереотипы половой дифференциации, приспособить язык для описания собственной практики.
Это обособление языковыми средствами своего направления в широком потоке общественных движений, отмежевание от внешнего мира демонстрирует также процесс формирования коллективной идентичности внутри движения: обращение «сестры»788, употребление понятий «равноправки», «феминистки», «мы», «наши» в отношении своих коллег.
Конструирование коллективной идентичности происходит как языковыми средствами, так и посредством формирования общих коллективных самоопределений, разделяемых участниками движения: представлениями о социальном окружении, определенной трактовкой социальной реальности, взглядами на цели и возможности коллективных действий.
Несмотря на унифицирующее давление языка официальной прессы, культурной традиции, многие понятия из словаря равноправок вошли в официальный дискурс. Так, на рубеже веков равноправки «заставляли говорить те явления, которые им определялись»789: «авиаторша»790, «ассистентка», «ветеринарша»791, «делегатка»792, «депутатка», «диспутантка», «доверительница», «докторша»793, «журналистка», «защитница женских политических прав»794, «инициаторша»795, «копиистка», «кастелянша», «конгрессистка»796, «контролерша»797, «корректорша», «корреспондентка», «лектриса», «лекторша»798, «магистрантка», «маслоделка»799, «операторша», «ораторша»800, «организаторша», «истица» – «ответчица», «присяжная переводчица», «политико-экономистка»801, «председательница»802, «фельдшерица»803, «филантропка»804, «юристка». Это был не жаргон, это был другой язык – язык другой «профессиональной и социальной зоны»805. Создавался ассоциативный, символический ряд профессиональной и общественной деятельности женщин.
Русский язык обогатился понятиями «гимназистка», «епархиалка», «курсистка», «вольнослушательница» со своими табелями о рангах. Расширилось смысловое поле, изменились коннотации и частота употребления таких слов и понятий, как «прогрессистки»806 – не только деятельницы общественных, преимущественно радикальных движений, но и члены Женской прогрессивной партии; «феминистки»807 – не только «западные» женщины, но и россиянки; понятие «артельщица» как равноправной с мужчинами-артельщиками женщины – члена артели, «воспитательница» как род профессиональной деятельности.
Появилось слово «дьякониса»808 в связи с попыткой ввести в 1911 году институт дьяконис в России и созданием их первой общины в Москве. Наряду с понятиями, идентифицирующими свой круг, свою языковую диаспору, появились устойчивые выражения типа «мужское правосудие»809, «мужское чванство»810 и др., маркирующие посредством языка разделение общества по гендерному признаку на «мы» и «они», демонстрирующее собственную отстраненность.
Женская и феминистская пресса являлась субкультурным ресурсом движения, создателем нового акратического дискурса по Барту811. На ее страницах шло формирование оппозиционной идеологии. Наличие такой прессы является характеристикой протестного движения и демонстрирует наличие оппозиционного сознания.
«Женский вестник». Ежемесячный общественный научно-литературный журнал, посвященный равноправию и улучшению положения женщин.
Журнал издавался в Санкт-Петербурге (Петрограде) в 1904–1917 годы. Редактор-издательница – М. И. Покровская.
Цель журнала была заявлена как обсуждение «женского вопроса», агитация за полную равноправность женщин и мужчин, борьба с господством мужчин. Редакция обращала внимание женщин-интеллигенток на их долг перед женщинами простого звания. Названия разделов были давно привычны российскому читателю по многочисленным женским журналам XIX века: хроника женского дела, новости женских организаций, международная женская хроника, библиография, статистика о женщинах и так далее.
Но журнал Покровской принципиально отличался от изданий XIX века. Он не только констатировал факты несправедливости в отношении женщин, но и интерпретировал их в терминах дискриминации и тем самым конструировал критический феминистский дискурс.
Покровская считала, что женщина должна иметь трибуну, и журнал стал такой трибуной. Сама Мария Ивановна мыслила исключительно критически, и это стало стилем ее журнала. Например, высокая оценка женского высшего образования министром народного просвещения А. Н. Шварцем интерпретировалась одной из авторш журнала в том смысле, что государство отказалось решать эту проблему и переложило ее на плечи женщин812.
Отличительной чертой журнала Покровской было проведение анкетных опросов (опрос членов Государственной Думы813, газетный опрос в провинции814, опрос женщин-юристок815, анкета о самозащите женщин816, опрос провинциальных женских организаций817) и на их основании развитие аргументированной критики. Критике подвергались представители власти, думского корпуса, прессы и политические деятели всех партий. Практически все.
Наряду с такими привычными темами, как права женщин, женское образование, женская занятость, борьба с проституцией и эротизмом, женские образы в литературе, новости женских организаций (например, о тактике женских групп818, о принятых решениях на общих собраниях женских организаций819), поддержка женских инициатив (кампании за право женщин быть адвокатками820), на страницах журнала появлялись и совершенно новые темы. Дифференцировалась ранее не дифференцируемая реальность. Это рождало новое видение проблем женщин и отношений между полами.
Одной из таких тем было обоснование возможности внеклассового объединения женщин в рамках движения. Сама Покровская считала, что основой объединения женщин выступает «бесправие», которое «объединяет всех женщин вне классовой принадлежности»821.
Покровская была автором многих оригинальных идей. Она подняла такую новую как для женской движенческой среды, так и для «передовой общественности» тему, как права женщин-налогоплательщиц. Она утверждала, что женщины как социальная группа имеют право на контроль за расходованием государственных средств, и первая выступила с критикой от лица женщин «государственных нужд», за финансирование которых проголосовала Государственная Дума822.
Покровская писала о таких привычных женских привилегиях, как подача руки даме, право на место в трамвае и тому подобном, как о подачках, от которых следует отказаться823. Она заявляла о необходимости реформы женского костюма: выступала против французских каблуков и корсетов, за простую, удобную и гигиеническую одежду824. Ею была поставлена проблема «женского молчания», то есть неумения и страха женщин высказывать свое мнение на публике. Ее статья заканчивалась призывом бороться с традиционным «женским безмолвием»825.
Покровская также подняла тему оценки работодателем внешности женщин при устройстве на работу как дискриминирующей и унижающей женщин практики.
Наивная проза феминистской пропаганды освещала в журнале психологические проблемы женщин при их вхождении в политику («Трагедия души современной женщины»826, «Кадетка. Дневник провинциалки»827, «Дневник суфражистки»828, «Профессор-гражданка»829). Внимание читателя фокусировалось на циничном использовании женского энтузиазма и самих женщин партийными деятелями.
Первая мировая война расширила круг обсуждаемых тем. Были поставлены вопросы о женской трудовой самозащите – «женщины должны создать для себя прочное положение на рынке труда, а не служить только для временной замены мужского <труда. – И. Ю.>»830, о создании женских кооперативных союзов, о новых направлениях деятельности женских организаций (призрении беженцев, организации лазаретов для раненых и так далее).
Журнал, по выражению Покровской, «неустанно будил в разных уголках России сознание женщин»831, звал их к «преобразованию себя и всего, касающегося женского бытия»832. Здесь была опубликована программа требований современной женщины, которая включала в себя: а) достижение полного равноправия, б) право на материнство, в) право на всеобщее, бесплатное, непременно совместное с мужчинами обучение в низшей и высшей школе, г) уничтожение пьянства, д) уничтожение войны833.
В целом «Женский вестник» призывал женщин к активному участию в общественных акциях, убеждал, что только массовое выражение протеста способно изменить ситуацию с бесправием женщин к лучшему:
Женщины-матери! Думайте если не о себе, то о дочерях своих! Научите их бороться за свою свободу, <…> право свое, и оно даст им счастье и удовлетворение жизнью834.
На страницах «Вестника» пропагандировалась идея создания национальной женской организации – Всероссийского женского совета, был опубликован проект устава совета и обращение А. П. Философовой к женской «общественности» с призывом объединяться в национальную женскую организацию835.
«Союз женщин». Журнал посвящен вопросам, связанным с борьбой за равноправие женщины и, главным образом, за ее избирательные права как первый необходимый шаг на пути ее освобождения.
Издавался в Санкт-Петербурге в 1907–1909 годы, редактор-издательница М. А. Чехова. Журнал был создан по решению последнего (3-го) делегатского съезда Союза равноправности женщин, но издавался не на средства этой организации, а на средства 20 пайщиц – участниц движения836. Их взносы и бесплатный труд позволили просуществовать этому изданию три года.
Целью журнала в редакторской статье первого номера837 объявлялось повышение сознания общества «для правильного решения женского вопроса в будущем». Журнал обращался прежде всего к женской аудитории, но мужчины рассматривались как «товарищи по культурной работе».
В первую очередь журнал поднимал проблемы движения, которое рассматривалось как фактор мирового прогресса. Журнал пропагандировал главные идеи движения и был его организатором.
«Впереди всех намеченных задач» стояла задача популяризации идеи участия женщины «в избирательном праве», а главной тактической линией было уважение партийных пристрастий участниц женского движения и объединение их на платформе всеобщего равного избирательного права без различия пола, национальности и вероисповедания.
Исходя из поставленных задач, редколлегия под руководством Чеховой предоставляла слово всем деятельницам женского движения вне зависимости от их политических пристрастий и понимания феминизма. В журнале публиковались социалистка З. Шадурская, кадетки Н. Мирович (З. С. Иванова), Л. Н. Рутцен, С. А. Тюрберт, Е. Н. Щепкина, беспартийные А. А. Кальманович, О. А. Шапир, А. Н. Шабанова и другие.
Борьба за избирательное право рассматривалась как нравственная обязанность женщины, потому что, как утверждалось в редакционной статье первого номера, без решения «женского вопроса» невозможны ни демократизация общества, ни коренные социальные реформы. Только народное представительство, при котором женщина-законодательница встанет рядом с мужчиной-законодателем, приведет к освобождению от социального рабства. Кроме того, редколлегия определила долгом интеллигентки отстаивание интересов крестьянок, работниц и решение проблемы проституции.
Единые женские интересы и единое женское движение вне классовых, сословных и партийных перегородок – принципиальная позиция журнала. В опубликованной в журнале речи А. А. Кальманович на Амстердамском конгрессе этот вопрос рассматривался как центральный для всего российского женского движения838.
Журнал освещал вопросы связи женского движения с другими социальными движениями (либеральным и рабочим), тактику женских организаций за границей, инициативы отечественных организаций. Здесь обсуждались темы отношения к женскому избирательному праву разных политических сил – профсоюзов, земств, городских самоуправлений, политических партий. Общими усилиями формировалось проблемное поле женского, феминистского движения страны. Кальманович писала о необходимости деятельности женских организаций839 и дала определение понятию «феминизм»840, Н. Мирович и Л. Н. Рутцен пропагандировали деятельность английских суфражисток, одобряя их воинственный дух841, С. А. Тюрберт критиковала установки «ортодоксального марксизма» и доказывала необходимость широкого социально-экономического реформаторства, развития гражданственности, демократизации культуры и власти842. На страницах журнала публиковались материалы собраний и конференций, отчеты о деятельности женских организаций. Значительное место заняли материалы Первого Всероссийского женского съезда (1908).
Особое внимание обращалось на деятельность Государственной Думы – в журнале была освещена деятельность всех Государственных Дум в отношении женщин. Здесь были опубликованы законопроекты по равноправию женщин I Государственной Думы, законопроект 1908 года об изменении земского избирательного закона «Правила об избрании уездных и губернских земских гласных», законодательные предположения III Государственной Думы; петиции женских организаций в Думу, комментарии к ним; описания деятельности равноправок в Государственной Думе и так далее.
Журнал широко освещал международное женское движение: печатались материалы о Международном женском союзе (МЖС), материалы международных женских конгрессов, информация о положении с избирательным женским правом в других странах, происходило представление женских организаций разных стран. Таким образом, шел процесс включения российского женского движения в международное. А. П. Философова призывала россиянок организовать свой Национальный женский совет и присоединиться к МЖС843, а президент Международного женского суфражистского альянса Керри К. Чэпмен-Кэт обращалась со страниц журнала к российским читательницам с призывом объединяться844.
На страницах журнала утверждалось, что решение «бесконечно разнообразных сторон женского вопроса» невозможно без научной разработки вопроса, без учета исторического и культурного развития страны, без приведения теории в тесное соотношение с действительной жизнью России. Поэтому в программу журнала вошла тема теоретического осмысления «женского вопроса».
«Союз женщин» не имел такой резкой критической направленности, как «Женский вестник» Покровской, но критика всех партий присутствовала и на его страницах. Особенно сильной она была в отношении социал-демократов. С. А. Тюрберт подвергла критическому разбору выступление на женском съезде Е. Д. Кусковой845, Е. Н. Щепкина – книгу А. М. Коллонтай «Социальные основы женского вопроса»846, Москвичка – Штутрардский конгресс847. Вместе с тем Щепкина рекомендовала читательницам книгу Коллонтай, которая
так увлекается полемикой, что критике их <равноправок. – И. Ю.> деятельности в борьбе за политические права отводит только что не втрое больше места, чем борьбе за экономическую независимость женщин <…> материалы «Союза равноправия женщин» использованы с такою полнотой, что мы от души рекомендуем книгу г-жи Коллонтай всем желающим познакомиться с деятельностью Союза в прошлом, на какой бы точке зрения они ни стояли848.
Критика социал-демократов Кальманович всегда была остроумной и злой: «Социал-демократы предпочитают сделаться при содействии женщин господами положения и тогда только помиловать нас»849.
Образцом отношения феминисток к деятельности женщин – членов социалистических партий может служить перепечатка статьи «Дромадерки» из польского женского журнала Ster. Здесь социалистки сравниваются с дромадерами – вьючными верблюдами, – так как они чужды всякого честолюбия, не имеют своей цели и жизнь их
проходит в автоматичном служении, за которое единственной наградой – название «товарищ» или дешевая похвала тех, которым они служат с полным самоотвержением850.
В конце 1909 года «Союз женщин» прекратил свое существование. Издавать журнал силами лиц, сочувствующих женскому движению, но разных политических взглядов и разной партийной принадлежности, оказалось делом невероятно сложным. Члены редколлегии пришли к убеждению, что женский печатный орган может издаваться только при нравственной и материальной поддержке женской организации, так как на широкую общественную поддержку (то есть на большой тираж) подобный журнал рассчитывать не может. В редакционной статье последнего номера М. Чехова предложила взять «Союз женщин» московскому отделению Российской Лиги равноправия женщин, как организации, которая встала на ноги и начала работать практически и теоретически. Закончила она свою статью словами: «Мы не прощаемся, мы говорим – до встречи»851.
«Женская мысль». Двухнедельный художественно-литературный журнал, посвященный равноправию и улучшению экономического положения женщин.
Издавался в Киеве в 1909–1910 годы, редактор – М. П. Свободина.
Цель журнала объявлялась в духе времени – единение женщин и создание женской солидарности: «Женщины, сплотитесь же все и придите на помощь нашему общему делу»852. Но журнал больше походил на женские журналы XIX века, в которых женщины только констатировали наличие своих специфических проблем – женское образование, женский труд, проституция. Также в журнале публиковались стихи и рассказы женщин. Критическое противостояние, новая аргументация нашли свое отражение в публикациях материалов Первого Всероссийского женского съезда 1908 года, статьях столичных активисток О. Шапир и А. Кальманович. Но этого оказалось недостаточно, ожидания целевой группы журнала были обмануты. Киевские курсистки прямо обвинили Свободину в низком уровне журнальных публикаций853.
Равноправки демонстрировали активное вербальное поведение. Феминистские журналы регулярно сообщали о чтении лекций известными активистками движения. В сезон 1906–1907 годов Н. Мирович выступила с лекциями «Женский вопрос в Европе и Америке», «Женское движение в России», «Женское движение в современной Америке», «Победа женского движения в Финляндии» в Москве, Витебске, Петербурге, Костроме, Серпухове. Лекции читались в самой широкой аудитории – на хлебной бирже, в «Обществе купеческих приказчиков», в «Обществе взаимопомощи ремесленников», в «Латышском обществе». О. А. Волькенштейн с лекцией «Женское движение на Западе и в России» побывала в Киеве и Кишиневе. Е. Н. Щепкина прочла свою лекцию «Женское политическое движение» более 15 раз только в Петербурге, а также выступала с ней в Саратове, Костроме, Твери, Коломне, Казани и Смоленске. От приглашений из Самары, Порхова и Ельца ей пришлось отказаться. М. А. Чехова с лекциями о деятельности Союза равноправия женщин неоднократно выступала в обеих столицах.
После Первого Всероссийского женского съезда в декабре 1908 года мода на лекции по «женскому вопросу» усилилась. Равноправки разъезжали по провинции, рассказывая о «политическом, экономическом и моральном бесправии <…> тяготеющем над всем бабьим царством»854.
Это было не только словесное оформление своей общественной деятельности, но, собственно, сама политическая деятельность. Так, по утверждению Херцлера:
Большинство из того, что происходит в социальной сфере <…> опосредуется языком, <…> побуждается и стимулируется языком, задается и программируется языком <…>. Нужные слова, подходящие по времени фразы и более сложные формы речи – настоящий ритуальный вербализм, – являются мощными факторами действенных перемен в социальных действиях и взаимодействиях855.
Кроме того, это был вид заработка. Так, из воспоминаний сына А. В. Тырковой известно, что у нее был разработан цикл лекций по «женскому вопросу», с которыми она выезжала в провинцию на заработки. Зимой 1909 года Тыркова объехала весь западный край империи – Минск, Вильно, Ковно, Белосток, Гродно, Керчь. Суть ее лекций, судя по запискам И. С. Книжника-Ветрова856, законспектировавшего одну из них, – рассмотрение «женского вопроса» как глобального явления. На обширном материале Тыркова доказывала, что «женский вопрос» – «общечеловеческий вопрос». На языке русских равноправок начала ХX века это означало, что «женский вопрос нельзя оторвать от решения всех социальных, экономических и политических вопросов современной жизни»857, то есть его решение необходимо для развития демократии в интересах всех групп населения. Тыркова призывала женщин к борьбе за свободу от внутреннего рабства, против традиций, сковывающих женскую инициативу, и к влиянию на политику и культуру через «политическое и духовное творчество коллектива»858.
М. И. Покровская неизменно выступала на тему проституции, будь то съезд ремесленников или студенческая аудитория, интерпретируя тему в соответствии с уровнем и запросами аудитории. На съезде ремесленников она говорила о нуждах ремесленниц и «выталкивании» их в проституцию859; на лекции перед студентами в Юрьеве (Дерпте) в 1910 году – о врачебно-полицейском контроле за проституцией с этической и санитарной точек зрения. Пафос ее выступлений всегда был направлен в защиту «падших сестер» – жертв «социальной организации общества» и на обличение мужчин – потребителей проституции. Заканчивала она свои выступления, как правило, призывом к мужчинам отказаться от пользования проституцией.
В Петербурге постоянным местом публичных лекций и дискуссий по «женскому вопросу» был зал Сельскохозяйственного музея в Соляном городке.
На таких публичных мероприятиях лидеры достигали согласия по поводу постановки проблем, приходили к единому пониманию общих понятий, категорий, основных терминов, при помощи которых описывали социальную реальность.
Познание <…> категорий, которые делают социальный мир возможным, суть, главные задачи политической борьбы, борьбы столь теоретической, сколь и практической, за возможность сохранить или трансформировать социальный мир, сохраняя или трансформируя категории восприятия этого мира860.
Представительницы различных женских организаций и партий сменяли друг друга на трибуне, и результатом этого являлось формирование тех интеллектуальных подходов, в которых описывался, познавался и изменялся окружающий мир. Дуэли с идеологическими противниками, обмен идеями и аргументацией приводили к достижению политической цели – воздействию на мировоззрение аудитории, иногда к сближению позиций.
Даже отрывочные сведения о выступлениях и встречах в Соляном городке дают нам представление о спектре обсуждаемых проблем и о политических лидерах, их презентующих.
8 мая 1905 года – открытое собрание «Вз.-благ. общества», на котором прозвучало требование о предоставлении женщинам права на участие в предстоящем собрании уполномоченных.
5 мая 1906 года – общегородской женский митинг с целью выработки единой политической платформы женских организаций Петербурга.
5 мая 1907 года – митинг женских организаций города с требованием женских политических прав при участии финской и польской делегаций, организованный Женским политическим клубом (М. Н. Маргулиес).
Январь 1908 года – выступление А. М. Коллонтай с темой «Семейный вопрос при свете социализма».
26 апреля 1910 года – выступление известного юриста А. П. Елистратова на тему «Роль права и нравственности в борьбе с проституцией».
8 ноября 1911 года – публичное собрание, организованное Лигой равноправия женщин, по вопросу избирательных прав женщин.
26 декабря 1911 года – открытие женской выставки в рамках Первого Всероссийского съезда по образованию женщин, первое объединенное заседание съезда.
8 февраля 1914 года – диспут о «женском вопросе», организованный Лигой равноправия. Председательница Лиги П. Н. Шишкина-Явейн сделала доклад, в прениях выступили профессор Сперанский и депутат Государственной Думы А. И. Шингарев.
10 февраля 1914 года – публичное собрание «Вз.-благ. общества» с темой «Ответ на женский вопрос», на котором выступили соединенные феминистские силы – А. Н. Шабанова, А. В. Тыркова, М. М. Янчевская, О. А. Добиаш-Рождественская, М. Н. Маргулиес-Антонова, З. А. Венгерова, Н. И. Манасеина, И. А. Гриневская, А. И. Бахтерова и др.
20 февраля 1914 года – Клуб Женской прогрессивной партии провел публичное собрание об избирательных правах женщин и об «активном участии в суде». Покровская зачитала доклад «Закон и жизнь», в прениях выступили депутаты Государственной Думы П. П. Гронский и А. М. Александров.
21 февраля 1914 года – Лига равноправия провела диспут на тему участия женщин в местном самоуправлении. Прозвучали доклады А. М. Колюбакина и А. С. Милюковой.
22 февраля 1914 года – лекция А. В. Тырковой «Новая женщина в борьбе за счастье».
26 апреля 1914 года – доклад А. Н. Брянчикова «Значение женского движения и желательное его направление».
21 октября 1914 года – митинг Женской прогрессивной партии с требованием охраны материнства и в защиту незаконнорожденных детей.
Все эти речи, диспуты и лекции рождали новые мысли, аргументацию, новую духовность и новую реальность. Новые идеи и новая аргументация вливались в общий поток оппозиционных настроений, определяющих социальную реальность: «Обострение женского сознания, желание бороться за право, за свободу, за всю полноту человеческой личности были ценным вкладом в историю развития русской общественности»861.
Результатом являлась иная концептуальная картина мира, которая расширила горизонты самих участниц движения и сочувствующих и стала мощным мобилизационным ресурсом движения.
Другим значимым феноменом, формировавшим феминистский дискурс, была женская литература. Литература, как и все произведения искусства, – «важный источник для понимания менталитета времени их создания и дальнейшего бытования»862.
В начале ХX века писательницы не столько описывали тяготы женской жизни, сколько прямо апеллировали к женской аудитории с посланием пересмотреть традиционные установки общества в отношении женщин. Они исследовали распространенные представления о женском назначении и их влияние на судьбы своих героинь, поднимали темы женской вторичности и невостребованности, протестовали против подобной социальной практики. Такая женская литература выполняла ту же функцию, что и публицистические трактаты феминистской прессы. Неудивительно, что многие писательницы были либо участницами движения, либо сочувствовали ему.
В традиции феминистской литературной критики воспроизводство женщинами-писательницами устоявшихся представлений и подражание общепринятым (то есть мужским) образцам письма рассматриваются как первый шаг в развитии женской литературы. Эта фаза названа Э. Шоуолтер фазой «репрезентации феминного» (feminine phase)863. В России она была актуальна с начала XIX века до 1870‐х годов. Вторая стадия утверждения женской литературы – «репрезентация феминистского» (feminist phase). Это фаза протеста против господствующей патриархатной культуры и начало презентации и утверждения женских ценностей, женского взгляда на жизнь. Эта традиция в женской литературе начала формироваться в России в 1880‐х годах и была результатом национальной дискуссии по «женскому вопросу».
Темы бытования женщин в косной среде, их стремление вырваться из атмосферы женской вторичности и фальшивой морали поднимали такие популярные в свое время писательницы, как О. А. Шапир, А. А. Вербицкая, Л. Лашева, А. Марр, В. Микулич, Т. Л. Щепкина-Куперник, Н. Лухманова, М. А. Лохвицкая (в поэзии) и многие другие, окрещенные позднее бытоописательницами и вычеркнутые из официального (мужского) литературного канона. Особенно сурово с ними обошлась советская критика.
Одной из первых по пути «репрезентации феминистского» пошла известная писательница и деятельница движения Ольга Андреевна Шапир. Она сразу отказалась презентовать в своем творчестве женское, «феминное» через доминирующую литературную традицию, то есть через интериоризацию традиционных (мужских) представлений о женщинах и их социальных ролях. Она пошла по пути обнаружения, описания и трансляции женских представлений о самих себе и своих социальных ролях, что с трудом воспринималось общественным мнением. В русской образованной среде 1880‐х годов бытовало представление, что женщины вообще не способны вырабатывать собственные убеждения, что они могут только транслировать идеи мужчин864. Может быть, именно поэтому критика так не любила Шапир.
Шапир подвергла пересмотру все составляющие положительного женского образа в «основной» литературе и забраковала его с позиций женщины. Положительную героиню в ее произведениях можно рассматривать как антипод героини в доминантной русской литературе. Ее женщина образованна, умна, активна, самодостаточна, обеспокоена делами общественными и личными. Она осознанно строит свой мир, в котором ей комфортно, строго блюдя свои интересы. Со страниц книг Ольги Шапир шли открытые послания современницам – демонстрация иных образцов поведения и чувствования. Рефреном в них шла мысль о присвоении своей жизни и проживании ее по своему усмотрению и представлению. В ее произведениях женщины, исповедующие «старопокройные взгляды» и следующие традиционным женским жизненным стратегиям, всегда в проигрыше, всегда неуспешны и несчастны. Напротив, новые женские жизненные стратегии позволяли ее героиням достигнуть гармонии в своей жизни, реализовать себя, несмотря на многочисленные сложности и трудности.
Творчество Шапир подрывало архетип русской женщины, на котором строилась вся классическая русская литература, да и культура традиционного русского социума с его «поглощенностью лица миром» (по Н. А. Бердяеву), и особенно женского лица. Это было утверждение идеала ценности и независимости женской личности, развитие женского индивидуализма, путь к автономному индивиду женского пола. Этот процесс уже шел в отношении мужской личности, но в женском варианте он вошел в противоречие с устоявшимися гендерными представлениями, традицией восприятия женщин (как «героинь своих обязанностей», по выражению В. Г. Белинского), женских социальных ролей и воспринимался современниками – участниками процесса – крайне болезненно.
Творчество Шапир выражало суть процесса женской эмансипации в самом широком смысле слова и развивало его.
Писательница и ее героини всегда находились под огнем критики. Основные обвинения заключались в том, что героини Ольги Шапир «испорчены наносными идеями», «оторваны от родной почвы» и «не совсем русские душою»865.
Другое направление конфликта с критикой заключалось в манифестированном Шапир заявлении, что она пишет «как женщина» и от лица женщин. В автобиографии, подготовленной по просьбе Ф. Ф. Фидлера, она писала, что «никогда не подделывалась под мужское перо» и считала ценным в своем творчестве то, что всегда говорила от лица женщины. Шапир осознанно стояла на позиции, что женский взгляд, женское определение жизни не в мужской передаче иные. «Ведь очевидно же, – писала она, – что перспективы рисуются совершенно различно с разных позиций созерцающего»866.
Критики с трудом усваивали подобное самоопределение и самоидентификацию, что, по сути дела, было легитимацией женского писательского труда, женского творчества, женской литературы. Большинство из них упрекало Шапир в манифестации своей «женской» позиции, то есть женского опыта и женского восприятия жизни. По сути, они упрекали ее в том, что она была женщиной и не скрывала этого. «В таланте г-жи Шапир слишком много женских особенностей и не замечается ни одной мужской черты», – сетовал критик В. Чуйко867. При этом он отказывал писательнице в заявленном ею праве на описание женского мира от лица женщины. «Женщина по своей натуре слишком мало объективна, чтобы верно судить женщину»868, – утверждал он. Очевидно, он не один высказывал подобные претензии, потому что Шапир ответила в автобиографии на такие обвинения:
…мужской ум не сомневается в своем исчерпывающем проникновении в женскую психологию и не любопытен к женским наблюдениям, к суду ее над ними869.
Другие критики за неимением аргументов прибегали к ругани: «Повесть – образец абсурда из‐за желания писателя проводить в своих произведениях несогласную с жизнью тенденцию», – утверждал обозреватель «Русского вестника»870.
Третьи просто разводили руками, не зная, как подступиться к анализу подобных текстов. Совершенно очевидно, что критика не была готова к восприятию такого рода женской прозы и не имела инструментария для ее анализа. «Узость кругозора <…> искалечила и несомненный талант г-жи Шапир»871, «пусть автор не касается ни философской подкладки жизни, ни общественных идеалов»872, – написала популярная и прогрессивная М. К. Цебрикова. С. Надсон одну из своих рецензий закончил словами: «Вообще странная писательница г-жа Шапир…»873 Надо полагать, подавляющее большинство критиков с готовностью подписались бы под его словами.
В войне с критикой Шапир сделала шаг, немыслимый для писателя-мужчины, но оказавшийся возможным для нее, «маргиналки» от литературы: она публично ответила критику. Этот шаг не только характеризует ее как личность, но знаменует собой новый этап в становлении русской женской литературы и критики.
По схеме феминистской критики, описанной выше, отход Шапир с «извиняющихся» позиций новичка, вторгшегося на чужую территорию, и отстаивание своих стандартов и ценностей были знаком легитимации женской литературы. Вместе с тем это была презентация себя как автора, как публичного актора в российском социуме.
Так, статья Шапир «Вопреки обычаю»874 (1891) – это нарушение традиций литературного сообщества того времени, подрыв позиции критика как некоего авторитетного судьи, чье мнение обжалованию не подлежит. То, что это сделала женщина-писательница, симптоматично, так как женщина, зарабатывающая литературным трудом, уже по определению была нарушительницей. Вся жизнь Ольги Шапир складывалась так, что она во всех сферах своей деятельности – профессиональной, общественной, личной – была «нарушительницей конвенций», всю жизнь она расширяла свое социальное (женское) пространство.
«Вопреки обычаю» – ответ на статью М. Протопопова «Женское творчество»875, в которой тот подверг анализу творчество Шапир и С. Смирновой. Шапир возмутила не столько привычная бесцеремонность критика в ее адрес, сколько то, что статья была названа «Женское творчество», то есть подводила итоги деятельности всего женского писательского сословия, выносила вердикт женскому литературному творчеству.
Статья Шапир – это критика критики, обнаружение в профессиональном литературном анализе антиженских, мизогинистских тенденций и аргументированная защита прав женщин в литературе.
Шапир начинала с определения «физиономии» того, кто выносит приговор женщинам-авторам. Это не художник, не философ, не ученый, не публицист, писала она, так как для всех этих видов деятельности существует определенный образовательный ценз. И только для критика его нет, зато
здесь имеются все преимущества наступательной роли, весь готовый апломб патентованного судьи, весь беспредельный произвол прокурорских речей, которым вовсе не угрожает возражение защиты876.
В России нет школы критики, утверждала она, это порождение несвободы печати, результатом которой явилась «печатная болтовня», состоящая из «литературного мародерства готовых мыслей и образов», использование литературного материала в качестве аргумента к идеям и положениям критика.
Шапир убедительно, последовательно и доказательно продемонстрировала публике предвзятость критиков-мужчин к женскому творчеству. Она выявила обязательные составляющие схемы критического рассмотрения ими женских текстов:
– пренебрежительный тон в отношении «женских писаний»;
– чтение женских произведений «через специальные очки»;
– мерка женского творчества на «мужской аршин» и оценка его по одному-единственному критерию – приближению к мужскому творчеству.
В своей статье Шапир обосновывала свое принципиальное несогласие с подобной методикой оценки женского творчества через его соответствие «мужскому перу». Женщинам не нужно гнаться за «почти как мужчина», утверждала писательница. Женщины – явление жизни, они отражают мировоззрение целой половины человечества. Ценность женского творчества и заключается в его самобытности, в описании того, что знает женщина-автор и чего не знает мужчина-автор. Женская мораль, женская психология, женский опыт не суть явления смешные и нелепые, как это часто читается в контексте критических статей. Они не менее важны оттого, что отличаются от мужских. Но мужчины-критики упрямо ищут в женских книгах только отражение своих мужских суждений. Критики толкают писательниц на подражательство, а затем нещадно обрушиваются на них, упрекая их в бездарности. Именно поэтому интересны книги только тех женщин, которые не боятся быть самими собой и не ставят пределом своего честолюбия писать «мужским пером»877.
Нужно признать, что статья М. Протопопова грешит множеством противоречий, которых известный критик никогда бы не допустил, если бы хоть на миг мог представить, какому тщательному и к тому же публичному анализу будет подвергнута его работа. Его ирония в отношении женского творчества, женской морали, женского мышления представлены Шапир как расхожие, обывательские и недостойные профессионала суждения. Писательница уличает критика в нелогичности, в безосновательности широких выводов, в отсутствии интереса к избранной теме, в нарушении профессиональной этики:
По скромным семейным и любовным историям, вышедшим из-под женского пера, он мог бы изучить кое-какие новые для него стороны жизненного <курсив Шапир> положения живой женщины. Мог бы… Но что же обязывает его хотеть <курсив Шапир> это сделать?878
Напротив, г-н Протопопов взирает на все проявления «женскости» с «верхов мужского самодовольства», все то, что непонятно ему, он относит к «женскому недомыслию».
Ольга Шапир обвиняла Протопопова не в том, что «критик строго судит женщин-писательниц, а в том, что он позволяет себе судить, их не изучая»879, в его «неприкрытой пристрастности» к женщинам как таковым, в том, что он позволил себе сыпать сарказмами и приговорами в адрес всех женщин, изрекая истины типа: «женщины – пустые сосуды, содержание которых зависит от обстоятельств, но чаще – от милого человека»880. Это уже были обвинения политического характера.
Шапир закончила статью на языке критики того времени. Демонстрируя блестящее владение пером, она выразила «истинное изумление» тем, что маститый критик позволяет себе тон «неприличного политического глумления», встречающегося разве что у мелких газетных рецензентов и не в столь почтенных журналах. Статья получила большой общественный резонанс. Протопопов был вынужден реагировать и в различных своих статьях объяснял, что его неверно поняли.
Если рассматривать процесс эмансипации женщин как процесс перераспределения власти между двумя большими социальными группами – мужчинами и женщинами, то этот процесс как раз нашел свое отражение в поступке Шапир. Ее статья была примером акта перераспределения власти: писательница открыто и осознанно брала себе, женщине, власть говорящего.
Статья «Вопреки обычаю» – первая в ряду нескольких блестящих полемических статей Шапир, посвященных особенностям всего «женского». Литературная полемика подвела писательницу к осознанию своей феминистской позиции, которая позднее позволила ей сформулировать идеи одного из направлений российского феминизма.
Так на рубеже веков репрезентация «феминистского» шла и в женской прозе, и в женской литературной критике.
Писательницы, не имевшие отношения к движению, также не могли пройти мимо тем женского равноправия в своем творчестве. Зачастую они освещали его с позиций своих идеологических установок. Так, В. И. Дмитриева – писательница народнического направления и радикальных устремлений – изображает сцены требования крестьянок равенства с мужчинами в крестьянской среде:
Бабы домой? Почему такое – домой? – закаркала она. – Чем вам бабы помешали? Небось такие же люди, не хуже мужиков понятие имеем! Домой! Ишь ты! Как работать, баба горб подставляй, а судить-рядить – баба на печь полезай! Будя! Насиделись! Не пойду я домой, чего мне там делать?881
А критикесса Е. Колтоновская привычно констатировала:
Женщины у Дмитриевой интереснее мужчин <…> Все это деятельные женщины, не страдающие отсутствием инициативы и не склонные играть второстепенную роль в жизни. По поводу их как-то совсем не возникает трагического для женщин вопроса о равноправии. Фактически в своей жизни они давно его осуществляют. Особенно ярки и определенны крестьянские женщины <…>882.
З. А. Венгерова в статье «Феминизм и женская свобода» (1898)883 выявляла черты «новой женщины», которые выражались в подчеркнутом индивидуализме, отрицании устоявшихся норм благочестия и стремлении создать новые духовные ценности (против отжившей морали – красота и свобода личности).
Поэтесса М. Моравская в своей лекции «Женщина о себе» (1915)884, читанной в столицах и провинции в 1915–1916 годах, обозначила новое направление женской критики. Она утверждала, что в то время как женщины молчали, за них ложно и односторонне говорили мужчины. В качестве примеров она рассматривала творчество таких мэтров литературы, как В. Брюсов, Ф. Сологуб, Б. Лазаревский, М. Криницкий. Моравская считала, что писательницы часто были неискренни в своих книгах, и приводила в пример З. Гиппиус, П. Соловьеву, К. Павлову. По словам Моравской, некоторые из них просто откровенно клеветали на себя в поисках одобрения критики и получали его – вместе с местом в толстых журналах. Но в ХX веке женщины заговорили о себе, и сразу выяснилось, что они совсем не те, какими их представляли мужчины. Новые писательницы, раскрывая психологический мир женщины, развивают новое женское творчество и вносят вклад в литературу и в общее миропонимание.
Как и в случае с Ольгой Шапир, мужской критике по существу нечего было возразить. Она пошла по опробованному пути шельмования писательницы: Б. Садовский поместил в «Журнале журналов» фельетон под заголовком «Золушка совсем не думает»885, а Г. Иванов в «Аполлоне» все списал на «дамскую болтовню»:
Можно было бы сказать о нескольких докладах М. Моравской, но чтения эти нашли уже себе достойную оценку в нашей невзыскательной насчет вопросов поэзии общей прессе. «Вредное чириканье» – определил их один критик. С этим определением нельзя не согласиться. И досадно за молодежь, посещающую все эти доклады и принимающую на слово безыскусную и неуместную дамскую болтовню886.
Художественные тексты, репрезентирующие феминистское, были инструментом культурной регуляции, необходимым движенческому сообществу в ситуации «сменяющихся мировоззрений». Поэтому все женские журналы печатали женские стихи и прозу, создавая художественными методами женский мир. Авторами выступали не только профессиональные писательницы, поэтессы и критики, но и широкие круги любительниц поэзии, активисток движения и сочувствующих.
Появлялись издания, которые открывали обществу мир женского профессионального творчества. Ярким образцом такого издания был «Сборник на помощь учащимся женщинам» (М., 1901), который представлял публике творчество писательниц, поэтесс, художниц, где были также опубликованы их портреты, биографические данные и иллюстрации к их работам.
Любительские институтские и курсовые альманахи, журналы женских литературных кружков также демонстрировали саморефлексию «новых женщин», хотя и на невысоком художественном уровне:
За право женщины я вышла на борьбу,
Забыв, покинув все, зовущее к покою.
Ты, сердце, замолчи, мне сердцем жить нельзя,
Пусть воцарится разум над тобою.
Грядущее темно, нелегок дальний путь,
Мы – первые, должны искать себе дорогу,
Бороться, многое снести и победить.
Но пусть мы завоюем право понемногу.
Теплый привет вам, всегда одинокие,
Вечно чужие другим,
Сытой толпе непонятно далекие
Странным страданьем своим.
В нашем городке так мертвенно все было,
Точно он дремал средь заповедных мест,
Из определенных рамок жизнь не выходила,
Мне так скучно было быть в толпе невест.
Молодо и смело размахнулись крылья,
Я простилась с домом без тоски и слез.
Я ушла от сосен родины холодной,
Где влачила цепи монотонных дней,
Чтобы жить на воле и душой свободной
Все понять, изведать, полюбить людей.
Другим литературным поводом для феминистской рефлексии служило творчество скандинавских писателей – Генриха Ибсена и Бьёрнстерне Бьёрнсона. Обличение существующей морали, протест против психологического угнетения женщин в семье, рассмотрение отказа женщины от собственного счастья в угоду действующим общественным установлениям как насилия над собой сделало этих писателей символическими фигурами русского феминизма. Изучение их творчества составило только что не направление в женской литературной критике начала ХX века. Бьёрнсон рассматривался как борец против двойной сексуальной морали и сторонник феминизма. Его утверждение, что только женщина может уничтожить «ложные идеи общества», находило горячий отклик у российских равноправок. Из творчества Ибсена были вычитаны такие проблемы женщины, как отсутствие привычки считаться с собой, со своими чувствами, нести за себя ответственность. Эти идеи перекликались с творчеством русских писательниц рубежа веков, той же О. Шапир, которая писала о долге женщины перед собой. Женщин призывали не принимать на веру установления традиционного быта, прислушиваться к себе, пестовать свое индивидуальное «я» и не подчинять свои интересы отвлеченному идеалу.
И хотя Ибсен не давал ответа на вопрос, может ли женская жизнь измениться кардинально, его творчество оценивалось в женской образованной среде очень высоко. Одна из авторш сборника «На помощь учащимся женщинам» так написала о влиянии его творчества:
Воплощая в художественных образах своих идеалистический порыв как протест против мелкобуржуазного строя жизни, Ибсен проявляет такую силу живого чувства, такую могучую индивидуальность, что заставляет нас верить в осуществимость мечты <…> И мы заражаемся его чувством, мы невольно верим в эту мечту, как ни противоречит ей сознание действительности и весь опыт жизни890.
Ибсен и Бьёрнсон были весьма популярны в студенческой среде, о чем свидетельствуют социологические опросы. Курсистки неизменно отмечали их как значимых для себя авторов. В целом студенческая среда, по данным ряда исследователей, более позитивно относилась к женскому равноправию, чем другие социальные группы891. За женское равноправие «без всяких ограничений» высказалось в 1909 году 66,2% студентов892, по другому исследованию в 1912 году – 81,4%893.
Объективно женская литература и критика способствовали сложному динамическому единству разнопорядковых элементов движения – активисток первого этапа женского движения и молодых адептов нового «политического» российского феминизма, благотворительных и политических женских организаций, столичных феминистских организаций и провинциальных женских организаций. В литературе вырабатывались объединяющие ценностные нормы, общие представления и оппозиции внешнему миру, развивался свой метаязык, обеспечивалась саморефлексия.
Участницы женского, феминистского движения – русские интеллигентки, – обретя свою социально-политическую нишу, вынуждены были создавать свой микрокосм, описывать свою реальность, собственную идентичность, объяснять свои намерения и свою деятельность по реорганизации общества, формировать женское сознание. Из-под их пера выходили не только публицистические статьи и критические обзоры, в которых социальные проблемы рассматривались с «женских» позиций и в приложении к жизни женщин, но и художественные произведения. В определенном смысле художественная литература была посредником между «новыми женщинами», «женщинами с претензиями» и обществом. В ситуации отсутствия свободы печати, с одной стороны, а с другой – в силу «мучительной расплывчатости» «женского вопроса» (по выражению О. Шапир) литература оказалась значимым средством самовыражения женского сообщества, средством поиска моральной поддержки и санкции общества, а литературный язык и образы становились языком женского идейного и философского поиска.
Именно литература позволяла осмыслить и через художественные образы презентовать обществу саму проблему и пути ее решения: это был способ, уже широко распространенный в русском обществе и в русской литературе. Как писал известный публицист и критик Д. Н. Овсянико-Куликовский о романе Чернышевского:
В произведениях этого рода мы имеем дело <…> с литературным сочинительством, в котором выразилось известное течение общественной мысли или известное настроение общества894.
Мы имеем только культуру силы <…> Это культура, опирающаяся на рабство пола и рабство труда.
Идеология объясняет и интерпретирует реальность, утверждает или отрицает справедливость социальных изменений, описывает будущее, мобилизует людей. Другими словами, она выполняет две функции: объяснительную и объединительную. Первая мобилизует идеи, вторая – людей. Поэтому идеология крайне важна для развития движения. Она не только создает общую культуру движения, в рамках которой развивается, но и вырабатывает мобилизационные стратегии, создает ресурсы движения. Она сама – ресурс движения.
Отсутствие идеологии означает отсутствие движения. По мнению западных исследователей, феминистская идеология, ставящая под вопрос роли полов в обществе и направленная на изменение гендерной системы общества в сторону равенства, получила распространение лишь в США, Англии, Франции, Италии, Мексике и нигде не достигла массового масштаба895. Причины, по которым в этот список не попала Россия, понятны – исследование русского феминизма только началось. Но мы уже можем констатировать тот факт, что в России сложилась своя традиция феминистского теоретизирования, которая нашла отражение в идеологии движения. Так же как и в других странах, российская феминистская идеология не была массово распространена.
Русский феминизм развивался в рамках либеральной теории, основываясь на ее базовых понятиях «общественного договора», «естественного права», приверженности ценностям рационализма, равенства, свободы, индивидуализма, частной собственности, представительной демократии, законодательных реформ и так далее. Он фокусировался на проблеме включения женщин в общество на равных с мужчиной основаниях посредством предоставления женщинам равных гражданских прав, минимизации правовых различий между полами, движение легально действовало на политической арене с целью изменения законов общества. Так, русскому феминизму присуща вера в то, что правовые реформы способны разрешить «половой» конфликт.
Влияние марксизма на русский феминизм также имело место. Марксистский анализ капиталистического строя привлекал некоторых участниц движения новизной подхода и теоретической стройностью. Но, несмотря на некую ориентированность на марксизм части феминисток, говорить о марксистском направлении в русском феминизме нет оснований, по крайней мере до 1917 года. Конечно, теоретические работы А. М. Коллонтай – соединение феминистской теории женского подавления и марксистской теории классов – могут быть рассмотрены как разработка марксистского направления в русском феминизме. Но сложность этого определения заключается в том, что Коллонтай, используя феминистские идеи, не только отмежевалась от феминизма и русских феминисток – носительниц этих идей, – но и жестко, не стесняясь в методах, боролась с ними. Это с одной стороны. С другой, ее теоретические и политические усилия (например, создание «Общества взаимопомощи работниц») не привлекали работниц. В результате ей пришлось уйти из созданного ею Общества. Причин тому было много. Только в 1917 году началось формирование женского пролетарского движения, которое позднее, после прихода большевиков к власти, было ими институционализировано. В постреволюционное время партия власти массово «сверху» мобилизовала женщин для участия в женском движении (делегатском движении, в движении общественниц). Идеи «старого» феминизма, феминистский дискурс стал культурной средой этого нового призыва в женское движение.
Развитие марксистского феминизма усилиями Коллонтай, как и развитие на его основе пролетарского феминистского движения, осуществлялось после Октябрьской революции и продолжалось недолго. К концу 1920‐х годов выяснилось, что правящей партии и советскому правительству, как в свое время и царскому правительству, не нужна была свободная, самодостаточная женская личность, которую так или иначе формировало движение.
Феминистская идеология выявляла причины неравенства полов и дискриминации женщин и определяла пути решения этих проблем. В работах феминисток гендерная система общества была открыто и осознанно подвергнута критике.
Важнейшим вопросом для русского феминизма в начале ХX века был вопрос о том, что есть основа социальной иерархии в обществе. «Половое» (гендерное) или классовое неравенство? Что первично? Каково соотношение и детерминированность этих неравенств? Но ни либеральная, ни социал-демократическая теории не определяли основой социальных противоречий гендерное неравенство. Среди феминисток – участниц движения по этому вопросу тоже не было единства. Как уже говорилось, увлечение леворадикальными идеями было характерно для многих из них. Часть феминисток ориентировалась на классовую теорию, но серьезных работ, объединяющих классовые и гендерные объяснительные теории, не обнаружено. В главной же стратегической линии феминистского движения, объединяющего феминисток всех направлений, – в требовании бесцензового женского избирательного права – отражались не столько классовые предпочтения, сколько идеи единых женских интересов, справедливости и «долга перед народом».
Второй актуальной проблемой движения и идеологии была дилемма «сходство – различие».
Третьей проблемой стал вопрос о женской идентичности. Существует ли некая женская сущность, которая позволяет женщинам всех классов объединиться в едином движении? Что является ее основой? Эта проблема составляла суть конфликта между феминистками и социалистками. Все участницы либерального феминистского движения сходились во мнении, что женщины по своей сути едины и основой этого единства является их общее неравенство и их женский жизненный опыт.
Ответ на эти вопросы определил развитие идеологии российского феминизма, повлиял на тактику и стратегию движения, выбор союзников. Феминистская мысль в кризисную эпоху начала века находилась под воздействием постоянного критического давления со стороны либеральных и радикальных теорий и идеологий, а потому быстро развивалась, порождая многообразие теорий и практик.
Одно из направлений российского феминизма можно определить словами его основательницы Марии Ивановны Покровской как «феминизм мужских прав». Феминизм понимался Покровской, как и большинством участниц движения, так, как он идейно оформился еще в 1860–1870‐е годы в рамках либерализма – как раскрепощение женской личности в интересах самой женщины и общества. Эта позиция восходила к идеям М. Уоллстонкрафт, Ф. Райт, Г. Тейлор, Дж. Ст. Милля. Впрочем, как и многие ее современницы, Покровская разделяла ту мысль, что «полное» освобождение женщины возможно лишь при ином социальном строе, тем самым она отдавала должное социалистическим идеям и настроениям. Что есть «полное» освобождение, она не объясняла, но призывала женщин действовать, не дожидаясь времени, «когда водворится социализм и освободит их от рабства»896.
Первопричиной «несправедливости» социальной иерархии в обществе Покровская считала мужское доминирование, то есть гендерное неравенство:
Опыт тысячелетий показывает, что мужское превосходство не в силах дать человечеству то, что оно жаждет: света, счастья, справедливости, равенства, братства, свободы, материального обеспечения897.
Мужская власть и свобода, мужские права рассматривались ею как основы женского подавления:
В настоящее время мужчина, пользуясь своим господством, стремится устроить все по-своему, руководствуясь своими представлениями об общем благе, представлением часто эгоистичным и односторонним <…> Они <женщины. – И. Ю.>, желая облегчить свою участь, ведут борьбу с господством мужчин <…> Это постоянная борьба между обоими полами создает нездоровую атмосферу в семье и обществе <…> эта борьба исчезнет только тогда, когда исчезнет подчиненность женщин, когда руководство в семье и обществе будет предоставлено лучшим и наиболее одаренным лицам обоего пола898.
Всю ответственность за несправедливость и несовершенство мира Покровская возлагала на мужчин.
Особенностью ее мировосприятия было видение основного социального противоречия в конфликте двух противодействующих сообществ: мужского и женского. Покровская развивала идею существования особого женского сообщества, объединенного «признаком пола», едиными ценностями и целями.
Ответственность за необразованных женщин неимущих классов она возлагала на образованных женщин среднего класса899. Отношения внутри женского сообщества описывала в терминах «сестринства», «помощи сестрам».
Покровская заимствовала у К. Маркса понятие «класс» и применила его для описания гендерной стратификации. Женщин, составляющих базу движения, она, в духе марксистской традиции, обозначила как «интеллигентный пролетариат» и не находила принципиальной разницы между «интеллигентным» и «неинтеллигентным женским пролетариатом». Основой эксплуатации всех женщин она определяла «половой» признак, а лишь затем классовый. Поэтому, по ее утверждению, женское движение внеклассово, внепартийно, оно борется за интересы «класса женщин».
Развивая идею особой ответственности женщин «за усовершенствование социального строя», Покровская напрямую связывала разрешение проблемы прав женщин с прогрессом человечества. Интересы женского сообщества и «общественный интерес» у нее зачастую выступают как синонимы.
Цели движения, с одной стороны, она формулировала в риторике и понятиях либерализма как «усовершенствование общества», а с другой стороны – в терминах войны полов: «Главной целью их <женщин – И. Ю.> стремлений в настоящее время должна быть борьба за свое освобождение из рабства мужчин»900.
Покровская активно употребляла понятие «феминизм», пытаясь «очистить» его от негативных коннотаций:
Феминизм стремится не увеличить существующую обособленность мужчин от женщин, но уничтожить ее. Феминистки хотят иметь одинаковые с мужчинами права по закону901.
Она ввела понятие «стыдливый феминизм» для описания ситуации, когда женщины в своей деятельности и притязаниях пользуются идеями феминизма, но не называют себя феминистками и на словах «открещиваются от феминизма», забыв ту «огромную услугу, которую он оказал освобождению женщин»902.
Магистральный путь движения она видела, как и многие феминистки, в политической активности женщин в интересах женщин через специальные женские организации вне партийной принадлежности. Покровская утверждала, что политические партии не заинтересованы в решении «женского вопроса», что лишь участие женщин может изменить ситуацию – ликвидировать неравенство (гендерное): «Сами женщины должны стремиться освободить себя от подчиненности мужчинам и добиваться равноправности с ними…»903 При этом она имела в виду участие в борьбе женщин всех классов и состояний: единение женского «интеллигентного пролетариата» с «неинтеллигентным» женским пролетариатом и крестьянками – единственно верный тактический ход по достижению гражданских прав женщин. При постановке тактических задач движения она сделала открытия, которые определили специфику ее феминизма. Она уже понимала, что законодательное равноправие еще не есть реальное равноправие, что стандарты для женщин и мужчин разные во всех сферах жизнедеятельности, что женщины более, чем мужчины, связаны запретами не столько закона, сколько обычая и традиции. То, что не запрещено законом, утверждала она, не значит, что разрешено женщине в реальной жизни, поэтому,
чтобы женщины могли свободно развивать свои индивидуальные силы, недостаточно только освободить их от всяких законодательных ограничений, но необходимо вместе с тем и дать им все мужские права904.
Другими словами, она отождествляла истинно «человеческие» права с мужскими. Это было отражением реально существующей разницы в возможностях и формах самореализации для мужчин и женщин. Поэтому тактику движения Покровская определила как ликвидацию барьеров, стоящих на пути женщины к человеческо-мужскому идеалу. Эти барьеры – формальное и неформальное право, их преодоление должно идти через утверждение одинаковых норм, ожиданий, предписаний в отношении обоих полов.
Осознав противодействие условностей, мифов, стереотипов, корпоративного сопротивления мужчин в профессиональной среде, значимость «условностей» для женской жизни и самореализации, Покровская так определяла задачи феминистского движения:
а) выявлять, разрушать и переинтерпретировать эти мифы, придать им новые смыслы;
б) укрепить единство женского сообщества, создавать солидарность и корпоративность.
При решении этих задач Покровская встала на путь гиноцентризма, доказывая абсолютную универсальность и самодостаточность женщин. Так, например, она оспаривала даже такую традиционную сферу мужской деятельности, как военную, утверждая, что и «у женщин нашлось бы достаточно мужества, храбрости и любви к своему отечеству, чтобы с оружием в руках защитить его независимость и честь»905. Она серьезно разрабатывала проблему двойного стандарта, обнаруживала и демонстрировала скрытую дискриминацию в отношении женщин во всех сферах жизни, в самой культуре.
Другой проблемой, которую Покровская активно разрабатывала как феминистка и как санитарный врач, была проблема проституции. Феномен проституции для нее – квинтэссенция мужского господства над женщинами. Она рассматривала его с позиций властных отношений между мужчиной и женщиной и описывала в терминах «мужской» эксплуатации женщин, видя в проститутках жертв «полового» (гендерного) и классового антагонизмов общества. Ее взгляды в этой области радикализировались по мере политизации женского, феминистского движения. В 1902 году Покровская считала, что ответственность за поддержание института проституции несут в основном мужчины имущих классов, так как «простой народ» отличается меньшей распущенностью и щадит «молодость и невинность девушек»906. В 1905 году она комментирует требование рабочих по поводу сокращения женских рабочих мест уже следующим образом:
…мужчины готовы делиться с женщинами своим заработком, но только не как с товарищем-работником, а как с проститутками. Проституция представляется единственной женской профессией, относительно которой мужчины проявляют редкое единодушие. Они все согласны, что эта профессия подходящая для женщин и полезная для мужчин, поэтому всячески содействуют и поощряют ее907.
Идеи о классовых различиях в мужской среде были оставлены, отныне мужчины представали как солидарное антиженское сообщество.
Решение проблемы проституции Покровская видела в установлении одинаковой половой морали для женщин и мужчин. Эта идея, по ее мысли, могла воплотиться в жизнь через требование от мужчин целомудрия до брака, а также медицинского освидетельствования посетителей публичных домов в противовес обязательному еженедельному освидетельствованию проституток по требованию Врачебно-полицейского комитета. Подобные инновации она оценивала как реальную реализацию идей равноправия. С позиций сегодняшнего дня мы понимаем, что Покровская пыталась если не ликвидировать контроль за женской сексуальностью, то установить такой же контроль над мужской.
Деятельность М. И. Покровской способствовала формированию дискурса равенства женских и мужских прав в сексуальной сфере. Она ратовала за нравственное обуздание плоти, за подчинение сексуальности исключительно интересам рода. Но при этом отстаивала право женщин на «осознанное материнство», то есть право на аборт. Так, судьба публичной женщины стала в России темой общественной дискуссии в 1880–1890‐е годы, а тезис, что общество решает свои сексуальные проблемы за счет бесправной социальной группы – женщин, – был принят общественным мнением.
Покровская активно оппонировала идее о несвоевременности, незначительности и «вторичности» женских проблем:
Рабочий вопрос у нас в России касается нескольких миллионов, кажется миллионов 5–6, а женский – 60. Что важнее: улучшить положение 5 млн или 60? Ответ понятен. Но мы видим, как много внимания русская интеллигенция посвящает решению рабочего вопроса и как мало решению женского. Рабочий вопрос по ее <интеллигенции. – И. Ю.> мнению должен теперь же решиться, а женский пусть ждет улучшения общего положения908.
Ожидания ее феминизма заключались в появлении на политической арене такой общественной силы, которая в силу своих особенных качеств – миролюбия, сострадания, ненасильственного поведения – сможет гуманизировать общество, повести его по пути не насилия и подавления, а сотрудничества и взаимодействия, реформировать его мягкими легальными методами. Женское политическое участие, считала Покровская, ограничит проявление силы и агрессии в политике.
Феминизм Покровской предстает как альтернативная теория ненасильственного развития человечества, в основу которой положено изменение гендерной стратификации путем уничтожения различий в нормах, установлениях, представлениях, предъявляемых к обоим полам.
Идеология феминизма «мужских прав» – это идеология либерального феминизма в своих основополагающих моментах: суфражистская платформа, цели и ожидания, решение проблемы «сходство – различие» через одинаковость. Но при этом феминизм Покровской нес в себе и зачатки радикального феминизма. Это проявилось в рассмотрении общества как двух биологических классов, находящихся в состоянии борьбы; в идеализации женщин как более моральных, миролюбивых представительниц рода человеческого; в обособлении женского сообщества; во взгляде на проституцию и материнство как институты, через которые осуществляется мужская доминация; в требовании уничтожения контроля мужчин над женской сексуальностью через установление женского контроля над мужской сексуальностью.
Идеологом российского феминизма, решающей проблему «сходство – различие» в развитии идеи «отличия», была Ольга Андреевна Шапир. Ее работы опровергают представление о либеральном феминизме первой волны, как о феминизме, маркирующим знаком которого является приверженность только идее «равности» как одинаковости. Шапир отрицала само отождествление «истинно человеческого» с «мужским», хотя в глазах большинства ее соратниц по движению «истинно человеческое» (социальное) реально было «мужским», так как принадлежало мужчинам. Шапир подвергла сомнению истинность мужских способов самореализации и мужских ценностей, утверждая, что
женщины должны уже теперь сознавать, что слепое следование по следам мужчины потребует от них и одинаковых свойств. Для всего ли найдутся в нас эти свойства? Можем ли мы развить их в себе – захотим ли мы этого?909
Идейные истоки феминизма Шапир те же, что и у всех других российских равноправок (М. Уоллстонкрафт и др.), объединяла их и общая суфражистская платформа. Шапир, как и все равноправки, рассматривала феминизм как идею, теорию и движение за раскрепощение женской личности в интересах общественных и личных. Но сильной стороной ее феминизма является глубокий анализ механизмов закрепощения женщины и путей ее освобождения.
Как и многие российские феминистки, Шапир напрямую связывала проблему женского раскрепощения с прогрессом человечества. Гендерная система общества, положение женщины в ней рассмотрены ею как отклонение от некой нормы. «Мужское» для нее не есть «истинно человеческое». Доминирование «мужского» – это сбой в системе, который привел к глобальным последствиям, таким как искажение в «развитии женских сил от естественного роста»910, и «если женская духовная сила не могла развиваться нормально <…> то ведь и свободная мужская сила пошла по пути одностороннему: в этом состоит второй результат нарушенного равновесия»911.
Гендерное неравенство, наступившее в результате этого сбоя, выступает в построениях Шапир как основа социальной иерархии общества и всякого социального неравенства: «Рабство социальное выросло из рабства полового»912, «Бесправие женщины есть первоисточник всякого неравенства»913.
Шапир не рассматривает путь развития человечества в риторике войны полов, но констатирует факт порабощения женщин мужчинами в «ходе исторической жизни»: «Распоряжаясь единолично судьбами мира, мужчина, естественно, установил всюду свои законы, понятия, обычаи и вкусы, обеспечивающие это господство»914. «Он <мужчина. – И. Ю.> систематически сковывал запретами закона, давлением обычая и общественного мнения естественный духовный рост женщины, чтобы культивировать в ней вторичные свойства и особенности, связанные с полом»915 и в результате «мы имеем только культуру силы <…> Это культура, опирающаяся на рабство пола и рабство труда»916.
В отличие от других современных ей теоретиков феминизма Шапир более углубленно рассматривала причины женского подавления. Центральной причиной подавления женщины она определяет «особенности пола», то есть биологию: «…равенство в точном значении этого понятия не может быть в функциях организмов, созданных различно»917. По ее мнению, подавление женщины происходит по каналам и через структуры традиционной культуры – «культуры силы» (через обычаи, общественное мнение, закон), которая обеспечивает господство мужчины и диктует женщине мужские требования
специфической женской чести, не совпадающей с честью человеческой и составляющей собственность ее господина! Существо, предназначенное жить для одной только любви да для низменного труда… Чья любовь, свободная всюду и во все времена, ей вменялась в преступление. Мать, не имеющая права свободного материнства и обязанная материнством принудительным в нерасторжимом браке…918
Шапир выделяла такие механизмы женского подавления, как любовь, материнство (мысль, получившая развитие в феминистской теории много позже), контроль над женской сексуальностью, экономическую и психологическую зависимость женщины от мужчины.
Эти механизмы подавления настолько прочно усвоены самими женщинами, считала Шапир, что освобождение женщин не может произойти только через реализацию суфражистских требований. Эти требования – лишь первая ступень на пути к освобождению женщины:
Я давно непоколебимо убеждена, что раскрепощение женщины не может совершиться одной политической победой. Но в этой победе я и вижу главный шаг, потому что это – победа принципиальная919.
В противовес Покровской Шапир отстаивала право женщины на самореализацию в сексуальной сфере, право на любовь, не сдерживаемую предписаниями «мужской» нормы, и право на «свободное материнство» – на право выбора. Сексуальность только в интересах продолжения рода ею не признавалась.
Женское движение было для Шапир нормальным и цивилизованным способом артикуляции проблем своей группы, инструментом их решения. Цель движения она определяла как освобождение женщины и не сомневалась в его успехе:
Нет сомнения, что женщина разделит с мужчиной все социальные обязанности и вытекающие из них права – но для этого далеко недостаточно добиться права на одинаковое образование920.
Основные коллективные действия по решению задач движения она видела не только в сфере политики. Пожалуй, больше значения она придавала работе по подъему самосознания женщин:
…перед современной женщиной в ее великой борьбе намечается двойственная цель. Нужно все напряжение воли, ума и труда, для того чтобы двигаться по пути частичных реальных завоеваний, но еще больше сознательных усилий <курсив мой. – И. Ю.> требует работа над духовным раскрепощением <…> Нужны интимные победы над препонами внутренними, для того чтобы совершалось высвобождение душевных сил женщины из той связанности специальными целями физической природы, которая восторжествовала некогда921.
В основе этой деятельности, по мнению Ольги Шапир, должна выступать не идея «одинаковости» с мужчиной, а как раз наоборот – идея «отличности» женщины. Таким способом Шапир решала дилемму «сходство – различие»:
Пора нам перестать стыдиться самое себя. Это было понятно, пока борьба велась за случайные частичные уступки от не поколебленных еще мужских монополий <…> Пора перестать доказывать, что она может быть совершенно такой же, как он: нет! Прежде всего она должна быть сама собой и должна приложить все силы к тому, чтобы развивать собственные индивидуальные возможности922.
Тактикой движения Шапир определила и «внешнюю» деятельность – политическую, и «внутреннюю» – ликвидацию барьеров на пути женщины к себе, женщине. Равноправие должно реализовываться через различие полов – «равенство при различии»923.
Очевидно поэтому, в отличие от большинства своих современниц, Шапир считала, что женское движение не исчерпает себя по достижении юридического равноправия. Для нее это только первый шаг движения, поскольку
…современное мировое женское движение не есть явление преходящего характера <…> ручательством служит то, что мы имеем перед собой совпадение двух могущественных факторов: идея человеческого равенства поднимает, объединяет, сближает женщин всех культурных стран с быстротой, присущей только идейным подъемам. Фактор же экономической необходимости парализует сопротивление господствующего пола со всей неумолимостью экономики924.
Другой ее тактической установкой была нацеленность на сепаратизм женского движения. Актуальный в начале века вопрос о работе женщин в партийных структурах с целью достижения равноправия Шапир решала однозначно:
Раскрепощение женщины должно и может совершиться только ее собственными силами – ее натиском925;
Мы давно чувствуем себя товарищами <с мужчинами. – И. Ю.>. Этого было почти достаточно еще не так давно, – но этого совершенно недостаточно сегодня. Надо взять собственное дело в свои руки, вот что всячески несомненно926.
Партийные структуры для Шапир по факту – мужские структуры, поэтому:
Ребячество требовать, чтобы другой с таким же жаром стремился к уменьшению собственных монополий, с каким нам естественно стремиться к получению наших прав927.
Ее ожидания в отношении феминистского движения заключались в явлении миру духовно свободной женщины, которая изменит направление эволюции человечества в сторону его гуманизации: «Будущее покажет, что дает человечеству просвещенная, равноправная и духовно свободная женщина»928. Феминистское движение, с одной стороны, реализует женское стремление к освобождению, с другой – отражает общую тенденцию эволюции человечества: «…все яснее намечается назревание глубочайшей по своему значению эволюции уравнения полов»929, потому что невозможно, по Шапир, «удержать женскую душу в ребяческих свивальниках, сотканных для нее мировой историей»930.
По всем основным параметрам – требованию о признании женщины рациональным субъектом и о равных гражданских правах – это либеральный феминизм. Но, кроме того, в построениях Шапир, как и у Покровской, обнаруживаются элементы радикального феминизма: актуализация различия полов и признание онтологических различий между мужчиной и женщиной; утверждение, что женщины были первой угнетенной группой, а их угнетение – основная и самая сильная форма угнетения, которое имеет глубокие корни и широко распространено в культуре; внимание к сексуальности, телу, проблемам сознательного материнства (то есть права выбора женщины). То, что Шапир преодолела планку широко распространенной идеи «равности как одинаковости», было ее безусловным теоретическим прорывом.
Феминизм Ольги Шапир предстает как альтернативная теория развития культуры, в основу которой положено изменение гендерной стратификации через актуализацию и развитие различий между полами при их полном юридическом и фактическом равенстве.
Обе тенденции решения проблемы «сходства – различия» строились на признании того, что человеческая цивилизация зиждется на угнетении всего женского. Стратегия Покровской основывалась на установлении равенства прав при отрицании каких-либо специфических различий между двумя полами. Позиция Шапир, наоборот, предполагала достижение равенства через актуализацию различий между полами и утверждение их специфичности.
Сложность этих идей требовала хорошего образования, навыков теоретического мышления, что делало русский феминизм элитарным движением. В условиях сильной поляризации российского общества проблема элитарности осмыслялась российскими феминистками, и в практике движения шел поиск путей сближения с женщинами низших социальных слоев. Обустройство разного рода курсов, читален, бюро по приисканию труда, «детских очагов» (дневных детских центров), проведение литературных вечеров, развитие благотворительности (акции солидарности) – все это, хотя медленно, фрагментарно, но вело к единению женщин разных социальных групп и, таким образом, демонстрировало нормальность феминистского движения, утверждало легитимность всего женского в принципе.
Марксистский феминизм строится на критике капитализма, на соединении идей гендерного и классового неравенств с институтом частной собственности. Он утверждает классовое неравенство основной и первичной формой социальных иерархий в обществе, в отличие от социалистического феминизма, который рассматривает класс и пол как относительно автономные структуры, имеющие собственные иерархии931. Но эти идеи – уже более поздние теоретические изыскания.
Марксистский феминизм восходит к работам социалистов-утопистов Ш. Фурье и Р. Оуэна, к работе Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884) и А. Бебеля «Женщина и социализм» (1883).
Основные постулаты марксистского феминизма заключаются в том, что капитализм порождает классовое неравенство, экономическую зависимость женщины от мужчины и что «половое» неравенство исчезнет только с исчезновением капитализма и классов.
Соединения феминистских и марксистских установок в России начала ХX века на теоретическом уровне произойти не могло. Социал-демократы отрицательно относились к феминистским идеям и к движению, что делало невозможным теоретическую разработку «женской» темы с марксистских позиций. Феминистки, несмотря на распространение в их среде просоциалистических настроений, критиковали марксистов более, чем другие партии. По словам Анны Кальманович – одной из самых последовательных критиков социал-демократов, – это происходило потому, что она лично ждала от «соцдеков» больше, чем от других партий, в деле решения «женского вопроса».
В итоге развитие марксистской теории в отношении «женского вопроса» в России шло на волне отрицания феминизма как явления «буржуазного» и потому неприемлемого.
К. Маркс не видел женской специфики в рабочем вопросе – гендерной составляющей в его схеме классового противостояния нет. Но перед его последователями встали реальные женские проблемы. Труд и эксплуатация женщин, конкуренция женщин и мужчин на рынке труда, страхование, охрана и уровень оплаты женского труда, проблемы материнства и так далее – вот темы, ставшие актуальными во второй половине XIX века.
Основным ответом марксизма на «женский вопрос» было утверждение, что его решение может произойти лишь с установлением социалистического строя, так как при социализме будет устранена основная причина зависимого положения женщин – классы (в марксистском понимании) и частная собственность. Эти же причины служили обоснованием и для освобождения пролетариата. А так как причины эксплуатации пролетариата и зависимости женщин совпадали, то и способ освобождения определялся единым – классовая борьба в составе рабочих организаций и под руководством рабочей партии. Таким образом, участие женщин в классовой борьбе объявлялось дорогой к их освобождению.
А. Бебель, в развитие идей К. Маркса, считал все буржуазные реформы неэффективными и освобождение женщин видел в освобождении от буржуазной собственности, рабства в семье и присоединении к борьбе пролетариата. Но он видел и специфику эксплуатации женщины: последняя эксплуатируется и как женщина, и как работница. Поэтому Бебель признавал наличие неких общих проблем и интересов у женщин разных классов и находил разумными доводы феминисток (например, мысль о двойном стандарте сексуальной морали как внеэкономической формы угнетения). Он придерживался мнения, что феминистки и работницы могут сотрудничать в решении некоторых женских проблем.
Для большевиков, стоявших на антифеминистских позициях, эти идеи Бебеля были слишком радикальны. Меньшевики более лояльно относились к феминисткам, уже только по той причине, что объективно феминистки стояли в оппозиции существующему строю и работали против него. Поэтому меньшевички участвовали в работе феминистских организаций.
В среде российской социал-демократии теоретического осмысления проблем женщин как отличной от «пролетариата» социальной группы не было. Жесткие догматические установки были очень сильны в российской марксистской мысли в ее попытках осмыслить женскую проблематику. Российские социалисты обозначили эту проблематику как «женский вопрос», то есть один из множества вопросов, нуждающихся в решении наряду с другими. Но это ни в коем случае не был вопрос глобальный – ни базовый, ни социетальный.
«Женский вопрос» в российской социал-демократии разрабатывали Н. К. Крупская, И. Ф. Арманд, А. М. Коллонтай. Коллонтай первой обратила внимание на работниц и их проблемы. Опасения, что активность феминисток уведет работниц в женское движение и они будут потеряны для пролетарского движения, была не раз озвучена в ее статьях. Она предприняла попытки организовать работниц и приспособить марксистскую идею к практическим нуждам создаваемого ею женского пролетарского движения. Ее активность, как и сам факт теоретизирования на женскую тему, вызвал непонимание и противодействие со стороны ее товарищей по партии. Но, так или иначе, деятельность феминисток, развитие феминистской мысли вынудило социал-демократов искать ответы на вопросы, поставленные равноправками.
Вопрос о том, что является основой социальной иерархии в обществе – классовое или гендерное неравенство, – в этой среде не стоял. Главными угнетающими силами определялись капитализм и институт частной собственности, а изменение положения женщины напрямую связывалось с изменением положения рабочего класса и изменением социального строя. Именно в таком ключе написана брошюра Н. К. Крупской «Женщина-работница» (1901). Мысль о том, что социалистическое социальное устройство (социалистический строй) может нести в себе структурное неравенство и подавление интересов какой-либо группы трудящихся, даже не возникала.
Ответ на второй актуальный вопрос для российских феминисток – по какой схеме решать проблему «сходство – различие» – был для марксистов очевиден: через достижение «сходства». Это подтверждается тем фактом, что при разработке экономического обоснования «женского вопроса» экстраполяция положения пролетария в структуре общества на положение женщины привела к забвению марксизмом таких «немужских» функций женщины, как воспроизводство человека и поддержание домашней сферы. Нужно заметить, что российские феминистки увидели этот пробел и поставили его на повестку дня: тему женского домашнего труда начал разрабатывать теоретический отдел Лиги равноправия женщин (московское отделение).
Третьей установкой социал-демократов в отношении «женского вопроса» было отрицание коллективной женской идентичности и практики создания женских организаций. Сепаратизм женских организаций был признан явлением буржуазным и вредным. Пролетаркам предлагалось вести борьбу за женское освобождение в рабочих организациях под руководством пролетариата. Самодеятельный и самостоятельный характер женского движения не признавался.
На этих «трех китах» строилась идеология «женского рабочего движения», но отнюдь не марксистского феминизма. Движение работниц должно было базироваться именно на признании женских проблем вторичными, на подчинении интересов работниц как социальной группы интересам пролетариата, на отрицании самодеятельности и сепаратизма женских организаций, на признании над собой партийного руководства и на отрицании феминизма. Идеология, выстроенная на таких установках, не носила наступательного характера и не могла быть ресурсом самостоятельного социального движения.
Дискуссии социалисток и равноправок об идейных и теоретических основаниях «женского вопроса» происходили редко. Инициатива обычно исходила от феминисток. К примеру, можно назвать собрание в зале «Кружков по самообразованию» 10 декабря 1907 года, где М. Л. Вахтина выступила с докладом «Мотивы, вызвавшие женское освободительное движение: ответ феминистки социал-демократкам». Вахтина и ее сторонницы говорили о роли «буржуазных женщин» в общем освободительном и женском движениях, социалистки – о классовых интересах.
Намного чаще каждая из сторон организовывала собственные обсуждения. Феминистки это делали в своих организациях, а социал-демократки выносили темы на митинги. Например, митинг по поводу дня солидарности работниц 23 февраля (8 марта) 1913 года под названием «Научное утро по женскому вопросу».
Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала Коллонтай. Главное ее оружие – тезис о буржуазности движения. Термин «буржуазный феминизм» оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы навесили на своих конкуренток в борьбе за «женские массы» (определение Коллонтай).
Американская исследовательница российского женского движения Рошель Ратчилд сделала блестящий анализ понятия «буржуазный» применительно к женскому движению. По ее мнению, исходя из экономической перспективы, слово «буржуазный» в России начала ХX века имело два значения. Во-первых, оно определяло классовую принадлежность человека или его положение в обществе: «буржуазными» слоями были мещане, горожане, торговцы, ремесленный люд, то есть городской средний класс. Во-вторых, в марксистской перспективе «буржуазными» считались классы, владеющие средствами производства, получающие прибыль от чужого труда. С политической точки зрения в дореволюционной России быть «буржуазным» означало быть либералом, сторонником превращения России в конституционную монархию со всеобщим избирательным правом (под которым обычно подразумевалось только мужское). Понятие «буржуазные женщины», или «буржуазки», было еще более расплывчатым, на что обратила внимание Ратчилд:
Вопрос о классовой принадлежности женщин усложнялся проблемой пересечения классовых характеристик с гендерными. Можно ли отнести женщину к тому же классу, что и ее мужа, брата или отца? Отличительной чертой угнетения женщин является то, что оно преступает границы класса. В отличие от представителей других угнетаемых групп женщины представлены во всех классах общества: семья есть практически в каждом доме932.
Даже не отвлекаясь на рефлексию о пересечении гендерного и классового неравенств, российских равноправок трудно было определить как женщин буржуазного класса. В большинстве своем это были трудящиеся женщины среднего класса – женская интеллигенция, очень среднего достатка, демократическая по своим устремлениям. В отличие от самой Александры Коллонтай – владелицы поместья в Черниговской губернии, оставленного ей в наследство любящим папенькой, доходы от которого, а затем проценты с капитала после продажи имения позволяли ей не тревожиться о хлебе насущном. Но эти очевидные несоответствия в определении феминисток и собственной самоидентификации не смущали Коллонтай. Цель ее выступлений была определена логикой партийной борьбы. «Мы – грешные буржуазки», – иронично откликнулась на эти обвинения острая на язык Анна Кальманович933.
Жесткая классовая позиция в отношении феминизма и, шире, в отношении женского движения позволила Коллонтай игнорировать очевидные несоответствия марксистской теории и реальности. Это было торжество догматического подхода. В своем докладе на Первом Всероссийском женском съезде Коллонтай предложила российским феминисткам действовать в рамках «буржуазного феминизма», то есть отстаивать интересы женщин своего класса и отойти от борьбы за всеобщее избирательное право934:
Женский мир, как и мир мужской, разделен на два лагеря: один <…> примыкает к классам буржуазным, другой тесно связан с пролетариатом <…> Цель феминисток – возможно лучше устроить женщин <…> определенной социальной категории в современном эксплуататорском мире <…> Цель пролетарок – заменить старое антагонистическое классовое общество новым светлым храмом труда и братской солидарности935.
Драма заключалась в том, что избирательное право для женщин по формуле «всеобщее, равное, тайное, прямое, без различия пола, национальности, вероисповедания», которого добивались феминистские организации России с 1905 года, было безусловно поддержано лишь немецкими социал-демократками и оказалось слишком радикальным для австрийских, шведских и части английских социалисток. «Грешные русские буржуазки» легко взяли эту планку, и потому реальные стратегии феминистских организаций России не укладывались в прокрустово ложе марксистской теории. Жизнь опрокидывала теоретические схемы идеологов социал-демократии. Широкие демократические установки русских равноправок, соотнесение своей деятельности с социалистической идеей, признание необходимости изменения социального строя и государственного устройства для решения базовых проблем российского общества и женщин как специфической социальной группы – все это привело русских феминисток к тактике поддержания женщин низших социальных слоев – работниц и крестьянок. Феминистки создавали единство и солидарность, в то время как социал-демократки его разбивали. Демократизм русского женского движения, феминизма, политика солидарности с женщинами низших слоев общества, дебаты о единых общеженских интересах подрывали идеологию социал-демократов в «женском вопросе», которая строилась на насаждении антагонизма между пролетарками и крестьянками, с одной стороны, и женщинами остальных сословий и социальных классов – с другой.
Демократизм русских феминисток их установки на отстаивание интересов женщин различных социальных слоев исходил не из какой-то особой революционности россиянок среднего класса. На ситуацию повлияло то, что, во-первых, в отличие от участниц радикальных движений, равноправки давно шли по пути последовательного выявления «женского» аспекта социальных проблем и видели многие вещи в другом, «неклассовом» свете. Во-вторых, непоследовательная политика правительства в решении проблем женщин радикализировала движение и способствовала развитию солидарности между его участницами. Лозунг «Слева опасности нет!» равноправки донесли вплоть до первых преобразований советского правительства.
Это объясняет тот факт, почему равноправки поддержали все требования работниц на женском съезде в 1908 году, в том числе главную резолюцию съезда – требование всеобщего (для всех категорий женщин) избирательного права по формуле «без различия пола, вероисповедания, национальности»936. Работницы, ориентированные на разрыв с «барынями», долго не могли найти повода для демонстративного ухода со съезда. Это были досадные, выбивающиеся из схемы марксистского анализа факты, как и многие другие «нестыковки» марксистской интерпретации феминизма и реального русского феминизма.
В 1908 году в преддверии Первого Всероссийского женского съезда Коллонтай срочно написала книгу «Социальные основы женского вопроса». Это была ее первая теоретическая работа по «женскому вопросу». Исследователи российского женского движения оценивают ее невысоко.
По мнению Р. Ратчилд, книга представляет собой не столько исследовательский труд, сколько политический и антифеминистский памфлет937. Р. Стайтс считает, что название книги не оправдывает ее содержание, поскольку основной акцент делался на анализе русского феминистского движения, его состояния на момент 1908 года938. По мнению Стайтса, исторический и экономический анализ «женского вопроса» в книге был дан крайне абстрактно, в русле Ф. Энгельса, А. Бебеля, К. Цеткин. Добавим, что «женский вопрос» сводился только к экономическим аспектам и его сутью объявлялся пресловутый «кусок хлеба». Коллонтай также преувеличивала значение участия работниц в фабричных забастовках и нападала на феминисток939. Первое ей было нужно для того, чтобы продемонстрировать несуществующее женское рабочее движение. Второе – чтобы опорочить реально существующее движение женщин среднего класса. При этом она не осуждала тех женщин, которые требовали права голоса «в рамках существующей структуры социальных классов», за их «невольные грезы», что «неизбежно вытекало из их классовой позиции». В ярость ее приводили феминистки, которые выходили за рамки своего класса и требовали всеобщего избирательного права для женщин всех социальных классов и групп940. Она утверждала, что это делается с целью заманить бедных «младших сестер» в свои феминистские сети и оттолкнуть их от выполнения своей «классовой» миссии. Вслед за Готской программой941 Коллонтай считала, что эмансипация пролетарки не может быть делом женщин всех классов, что цель эта может быть достигнута только общими усилиями пролетариата без различия пола.
Также Коллонтай демонстрировала презрение к благотворительной деятельности женских организаций, высмеивала их мечту о едином женском движении, выискивала скрытые цели в деятельности Женской прогрессивной партии и Союза равноправия и ничего не сказала о проблемах в собственной партии и рабочем движении. Между тем эти проблемы существовали. Стайтс называет здесь и враждебное отношение рабочих к работницам и партийкам, выступавшим за освобождение женщин, и проблемы самих социал-демократических партий в их деятельности по установлению контактов с работницами942.
Книга «Общество и материнство» (1916) – второй труд Коллонтай досоветского периода, в котором была поднята тема материнства, – тема, уже развиваемая феминистками. Коллонтай критиковала социальные условия материнства работниц, выдвигала идеи социальной защиты материнства через государственное страхование, оплачиваемые декретные отпуска и создание дошкольных учреждений. На деле она воспроизводила сюжеты, разрабатываемые феминистками. Избежать влияния феминизма, его установок, интериоризированных ее средой и ею самой, она не могла, хотя и всячески открещивалась от них.
Коллонтай попыталась создать в противовес феминистскому движению женское рабочее движение. Она организовывала митинги работниц в доме Нобеля (1907), инициировала создание в Петербурге межфракционного клуба работниц, закамуфлированного под «Общество взаимопомощи работниц» (1907), готовилась к Всероссийскому женскому съезду – проводила занятия с работницами и создала специальную группу работниц для участия в нем (1908). Это была попытка инициировать женское пролетарское движение «сверху» для достижения тактических и стратегических целей социал-демократической партии и рабочего движения.
Женские рабочие организации создавались и феминистками (например, Московский клуб работниц при «Обществе попечения о молодых девицах»), но не самими работницами.
Главной причиной, не позволившей оформиться самостоятельному пролетарскому женскому движению, явилось отсутствие у него собственной идеологии. Другими словами, работницы, как социальная группа, не обладали концептуально организованной системой ценностей, представлений, идей, описанием будущего, описанием механизмов влияния на социальные процессы для достижения этого будущего. Как уже говорилось, марксизм, предложенный в качестве идеологии женского рабочего движения, утверждал вторичность и вспомогательную роль работниц в процессе социальных изменений, постулировал руководящую роль пролетариата, в состав которого, конечно, входили и женщины, но где они были представлены относительно недавно и находились в меньшинстве. Подобная идеология не могла служить ресурсом движения и не могла мобилизовать женщин на участие в нем. Именно идеология вырабатывает нормативные требования, определяет цель, тактику и действия движения, влияет на формирование его организационной структуры.
Согласно теории мобилизации ресурсов, говорить о движении всерьез можно только тогда, когда оно имеет организационную основу и, развивая эту идею, можно утверждать: когда эту основу составляют самодеятельные организации. В данном случае отсутствовали и самостоятельные организации, и инициированные «снизу» коллективные действия. Возможно, в то время казалось, что внешних усилий достаточно для того, чтобы создать движение. Так, Е. Д. Кускова считала, что в России существуют «реалистическое» и «метафизическое» женские движения. Первым было то, которое устанавливало зависимость положения женщины от существующего социального строя – капитализма, то есть пролетарское женское движение. Вторым – то, которое основывало свои выводы и коллективные действия на «половой дифференциации», то есть феминистское943. Но, прослеживая дальнейшее развитие событий, можно утверждать, что реального женского пролетарского движения до 1917 года в стране не было.
Создаваемые «сверху» женские рабочие организации с заданными вспомогательными и обслуживающими целями имели соответствующие структуры и соответствующий репертуар коллективных действий. Так, задача межфракционного клуба работниц («Общества взаимопомощи работниц»), инициированного Коллонтай, была сформулирована ею как подготовка «женской силы» «для работы в партии и в классовых профессиональных союзах»944. Коллонтай прямо заявляла, что женское рабочее движение находится в тени великой борьбы пролетариата – это не была осознанная борьба за собственные права.
Женское рабочее движение представлялось руководству РСДРП(б) как подсобный инструмент для достижения своих целей. Коллонтай при очередной размолвке с большевиками жаловалась на гонения с их стороны как «по поводу попыток вызвать к жизни женское рабочее движение в России», так и в связи с попытками большевиков забрать движение в свои руки, когда оно им понадобилось в изменившихся условиях Первой мировой войны945. Перемена тактики большевиков была вызвана распространением среди европейских социалисток пацифистских настроений, которые не совпадали с ленинской установкой о превращении войны империалистической в войну гражданскую. Для продвижения ленинской идеи большевики создали в 1914 году журнал «Работница», который, как орган российского женского рабочего движения, должен был противостоять Международному женскому секретариату, стоявшему на пацифистской позиции. Это было создание фантома российского женского рабочего движения и попытка манипулирования международным женским социалистическим движением.
Вывод Дж. Чафитц и А. Дворкин (Chafetz J. и Dworkin A.), что борьба женщин в рядах рабочего, социалистического, коммунистического движения являлась борьбой за права мужчин946, более чем справедлив для России начала века.
Женское пролетарское движение начало оформляться зимой – весной 1917 года, когда работницы предприняли первые самостоятельные акции. Идеология женского рабочего движения не получила в России развития до Октябрьской революции, после которой сложилась принципиально иная структура политических возможностей. После октября 1917 года реализация равноправия женщин была декларирована как государственная политика, и в этой новой политической ситуации пригодились многие наработки российских феминисток. Начиная с этого времени можно говорить о соединении феминистских и марксистских теоретических установок и практик и о появлении в России марксистского феминизма.
Две политические силы – феминизм и социал-демократия – создали условия для появления женского пролетарского движения и марксистского феминизма. Этими условиями были разработанные феминистские теория и идеология, а также практика создания женских рабочих организаций.
Временем появления реального женского пролетарского движения можно считать 1917 год. Работницы крупных промышленных городов к тому времени уже не были аморфной, безвольной и ведомой массой. Они проявили сплоченность и политическую волю в событиях февраля 1917 года. Часть работниц безоговорочно стояла на большевистских позициях, отторгая идеи феминисток как «буржуазные», часть разделяла эти идеи. В любом случае предтечей женского движения работниц был русский либеральный феминизм, актуализировавший проблемы женщин. Существование женского рабочего движения оказалось ярким и кратковременным – оно в принципе не могло вписаться в новый социальный порядок.
Коллонтай в работе «К истории движения работниц в России»947 и позднее в своих мемуарах948 описала историю несуществовавшего женского рабочего движения. Более всего она пыталась отделить феминистские идеи от идей женского рабочего движения. Начало движения работниц она датирует 1870‐ми годами, когда произошли первые забастовки женщин на текстильных фабриках. По ее словам, работницы в то время не видели необходимости объединяться в организации, а «классовый инстинкт» удержал их от «братания с феминистками». Описание деятельности феминистских организаций дано в духе нарождающегося стиля сталинского новояза: «…тлетворное влияние феминизма заражало в 1905 и 1906 годах не только меньшевичек и социалисток-революционерок, но и отдельных видных и деятельных в то время большевичек»949. О Первом Всероссийском женском съезде 1908 года она писала так:
С пеной у рта накидывались на работниц и на представительниц партии завзятые феминистки вроде Мирович, Кальманович, кадетки Тырковой и др. <…> резолюции эти <работниц. – И. Ю.> систематически отклонялись буржуазным большинством съезда950. <…> <Все это создавало> серьезную опасность для единства рабочего движения <…> В те дни приходилось еще отстаивать ясное и сейчас уже неоспоримое для каждой сознательной работницы положение, что в обществе, основанном на классовых противоположностях, нет места единому женскому движению951.
Создание движения работниц Коллонтай относит к заслугам «группы социал-демократок», а связь женского рабочего движения с международным социалистическим она прописала через собственное участие в социалистических женских конгрессах. На фоне этой идеалистической картинки диссонансом звучат ее слова о равнодушии большевиков к женским проблемам. Во всех своих работах на женскую тему Коллонтай проводила партийную линию: партия большевиков не признает «отдельного женского движения, самостоятельных союзов и обществ работниц». Воспитывать из «многочисленного женского населения» строителей коммунизма будет сама партия.
Когда есть общий идеал, появляются личности, его реализующие.
Для реконструкции любого движения важно знать, кто были его лидеры. Каковы были мотивы их прихода в движение? Каковы были их воззрения? Как их деятельность и личные качества формировали лицо движения? Какие лидерские функции они выполняли? Это важно понять, потому что лидеры – мощный ресурс движения.
Следует отметить, что традиция жизнеописания женщин – общественных деятельниц в начале ХX века претерпела сильные изменения по сравнению с веком XIX. В кругах женской общественности сформировалась новая тенденция: описания стали представлять исключительно общественную сторону жизни героинь, биографические данные, особенно сведения о личной жизни, отсутствовали. Это не позволяет проследить жизненный путь некоторых значимых для движения фигур.
Анна Николаевна Шабанова родилась в родовом поместье в Смоленской губернии. Она получила хорошее домашнее образование, окончила пансион и, возможно, прожила бы жизнь женщины своего круга, но реформы 1860‐х годов не позволили этому случиться. Крестьянская реформа привела ее семью на грань краха. Поэтому с 15 лет потомственная дворянка Анна Шабанова вынуждена была зарабатывать себе на жизнь: давала частные уроки, брала переводы. Очевидно, в это время созрело решение получить серьезное образование и с его помощью – престижную профессию и работу.
В данном случае причинами участия в движении выступают прежде всего факторы относительной депривации и попытки сохранить свой социальный статус и свою прежнюю идентичность. В своем профессиональном становлении Шабанова, как и все ее современницы, прошла тяжелый путь пионерки, с той только разницей, что в своих честолюбивых устремлениях она получала полную поддержку со стороны своей семьи.
В возрасте неполных семнадцати лет она отправилась в Московский университет для сдачи экзаменов по математике и латинскому языку – это было обязательное требование для поступления в Медико-хирургическую академию. Но, познакомившись в Москве с сестрами Засулич, Шабанова включилась в деятельность женской швейной мастерской сестер Ивановых, которая служила прикрытием радикальному кружку Ишутина, а затем попала в поле зрения полиции. Последствиями были арест и шестимесячное заключение. Ее выпустили на поруки родных и выслали домой, в Смоленскую губернию.
Здесь Анна Шабанова выступила на литературном поприще, получила стипендию от Литературного фонда, которая была для нее значимым материальным подспорьем, сдала в Московском университете требуемые экзамены в 1866 году, а в 1868 году включилась в кампанию смоленских женщин по сбору подписей под петицией с требованием допустить женщин к обучению в Санкт-Петербургском университете.
Прием в Петербургскую медико-хирургическую академию для женщин в это время был закрыт, и Шабанова в сопровождении тетушки отправилась в Александровский университет в Гельсингфорсе (Хельсинки), открывший прием для женщин. Здесь она оказалась единственной женщиной, подавшей прошение о приеме, к тому же русской. Ее зачислили на естественный факультет, несмотря на серьезное препятствие – незнание шведского языка, на котором велось преподавание.
Одиночество (тетушка уехала в Россию), адаптация к новой социальной и языковой среде, смерть матери, нервная горячка, поиски заработка на летних каникулах и вновь одиночество и труд – слагаемые пути Шабановой как пионерки высшего женского медицинского образования и этапы ее личного пути. Когда она узнала, что на курсах «ученых акушерок» при Медико-хирургической академии врачебное образование дается в полном объеме, она вернулась в Петербург, где в 1873 году ее приняли сразу на второй курс. Врачебные курсы Шабанова закончила в первом выпуске в 1878 году и осталась на них ассистенткой. После закрытия курсов в 1887 году ее единственную, как исключение, оставили ординатором в детской клинике Николаевского госпиталя, где в последние годы располагались курсы. Вопрос решался на уровне военного министра (П. С. Ванновского), который предложил Анне Николаевне принять должность надзирательницы и выполнять при этом функции врача. Шабанова категорически отказалась от такого предложения. С одной стороны, для нее были важны статусные позиции, с другой – она уже ясно осознавала дискриминацию женщин на рынке труда и в профессии. Ее твердая позиция вынудила военного министра утвердить Шабанову ординатором.
Одновременно она работала врачом-экстерном детской больницы принца Ольденбургского и в 1895 году вошла в штат больницы. С 1890 года работала как врач и преподаватель курса гигиены и первой врачебной помощи в Смольном институте и в женских гимназиях, занималась наукой. Через пять лет после окончания курсов была первой среди однокурсниц по числу научных работ и переводов научной литературы. Каждый свой отпуск проводила в клиниках Европы, стажируясь у известных педиатров Я. Бокая, Е. Геноха, А. Черни.
Своей семьи она не имела, но наряду с работой в женском движении всю жизнь работала в общественных организациях по охране детства.
Анна Николаевна Шабанова, как и многие женщины ее класса, под давлением новой социальной реальности прошла сложный путь адаптации в пореформенном обществе. Класс, к которому она принадлежала, продолжал быть привилегированным, но финансовые потрясения, связанные с крестьянской реформой, обеднение и потеря социального статуса сильнее всего сказались именно на положении женщин этого класса, принужденных законом, традицией, обычаем вести зависимый, «пассивный» образ жизни. Борьба за выживание для женщин этого круга шла через личностный и профессиональный рост, получение образования. В итоге потеря источников дохода (поместий и т. п.) не обернулась трагедией для тех, кто сохранил ценности, культурный капитал и социальные связи своей семьи и своей страты. Этими женщинами была выбрана личностная стратегия по сохранению своей прежней идентичности, своего социального статуса. Произошел переход их из «праздного» класса в класс экономически активный – в ряды профессиональной интеллигенции и «среднего класса».
Личности вроде Шабановой оказались способны на проведение в жизнь осознанной коллективной стратегии – организацию взаимопомощи, взаимоподдержки женщин через специфические женские организации. Ее жизненная установка: «Чтобы жить, недостаточно бороться за свое существование, нужно бороться и за жизнь других»952.
Сразу по окончании курсов Шабанова заявила о себе как о лидере своей профессиональной группы: она выступила с инициативой предоставления женщинам-врачам права работать ординаторами при госпиталях. В 1880 году организовала кампанию за учреждение нагрудного знака с аббревиатурой ЖВ – «Женщина-врач»953; в 1883 году ратовала за отмену звания «ученая акушерка», введенного взамен звания «женщина-врач»954. Шабанова активно работала над возобновлением женских врачебных курсов, проводила кампанию по сбору средств для них. В 1896 году она выступила как организатор кампании за уравнение профессиональных прав женщин и мужчин – врачей, в ходе которой поставила перед женской медицинской общественностью задачу добиваться права на профессорское звание и преподавание в высшей школе. Параллельно с постановкой проблем женщин-врачей она осмысляла проблемы женщин «средних интеллигентных классов» как особой социальной группы и инициировала в 1895 году создание женского клуба, получившего название «Русское женское взаимно-благотворительное общество».
Общественная деятельность открыла Шабановой путь к интеграции в пореформенное российское общество. Это был канал вертикальной мобильности, благодаря которому она стала известна в профессиональных кругах и была одной из немногих женщин-врачей, кто сумел сформировать свою частную практику.
Статьи Шабановой выдают в ней не идеолога движения, а практика. Основными причинами возникновения российского женского движения она считала экономический кризис, вызванный освобождением крестьян, а также влияние западных идей равноправия, поднявших проблему гражданских прав женщин и спровоцировавших изменение общественных идеалов в отношении женщин.
Целями российского женского движения Шабанова называла достижение права на высшее образование, расширение гражданских прав женщин до уровня мужских, улучшение материального положения; семейную, гражданскую и имущественную эмансипацию955. Она определила лозунг женского движения России: «Знания и права!»
Основными достижениями женского движения Шабанова считала деятельность разного рода курсов, обществ содействия, поощрения, распространения, охранения, взаимопомощи, то есть создание силами общественных организаций и частных женских инициатив инфраструктуры жизни работающей интеллигентной женщины. Значимой победой женского движения Анна Николаевна считала общественное и официальное признание женского медицинского образования, появление женщин-врачей: она называла эту победу истинной, так как женщина-врач («докторица», «докторша», «лекарка») вошла в культурную традицию России.
Ей была близка идея женской солидарности, она считала возможным сотрудничество женщин разных социальных слоев в едином женском движении и в сферах, выходящих на «проблемы пола»:
Женское движение не может быть ни буржуазным, ни пролетарским, – оно как свобода – необходимо для всех порабощенных, и вокруг этой идеи должны были бы сгруппироваться все жаждущие освобождения956.
Теоретическая непроработанность проблемы единения заставляла ее обращаться к опыту других стран. Она рассматривала женские движения США, Швейцарии и Финляндии как пример солидарных действий женщин957. Идеи, высказанные участницами Женского конгресса в Берлине о необходимости существования отдельного женского рабочего движения и о том, что со стороны женщин среднего класса «никакой вражды к движению пролетарок быть не может», что женское движение объединяют идеи любви, мира, справедливости, были ею полностью поддержаны958. Она только сожалела, что такой важный вопрос не был обсужден на конгрессе более детально, так как он был очень актуальным для России959. Но стратегически она видела движение единым.
Анна Шабанова на практике формировала солидарность через деятельность своей организации (мобилизация действия) и развитие идеологии движения (мобилизация консенсуса). Первое ей удавалось куда лучше. Солидаризируясь с женщинами непривилегированных классов, она поднимала в своих статьях и речах проблему условий труда фабричных женщин (отдельно ставила вопрос о беременных работницах), проблемы незаконнорожденных детей. Возможно, здесь также сыграла усвоенная с детства роль представительницы правящего класса, несущей ответственность за других и руководящей другими. Ей хорошо удавалась организация коллективных женских акций: например грандиозная женская манифестация Женской Лиги мира с лозунгом «Долой оружие!» в Петербурге в день открытия Гаагской конференции 18 мая 1899 года. Женскую Лигу мира также учредила Шабанова.
Для мобилизации консенсуса, то есть разработки системы ценностей, значений, интерпретаций проблем и событий, она пропагандировала идеи единого женского движения. Путь единения видела в преодолении эгоизма и личных интересов и в умении «подчинять свои личные стремления общему делу, претворить свое „я“ в общечеловеческое служение»960.
Поэтому первостепенной целью движения Шабанова определила создание центра, сплачивающего воедино женские силы «для развития солидарности и совместной деятельности»961, для поддержки женщинами друг друга, для их духовного и интеллектуального развития. Этому способствовала деятельность «Вз.-благ. общества», позднее – Всероссийского женского совета, который был в первую очередь создан ее усилиями: «Я сделала все возможное, чтобы сдержать обещание и мечту – создать Национальный совет»962.
Участие женщин в партийной работе она считала бесперспективным, а опыт «деятельного участия» женщин в освободительном движении всех направлений оценивала как разочаровывающий. Все осталось по-прежнему, констатировала она963. По ее мнению, в результате «в сознание русской женщины проникло настоятельное стремление добиваться своих прав, добиваться самостоятельно»964.
Главное препятствие на пути установления равноправия Шабанова видела в самих женщинах, которые либо благополучны и равнодушны к проблемам своего пола, либо довольствуются тем, что есть, либо безропотно несут свой крест.
Единственным средством, делающим женщину реальной силой в общественной и государственной жизни, по ее мнению, было организованное женское движение965. Никакое другое движение, кроме женского, писала она, не решит проблемы женщин. Это доказали позитивные изменения в странах с развитым женским движением – в Англии и Америке966.
Она выступала за очищение феминизма от обывательского представления как о движении против мужчин. Феминизм для нее был движением против недостатков мира, за истину и справедливость, за достижение идеала человека-женщины. Этот идеал она рисовала в своих речах:
<когда> русская женщина достигнет участия в законодательстве страны, получит избирательные права, будет признана человеком, <…> она получит возможность всецело развернуть свои творческие силы967, будет иметь право на выражение своей воли в интересах культуры и цивилизации968.
Она верила, что по достижении юридического равноправия надобность в женском движении, феминизме отпадет, так как наступит истинное разделение труда и решающим моментом будет не пол, а способности:
Обособленность женщин есть явление вынужденное, временное, вызванное условиями того особого положения, в которое поставлены женщины их бесправием…969
Шабанова была лидером-администратором, который способствовал институализации движения посредством установления контактов и соглашений с существующими социальными институтами. Как лидер организации Шабанова всегда действовала исключительно в рамках закона и, базируясь на нем, расширяла «женское» пространство в политической сфере. Основными формами деятельности «Вз.-благ. общества», которым она руководила, были сбор подписей и подача петиций в государственные структуры, внесение на рассмотрение Государственной Думы разного рода законопроектов в отношении женщин, проведение митингов и общественных дебатов, поддержание инфраструктуры жизни образованной труженицы в Петербурге через создание разного рода курсов, общежитий, «детских очагов», дешевых столовых и так далее.
Ее деятельность на посту председательницы «Вз.-благ. общества» часто вызывала критику со стороны соратниц по движению. Ее обвиняли, особенно деятельницы молодого поколения (в частности, А. В. Тыркова), в консерватизме, в позднем переходе к политической активности. Так, Тыркова считала, что женское движение 1880‐х годов не привлекало женщин с демократическими общественными устремлениями потому, что оно не было проникнуто «подлинной идеологией»970. Основания для такого заявления у Тырковой были: Шабанова, реализуя идеи взаимопомощи и солидарности, постоянно сбивалась и переходила на благотворительную деятельность вместо политической. Идеология движения, развиваемая усилиями других лидеров (О. А. Шапир, М. И. Покровской), была достаточно сложна для понимания и требовала высокого образовательного уровня. Шабановой, как организатору и администратору, формировать идейное единение (консенсус) на такой базе было сложно.
Значимы и международные связи Шабановой. Она была вице-президентом Всеобщего женского союза во имя мира в Париже (Alliance universelle par la paix), почетным членом Международного конгресса мира в Стокгольме (1910), почетным членом Международного общества женщин-врачей в Америке (1912), почетной вице-председательницей от России в Международном женском совете (International Council of Women) с 1913 года.
«Вз.-благ. общество» положило начало практике международных контактов русского женского движения на уровне организаций. Это позволило ему стать частью международного женского движения, хотя личные контакты с западными коллегами были у многих равноправок. В сентябре 1896 года Анна Николаевна возглавила делегацию от России на Международном женском конгрессе в Берлине, в которую вошли В. П. Тарновская («Общество доставления средств ВЖК»), доктор И. Д. Познанская («Вз.-благ. общество»), писательницы и общественные деятельницы М. В. Ватсон и Е. А. Чебышева-Дмитриева, начальница женского пансиона г-жа Э. П. Шаффе и доктор Лурье из Киева. В 1911 году Шабанова вместе с А. П. Философовой и М. Л. Вахтиной приняла участие в Международном женском конгрессе в Стокгольме. В мае 1914 года присутствовала на очередном конгрессе Международного женского совета в Риме (совместно с М. Л. Вахтиной, Е. М. Десятовой, З. Я. Ельциной, графиней А. Д. Капнист, А. С. Милюковой, А. Поповой, Е. Р. Пфейлицер-Франк, Е. И. Тихеевой, Е. А. Чебышевой-Дмитриевой). Также Шабанова приняла участие в последовавшем за ним конгрессе Итальянского женского совета.
На итальянских конгрессах Анна Николаевна провела ряд конфиденциальных бесед с председательницей Совета леди Эбердин по поводу создания в России Национального совета и полноправного вхождения России в Международный женский совет. Шабанова вслед за Анной Павловной Философовой была только почетной вице-председательницей, так как без создания общенациональной организации Россия не могла быть полноправным членом Международного совета. В этом вопросе Россия входила в число аутсайдеров наряду с Китаем и Турцией, и Шабанова воспринимала это болезненно. Тем не менее все ее многочисленные попытки получить разрешение на создание национальной организации терпели неудачу. Осуществить это она смогла только в 1917 году.
Нужно отдать должное Шабановой, ее работа на протяжении 23 лет над развитием «Вз.-благ. общества», сохранением помещения «женского дома», рекрутированием новых членов и многим другим способствовали стабильности, преемственности и институционализации движения.
Этому способствовала и личная известность доктора Шабановой. Так, например, в феврале 1903 года в помещении «Женского общества» был торжественно отмечен 25-летний юбилей ее врачебной деятельности, на котором ее приветствовали сенаторы, депутаты Государственной Думы, известные общественные деятели, представители врачебного сословия и многочисленных женских организаций.
Вся профессиональная жизнь доктора Шабановой прошла в стенах больницы принца Ольденбургского (в советское время – больницы им. К. А. Раухфуса): от экстерна, сверхштатного врача до старшего врача. В свои 80 лет она еще была консультантом больницы. Старейший педиатр страны, она пользовалась авторитетом во врачебной среде. Репутация принципиального и «высокого» специалиста позволила ей стать в 1923 году судьей чести Ленинградского союза врачей, в 1925‐м – почетным членом Ленинградского общества детских врачей. В 1927 году по инициативе врачей больницы им. К. А. Раухфуса библиотеке больницы было присвоено имя А. Н. Шабановой.
В ноябре 1928 года Шабанова отметила 50-летие своей врачебной деятельности. Ей было присвоено звание Героя Труда, нарком Н. А. Семашко поздравил ее телеграммой. О феминистском прошлом доктора Шабановой старались не вспоминать, хотя в публикациях, посвященных ее юбилею, все же был высказан упрек, что она недооценивала роль революционного пролетариата в решении проблем женщин971.
Она видела новые возможности, открывающиеся женщинам в Советской России, и, возможно, относила их к реальным результатам деятельности российских феминисток, в том числе и к своим:
На закате жизни <…> храню в душе глубокую веру в ту великую роль, которая предстоит женщине в залечивании ран общественного организма, выздоровлении человечества как в области моральной, так и социальной наравне с мужчиной972.
Умерла Анна Николаевна 25 мая 1932 года. На гражданской панихиде прозвучали слова: «Несомненно, сила и дарование Анны Николаевны могли развернуться только после Октябрьской революции. Только Октябрь дал женщине полноправие, и все заветные мечты Анны Николаевны были исполнены»973.
Мотивы участия в движении одной из лидеров российского феминизма О. Шапир хорошо укладываются в схему участия, предложенную Б. Файерманом (B. Fireman) и У. Гэмсоном (W. Gamson), которые определяли основные стимулы участия как совпадение интересов личности и целей движения, корпоративное чувство долга, нравственную приверженность целям движения и нормам солидарности974. В том или ином варианте они присутствуют у всех участниц движения, с той только разницей, в каком сочетании и в переплетении с какими базовыми установками их носительниц они проявляли себя.
Ольга Андреевна родилась 10 (22) сентября 1850 года в городе Ораниенбауме в семье военного чиновника А. П. Кислякова. Мать ее была дворянкой со шведскими и немецкими корнями. Отец – выходец из крестьян, затем дворянин и помещик, сумевший подняться по служебной лестнице благодаря природному уму и воле. Это был человек страстей, тиран семьи, который славился на весь Ораниенбаум своими причудами, граничащими с самодурством. Он умер, когда Ольга Кислякова была еще ребенком, а мать, в отличие от отца, внимательно относилась к стремлениям своих детей. В 1865 году Ольга Андреевна закончила с золотой медалью Александровскую гимназию. И, как многие ее сверстницы, благодаря посещению курсов и кружков вошла в специфический круг разночинной молодежи и с головой окунулась во все модные и острые дискуссии и молодежные практики 1870‐х годов. Она училась на Владимирских курсах, заведовала Василеостровским отделением библиотеки А. А. Черкесова975, участвовала в работе Корниловского кружка. Кружок объединял женщин, стремившихся к научной деятельности. В него входили пионерки науки: Ф. М. Берлин-Кауфман – доктор юридических наук, Н. Ф. Литвинова – доктор математики, Н. К. Скворцова-Михайловская – доктор медицины и другие.
В этой разночинной среде Ольга Андреевна познакомилась со своим будущим мужем Лазарем Марковичем Шапиром, студентом Медико-хирургической академии, высланным в Новгород за причастность к «Нечаевскому делу». В 1872 году она вышла за него замуж, добилась разрешения на возвращение мужа в Петербург для завершения образования и до того момента содержала семью. Это были нетипичные поступки для женщины, характеризующие ее как нарушительницу традиционных гендерных ролей и гендерных контрактов. Тогда же Ольга Шапир сформулировала идею, которой придерживалась всю жизнь, что безудержное самоопределение много полезнее в жизни, чем традиционные женские добродетели.
После того как муж получил место земского врача в Царицынском уезде Саратовской губернии, Ольга Андреевна уехала с ним, по сути, в глубокую провинцию.
В 1879 году она дебютировала на страницах «Журнала романов и повестей» с повестью «На пороге жизни» и практически сразу стала популярным автором. Читатели услышали «боевую ноту» в произведениях Шапир и поддержали ее вызов: журналы, в которых она печаталась, раскупались моментально и «читались нарасхват». Она публиковалась в лучших литературных журналах: «Вестнике Европы», «Русской мысли», «Отечественных записках», «Северном вестнике», «Русском богатстве».
Творчество Шапир было полностью обращено к «женским» проблемам, волновавшим российское общество в 1870–1880‐е годы: женский мир, взаимосвязь мужского и женского, проблемы подчинения и духовной несвободы женщин, стремление людей социальных низов к изменениям, опять-таки на материале женского сообщества. В 1880‐е годы Ольга Шапир была популярной и модной писательницей и, что важно, была профессиональной писательницей, то есть зарабатывала себе на жизнь писательским трудом. Это означает только одно: ее произведения соответствовали эстетическим и социальным запросам читающей публики, несмотря на неприятие ее творчества литературной критикой. В русской литературной традиции доминантами идеала русской женщины всегда выступали жертвенность, смирение, самоотречение. Ф. М. Достоевский говорил о «высоте самоотречения» и «покорности» как национальных чертах русского женского характера, только что не имманентно ему присущих. Женщина была вознесена на небывалую высоту, но при этом ей отказывалось в праве на личное самоопределение и собственное счастье. Н. Г. Чернышевский один из первых подверг пересмотру эту установку, выведя на страницы своего романа в качестве положительной героини «новую женщину» Веру Павловну, стремящуюся к своему развитию, личному счастью и работе на общественные интересы.
Так наметилось противостояние двух противоположных идеалов женщины, двух декларируемых стратегией женской жизни и двух тенденций в литературе. За «новых женщин» в литературе 1860–1870‐х годов были «все первоклассные публицисты», – писал известный публицист А. Амфитеатров. Против них – «все крупные беллетристы»976.
В женское движение Ольга Шапир пришла где-то в начале 1880‐х годов, после возвращения в Петербург. В 1895 году она вступила в только что созданное «Русское женское взаимно-благотворительное общество», а в марте 1896 года была избрана заведующей комиссии по изысканию средств, затем в реферативный отдел, в совет общества. Ее работа в «Вз.-благ. обществе» во многом определила лицо и политику организации на этапе ее становления. Шапир обладала деловой хваткой, была хорошим оратором, ее авторитет в среде российских равноправок был высок. Соратницы ценили ее и считали «приобретением для Общества»977.
Шапир была инициаторшей многих крупных женских акций: торжественного вручения от лица русских женщин письма-адреса писательнице Жюльетте Ламбер для французских женщин в поддержку политики русско-французского сближения, многочисленных актов передач петиций в Государственную Думу. Эти и другие инновационные акции женщин привлекали внимание публики и прессы, демонстрировали женское присутствие в политической сфере, расширяли репертуар коллективных действий движения.
Идеи женской солидарности были ей близки и во многом определяли ее жизнь. В 1905 году Шапир вступила еще в одну женскую организацию – Союз равноправности женщин.
Ольга Андреевна выступала против уклона в благотворительность в деятельности «Вз.-благ. общества» и была одной из тех, кто настаивал на более активной политической позиции. Она рассматривала общество как женский клуб, называя квартиру на Спасской улице не иначе как «женский дом», и считала, что в нем следует собираться единомышленницам для обсуждения проблем женщин, определять тактику и стратегию организации и движения в целом.
Отношения Шапир с председательницей «Вз.-благ. общества» А. Н. Шабановой складывались сложно. Налицо был лидерский конфликт. Шабанова была лидером-администратором, Шапир – лидером интеллектуальным и даже харизматичным, учитывая ее авторитет, личную популярность и огромный общественный резонанс ее произведений. В знак протеста против благотворительных тенденций в политике «Вз.-благ. общества» Ольга Андреевна демонстративно вышла из совета Общества, но приверженность целям движения заставила ее вернуться в организацию, когда та начала политизироваться и когда был создан отдел избирательных прав женщин (1906).
Шапир считала необходимым скорректировать цели движения: не только воздействовать на политические институты и институты социального контроля, но менять гендерное сознание общества, его культурные традиции. Для этого она предлагала проводить не только привычные социально-видимые акции, но и мероприятия, способствующие росту самосознания женщин.
Стратегические цели движения были сформулированы Шапир в речи «Идеалы будущего» на Первом Всероссийском женском съезде (1908)978. Идеи ее выступления были настолько инновационными и неожиданными, что не многие сумели оценить их созидательный потенциал. Здесь Шапир вышла из общепризнанной в то время парадигмы «равности полов», считая ее по определению невозможной и видя в этом «подтягивание» женщины до мужского образца. Напротив, она предлагала пропагандировать и распространять в обществе женские ценности, женский опыт, женские представления. Она осмысляла понятия «женский опыт», «мировоззрение женщин» как универсальные и объединяющие женщин реалии.
Если теоретические работы Ольги Шапир были известны и доступны для понимания только узкому кругу российских феминисток, то ее беллетристика была каналом трансляции феминистских идей на широкие слои населения.
Шапир отстаивала безусловное право женщин на участие в общественной жизни. Она рассматривала женскую активность с позиций и «общественной пользы», и «индивидуальной выгоды» – как путь самореализации и самоутверждения.
Перед Первой мировой войной Ольга Андреевна по состоянию здоровья отошла от общественных дел. Война и тревога за единственного сына, ушедшего на фронт, подорвали ее здоровье. Умерла она 13 июля 1916 года. В многочисленных некрологах ее идеи интерпретировались так: «Свобода женщины – ее долг, а не приятное удовлетворение субъективного влечения»979.
Мария Ивановна Покровская – одна из ярчайших фигур российского феминизма. Биографические сведения о ней крайне скудны. Родилась Покровская, предположительно, в дворянской семье в 1852 году в городе Нижний Ломов Пензенской губернии, получила домашнее образование. В 1870 году она выдержала экзамен на звание домашней учительницы и какое-то время работала в начальной школе в городе Темникове Тамбовской губернии (1873–1876).
В 1876 году Мария Ивановна поступила на Женские врачебные курсы в Петербурге и в 1881 году закончила их. Ее путь в медицину был тяжелым. Судя по всему, она не имела ни моральной, ни материальной поддержки семьи и была вынуждена полагаться только на свои силы.
По окончании курсов Покровская получила место земского врача в Опочском уезде Псковской губернии. Это была удача. Но реальность оказалась жестче и грубее. В своих воспоминаниях она описала испытания, через которые ей пришлось пройти в провинции: предубеждения властей и горожан в отношении женщины-врача, корпоративное сопротивление местного медицинского сообщества980. Поддерживал ее только председатель городской думы Опочки, который благосклонно относился к идее общественного служения женщин и рассчитывал организовать подачу медицинской помощи бедному населению за счет женщин-врачей. Он не без основания полагал, что женщины в качестве новичков скорее согласятся на низкую земскую зарплату, нежели мужчины, и будут добросовестно трудиться.
Несмотря на самоотверженную работу (городской голова не ошибся в своих прогнозах) и рост профессионального мастерства, твердой почвы у Покровской под ногами не было. Ей приходилось в каждодневной борьбе доказывать свое соответствие врачебному званию. Она ощущала на своих плечах груз ответственности за всех женщин-врачей и перед всеми женщинами-врачами. «Я не только была врачом, но и пионером женщин на этой дороге…» – вспоминала она981.
Члены городской управы не разделяли мнения своего председателя о женщинах-врачах и относились к ней с плохо скрытой враждебностью. Коллеги-мужчины перекладывали на нее всю низкооплачиваемую работу, против чего Покровская регулярно восставала. Все, что она делала, рассматривалось местным врачебным сообществом с подозрением и оценивалось заведомо негативно. То, что она не брала с бедноты деньги за визиты, считая, что за это ей платит земство, расценивалось как попытка доказать выгоды и преимущества женского труда.
Ее неопытность оборачивалась приговором, что «фельдшер может лечить лучше, нежели самая ученая женщина-врач», ее тщательность в постановке диагноза – «бабским страхом» и так далее.
Но Покровская не хотела «помириться с мыслью, что женщины в умственном отношении стоят ниже мужчин»982 и упорно доказывала, что «женщины могут быть <…> недурными практическими врачами»983.
Врачебная практика привела ее к разочарованию в медицине, скептицизму в отношении ее возможностей. Разочаровывал цинизм коллег, соблюдавших свои корпоративные интересы. Врачи играют с заразой в жмурки, считала она, лечат вслепую, берут гонорары, понимая тщету своих усилий, по сути дела, обманывают пациентов.
Бедность и культурную отсталость населения она определила основными причинами болезней. Покровская придавала серьезное значение профилактике заболеваний, гигиене, роли социальных условий и реформ, позволяющих их изменять. Она пришла к выводу, что гигиена – спасение и первый друг бедного населения: «Гигиена способна уменьшить заболеваемость и смертность населения. Вот куда русским врачам следует обратить внимание. Тогда они действительно станут полезными для общества»984. Она пришла к выводу, что «главная задача врача заключается именно в устранении причин, создающих болезни»985.
Покровская стала специализироваться как санитарный врач. Первые ее научные статьи написаны на материалах практикующего земского врача: «Влияние курных изб на заболеваемость глаз и дыхательных органов», «Исследование нескольких деревень Глубоководской волости», «Опыт статистического исследования заболеваемости и смертности населения в связи с качеством воды».
Позднее, уже в Петербурге, ее исследовательская986 и популяризаторская работа987 сделали ее имя известным. Она часто выступала с докладами в Русском обществе охранения народного здравия, что привело к созданию при Обществе комиссии по улучшению жилищ рабочих.
Проблемы провинциальной жизни Покровской разрешились сами собой. Новый председатель городской управы «смешивал городскую службу по найму с почтением и уважением к самому себе», а последнее – с низкопоклонством. «Низкопоклонство меня возмущало, когда я его видела в других, а относительно себя я не могла допустить даже мысли о нем, – вспоминала Покровская. – Мне было слишком дорого мое самоуважение»988. Она подала в отставку и в 1888 году вернулась в Петербург уже опытным практическим врачом, ориентированным не только на профессиональную деятельность, но и на общественную работу. Работать она устроилась в гигиеническую лабораторию профессора А. П. Доброславина в Военно-медицинской академии.
Разрушение в российском обществе традиционных форм женской социализации (появление нового женского типа «достигающей личности»), сложности профессиональной социализации наложили отпечаток на личность Марии Ивановны. В отличие от своих соратниц по движению она не смогла создать приемлемый для окружающих образ «новой женщины», что привело ее к некоторой маргинальности, отчуждению и даже социальной изоляции. Своей семьи она не имела. По кратким отзывам коллег и соратниц по движению, Мария Ивановна предстает человеком прямым и довольно жестким. Ее критическое отношение ко всему «мужскому» стало стержнем ее воззрений и житейских практик. Мир для нее делился на черный и белый – мужской и женский. «Мужчины – господа, а женщины – их рабыни, поэтому первым все позволено и прощено, а вторым запрещено и не прощается», – писала она989. Оппозиционность к традиционным патриархальным нормам, ценностям и практикам стала ее визитной карточкой. Тексты ее статей выдают в ней человека широко мыслящего, саркастического и острого на язык. Очевидно, что она искала новые формы коллективной идентичности и потому активно включилась в женское движение.
Мотивы ее участия в движении те же, что и у других его участниц: совпадение личностных установок, личных целей с установками и целями движения, влияние факторов относительной депривации, обобщенным показателем которой выступает личностная неудовлетворенность и недовольство; солидарность с товарками по полу и чувство долга, стратегия личного выживания и профессиональной самореализации. С той только особенностью, что присущая личности Покровской маргинальность сделала одной из основных причин ее участия в движении поиск новой идентичности и новой коллективности.
Придя в движение, Покровская остро почувствовала его кризис. Это был период смены поколений и, соответственно, смены идей и вектора развития движения. Потенциал первоначальных требований – высшего образования и права на профессиональную работу – был уже в значительной степени исчерпан. Работу активисток движения по поддержанию созданной инфраструктуры жизни трудящихся женщин (ВЖК, разного рода профессиональные общества взаимоподдержки женщин и так далее) Покровская жестко оценила как «вчерашний день», а благотворительность окрестила «заплатой на старом платье». Она считала, что движению нужны новые идеи, новые организации и новые акции.
Такой новой идей для нее стал аболиционизм990, в котором сочетались ее воззрения, профессиональные и общественные интересы. Новыми организационными возможностями стала совместная работа аболиционистских, благотворительных женских и феминистских организаций.
Покровская идентифицировала себя как феминистку и отстаивала феминизм от негативных коннотаций. Это она придумала термин «стыдливый феминизм».
Она не чуждалась идей марксизма и пыталась соединить его положение о классах с феминистскими идеями. Дискриминационная практика государства в отношении проституток991 хорошо укладывалась в понятие «эксплуатация женщин» и позволила определить положение проституток в структуре общества как лиц, эксплуатируемых и дискриминируемых по гендерному и классовому признакам одновременно. А тот факт, что законодательные, властные, контролирующие и карательные органы (Врачебно-полицейский комитет) состояли исключительно из мужчин, позволил Покровской сформулировать мысль о корпоративных мужских интересах, о мужском эротизме, эгоизме и шовинизме, которые делают мужчин
беспощадны(ми) к ним <проституткам. – И. Ю.>. Они <мужчины. – И. Ю.> не только не стремятся уничтожить эксплуатацию женского тела, но даже дают разрешение на открытие и содержание притонов, где под надзором полиции и докторов мужчины могут убивать тело и душу женской молодежи992.
В отказе правительства упразднить регламентацию проституции Покровская видела также проявление мужских властных полномочий и соблюдение корпоративных интересов мужского сообщества.
Она остро чувствовала социальное неравенство и неравенство по признаку пола (гендерное) и считала их главными причинами проституции, что было, по ее представлениям, результатом «половой сегрегации» (гендерной стратификации).
Другую причину проституции Покровская видела в низком уровне благосостояния мужского населения России, в невозможности молодых мужчин жениться и содержать семью.
По мнению авторов книги «Проституция в Петербурге» Н. Б. Лебиной и М. В. Шкаровского993, в среде российской интеллигенции было распространено представление, что основными потребителями проституции являлись представители имущих классов, и они в первую очередь несли ответственность за ее существование. Изначально Покровская разделяла эту точку зрения, но изучение феномена проституции привело ее к другим выводам.
В своих исследованиях Мария Ивановна использовала письма и дневники проституток, провела опрос и медико-психологическое обследование клиенток Калинкинской больницы (1899)994, создала социально-психологические портреты проституток, написала на эту тему ряд работ: «О жертвах общественного темперамента» (1902), «Врачебно-полицейский надзор за проституцией способствует вырождению народа» (1902), «Борьба с проституцией» (1900, 1902). В результате Покровская подошла к теме потребителей проституции с неожиданной стороны: она не только поставила вопрос о грехопадении мужчины-христианина (так вопрос никогда не ставился), но и определила самих потребителей проституции как падших существ. На съезде по борьбе с торгом женщинами (1910) она призвала ввести обязательный медицинский осмотр посетителей публичных домов, именовать их «проститутами» и применять к ним санкции вплоть до уголовного характера995.
В качестве мер борьбы с проституцией предлагала половое воздержание как для мужчин, так и для женщин и создание организаций типа английского общества «Белый крест», члены которого давали обет целомудрия до 25, 30, 40 и более лет. Идеи эти, конечно, были утопичны, и, надо полагать, Мария Ивановна понимала, что таким образом проблему не решить.
Она также поставила проблему одинаковых требований к нравственности мужчин и женщин, в том числе к требованию целомудрия до брака. Покровская писала:
Правы женщины, требуя одинаково целомудренной жизни для мужчин и женщин, и не правы мужчины, считая простительным себе то, что они не могут простить женщинам. Если они действительно не могут быть целомудренными, то с их стороны было бы более справедливым не требовать целомудрия от женщин996.
Исследовательская и практическая деятельность привели Покровскую к выводу, что только «единая половая мораль», при условии «полного равноправия» женщин и мужчин «в остальном», – единственное средство уничтожения проституции997.
Свято веря в «могущественное значение прессы в разработке практических вопросов», Покровская в течение 13 лет (1904–1917) издавала журнал «Женский вестник», являясь его редактором и издательницей одновременно. Средства на журнал собирались по подписке, но, предположительно, в значительной степени финансировала его она сама.
Также Покровская осмысляла проблемы становления гражданского общества в России. Она хорошо видела общую картину расстановки политических сил в стране, тенденции развития политической системы. Особых надежд на деятельность Государственной Думы не возлагала, дружбы ни с какими политическими деятелями и партиями не водила, подвергая практически всех резкой и нелицеприятной критике. Она взяла на себя функции общественного критика «с позиций женщин» на страницах своего «Женского вестника».
Покровская высказывала идеи о необходимости поддержки властями гражданских самодеятельных инициатив «снизу» в интересах самих властных структур и российского общества в целом:
Если правительство желает содействовать прогрессу страны и предупреждать насильственные политические и социальные перевороты, оно должно прислушиваться к голосу народа, а последний <…> сильнее всего проявляется в разных организациях. Поэтому для правительства выгоднее предоставить населению возможность организовываться в широких размерах, так как оно тогда будет знать более определенно, чего желает народ, и будет иметь возможность предупреждать внезапные катастрофы998.
Она сетовала, что российское правительство встречает всякую общественную организацию как противника, видит в ней оппозицию:
Русское правительство привыкло так мало считаться с общественным мнением, что постоянно вызывает протест со стороны населения. Совершенно естественно, что подобный протест ярче всего выражается организациями. Но это явление следует признать в высшей степени полезным для блага страны999.
В своей публичной лекции «Русская интеллигенция и равноправие женщин в Государственной Думе» (1908) Покровская утверждала, что русская интеллигенция, имея в виду прежде всего кадетов как партию думского большинства, не может дать России того, в чем нуждается страна: свободы, равенства и права1000. Она также писала и о лицемерии в «женском вопросе» представителей правого крыла российской политики – октябристов1001. Некоторые надежды она возлагала на социалистов и социализм, но не считала при этом, как социал-демократы, что решать «женский вопрос» нужно в социалистическом будущем, и призывала женщин всех классов и состояний действовать сейчас, в данный момент, в данной политической ситуации. Призывала женщин создавать свои организации для борьбы за женские права.
Покровская, без сомнения, была интеллектуальным лидером, то есть тем лидером, который формировал протестное мировоззрение, вырабатывал лозунги, риторику, идеологию движения, лидером, достижения которого в дальнейшем использовали его соратники.
Кроме того, она была административным лидером: создала Женскую прогрессивную партию, Женский клуб при партии, основала журнал, разрабатывала стратегию и тактику движения; распространяла идеологию движения (одного из его направлений) через свои многочисленные публикации, лекции, выступления на митингах; вырабатывала солидарность движения и тем самым способствовала институализации феминистского движения.
Последняя статья Марии Ивановны Покровской посвящена анализу первых демократических российских выборов в районные думы Петрограда. Что произошло с Марией Ивановной в вихре революции и Гражданской войны, как она пережила эти годы, когда умерла и где похоронена, неизвестно.
Мария Александровна Аргамакова родилась 18 января 1866 года в Санкт-Петербурге в семье воспитателя Первой Санкт-Петербургской военной гимназии А. П. Аргамакова. Семья была дворянская, но имела более чем скромный достаток. Мать девочки рано умерла, в 1872 году, и Мария Александровна воспитывалась бабушкой, М. В. Мерцаловой, и тетушками, Н. И. и В. И. Мерцаловыми, – трудящимися петербургскими интеллигентками.
Ее воспитывали в традициях «прогрессивных» интеллигентских семей того времени: поощряли стремление к знаниям, интерес к общественной жизни, самостоятельность, ответственность. Лето Мария Аргамакова проводила в поместье бабушки в Паньковой Горке Олонецкой губернии.
С запрещенной литературой, тайно ходившей среди гимназисток, Аргамакова познакомилась рано, и та показалась ей примитивной и фальшивой. Лозунг «цель оправдывает средства» Мария Аргамакова не приняла, как и «ложь подпольной работы». Проблему террора, активно обсуждаемую в то время, решила для себя однозначно: полное и категорическое отрицание. Всякая жертва в ее понимании – напрасная жертва. Убийство 1 марта 1881 года Александра II – акт, лишенный всякого смысла. Террористы вызывали у нее не уважение, а жалость. Она оставила в своем дневнике жесткое описание героини теракта Софьи Перовской – «некрасивое и неумное лицо с широким выпуклым, упрямым лбом»1002.
После окончания Петровской гимназии в 1883 году Аргамакова поступила на математическое отделение Педагогических женских курсов Ведомства императрицы Марии. Приема на популярные и престижные Высшие женские Бестужевские курсы в то время не было.
Как и многие курсистки, Аргамакова принимала активное участие в легальных студенческих акциях 1880‐х годов, какие только были возможны в то «угрюмое время Александра III» (А. В. Тыркова). Она была участницей кружков А. Ф. Бардовского и А. М. Калмыковой, толстовского и, возможно, каких-то других. В круг ее общения входили люди, которые оказали впоследствии значительное влияние на культурную жизнь страны: литератор и издатель В. П. Гайдебуров; издательница, народница, «культурница» А. М. Калмыкова; социалист и критик М. П. Миклашевский (Неведомский); историк-этнограф С. Ф. Ольденбург. Влияние последнего прослеживается в увлечении Аргамаковой идеями Льва Толстого и народничеством: Ольденбург был толстовцем, уехавшим «на дело» в провинцию в Тверь.
В 1887 году Мария Аргамакова окончила педагогические курсы. Ее материальное положение, как и многих женщин ее класса, было трудным. Ей приходилось содержать не только себя, но и сестру Софью. М. Аргамакова постоянно подрабатывала – бралась за частные уроки, работала в «низшей школе». Но ее мечтой была собственная школа на новых основаниях: демократизме, гуманизме и всесословности. В 1889 году она открыла подготовительную школу для девочек в квартире своих теток на Петроградской стороне. Школа просуществовала почти 30 лет. После отъезда Марии Александровны школа перешла к ее сестре Софье, затем к тетушке – В. И. Мерцаловой.
В апреле 1890 года Мария Аргамакова вышла замуж за Николая Владимировича Чехова – радикального интеллигента, который после разгрома «Народной воли», как и многие, ушел в культурную работу, в «малые дела». Идеалом Николая Чехова была жизнь среди народа и работа для народа. Жена разделяла его взгляды, и, с ее одобрения, Николай Владимирович принял должность заведующего хозяйственной частью народного училища в уездном земстве города Богородицка Тульской губернии. Со временем Чехов стал известным деятелем народного образования. По свидетельству В. А. Оболенского, Николай Чехов имел социалистический образ мысли, но был готов к компромиссу1003.
В Богородицке Мария Александровна родила семерых детей: Екатерину (род. 1891), Людмилу (1892), Анну (1894), Александра (1895), Владимира (1896), Льва (1897) и Софью (1901). Из них выжило пятеро. Здесь, в Богородицке, Чехова начала заниматься общественной деятельностью: устроила приют для крестьянских детей во время голода 1891 года, преподавала в воскресной школе для крестьянских девочек. Супруги Чеховы развивали принципы новой школы, базирующейся на уважении к личности ребенка и отказе от наказаний.
В 1897 году семья переехала в Екатеринославль, где Мария Александровна преподавала в воскресной школе, а также в Екатерининской женской гимназии (директор гимназии – А. А. Рындовская, мать А. М. Калмыковой). В 1900 году М. Чехова совместно со своей однокурсницей С. И. Степановой открыла женскую гимназию на новых началах. В гимназию принимались дети разных сословий и различного вероисповедания. По воспоминаниям дочери Марии Александровны, это была школа радости и счастья, в ней не было ни страха, ни наказаний, ни отметок1004. Дело было поставлено прочно – гимназия продолжила свое существование и после отъезда Чеховой. Одновременно она работала на вечерних курсах для рабочих, обучала собственную прислугу – бонну, повара, кучера, дворника. Это было типичное поведение передовых интеллигентных женщин, сформированное под влиянием народнических идей.
В 1902 году Н. В. Чехов принял предложение возглавить народное образование Тверского земства, и семья переехала в Тверь. Тверское земство было одним из самых либеральных в России. В Твери Чехова открыла женскую воскресную школу, ученицами которой были работницы, поденщицы, прислуга.
У Марии Александровны был несомненный дар находить и привлекать к своим инициативам ярких и неординарных людей. Все ее дела продолжали жить и без ее участия – так произошло и с тверской школой. Уже в 1904 году Чеховы переехали в Москву.
В Москве Чехова начала работать на Пречистенских курсах. Здесь, в среде преподавательниц курсов, произошло ее обращение к «женскому вопросу». Такие женские проблемы, как ограничительная политика правительства в вопросе женского труда (право женщин преподавать только в женских гимназиях и низшей школе), дискриминация женщин в оплате труда, контроль за личной жизнью учительниц (запрет на брак), обратили внимание Чеховой на проблемы образованных женщин как особой социальной группы. Неуклонный рост женщин на рынке труда убедил ее в актуальности проблемы. Решение виделось в установлении «равности мужчин и женщин».
Для решения проблемы равноправия Чехова совместно с Л. Н. Рутцен и З. С. Ивановой (Н. Мирович) учреждает Союз равноправности женщин (СРЖ). Это была первая политическая женская организация в стране. Мария Александровна стала ее бессменным ответственным секретарем.
Причины вхождения Чеховой в движение представляются несколько иными, чем у ее товарок по движению. Поколенчески она принадлежала к тем деятельницам движения, которые не застали резкого понижения уровня жизни в результате реформ, из‐за чего возникал разрыв между ожиданиями, сформированными прежним опытом, и объективными условиями, которые не давали возможности реализовать эти ожидания. Идея самостоятельного выбора и формирования своей жизненной стратегии уже присутствовала в социализации этих женщин. В то же время мужчины данной страты по-прежнему оставались референтной группой, по которой дворянки сверяли шаги на пути к профессиональной и общественной деятельности. Законодательные ограничения по признаку пола объективно ставили «женский вопрос» на повестку дня для этого поколения. Поэтому в основе участия в движении лежало не столько совпадение личных ценностных установок с ценностями движения, столько совпадение личных интересов и целей движения. Ценностные установки Чеховой в значительной степени были народническими и просоциалистическими. Но цель движения – получение женщинами избирательных прав, становление их «людьми живой общественной деятельности», то есть полноправными участницами (акторами) социальных процессов, – была очень значимым для нее моментом и привела в ряды феминисток.
В ее приходе в движение не было поиска новой идентичности и новой коллективности. Скорее это было создание идентичности и коллективности женщин-акторов в социальных процессах. Отсюда оставался только один шаг до большой политики.
Тексты статей и выступлений Чеховой свидетельствуют, что она не разделяла центральную идею русского феминизма, что «неравенство по признаку пола» является базовым типом неравенства, что оно первично по отношению к классовому. Она избегала употребления термина «феминизм», понимая под ним политическое движение, обслуживающее женщин имущего класса. Именно поэтому она писала, что «русская женщина не была ею <феминисткой. – И. Ю.> и никогда не будет»1005. Она пыталась соединить освободительный потенциал феминизма, который привел ее в движение, с классовой проблематикой.
Ей не нравился сепаратизм женских организаций. Она считала это явление временным и всегда настаивала на праве мужчин состоять членами женских организаций. Ее супруг принимал самое активное участие в деятельности ее организации.
Мужчин она рассматривала как товарищей по борьбе и считала, что мужчины должны оставаться товарищами женщин и на их пути к гражданским правам. Это в их интересах, так как без женского равноправия невозможна демократизация общества и коренные социальные реформы. Только народное представительство, утверждала Чехова, при котором женщина-законодательница встанет рядом с мужчиной-законодателем, позволит сбросить общее для обоих полов ярмо социального рабства. Только при участии политически равноправной женщины «может осуществиться идеал социализма»1006.
Поэтому решение «женского вопроса» Чехова рассматривала как общедемократическую задачу. В «женский вопрос» она включала проблемы работниц и крестьянок, которые находились под двойным гнетом – капитала и антиженских социальных условий жизни. Но при этом Чехова считала, что вопрос не может решиться сам собою и женщины, как заинтересованный элемент, обязаны взять инициативу в свои руки.
Анализируя опыт западных стран, Мария Александровна выделяла два течения в женском движении – социалистическое и буржуазное. Она признавала за пролетаркой право бороться за свое освобождение в союзе с пролетариатом, но не снимала при этом ответственности с интеллигенток, которые получили образование «за счет крови и пота пролетарки». Чехова считала, что в российском женском движении начала ХX века «едва начинают обозначаться различные течения»1007, что это состояние «того первобытного хаоса, из которого созидаются миры».
Также на примере Европы она выделяла только две формы женских объединений: Национальные советы, которые занимаются культурной работой среди женщин, благотворительностью и взаимопомощью, и Союзы избирательных прав – политические (суфражистские) организации, деятельность которых выражается в борьбе за избирательные права.
Союз равноправия Чехова формировала как организацию политическую, но с более широкими целями и потому, по ее мнению, более прогрессивную. Товарки Чеховой по организации разделяли эту позицию: Ольга Волькенштейн писала, что «новое женское движение» – политическое и передовое – в «1905–1907 годах шло только под флагом СРЖ»1008. Так считали многие. Но когда волна протеста спала, Анна Шабанова констатировала тот факт, что, несмотря на всю политическую активность Союза равноправия, до решения проблем женщин было все так же далеко. Причину она увидела именно в увлечении широкими политическими целями, в отходе от женской проблематики1009.
Главной тактической задачей СРЖ Чехова считала внедрение «женского вопроса» в сознание демократической интеллигенции. Здесь она видела две проблемы. Первая – распространенное мнение, что равноправие женщин возможно только с воцарением социализма и что добиваться равенства при несовершенном общественном строе – измена социализму. Но Чехова считала, что пропагандировать и политически продвигать идею о равноправности нужно постоянно и что этим заниматься должны сами женщины. Вторую проблему она видела в популярном мнении, что участие женщин в законодательных органах (в первую очередь, в Учредительном собрании) усилит силы противников социального прогресса из‐за женского консерватизма. Против этого она резко протестовала, не понаслышке зная русскую деревню и отстаивая права женщин всех социальных слоев.
Чехова была лидером-администратором, профессиональным организатором «дела». Как и все лидеры, она выполняла две лидерские функции – мобилизацию и артикуляцию.
Первая заключалась в том, чтобы стимулировать и вдохновлять участниц движения на действия. Вторая – в том, чтобы вписать движение в институциональные структуры общества.
Во время подъема протеста (1905–1906) Чехова «вписывала» СРЖ и вместе с тем женское движение, феминизм в институализировавшиеся протестные структуры рабочего движения (Московский стачечный комитет, «Красный Крест» и другие). На спаде протеста она начала политику включения организации в появившиеся новые демократические институты и легитимные структуры власти, в первую очередь – в деятельность Государственной Думы. Используя определение Дж. Уилсона (J. Wilson)1010, ее можно назвать прагматичным лидером или даже прагматичным менеджером.
1906 год – время наивысшей активности Чеховой. Хотя по избирательному закону 1905 года женщины не получили избирательных прав, еще была надежда на то, что Государственная Дума примет новый избирательный закон. Летом 1906 года Мария Александровна переехала в Петербург, оставив семью в Москве. Ее цель состояла в налаживании контактов с Государственной Думой и восстановлении Петербургского отделения Союза равноправия женщин. В столице Чехова развила активную деятельность: вступила в «Вз.-благ. общество», в «Общество защиты женщин», организовала «Петербургское общество содействия дошкольному образованию» (1907–1910), помещение которого использовалось Петербургским отделением СРЖ. Она много выступала на съездах учителей и деятелей народного образования и на женских митингах, а также была редактором-издательницей журнала «Союз женщин».
СРЖ распался довольно быстро, уже в 1908 году. Одной из причин этого была двойная цель организации и практика одновременной реализации общедемократических задач и специфических женских. Спад протестной волны увлек за собой и политическую женскую организацию. Внутренние конфликты, вызванные разной партийной принадлежностью ее участниц, не дали возможности организации консолидироваться и устоять. Другие женские организации, менее вовлеченные в политическую деятельность, продолжали свою работу в мрачное время реакции и достигли немалых успехов.
3 декабря 1908 года Чехову избрали председательницей новой организации – Лиги равноправия женщин. Одновременно она работала в организационной комиссии Первого Всероссийского женского съезда, а затем на самом съезде. В начале 1910 года Мария Александровна вернулась в Москву по причине «ослабления темпа политической деятельности». Председательницей Петербургского отделения вплоть до октября 1917 года была врач Поликсена Несторовна Шишкина-Явейн.
В Москве Чехова с головой ушла в профессиональную работу: учительствовала в женских гимназиях Кирпичниковой, Даль, Потоцкой (1910–1912), читала лекции на Педагогических курсах Тихомировой, на Московских педагогических курсах, организовала «очаг» для детей работающих интеллигентных женщин (1911). В 1912 году стала директором гимназии. От феминистской деятельности Чехова не отошла, работала над идеей созыва Второго Всероссийского женского съезда и как член его оргкомитета участвовала в двух других Всероссийских феминистских съездах – по образованию женщин и по борьбе с торгом женщинами.
После Октябрьской революции Мария Александровна занималась исключительно педагогической деятельностью и, по воспоминаниям мужа, больше в политику не возвращалась. В 1923 году она вышла на пенсию и посвятила свободное время написанию мемуаров, биографий женщин-врачей (Е. С. Некрасовой, В. А. Кашеваровой-Рудневой, М. И. Мерцаловой-Роговской, Н. П. Сусловой-Голубевой), которые до сих пор не опубликованы. 8 апреля 1937 года в возрасте 71 года Мария Александровна Чехова скончалась.
Ариадна Владимировна Тыркова принадлежала к старинному дворянскому роду. Родилась она в Петербурге 13 (26) ноября 1869 года. Девочку отдали учиться в престижную гимназию княгини А. А. Оболенской, из которой ее исключили после ареста брата Аркадия. Сдав экзамены за гимназический курс, Тыркова поступила на математическое отделение ВЖК, но курса не закончила: в 1890 году она вышла замуж за морского офицера, инженера-кораблестроителя из обрусевших немцев А. Н. Бормана. В 1897 году ушла от мужа с двумя детьми и начала работать как журналистка. Печататься Тыркова стала под мужским псевдонимом А. Вергежский.
Ариадна Владимировна осталась глуха к учениям народников, толстовцев, марксистов, но увлеклась либеральными идеями. Прививку от марксизма она получила еще в юности:
Три основоположника русского марксизма М. И. Туган-Барановский, П. Б. Струве и В. И. Ульянов были женаты на моих школьных подругах, – писала она. – Благодаря им я рано познакомилась с русским марксизмом, вернее, <…> с марксистами1011.
Критическое и отрицательное отношение к марксистам она пронесла через всю жизнь, будучи уверенной, что «меньше всего их <марксистов. – И. Ю.> <…> интересовали те, ради кого все эти теории сочинялись, – живые люди»1012.
Ариадна Владимировна приняла идеи «Союза освобождения»1013, участвовала в его акциях, в 1903 году была арестована и осуждена за транспортировку в Россию журнала «Освобождение». Но воспользовавшись пребыванием на свободе по причине болезни, Тыркова бежала из страны. После амнистии в честь Манифеста 17 октября 1905 года она вернулась в Россию и всерьез включилась в политику. Политика впервые в русской истории перестала быть прерогативой власти. З. Гиппиус так описывала настроения тех лет:
Призрак конституции, Дума послужили созданию партий «умеренных», либеральных, стремящихся к государственной работе в легальных рамках. <…> Не всякий интеллигент, конечно, принадлежал <…> к той или другой партии; но <…> почти каждый сочувствовал какой-нибудь одной более чем остальным. Межпартийная борьба <…> принимала довольно отвлеченные формы, так как все партии сходились в ненависти к самодержавию1014.
Ариадна Владимировна приняла участие в строительстве кадетской партии. В «медовый месяц» русского парламентаризма (май 1906 года) Тыркова стала думской журналисткой. Все четыре созыва Государственной Думы она провела в ложе прессы и участвовала в работе парламентской фракции партии кадетов – училась парламентской работе, изучала процедурные моменты. В итоге Тыркова стала одним из лучших политических обозревателей. По ее воспоминаниям, в этот период своей жизни она горела оппозиционным огнем1015. В том же 1906 году Ариадна Владимировна вышла замуж за Гарольда Вильсона – английского журналиста, корреспондента «Манчестер гардиан». Их квартира стала клубом, в котором собирался цвет столичной либеральной интеллигенции: товарищи по партии, либеральная профессура, писатели и журналисты, члены Государственной Думы П. Н. Милюков, Ф. И. Родичев, А. И. Шингарев, В. А. Маклаков, Н. В. Некрасов, П. Н. Гронский и другие.
В профессиональной деятельности от фельетонов и рецензий Тыркова перешла к аналитическим статьям, писала для «Руси», «Русских ведомостей», «Речи», «Биржевых ведомостей», «Слова». Журналистский, писательский труд и политика стали делом ее жизни.
«Женским вопросом» Тыркова не интересовалась вплоть до Первого съезда кадетской партии в октябре 1905 года, на котором обсуждалась программа партии и пункт об избирательных правах для женщин (§14). К 1905 году женские избирательные права были уже усвоенной общедемократической идеей, и партийное большинство бодро проголосовало за. Однако по настоянию П. Н. Милюкова, который пригрозил выйти из партии, если §14 будет принят, прошло переголосование и была принята поправка, которая делала это требование необязательным для членов партии1016.
В январе 1906 года на втором съезде кадетской партии был поставлен вопрос об отмене поправки. Против отмены были Милюков и П. Б. Струве, но они не смогли опровергнуть доводы А. С. Милюковой (супруги Милюкова), Л. И. Петражицкого и Тырковой. Последняя, в частности, заявила, что идеологическая ценность партии состоит в том, что она отстаивает равноценность и равноправность сограждан. И если партия не определит позицию по «женскому вопросу», то она так и останется партией на случай, в чем ее резонно обвиняют. Если кадеты действительно выступают за всеобщее избирательное право, то эта поправка – детская игра, так как женщины боролись за свободу наравне с мужчинами, а потому логика, что в тюрьму им можно, а в представительство – нельзя, не под стать партии, выступающей за права человека. Эти доводы показались резонными делегатам съезда. Агитационная работа на съезде представительниц Союза равноправия женщин довершила дело – поправка была отменена. Петр Струве сильно сокрушался в печати по этому поводу, считая, что «из этого скромного замечания <…> некоторые члены съезда сделали вопрос принципа»1017. Это дало М. Покровской повод для язвительного комментария на страницах своего журнала: «…по мнению Струве, принцип равноправности женщин <…> является настолько ничтожным, что об этом даже не стоит разговаривать»1018.
В своих воспоминаниях Тыркова пишет о том потрясении, которое она испытала от выступления Милюкова:
Я слушала его с недоумением, которое быстро перешло в негодование. Раньше я не задумывалась над женским вопросом… Но мне и в голову не приходило, что образованный человек, видный либерал может отрицать мою с ним равность. Я совершенно твердо, без всяких колебаний чувствовала себя не лучше, но и не хуже мужчин1019.
Но проблема для нее обозначилась:
В новых условиях жизни мне пришлось потом крепче задуматься над женским вопросом. На съезде я только была удивлена, что он вызвал такое столкновение мнений1020.
Путь Тырковой в феминистское движение лежал через партийную работу, и потому определение ее как партийной феминистки или кадетской феминистки вполне уместно. Она осознанно представляла «класс женщин» в своей партии. В апреле 1906 года она была избрана в состав ЦК кадетской партии и до весны 1917 года была единственной женщиной в руководстве партии.
Тыркова была реальным политиком, имела свои убеждения, которые всегда отстаивала. Ее называли «присяжным антагонистом Милюкова» и «единственным мужчиной в кадетской партии». Попытки поставить ее на место никогда не удавались. Как пример можно привести случай с приглашением ее на пост редактора газеты «Русская молва» осенью 1912 года. Приглашение поступило от члена I Государственной Думы Д. Д. Протопопова и владельцев газеты – московских промышленников. Тыркова приняла его, однако в партии этот шаг был воспринят негативно. Пикантность ситуации состояла в том, что «Русская молва» была оппозиционна «Речи», независимым редактором которой (совместно с И. В. Гессеном) был Милюков. Против Тырковой развернули целую кампанию и даже хотели вывести из ЦК, но Ариадна Владимировна отстояла свое право на труд в газете и на свой образ мысли.
Позиция кадетов в «женском вопросе» сложилась следующим образом: они не активизировали, не поддерживали женскую борьбу, но считались со взглядами женской части своей партии, с существованием женских организаций либерального толка, стремились использовать женский активизм в своей деятельности, а требования женских организаций – в своей политической игре. Тыркова, А. Милюкова, Л. Н. фон Рутцен, О. Н. Клирикова, М. Н. Южина-Сумбатова, С. К. Исполатова и другие феминистки – члены кадетской партии – работали в женских организациях, не встречая противодействия со стороны товарищей по партии. Кадетки создавали свои организации (например, Санкт-Петербургский женский клуб), решая задачу повышения политической активности женщин.
О взглядах Тырковой на «женский вопрос» и феминизм можно судить по ее статьям, речам и лекциям, одна из которых – «Новая женщина в борьбе за счастье» (февраль 1914 года) – была законспектирована И. С. Книжником-Ветровым1021.
Тыркова осмысляла гендерную асимметрию общества как глобальную проблему, «задевавшую все устои общественной организации». Корень проблемы она видела в исторически сложившемся неравенстве между полами и, главное, в его юридическом закреплении. Все проблемы общества она связывала с отсутствием у женщин равных с мужчинами прав, а потому путь решения всех социальных проблем, по Тырковой, проходил через наделение женщин политическими правами.
В традициях русского феминизма она считала, что приход женщин в политику будет способствовать строительству демократического общества: «Только там, где все женщины участвуют в жизни страны, создается свободная жизнь»1022, и что женское равноправие – залог демократии, без которого «молодая гражданственность так и останется карточным домиком на песке»1023. По ее мнению, получив всю полноту гражданских прав, женщины смогут перестроить принципы власти, внести «начала справедливости», «мягкости», то есть легализировать «женские ценности», благотворно повлиять на культуру общества. В этом, по ее мнению, состояла великая миссия женской борьбы.
Она приветствовала действия английских суфражисток и не сомневалась, что они добьются требуемых прав и в Англии «женщину перестанут считать существом домашним»1024.
Деятельность российского женского движения вызывала у нее много нареканий. Русские женщины, по ее мнению, были более эмансипированы, чем европейские, но отстали в современной постановке вопроса – в требовании избирательных прав. Вся культурная работа женских организаций не рассматривалась ею как политическая. В ней она видела «тесный и пресный филантропический феминизм»1025. Отсюда ее определение деятельниц «Вз.-благ. общества» как не привыкших к политической деятельности посетительниц уютной квартиры на Спасской и укоры в том, что к политической постановке вопроса они пришли только в 1905 году. Именно поэтому она называла «Вз.-благ. общество» первой женской организацией, то есть вела отсчет женского движения с момента его обращения к суфражистской идее.
Ее интерпретация феминистских идей выдает в ней политика-практика. Представления Тырковой о феминизме во многом сформировались под влиянием А. П. Философовой. Ариадна Владимировна часто цитировала ее определение феминизма: «Речь идет о достоинстве человеческой личности, о праве ее на самоопределение, на проявление вложенных в нее способностей и талантов»1026.
Под феминизмом Тыркова понимала любые идеи и действия в поддержку женщин. Всю женскую деятельность неполитического характера она оценивала как «узкий феминизм», ратовала за прочтение феминизма как позитивной политической деятельности женщин. Она старалась очистить феминизм от благотворительности и каких-то специфических женских проблем, стремилась развивать политическую активность женских организаций, видя в них орудие в борьбе за свободную женскую личность и один из путей прихода женщин в политику. Когда она говорила, что «в приобщении женщин к общественной деятельности специальные женские организации могут сыграть большую роль, принести большую пользу»1027, она имела в виду их содействие приходу женщин в политику, а не культурную или благотворительную работу.
Феминизм в такой постановке представал как политическое течение, цель которого – признание обществом и государством всей полноты гражданских прав женщин. Когда это произойдет – а оно произойдет после принятия необходимых законов, в этом Тыркова не сомневалась, – женское, суфражистское, феминистское движение прекратит свое существование, и «женский вопрос» исчезнет.
Тыркова также разделяла важную для русского феминизма мысль, что женщины могут объединиться вне классовых перегородок, она ценила в движении дух солидарности и сплоченности и считала, что на знамени феминизма написаны слова единения и любви.
Она пыталась разобраться в болевом вопросе русского феминизма – классовое ли существо женщина по экономическим признакам или классовое по биологическим признакам, о чем на Первом Всероссийском женском съезде (1908) говорили некоторые феминистки (например, А. Кальманович). Путь решения «женского вопроса» Тыркова прокладывала через участие женщин в работе партий «своего класса» и в политическом женском (феминистском) движении. Женщины-партийки должны отстаивать в своих партиях интересы всех женщин без классовых перегородок. Это трудно, но возможно, утверждала она, исходя из личного опыта1028.
Таким образом, партийная работа женщин в интересах женщин была ее стратегией решения «женского вопроса». Тыркова считала, что если россиянки упустят начальный этап партийного строительства в стране, то придется, как в Западной Европе, отстаивать права женщин исключительно через женские организации, и это будет откатом назад. Поэтому она считала женскую политическую активность только в рамках женских организаций недостаточной: «Запереться в тереме однобокого феминизма <…> было бы прежде всего гибельно для самих женщин и всего женского движения»1029.
Все вышесказанное позволило Тырковой определить себя и своих единомышленниц в кадетской партии как представительниц политического феминизма, главная цель которого заключалась в политической активизации женщин и женского движения, во взращивании женщин-политиков, продвижении их в политические партии, в развитии межпартийной консолидации и солидарности женщин-политиков на основе их принадлежности к женскому полу. Политические взгляды и выбор партии Тыркова рассматривала как личный выбор женщины, а работу над получением избирательных прав для женщин – как обязанность, как проявление женской солидарности и решение «женского вопроса» в интересах женщин всех классов.
Женские организации в такой схеме были необходимым, но временным этапом в развитии женской политической активности. Она считала, что после внедрения женщин в политическое пространство женские организации исчезнут за ненадобностью, и это дело не столь отдаленного будущего. Поэтому на Первом Всероссийском женском съезде Тыркова противостояла социал-демократкам, утверждавшим, что единая женская организация, объединяющая женщин разных классов, невозможна и вредна. Она видела в таком утверждении догматизм и нарушение политических прав женщин и считала, что создание общенациональной организации федеративного типа, куда войдут «женщины, связанные только общностью сознания своего бесправия, прежде всего политического»1030, будет большим практическим шагом. Тыркова мечтала о том, чтобы женское движение смогло «подняться выше плотных и колючих перегородок партийности».
Тыркова активно работала в феминистском движении. Она вступила во «Вз.-благ. общество», участвовала в создании Санкт-Петербургского женского клуба, в подготовке и работе женских съездов, выступала на митингах, ездила с лекциями по провинции и печаталась в феминистской периодике. Она постоянно настаивала на повышении темпа работы, находя ее недостаточной: «У нас нет достаточно крепких и влиятельных женских организаций»1031, «собирательную работу женских сил мы ведь до сих пор по-настоящему не начали»1032.
С другой стороны, в своей партийной работе Ариадна Владимировна отстаивала линию женского политического равноправия: так, историческим фактом является включение женщин в состав Временного правительства, которое преимущественно сформировали кадеты. Кадетка графиня С. В. Панина стала первой в истории России женщиной – товарищем министра.
Как и многих других участниц, опыт работы в женском движении привел Тыркову к обнаружению специфических женских проблем, о которых она раньше не подозревала. Прежде всего она увидела психологические проблемы женщин, идущих в политику. Развивая эту тему, она писала о «недоверии <…> к себе, о привычке к своему бессилию, к тому, что эта привычка есть что-то космическое»1033. Поэтому первоочередная задача женщин – «победить в себе рабыню». Так Тыркова пришла к тем же проблемам, которые решали осуждаемые ею за бездействие женские организации в их культурной работе.
С другой стороны, Ариадна Владимировна усмотрела в появившемся новом типе интеллектуальной свободной женщины тяготение к мужской морали, отказ от женских ценностей и принятие ценностей мужских и мужского стиля поведения в политике. В этом она видела угрозу культуре, будущему и всей цивилизации.
В своих поздних выступлениях она определяла цель женского движения и феминизма не только как пестование женской общественности и защиту своих потребностей и прав (в том числе политических), но и как противостояние женщин мужской культуре, создание женской культуры. «Новая женщина» должна сама для себя найти и этические, и эстетические основы, должна выбраться из лабиринтов предрассудков и привычек «той исключительно мужской культуры, в которой жило человечество, найти дорогу к созданию нового женского характера»1034. Поэтому цель движения для нее обновилась: это борьба за полноту человеческого существования женщины, борьба с несовершенством мужского строя жизни и с наваждением внешней свободы, не опирающимися ни на какие внутренние ценности. Тыркова призывала отстаивать и культивировать женские ценности, развивать специфическую женскую культуру. Как вариант культурного противостояния мужскому миру она предлагала создавать новый образ активных женщин в художественной литературе.
В ходе первых демократических выборов летом 1917 года Тыркова была избрана гласной Петроградской городской думы и фактически возглавила в ней кадетскую фракцию, председателем которой был член Государственной Думы А. И. Шингарев. Она участвовала в работе Московского Государственного совещания в августе 1917 года, вошла во Временный совет Российской республики (Предпарламент), дала согласие на свое выдвижение в Учредительное собрание. Но, как она позднее написала в мемуарах, довольно скоро ей стало ясно, что кадеты не могут из оппозиции превратиться в правительство1035.
Октябрьскую революцию 1917 года Тыркова восприняла как насильственный переворот и узурпацию власти. Продолжая работу в Петроградской городской думе, которая осталась единственным легитимным выборным органом власти и стала оплотом оппозиции, Тыркова уже не видела смысла в дальнейшей легальной деятельности, работе.
В 1917–1918 годах Тыркова практически перешла на нелегальное положение. Квартира Вильямсов превратилась в перевалочный пункт по сбору гражданской одежды и отправке добровольцев на юг к А. И. Деникину. Ариадна Владимировна совместно с А. С. Изгоевым организовала издание подпольной газеты «Борьба». Над ней реально нависла угроза ареста.
В 1919 году она присоединилась к Добровольческой армии А. И. Деникина, работала в пропагандистских органах армии, написала книгу о русской революции «От свободы к Брест-Литовску». Это был обвинительный приговор большевизму. Главный порок и главную опасность большевизма она видела в пренебрежении к человеческой личности, которым «напитана воля красных вождей».
В феврале 1920 года Ариадна Владимировна навсегда покинула Россию. Поражение белых она восприняла как величайшую трагедию России и поставила целью своей жизни борьбу с большевизмом – пером, словом, делом.
Вся семья Тырковой собралась в Лондоне. Сын сумел перейти финскую границу после выполнения задания белой разведки в Москве. Дочь, сестру милосердия армии П. Н. Врангеля, Ариадна Владимировна нашла больной тифом в Сербии. И даже свою престарелую мать Тыркова умудрилась вывезти из Петрограда. Их дом на Тайт-стрит в Челси стал англо-русским клубом, в котором собирались люди, неравнодушные к России и русской культуре.
В Лондоне Тыркова издавала журнал «Русская жизнь», основала «Общество помощи русским беженцам», «Русское колонизационное общество». Она публиковалась, оказывала помощь «людям оттуда», проводила Дни русской культуры, написала главный труд своей жизни – биографию Пушкина в двух томах, одну из лучших, по признанию специалистов.
Смерть мужа в 1928 году стала для нее сильным ударом. По ее личному признанию, ее спасла работа. Ариадна Владимировна написала о нем книгу The cheerful giver, the life of Harold Williams, by his wife («Дарящий радость: жизнь Гарольда Вильямса по воспоминаниям его жены»).
Вторую мировую войну Тыркова провела во Франции, где написала свои воспоминания. Почти так же, как в 1918 году в Петрограде, она прятала у себя в доме советских военнопленных, доставала для них гражданскую одежду. Ей было уже 77 лет, когда она создала Комитет помощи, который противодействовал выдаче советских граждан СССР, и через Толстовский фонд организовывала их отъезд за океан. Она ясно представляла, что их ожидало на родине.
В 1951 году Тыркова переехала в США. Ей не нравилось послевоенное «покраснение» Европы. На пристани ее встречала соратница по работе в кадетской партии графиня С. В. Панина. Умерла Ариадна Владимировна 12 января 1962 года в Вашингтоне в возрасте 93 лет. Известный эмигрантский критик и писатель Борис Филиппов написал о ней в некрологе:
умная, очень умная старая русская барыня <…> вот такими строилась наша жизнь и наша культура. Вот такие хранили ее традиции, ее устойчивость, ее цветение1036.
Поликсена Несторовна Шишкина родилась в городе Николаеве в семье дирижера военного оркестра и была единственной дочерью среди шести братьев. Она получила хорошее домашнее «женское» образование: владела тремя языками, хорошо играла на рояле, рисовала.
В 1897 году Шишкина поступила в Женский медицинский институт в Петербурге и окончила его в первом выпуске. Сферой ее профессиональной деятельности стала гинекология. Семейное предание гласит, что Поликсену Несторовну при поступлении в институт упрекнули в том, что она отбирает место и кусок хлеба у женщин более скромной наружности, так как при ее броской и яркой красоте она обязательно выйдет замуж и вряд ли будет работать врачом. Именно поэтому Поликсена Несторовна выбрала гинекологию, в которой женщины еще не специализировались. В 1901 году она вышла замуж за врача, позднее профессора Императорского клинического института великой княгини Елены Павловны Георгия Юльевича Явейна. У них было двое детей.
Когда и как Шишкина-Явейн пришла в женское движение, неизвестно. Очевидно, что, как представительница более молодого поколения, она социализировалась в изменившихся условиях российской действительности, в том числе усилиями первых активисток женского движения. Это уже было время, когда высшее женское образование, женская профессиональная и общественная деятельность стали нормой. Она воспринимала как данность ситуацию, позволявшую женщине претендовать на высшее образование, профессиональную занятость, общественную деятельность. Стартовые возможности поколения, к которому принадлежала Шишкина-Явейн, – условно говоря, «поколения феминисток», – его жизненные стратегии, а также индивидуальные социально-психологические установки на участие в движении были иными. Среди этого поколения россиянок, рожденных в конце 1860‐х – начале 1870‐х годов, мы найдем первых женщин-политиков России, таких как Ариадна Тыркова (1869 г. р.), София Панина (1871 г. р.), Анна Милюкова (1866 г. р.), Елена Стасова (1873 г. р.), Александра Коллонтай (1872 г. р.), Надежда Крупская (1869 г. р.), Инесса Арманд (1874 г. р.), Эмма Голдман (1869 г. р.).
Доминирующим мотивом их участия в общественных движениях представляется стремление к самореализации, причем в сфере большой политики.
Именно по этой причине часть женщин этого поколения отошла от женского движения и феминизма. Они считали «женский вопрос» «курьезной стариной», по выражению П. Шишкиной-Явейн. Крупская, Коллонтай, Елена Стасова – представительницы того же поколения и той же социальной группы – образованные женщины дворянского происхождения. Но чувства долга перед женским сообществом и желания работать на него они не испытывали, феминистского движения сторонились. По свидетельству Тырковой, они считали женское движение уделом слабых женщин и ориентировались на карьеру в более передовом, молодом и модном социал-демократическом движении.
Для других представительниц этого поколения ценности женского, феминистского движения и приверженность его целям были вынужденной необходимостью. Молодые женщины либерального образа мыслей вышли на политическую арену и с удивлением обнаружили, что «давно устаревший» «женский вопрос» по-прежнему актуален. Отсутствие полноты гражданских прав женщин и гендерное политическое неравенство, зафиксированное избирательным законом 1905 года, стали препятствиями на их пути к политической и профессиональной карьере. Именно эти препятствия выступали факторами мобилизации (участия) в движение. Деятельницы женского движения поколения феминисток, включившиеся в движение после 1905 года, считали задачу отмены всех юридических ограничений для женщин главной целью движения.
Лидерские качества и феминистское мировоззрение позволили Шишкиной-Явейн занять пост председательницы Российской Лиги равноправия женщин в 1910 году. Это было сложное время, характеризовавшееся репрессивной политикой правительства и разочарованием участниц движения.
Под руководством Шишкиной-Явейн Российская Лига равноправия женщин из небольшой и слабой организации превратилась в лидера российского феминизма, возглавила борьбу за женское избирательное право и достигла своей цели к лету 1917 года.
Шишкина-Явейн, поставившая перед своей организацией конкретную цель – достижение избирательных прав, была в определенном смысле типичной представительницей своего поколения.
Это поколение выдвинуло другую тактику достижения избирательных прав женщин: требование их в рамках существующей выборной системы. Другими словами, они соглашались на такое же неравное цензовое избирательное право в отношении женщин, какое существовало в отношении мужчин. Активистки движения этого поколенческого призыва не ставили своей целью достижение всеобщих избирательных прав, но они считали, что получение женщинами даже цензового избирательного права приведет к значительным изменениям в обществе, и были уверены, что, получив права, «цензовые женщины» (по выражению О. Шапир) сумеют сделать многое в интересах всего общества.
Казалось бы, в своей деятельности и по своим взглядам Поликсена Несторовна отошла от традиций русского феминизма. Но она сама так не считала. Напротив, она ощущала себя преемницей и продолжательницей дела первых деятельниц российского движения:
Наше русское женское движение совершенно своеобразно, бесшумно, спокойно, плавно, но неукоснительно оно идет вперед и до сих пор не знало отступлений. И этот факт непрестанного и неотступного движения – это хороший показатель и верный залог несокрушимости победы1037.
Представляется, что ее поколение в меньшей степени питало социальные иллюзии и, меняя тактику движения, четко оценивало изменившуюся политическую ситуацию.
Шишкина-Явейн была лидером-агитатором и администратором. Она, безусловно, была вовлечена в феминистские дебаты, но сама писала мало. Ее стихией, женщины светской и респектабельной, были публичные выступления и митинги – она обладала несомненным ораторским даром. «Рижский вестник» так писал о ее лекции «Женское движение и его настроение в России и за границей», прочитанной 3 марта 1914 года в рижском женском клубе:
Бесспорно, это одна из лучших лекций, читанных в Риге в последние годы. Интересная, животрепещущая тема, глубокая содержательность, богатство правильных наблюдений, ясность и простота изложения <…> вот те данные, которые не могли не произвести на слушателей сильного впечатления <…> Внутренний огонь, убедительность речи, дышащей глубокой убежденностью, покоряющей слушателей своей строгой логичностью и аргументацией, обличают в лектрисе – я бы сказал – чисто мужской ум, рискуя навлечь на себя упрек в не сочувствии той миссии, которую приняла на себя П. Н.1038
Достижение справедливости было направляющей идеей ее деятельности, не важно, в отношении избирательных прав женщин или в отношении статуса и прав проституток (другая интересующая ее тема). Так, в одном из выступлений1039 Шишкина-Явейн резко раскритиковала законопроект Государственной Думы, который, с одной стороны, расширял круг избирателей в городское самоуправление, а с другой – не давал женщинам, обладающим необходимым имущественным цензом, голосовать самостоятельно. Они могли сделать это только через родственников мужского пола, при том, что они сами платили городские налоги и подати. С позиции Шишкиной-Явейн, законопроект был образцом дискриминации и несправедливости в отношении женщин. По подсчетам Лиги, только в Петрограде проживало более 7 тысяч таких «цензовых женщин» (имеющих право голоса на основании имущественного ценза). Невозможность для женщин стать гласными Городской думы, при том, что все думские дела касаются женщин и женщины реально вовлечены в них (медицина, народное образование, социальное призрение и благотворительность), Шишкина-Явейн оценивала как образец мужской логики в мужских законах. Такие аргументы противников избирательных прав женщин в городское самоуправление, как опасения за целостность семьи и святость домашнего очага, Шишкина-Явейн оценивала как фальшивые, как повод для лишения женщин человеческих прав. Страстно выступая против «мужских» законов, по которым женщина признана недееспособной наряду с «детьми, преступниками и идиотами», Шишкина-Явейн утверждала, что женщины в целом характеризуются ответственностью и творческим подходом в решении социальных проблем и потому необходимо привлечь их к строительству демократического общества.
Но работа в движении принесла ей понимание, что «женский вопрос» не так однозначен. Поликсена Несторовна писала, что цели движения заключаются в борьбе с традициями, привычкой ума, боязнью новшеств и должны приучать общество видеть женщину на всех поприщах общественной жизни, ценить ее присутствие во всех сферах жизни. Это нужно не только в интересах справедливости, утверждала она, а в интересах всех граждан, поскольку «вопросы женского равноправия гораздо более глубокие вопросы», чем это обычно представлялось1040.
Через призму своих феминистских воззрений Шишкина-Явейн рассматривала Первую мировую войну как крах мужской культуры. Она считала, что только благодаря включению женщин в общественную работу появилась возможность выхода из этого мирового катаклизма:
Мы являемся свидетелями небывалой в истории женской активности, привлечения женщин ко всем профессиям. Значительная часть тыловой работы вынесена на плечах женщин как отдельной рабочей единицы, так и объединенных в женские организации <…> В годы войны женщина доказала свою политическую зрелость, но несмотря на это нет уверенности, что с прекращением войны ей не будет указано на дверь1041.
Как организатор, она отличалась инновационностью мышления и поведения и в силу этого высокой результативностью. К несомненным достижениям относится ее тесное сотрудничество с международным феминистским движением. Она развивала контакты своей организации с Великобританией и скандинавскими странами, активно участвовала в деятельности международных женских конгрессов, презентуя свою организацию и российское женское и феминистское движение1042, принимала ответные визиты «зарубежных сестер», публиковалась в английском суфражистском журнале Jus Suffragii.
Другим ее тактическим ходом было выстраивание партнерских отношений с правительственными структурами и получение финансирования для различных проектов ее организации. Лига равноправия была едва ли не первой женской организацией, которая обнаружила и использовала этот источник финансирования. От департамента земледелия и землеустройства Лига получила финансирование для организации курсов инструкторов по кооперации, от Министерства просвещения – деньги на устройство выставки при Съезде по образованию женщин.
Как личность Поликсену Несторовну отличал прямой, независимый и неудобный характер. Писатель Лев Успенский, мать которого была участницей женского движения, в «Записках старого петербуржца» написал: «Лига равноправия женщин под главенством этакой русской полусуфражистки, Поликсены, да еще Несторовны Шишкиной-Явейн»1043. Упреки в превышении своих полномочий не раз звучали в ее адрес со стороны членов Лиги. Судя по всему, она действительно решала некоторые вопросы быстро, ни с кем не советуясь. Но многие известные общественные деятели высоко оценивали результативность ее работы. Городской голова граф И. И. Толстой – председатель оргкомитета съезда по образованию женщин – выступил в ее поддержку в газете «День»:
Прочтя в газете письмо учредительниц Российской Лиги равноправия женщин к ее председательнице П. Н. Шишкиной-Явейн, обвиняющих ее в нарушении устава <…> эти обвинения мы считаем необоснованными. <…> мы должны удостоверить, что устройство выставки при съезде было решено организационным комитетом съезда, так же как и ходатайство о субсидиях. К сказанному считаем долгом добавить, что только благодаря исключительной энергии и самоотверженной работе председательницы П. Н. Шишкиной-Явейн удалось организовать и с замечательным успехом довести до конца I-й Всероссийский съезд по образованию женщин и выставку при нем. За это уважаемая председательница Лиги, казалось бы, достойна самой искренней признательности всех, кому дорога будущность русской женщины1044.
Но главное ее личное достижение, как и достижение организации, руководимой ею, – это получение избирательного права для женщин России. В момент кризиса легитимности власти Шишкина-Явейн верно оценила ситуацию и сумела мобилизовать членов Лиги на проведение широкомасштабной агитационной кампании, реализовать их психологическую готовность к действиям для «восстановления справедливости в отношении русской женщины».
После Октябрьской революции Поликсена Несторовна оказалась с семьей в Эстонии, где ее супруг Г. Ю. Явейн вскоре скончался, и она осталась без средств к существованию с двумя детьми на руках. Международное женское движение собирало для нее деньги по подписке. Но так как власти Эстонии не дали ей разрешения на работу, Шишкина-Явейн была вынуждена вернуться в Советскую Россию. Она работала в Ленинграде санитарным врачом, пережила блокаду. Умерла в 1947 году.
Есть патриоты Отечества, я патриотка женщины.
О жизни Анны Андреевны Кальманович известно мало. Она начала свою общественную деятельность в Саратове, в Женском комитете при благотворительной организации – «Обществе пособия бедным». Она была замужем, имела детей. Переехав в Санкт-Петербург, Кальманович вступила во «Вз.-благ. общество» и в Лигу равноправия женщин. Какое-то время она жила в Москве.
Анна Андреевна Кальманович была яркой фигурой феминистского движения. Один из ее основных тезисов: мир делится на два класса – класс женщин и класс мужчин, а «классовая борьба – это борьба класса женщин против класса мужчин»1045. За такие взгляды Анну Кальманович не раз обвиняли в мужененавистничестве и разжигании войны полов. Сама она называла себя патриоткой женщины. Многие соратницы по движению считали ее взгляды вредными для женского дела (например, А. Тыркова). Но выступления Кальманович всегда привлекали внимание: манера говорить у нее была наступательная, речь образная, язык острый.
Она оставила после себя немало работ, частью опубликованных в английском суфражистском журнале Jus Suffragii. Ее наследие еще ждет своего исследователя. С позиций сегодняшнего знания Кальманович представляется скорее практиком движения, нежели его теоретиком. Она четко видела цель движения и шла к ее достижению, не отвлекаясь на критику ни справа, ни слева. Ее «мужененавистничество» определялось тем, что она не включалась в социалистический и либеральный дискурсы. Как лидер-агитатор (по Г. Блумеру), она формировала феминистский дискурс, своими речами заставляя слушателей усомниться в нормальности существующего порядка, гиперболизируя некоторые его стороны. Она рассматривала социалистов как попутчиков женщин, а не наоборот, и тем противостояла тенденции, которая намечалась как в женском, так и в широком освободительном движении (как либеральном, так и радикальном).
В своем докладе на Первом Всероссийском женском съезде «Женское движение и отношение партий к нему» Кальманович подвергла критике все политические силы страны, а также международную социал-демократию. Либералов она упрекнула в том, что вопрос о политических правах женщин стоит в их программе эстетики ради и «женский вопрос» у них всегда несвоевременен. Консервативные силы (октябристы и все правее их), по ее мнению, предлагают женщине только «домашний очаг, детей и штопанье носков». Для социал-демократов, утверждала Кальманович, равноправие женщин служит украшением программы, при этом она заявила, что ждет от них больше, чем от других партий. Она писала:
Я надеюсь убедить женщин, что им не следует ждать свободы от мужчины, как бы он ни назывался: либерал, консерватор или социал-демократ. Пока мужчина будет иметь возможность угнетать и унижать женщину – он будет это делать <…> не ждите великодушия ни от кого, защищайте сами свои права, ставьте людей в невозможность господствовать над вами, оградите себя законами1046.
Так, соглашаясь, что союзники у женщин есть во всех партиях, она утверждала, что рассчитывать на всю партию нечего1047. Для Кальманович женское движение внепартийно: она обосновывала необходимость создания женских организаций, которые являются единственной гарантией существования женского движения, так как партии (например, кадеты) «выбросят чуть что за борт наш женский вопрос как ненужный балласт»1048.
Кальманович одна из первых поняла, что в ситуации спада политического протеста цепляться за требование всеобщего избирательного права тактически нецелесообразно. Она предложила изменить цель движения и выступить за получение цензового избирательного права, хотя это вызывало нарекания среди участниц движения и давало карты в руки его противникам. В своей речи на Амстердамском конгрессе она сказала по этому поводу:
Мы не должны поддаваться ничьему запугиванию и должны продолжать организацию женщин – как буржуазных, так и пролетарок. И в особенности первых <…> Они должны идти к пролетаркам, знакомить их с идеями женского движения, показать им исход, победить их равнодушие. Поэтому неблагоразумно гнаться слепо за всеобщим избирательным правом, пренебрегая возможностью получить в данное время в данной стране то или другое частичное право для женщин. Конечно, всеобщее избирательное право – прекрасный принцип, но и социал-демократы не всегда были ему верны и прекрасно мирились с тем, что половина рода человеческого совершенно забывалась1049.
Настрой ее был оптимистичным, она верила в победу и утверждала, что «женское движение вообще принадлежит к самым оптимистичным движениям»1050.
Екатерина Дмитриевна Кускова представляется типичной русской интеллигенткой по образованию, убеждениям, мотивам прихода в феминистское движение и даже по своим предубеждениям против феминизма. В данной работе она рассматривается как типичная представительница своей страты – женщин среднего класса, объективно заинтересованных в успехе движения.
Екатерина Кускова окончила гимназию, вышла замуж за своего учителя И. П. Ювеналиева. В 1890‐х годах за участие в народнической деятельности она была сослана. В ссылке познакомилась со своим будущим вторым мужем – экономистом С. Н. Прокоповичем. В 1896 году Кускова эмигрировала и вступила в «Союз русских социал-демократов за границей». Взгляды ее эволюционировали от радикальных (народница и марксистка) к либеральным. Она критиковала «нетерпимый и примитивный марксизм» и выступала за «демократический марксизм». Ее позиция, изложенная в записке и известная как «Кредо», подверглась резкой критике В. Ульянова-Ленина и О. Мартова. Ленин усмотрел в ее идеях угрозу русской социал-демократии и рабочей партии. После этого Кускова порвала с социал-демократами и начала работать с «Союзом освобождения», но от членства в кадетской партии отказалась, хотя и была заочно избрана в ЦК партии.
В годы Первой русской революции Екатерина Дмитриевна действовала как самостоятельный политик, издавала вместе с мужем (С. Прокоповичем) журнал «Без заглавия», в котором объявила себя сторонницей западноевропейского критического социализма. Анализируя результаты революции, Кускова пришла к выводу, что в России нельзя больше допускать насильственных решений классовых противоречий и нужно использовать все возможности для мирного и эволюционного развития страны. Она выступила за реформы и парламентскую деятельность. К этому времени относится ее приход в женское движение – она участвовала в его акциях, печаталась в феминистской прессе.
С одной стороны, для нее это было освоение нового политического ресурса, важной идеи единения демократических сил. С другой стороны, Кускову волновала проблема женского политического участия и политического равноправия женщин.
В своих статьях Кускова демонстрировала бытовавшие в радикальной среде представления о феминизме как идеологии, делящей общество на два враждебных класса – мужчин и женщин. Она считала, что в России только единицы стоят на позициях «классового феминизма».
Все женское движение в мировом масштабе она подразделяла, как уже было сказано выше, на два направления. Первое – реалистическое, то есть рабочее женское движение, выдвигавшее социально-экономические требования, и второе – метафизическое, то есть феминистское, требовавшее, кроме социально-экономических прав, еще равенства в политической и духовно-культурной сферах1051. Она выступала против теоретизирования «женского вопроса» в духе «метафизики пола», но поддерживала политическую активность женщин.
На деле Кускова соединяла марксистскую теорию и феминистские идеи. Поэтому ее работы можно рассматривать как развитие идей марксистского феминизма. Она писала о специфическом способе эксплуатации женщин (курсив Кусковой), который затворил «ее в детской и кухне и лишил широкого участия в иных поприщах общественного труда»1052. Она находила, что марксистский принцип деления общества на классы недостаточен для женщин. Безусловно, это был отход от догматического марксизма с его теорией классового антагонизма и классовой борьбы и переосмысление реальности на основе более современных данных.
Цель всякого женского движения состояла, по мнению Кусковой, в том, чтобы добиться от общества полноценного признания труда женщин, а от государства – полноценных гражданских и политических прав. И здесь она не видела никаких других путей, кроме работы в женском движении. Требование одинакового доступа женщин ко всем общественным должностям, знакам отличия и профессиям было классическим феминистским требованием. Необходимость привлечения женщин к общественному служению – обычным для русского феминизма обоснованием этих требований.
Кускова поддерживала популярный в русском феминизме тезис о мужской норме равенства, к которому следует стремиться женщине: по достижении равенства женщина «как равный мужчине творец материальных и духовных ценностей» прекратит борьбу полов и «совьет себе и всему человечеству венок равенства»1053. Но эту популярную в русском феминизме идею Кускова не воспринимала как принципиально феминистскую. Это была уже интериоризированная русской интеллигенцией мысль, как и многие другие феминистские идеи.
Критикуя русский феминизм, Кускова поставила важные для него вопросы. Она считала жизненно необходимым разработку феминистской теории. Доклад Коллонтай на Первом Всероссийском женском съезде она оценила невысоко: «по возвышенности стиля и по отсутствию исторической перспективы скорее походил на манифест, чем на научный анализ»1054. Но марксистская позиция, по мнению Кусковой, давала хоть какое-то объяснение участию женщин в политике, в то время как феминистская мысль на съезде была обращена в далекое будущее и не рассматривала настоящее. На съезде не было даже «попыток сколь-нибудь обобщить фазы женского движения в какую-либо теорию развития»1055. А замечание С. А. Тюрберт о том, что «целостность теории» уступает место «вопросам мелочной и обыденной практики», не вызвало у нее понимания1056. Хотя Кускова соглашалась, что, возможно, прежние гносеологические предпосылки для анализа «женского вопроса» недостаточны. Главный вопрос, который волновал Кускову и на который она так и не получила на съезде ответа, – что есть внеклассовое женское движение? Это была теоретическая проблема русского феминизма, к решению которой равноправки еще только подступали.
По мнению Кусковой, из‐за отсутствия теории «чисто женского» (то есть феминистской теории) участницы женского движения теряли под ногами почву, хотя большинство намеревалось решать неотложные нужды современности.
На Первом Всероссийском женском съезде Кускова присоединилась к «группе работниц», которые были подготовлены Коллонтай для борьбы с феминистками. Судя по воспоминаниям последней, поведение Кусковой вызывало у Коллонтай раздражение. Кускова постоянно отклонялась от «прямо начерченной классовой линии». В свою очередь, тактика работниц, направленная на срыв съезда, вызвала у Кусковой протест. То, что работницы восприняли создание общенациональной женской организации как «вред для себя», она сочла результатом извращенного понимания классовой позиции: «Русский человек до сих пор носит набекрень не только шапку, но и свои теории»1057.
После февраля 1917 года Кускова издавала ежедневную газету «Власть народа», в которой развивала идеи кооперации. На Демократическом совещании в сентябре 1917 года она была избрана от кооператоров во Всероссийский Совет республики (Предпарламент), где стала лидером кооперативной группы. В Октябрьской революции 1917 года Кускова увидела худший вариант решения российских проблем. После Октября она не примкнула ни к одной из сторон, но ее газета «Власть народа», так же как и газета «Право народа», в которой она была членом редакции, находилась в оппозиции большевикам. После закрытия большевиками всех оппозиционных изданий весной 1918 года Кускова лишилась возможности влиять на политическую ситуацию. В годы Гражданской войны она «нинистка»: «ни Ленин, ни Колчак». Однако после войны она одна из первых пошла на сотрудничество с новой властью в гуманитарных вопросах. В 1921 году Кускова деятельно работала в «Помголе» (Всероссийский комитет помощи голодающим), в «Лиге спасения детей» и в «Политическом Красном Кресте». Летом 1922 года ее вместе с С. Н. Прокоповичем выслали из страны. Умерла Екатерина Дмитриевна Кускова в 1958 году в Женеве.
На наших глазах создается тип новой женщины – свободной и независимой, и многие тысячи русских студенток сознательно и бессознательно участвуют в этом творчестве.
Социальную базу движения феминистского этапа составляли «интеллигентные женщины средних классов», то есть трудящиеся образованные женщины, которые были заинтересованы в успехе движения в силу своего положения в структуре общества.
Именно этими словами – «интеллигентные женщины» – было подписано обращение «К обществу!», появившееся в феврале 1902 года во время студенческих волнений:
Мы, женщины, находимся в не менее стесненных условиях, чем рабочий класс, но до сих пор не имели достаточно сил действовать коллективно против репрессивных мер правительства. Теперь же политическая зрелость настолько достаточна и в нашей среде, что большинство из нас отвечает тем же сочувствием прогрессирующему общественному движению1058.
Осознание своей идентичности – идентичности «интеллигентной женщины» – вело к поиску новых форм коллективности. Часть этих женщин находила новую коллективность в радикальном движении, считая, что только при социализме возможно равноправие женщин. Те интеллигентки, которые предполагали реализовать свою коллективную идентичность в деле «отстаивания женского равноправия во всех областях»1059, приходили в феминистское движение.
Мотивами участия в феминистском этапе движения выступали такие факторы относительной депривации, как наличие определенных ожиданий личности, не реализовавшихся в результате получения высшего образования (цель движения первого этапа).
Запрет на определенные профессии, ограничение занятости вызвали к жизни новое обращение к «женскому вопросу» и новые подходы в его осмыслении. Не случайно женское политическое движение начало оформляться в женских «академических» организациях. Так, в Петербурге ядро Союза равноправия женщин – первой женской политической организации – сложилось в среде бывших бестужевок в «Обществе вспоможения окончившим курс наук на СПб ВЖК»1060, в Москве – в среде преподавательниц Пречистенских курсов.
В качестве референтной группы для этих женщин выступали мужчины их круга, обладавшие большей личной свободой, имевшие другие возможности самореализации, доступ к различным формам занятости и, соответственно, другие доходы. Получение мужчинами политических прав в 1905 году только усугубило ситуацию.
Общим для всех женщин мотивом участия было совпадение ценностей личности и целей движения. Образованные женщины среднего класса «взволнованные могучим потоком 9 января, ощутили неотразимую потребность принять участие в новом движении, носящем уже не культурный, но политический характер»1061, и предполагали «отвоевать политическое равноправие, послать своих представительниц в Учредительное собрание»1062. Другими словами, идеи о политической деятельности женщины как полноправной гражданки и о расширении сферы женского пространства в публичной сфере могли действительно реализоваться на волне массового политического протеста, чем и пытались воспользоваться активистки движения.
Но организационных структур, которые могли бы поставить вопрос о необходимости женского политического участия, вырабатывать у женщин навык участия в политике и «застолбить» женское присутствие в политической сфере, не было до подъема общероссийской протестной волны. По свидетельству современницы, в ноябре 1904 года приехавшие в Петербург на съезд земских деятелей провинциалки безуспешно искали поддержку своим политическим устремлениям и контакты с женскими организациями столицы1063.
Женские политические организации появились только вслед за волной массовой мобилизации, то есть после событий 9 января 1905 года.
Идеал стремлений женщин – достижение равноправия, путь к которому лежит в солидарности и объединении женщин.
Русские феминистки сформировали идеал свободной, всесторонне развитой женской личности, облеченной правами и свободами полноценного человека и полноправной гражданки. Для достижения идеала необходимы были определенные условия – новые законы, новые практики, правовые гарантии. Феминизм для них стал практической деятельностью к свободной женской личности на основе солидарности и поддержки друг друга. Выдвинуть свои коллективные требования и быть услышанными они могли только через деятельность женских организаций, характер которых начал меняться вместе с изменением обстановки в стране – от благотворительных к политическим.
Нарастание протеста, сплочение оппозиции в 1900–1904 годах внесли оживление в женское движение. Старые организации не отвечали больше потребностям женской общественности. Общества благотворительного характера под руководством дам-патронесс виделись вчерашним днем, отголосками ушедшего XIX века. Как уже говорилось, благотворительность как форма деятельности воспринималась в женских движенческих кругах неоднозначно уже в XIX веке, а в ХX веке, с его наметившимися новыми политическими отношениями, и вовсе вызывала протест. На страницах женской прессы слышалась критика в адрес существующих организаций и призыв к созданию новых:
В высшей степени желательно, чтобы в Петербурге <…> и в других русских городах создавались новые женские общества, <…> которые своей деятельностью вносили бы живую струю в русскую жизнь, содействовали развитию общественности в нашей стране1064.
Цели движения, его тактика, стратегия и репертуар коллективных действий пересматривались.
Даже популярное «Вз.-благ. общество» – клубная организация – непросто переживало эту ситуацию. Ряды членов общества сократились: с 1600 человек в 1899 году до 716 к 1905 году1065. Многие из них решили перейти в более радикальные женские организации или в политические партии. Одна из лидеров организации Ольга Шапир сложила с себя полномочия члена Совета общества в знак протеста против увлечения благотворительностью и отхода от идейных принципов и затем вступила в образовавшийся Союз равноправности женщин.
Изменение целей движения повлекло за собой и структурные изменения в организациях. В 1904 году во «Вз.-благ. обществе» была создана комиссия по исследованию женского труда в России для изучения правового положения женщин и условий их работы (председательница Е. В. Авилова)1066. Весной 1905 года на одном из общих собраний А. Н. Шабанова впервые сформулировала новую цель «Общества»: «Несомненна, конечно, та истина, что женщина может ожидать своей полной независимости только в преобразованном обществе, но делать для этого попытки в настоящее время составляет обязанность всякой женской организации»1067.
В 1906 году был создан отдел избирательных прав женщин (председательница А. Н. Шабанова), задачей которого было достижение «дорогой и близкой для всех женщин цели – уравнению женских прав с мужскими»1068. В состав отдела вошло, по сути, все руководство «Общества»: А. П. Философова и Е. В. Авилова (вице-председательницы), М. Н. Бубнова, Е. И. Гарднер, А. И. Зачинская, А. Н. Пешкова-Толиверова, Е. А. Чебышева-Дмитриева, О. А. Шапир, Л. Н. Николаенко, П. П. Радушина, Е. Н. Щепкина1069. Начиная с этого времени проблема достижения равных политических прав для женщин стала приоритетной в деятельности «Вз.-благ. общества».
Нужно заметить, что власти сопротивлялись изменению структур женских организаций и расширению сфер их деятельности. Начиная с 1909 года совет «Вз.-благ. общества» добивался разрешения на изменения своего устава, принятого еще в 1896 году и бесконечно устаревшего в новых условиях в свете тех политических задач, которые организация ставила перед собой. Разрешение так и не было получено1070.
Но организация расширила свой репертуар коллективных действий. В новый репертуар вошли такие формы коллективных действий, как работа с партиями и партийными фракциями в Государственной Думе, ее гласными (депутатами), передача петиций и ходатайств на рассмотрение Думы, создание думских подкомиссий, работа по подготовке законопроектов, а также проведение общегородских митингов и шествий.
«Вз.-благ. общество» чутко реагировало на изменение политической ситуации, не упуская ни одной возможности заявить об интересах женщин своей социальной группы. В отношении рескрипта от 18 февраля 1905 года, декларировавшего созыв Собрания уполномоченных, которые будут избраны от населения и привлечены к законодательной работе в Земском соборе, Шабанова так поставила вопрос:
Если в составе уполномоченных <…> будут только мужчины, то оправдаются ли надежды женщин, явятся ли мужчины достаточно страстными борцами за независимость женщины?1071
Общество несколько раз передавало в Петербургскую городскую думу обращения с предложением привлекать женщин к участию в собрании народных уполномоченных.
«Вз.-благ. общество» всеми доступными способами делало тему гражданского равноправия женщин видимым политическим требованием. 8 мая 1905 года в Соляном городке состоялось открытое собрание «Вз.-благ. общества» под председательством Философовой. Представленный на собрании доклад Шабановой назывался «К жизни». В нем в очередной раз прозвучало требование допущения женщин к участию в предстоящем собрании уполномоченных и призыв активизироваться. Шабанова доказывала, что если женщины не попадут в состав уполномоченных, то надежды на получение избирательных прав нет. Необходимо сейчас, в момент до созыва народного представительства требовать избирательных прав, чтобы женщины могли быть в числе достойных, доверием народа облеченных и избранных согражданами людей. Для этого это требование должно «возбудить» все существующие женские организации России.
Собрание уполномочило Совет общества ходатайствовать перед Советом министров о допущении женщин к участию в первом собрании народных представителей. Ответа на ходатайство не последовало.
Также, по предложению Е. В. Авиловой, собрание поддержало ходатайства Совета «Вз.-благ. общества» перед Министерством внутренних дел о предоставлении женщинам права занимать должности волостных писарей, перед Министерством финансов – о должностях для женщин в учреждениях министерства (банках, казенных и контрольных палатах), а также ходатайство перед Петербургской городской думой о разрешении на брак учительницам городских школ1072.
В период подготовки Высочайшего манифеста о даровании избирательных прав «Вз.-благ. общество» сделало запрос графу С. Ю. Витте о том, относит ли правительство женщин к избирательным классам. Витте ответил, что вопрос в такой плоскости не рассматривался. После чего в Совет министров было отправлено ходатайство с предложением распространить избирательные права на женщин. Послание осталось без ответа.
После публикации Манифеста 17 октября 1905 года председателю Совета министров было направлено обращение с предложением включить женщин в число правоспособных лиц. Но избирательный закон 6 августа 1905 года, по которому женщины были отнесены к неправоспособным членам общества, остался в силе.
В I Государственной Думе Общество сотрудничало с фракциями трудовиков, кадетов и октябристов. В мае 1906 года Шабанова вручила депутатам Государственной Думы Л. И. Петражицкому и Е. И. Кедрину петицию с требованием равноправия женщин с 5 тысячами подписей1073. В ней говорилось:
Русская женщина во всех областях труда и забот в деле развития роста Родины участвует наравне с мужчиной: в труде крестьянском, земледельческом, в работе фабричной, промышленной, на поприще науки, литературы и искусства, на службе в правительственных, общественных и частных учреждениях <…> Она платит налоги и подати наравне с мужчиной и одинаково ответствует перед <…> законом <…> по справедливости она должна иметь право на защиту своих интересов путем участия в законодательном собрании.
По этому поводу 6 июня 1906 года Л. И. Петражицкий произнес в Думе блестящую речь в защиту женского равноправия1074 и стал признанным представителем феминистского лобби. В тот же день в Думе было принято решение сформировать комиссию по вопросам равноправия, которая занялась разработкой законопроекта о полном уравнении граждан перед законом без различия пола, сословия, вероисповедания, национальности. При комиссии была создана подкомиссия по вопросам равноправия женщин под руководством Петражицкого. Однако законопроект, выработанный подкомиссией, рассмотрен не был – I Государственная Дума была распущена.
Помимо работы с Думой, «Вз.-благ. общество» проводило политику единения женской общественности и осваивало новые формы коллективных действий в условиях политического подъема.
Весной 1906 года «Вз.-благ. общество» выступило инициатором общегородского митинга всех женских организаций Петербурга с целью выработки единой политической платформы. Накануне митинга Общество в своем помещении провело заседание представительниц женских организаций, вырабатывая тактику ведения женского митинга. Также на этом собрании было решено вынести благодарность тем депутатам Государственной Думы, которые поддерживали требование избирательного права для женщин. «Вз.-благ. общество» взяло на себя функции координатора женских организаций на основе единой феминистской платформы.
Создание широкого женского фронта на многотысячном митинге 5 мая 1906 года в Соляном городке не получилось. Организаторши, не имея опыта в проведении массовых мероприятий, упустили инициативу из рук. Но форма митингов прочно вошла в репертуар и практику организации.
Весной 1907 года для II Государственной Думы «Вз.-благ. общество» подготовило коллективное заявление от женских организаций с требованием избирательных прав, к которому присоединилась 21 женская организация и под которым стояло 7 тысяч подписей. Петицию в основном подписывали женщины «интеллигентного» среднего класса, но были подписи и крестьянок, фабричных работниц, заграничных студенток, мужчин различных профессий1075. 17 мая 1907 года заявление поступило председателю Думы Ф. А. Головину.
В то же самое время Шабанова вела переговоры с депутатом В. П. Гессеном о включении требования избирательных прав женщин в законопроект об избирательном праве. 17 апреля 1907 года Гессен, поддержанный 35 депутатами, внес этот законопроект на рассмотрение Думы. Практически одновременно – 18 мая 1907 года Совет Общества сделал письменное заявление на имя председателя Государственной Думы в связи с плановым рассмотрением Думой вопроса о местном самоуправлении. В заявлении звучало требование предоставления женщинам права участия в земском и городском самоуправлении1076.
Таким образом, велась всесторонняя подготовка к слушанию Думой вопроса об избирательном праве, но и на этот раз до слушаний дело не дошло. 3 июня 1907 года II Государственная Дума была распущена.
Деятельность Общества не ограничивалась требованием избирательных прав. Свои задачи активистки ставили более широко. Они стремились к достижению женщиной прав свободного индивида во всех областях и сферах жизни. Например, активистки Общества поддержали вольнослушательниц Санкт-Петербургского университета и возбудили ходатайство съезду ректоров университетов с требованием допуска женщин в университеты на равных основаниях с мужчинами1077.
Современный анализ власти предполагает ее рассмотрение на макро– и микроуровнях. Действия активисток «Вз.-благ. общества» по поддержанию новых практик женской жизни, стремление к их законодательному оформлению предстают сегодня как попытка подрыва власти на микроуровне. Все чаще в женских движенческих кругах говорили о силе традиции и обычая в жизни женщин. Один из путей их преодоления виделся в озвучивании проблем женщин как специфической и бесправной группы и в предъявлении своих требований законодателям. Шишкина-Явейн в своей речи на публичном собрании говорила:
Молчать преступно, потому что молча мы как бы сами санкционируем к себе такое отношение, которое потом <…> рикошетом передается по всем направлениям в законах и в жизни, отражаясь на разной оплате труда и на общественном положении <…> всюду создавая из нас как бы людей 2‐го сорта1078.
Казалось, они понимали, что, пока вопрос о власти не стоит публично, власть будет непоколебима (М. Фуко)1079.
Работа Общества с III Государственной Думой велась по другим вопросам. «Вз.-благ. общество» держало под контролем прохождение закона о раздельном жительстве супругов и через депутатов вносило в него свои предложения (закон находился в разработке более двадцати лет). В итоге последний вариант законопроекта включал в себя возможность раздельного жительства супругов по требованию одного из них, а также гарантировал право замужней женщины без согласия мужа получать отдельный вид на жительство, поступать на службу и учебу, выдавать векселя и принимать на себя по ним ответственность. В паспорт мужа женщину могли вписать только с ее согласия1080. «Вз.-благ. общество» обратилось с просьбой о поддержке проекта во все думские фракции и к председателю Думы А. И. Гучкову. В результате законопроект был поставлен на обсуждение октябристами в порядке думской инициативы, его поддержали 73 депутата. Законопроект «О некоторых изменениях и дополнениях действующих узаконений о личных и имущественных правах женщин и об отношениях супругов между собой и к детям» был одобрен III Государственной Думой и после утверждения Государственным Советом принят IV Государственной Думой в феврале 1914 года.
«Вз.-благ. общество» поставило вопрос об уравнении женщин и в наследственных правах. Законопроект также был внесен октябристами в июне 1912 года. Он получил поддержку Думы, но был изменен Государственным Советом. Кроме того, Общество ходатайствовало об установлении пенсий учительницам средней школы наравне с учителями-мужчинами и о праве женщин на адвокатуру, а в 1912 году лоббировало законопроект об участии женщин в выборах в местное самоуправление.
Кампания за предоставление права женщинам-юристкам быть адвокатами развернулась в конце 1910 года. Прецедент с Е. А. Флейшиц, которая выступала защитницей в суде и была на том же суде обвинена товарищем прокурора в незаконности своей деятельности, хотя закон прямо не запрещал женщинам вести защиту по уголовным делам, спровоцировал постановление Сената о запрещении женщинам адвокатской практики. Кадетская фракция III Государственной Думы поддержала позицию женщин-юристок, которые до создания своей организации нашли приют в стенах «Вз.-благ. общества». Первые дипломированные женщины-юристки – Е. А. Флейшиц, А. К. Бахтерова, С. Е. Ринкевич – стали членами отдела избирательных прав «Вз.-благ. общества»1081. В марте 1913 года был утвержден устав «Санкт-Петербургского общества женщин-юристок», и они отпочковались от материнской организации. Законопроект о женской адвокатуре был отклонен. Юристки в рамках своей организации продолжили борьбу за право женщин на адвокатский труд, поддержанную «Вз.-благ. обществом» и другими феминистскими организациями – Женской прогрессивной партией, Лигой равноправия женщин.
Совет «Вз.-благ. общества» в 1912 году поднял вопрос об отмене законодательных ограничений в отношении женского труда. Равноправки требовали отмены 156–157 ст. III т. Свода Законов Российской империи и уравнения жалованья и пенсий женщинам с мужчинами при «однородных должностях и образовании». Разрабатывались меры по охране женского труда и материнства.
Весной 1910 года «Общество» поддержало законопроект «Положения о крестьянах». Известный историк, член организации Александра Яковлевна Ефименко сделала по этому поводу доклад. По ее мнению, законопроект шел на пользу крестьянке, так как упразднял понятие семейной собственности, в котором было зафиксировано ее зависимое положение. Теперь каждый домохозяин становился собственником, и поскольку законопроект не рассматривал вопрос наследования по признаку пола, то крестьянка могла получить домохозяйство по завещанию и в этом статусе выступать на сельском сходе. Ефименко считала, что нужно пользоваться неясностями проекта и внести в думский комитет свои предложения, развивая их в направлении, удобном женщинам, и что при всех умолчаниях законопроект не противоречит интересам женщин.
В предвоенный период, зимой – весной 1914 года, на очередной волне общероссийского протеста и послабления ограничений на общественную деятельность «Вз.-благ. общество» активно использовало митинговые формы работы.
10 февраля 1914 года в Тенишевском училище было проведено общегородское собрание под названием «Ответ на женский вопрос». Десять женщин-лекторов от разных политических партий и беспартийных обрисовали разные стороны «женского вопроса» и достижения в его решении. Другое публичное собрание состоялось во время слушаний в Государственной Думе законопроекта о фабричной инспекции (31 марта 1914 года). На нем в поддержку женщин выступили известные депутаты А. Ф. Керенский, А. Я. Гуревич, врачи М. Я. Маргулиес, Б. Ф. Горовец. Параллельно с тактикой лоббирования активистки Общества продолжали попытки оформления женской оппозиции на платформе единых избирательных прав для всех категорий населения страны.
А. Н. Шабанова выступила с инициативой проведения Всероссийского женского съезда с целью смотра сил женской общественности, сплочения женских организаций и создания новой политической структуры, объединяющей женские силы в масштабе страны. Так, «Вз.-благ. общество» поддержало идею Философовой о необходимости создания национальной женской организации – Всероссийского женского совета и присоединения к Международному женскому совету (International Council of Women). Общество провело Первый Всероссийский женский съезд (10–16 декабря 1908 года) и разработало программу действий по выполнению решений съезда, в том числе по учреждению Всероссийского женского совета. Но до 1917 года все попытки создать такую организацию блокировались правительством, которое не намерено было терпеть всероссийскую феминистскую организацию, к тому же инкорпорированную в международное движение. Шабанова добилась исполнения решения Первого Всероссийского съезда только в марте 1917 года, когда Всероссийский женский совет все же был зарегистрирован.
«Вз.-благ. общество» поддерживало связи с международным женским движением через Международный женский совет. Его представительницы присутствовали на конгрессах МЖС в Лондоне в 1899 году (Бубнова, Л. Давыдова1082, Е. П. Казакевич-Стефановская, И. Познанская), в Берлине в 1904 году, в Риме в 1914 году (М. Л. Вахтина, Е. М. Десятова, гр. А. Д. Капнист, А. С. Милюкова, Е. Р. Пфейлицер-Франк, Е. И. Тихеева, А. Н. Шабанова) и на конференции в Женеве в 1908 году (Философова).
«Вз.-благ. общество» постоянно работало над поддержанием связи между женскими организациями. «Наше общество есть первая попытка объединить разрозненные силы и направить их на коллективную работу», – считала О. Шапир1083.
Представляется, что главной заслугой этой организации в развитии движения была ее стабильность, создание и поддержание «замкнутого женского дома» (определение Шапир)1084, женской порождающей среды, противостоящей патриархатной культуре русского общества. Здесь происходил обмен идеями и мнениями, развивалась идеология феминизма, инициировались действия по улучшению положения женщин и шло привитие женщинам «вкуса к общественной деятельности»1085.
Эта новая женская организация появилась в условиях подъема в стране политического протеста и массовой мобилизации. Инициаторами ее выступила группа интеллигентных женщин, близких к Пречистенским курсам в Москве, которые подали в феврале 1905 года в Московскую городскую думу и Московское земское собрание петицию с требованием признания политических прав женщин. Как писала одна из участниц этой группы,
в конце февраля 1905 года небольшая группа общественных деятельниц в Москве, человек около тридцати, решила организовать всероссийский союз для борьбы за гражданские и политические права. Данный момент для проведения реформы казался особенно благоприятным: старый порядок падал и разрушался, на смену ему явились новые принципы – всеобщего избирательного права и равенства всех перед законом1086.
В поисках единомышленников группа проводила политику экстенсивного рекрутирования, используя такие способы, как рассылка писем известным общественным деятелям, личные связи, объявления в газетах.
Именно из газет о новой московской женской инициативе узнали петербурженки, в результате чего в мае 1905 года появилось Петербургское отделение СРЖ1087. Но первыми откликнулись на призыв московского кружка саратовские женщины1088.
Союз равноправности можно было бы определить по примеру западных стран как суфражистскую организацию, понимая под этим конкретное направление феминизма с требованием избирательных прав для женщин. Но особенности русского феминизма, как наглядно показали исследования С. Г. Айвазовой, заключались в том, что русские феминистки, суфражистки и равноправки (в данном случае эти понятия выступают как синонимы) отстаивали права не только собственной социальной группы, но и всех других категорий населения страны (в силу нерешенности проблем буржуазно-демократического переустройства страны, отсутствия демократических свобод, подавления гражданских свобод личности, препятствий в развитии самостоятельных и независимых граждан). Деятельность государства как моносубъекта политики способствовала тому, что отечественный феминизм фокусировался на теме равенства всех граждан России перед законом, на теме освобождения личности из-под репрессивной власти государства, рода, автономизации, отделения индивида от родового начала1089. И в непосредственной связи с этим развивалась тема перехода от авторитаризма (от абсолютной монархии) к современному правовому государству, к демократии1090. Этот момент выступает особенностью русского феминизма и придает специфичность деятельности женских организаций в России. В каком-то смысле их деятельность предстает как более общеполитическая, чем феминистская.
Все вышесказанное напрямую относится и к деятельности СРЖ, создательницы которого заявили:
Мы далеки от наивного и близорукого феминизма, который мечтает решить женский вопрос вне связи с общественными, политическими и социальными вопросами <…> Тактика нашей борьбы за равноправие <…> должна меняться <…> от условий общенародной борьбы1091.
Идея полноценного женского представительства в политической системе страны аргументировалась учредительницами Союза тем, что политическая правоспособность одних только мужчин «задержит как экономическое развитие, так и рост политического сознания народа»1092, что это будет тормозить процесс демократизации общества. При этом речь шла о женщинах всех социальных групп и категорий, а не только о представительницах образованных средних классов.
В силу этих причин идея цензового избирательного права была абсолютно непопулярна в русском феминизме. Собственно, в то время и в тех политических условиях это даже не обсуждалось. Задача была поставлена как отстаивание интересов женщин всех социальных групп во всех правовых реформах.
Учредительный съезд организации состоялся 7–10 мая 1905 года в Москве. На него приехали более 70 делегаток из 19 городов России1093.
Главный вопрос, который встал перед учредительницами новой женской организации, был вопрос, считать ли Союз политической организацией – и если да, то какой будет его политическая платформа (так в то время называли политическую программу). Первую часть этого вопроса съезд решил положительно. Таким образом, в стране впервые появилась женская политическая организация. По воспоминаниям современницы, следующим предметом обсуждения стало то, будет ли Союз ставить перед собой только «феминистические цели» и сосредоточится на борьбе за женские права или же примкнет к общему освободительному движению1094. Большинством голосов было решено избрать второй путь и соединить освобождение женщины с освобождением всего народа1095. Лозунгом организации стало:
Ради народного блага будить самосознание и самодеятельность масс; ради раскрепощения женщины – будить самосознание и самодеятельность женщины1096.
На том же съезде 1905 года был принят устав, §1 которого определял главную цель СРЖ: «Содействовать общему политическому освобождению и добиваться уравнения прав женщин с мужчинами»1097.
§2 определял самостоятельность отделений: «Способы содействия общему политическому освобождению устанавливаются отдельными кружками, взаимодействие их – собрание делегатов»1098.
§3 устанавливал средства для достижения целей Союза:
а) теоретическая разработка вопросов, связанных с расширением прав женщин и уравнением их с правами мужчин;
б) распространение идей Союза через издание печатной продукции, устройство лекций, диспутов и т. д.;
в) содействие в получении женщинами равного с мужчинами образования;
г) содействие улучшению положения трудящихся женщин и охране женского труда;
д) возбуждение вопроса о предоставлении женщинам общественно-политических прав, равных с мужчинами, в земских, городских и других общественных и правительственных учреждениях;
е) объединение деятельности женских и других организаций для достижения целей Союза;
ж) содействие возникновению новых женских организаций.
Далее устав определял структуру организации:
1. Союз состоит из кружков и организаций, которые пожелают примкнуть к нему. Для присоединения нового кружка или организации необходимо согласие одного из местных комитетов или собрания делегатов по представлению Центрального бюро Союза.
2. Все кружки и организации Союза совершенно самостоятельны в своей внутренней деятельности. Для сношений с Центральным бюро и участия в собрании делегатов действуют нормы представительства – 1 делегат от 25 человек, для малых городов и населенных пунктов – 1 делегат от 10.
3. Органами управления Союза является общее собрание, Центральное бюро Союза, местные комитеты, местные бюро.
4. Центральное бюро избирается на год общим собранием.
5. Право выступать от имени Союза принадлежит только собранию делегатов. Собрания делегатов созываются не реже двух раз в год. Центральное бюро собирается по мере надобности.
6. Центральное и местные бюро приводят в исполнение постановления общих собраний и служат связующим звеном между организациями Союза.
Требования программы (платформы) включали в себя:
1. Немедленный созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, тайного избирательного права без различия пола, национальности и вероисповедания с предварительным установлением неприкосновенности личности, жилища, свободы совести, слова, печати, союзов, восстановление в правах пострадавших за политические и религиозные убеждения.
2. Признание прав народностей России на политическую автономию и национально-культурное самоопределение.
3. Уравнение женщин в политических и гражданских правах с мужчинами во всех слоях общества без ограничения прав замужних женщин:
а) уравнение крестьянок с мужчинами в аграрных реформах; б) охрана труда женщин и обязательное страхование наравне с мужчинами; в) допуск женщин во все области общественной и служебной деятельности; г) совместное обучение лиц обоих полов в учебных заведениях всех уровней; д) отмена всех законов, касающихся вопросов проституции и унижающих человеческое достоинство женщин.
4) И, прежде всего, – отмена смертной казни навсегда.
Программа выражала взгляды женщин интеллигентных средних классов на необходимые социальные преобразования в стране. Эти представления оказались весьма радикальными и в части общедемократических требований, и в части, касающейся женщин. Ни одна партия не рассматривала вопрос в отношении прав женщин так широко и в то же время не дифференцировала требования женщин в зависимости от их принадлежности к различным социальным классам и группам.
По своему месту на политической арене Союз максимально приблизился к радикальным социалистическим партиям.
Помимо принятия устава и программы, съезд избрал Центральное бюро и утвердил местные отделения. В состав Центрального бюро вошли М. А. Чехова (ответственный секретарь), Е. И. Гончарова, А. А. Кальманович, А. В. Лучинская, А. Я. Малкина, З. С. Мирович, А. М. Ордынская, Л. Н. Рутцен, М. П. Сахарова, М. В. Сабинина, Л. Н. Топоркова, А. В. Успенская, С. Ф. Червинская, Е. Н. Щепкина, Н. Ф. Яковенко1099.
Организация активно включилась в политический процесс бурного 1905 года и своей деятельностью начала оформлять место женщин в политическом пространстве страны «несмотря на противодействие некоторой части общества»1100.
По своей структуре СРЖ представлял собой децентрализованную организацию без жестких дисциплинарных установок, с развитыми межличностными контактами и мягкими нормами членства. Желающие примкнуть к Союзу становились действительными членами. Нечлены организации, но сочувствующие целям Союза, становились членами-соревнователями1101. Членами Союза равноправности могли быть лица обоего пола, что лишний раз подтверждает вывод о практике экстенсивного рекрутирования в СРЖ и указанной особенности русского феминизма расширить «женский вопрос» до масштабов «общечеловеческого», а также свидетельствует о стремлении феминисток влиться в общую политическую борьбу. Ко Второму съезду Союза равноправности в октябре 1905 года организация насчитывала уже 48 отделений (против учрежденных на Первом съезде 28)1102. Были созданы крестьянские группы в Московской, Воронежской, Полтавской, Владимирской губерниях и группы работниц в Москве и Екатеринославле.
Отделения Союза были полностью автономны, слабо связаны между собой и с Центральным бюро: «Союз есть свободная ассоциация членов и групп, свободно действующих»1103.
Центральное бюро определяло только общую стратегию коллективных действий. Отделения на местах сами определяли «те формы политического движения, которое в данный момент и в данной местности находили своевременным и важным»1104. Например, упомянутый Второй съезд СРЖ принял решение бойкотировать Булыгинскую Думу (названную по имени ее инициатора, министра внутренних дел А. Г. Булыгина), которую предполагалось созвать на основе проекта избирательного закона от 6 августа 1905 года, то есть посредством непрямых, неравных и не всеобщих выборов. Но часть провинциальных отделений организовала предвыборные кампании в Думу с целью пропаганды «женского вопроса» и подъема общего политического сознания населения. Они сделали это в соответствии с уставом Союза равноправности.
Поста председательницы СРЖ не имел, ее выбирали на каждое собрание. Ответственным секретарем на протяжении всего существования Союза была М. А. Чехова. Структура СРЖ сформировалась, с одной стороны, под влиянием целей феминистского движения, с другой – под воздействием и в зависимости от политического процесса, в рамках которого развивалось движение женщин.
Тактика организации определялась политикой интенсивного рекрутирования, которая исходила из идеи равноправия по признаку пола и возможности женского участия (голоса, позиции) в политике.
Претензии женщин на участие в политике вызывали отрицательную реакцию практически всех участников политического процесса. Уже проект закона об учреждении законосовещательной Думы (Булыгинской) в августе 1905 года исключал женщин из легитимных участников политического процесса. Поэтому стратегия равноправок по продвижению своих целей основывалась на лавировании между политическими партиями, включившими по тем или иным соображениям «женский вопрос» в свою повестку дня.
СРЖ стремился установить рабочие отношения с трудовиками, кадетами, всеми левыми партиями. Переписка участниц событий демонстрирует отсутствие у них иллюзий и завидный прагматизм. Так, Л. Н. Рутцен написала М. А. Чеховой в мае 1906 года:
Во время прений выяснилось, что трудовая группа стоит за нас, <…> ее речи и послужили поводом для торжественного заявления кадетов в Думе, что они будут за нас стоять и внесут нас в избирательный закон <…> Нам не надо ссориться теперь с кадетами, они очень сильны. Надо делать вид, что мы им верим <…> Левые же партии, как я убедилась здесь на митингах, нашими правами нисколько не интересуются и не будут нас защищать1105.
Из политических партий только партии левого толка имели в своих программах обязательства в отношении избирательных прав женщин. Но это не означало их поддержки женского политического союза. Как на Третьем съезде СРЖ заметила Е. Н. Щепкина, «идеалистическая проповедь социалистических партий сделала много для движения»1106, то есть помогла вписать требования равноправия в политическую риторику. Но при этом, добавила она, социалистические партии не разделяют вопрос об отношении к женскому равноправию и к Союзу равноправности, в то время как последний стремился «приблизить социальные идеалы к реальности»1107. Это был знак будущего конфликта между феминистками и социал-демократами.
Пропаганду идеи равноправного участия женщин в электоральной политике СРЖ вел печатным словом1108, через лекторскую деятельность1109 и личную агитацию в партиях и общественных организациях. Издательская комиссия Союза публиковала как брошюры членов Союза, так и работы, посвященные политическому равноправию женщин, авторов разной политической ориентации. Ею были опубликованы работы К. Цеткин «О женском избирательном праве», К. Каутского «Избирательное право женщин», «Указатель литературы по женскому вопросу» с широким кругом авторов.
В своем стремлении институционализироваться, инкорпорироваться в политическую борьбу Союз равноправности вошел в ряд признанных общественным мнением политических объединений: Московский стачечный комитет, Комитет самообороны, Комиссию помощи амнистированным и безработным, Красный Крест, Общесоюзную организацию помощи голодающим, Союз союзов.
Московское отделение СРЖ совместно с Советом рабочих депутатов и заводскими депутатами по решению Московского стачечного комитета организовало работу питательных пунктов для рабочих, собрав по подписке 3 тысячи рублей. В то же время это было проявлением солидарности и выражением личных убеждений многих равноправок.
В Союзе союзов СРЖ «ревизировал» программы всех профессиональных союзов, предлагая им внести фразу «обоего пола» в четырехчленную формулировку избирательного права в Учредительное собрание. Стойкое сопротивление оказали только академический (или профессорский) и земский союзы.
Тем не менее в мае 1905 года равноправки не рискнули внести предложение женского политического равноправия в платформу Союза союзов на его организационном съезде, по-видимому, сознавая слабость своих позиций. Они продолжили агитацию на уровне отдельных профессиональных союзов и на II съезде Союза союзов в июле 1905 года добились победы. Предложение женского политического равноправия было выдвинуто рядом профессиональных союзов и при поименном голосовании при одном голосе против (П. Н. Милюкова) прошло.
Эта победа предопределила победу равноправок на Съезде городских деятелей в Москве в августе 1905 года, который также признал политические права женщин.
Труднее всего шла работа с земской общественностью. Союз земцев-конституциалистов дольше всех игнорировал вопрос о женском политическом равноправии: земцы бойкотировали эту тему на своих съездах. Даже в ситуации августа 1905 года, когда в адрес земского съезда поступило 37 заявлений от различных отделений СРЖ с предложением обозначить свою позицию по данному вопросу, а на съезд земцев прибыли две делегации от Московского и Варшавского отделений СРЖ, Бюро земского съезда не поставило вопрос в повестку дня и не допустило делегаток на заседание. Активистки СРЖ были устно заверены, что земцы признают права женщин, но в данный момент это требование несвоевременно, так как затрудняет консолидацию оппозиционных сил1110.
Тогда СРЖ начал работать с земцами через свои отделения на местах, рассылая личные анкеты с вопросами об отношении к женским правам и об их своевременности. Одновременно Союз усилил давление на земцев, формируя в общественном мнении их «имидж» как организации недостаточно демократической. Тема отношения земцев к избирательным правам женщин стала освещаться в прессе, подниматься в митинговых дискуссиях. В результате 65 земцев предложили своему бюро включить в программу Союза расширенную формулу выборов в Учредительное собрание по «четырехчленной формуле с тремя безразличиями» – без различия пола, вероисповедания, национальности.
14 ноября 1905 года съездом земских деятелей было принято «Положение об Учредительном собрании народных представителей Российской империи», §3 которого декларировал: «Право участия в выборах народных представителей принадлежит российским гражданам обоего пола»1111.
СРЖ, который образовался раньше партии кадетов, прислал на Первый съезд этой партии (12–18 октября 1905 года) трех своих представительниц, которые «возбудили» на съезде вопрос о женском политическом равноправии. Как уже говорилось, съезд пошел на поводу у П. Н. Милюкова и переголосовал свое первоначальное решение, обязывающее членов партии бороться за политические права женщин. С перевесом в один голос (24 против 23) пункт о женском политическом равноправии стал необязательным для членов кадетской партии1112.
Работа с партией была продолжена привычными методами: через личные контакты и агитацию, давление через прессу, поддержку женщин-кадеток.
На Втором съезде кадетов в январе 1906 года активистки СРЖ развернули активную пропагандистскую кампанию среди делегатов съезда. Основную оппозицию руководству партии по вопросу женских избирательных прав составили члены партии Л. И. Петражицкий, А. В. Тыркова и А. С. Милюкова. П. Б. Струве считал, что по техническим соображениям невозможно отменить поправку к §14 о свободном самоопределении членов партии по «женскому вопросу». В ответ на это он получил отповедь Тырковой, что эта поправка – детская игра, если партия действительно встала на путь демократизации страны. Милюков пытался занять нейтральную позицию, утверждая, что отменять поправку нет смысла, так как это произойдет само собой. В результате бурных дебатов поправка была отменена. Струве публично осудил в «Русских ведомостях»1113 внутрипартийные дебаты на эту тему. М. И. Покровская откликнулась на страницах своего журнала язвительным комментарием:
Очевидно, он <Струве. – И. Ю.> не может усвоить себе мысль, что раз целая половина рода человеческого остается в рабстве, то о свободе не может быть и речи1114.
Нужно заметить, что отмена поправки усилила ресурс кадетов. Они приняли на себя звание партии – защитницы интересов женщин – и вскоре обратились к женщинам с воззванием:
Гражданки – матери, жены и дочери! Вы лишены избирательного права. Такие партии, как Союз 17 Октября, Торговопромышленная (партия) и другие, не признают в вас граждан России. Лишь партия Народной свободы решила бороться за ваше равноправие. Убедите ваших сыновей, мужей и отцов голосовать за друзей свободы. <…> Пусть настанет то время, когда и вы будете сидеть в русском парламенте и диктовать справедливые законы…1115
Многие известные женщины, такие как А. Философова, вступили в кадетскую партию.
Вышеописанную деятельность членов СРЖ можно рассматривать как проведение тактики дифференцированного рекрутирования (Дж. Мак-Карти, М. Залд)1116, суть которого заключается в изменении существующего отношения к движению с целью его поддержки. В результате такой работы противники движения становятся на нейтральные позиции, равнодушные становятся сочувствующими, сочувствующие – участниками движения. Для представителей различных партий и профессиональных и социальных групп были эффективны разные методы воздействия и давления. Это были, например, стимулы солидарного свойства (для Совета рабочих депутатов) и давление через угрозу подрыва репутации (для Союза земцев-конституциалистов).
СРЖ также активно использовал для реализации своих целей обычный для того времени репертуар коллективных действий: петиции, митинги, просветительскую работу в кружках, клубах, профессиональных союзах, благотворительную деятельность – устройство бюро по приисканию занятий и обществ взаимопомощи женщин.
Особенностью деятельности московской группы было изучение «женского вопроса»1117. Равноправки изучали экономическое положение женщин, исследовали вопрос о проституции. Это было началом теоретического осмысления социальных проблем женщин и женского движения как выразителя их интересов.
Но подъем политического протеста, во время которого организация, собственно, и существовала, воздействовал на этот репертуар, радикализируя его. Все петиции СРЖ несли в себе дух требования и вызова. Так, одно из общих собраний Петербургского отделения превратилось в политический митинг, который принял резолюцию протеста с выражением готовности добиваться созыва Учредительного собрания методами, «которыми добиваются этого крайние партии <…> вплоть до вооруженного восстания включительно»1118. Выборы в I Государственную Думу Московское отделение ознаменовало сбором подписей под требованием политических прав женщин.
Протесты как составляющая репертуара были хорошо освоены членами Союза равноправности. Союз инициировал протесты против смертного приговора П. П. Шмидту, против казни за политические преступления, против разгрома флота у Цусимы, против подавления Декабрьского вооруженного восстания. Центральное бюро Союза равноправия обратилось к известным общественным деятелям разных стран: к Международной Гаагской конференции, к Лиге мира, ко всем парламентам и партиям Европы с призывом отказать правительству России в предоставлении иностранных займов.
Использовались также сценарии влияния на определенные социальные группы с позиций традиционных норм гендерных отношений. Именно так можно оценить письмо-обращение женщин к русским офицерам по поводу истязаний при аресте М. Спиридоновой. Поддержка М. Спиридоновой позволила разработать новые формы коллективных действий: заказное журналистское расследование, издание книги по его результатам1119.
Репертуар коллективных действий организации пополнился и бойкотом. Так, бойкот правительства выражался в неуплате податей, неявке в суд, отказе от содействия полиции и жандармерии. Кроме того, бойкотировались реакционные газеты, казаки, офицеры полиции.
В момент наивысшего подъема протеста (с осени 1905 по весну 1906 года) репертуар коллективных действий СРЖ расширился до форм открытого неповиновения властям. На солидарную поддержку рабочих объединений, в том числе Почтово-телеграфного и Железнодорожного союзов, Союза домашней прислуги и др., москвички израсходовали 32 тысячи рублей. СРЖ также помог организационно оформиться Союзу прислуги.
Через совместные акции с Советом рабочих депутатов СРЖ поддержал московских рабочих материально и организационно. Равноправки признали необходимость вооруженной борьбы (решения II съезда), создали 17 санитарных пунктов, работали в санитарных отрядах, принимали участие в неудавшейся попытке организации побега политических заключенных из Бутырской тюрьмы, содержали столовые для рабочих, которые находились в местах последнего сопротивления во время Декабрьского вооруженного восстания. Учительницы, работавшие в столовых на Пресне, впоследствии были вынуждены перейти на нелегальное положение. В день похорон Н. Э. Баумана колонна СРЖ влилась в рабочую демонстрацию с лозунгом «Всеобщее избирательное право без различия пола»1120.
Женские митинги в поддержку женского равноправия, по воспоминаниям современников, были весьма популярны осенью 1905 года. В Москве они собирали до 2,5 тысячи женщин1121.
Поддержание «крайних партий» практиковалось в той или иной степени всеми отделениями СРЖ, это была стратегическая линия организации. За зиму 1905–1906 годов отделения СРЖ в общей сложности израсходовали на это около 100 тысяч рублей1122. Деятельность по достижению равноправия той зимой отступила на второй план. Такие мероприятия, как сборы подписей, меркли перед акциями открытого гражданского неповиновения.
В составе Московского отделения Союза работали М. Е. Бландова, Э. О. Вахтерова, С. К. Исполатова, Е. Люлева, З. С. Иванова (Н. Мирович), супруги Чеховы.
Активистками Петербургского отделения были А. Я. Гуревич, Л. Я. Гуревич, О. А. Волькенштейн, А. В. Лучинская, М. Н. Маргулиес, А. С. Милюкова, М. Л. Нобель-Олейникова, Е. П. Скорчалетти, Т. М. Форафонтова, З. Л. Шадурская, Е. Н. Щепкина, М. М. Янчевская. Его деятельность сосредоточивалась вокруг так называемых кружков: это были кружок по рассылке книг ссыльным и заключенным, кружок по организации лекций и изданию работ «по вопросам политического освобождения страны и женскому вопросу», кружок помощи молодым матерям из работниц в вопросах гигиены и ухода за детьми, а также кружки по созданию организации прислуги, по изучению программ революционных партий, юридический кружок по изучению правового положения женщин.
Для поддержания левых партий петербурженки устроили кассу на основе самообложения. Социал-демократам и эсерам отчислялось из нее по 40%, Красному Кресту – 15% и 5% – семье Ивана Каляева1123. В сентябре 1905 года открыли столовую для бастовавших рабочих Путиловского завода.
Провинциальные отделения были очень разнородны и объединяли многих женщин – от «интеллигентных средних классов» до крестьянок. Репертуар действий варьировался от образовательных лекций по вопросам равноправия до поддержки революционных выступлений рабочих. Отношения с местными представительствами партий складывались по-разному.
Второй съезд СРЖ состоялся 8–10 октября 1905 года в Москве. Помимо 48 собственных отделений, на нем присутствовали представители других общественно-политических союзов, представительницы от литовских, финских, украинских женских организаций, пресса и трое крестьян (одна женщина и двое мужчин) от сел, сходы которых поддержали идею женского равноправия1124.
Помимо положительно решенного вопроса о бойкоте Булыгинской Думы, на съезде было решено организовать выборы свободного собрания представителей (в соответствии с рескриптами 18 и 20 февраля 1905 года), о гражданском неповиновении. Съезд определил тактику на поддержание партий, сочувствовавших женскому равноправию, призвал сторонников равноправия женщин брать инициативу в свои руки для решения насущных жизненных вопросов, принял ряд резолюций в отношении союзнических организаций (Союза учителей, Союза союзов, Комитета общественной помощи голодающим и т. д.).
В начале 1906 года в стране развернулась избирательная кампания в I Государственную Думу. В феврале 1906 года Центральное бюро пришло к решению, что в сложившейся ситуации единственной возможной тактикой будет отклик на все события, имеющие отношение к женщинам, – не дать забыть «женский вопрос».
Как ни работали равноправки ради признания политической полноценности женщин, они остались за рамками легитимного политического процесса. К этому времени (весна 1906 года) организация достигла 8 тысяч членов в 78 отделениях. Центральное бюро вело переписку со 113 населенными пунктами. По данным бюро, в крупных городах группы СРЖ составляли от 100 до 300 членов, в уездных было по 10–201125.
Обозначившийся спад политического протеста с 1906 года сопровождался не только усложнением внешних условий работы, но и нарастанием внутренних проблем в СРЖ: в отношениях между представительницами различных партий (кадетками, социал-демократками и эсерками).
На этапе спада протестной волны некоторые отделения стали распадаться, другие – легализоваться в соответствии с временными правилами о союзах и обществах (то есть институализироваться). Так, на общем собрании Петербургского отделения 12 марта 1906 года часть членов бюро сложила с себя полномочия из‐за разногласий в отделении, было избрано новое бюро, в состав которого вошли О. А. Волькенштейн (эсерка), Л. Я. Гуревич, М. Н. Маргулиес (социал-демократка), Е. Т. Руднева, З. Л. Шадурская (социал-демократка), Е. Н. Щепкина; были образованы и новые комиссии. Частые конфликты, обусловленные политическим размежеванием деятельниц Союза, свидетельствовали о кризисе Петербургского отделения.
Эти тенденции явно проявились на последнем, Третьем съезде Союза равноправия, который состоялся 21–24 мая 1906 года. Петербурженки доложили съезду, что отделения в столице больше не существует. Но появился Женский политический клуб (председательница М. Н. Маргулиес), который развивал идею избирательного права по четырехчленной формуле с тремя безразличиями и в который перешли многие участницы Петербургского отделения.
Основной вопрос съезда – реорганизация Союза в связи с разной партийной принадлежностью его членов. Вопрос стоял как в теоретической, так и в практической плоскости. Как соединить реализацию феминистской и социалистической доктрины одновременно? Как представительницам разных партий объединиться в решении женских проблем, которые совершенно очевидно были связаны с общеполитической борьбой, и не потерять при этом женскую составляющую своей политической деятельности? Как проявлять и реализовывать женское политическое участие? Это было время, когда термин «феминизм» уже не столько вызывал кривую усмешку, сколько стал предметом политического шельмования со стороны социал-демократов, увидевших в деятельности женских групп угрозу своему влиянию на работниц. На съезде СРЖ прозвучала мысль, что политическая деятельность нужна женщинам и должна быть принципиальной составляющей женской жизни, но многих женщин сдерживает страх прослыть феминистками. Отсюда и призыв М. А. Чеховой не бояться «презрительной клички феминистки», потому что «русская женщина не была ею и никогда не будет. В русском языке даже нет соответствующего слова. Но не будьте же и рабами, потому что одни рабы стыдятся отстаивать свои человеческие права»1126. Очевидно, что под феминистками Чехова понимала женщин средних классов, которые, как это было в странах Запада, стремились получить избирательные права согласно цензовой системе.
Отчеты съезду практически всех отделений зафиксировали недовольство членов организации тем, что «специально по женскому вопросу» ничего не предпринято. Юрьевское отделение, так же как и Петербургское, распалось из‐за разногласий в определении приоритетов деятельности организации – политических или специфически женских1127.
Часть делегаток съезда настаивала на деполитизации Союза, чтобы он при минимальных политических требованиях сконцентрировал свою работу на достижении женских прав. Были высказаны мнения:
– сделать в работе Союза акцент на женском равноправии, проявить оригинальность женского союза (Г. А. Фальборк);
– не тратить силы на столовые, помощь безработным и заключенным, а сосредоточить их на борьбе за женские права (О. А. Волькенштейн);
– оставить в приоритете цели освободительного движения, так как это тоже ведет к достижению задач женского движения (М. А. Чехова);
– сконцентрировать силы на «женском вопросе», хотя связь «женского вопроса» и революционного движения несомненна (Л. Я. Гуревич).
Делегатки разных политических убеждений призвали съезд сделать феминистские цели приоритетными в деятельности Союза, что в ситуации политического подъема означало деполитизацию организации. На этом настаивали деятельницы, близкие к кадетской партии (О. Н. Клирикова, Н. А. Шахматова) и к социал-демократам (Л. Гуревич). Но это предложение не прошло. Победила точка зрения М. А. Чеховой, поддержанная Е. Н. Щепкиной, Л. Н. Ленской и провинциальными делегатками, о необходимости сохранения общеполитического, а не феминистского лица организации. Была избрана тактика многопартийного компромисса, чему способствовал организационный принцип автономности отделений СРЖ. Кроме того, устав позволял разбивать отделения на группы в случае межпартийных трений, при этом оставалось право на самостоятельную работу этих групп и на представителя в местном бюро. В обязанности бюро местных отделений была введена новая функция – поиск компромисса между группами и выработка приемлемой для всех общей резолюции.
Но спад протеста и стабилизация ситуации в стране изменили репертуар коллективных действий СРЖ. Он становился легитимным, и на первый план выходила работа с Государственной Думой по проблеме женских избирательных прав, пропаганда этой идеи в массах.
Съезд отменил бойкот Думы и постановил установить с ней контакты для лоббирования законопроектов в интересах женщин. Было решено сотрудничать с фракцией трудовиков. Также съезд принял решение добиваться права присутствия трех своих представительниц на всех заседаниях Государственной Думы, чтобы быть в курсе политических событий. Также было решено выйти с прямым обращением к Думе с требованием принять новый избирательный закон, предусматривающий всеобщее избирательное право. Петербурженкам было поручено восстановить отделение Союза, так как отсутствие организации в столице тормозило работу с Думой.
6 июня 1906 года в исполнение решений съезда Союз равноправности передал председателю Государственной Думы петицию с «категорическим требованием» при разработке законов «принимать в расчет обе половины населения страны и предоставить женщинам равные с мужчинами политические права», не поступаясь «ничем и никем в проведении принципа равноправия»1128. Под петицией стояло 5 тысяч подписей женщин из Москвы, Херсона, Костромы, Симферополя, Воронежа и других городов. Специальное воззвание с текстом петиции распространялось среди депутатов Думы. Это была вторая петиция к Думе по этому вопросу. «Русское женское взаимно-благотворительное общество» доставило свою петицию еще в мае.
Результатом стало создание в Думе комиссии по гражданскому равенству, основанному на равенстве полов, отмене привилегий и ограничений, связанных с сословием и национальностью (комиссия по вопросам равноправия). При комиссии была создана подкомиссия по равноправию женщин, которую возглавил Л. И. Петражицкий – депутат к.-д. фракции, профессор права Санкт-Петербургского университета и Бестужевских курсов. С подкомиссией работали Л. Я. Гуревич и О. Н. Клирикова. Союзу равноправности было предложено разработать свой законопроект, со своим видением проблемы гражданских прав женщины. Для этой цели в июне 1906 года в СРЖ была создана своя юридическая комиссия, в которую вошли Е. Н. Щепкина, Л. Я. Гуревич, О. Н. Клирикова, Громницкая и видные петербургские юристы В. В. Исаченко, Л. И. Петражицкий, И. Ф. Ставрович, Я. Г. Фрумкин. Юридическая комиссия сделала гендерную экспертизу всех 16 томов Гражданского уложения. Все статьи Уложения были проанализированы с целью выявления ограничений правоспособности женщин, по каждой статье были предложены изменения или дополнения, выработаны дополнительные статьи. Результатом этой большой и интенсивной работы (она была сделана за месяц) стал законопроект из 12 статей и сравнительная таблица необходимых дополнений, изменений и отмен в действующем законодательстве.
Законопроект СРЖ предусматривал:
а) избирательное право женщин в выборах всех уровней;
б) право женщин занимать все должности на государственной, общественной службе и по выборным делам; получать все звания, кроме званий действительной военной службы;
в) право на все виды образования в системе совместного образования;
г) равные наследственные права;
д) право на раздельное имущество супругов;
е) право на раздельное жительство супругов.
Законопроект был передан в Думу 8 июля 1906 года, а 9 июля Дума была распущена, поэтому никаких организационных последствий он не имел. По мнению практически всех современников, Государственная Дума непременно приняла бы этот законопроект. До равноправия оставался один шаг.
Союз равноправности издал отдельной книжкой законопроект со всеми дополнениями и изменениями к Гражданскому уложению. Получилось 40 страниц большого формата1129. Работа юристов была оплачена членом Союза О. Н. Клириковой, за что ей была выражена благодарность.
Другой яркой акцией СРЖ были так называемые письма крестьянок. Экстенсивное рекрутирование среди женщин всех социальных классов соответствовало целям организации. Деятельность равноправок целенаправленно политизировала женщин низших социальных слоев. Об этом прямо говорилось в инструктивном письме Центрального бюро: вести пропаганду «путем содействия женщинам-крестьянкам и работницам при составлении заявлений, петиций, требований и др. обращений в Государственную Думу, а равно и другие общественные учреждения»1130.
Письма крестьянок были инициированы комиссией помощи голодающим СРЖ, созданной еще на Первом съезде. Из письма крестьянок Ярославской губернии депутаты услышали следующие слова:
Мы, крестьянки села Зубарева и окрестных деревень, заявляем нашу глубокую благодарность тем членам Государственной Думы, которые самоотверженно отстаивают равноправие женщин. Помоги вам Боже честно справиться с этой трудной задачей. Членам же Государственной Думы, которые не желают признать женщин свободными, равноправными гражданками и наделить их землей, выражаем свое недовольство и заявляем, что мы желаем принимать участие в будущих выборах в Государственную Думу, а также во всех житейских делах, где обсуждаются наши мирские нужды. <…> Если у мужчин было мало земли, то у женщин и совсем ее не было <…> наши мужья не все честно исполняют свой долг. Сочтите, сколько денег выручает винная монополия, а ведь все эти деньги взяты у семьи; сочтите, сколько босяков шляется в городах, а ведь почти у каждого из них есть жена и дети. Вот и подумайте, можете ли вы лишать прав честных тружениц1131.
Депутат от Воронежской губернии Ф. А. Кругликов, неосмотрительно заявивший на заседании Думы, что крестьянкам избирательные права ни к чему, что им нужно «смотреть за детьми и за печкой», получил в ответ письмо от крестьянок:
Мы узнали <…> что воронежский выборный Кругликов заявил в Думе, что <…> крестьянские женщины не желают никаких прав. В Думе нет выборной женщины, которая могла бы за всех баб говорить, а почем он знает? Он неправильно говорит, что крестьянка не желает прав, – спрашивался он у нас? Мы, бабы из Воронежской губернии <…> понимаем хорошо, что права и земля нам нужны так же, как и мужикам <…> а если на женскую душу будет дана земля, то сколько убавится бабьих слез и попреков бабе <…> Много баб не знают ни о Думе, ни о каких правах, ни о том, что с правами лучше будет бабья доля. <…> Надо, чтобы всем бабам рассказали про права. Мы тужим, что в Думе нет выборных женщин <…> Нас не много баб собралось написать это письмо, но мы уповаем, что не в силе Бог, а в правде1132.
В другом письме крестьянки трех деревень Тверской губернии заявляли о своем несогласии с принятым избирательным законом, поскольку
закон этот неправильный, и от него идет рознь между бабами и мужиками, и даже вражда. И нам, бабам, то горько: вместе мы горе мыкали, а как дошло до того, чтобы всем по закону жить, тогда мы не нужны <…> А мы все обсудим не хуже мужиков. Дела наши общие, пускай и нас, баб, спросят, как их решать. Мужики, небось, не одним своим умом живут, а и бабьим. Господа члены Государственной Думы от Тверской губернии, <…> явите божескую милость – заявите Думе, что надо все дела решать по-божески и всех равно допускать в Государственную Думу – и богатых, и бедных, и мужчин, и женщин, а то не будет правды на земле и в семье не будет ладу1133.
В Думу письма передавались через трудовиков, а также отпечатанные тиражом в 15 тысяч экземпляров рассылались по стране по цене 3 копейки и служили прекрасным агитационным материалом. Они были зачитаны на Конгрессе Международного женского суфражистского альянса (International Women’s Suffrage Alliance) в Копенгагене в 1906 году.
К выборам во II Государственную Думу активистки СРЖ подготовили резолюцию о принципах пропагандистской кампании своей организации. Теперь поддержка Союза гарантировалась только тем партиям, которые не теоретически, а на деле вели работу по признанию прав женщин, в частности – в своих предвыборных кампаниях.
Центральное бюро СРЖ разослало во все свои отделения письмо, уполномочивая их обратиться в местные партийные ячейки, а также в Учительский и Крестьянский союзы с предложением разъяснять на своих предвыборных собраниях необходимость политических прав женщин.
В столице была создана группа из 6 членов и 6 кандидатов для агитационной работы в думских фракциях. С кадетами работали Л. Н. Ленская, Л. С. Макарьева и М. А. Чехова, с трудовой группой – Л. С. Макарьева и М. А. Чехова, с социал-демократами – Л. Н. Ленская и Л. Я. Гуревич.
Во фракции соц-деков состоялась дискуссия о расхождениях взглядов А. Бебеля и русских социалистов. Союз равноправности был назван ими бесполезной организацией, и в поддержке ему было отказано.
В эсеровской фракции после агитационных речей В. М. Невежиной и Чеховой был сделан коллективный вывод, что женское равноправие – это шаг к социализму.
Магометанская фракция также в результате дискуссий с С. А. Тюрберт, Е. Н. Щепкиной и М. А. Вейсбейн пришла к пониманию позиции равноправок1134.
Теперь в репертуаре Союза особое место заняла работа с прессой. Активистки СРЖ сами писали статьи на тему женских политических прав и активно публиковались. На Третьем съезде Союза было принято решение о создании собственного журнала «Союз женщин».
На конференции в апреле 1908 года, посвященной подготовке к Первому Всероссийскому съезду женщин, М. Чехова доложила, что численность организации упала до 1,5 тысячи человек. Помимо Москвы и Петербурга, отделения сохранились в 24 местностях. Конференция обсудила проблему существования СРЖ в новых условиях: легализацию организации в соответствии с новыми правилами отвергла, но отделения на местах вправе были это сделать. Местным отделениям рекомендовалось в различной форме пропагандировать идею равноправия, организовывать клубы работниц под крышами легальных женских обществ. Для связи были определены два центра – Москва (М. А. Чехова) и Петербург (Л. Н. Ленская).
В конце 1908 года под воздействием внешних и внутренних обстоятельств СРЖ распался.
Внешним обстоятельством, способствовавшим распаду, выступила конкуренция между партиями за женский элемент. Кадеты, оценив женские организованные силы как значимый ресурс для своей партии, взяли на себя роль защитников женских интересов и оказывали нажим на женские организации и женщин – членов своей партии. Это ярко проявилось на Первом Всероссийском женском съезде в выступлениях представителей к.-д. партии.
Обращенность русских феминисток к проблемам работниц и крестьянок, работа с ними, рост влияния феминисток – все это навело социал-демократов в лице Коллонтай на мысль об опасности, которую представляли считавшиеся безобидными полуфилантропические, полуполитические женские сообщества. В 1907 году Коллонтай инициировала в Петербурге первую женскую рабочую организацию и начала работать над книгой «Социальные основы женского вопроса», в которой излагала позицию социал-демократов в «женском вопросе». Она готовила книгу к женскому съезду. В то же время Международный социалистический конгресс в Штутгарте обязал социалистов уделять больше внимания «женскому вопросу», развернуть в партиях кампанию за политическое равноправие и призвал работниц вести борьбу за избирательные права только в союзе с классовыми партиями пролетариата.
Все эти партийные демарши усилили дифференциацию женщин по партиям, лишили социал-демократок основы для сотрудничества с феминистками.
Часть петербургских членов Союза равноправия (М. А. Чехова, Е. Н. Щепкина, З. А. Вахарловская) вошли в легальную организацию – Российскую Лигу равноправия женщин. На общем собрании 3 декабря 1908 года Чехова была избрана председательницей Совета Лиги равноправия вместо Е. И. Гарднер.
СРЖ поддерживал международные контакты. В мае 1906 года он вступил в Международный женский суфражистский альянс (МЖСА) (International Women’s Suffrage Alliance), возглавляемый Кэтрин Чемпен Кэт. Эта международная женская организация была создана на II Берлинском конгрессе в 1904 году1135. Тогда в нее вошли суфражистские организации США, Канады, Великобритании, Германии, Нидерландов, Норвегии и Швеции1136. Устав МЖСА не требовал создания общенациональной организации и позволял членство отдельных организаций из разных стран. Это была более радикальная феминистская организация, чем Международный женский совет (International Council of Women). Союз равноправности принял участие в III Копенгагенском конгрессе в августе 1906 года. О. Волькенштейн приветствовала съезд от лица русской делегации, указав на демократический характер международного женского движения. Н. Мирович выступила с пространным докладом о возникновении и деятельности Союза равноправия женщин, Е. Гончарова говорила о развитии женского труда в России, А. Кальманович – о роли русских женщин в освободительном движении, О. Клирикова – об агитации активисток СРЖ в Государственной Думе, представительницы Грузинского отделения Союза равноправия – о положении грузинской женщины1137. Доклады русских делегаток «возбудили живой интерес в конгрессе, вызвали обмен мыслей и привлекли внимание прессы»1138.
Роль СРЖ в институционализации политического участия женщин, русского феминистского движения, или, как современники его называли, «нового женского движения», велика. И хотя поставить «женский вопрос» в политическую повестку дня в той мере, чтобы получить избирательные права в 1906 году, не удалось, Союз равноправности создал прецедент деятельности политической женской организации. Он, по сути, презентовал российский феминизм на политической сцене страны. Деятельность СРЖ изменила общественное мнение, отношение партий к женскому политическому участию и к проблеме политических прав женщин. Эти изменения констатировал Второй съезд СРЖ еще в 1906 году1139.
Союз равноправности смог использовать свою (феминистскую) идеологию в качестве конструктивной силы социальных изменений, что до этого казалось под силу только партийным структурам с жесткой внутренней иерархией. Деятельность СРЖ показывает, что децентрализованная организация с «мягкой» структурой, но обладающая идеологией и политической программой, также в состоянии выполнить эту миссию. Таким образом, решающую роль в достижении целей движения играет не столько структура, сколько контекст движения, логика действий, заданная целями и идеологией. Судя по всему, структура организации – вторичный момент, который формируется под влиянием целей организации и контекста движения.
Деятельность Союза равноправности женщин многие современники рассматривали как идеал женской организации, отстаивающей интересы всех категорий населения и не замыкающейся в узко феминистской политической повестке. Распространенным было мнение, что «все передовое женское движение», «новое женское движение» (то есть политическое по репертуару коллективных действий и феминистское и общедемократическое по идеологии) началось с 1905 года и развивалось под флагом СРЖ1140. Хотя известная общественная деятельница А. В. Тыркова считала, что СРЖ «разделял крайности, составляющие отличительную и неизбежную черту всякой революционной эпохи, был очень близоруким в политическом отношении»1141.
Другим значением деятельности Союза равноправности стало осознание равноправками необходимости дальнейшей разработки теории, философии и идеологии женского движения.
Первые упоминания о создании женской партии относятся ко времени наивысшего подъема политического протеста в стране – к декабрю 1905 года. Учредительное собрание партии состоялось позже – 16 февраля 1906 года. Таким образом на волне протеста возникла еще одна женская политическая организация.
У истоков партии стояли деятельницы «Женского гигиенического общества», Санкт-Петербургского отделения Союза равноправия женщин (разногласия в котором к этому времени достигли предельной остроты) и «Русского женского взаимно-благотворительного общества». Идея женской партии как выразительницы интересов женщин принадлежала М. И. Покровской. Она считала продуктивным использование партии как апробированной легитимной «мужской структуры» в строительстве женского движения. Покровская говорила, что поскольку существующие политические партии не обнаруживают интереса к «женскому вопросу» в силу доминирования в них мужчин, то только собственная женская партия может продвигать идеи женского равноправия на политическом уровне1142.
Участницы учредительного собрания разделились во мнениях о тактике будущей партии, хотя разногласий по поводу ее цели – достижения политических прав женщин – не было.
Те, кто настаивал на первоочередности общеполитической платформы (с включением требования всеобщего избирательного права) и работы по развитию общедемократических ценностей и через то – решение женских проблем, – основали Лигу равноправия женщин.
Те, кто акцентировал внимание на работе непосредственно с женщинами, видел необходимость вовлечения женщин в широкую политическую деятельность и важность подготовки женщин к этой деятельности, образовали Женскую прогрессивную партию.
Покровская добилась регистрации партии для того, чтобы создать «прецедент санкционирования администрацией женской политической организации»1143. Легитимность партии была для нее важным моментом, так как она означала институализацию женской политической структуры и была знаком приближения к мужскому стандарту в политической сфере. Одновременно на регистрацию был подан устав клуба Женской прогрессивной партии.
Председательницей партии и клуба стала М. И. Покровская.
Программа партии представляет собой образец феминистской риторики начала века. В преамбуле, в частности, говорилось:
Женщины – самая бесправная и обездоленная часть населения. Они находятся в подчинении мужчинам и полной зависимости от их усмотрения. Они обезличиваются и порабощаются существующими законами и своей экономической зависимостью от господствующего пола. Благодаря своей подчиненности, экономической зависимости и бесправию женщины не могут проявлять во всей полноте свои духовные способности и оказывать активное содействие усовершенствованию человечества в духовном и физическом отношении и усовершенствованию социального строя. Так как политическое бесправие является одной из главных причин порабощения женщин, то женская прогрессивная партия своей ближайшей задачей ставит достижение полной политической равноправности женщин с мужчинами1144.
Партия признавала необходимым борьбу со всеми несовершенствами современной жизни за осуществление общечеловеческих идеалов: свободы, равенства, правды, справедливости и гуманности. Главным условием решения социальных проблем объявлялось равноправие всех граждан перед законом (без различия пола, вероисповедания и национальности). Вторым пунктом шло требование демократических свобод – свободы совести, слова, собраний, союзов, передвижения, неприкосновенности личности и жилища. Конституционно-демократическая монархия объявлялась наиболее подходящей формой правления для России. Согласно уставу, в выборах в народное представительство, которое примет конституцию, а затем будет выступать с законодательными инициативами и контролировать исполнительную власть, должны участвовать все граждане, достигшие 21 года без различия пола, национальности и вероисповедания на основе равной, прямой и тайной подачи голосов.
Отстаивание прав женщин всех социальных групп декларировалось главной партийной задачей. Для крестьянок программа предусматривала равные с мужчинами права на землю (получение собственного, равного с мужчинами надела). Для работниц – введение 8-часового рабочего дня, страхования, фабричной инспекции, предоставление оплачиваемого дородового и послеродового отпуска, создание яслей и кормильных комнат на предприятиях, отведение времени на кормление, а кроме того – равное вознаграждение обоих полов за равный труд и уравнение в служебном отношении, то есть право работниц быть мастерицами на фабриках с преимущественно женским трудом.
Интересы женщин среднего класса отражались в требовании права занимать судебные должности и выступать судьями, адвокатессами, присяжными заседательницами, а также в требовании пересмотра всех законов Российской империи при участии женщин.
Одновременно с тем прописывались предполагаемые решения общеженских проблем: право на одинаковое совместное образование обоих полов, отмена врачебно-полицейского надзора за проституцией, реформа семейного права – введение гражданского брака, равенство в семье, упрощение процедуры развода, защита детства и внебрачных детей.
Вместе с тем устав партии продвигал идеи по развитию местного самоуправления, внедрению широких программ по охране народного здравия, предполагал отказ от милитаризма и политики захватов, мирное развитие страны.
Членами партии могли быть только женщины. Таким образом, акторками социальных изменений определялись женщины всех социальных групп. Разработка и распространение феминистской идеологии, повышение самосознания и развитие женской личности, изменение общественного мнения, норм и установок в отношении женщин – все это должно было привести к изменениям в обществе. В программе специально оговаривалось, что реализация партийных задач будет осуществляться мирным эволюционным путем.
Поставленные задачи формировали структуру организации. Фактически партия, клуб и журнал «Женский вестник» составляли одну организацию. Одни и те же люди работали во всех трех структурах. Все три были легальными, то есть зарегистрированными в соответствии с действующими правилами, что на спаде протеста дало партии ощутимые преимущества по сравнению с другими женскими общественными организациями.
В партии, как и во всех женских организациях того времени, в обязательном порядке существовали коллегиальные органы принятия решений – совет партии и совет старейшин клуба. Но, судя по всему, вопросы решались без соблюдения формальностей. Косвенно это подтверждается отсутствием опубликованных годовых отчетов и протоколов заседаний, что было распространенной практикой женских организаций того времени. Партию часто называли профессиональной, определяя характер ее феминизма – делового, связанного с профессиональной деятельностью женщин интеллигентных профессий, преимущественно врачей. Но, выражая интересы самих «профессиональных женщин», партия обозначала и ставила в политическую повестку дня интересы женщин и других социальных слоев. Структура организации была децентрализованной, а членство неформализованным.
С момента создания партии ее участницы энергично включились в митинговую стихию весны 1906 года. В дебатах на общегородских митингах Покровская и группа ее единомышленниц отстаивали идеи феминизма и опирались на него как на теоретическую базу своих действий.
Так, на общегородском митинге женских организаций Петербурга 5 мая 1906 года Покровская вступила в полемику с меньшевиком М. П. Неведомским (Миклашевским) по поводу сепаратизма женских организаций. Неведомский призывал женщин не замыкаться в рамках феминизма, а работать в партиях, в которых мужчины относятся к ним «по-товарищески». Покровская же указывала на вторичность положения женщин и их проблем в партиях и утверждала, что работа женщин в партиях любой ориентации – это работа во имя свободы мужчин, что именно в такой ситуации оказались кадетки, партия которых, признавая на словах принцип равноправия женщин, на деле постоянно откладывает работу по этому вопросу. В результате полемики, разгоревшейся затем между меньшевиками и кадетами, митинг был сорван, а резолюция с требованием политических прав женщин не была принята1145.
Участницы митинга в большинстве своем поддержали Неведомского. Попытка феминисток создать блок с социал-демократами провалилась. По словам Покровской, на этом митинге многие «начали открещиваться от феминизма и нападать на него», забыв ту «огромную услугу, которую он оказал освобождению женщин». Она призывала участниц митинга уже теперь, не ожидая времени, «когда водворится социализм и освободит их от рабства», добиваться равноправия, чтобы иметь возможность работать для усовершенствования социального строя1146. Этот инцидент с Неведомским лишний раз убедил Покровскую в необходимости пропаганды идей феминизма как основы консолидации женщин.
Покровская рассматривала феминизм как политическую доктрину, доказывала его право на самостоятельное существование. Основой идеологии Женской прогрессивной партии стала идея внеклассовости женских интересов и представляющих их женских организаций. Она активно проводила ту мысль, что женщин всех классов объединяет бесправие и подавление и единственно женские организации могут отстаивать их интересы. Тактически это выразилось в отходе от благотворительности и в отказе от работы в «мужских партиях», в создании блока женских и феминистских организаций и в установлении контактов с международным феминистским движением. Женская прогрессивная партия стала второй российской женской организацией, вступившей в Международный женский суфражистский альянс (International Women’s Suffrage Alliance). Это произошло в 1909 году на Лондонском конгрессе.
Партия вела работу среди представителей различных партий и депутатов Государственной Думы; работу с женщинами всех социальных групп по пропаганде идеи ценности женской личности, женского опыта и на практике поддерживала начинания женщин1147.
Это был процесс мобилизации консенсуса, то есть формирования идей движения, разработки системы ценностей, определения значений, интерпретации проблем и событий. Эта деятельность формировала политическую и эмоциональную основу женской солидарности, вовлекала в женское движение женщин разных классов, сплачивала их ряды.
Представляется, что в этом состоит главное достижение партии, тем более что она не являлась полноправной участницей политического процесса в силу «половой принадлежности» ее членов и связанных с этим законодательных ограничений.
Мобилизация консенсуса проходила и на заседаниях клуба, и в дебатах на митингах. Женская партия пыталась решить главную проблему русского феминизма – обнаружение и формирование (конструирование) единого женского опыта и на его основе проведение мобилизации консенсуса. В терминах начала ХX века это был вопрос о принципиальной возможности единения женщин всех классов на платформе единых идей и требований и о возможности деятельности в общих организациях.
Тема единения разрабатывалась теоретически и реализовывалась практически в акциях партии. Она активно обсуждалась на заседаниях реферативного отдела, особенно в первые годы существования партии. В 1907 году на эту тему активно выступала М. Л. Вахтина. Темы ее докладов – «Взгляд беспартийной на женское освободительное движение» (апрель 1907 года), «Женский вопрос в Финляндии» (май 1907 года), «Мотивы, вызвавшие женское освободительное движение», «Женские национальные союзы».
В декабре 1907 года Покровская прочла в клубе реферат «Единение женщин и классовая борьба», в котором обосновывалась мысль, что интеллигентные женщины – тоже пролетариат, так как они эксплуатируются так же, как и работницы. Чертами, объединяющими «интеллигентный» и «неинтеллигентный» женский пролетариат, является их общая внеклассовая, внесословная униженность как женщин, и потому все женщины составляют одно сообщество, один класс. В подтверждение своих выводов Покровская приводила статьи Свода законов Российской империи: ст. 107 обязывает женщину повиноваться мужу, ст. 103 обязывает следовать за мужем, согласно ст. 202 женщина не имела права наниматься на работу без согласия мужа. Наследное право ограничивало получение женщиной наследства в размере 1/4 недвижимого и 1/8 движимого имущества и так далее. Вывод Покровской заключался в том, что женщины закрепощены мужчинами, а такие проявления мужского общества, как война, алкоголизм и проституция, давят и унижают женщину. Изменить ситуацию, по мысли Покровской, могут только женщины, массово, вне классовых перегородок выступая за свои права. Союз интеллигенток, работниц и крестьянок возможен, провозгласила Покровская, и это единственный путь, чтобы добиться гражданских прав для женщин. Роль интеллигенток она видела в привнесении в движение знаний, организационного опыта, идей. Она считала, что именно такая модель сработала в Финляндии в 1906 году при получении женщинами избирательных прав.
При обсуждении ее доклада участницы заседания пришли к заключению, что интеллигентная женщина может объединиться с пролетаркой, если она участвует в борьбе пролетариата, что в принципе возможно1148. Но самую главную задачу для них представляла все же работа с крестьянкой.
Другим примером мобилизации консенсуса может служить статья М. Л. Вахтиной «В защиту феминизма», в которой она критиковала расхожие представления об узости феминизма и феминистской программы. Феминизм, напротив, очень широк, утверждала Вахтина. Он во всем. Такие мировые проблемы, как насилие, в том числе по отношению к женщинам, равенство перед законом, уничтожение двойной морали, – все это невозможно решить без феминистской идеи и работы.
Политика мобилизации консенсуса, конструирование единого женского опыта, создание общей женской идентичности – проблема единения, как говорили в то время, упиралась в проблему низкого образовательного уровня женщин низших социальных классов. Тем более что образовательный уровень партиек, их интеллектуальные запросы были высокими, а некоторые темы, развиваемые ими, предстают просто высокоинтеллектуальной игрой ума. Разрыв был очевиден.
Для его преодоления по воскресеньям в клубе проводились занятия для работниц. Темы были разными. Тут были и лекции, посвященные положению женщин в разных странах, и беседы о русской истории. В качестве солидарной помощи проводились акции благотворительного характера.
Исходя из задач формирования единого женского пространства, женской солидарности и идентичности, партия обсуждала проблемы прислуги и проституток. Это было проявлением солидарности женщин среднего класса с женщинами низших социальных групп.
Тема положения женщин низших классов развивалась в докладах, дискуссиях и акциях. Так, например, 23 февраля 1909 года в клубе Женской прогрессивной партии прозвучал доклад П. И. Масловой о положении прислуги. Покровская предлагала, но не была поддержана соратницами, провести анкетирование среди прислуги об условиях труда и быта с целью создания законопроекта об улучшении условий жизни и о государственном страховании прислуги.
Феномен проституции Покровская считала лакмусовой бумажкой отношения общества к женщинам. Эта проблема осмыслялась на теоретическом уровне с феминистских позиций, а на практическом решалась в работе с проститутками, с разного рода государственными структурами, курировавшими вопросы проституции, в разработке законодательных предположений. Одно из главных требований партии заключалось в отмене врачебно-полицейского надзора за проституцией.
В апреле 1908 года партийки собирали подписи жителей Петербурга и общественных организаций под ходатайством министру внутренних дел об отмене регламентации проституции. Акция сопровождалась статьями в «Женском вестнике». Врачебно-полицейский надзор за проституцией был определен как позор страны, как мера, не достигающая цели (охраны здоровья населения), но дискриминирующая и унижающая не только проституток, но и женщин вообще, порождающая в их отношении насилие и злоупотребления.
16 октября 1909 года на заседании клуба обсуждался проект уголовного уложения против сутенеров и сводников, согласно которому регламентация проституции и дома терпимости уничтожались. Проект был подготовлен Покровской для Государственной Думы.
В 1913 году Клуб Женской прогрессивной партии совместно с Лигой равноправия женщин внесли в IV Государственную Думу через сочувствующих депутатов законопроект об отмене регламентации проституции. В декабре того же года в клубе было проведено публичное собрание, посвященное этому вопросу, с участием депутата Думы А. И. Шингарева, юриста и профессора А. И. Елистратова, попечительниц при петербургском суде для малолетних М. М. Карминой-Читау, В. А. Плансон, А. Н. Дементьевой. В очередной раз были собраны подписи под требованием отмены врачебно-полицейского надзора1149.
Репертуар коллективных действий партии был тот же, что и у других женских организаций: петиции, ходатайства, митинги, публичные собрания. Особенностью партии выступало то, что в основном ее работа велась через клуб. Это была «порождающая среда» женского активизма. В клубе заслушивались теоретические доклады, отчеты об участии в международных конференциях, рассматривались законопроекты, обращения, собирались подписи под ходатайствами и петициями, принимались коллективные решения и послания.
Здесь были обсуждены темы паспортных ограничений женщин, инициатива партии октябристов по поводу изменений законодательства о наследовании в пользу женщин, проблемы внебрачных детей. В клубе было принято решение присоединиться к Всероссийскому женскому совету (если он будет создан), а также заслушаны отчеты об участии членов партии в Амстердамском (1908), Лондонском (1909) и Стокгольмском (1911) конгрессах Международного женского суфражистского альянса. Партия поддерживала международные контакты, внимательно следила за развитием ситуации с женскими правами в разных странах.
Но у партии были и особые методы работы – анкетирование. Результаты анализа анкет публиковались на страницах партийного журнала.
Так, наряду с активным участием в предвыборной кампании в I Государственную Думу, в которой Женская прогрессивная партия агитировала женщин содействовать избранию в депутаты сторонников политического равноправия женщин1150, был проведен анкетный опрос представителей интеллигенции – профессоров, писателей, юристов – по поводу их отношения к женскому равноправию.
В сентябре 1908 года партийки распространили анкету среди членов III Государственной Думы. Анкета состояла из трех вопросов: «1. Признаете ли вы желательным и необходимым, чтобы в России женщины немедленно получили равные с мужчинами избирательные права? 2. Если да, то что вы предполагаете предпринять в Государственной Думе для осуществления женского равноправия? 3. Если нет, то просим вас прислать ответ с мотивировкой вашего отрицательного отношения к избирательным правам женщин»1151. Анализ результатов опроса был опубликован на страницах «Женского вестника»1152.
В 1909 году через провинциальные газеты был проведен анкетный опрос населения о предоставлении женщинам избирательных прав, а его анализ также представлен на страницах журнала1153.
Но все же по большей части клуб был местом общения в среде единомышленниц, местом повышения образования и местом проведения досуга. На заседаниях клуба обсуждались популярные книги, как, например, книги Л. Браун «Женский труд и домашнее хозяйство» и «Профессия и материнство», слушались доклады на актуальные темы, устраивались лекции известных специалистов, как, например, лекция К. Р. Абковича по семейному праву. В 1909 году клуб провел конкурс работ на тему «Избирательные права женщин применительно к России». Конкурс прошел вяло, и первую премию решили не присуждать никому. Эта обычная клубная работа развивала феминистскую теорию, вырабатывала идеологию, консолидировала участниц организации и движения в целом.
Партия проводила и политические мероприятия в привычном смысле слова – публичные слушания и митинги. 26 января 1909 года состоялось открытое собрание на тему предоставления женщинам избирательных прав в органы местного самоуправления: было принято обращение к Петербургскому обществу обывателей и избирателей с просьбой поддержать идею предоставления избирательных прав, отправлены обращения к известным политическим деятелям и подписчикам газет-. 8 ноября 1912 года с привлечением феминистского актива города партия провела в Соляном городке женский митинг, посвященный избирательным правам женщин. В митинге приняли участие А. В. Тыркова (председательница), А. Н. Шабанова, А. А. Кальманович, А. И. Бахтерева, М. Л. Вахтина, М. И. Покровская, Р. Р. Бодуэн де Куртенэ, А. И. Шингарев.
Клуб и партия крепили солидарность движения и участвовали практически во всех акциях других женских организаций. В предвоенные годы партия поддержала акции женщин-юристок в защиту права на адвокатскую практику и права быть присяжными заседательницами. В преддверии рассмотрения законопроекта о женской адвокатуре в Государственной Думе в клубе были прочитаны доклады М. Е. Бландовой о женщинах-адвокатах во Франции и М. Л. Лучинской об адвокатуре женщин в России. А 20 февраля 1914 года здесь были проведены публичные слушания по этому вопросу, на которых выступили депутаты IV Думы П. П. Гронский и М. М. Александров, профессор М. П. Чубинский, представительницы женских организаций юристки А. И. Бахтерева и С. М. Хлытчиева. «Женский вестник» на протяжении 1914–1916 годов постоянно публиковал материалы на эту тему.
Изменение политической ситуации, вызванное началом Первой мировой войны, безусловно, повлияло на репертуар коллективных действий партии. Но, в отличие от других женских организаций, вернувшихся к традиционно благотворительной деятельности – организации лазаретов, призрению беженцев, помощи семьям военнослужащих и т. д., – активистки главной своей задачей считали деятельность по единению женщин, созданию женской идентичности и женского пространства.
«Женский вестник» в 1914–1915 годах призывал женщин не подчиняться печальным обстоятельствам жизни и, ни на кого не надеясь, совместно друг с другом создавать более благоприятные условия жизни, переходя к коллективному ведению хозяйства и устройству кооперативных столовых1154. Это было развитие кооперативных идей, популярных в эти годы в среде русской интеллигенции и получивших название кооперативного идеализма.
В феврале 1916 года при поддержке партии с целью «улучшения материального и морального положения женщин» был создан Женский экономический союз. В его правление вошли В. В. Ларина, М. И. Покровская, С. Л. Бахтиарова, Е. Ф. Березова1155. Согласно уставу, члены Союза могли создавать разного рода учреждения и имели право использовать их прибыль для достижения уставной цели. По мысли Покровской, кооперативы и потребительские общества должны были содействовать духовному единению их членов. С этой целью было принято решение об устройстве столовой-чайной, встречи в которой будут способствовать сближению членов кооператива. Прибыль от учреждений Женского экономического союза планировалось тратить в том числе на пропаганду идей равноправия женщин.
Как и всякая общественная организация, Женская прогрессивная партия стремилась к массовости, но связи ее с провинцией были слабыми. Своих отделений в других городах партийки создать не сумели. Представляется, что одной из причин этого была сложная риторика и идеология партии, трудные для понимания и казавшиеся утопическими на фоне «классовых битв» начала века. Спад политического протеста, наступивший в 1907 году, также не способствовал мобилизации участия.
Для женской партии была характерна интенсивная мобилизация, то есть рекрутирование велось преимущественно среди убежденных сторонниц движения – «интеллигентных женщин среднего класса».
Роль Женской прогрессивной партии и клуба в достижении целей движения весьма существенны.
Во-первых, партия и клуб как институциональные и легитимные структуры демонстрировали стабильность движения. Их активность, репертуар коллективных действий, безусловно, напрямую зависели от общеполитического контекста, от существующей структуры политических возможностей. Их деятельность продолжалась в различных формах вплоть до запрета общественных организаций после Октябрьской революции 1917 года. Партия и клуб шли по пути мобилизации внешних и внутренних, вещественных и невещественных ресурсов на протяжении длительного времени. Они вербовали себе сторонников среди политических деятелей1156, добивались поддержки со стороны государственных и партийных структур, вписывались в формальные и неформальные коммуникативные сети, то есть мобилизовывали внешние ресурсы. В то же время тренировались навыки политической активности членов партии, воспитывались новые активистки, вырабатывалась солидарность – шел процесс мобилизации внутренних ресурсов.
Во-вторых, журнал «Женский вестник», издаваемый усилиями Покровской и ее соратниц по партии и клубу, также демонстрировал стабильность движения в 1904–1917 годах. «Женский вестник» был заявлен как журнал, посвященный равноправию и улучшению положения женщин, на протяжении 13 лет он популяризировал идеологию феминизма. Некоторое время журнал был единственным периодическим феминистским изданием в стране. Журнал критически переосмыслял происходившие в стране изменения с феминистских позиций, служил рупором феминистской мысли. В то же время он создавал образ движения у его участниц, населения и властей, формировал идеологию и символику движения.
Таким образом, все три структуры – партия, клуб и журнал – мобилизовывали существующие ресурсы женского движения и создавали возможности для мобилизации новых.
Эта организация была создана в марте 1907 года, на спаде протеста, что обусловило ее легальный статус. Таким же вполне легитимным был и репертуар коллективных действий организации и ее мобилизационные стратегии. У истоков Лиги стояли активистки из «Русского женского взаимно-благотворительного общества» и Петербургского отделения Союза равноправия женщин. Формально Лига была преемницей Союза равноправия, распавшегося в том же году.
Первой председательницей Лиги была избрана Е. И. Гарднер – деятельница российского и международного женского движения1157. В декабре 1908 года ее сменила М. А. Чехова, а в 1910 году, после отъезда Чеховой в Москву, председательницей Лиги стала П. Н. Шишкина-Явейн – деятельница уже другого поколения. Бессменной заместительницей Шишкиной-Явейн была Ольга Михайловна Яновская.
Члены Лиги сознательно отказались от широкой политической программы и сфокусировали свое внимание только на суфражистских требованиях – на цензовом избирательном праве. Некоторые современники оценили этот шаг как реакцию на репрессии правительства и отход женщин с демократических позиций. Следует заметить, что в это время в выступлениях русских равноправок все чаще звучала поддержка тактики тех западных феминисток, которые ставили своей целью достижение цензового избирательного права. Этому способствовала ужесточающаяся электоральная политика российского правительства и бесплодность усилий по достижению всеобщего избирательного права. Женское движение специфицировалось, то есть его цель конкретизировалась, тактика изменилась, мобилизация сил и средств шла в интересах конкретной группы – женщин среднего класса. Новые цели требовали новой организационной структуры.
В деятельности Лиги это выразилось в целенаправленной работе по созданию легальных отделений в провинции, осуществлению легальных коллективных действий и теоретической деятельности.
Это был грамотный ход в ситуации политических репрессий, в которой развивалась организация. Лига как бы переводила энергию участниц женского движения в рамки институциональной политики, накапливая ресурсы и закладывая базу для будущих коллективных действий в более выигрышных условиях.
Члены Лиги практиковали агитационные поездки по провинции: они побывали в Орле, Саратове, Ростове-на-Дону, Кременце, Томске, Киеве, Симферополе, Нарве. В результате отделения Лиги возникли во многих городах, в том числе в Москве (1910), Харькове (1912), Томске (1914), Екатеринбурге (1914).
Наряду с пропагандистской деятельностью традиционно значимым направлением в работе феминистских организаций была работа по единению женщин. В 1909 году заработал лекционный отдел, организовывая лекционные туры известных феминисток по провинции (А. А. Кальманович, Л. Н. Рутцен, Е. Н. Щепкиной, М. М. Янчевской). Гарднер разработала план мероприятий по охране материнства и детства. Обсуждение его в Соляном городке с привлечением всех женских организаций Петербурга было намечено на май 1910 года, но не состоялось по «независимым от Лиги обстоятельствам»1158.
В развитии своего репертуара коллективных действий Лига уделяла пристальное внимание законотворческому процессу и лоббированию законов, касающихся женщин. Как и другие женские организации, Лига имела контакты со «своими» думцами и обсуждала с ними законопроекты еще до начала их слушания в Государственной Думе.
В 1909 году Совет Лиги обратился к женщинам-квартиронанимательницам с призывом использовать свои права и уполномочить мужчин-родственников участвовать от их имени в выборах в городское самоуправление. В марте 1910 года Совет Лиги подал докладную записку в Государственный Совет по поводу дополнений к закону о земельной собственности от 9 ноября 1906 года. В записке равноправки выражали обеспокоенность нарушением интересов крестьянки в ходе предстоящего уничтожения института семейной собственности и в качестве мер, защищающих интересы крестьянки, предлагали:
– введение в законопроект нормы, обязывающей домохозяина обеспечивать жену в случае заклада или продажи своего надельного участка;
– распространение на женщин права личной собственности на общинную землю, которая переходила в собственность крестьянского хозяйства;
– распространение на женщин всех прав домохозяина, в случае если крестьянка оказывается в ситуации «домохозяина и вынуждена исполнять обязанности, сопряженные с этим положением»1159.
Лига не раз демонстрировала гибкость и адаптивность к меняющимся политическим условиям, экспериментировала со своим репертуаром коллективных действий. Так, в 1910 году в связи с реформами Военного министерства Лига предприняла и вовсе неожиданную акцию. Совет Лиги направил письмо главе интендантского ведомства Д. С. Шуваеву с предложением принять на работу женщин либо по вольному найму, либо в качестве чиновников ведомства с целью приобретения «свежего, нетронутого тлетворным влиянием элемента» в целях «сохранения для строя офицеров»1160. При аргументации этой позиции широко использовалась риторика официальных дискуссий о природных качествах женщин в качестве «хранительниц и поддержательниц» хозяйства. Ходатайство было отклонено.
В феврале 1911 года в преддверии рассмотрения Думой законопроекта о реформе волостного земства Лига разослала тремстам депутатам листовку с доводами в пользу предоставления женщинам избирательных прав и права занимать должности в волостном управлении1161. Продолжая лоббировать изменения законопроекта в пользу женщин, делегатки встретились с сочувствующими им депутатскими фракциями. Предложения равноправок не были приняты, но речь депутата-трудовика В. И. Дзюбинского в поддержку альтернативного законопроекта была распечатана Лигой и разослана по стране.
В 1912 году Лига предложила свой проект «Закона об избирательных правах женщин», который предполагал предоставление женщинам избирательных прав в Государственную Думу на тех же основаниях, что и мужчинам (цензовое избирательное право)1162. В этот раз аргументация была такой: отсутствие женщин в разработке законов неизбежно ведет к односторонности и неполноте последних, в то время как их участие в законодательной работе внесло бы много творчества и вдохновения в решение таких вопросов, как борьба с пьянством и нищетой, обеспечение и охрана детства, решение национальных, сословных проблем, и «быть может <они – И. Ю.> указали бы новые пути к разрешению таких серьезных проблем, как международные отношения и милитаризм»1163. 13 февраля 1912 года трудовик А. А. Булат внес этот законопроект на рассмотрение III Государственной Думы, собрав в его поддержку подписи 18 кадетов, 11 трудовиков, 4 прогрессистов, 4 беспартийных и 1 социал-демократа.
Это был открытый переход на позиции «чистого суфражизма» с требованием цензового избирательного права. Новая инициатива Лиги была воспринята неоднозначно женской общественностью и различными политическими силами. Но следует отметить, что ряды Лиги росли. За тот же 1912 год численность членов Лиги увеличилась с 460 человек до 8501164.
В 1912 году Лига обратилась в Петербургскую городскую думу с предложением гласным Думы выступить с законодательной инициативой по поводу привлечения женщин к работе в городском самоуправлении. В основе предложения лежали все те же идеи: женщины являются налогоплательщицами и вправе распоряжаться городскими средствами, женский взгляд на все городские проблемы другой. Для работы в комиссиях предлагалось привлекать и женщин-работниц. Гласные ответили отказом.
В том же 1912 году Лига подготовила и провела Первый Всероссийский съезд по образованию женщин (26 декабря 1912 года – 4 января 1913 года), третий по счету общероссийский феминистский съезд.
Лига равноправия претендовала на роль общенациональной организации: в апреле 1916 года члены организации утвердили проект создания Центрального бюро для координации работы за равноправие по стране.
В начале 1917 года, перед рассмотрением в Государственной Думе вопроса о расширении круга выборщиков в городское самоуправление, Лига разослала депутатам Думы письмо, в котором аргументировала необходимость включения женщин в число выборщиков (пассивное избирательное право). Акция была поддержана провинциальными женскими организациями и отделениями Лиги в Москве, Екатеринбурге и Томске. Это же письмо было разослано в городские управы крупных городов России. Екатеринбургская, Воронежская, Московская, Астраханская, Владикавказская и Томская городские управы поддержали идею и приняли постановления ходатайствовать перед правительством о предоставлении женщинам активного и пассивного избирательного права по городскому самоуправлению. По словам Шишкиной-Явейн, «гул зашевелившегося феминизма» доносился из самых далеких уголков страны1165.
Деятельницы Лиги крепили сотрудничество женских организаций и практиковали совместные выступления. Их деятельность – постоянный стук в дверь в надежде, что ее откроют. В результате III Государственная Дума регулярно занималась рассмотрением «женских» законопроектов – о разводе, о раздельном жительстве супругов, о правах женщин на адвокатскую практику, об отмене регламентации проституции.
18 октября 1913 года в IV Государственную Думу был внесен законопроект об отмене регламентации проституции, разработанный юридическим отделом Лиги при участии Шишкиной-Явейн и депутата А. М. Шингарева. Юридический отдел состоял из выпускниц юридических факультетов российских и зарубежных университетов, которые позднее организовались в Санкт-Петербургское общество женщин-юристок. Юридический отдел Лиги лоббировал законопроект о праве женщин заниматься адвокатской практикой. Законопроект был передан в комиссию судебных реформ Думы 1 мая 1911 года (одновременно с тем он был разослан 300 членам Государственной Думы), 24 января 1912 года он был одобрен Думой и передан на утверждение в Государственный Совет, где, однако, был отклонен в ходе слушаний 23–24 января 1913 года1166.
Деятельницы нового поколения осваивали новые идеи. Одной из них, развиваемой Лигой накануне войны, была идея женских банков. Первый женский банк открылся в Одессе (1912) «в форме кредитного учреждения, обслуживающего исключительно женские экономические интересы»1167. Лига активно развивала это финансовое направление, увязывая его с целями женского движения. Так, председательница Московского отделения Лиги равноправия А. Н. Лепковская заявила:
Нет свободы вне экономической независимости! Все, что только способно поднять экономическое положение женщины, является прямым условием ее освобождения. Горячо приветствую поэтому начинание женщин г. Одессы, создавших первое в России женское кредитное учреждение, и искренно желаю насаждения подобных же учреждений в других наших городах. В женском движении <…> весьма существенную, может быть даже превалирующую роль играет именно экономическая независимость женщины. Экономическая самостоятельность и независимость являются основной базой нашей свободы и права распоряжаться своей личностью по своему усмотрению!1168
Опрошенные по этому вопросу эксперты (в частности, профессор, член Государственного Совета И. Х. Озеров) при полной поддержке идеи экономической независимости женщин видели в деле организации женских банков в России существенные проблемы: отсутствие «сознательного фактора в деле творения у нас новых крупных форм экономической жизни» и недостаточную «сорганизованность» женщин1169. Практический совет начать с более простых форм участия в экономической жизни – потребительных обществ, сберегательных товариществ и обществ взаимного кредита – был принят и рассматривался не только в Лиге, но и в других женских организациях. И если война не дала осуществить этот проект в чистом виде, то она послужила стимулом для создания простых форм женской кооперации, помогавших женщинам выжить в годы войны.
Другим замыслом, активно разрабатываемым в эти годы, было создание женской фабричной инспекции. Доклад Е. В. Виленец-Горовиц «Женская фабричная инспекция и необходимость ее введения в России» продемонстрировал хорошую проработку вопроса: знание тенденций развития промышленности в России и тенденции вовлечения женщин в промышленный труд, а также опыта европейского женского движения в борьбе за введение женской фабричной инспекции. В частности, докладчица заметила, что борьба женских ферейнов (нем. Verein – общество, союз) в Германии за инспекцию была поддержана организованными работницами и социал-демократами. Вывод из доклада звучал так:
Лига равноправия женщин должна, пользуясь опытом Запада, уделить особое внимание вопросу о введении у нас женской фабричной инспекции и сделать все возможное для его разрешения в положительном смысле1170.
Докладчица предположила, что россиянкам придется преодолеть те же препятствия и противодействия, что и западным активисткам, что «наши противники встретят нас старыми возражениями об отсутствии у женщин технической подготовки и сведений о положении в промышленности, торговле и т. д.». «Мы должны устранить этот единственный аргумент и подготовить женщин на специальных курсах по программе Министерства финансов для фабричных инспекторов»1171, – предложила Виленец-Горовиц. В результате прений по докладу было принято решение учредить при Лиге курсы для подготовки фабричных инспектрис и взять инициативу «возбуждения вопроса о введении женской фабричной инспекции в Государственной Думе». Для этого была создана специальная комиссия1172. В течение месяца вопрос о женской фабричной инспекции был «возбужден» в Думе партией народной свободы. Большинством голосов – 77 против 64 – этот законопроект прошел. Представитель правительства высказался против проекта не по принципиальным, а по практическим соображениям. Как и предполагала Виленец-Горовиц, возражения строились на отсутствии у женщин специальной технической подготовки. Но в вопросе «малой и ремесленной промышленности», в которой женский и детский труд практически не был регламентирован, правительство согласилось пойти навстречу желанию Думы. Таков был результат первой – и удачной – попытки решения этого вопроса. В женской прессе появились заметки, где внимание общественности обращалось на то, что первые фабричные инспектора России И. И. Янжул, Н. Я. Пясковкий, А. В. Погожев и другие не имели технического образования. Проблема женского промышленного труда рассматривалась в женской прессе как глобальная, требующая серьезного подхода и вмешательства правительства. Вопрос ставился так: «Кто прежде всего женщина при современном капиталистическом хозяйстве – мать или работница?»1173 Темпы вовлечения женщин в крупное промышленное производство в 1900‐х годах – 35% женской против 7% прироста мужской рабочей силы – делали этот вопрос риторическим1174.
Помимо откликов на все значимые события в жизни страны, Лига создавала событийный ряд в «женском мире»: празднование 50-летия высшего женского образования, 50-летия деятельности А. П. Философовой и В. Л. Штейн, присуждение Нобелевской премии М. Склодовской-Кюри, 35-летие общественной деятельности председательницы Польского общества равноправия женщин Кугельской-Рейншмидт. Организация издавала открытки с портретами женщин-ученых, писательниц, художниц и общественных деятельниц: в их ряду портреты Жорж Санд, А. П. Философовой, М. В. Трубниковой, Н. В. Стасовой, М. Склодовской-Кюри, Э. Ожешко, авиатора княгини Е. Шаховской и многих других. Лига также поддержала выступления женских организаций против распространения порнографической литературы.
Лига равноправия женщин развивала связи с международным феминистским движением, принимая участие в международных суфражистских съездах, откликаясь на значимые события в международном движении. Лига посылала приветствия зарубежным женским организациям: американкам по поводу предоставления политических прав женщинам некоторых американских штатов; норвежкам – в связи с предоставлением им права на государственную службу; англичанкам – в поддержку их похода из Эдинбурга в Лондон с целью сбора подписей под петицией об избирательных правах женщин. Был также послан протест властям Великобритании против обращения с арестованными суфражистками, как с уголовными преступницами1175. В июне 1911 года делегация Лиги в составе П. Н. Шишкиной-Явейн, М. Б. Райх, А. В. Белобородовой, А. И. Зачинской, В. В. Васильевой-Фофановой, В. П. Добкевич приняла участие в VI конгрессе Международного женского суфражистского альянса в Стокгольме. Шишкина-Явейн выступила с докладом «Женский вопрос в русском парламенте».
На начальном этапе деятельности для Лиги была характерна интенсивная мобилизация, членство было ограничено признаком пола, а требование цензового избирательного права определяло ориентацию на определенные социальные группы женщин. Но с новым подъемом политического протеста организация пересмотрела свою мобилизационную политику и в 1914 году отменила все ограничения на прием, стала максимально открытой для вступления. На 1 января 1910 года Лига насчитывала 219 членов1176, на конец 1912 года – 850 человек, а на начавшейся волне политического подъема и с новыми правилами приема численность организации составила к 1915 году уже 1235 человек (991 человек из Петербурга и 244 – иногородних)1177.
В начале 1914 года активность организации еще более возросла. Митинги, диспуты, публичные собрания Лиги, посвященные различным аспектам политических и гражданских прав женщин, собирали большие аудитории и пользовались значительным успехом. Планы Лиги накануне войны были многообразны: создание собственного клуба1178 и издание собственного журнала, изменение устава и введение параграфа, дававшего организации право созывать периодические съезды женских организаций1179. Начало войны заставило деятельниц Лиги изменить репертуар своих действий и в значительной степени вернуло их к формам благотворительной деятельности, которая теперь осмыслялась как гражданская женская позиция и выливалась в поддержание семей солдат и беженцев, в содержание лазаретов, подготовку сестер милосердия и так далее. В 1916 году при Лиге торжественно открылась кооперативная лавка нового «Женского общества потребителей». Председательницей кооператива стала О. И. Королько.
Однако Лига никогда не оставляла тему избирательных прав. Война позволила посмотреть на проблему равноправия в новом ракурсе – осмыслялись городские проблемы и возможности женщин в их решении. 12 февраля 1916 года на публичном собрании Лиги «Наш город, Дума и предстоящие выборы» прозвучали доклады: «Город и женщина» (А. В. Тырковой), «Общественная работа в городских попечительствах» (С. В. Паниной), «Борьба с дороговизной и роль городского самоуправления» (Ф. И. Родичева).
Но главным достижением Лиги было получение избирательных прав для российских женщин в марте 1917 года. В критический момент ломки старой государственной машины Лига оказалась готовой инициировать и координировать коллективные действия всего движения по достижению политических прав. Тактика строительства организационной структуры, изменение мобилизационной политики, теоретическая и пропагандистская деятельность Лиги сформировали ее организационные возможности для выполнения этой миссии.
Московское отделение Лиги равноправия было создано в 1910 году и существовало как автономная структура. В отделении работали многие активистки Союза равноправия женщин, «старые кадры»: М. Е. Бландова, Э. О. Вахтерова, С. К. Исполатова, О. Н. Клирикова, Л. Н. Ленская, З. С. Мирович, М. Н. Сумбатова, С. Ф. Червинская, Н. А. Шахматова. Но при этом в Совет Московского отделения преимущественно вошли активистки нового поколения: В. В. Бибикова, В. Н. Бочкарева, А. М. Крокос, Р. Л. Марголиес, М. М. Самамбок, М. В. Райх. Возглавила организацию Л. Н. Лепковская. Уже в первый год существования отделение насчитывало 443 члена1180.
Особенностью Московского отделения была его теоретическая деятельность. Весной 1911 года был создан теоретический отдел под руководством Исполатовой, поставивший своей целью обосновать основные задачи организации и всего движения, пути их решения, создать внутреннюю связь между отделами, разработать «небольшой курс по женскому вопросу», «изучить психику женщины».
Теоретический отдел также разрабатывал тему домашнего труда. В частности, сотрудницы обратили внимание на отсутствие учета, нормирования и оценки «тяжелого и изнуряющего труда женщин в семье»1181 – в 1912 году был объявлен конкурс на лучшую брошюру по этой проблеме.
Логичным продолжением работы отдела стало решение издавать журнал «Начало» – «демократический орган женской мысли», который будет
будить общественное мнение в смысле более справедливого распределения прав и обязанностей обоих полов, направлять общественную совесть на новые пути и укрепить в женщине убеждение в громадной важности нашей задачи1182.
Отдел пропаганды, созданный с целью «привлечения возможно большего числа женщин на путь организованного наступления под одним общим знаменем»1183, распространял «продукт» теоретического отдела. Лицам интеллигентных профессий (учителям, юристам, врачам и так далее) были разосланы издания, в которых излагались цели Лиги: брошюра Н. А. Шахматовой «Что такое феминизм?», воззвания «К слушательницам женских курсов» и «К обществу».
В сотрудничестве с теоретическим отделом отдел пропаганды организовывал чтение рефератов, призванных способствовать пробуждению самосознания и самодеятельности женщин. Обсуждения проводились в своем кругу, в обстановке, «где они <женщины. – И. Ю.> не рискуют быть ложно понятыми или дурно истолкованными»1184. К участию в таких собраниях привлекались женщины, которые не были членами Лиги.
Экономический отдел Московского отделения собирал информацию об условиях труда женщин в разных сферах, в частности в сфере фабрично-заводского труда. Проводилось исследование материальных условий жизни вольнослушательниц высших учебных заведений Москвы.
Библиотечно-биографический отдел комплектовал небольшие типовые библиотеки по «женскому вопросу» и рассылал их по провинциальным городам.
Юридический подотдел (председательница М. И. Гиршман-Айзенштадт1185) проводил бесплатные консультации для женщин и регулярно посылал своих делегаток (Л. С. Тернавскую, Л. А. Бубнову, М. А. Игловскую, А. А. Додонову, Н. А. Зак) в Петербург во время рассмотрения в Государственной Думе законопроекта о допуске женщин к адвокатской практике1186. В ответ на запрещение Государственным Советом женской адвокатуры юридический отдел Московского отделения принял постановление о продолжении работы с IV Государственной Думой вплоть до получения положительного решения1187.
Московское отделение участвовало в различных легальных политических акциях, где демонстрировало гражданскую позицию «женского элемента». Активистки Лиги приняли участие в похоронах председателя I Государственной Думы С. А. Муромцева в 1910 году, в 1911 году послали приветствие профессорам, покинувшим Московский университет из‐за репрессий1188.
Московское отделение Лиги равноправия женщин вело работу по подготовке Второго Всероссийского женского съезда, который планировали созвать в Москве в декабре 1913 года. Руководство подготовкой осуществляла организационная комиссия в составе С. П. Даль, К. И. Лебедевой и М. А. Чеховой1189.
Претензии Российской Лиги равноправия женщин на роль национальной феминистской организации были реализованы. В условиях смены власти Лига равноправия смогла объединить женские организации и добиться от правительства признания женских политических прав. Именно ей мы обязаны введением женского избирательного права в России.
Идея женского клуба привлекала активисток движения с конца XIX века, но условий к их появлению не было, так как правительство всеми силами противилось новым формам самоорганизации женщин. Первыми пробили брешь в обороне правительства женские клубы по профессиям1190. Затем пришло время легальных женских политических клубов. Одним из первых был внефракционный Женский политический клуб, который возник в Петербурге в апреле 1906 года на развалинах Петербургского отделения СРЖ. Председательницей клуба была М. Н. Маргулиес.
Единой политической платформы у клуба не было: учредительниц клуба – активисток Союза равноправия женщин (эсерок, кадеток, социал-демократок, беспартийных) – объединила феминистская идея. Для его создательниц клуб был местом для пропаганды «в широких женских массах идеи равноправия в связи со всеобщим избирательным правом»1191. Это была практическая реализация идеи внепартийности «женского вопроса» и осуществление единения женского движения. Эта организация интересна именно с этой точки зрения.
Деятельность клуба вылилась в создание четырех клубов для работниц в разных районах города, где, помимо курсов грамотности, еженедельно устраивались мероприятия на тему женского равноправия и обсуждались политические события в стране. Здесь проводились лекции-беседы, в том числе о законопроекте об избирательных правах женщин, об избирательном праве женщин в Финляндии, о гражданских свободах, о Белостокском погроме и так далее1192. Клуб посещали депутаты Государственной Думы, преимущественно трудовики (Ф. И. Седельников, А. Рожков, И. К. Заболотный, С. В. Аникин), и рассказывали о своей деятельности. А. М. Коллонтай отказалась участвовать в работе клуба, мотивируя это тем, что «в вопросе об освобождении женщин должна быть начертана четкая и ясная классовая линия»1193.
Клуб насчитывал более 600 членов. Принцип внепартийности находил свое воплощение в структуре организации: каждая группа в 25 человек, «организованная партийно или профессионально», делегировала своего представителя в правление, и тем самым всем обеспечивались равные возможности в принятии решений.
Одним из первых публичных выступлений клуба было массовое участие его членов в общегородском женском митинге в Соляном городке 5 мая 1906 года, инициированного «Вз.-благ. обществом».
Официально клуб перестал существовать в 1907 году после запрета властей на политическую деятельность, но, по имеющимся сведениям, Василеостровское отделение продолжало работать нелегально. На спаде массового протеста клубы, не провозглашавшие открыто свои политические цели, стали самой распространенной формой женских объединений.
Как уже говорилось выше, А. М. Коллонтай организовала межфракционный клуб работниц. Основной причиной создания женского клуба социал-демократами была активная деятельность феминисток в среде работниц. Позднее Коллонтай вспоминала:
В годы Первой русской революции пропаганда «единого женского дела» со стороны буржуазных равноправок еще представляла серьезную опасность для целостности рабочего движения. Особенно много вреда могли принести «левые равноправки», любившие щеголять революционными фразами1194.
Клуб маскировался под институционализированную в российском обществе организацию женской самопомощи и благотворительности и официально назывался «Обществом взаимопомощи работниц». Целями клуба было «прекратить распыление женской силы», пробудить революционное сознание работниц, подготовить их к работе в партии и профсоюзах1195, или, по выражению Коллонтай, «взрыхлить почву для социалистического посева»1196. Коллонтай создавала клуб при поддержке профсоюзов и при сопротивлении большевистского Петербургского комитета РСДРП, поэтому влияние первых на работу «Общества взаимопомощи» было значимым.
В клуб записалось более 300 работниц. Его членами могли быть и мужчины, но в правление по уставу входили только женщины. Работа велась традиционно клубная: вечеринки, лекции членов РСДРП, собрания по профессиональным союзам и так далее. Коллонтай проинформировала работниц о Первой социалистической конференции женщин в Штутгарте, по ее инициативе и при поддержке профсоюзов клуб провел несколько массовых собраний на женские темы в рабочем доме Нобеля на Выборгской стороне. Там обсуждались темы охраны труда женщин, поддержки материнства, политического равноправия, отношения партии большевиков к движению феминисток. Эти мероприятия носили ярко выраженный антифеминистский характер, как и участие работниц в городских женских митингах, на которые те ходили «ругаться с барынями»1197. Особенно активизировалась антифеминистская деятельность «Общества взаимопомощи работниц» в связи с подготовкой Первого Всероссийского женского съезда. При поддержке профсоюзов наиболее активные работницы вошли в так называемую группу работниц и начали готовиться к съезду. У руководства профсоюзов даже были планы послать кого-нибудь из них в Лондон на Международную конференцию женских рабочих организаций, созываемую для выражения протеста против цензового избирательного права, признаваемого суфражистками1198. Однако этот замысел не осуществился.
Так же как и клубы для работниц, создаваемые феминистками, «Общество взаимопомощи работниц» не являлось самостоятельной и самодеятельной организацией. Это была попытка партийных и профсоюзных лидеров создать организационную основу женского рабочего движения, а деятельность феминисток требовала от них идеологического обоснования движения. Однако клуб подталкивал женщин-работниц к осмыслению проблем своего пола и класса и объективно формировал их коллективную идентичность. Таким образом, и соц-деки, и феминистки совместно создавали условия для появления женского пролетарского движения – но до его появления еще было далеко.
Интересно, что классовый принцип, послуживший основой организации и консолидации женщин в «Обществе взаимопомощи работниц», был доведен самими работницами до логического конца. В 1908 году они потребовали исключения из клуба интеллигенток как «чуждых элементов». Коллонтай пришлось уйти из организации1199.
В 1908 году в женской прессе промелькнуло сообщение о попытке организовать еще один женский рабочий клуб «для самопомощи, самообразования и развлечений»1200. Судьба его неизвестна.
С весны 1906 года действовал Женский клуб при Женской прогрессивной партии (устав клуба был утвержден 19 декабря 1906 года). Клуб был проводником феминистской идеологии. Его цели были зафиксированы в уставе как просвещение и пропаганда прав женщин. В период спада протеста и преследования властями любой общественной деятельности Женская партия полностью сосредоточилась на клубной работе.
Основной целью клуба, наряду с пропагандой женского равноправия, было создание женской солидарности, единение с женщинами различных социальных слоев. Поэтому прогрессистки много работали в клубе с пролетарками и ставили вопрос об основной «женской массе» страны – о крестьянках1201, хотя на работу с ними ресурсов клуба явно не хватало. Члены клуба также активно занимались проблемой проституции: они представляли собой аболиционистское сообщество, требовавшее отмены регламентации проституции, и работали с самими проститутками.
Прогрессистки поддержали идею созыва женского съезда и создания общенациональной женской организации – Всероссийского женского совета.
Для интеллигенток клуб был важен как место общения, как место, где они могли повысить свое образование и самосознание. В клубе вырабатывалась тактика прогрессисток, обсуждались теоретические вопросы движения и решались практические задачи. Так, на занятиях реферативного кружка участницы учились не только составлять рефераты по «женскому вопросу», но и публично выступать, отстаивать и аргументировать свое мнение. Таким образом решалась проблема «женской безъязыкости», обсуждаемая на страницах «Женского вестника».
В феврале 1908 года открылся Санкт-Петербургский женский клуб. Учредительницами его были Софья Ипполитовна фон Рутцен (председательница правления), М. В. Полякова, Н. П. Коновалова. Главным органом клуба было общее собрание, на котором избиралось правление. Клуб был призван изучать проблему равноправия женщин и содействовать «умственному, политическому и моральному развитию» его членов1202. Ими могли быть лица обоего пола, получившие пять рекомендаций от действительных членов. Клуб носил элитарный характер, в нем бывал весь цвет петербургской интеллигенции. Политическая ориентация клуба была прокадетская, так как его основательницы преимущественно были членами кадетской партии (Л. Н. фон Рутцен, А. С. Милюкова, А. В. Тыркова). Тематические мероприятия клуба, как правило, были посвящены вопросам равноправия женщин и развития гражданского общества. В одном из таких клубных обсуждений, возможно, впервые, Л. Н. фон Рутцен публично поддержала тактику английских суфражисток – не связывать билль о равноправии женщин, имеющий шанс пройти в парламенте, с биллем о всеобщем избирательном праве1203.
В Москве также действовало несколько клубов для интеллигентных женщин. Клубы организовывались со схожими целями – «способствовать общению своих членов <…> на почве совместного изучения вопроса о равноправности женщин» путем «устройства докладов, чтений, бесед и разумных развлечений»1204.
В феврале 1907 года в собственном помещении открылся 1‐й Московский женский клуб при «Обществе взаимопомощи женщин». Учредительницами выступили активистки Союза равноправия женщин Н. Мирович (З. С. Иванова) и кн. М. Н. Сумбатова, председательницей была избрана В. А. Морозова. Целью клуба было «умственное, политическое и нравственное развитие женской личности» в связи с вопросом о ее равноправности, а также работа по «культурному поднятию общества и масс»1205, опять-таки в связи с вопросом о равноправии женщин. Членство в клубе было открыто для мужчин.
Обсуждая насущные проблемы движения, член правления клуба Н. Мирович также поддержала идею борьбы за цензовое избирательное право для женщин, отразившуюся в решениях V (Лондонского) конгресса Международного женского суфражистского альянса, состоявшегося в апреле 1909 года.
Изменение ситуации диктовало изменение тактики, и русские равноправки все чаще обращались к осмыслению опыта западного женского движения. Но идея цензового избирательного права для женщин воспринималась в движенческой среде как отступление от идеалов русского феминизма, и изменение тактики проходило болезненно.
Осенью 1907 года в Лефортове открылся 2‐й Московский женский клуб. Задачами его, как и в случае первого Московского женского клуба, было распространение идей женского равноправия, самообразование участниц и культурная работа среди местного населения. Членами и первого, и второго клубов могли быть лица обоего пола, что говорит о проведении массовой мобилизации в ряды участников движения и группы его поддержки. Клубы работали с различными категориями населения: для интеллигенции организовывались лекции известных ученых и литераторов, для рабочих – образовательные курсы, праздники для детей и для «трудового люда вообще».
В 1908 году число членов первого клуба составило 500 человек1206, второго – 400. В большинстве своем это были люди с «малым и средним достатком, с начальным или средним образованием»1207.
Еще один московский клуб – Клуб для работниц – был организован «Обществом попечения о молодых девицах». Клуб основали зимой 1906–1907 годов под председательством графини В. Н. Бобринской, а его распорядительным органом была клубная комиссия, избираемая из членов «Общества». Здесь велась работа по просвещению и организации досуга работниц. При клубе функционировала школа, регулярными были беседы по истории, литературе, географии, анатомии и гигиене1208. По уставу членами клуба могли быть только женщины – работницы фабрик и прислуга.
Интересно, что попытки руководства клуба (сотрудниц Общества) изменить устав и привлечь в клуб мужчин-рабочих встретили противодействие со стороны самих работниц. Экстенсивное рекрутирование, максимально открывающее доступ в организацию всем желающим, по каким-то причинам не было ими поддержано. Можно предположить, что в среде работниц – участниц клуба шел процесс формирования солидарности женщин данной социальной группы. Пользуясь теорией Б. Кландерманса, механизм формирования солидарности осуществляется через мобилизацию действия и мобилизацию консенсуса1209. Так, мобилизация действия (участия) работниц произошла благодаря деятельности интеллигенток по созданию клуба, он выступил для группы работниц как внешний ресурс. В этой закрытой порождающей среде начался процесс мобилизации консенсуса: в клубе работницы получили возможность осмыслить общность своих интересов и сплотиться вокруг них. В 1909 году в клубе состояло более 100 работниц в возрасте от 15 до 35 лет. Они включились в процесс создания внутренних ресурсов своей группы – солидарности, участия. Формирование солидарности в какой-то степени объясняет, почему работницы потребовали сохранить право на членство в клубе только за женщинами. Становится понятной и поддержка работницами феминистских лозунгов, и их участие в общеженских митингах за равные избирательные права женщин.
Третий Московский женский клуб организовался в начале 1909 года. С его деятельностью связаны имена большевичек З. П. Кржижановской, С. П. Шестерниной, О. Н. Мицкевич, А. А. Додоновой, А. В. Померанцевой.
Женские клубы в ситуации спада массового политического протеста и наступления реакции оказались самой эффективной формой женской организации. Они создали сеть, объединяющую женщин различных социальных классов и групп, и тем самым способствовали достижению основных целей движения, формируя и накапливая такие ресурсы движения, как солидарность, единение, взаимопонимание. Форма женских клубов институализировалась, и в период 1907–1914 годов они были широко распространены по всей стране. В глазах властей клубы выглядели вполне благонадежным направлением женской общественной деятельности по сравнению с женскими политическими организациями. Эту ситуацию использовали радикальные партии: так, например, Третий Московский женский клуб в 1912–1913 годах служил прикрытием для деятельности социал-демократок1210.
Первые женские клубы в провинции открылись в 1907 году в Астрахани, Каменец-Подольске, Ростове-на-Дону, Таганроге, в 1908‐м – в Кишиневе. С 1909 года клубы стали массовым явлением и появились также в Риге, Порхове, Екатеринодаре, Новороссийске и в других городах империи. Направления их деятельности были разными. Ростовский клуб, например, был заявлен как внепартийный женский клуб. В его планах была работа с пролетариатом, оппозиционно и враждебно настроенным против идеи женского равноправия. Другое направление его деятельности концентрировалось вокруг проблем женского труда: вредного производства, страхования и охраны труда женщин, женских инспекций и так далее. В клуб принимались женщины всех сословий, вероисповеданий и национальности не моложе 20 лет. Каменец-Подольский клуб также вел культурную работу для женщин всех слоев населения. Приоритетным направлением Астраханского клуба была работа с проститутками. Таганрогский клуб, созданный местным отделением Союза равноправия женщин, проводил политические акции, за что и был закрыт. Но все без исключения клубы феминистской ориентации изучали вопрос о равноправии и занимались сплочением женщин, то есть объективно формировали их коллективную идентичность.
Как и всякое влиятельное движение, женское движение имело своих оппонентов. Выступления одних женщин против политической активности других женщин не было чем-то из ряда вон выходящим. В ходе развития эмансипационного процесса всегда были слышны протестующие женские голоса. К концу XIX века эта критика приобрела политическую направленность. Так, некая «г-жа Е. Т.» в газете «Родина» в 1899 году писала не только о вреде эмансипации, но и обвиняла либералов в том, что они поддерживали несуществующие права женщин. Она призывала женщин отбросить ложное самолюбие и перевоспитать себя для счастливой жизни жены, матери и хозяйки.
Женские организации антифеминистского характера организационно оформились только на стадии спада протеста в 1907 году. Сведений о них немного. Обычно упоминаются Женский русско-славянский союз, Союз русских женщин и женская группа Союза русского народа.
Существование Женского русско-славянского союза вызывает сомнение. О нем сообщает только один документ, который носил проектный характер, – брошюра А. А. Боголюбова «Женский русско-славянский союз»1211. В ней автор развивает идею создания Женского русско-славянского союза на базе некоего еще не существующего «дамского кружка» с целью «попечения о русско-славянском деле в семье» и подъема русского национального самосознания. Но информации о какой-либо практической деятельности Союза не найдено. Судя по всему, проект не удался.
Достоверно известен факт регистрации в 1907 году в Петербурге Союза русских женщин1212, о нем больше всего информации. Союз состоял под августейшим покровительством Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, и, как и феминистские организации, он регулярно публиковал отчеты о своей деятельности. Появление этого Союза последовало за мобилизацией охранительных сил в 1907 году, в том числе организаций, выступающих за консервацию существующего порядка и противодействующих социальным изменениям.
Учредительницами Союза выступили М. Б. Аничкова, А. И. Тур, А. П. Чебышева, Е. В. Огородникова, А. А. Мейен1213. Идеологически Союз был близок к крайне правым организациям, в частности, к черносотенцам – Русскому собранию и Союзу русского народа. Председательницей Союза русских женщин стала М. Н. Дитрих. Какой именно характер носила связь антифеминистских женских организаций с черносотенными – вопрос еще не исследованный. Но очевидно, что женщины были мобилизованы национально-патриотическим движением как дополнительная социальная группа охранительного толка.
Антифеминистские женские организации позаимствовали у черносотенных организаций национал-патриотическую идеологию, аккумулирующую ценности патриархального русского быта. В основе их взглядов лежала идея о заданном Богом разделении полов и, соответственно, ролей.
Цель Союза русских женщин была определена как «объединение русских женщин всех сословий и состояний на почве общественной и экономической жизни»1214. То, что деятельность Союза строилась на основании программы Русского собрания и Союза русского народа, прямо прописано в его уставе.
Члены Союза русских женщин были призваны отстаивать официальную концепцию положения женщины в обществе, содействовать подъему русского народного самосознания, в первую очередь, с помощью утверждения роли женщины в семье, где она должна «поддерживать русский дух подрастающих поколений, прежде всего среди собственных детей»1215, делать семью опорой православия и престола. Деятельность женщин вне сферы семьи и служения престолу признавалась противоестественной, а идеи женского равноправия – вредными.
Управление организацией осуществлялось советом и общим собранием. Структура Союза была жесткой: все отделения подчинялись совету, находившемуся в Петербурге, и не могли предпринимать никакой деятельности без его разрешения. Общее собрание по уставу собиралось только раз в год.
Социальную базу Союза русских женщин составляли преимущественно дворянки чиновничьего и военного происхождения среднего и ниже среднего достатка: статские советницы, коллежские асессорши, полковницы, подполковницы, капитанши и есаульши. В организацию также входили женщины полупривилегированных городских сословий: купчихи и мещанки; было и несколько аристократок. Членский годовой взнос составлял 50 копеек – сумма совсем незначительная для годового членства, что тоже указывает на скромный достаток большинства участниц Союза. Все члены организации имели «особый знак в виде брелока»1216.
Мотивация включения в антифеминистское движение представляется самой общей. Феминизм рассматривался участницами организации как угроза их образу жизни, а их собственные организационные усилия – как защита своего стиля жизни и культурного статуса1217. Возможно, те категории женщин, которые составили социальную базу этого направления в женском движении, были уязвимы к изменениям, происходившим в обществе, и пытались найти себе защиту в традиционной семье1218.
Рекрутирование в Союз проходило по экстенсивному типу, в организацию принимались представители обоих полов всех сословий и состояний. Мужчины могли занимать позицию членов-сотрудников с совещательным голосом. Особо в уставе был оговорен запрет на членство для женщин «иудейского вероисповедания» и «иудейского происхождения». Таким образом, в идеологии и практиках переплетались и реализовывались антифеминистские и националистические идеи.
Деятельность организации реализовывалась через благотворительность как уже институционализировавшуюся форму женской активности в публичной сфере. Так, Союз содержал лазарет для раненых, который позднее стал убежищем для увечных воинов. Все направления культурной и образовательной деятельности исходили из идей достижения «истинной русскости», поддержания чистоты русской нации, утверждения ценностей русского образа жизни, русских традиций и обычаев. Например, проводились художественные конкурсы русской женской одежды, устраивались «Боярские посиделки», обсуждались идеи развития кустарных ремесел среди русских крестьянок1219.
Абсолютизация и даже фетишизация традиционных социальных ролей женщин и обычаев русской семьи с традиционным распределением в ней ролей и власти формировали идеологию вторичности женщины и, как следствие, привели к вторичности женщин в собственной организации. Все руководящие посты в организации в статусе членов-сотрудников занимали мужчины, они же вели все финансовые дела.
О женской группе Союза русского народа сохранилось меньше сведений. Известно, что, помимо столиц, «женские кружки Союза русского народа» существовали в Харькове и Киеве1220. По косвенным данным, были отделения и в малых провинциальных городах. Возможно, деятельность помещиков, которые были членами монархических организаций, способствовала появлению отделений Союза в провинции1221. Так, Женская прогрессивная партия обсуждала на своем общем собрании в 1908 году меры борьбы с деятельностью групп Союза русского народа в провинции, агитирующих против женского равноправия. В ответ на такие группы было принято решение создавать отделения Женской прогрессивной партии в провинциальных городах1222.
Идеология сопротивления социальным инновациям в отношении женщин привела участниц охранительных организаций к проведению протестных акций по поводу деятельности женских организаций наступательного характера. Например, женская группа Союза русского народа обратилась к градоначальнику Петербурга с прошением не давать разрешение на проведение Первого Всероссийского женского съезда, собирала подписи под петицией с требованием не предоставлять женщинам равные права с мужчинами1223, протестовала против названия женского съезда 1908 года Всероссийским, поскольку считала, что он не представляет женщин страны, что «настоящих, нормальных женщин на этом съезде нет», а «женщина России должна хлопотать только о расширении лишь одного права – права сделаться женою, матерью, хозяйкой»1224. В 1909 году в женской прессе промелькнуло сообщение о деятельности в Симферополе некоторых женских организаций, противодействующих пропаганде идей женского равноправия1225. Клевета в адрес политически активных женщин, запугивание населения тем, что женские права ведут к разрушению христианского мира, были апробированными методами работы этих организаций.
Деятельность антифеминистских женских организаций может быть описана в терминах контрдвижения.
Контрдвижение определяется как «совокупность мнений или представлений, имеющих противоположную движению направленность»1226 или как повторяющееся взаимодействие между властями и личностями, действующими в рамках организационной структуры от имени определенной социальной группы, с целью консервации существующего порядка и сопротивления социальным преобразованиям. Контрдвижение, являясь реакцией на общественное движение, носит вторичный характер и в определенной степени служит подтверждением значимости и результативности «основного» движения.
Деятельность антифеминистских женских организаций носила противоречивый характер: они декларировали свой отказ от участия в политике как сфере, несовместимой с высоким идеалом русской женщины, но на деле так же, как и феминистские организации, способствовали втягиванию женщин в политику. Это заметили и феминистки:
Черносотенные организации хотя и вопят против расширения женских прав, однако устраивают <…> «союз русских женщин», выбирают в свои президиумы женщин, втягивают их в агитацию, словом, считаются с ними, как с гражданками1227.
Роль этих организаций в противодействии женскому движению в достижении его целей представляется незначительной. В определенной степени охранительные женские организации даже стимулировали деятельность женских организаций наступательного характера, поскольку деятельность тех и других развивалась в рамках одного сектора общественных движений.
Женские организации, имеющие общую цель, составили отрасль движения. Они были принципиальными союзниками и конкурентами одновременно. Балансируя между интересами собственных организаций и интересами движения в целом, они достигали возможности действовать коллективно. К разряду коллективных действий общедвиженческого масштаба относятся три Всероссийских женских съезда, манифестация женщин 19 марта 1917 года и создание общенациональной организации – Всероссийского женского совета.
Наш съезд – это перекличка сил.
Инициатором и организатором съезда выступило «Русское женское взаимно-благотворительное общество». Интересен тот факт, что все общероссийские женские съезды прошли в период спада политического протеста, когда правительство жестко контролировало любую общественную инициативу. При этом первая попытка проведения Всероссийского женского съезда относится к лету 1905 года1228 – времени пика массовой мобилизации. Однако тогда устроительницы сами отказались от проведения съезда после того, как петербургский генерал-губернатор Д. Ф. Трепов потребовал в дополнение к разрешению Министерства внутренних дел предварительной цензуры всех докладов. Равноправки расценили эти требования как неприемлемые.
Отсутствие иностранных делегаток на съезде было непременным требованием властей во всех выданных разрешениях. Меньше всего правительство хотело иметь в стране женское движение, интегрированное в международное. Поэтому государственная политика в отношении российского женского движения строилась на блокировании его международной деятельности.
Проведение знаковых, общероссийского масштаба мероприятий на спаде волны массового протеста, когда общественность пребывала в разочаровании, можно объяснить тем, что после революционных потрясений власть не видела в женской активности особой опасности, тем более что ходатайство о разрешении женского съезда кочевало по правительственным кабинетам с 1902 года – первой даты подачи прошения. С другой стороны, это объясняется осознанными и целенаправленными действиями русских равноправок, которые воспринимали процесс модернизации и демократизации российской жизни как процесс длительный, эволюционный, в который постоянно и неуклонно, на каждом этапе, нужно вписывать женскую составляющую, или, как бы мы сказали сегодня, формировать гендерный аспект гражданского статуса. Агентами этих преобразующих действий должны были быть сами женщины. Так смотреть на собственную деятельность равноправки могли благодаря солидному теоретическому багажу и опыту постепенных шагов и конкретных действий, которыми они уже овладели и которые объективно и постепенно меняли содержание общественной жизни.
Так, одна из деятельниц Лиги равноправия С. А. Тюрберт считала, что женское движение развивает современную демократию, а условия российской действительности ставят перед женским движением особые задачи – «служение общей для всего общества цели»1229. Она прямо писала, что неразвитость форм демократической жизни требует от женского движения не только усилий по реализации целей самого женского движения, но и реализации общедемократических целей и задач, то есть по развитию демократических институтов и активизации населения. Отсюда и мероприятия, развивающие, по выражению Тюрберт, «демократию участия», которая, в свою очередь, появляется только тогда, когда появляется «свободная и разносторонне развитая индивидуальность», «политически сознательная личность», «человек социальный»1230 вне его половой принадлежности.
А. Тыркова развивала идею необходимости формирования гражданского статуса женщин: «Только там, где все женщины участвуют в жизни страны, создается свободная жизнь», – и идею демократизирующей роли женского движения:
Русская женщина, двигая дело своего освобождения, в то же время помогает и всему освобождению России <…> нам необходимо преодолеть трудности гражданского бесправия <…> необходимо сознательное, свободное содружество свободных женщин, без которых современная демократия, может быть, не была бы защищена1231.
По мнению С. Айвазовой, вопрос на съезде ставился не только о правах женщин как составляющей части прав человека, но более широко – об участии женщин-гражданок в процессе демократизации страны и их гражданской (социальной) ответственности за судьбу своей страны1232. Другими словами, в ходе модернизации страны женщин призывали к деятельности в роли активных агентов преобразования не только в сфере гендерных отношений (формирование гражданского статуса женщин), но и общества в целом. Съезд в лице участниц женского и феминистского движений призвал их к этой деятельности через работу в женских организациях.
Все три общероссийских женских съезда решали эту «демократическую» задачу, тем самым женское движение поддерживало и развивало традиции молодой российской демократии в период спада политического протеста и оказалось, по выражению С. Айвазовой, оплотом демократии, потому как женское движение – и признак, и составная часть процесса демократизации1233.
Уже в период отката волны политического протеста и мобилизации охранительных сил – в марте 1908 года – А. Н. Шабанова добилась разрешения на проведение съезда. На сей раз устроительницам запрещалось обсуждать тему политических прав женщин и вопрос о создании единой национальной организации, однако по личному ходатайству А. П. Философовой обсуждение последнего вопроса было разрешено. Именно Философова была инициатором идеи присоединения российского женского движения к Международному женскому совету, что могло произойти только после создания общероссийской женской организации.
Цели съезда были очень конкретными (организационное сплочение женского движения, определение его дальнейших задач, тактики и стратегии) и в то же время глобальными – единение женщин вне рамок социальных классов, формирование коллективной женской идентичности, определение связующих женщин уз: «Для нас, женщин, имеется общая платформа, на которой мы можем объединиться все, без различия направлений и партий»1234 (А. С. Милюкова) «Для женщин нет классов, они все в одном классе, все бесправные»1235 (Е. Б. Бердичевская, М. А. Чехова, А. А. Кальманович).
Вся подготовка к съезду была осуществлена организационной комиссией, в которую входили преимущественно члены «Вз.-благ. общества», но были приглашены и активистки других женских организаций: Е. В. Авилова, М. Н. Бубнова, М. Е. Бландова, Е. И. Давыдова, Н. П. Долгова, О. Г. Базанкур, А. И. Зачинская, А. А. Кальманович, О. Н. Клирикова, А. С. Милюкова, Л. Н. Николаенко, М. И. Покровская, П. П. Радушина, Л. Н. фон Рутцен, С. А. Тюрберт, М. И. Хортик, Е. А. Чебышева-Дмитриева, М. А. Чехова, Е. Н. Щепкина, А. Н. Пешкова-Толиверова.
Председательницей комиссии была А. Н. Шабанова, вице-председательницами – А. П. Философова и О. А. Шапир, секретарями А. Е. Познанская, В. А. Добрякова, О. А. Волькенштейн и В. К. Воронец, казначеями Е. И. Мышлаевская и Е. Р. Пфейлицер-Франк. Позднее по мере необходимости были созданы распорядительная (председательница А. П. Философова), редакционная (председательница О. А. Шапир) и юридическая (председательница А. В. Тыркова) комиссии, а также справочное бюро и бюро печати.
Пропагандистская кампания проводилась тотально: приглашения были разосланы всем женским организациям и учебным заведениям, во все фракции Государственной Думы, общественные организации, партии, национальные объединения, в редакции газет и журналов. Заблаговременно печатались и распространялись программа, тезисы докладов и правила проведения съезда. Были арендованы городские представительские учреждения.
Устроительницы добились своей цели – съезд стал событием в общественной жизни страны. В партиях начали снова обсуждать отношение к женскому движению и феминизму, активизировались внутрипартийные женские силы. Съезд собрал весь цвет женской политической элиты. Эсеров представляла легендарная М. Спиридонова и О. А. Волькенштейн. Кадетки (О. Н. Клирикова, А. С. Милюкова, Н. Мирович (З. С. Иванова), А. В. Тыркова, С. И. и Л. Н. фон Рутцен) деятельно участвовали в подготовке съезда, предоставив «Вз.-благ. обществу» ресурсы своей организации – помещение Санкт-Петербургского женского клуба. Петербургский комитет РСДРП санкционировал участие на съезде группы работниц, подготовленной А. М. Коллонтай без его согласия и решения. От себя Петербургский комитет послал В. Слуцкую, которая по «принципиальным причинам» на съезд не явилась.
10 декабря 1908 года состоялось торжественное открытие съезда в Александровском зале Петербургской городской думы. На съезде присутствовали 1053 делегатки. Членский взнос составлял 5 рублей. Все делегатки получили членские билеты и за небольшую плату могли приобрести значок «Равные права – равные обязанности».
Основная тема съезда была заявлена на церемонии открытия, когда в своем выступлении Философова заявила: «…может быть, от нас недалеко то время, когда мы войдем равноправными членами не только в эту Думу1236 <…> но и в Думу Государственную»1237. Эту же мысль продолжили в своей речи другие выступающие.
А. Н. Шабанова предложила съезду решить две задачи: содействовать объединению женщин в одном стремлении – в завоевании прав и представить картину их деятельности в экономической, общественной, просветительской и научной сферах. Однако она добавила, что избирательное право – не конечная цель, а средство для участия женщин на равных правах в работе на пользу страны и человечества. Шабанова так прочертила путь к равноправию женщин:
Единственным средством для того, чтобы женщина сделалась реальной силой в общественной и государственной жизни, должно служить организованное женское движение <…> Средством для ее достижения должно служить объединение сил в форме организаций женских обществ, клубов, союзов, специальных отделов, имеющих сношение между собой <…> Цементом для объединения <…> должны служить женские съезды1238.
Как на величайшую опасность Шабанова указала на партийные разногласия. Она утверждала, что равноправие – общая цель для всех женщин, каких бы убеждений они ни придерживались, какую веру бы ни исповедовали, к каким бы классам ни принадлежали. «Женское движение не должно быть ни буржуазным, ни пролетарским, – оно одноидейно для всех женщин»1239, – провозгласила она. Профессор Л. И. Петражицкий развил тему равноправия в докладе «Законы развития права и правовое положение женщин».
Затрагивая тему женского юридического равноправия, выступающие балансировали на грани дозволенного и, можно сказать, рисковали сорвать торжественную часть, так как на съезде присутствовали представители полиции, следившие за выполнением предписаний Министерства внутренних дел.
В соблюдении принципа демократизма слово на открытии съезда было предоставлено представительнице партии кадетов А. В. Тырковой и представительнице от группы работниц В. И. Волковой. Таким образом, на съезде сразу же отчетливо определились три политические силы: феминистки, кадеты и социал-демократы. Каждая из этих структурно организованных сил имела свои цели и виды на съезд, и между ними развернулась борьба. Кадеты стремились усилить свое влияние на женское движение и использовать его ресурсы. Социал-демократы пытались опорочить российский феминизм как буржуазное движение и воспрепятствовать его дальнейшему развитию, чтобы не допустить влияния на «женский резерв пролетариата». Сами феминистки планировали решать организационные, политические и идеологические проблемы своего движения.
Работа съезда велась в четырех секциях:
1‐я секция: деятельность женщин России на различных поприщах.
2‐я секция: экономическое положение женщин и вопросы этики в семье и обществе.
3‐я секция: политическое и гражданское положение женщины.
4‐я секция: женское образование в России и за границей.
На съезде также звучали и отчеты с мест, и теоретические доклады, и пропагандистские речи.
Кадетки избрали тактику пропагандистской кампании. Представитель кадетской партии А. Н. фон Рутцен в докладе «Законодательные предположения партии народной свободы в области равноправия» утверждал, что все законодательные инициативы партии кадетов пронизывает принцип равноправия по признаку пола и что все законодательные инициативы в отношении женщин в трех Государственных Думах – результат деятельности к.-д. партии. Доклад вызвал бурные прения и трезвую оценку феминисток в лице А. А. Кальманович: «Кадеткам кажется, что можно наш съезд использовать в интересах партии, и вот мы их видим на съезде, мы имеем целый кадетский день. Это их дипломатия…»1240 Прокадетский Санкт-Петербургский женский клуб в развитии «своей дипломатии» дал прием для провинциальных депутаток, на котором П. Н. Милюков принес свои извинения за недооценку им в недавнем прошлом проблемы женского равноправия, но был встречен «весьма неприветливо»1241.
Так называемая группа работниц, или рабочая группа, возглавляемая А. Коллонтай, избрала агрессивно-наступательную тактику, направленную на размежевание с буржуазками, а по сути – на срыв съезда. Группа насчитывала около 45 человек. Изначально в ее состав вошли Коллонтай, Е. А. Кувшинская, М. В. Сабинина, З. Л. Шадурская, З. П. Кржижановская, А. Я. Гуревич, работницы-делегатки от заводов и профсоюзов – К. Николаева, М. Бурко, В. Волкова, А. Семенова, Савельева и другие. Уже на съезде к группе присоединилась Е. Д. Кускова со своими соратницами. Группа работниц не была группой единомышленниц в полном смысле слова. Их объединяла общемарксистская платформа, но в трактовке «женского вопроса» они расходились. Поэтому группу постоянно сотрясали внутренние разногласия. Часть группы допускала возможность блока с феминистками по «общим вопросам», к которым они относили и вопрос женских избирательных прав.
Коллонтай, в свою очередь, категорически отметала возможность какой-либо коалиции: у нее была другая цель, и не женские проблемы составляли ее интерес. Для начала Коллонтай потребовала избрания членов своей рабочей группы в качестве вторых вице-председательниц – сказывался опыт партийной борьбы. Съезд пошел на уступку, хотя правила этого не предусматривали. В «политической» 3‐й секции второй вице-председательницей стала А. Я. Гуревич.
По каждому вопросу рабочая группа выдвигала собственную резолюцию, что подавалось как особая позиция пролетарок. Это была попытка провести демаркационную линию между буржуазками и пролетарками. Но противостояния не получалось. С одной стороны, демократически настроенное съездовское большинство поддерживало инициативы рабочей группы, как, например, было в случае с резолюцией по докладу С. Г. Бередникова «Об участии женщин в местном самоуправлении». Докладчик призвал внести в резолюцию съезда требование наделить женщин, владеющих необходимым имущественным цензом, избирательными правами в земских органах самоуправления наряду с мужчинами. Е. А. Кувшинская от имени группы работниц призвала изменить принцип выборов в земские органы и построить их на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права для всех лиц, достигших совершеннолетия. Секция приняла поправку.
С другой стороны, группа выдвигала требования, которые сама не могла реализовать. При обсуждении вопроса о положении крестьянки представительница группы работниц А. А. Дроздова предложила отложить принятие резолюции до обсуждения аграрного вопроса. Возражения, что аграрный вопрос не входит в компетенцию съезда и рассматриваться не будет, воздействия не возымели. Коллонтай заявила, что их группа видит прямую связь между аграрным вопросом и положением крестьянки. Секция общим голосованием отложила принятие резолюции до следующего заседания, поручив социал-демократкам представить свое видение аграрного вопроса и свою резолюцию по нему. Петербургский комитет РСДРП торжествовал победу. Но обнаружилось, что группа не в состоянии выполнить взятые на себя обязательства: ни единых представлений, ни резолюции по аграрному вопросу у группы не было и представить они ничего не смогли.
Марксистское понимание «женского вопроса» и женского движения прозвучало в докладах А. М. Коллонтай и Е. А. Кувшинской.
Коллонтай – идеолог социал-демократов в «женском вопросе» – провела в своем докладе жесткую классовую позицию:
Женский мир, как и мир мужской, разделен на два лагеря: один по своим целям, стремлениям и интересам примыкает к классам буржуазным, другой тесно связан с пролетариатом, освободительные стремления которого охватывают также и решение женского вопроса во всей его полноте. И цели, и интересы, и средства борьбы различны у той и другой категории борющихся за свое освобождение женщин. Цель феминисток – возможно лучше устроить женщин <…> определенной социальной категории в современном эксплуататорском мире. <…> Цель пролетарок – заменить старое антагонистическое классовое общество новым светлым храмом труда и братской солидарности1242.
Доклад Коллонтай, так же как и доклад кадета А. Н. Рутцена, носил агитационный характер в пользу своей партии. Ярко описанные ужасы капиталистической эксплуатации Коллонтай отнесла к сфере ответственности феминисток:
Фабричный ад с его грохотом и лязгом машин, с его носящимися в воздухе облаками пыли, с его атмосферой, пропитанной тяжелыми, невыносимыми запахами, с грубыми окриками мастеров и оскорбительными для женщины предложениями фабричной администрации, с обысками и штрафами <…> И в этом заключается хваленая свобода труда для женщины, о которой столько хлопочут феминистки? <…> Что сделали они, чтобы избавить женщину рабочего класса от непосильного бремени труда?1243
Впрочем, с большим основанием эти слова она могла адресовать Ф. Энгельсу, утверждавшему в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», что «первой предпосылкой освобождения женщин является возвращение всего женского пола к общественному производству», и вслед за ним всем марксистам, которые прокладывали путь освобождения женщины через ее участие в общественном производстве. Феминистки в докладе Коллонтай представлялись небольшой группой женщин, к которым почему-то предъявлялись требования по экономическому и законодательному переустройству страны. Многие обвинения Коллонтай были не только голословны, но и несправедливы и провокационны. В частности, обвинения в том, что феминистки не стремятся изменить законодательство (в том числе фабричное) и что проблемы работниц «мало встречают сочувствие в феминистских сферах»1244.
Представления Коллонтай о феминизме были политически ангажированы и базировались, по всей видимости, на знании риторики, идеологии и практики западного феминизма, который она, сильно упрощая, идентифицировала с русским феминизмом. Важно отметить, что далеко не все феминистские группы Европы выступали за цензовое избирательное право: были и такие, которые боролись за всеобщее избирательное право1245. Однако идея множественности социальных конфликтов была чужда Коллонтай, и, как правоверная марксистка, она абсолютизировала классовый конфликт. Ясность и логичность марксистской картины мира увлекала ее и диктовала ей свою логику. Своим нежеланием видеть общедемократический характер русского феминизма она демонстрировала идейную верность своей партии.
Цель Коллонтай – не дать распространиться феминистскому влиянию в среде работниц – привела ее к политике запугивания работниц «эксплуатацией» их в движении «буржуазных феминисток»:
Пусть же не зовут в свои ряды буржуазные равноправки женщин рабочего класса, пусть не рассчитывают их руками завоевать себе те социальные блага, что сейчас являются достоянием одних лишь мужчин буржуазного класса1246.
Коллонтай призывала пролетарок к работе только в социал-демократической партии:
Только оставаясь в рядах своего класса, только сражаясь за общерабочие идеалы и интересы, сможет женщина-работница защитить свои женские права и интересы1247.
По мнению Коллонтай, единственно организованный пролетариат способен вести борьбу за всеобщее избирательное право через свои пролетарские организации, а освобождение женщины придет в результате борьбы пролетариата, с изменением социального строя. То, что требования всеобщего избирательного права выдвигали русские феминистки, то есть женщины среднего класса, было для Коллонтай нарушением социальных законов, «подкопом» под марксистскую теорию.
В конце доклада Коллонтай предложила ровно то, за что ратовали и над чем работали русские феминистки: отменить все «подчинительные» для женщин законы; ввести всеобщее избирательное право; обеспечить охрану труда (в том числе прозвучала и излюбленная феминистками тема женской фабричной инспекции), охрану материнства и борьбу с проституцией. Если какие-либо пункты среди ее предложений и отсутствовали у феминисток, то это были требования второстепенного характера. Например, требование, чтобы управление фабричными детскими яслями находилось в руках самих матерей.
На вопрос, прозвучавший в конце ее доклада: «Под многими ли из этих требований подпишутся наши равноправки?» – съезд своими резолюциями ответил, что они подпишутся под всеми. Но Коллонтай этого уже не услышала. Ее доклад был зачитан на съезде работницей Волковой, так как саму Коллонтай разыскивала полиция и она через Финляндию покинула Россию. В страну она вернулась уже только в 1917 году. Прений по ее докладу на съезде 1908 года не было. Во-первых, доклад читала не его авторша. Во-вторых, участницам съездовских прений суть и цель идей Коллонтай была ясна. Ее шаблонные и политизированные представления о феминизме, отказ видеть сложность и многогранность женских проблем, а равно и специфику русского феминизма, ее попытки вбить его в прокрустово ложе марксистских представлений нашли отклик в докладах других участниц съезда. Так, А. А. Кальманович остроумно ответила в своем докладе как самой Коллонтай, так и всем социал-демократам в ее лице:
Тактика женского движения не подходит под их шаблон. С.-д. нужно, как тому щедринскому городовому, чтобы их обыватели ходили в одну сторону – так начальству спокойнее, – но обыватель ходит по своему усмотрению, куда сам находит нужным1248.
Так и русский феминизм выдвигал требования, которые по классовой теории ему выдвигать не полагалось.
Доклад другой представительницы рабочей группы Е. А. Кувшинской также начинался с шельмования феминизма как явления буржуазного. В качестве примера отношения буржуазок ко всеобщему избирательному праву Кувшинская привела «поведение феминисток в Норвегии в 1907 году, ставших всецело на сторону цензового представительства». «В то время как Клара Цеткин и другие» совершенно справедливо показывают, «что в избирательном праве, ограниченном тем или другим цензом, имущие классы приобретают новую привилегию, с помощью которой усиливается их господство над бесправной частью населения»1249. Кувшинская утверждала, что женское движение не может быть внеклассовым: женские организации должны работать внутри своих классов и партий, и не нужно пытаться охватить всю «разнородную толпу женщин».
Однако затем Кувшинская признала, что еще памятны моменты, когда в России «были заодно силы всех демократических партий», и заключила, что в вопросе о всеобщем избирательном праве с феминистками можно «отдельно идти, но быть вместе». Кроме того, в докладе она допустила возможность создания отдельных женских организаций в рабочем движении, продемонстрировав тем самым разногласия внутри группы работниц.
Феминистки отстаивали свою позицию о внесословности и внепартийности женского движения, добиться которых возможно было исключительно в рамках деятельности женских организаций. «Необходимо помнить, что, кроме профессиональных и классовых интересов, у женщин есть еще и общеженские задачи»1250, – сформулировала общее мнение А. С. Милюкова.
Критика партий постоянно звучала на съезде, особенно острой она была в докладе Кальманович «Женское движение и отношение партий к нему». Кальманович анализировала ситуацию в другой парадигме – парадигме феминистской критики. Критике подверглись все: либералы, в программу которых «женское равноправие вставлено эстетики ради», и консерваторы, но особенно пристрастно была проанализирована деятельность социал-демократов:
Мне скажут: а Штутгардтская резолюция? <…> И Штутгардтская резолюция подтверждает мои слова. Иначе непонятно ее появление. Ведь социал-демократическая партия существует не со Штутгардтского конгресса, и в программе ее всегда значилось равноправие женщин. Зачем же понадобилась эта резолюция: «Социал-демократические партии всех стран обязаны энергично бороться за введение всеобщего женского избирательного права»? Значит, до этого они не считали себя обязанными? <…> Можно смело сказать, что эта резолюция принята под влиянием так называемого буржуазного женского движения, с одной стороны, и из боязни, чтобы какая-нибудь другая партия их не опередила и тем не отвлекла бы значительное число членов, хотя бы и женщин, – с другой1251
<…> Я надеюсь убедить женщин, что им не следует ждать свободы от мужчины, как бы он ни назывался: либерал, консерватор или социал-демократ. <…> Что мне в имени твоем? Не в названии дело, а в той власти, которую мужчины присвоили себе и которую они так ревностно охраняют1252.
Кальманович была отнюдь не голословна. Ее доклад базировался на анкетном опросе видных деятельниц европейской социал-демократии – К. Цеткин (Германия), М. Пельтье (Франция), Д. Монтефиор (Англия) – и анализе немецкой, венгерской и итальянской социалистической прессы в отношении женского равноправия. В итоге она пришла к неутешительным выводам:
Хорошие законы не доказывают, что и нравы хороши <…> главная причина враждебности партий <социал-демократических. – И. Ю.> к феминизму та, что партия состоит из рабочих. Только среди интеллигенции женщина может надеяться на некоторую справедливость, для рабочего она только самка и служанка1253.
Другими словами, Кальманович обнаружила и подняла тему патриархатных взглядов членов социал-демократических партий, которые мешали им реализовывать собственные постановления в отношении женщин и вели к неприятию женской политической активности.
Я не объявляю похода ни против мужчин вообще, ни против социал-демократов в частности. Еще меньше против теории последних. Я только против того, чтобы мы, женщины, ждали свободы от них. Все прошлое человечества не оправдывает таких ожиданий ни по отношению к женщине, ни по отношению к угнетенным вообще1254, —
завершила она свое выступление. Ее вывод и одновременно призыв заключался в том, что
женское движение внепартийно <…> женщинам не следует надеяться ни на одну партию. Им нужно организовываться самим: всем женщинам всех классов <…> Только тогда станут считаться с их волей1255.
В итоге третья секция приняла резолюцию о существовании двух взглядов на тактику женского движения и о правомерности обеих тактик – деятельность в рамках общедемократических организаций и специфических женских. Важно одно – подчеркивалось в резолюции – вести работу неустанно, постоянно и настойчиво.
По замыслу Коллонтай, группа работниц должна была демонстративно покинуть съезд. Однако повода к этому демаршу найти не удавалось. По распоряжению ЦК профсоюзов группа могла покинуть съезд только в том случае, если будет нарушена свобода агитации; по распоряжению ПК РСДРП – в случае, если съезд не поддержит резолюций работниц. Ни того, ни другого не происходило. Кувшинская предложила уйти, если съезд санкционирует создание Всероссийской женской организации, но большинство участниц группы склонялось к тому, что этого повода недостаточно.
16 декабря, в последний день работы съезда, на общесекционном заседании Философова выступила с докладом «Значение Международного женского совета и национальных женских советов». Она напомнила съезду, что первая попытка включиться в международное феминистское движение относится к 1899 году, когда русские женщины получили приглашение участвовать в Международном женском конгрессе в Лондоне. С тех пор, несмотря на все усилия, так и не удалось создать общенациональную женскую организацию: правительство всеми силами противилось этому. Философова обосновала необходимость создания единой всероссийской женской организации тем, что последняя будет координирующим органом и позволит присоединиться к Международному женскому совету, то есть структурно интегрироваться в международное женское феминистское движение. Она предложила принять устав Всероссийского женского совета, который теперь, в новой ситуации, правительство, возможно, утвердит. Прения по этому докладу были бурные, активно участвовали М. В. Сабинина, А. С. Милюкова, Е. Д. Кускова, Е. А. Кувшинская. Одни утверждали невозможность объединения, другие стояли за проект Философовой. Работницы внесли следующее заявление:
Единая общественно-политическая организация, охватывающая женщин враждебных друг другу экономических слоев, невозможна и вредна для развития женского пролетарского движения. Всестороннее освобождение женщины требует уничтожения основ современного капиталистического строя, что возможно лишь в связи с классовой пролетарской борьбой1256.
Большинство, однако, признавало необходимость создания центрального информационного органа. У Философовой не хватило политического опыта противостоять леворадикальным силам, стремившимся затормозить развитие феминистского движения. Она не смогла удержать ситуацию в своих руках – съезд пошел на компромисс. Устав заслушали, но не обсудили и не приняли, а проголосовали только за «желательность образования Всероссийского женского совета». И хотя Философова уходила с трибуны под аплодисменты зала, свою задачу она не выполнила: русский феминизм в ближайшие годы не мог присоединиться к международному движению. Парадоксальным образом цели правительства и социал-демократов совпали.
Главным результатом съезда было принятие резолюции об избирательных правах женщин. На 3‐й секции было заслушано два проекта этой резолюции. Одна резолюция требовала немедленной реформы российских законов с точки зрения равенства полов и предоставления всем женщинам равных избирательных прав во все органы власти вплоть до Государственной Думы (предложена Н. Мирович (З. С. Ивановой)). Другая резолюция, выдвинутая группой работниц, требовала того же – добиваться закона о всеобщем, равном, прямом, тайном избирательном праве без различия пола, вероисповедания, национальности. В этом проекте утверждалось, что женщины должны бороться за данный закон лишь в союзе с «сознательными группами», то есть в составе рабочих организаций. Присутствующий на съезде пристав запретил прения по предложенным проектам.
Работа над общей версией главной резолюции происходила в редакционном бюро, в которое от работниц вошли Е. Д. Кускова и А. Я. Гуревич. Так как полиция запретила обсуждение проектов, то редакционное бюро, сохраняя суть и дух резолюций, объединило их по своему усмотрению. В итоге в общесъездовскую резолюцию вошло требование «всеобщего избирательного права без различия пола, вероисповедания и национальности», с предложением работать во имя осуществления этой цели в существующих женских организациях и создавать новые. В ответ на это Кускова и Гуревич признали резолюцию незаконной, выразили протест и покинули бюро.
После оглашения резолюции на общем заседании в последний день съезда начались бурные дебаты. Группа работниц не признала эту необсужденную резолюцию и потребовала поставить на голосование свою. Кускова предложила более жесткий вариант: если нельзя обсудить проекты, то не следует принимать никакой резолюции. Председательствующая на заключительном заседании Тыркова, обладавшая немалым опытом партийной борьбы, проявила политическую волю и, воспользовавшись правом председательницы, предложила либо голосовать за резолюцию бюро, либо не голосовать вовсе в силу «формальных обстоятельств». Она при этом настаивала на том, что отсутствие резолюции перечеркнет всю работу съезда и снизит его значимость. Съезд, подчинившись воле Тырковой, проголосовал: большинство высказалось за, 6 человек были против, 30 воздержались.
Резолюция гласила, что работа Первого Всероссийского женского съезда, посильно осветившая как политические и гражданские запросы, так и экономические нужды современной русской женщины, привела съезд к глубокому убеждению, что удовлетворение этих запросов возможно лишь при равноправном с остальными гражданами участии женщин не только в культурной работе, но и в политическом строительстве страны, доступ к которому откроется только при установлении демократического строя, на основе всеобщего избирательного права без различия пола, вероисповедания и национальности. Резолюция призывала соотечественниц отдавать свою энергию уже существующим женским организациям и создавать новые женские союзы, которые вовлекут широкие круги женщин в сознательную политическую и общественную жизнь.
В связи с принятием резолюции бюро и отклонением их собственной у работниц наконец появился повод покинуть съезд. В их отсутствие были приняты все остальные резолюции, причем в том числе и предложенные ими. Были приняты резолюции о желательности создания Всероссийского женского совета, о реформе земского и городского самоуправления и женского представительства в них, о праве женщин на высшее образование, о правах женщин-юристок, о правах женщин-врачей, об изменении законодательства по поводу служебных ограничений по признаку пола, о брачной реформе и увеличении поводов к расторжению брака, о предоставлении женщинам всех гражданских прав (права на отдельный вид на жительство, на выдачу векселей, право заключать договор личного найма и т. д.), о правах внебрачных детей, о пересмотре наследного права, об изменении положения русской крестьянки, об улучшении положения еврейской женщины, о введении женской фабричной инспекции, об охране труда работниц (8-часовой рабочий день, запрет на ночные, подземные и сверхурочные работы), об охране материнства (предоставление дородового и послеродового отпусков, перерывов на кормление, устройство детских яслей), об охране детства, о введении обязательного страхования, о борьбе с алкоголизмом, о борьбе с проституцией, об организации государственного дошкольного воспитания, о всеобщем бесплатном образовании детей до 14 лет, о совместном образовании девочек и мальчиков, о профессиональном образовании для взрослых женщин.
Помимо чисто практических проблем, на съезде были подняты и теоретические. В пылу политических и партийных баталий их услышали далеко не все.
Основным требованием, которое поддерживало подавляющее большинство участниц съезда, было признание женщины в той же степени полноценным и полноправным субъектом, каким в то время являлся мужчина. Женщины добивались своего гражданского статуса, эта установка звучала повсеместно. Шабанова на открытии съезда озвучила ее так:
Права не могут составлять привилегии только одной половины народонаселения, в то время как другая половина признается неправоспособной1257 <…> основной принцип общего учения о социальной справедливости состоит в том, что нормы права должны быть одинаковы для всех людей1258 <…> этот съезд представляет первую попытку самостоятельной организации женщин, выступающих не для борьбы с мужчиной, а для защиты своих прав1259.
Эта была позиция феминизма равенства.
Для сторонниц этого направления интересы женского движения, феминизма и общие задачи демократического развития страны полностью совпадали. Развитие движения им виделось в распространении на женщин ценностей и норм демократии, и этого, по их мнению, было достаточно. Поэтому многие из них, включая саму Шабанову, считали женское движение преходящим феноменом, который исчезнет за ненадобностью сразу после получения женщинами равных с мужчинами прав.
Но была и другая позиция, которая обозначила еще одно направление в российском феминизме, – феминизм отличия. Сторонницы этого направления сомневались в достаточности одного института права для реализации поставленной цели. Достижение гражданского равноправия было для них, по выражению О. А. Шапир, только первым и принципиальным шагом, но отнюдь не решением проблемы. Сторонницы этого направления подчеркивали особенности женской субъективности. Так, О. Н. Клирикова в докладе «Женская культура» утверждала, что смысл женского движения заключается в развитии и высвобождении творческого женского потенциала. В докладе Шапир «Идеалы будущего» была озвучена идея «равенства при различии», которое только и сможет действительно обеспечить независимость женщин:
Равенство при различии не только может вполне удовлетворить чувство справедливости, но именно оно-то и должно дать впервые полноту и гармонию в проявлениях двуликой человеческой души1260.
Она обратилась к теме развития личности женщин и определила цель женского движения как поддержание женщин в их стремлении быть «самими собою» и развивать «собственные индивидуальные возможности». И вот только тогда, в слиянии «двух различающихся психик в дружном строительстве жизни, впервые создается то общее, что должно стать нашим идеалом» (курсив Шапир)1261. В таком ракурсе женское движение представало как явление непреходящее, практически постоянное. Идеи «феминизма различия» были также изложены в докладах «Самосознание женщины как фактор обновления общественного строя» С. К. Исполатовой, «Женщина настоящего и будущего» А. Н. Чеботаревской, «Женщина у Вейнингера» М. М. Янчевской.
Эти идеи выдвинули русский феминизм на передние рубежи теоретической феминистской мысли своего времени и продемонстрировали его высокоинтеллектуальный и, в силу этого, элитарный характер. Перевод теории в политическую плоскость начался практически сразу, уже в откликах на съезд в периодике шло осмысление этих сложных идей. Так, Тыркова, развивая идею построения общества, в котором женщины и мужчины были бы разными и равноценными его членами, писала о необходимости «выработки нового женского характера», то есть новой женской идентичности. «Чтобы это стало возможным, нужно готовить общественные условия и психологию <мужчин и женщин. – И. Ю.>»1262. Милюкова считала, что для этого нужно шире распространять идею, что у женщин, кроме профессиональных и классовых интересов, есть еще и общеженские задачи. Она предлагала работать над их пониманием в женских клубах, союзах и обществах1263.
Судя по оценкам прессы, подавляющее большинство на съезде составляли женщины среднего класса1264. Отсутствовали представительницы высшего круга, было очень мало делегаток из низших сословий. Были представлены все регионы страны, хотя съездовское большинство составляли петербурженки.
На съезде был проведен анкетный опрос, но поскольку он был предпринят перед самым закрытием съезда, то возвратились лишь 243 анкеты. Тем не менее и они дают представление об участницах съезда. Средний возраст – свыше 30 лет (3/4 участниц), замужние и вдовы составляли 2/3. Среднее и высшее образование имели 84% женщин. Из них высшее – 29% (71 человек), гимназическое – 51% (123 человек), домашнее – 7% (18 человек), звание домашней учительницы имели 4% (9 человек), другое профессиональное образование – 3% (6 человек), образование ниже среднего – 6% (15 человек). 53% (128) женщин имели профессию. Из них 49 были педагогами, 33 – врачами и сестрами милосердия, 14 – служащими, 18 занимались литературной работой, 6 трудились в науке и на художественном поприще, 4 – в сельском хозяйстве, 4 были работницами. Были представлены данные и о мужьях: среди них было 29 медиков, 21 чиновник, 20 инженеров, 14 педагогов, 13 адвокатов и 8 служащих.
Таким образом, коллективный портрет российской равноправки представляет нам образованную женщину среднего возраста (по меркам того времени), имеющую семью, высшее или среднее образование и работающую в общественной сфере.
Съезд закрылся в торжественной обстановке в здании Петербургской городской думы. На банкете в ресторане Контана участницы съезда, поднимая бокалы с минеральной водой, провозглашали тосты за равноправие женщин, за освобождение женщин от мужского влияния, за свободу женской души. М. К. Цебриковой в ссылку была послана приветственная телеграмма.
Съезд презентовал на политической арене новую жизнеспособную демократическую силу, сплачивающуюся под идеями феминизма. Может быть, недостаточно еще идейно консолидированную, в большей степени разделяющую общедемократические идеалы и только осваивающую феминистские. Несмотря на все партийные интриги, русский феминизм продемонстрировал свою самостоятельность и самобытность, а также свои претензии на роль субъекта социальных преобразований, идеологией которого выступала интенсивно развивающаяся феминистская мысль. Кадеты не смогли подчинить своему влиянию движение, явно тяготеющее к социалистическим идеалам, а социал-демократы, в свою очередь, оттолкнули многих своих идейных союзниц из рядов равноправок. Лозунгами движения стали: «Женщины вне демократии обречены на неполноценное существование» и «Женщина должна сама проложить себе путь к свободе, не надеясь ни на какие партии». Реализация решений съезда возлагалась на «Русское женское взаимно-благотворительное общество».
Резонанс съезда был огромный. Через свою прессу на него откликнулись все политические силы: официальные – в газете «Санкт-Петербургские ведомости», правые – в «Русском знамени» и «Новом времени», октябристские – в «Голосе Москвы», кадетские – в «Речи» и «Русских ведомостях», а социал-демократические – в «Социал-демократе».
Реакция политиков, прессы, общественности была самая разная – от восторженных откликов до уничижительных. Лидер черносотенцев, депутат Государственной Думы от Бессарабской губернии В. М. Пуришкевич послал письма оскорбительного содержания Философовой, Шабановой и Покровской как главным устроительницам съезда. Философова сочла оскорбление делом не личным, но политическим, а поведение «народного избранника» недостойным его статуса – она подала в суд и выиграла дело. Судья Ю. М. Антоновский приговорил Пуришкевича к месяцу лишения свободы без права замены штрафом. И хотя бессарабский депутат, выхлопотав высочайшее помилование, наказания не отбывал, решение суда подтвердило вывод равноправок, что «общественное воззрение на женщину изменилось». Кроме того, проявленная социальная активность в этом случае была знаком высокой степени институционализации женского движения.
Организатором съезда выступило «Российское общество защиты женщин» – благотворительная организация аболиционистской направленности, созданная в 1900 году в ходе подготовки к Всемирному конгрессу по вопросу торга женщинами. Эта организация была создана под высочайшим покровительством, ее почетными председательницами стали принцессы Евгения Ольденбургская и Елена Саксен-Ольденбургская. По своим уставным целям Общество должно было «содействовать предохранению девушек и женщин от опасности быть вовлеченными в разврат и возвращению уже падших женщин к честной жизни»1265. Благотворительные женские и феминистские организации рассматривались «Обществом защиты» как союзнические, с которыми оно «входит в сношение»1266 для достижения общих целей.
В подтверждение этого соглашения в распорядительный комитет съезда в качестве вице-председательниц были избраны известные лидеры феминистского движения – А. П. Философова, А. Н. Шабанова, В. П. Тарновская; секретарем съезда стала М. И. Покровская. Многие известные активистки женского и феминистского движения приняли участие в работе съезда: Е. В. Авилова («Вз.-благ. общество»), М. Е. Бландова, Е. И. Гарднер (Лига равноправия), О. Г. Закута (Лига равноправия), А. А. Кальманович («Вз.-благ. общество», Лига равноправия), П. Н. Шишкина-Явейн (Лига равноправия), Е. А. Кладищева (Моск. отд. Лиги равноправия), А. С. Милюкова (СПб. женский клуб), С. И. фон Рутцен (СПб. женский клуб), А. В. Тыркова (СПб. женский клуб), Н. Мирович (Первый Московский женский клуб), А. С. Забелло (Союз польских женщин), С. Н. Воскобойникова, О. В. фон Кубе, С. В. Панина («Общество охранения прав женщин»), М. Л. Вахтина (Клуб Женской прогрессивной партии), Р. Л. Депп, З. С. Самойлова (Женская прогрессивная партия). Впервые в движенческой акции участвовали представители власти: на съезде присутствовали ответственные лица министерств внутренних дел, иностранных дел, юстиции, торговли и промышленности.
Целью съезда было рассмотрение проституции как «явления экономического, социального и этического», определение ее причин и мер по ее ликвидации.
В отношении к проституции в российском обществе существовало две взаимоисключающие позиции и две политики: политика государственной регламентации и аболиционизм. Известный петербургский социолог И. А. Голосенко очень четко определил суть каждого направления: так, аболиционисты были сторонниками социологического объяснения проституции, а регламентисты – генетико-антропологического1267. Феминистское крыло аболиционистов, кроме того, переводило проблему проституции в плоскость прав человека, рассматривая регламентацию как правовую дискриминацию. Покровская прямо называла регламентацию проституции разновидностью гражданской смерти.
Российский аболиционизм собрал в свои ряды немало крупных исследователей – врачей, юристов, философов, писателей. Среди них были, например, Д. Д. Ахшарумов, Б. И. Бентовин, А. И. Елистратов, Е. С. Дрентельн, Д. Жбанков, И. И. Канкарович, П. Н. Обозненко. Они считали, что регламентация проституции и деятельность Врачебно-полицейского комитета усиливает общий социальный гнет, дискриминирует женщин из «невладеющих общественных групп» и не только не препятствует росту проституции, но даже способствует ее развитию. Выход из положения они видели в нравственном возрождении народа, расширении образования и гражданских прав женщины, воспитании подрастающего поколения в духе уважения к женщине, в организации «справедливого рынка труда».
Позиция феминисток актуализировала тему неравенства женщин в отношении к проституции, развивала идею сексуальной эксплуатации женщин. Феминистки использовали феномен проституции как увеличительное стекло, сквозь которое становились хорошо видны проблемы прав женщин вообще. «Проституция – самое яркое отражение современного положения женщин», – утверждала Покровская1268. Они требовали установления «равности прав и ответственности» проституток и их клиентов, в частности в вопросе медицинского освидетельствования последних: оно рассматривалось как уравнивающая проституток и посетителей публичных домов мера, которая, по мысли феминисток, должна препятствовать развитию проституции. Представление о том, что мужчина-потребитель является разносчиком венерических заболеваний не в меньшей степени, чем проститутка, было поддержано на съезде. В качестве дополнительных мер воздействия на потребителей проституции равноправки предлагали называть посетителей публичных домов проститутами и ввести административные меры наказания. Другая идея, выдвигаемая феминистками, состояла в том, что единая «половая мораль» и единые нормы поведения для мужчин и женщин в сексуальной сфере подорвут корни проституции. Реальное же искоренение проституции возможно только в том случае, если к единым «половым нормам» добавится и «полное равенство женщин и мужчин во всем остальном».
Накануне съезда феминистские организации провели в Соляном городке открытые публичные чтения по проблеме проституции. С докладами выступили М. Е. Бландова, М. Л. Вахтина, М. Н. Непорожная, М. И. Покровская, П. Н. Шишкина-Явейн, д-р Фриче, О. Ю. Каминская.
Съезд стал яркой феминистской акцией. По свидетельству Покровской, 2/3 участников съезда составили женщины; эта пропорция позволила Покровской сделать выводы самого саркастического характера о причинах столь низкой популярности съезда у мужчин.
Представительницы женских организаций на съезде сплотились под флагом аболиционизма и феминистской трактовки проблемы проституции и составили организованную оппозицию так называемым регламентистам. В своих выступлениях феминистки требовали закрытия домов терпимости, безоговорочной отмены регламентации проституции, указывали на влияние экономического фактора, способствующего развитию проституции. Они поставили вопрос об ответственности мужчины – потребителя проституции и о грехе мужчины-христианина. Таким образом, ответственность за грех проституции был снят с женских плеч и перенесен на мужские.
Шабанова от имени всех женщин, «серьезно относящихся к борьбе с проституцией, к борьбе с социальным и экономическим злом», так объяснила общую позицию феминисток на съезде:
<…> пока условия труда, заработная плата женщин будут низкими, проституция не исчезнет, предлагая заманчивое избавление от тяжелой жизни <…> <решение проблемы> только достижение равного голоса в выработке законов, права говорить о своих нуждах и возможность отстаивать справедливость своих требований1269.
Эта феминистско-аболиционистская позиция задала на съезде тон и риторику, с которыми трактовалась проблема проституции, повлияла на собравшуюся публику и поспособствовала интериоризации такого взгляда на проституцию широкой российской общественностью. О покаянном отношении русской интеллигенции этого времени к проституткам много написано историками и литературоведами.
Регламентистов на съезде представлял Врачебно-полицейский комитет, который отстаивал противоположную точку зрения и требовал сохранения публичных домов и даже расширения их числа, мотивируя это возможностью держать под контролем инфекционные заболевания. Врачи, которые работали в комитете, видели в проституции только проблему гигиены и считали, что отмена регламентации повлечет за собой распространение венерических заболеваний.
Работа съезда была распределена на три секции.
1‐я секция. Причины проституции.
2‐я секция. Меры борьбы с проституцией.
3‐я секция. Законодательные предположения по борьбе с проституцией.
Причинами проституции 1‐я секция съезда определила бедность женщин, их невежество, юридическое бесправие и двойную мораль общества в их отношении. Корень проблемы проституции, по мнению участников секции, находился в неудовлетворительном положении женщин «ни с точки зрения равноправия с мужчиной, ни с точки зрения справедливости»1270.
В качестве мер борьбы с проституцией выдвигались как общие требования (повышение экономического и культурного уровня трудящихся классов), так и специфические, предлагаемые феминистским сообществом: охрана женского и детского труда, государственное страхование, организация больничных и материнских касс для работниц, учреждение женской фабричной инспекции (распространение ее на все виды промышленного производства, сельское хозяйство и домашнее услужение), общедоступное бесплатное начальное образование, привлечение работниц к участию в профессиональных и культурных общественных организациях и отмена ограничений на их деятельность.
На практике судьбой проституток занимались исключительно общественные организации. Работа эта была трудна, сложна, кропотлива, требовала знаний, опыта и в целом требовала другого, нежели предполагал Врачебно-полицейский комитет, отношения к личности проститутки.
По предложению А. В. Тырковой в резолюции 1‐й секции вошло еще одно феминистское требование: предоставить женщинам возможность участвовать в работе органов самоуправления и центральных законодательных учреждений как непременного условия изменения положения и труда женщин.
2‐я секция признала систему регламентации проституции архаичной, ставящей женщину в униженное и бесправное положение и не достигающей своей цели по защите населения от венерических заболеваний.
В обстоятельных докладах А. С. Милюковой, С. В. Паниной и А. В. Арцимович собравшимся была представлена деятельность женских организаций по работе с проститутками, а также с приезжающими в город деревенскими девушками и работницами (как группами риска). Ситуация вовлечения в проституцию описывалась выступающими в терминах насилия над женщиной, ее дискриминации, а существование домов терпимости и регламентации объявлялось защитой государством корпоративного интереса мужчин, что тем самым подрывало сам авторитет государственной власти. О корпоративности и круговой поруке мужчин в отношении сексуальной эксплуатации женщин особенно ярко говорила Покровская, утверждая, что мужчины во власти не заинтересованы в уничтожении эксплуатации женского тела. Напротив, агенты врачебно-полицейского надзора и полиция «входят в соглашение с содержателями подпольных притонов и оказывают им всяческое содействие в насилии над женской молодежью и ее развращении, извлекая из этого большие материальные выгоды»1271.
Милюкова предложила создать комиссию для организации культурно-просветительской работы по «половому и санитарно-гигиеническому воспитанию» среди различных групп населения, включая учащихся старших классов средних учебных заведений. Предложение вошло в резолюции секции.
Возражение со стороны московской работницы З. М. Ивановой, что работницы не будут участвовать в буржуазных женских организациях, вновь поставило на повестку дня вопрос о женской солидарности и, шире, о женской идентичности, обнаружив в очередной раз теоретическую непроработанность проблемы. Доводы равноправок в защиту возможности единения женщин разных социальных классов представлялись неубедительными по сравнению с доводами классового подхода. Равноправки сами видели сильную классовую поляризацию российского общества и с трудом находили доказательства в подтверждение существования общих женских интересов и общей женской идентичности.
Корень проблемы лежал в разительной разнице образовательных уровней обеих сторон. Феминистские идеи звучали сложно и порой идеалистично на фоне простой и ясной классовой теории. Тактика феминисток, направленная на создание солидарности с работницами и формирование коллективной женской идентичности, всегда выливалась в благотворительную деятельность. Диалога на равных не было. И в этот раз Кальманович в ответе Ивановой снова пыталась развить идею женской солидарности. Суть выступления Кальманович сводилась к тому, что женщины средних классов объективно имеют больше возможностей для изменения социальной жизни. У работниц таких возможностей нет, и потому им следует объединяться с женщинами средних классов для борьбы за свои права. Эта ситуация не вечна, – утверждала Кальманович, – она будет развиваться так же, как в западных странах, где «буржуазные женщины» также организовывали работниц, пока те не окрепли. Не нужно отказываться от протянутой руки и отвергать то, что предлагают за неимением другого, то есть от просветительных организаций для женщин-пролетарок. До определенного этапа, сказала она, мы можем идти вместе, и кто знает, может быть, и потом у нас найдутся общие задачи, тем более что арена нашей деятельности будет шире и понимание друг друга станет лучше. В заключение она прямо предложила Ивановой поискать обходные пути для Штутгартской резолюции, которая запрещала социал-демократкам совместную деятельность с феминистками и сдерживала активность беспартийных работниц.
2‐я секция приняла резолюции о введении института фабричных инспектрис, организации разного рода обществ, поддерживающих молодых девушек, бирж женского труда, убежищ, общежитий, а также резолюцию о проведении осознанной работы по изменению общественного мнения в отношении работающей женщины, что предполагалось делать при помощи издания специального журнала. Все резолюции были утверждены общим собранием.
3‐я секция, разрабатывающая административные и законодательные предложения и обращения к правительству, была самой многолюдной. Здесь много говорилось об «обуздании половой распущенности мужчин» путем воспитания, общественного порицания и государственного контроля, были выдвинуты требования установить контроль за «половым поведением мужчин», за «всеми видами искусства, возбуждающими сексуальные инстинкты», внесено предложение ввести цензуру на кинопродукцию1272.
Эта секция единогласно приняла резолюции о закрытии домов терпимости и всякого рода притонов, о создании системы учреждений и обществ поддержания падших женщин, о законодательной охране женщин от посягательств работодателя и нанимателя, о борьбе с порнографией, об административной ответственности должностных лиц, виновных в бездействии при осуществлении актов купли-продажи женщин. Были также приняты резолюции о введении административных мер к потребителю проституции и об уголовной ответственности лиц, вступающих в сексуальные отношения с девушками, не достигшими 16-летнего возраста. На общем заключительном заседании этот возрастной ценз был поднят до 17 лет. В ходе заседания также была поддержана резолюция, призывающая «Российское общество защиты женщин» ходатайствовать перед правительством о развитии закона «О мерах по пресечению торга женщинами» от 25 декабря 1909 года. В закон предлагали ввести уголовное наказание за посредничество (сводничество) и притоносодержание.
По предложению клуба Женской прогрессивной партии, «Вз.-благ. общества» и Лиги равноправия женщин также рассматривалась резолюция с требованием ходатайствовать перед правительством и законодательными учреждениями о немедленной отмене регламентации проституции и ликвидации врачебно-полицейского надзора по причинам его «санитарно-профилактической неэффективности, деятельности, способствующей закрепощению женщин в проституции и ее росту, деморализации населения, унижению и оскорблению человеческого достоинства женщин». Это воззвание, однако, вызвало противодействие со стороны приверженцев регламентации проституции: те настаивали на реформировании деятельности Врачебно-полицейского комитета, и не более того. Тем не менее дело решилось в пользу феминисток благодаря поддержке резолюции Московским отделением Лиги равноправия, Московским женским клубом, «Обществом охранения прав женщин», Союзом польских женщин в Санкт-Петербурге, «Обществом взаимопомощи женщин-врачей» и «Тифлисским религиозно-философским обществом». Так резолюция об отмене регламентации проституции вошла в решения съезда.
Покровская высоко оценила этот шаг женских организаций, видя в нем акт женской солидарности: «Русские женщины еще не умеют солидарно отстаивать свои требования. Между нами еще существует большая рознь. На этот раз солидарность победила»1273. По ее мнению, здесь женщины выступили в защиту «своих обездоленных сестер» и тем самым вписали «светлую страницу в историю женского движения»1274.
Решения и материалы съезда послужили основой для дальнейших коллективных действий женских организаций по борьбе с проституцией и нарушениями прав женщин. В 1913 году женская общественность подняла вопрос о необходимости нового закона по борьбе с торгом женщинами. Подготовкой закона, в основу которого были положены наработки съезда о введении уголовной ответственности за притоносодержание и сводничество, занимался известный юрист Елистратов. К решению проблем проституции был привлечен и товарищ председателя партии кадетов, член Государственной Думы, земский деятель и врач А. И. Шингарев1275, который затем активно сотрудничал с феминистскими и аболиционистскими организациями по проблеме проституции, представлял инициативы этих организаций в Государственной Думе.
Тем не менее, по заключению И. А. Голосенко, полного отхода от политики регламентации не произошло:
<…> триумф аболиционистов на русской культурной арене оказался не окончательным, традиция регламентации отчасти реформировалась, подверглась ревизии, и в итоге окреп возникший несколько ранее неорегламентаризм <…> последний, учитывая убедительность критики аболиционистов, стремился сочетать усилия государственных структур и инициативы гражданского общества по борьбе с проституцией1276.
В действительности неорегламентаризм оставил в силе все недостатки старой системы, которая была демонтирована уже после Февральской революции. В советское время аболиционизм стал частью официальной идеологии.
Инициатором и организатором этого съезда выступила Российская Лига равноправия женщин. В рабочую группу или в группу «сочувствующих лиц», как и в случае со съездом по торгу женщинами, вошли представители мужской интеллигенции. Так, по свидетельству городского головы графа И. И. Толстого, известно, что в комитет по устройству съезда он вошел как председатель, а также «из мужчин были В. И. Ковалевский, Левитин, академик Шахматов и другие»1277. В работе съезда приняло участие немало деятелей науки и образования: «Небольсин, проф. Покровский (Москва), Кареев, Новорусский, Бартошевич»1278. Сам Толстой был не только городским головой, но и известным археологом, почетным членом двух академий.
Несмотря на сомнения Толстого, что Министерство внутренних дел разрешит съезд, суфражистки (по выражению Толстого) в лице П. Н. Шишкиной-Явейн, З. А. Вахарловской, О. М. Яновской получили разрешение, пусть и после года хлопот.
Цель съезда – выявление ситуации с образованием женщин как показателем их равноправия – была заявлена глобально и обнаруживала феминистскую составляющую. С одной стороны, образование рассматривалось учредительницами съезда как основа равноправия женщин, с другой – как показатель уровня развития общества. Съезд был призван выяснить проблемы в образовании женщин и определить пути их решения.
Организационно съезд повторил опыт Первого Всероссийского женского съезда. Его открытие также прошло в Александровском зале Петербургской городской думы, все мероприятия съезда были устроены в престижных представительских учреждениях столицы: в «Императорском техническом обществе» и в зале Сельскохозяйственного музея в Соляном городке. Во время съезда работала Учебно-воспитательная и промышленная выставка, проводились экскурсии, а делегатки обеспечивались бесплатным проживанием и дешевым питанием. Были выпущены значки и делегатские членские билеты, издавался «Дневник съезда», доклады и стенограммы прений были изданы в виде двухтомника «Труды Первого Всероссийского съезда по образованию женщин».
На съезде присутствовало около 1000 делегатов и делегаток, среди которых были как представительницы женских учебных заведений и женских организаций, так и представители профессорско-преподавательского состава высших и средних учебных заведений, учительская общественность, известные политические деятели. В работе съезда приняли участие практически все известные феминистки: М. Л. Вахтина, Е. И. Гарднер, О. Г. Закута, А. А. Кальманович, А. В. Лучинская, Н. Мирович (З. С. Иванова), А. С. Милюкова, А. В. Тыркова, Е. А. Чебышева-Дмитриева, М. А. Чехова, А. Н. Шабанова, Е. Н. Щепкина, а также деятельницы социал-демократической ориентации, вовлеченные в движение, – П. Ф. Куделли, Е. Д. Кускова, Е. А. Кувшинская.
В повестке дня съезда переплелись проблемы профессиональной деятельности женщин в сфере образования (в образовании женщин, в народном образовании) и проблемы самого движения.
Работа велась в 8 секциях.
1. Высшее образование.
2. Среднее образование.
3. Начальное образование.
4. Совместное образование.
5. Внешкольное образование.
6. Художественное образование.
7. Сельскохозяйственное образование.
8. Профессиональное образование.
В ходе съезда было определено наиболее уязвимое место женского образования – существующая практика раздельного образования. Делегатки съезда констатировали проблему маргинализации женского образования, особенно на уровне высшего образования. Съезд пришел к выводу, что, пока «женский университет» отделен от «мужского» и развитие науки идет только в мужском университете, женщины не могут вести настоящую научную деятельность. Приходилось констатировать, что проблема равноправия женщин в образовании не решена. Съезд рекомендовал развивать научную деятельность в высшей женской школе.
То, что съезд был акцией феминистского движения, подтверждает вплетение проблем движения даже в узкопрофессиональные темы. Наряду с обсуждением образовательных программ, обеспечивающих «выравнивание» курсов женских и мужских учебных заведений, делегатки разбирали такие проблемы, как введение в образование женщин (вне зависимости от специализации) юридического всеобуча с целью повышения правосознания женщин, разбирались вопросы дискриминации женщин в профессиональной деятельности. Так, последние рассматривались на примере 35-летней деятельности женщин-врачей, где дискриминация существовала в форме запрета на занятие женщинами высших должностей в больничных и педагогических медицинских учреждениях; кроме того, обсуждались и запреты на профессуру и на деятельность женщин в области судебной экспертизы.
Съезд оценил отсутствие равного государственного обеспечения женских и мужских средних и низших учебных заведений как препятствие к реальному равноправию полов, обсудил проблемы преемственности программ школ разных ступеней и типов. Подверглась рассмотрению и проблема подготовки квалифицированных преподавательских кадров, прав выпускников школ всех уровней. По работе каждой секции были приняты резолюции.
4 января 1913 года состоялось заключительное заседание съезда. Несмотря на присутствие полиции и заявление пристава, что он не допустит продолжения заседания после 24:00, съезд принял все свои резолюции1279 и завершился овацией устроительницам.
Эстафета проведения съезда по образованию женщин передавалась Московскому отделению Лиги, второй съезд планировался на зиму 1914–1915 годов.
Общественное мнение отреагировало на съезд положительно. «Все газеты заняты женским съездом, причем из больших газет, кажется, одно „Новое время“ относится к нему враждебно и злобно. Для меня это показатель в пользу съезда», – записал в своем дневнике городской голова И. И. Толстой1280. Женская активность, инновационное поведение женщин в социальной сфере стали признанной частью общественной жизни.
За поддержку инициативы Лиги равноправия и работу на съезде граф Толстой был награжден равноправками памятным знаком, о чем он написал:
Около 9 час. ко мне пришли представительницы Лиги равноправия женщин в лице самой Шишкиной-Явейн, Ярошенко и еще члена Совета, которые любезно поднесли мне золотой жетон в память I Съезда по образованию женщин. Жалели о том, что на меня свалилась нелегкая должность городского головы1281.
Английская исследовательница Л. Эдмондсон отметила, что начало 1914 года принесло в российские столицы бурные митинги на феминистские темы. Но это феминистское возрождение, по ее мнению, пришло слишком поздно: Первая мировая война отвлекла феминисток от кампании за избирательные права и сделала актуальными другие направления работы1282. Р. Стайтс писал, что война вызвала новую волну интереса к феминизму и женские общества росли как грибы после дождя1283.
Действительно, оживление деятельности феминисток было налицо. Одна только Лига равноправия в 1915 году насчитывала около 50 отделений по стране, с общей численностью порядка 10 тыс. членов. Министерство внутренних дел разрешило проведение Всероссийского женского съезда в Москве 27–29 декабря 1915 года (который, впрочем, равноправки отложили). В 1916 году были образованы новые женские организации: Женский экономический союз, Женский военно-патриотический союз добровольцев, в разных городах страны появились женские батальоны смерти. В мае 1917 года Лига равноправия создала Всероссийский республиканский союз демократических женских организаций.
В военные годы было предпринято и несколько энергичных попыток основать национальную женскую организацию – Всероссийский женский совет. В апреле 1916 года на московском совещании женских организаций было достигнуто соглашение делегаток Москвы, Петрограда, Киева, Харькова и Симферополя о создании всероссийской женской организации. 15 марта 1917 года после долгих бюрократических проволочек Министерство внутренних дел утвердило устав Всероссийского женского совета, который сразу начал действовать, а в октябре 1917 года присоединился к Международному женскому совету.
Российские равноправки, как и феминистки других стран, поддержали свои правительства в войне, несмотря на то что считали миролюбие женской чертой и реализовывали эту идею в специальных миротворческих женских организациях, например в Женской Лиге мира (председательница А. Н. Шабанова). С одной стороны, равноправок, как и большую часть населения страны, в первые дни войны захлестнула волна патриотизма. С другой – служение Родине и работа для ее нужд были для них символическим вхождением в категорию граждан, рассматривались как гражданская ответственность.
Деятельность женских организаций развернулась в сторону оказания помощи фронту. Настроение многих женщин было созвучно тому, что испытала командир женского батальона М. Бочкарева. «Моя страна позвала меня», – сказала она в интервью американскому журналисту Исааку Левину1284.
«Вз.-благ. общество», Лига равноправия женщин и Женская прогрессивная партия под руководством своих энергичных лидеров активно включились в работу. Подобный отклик война вызвала в женских организациях по всей стране. Киевское отделение «Российского общества защиты женщин» сообщало через «Женский вестник» о расширении своей деятельности в интересах малоимущих женщин, об организации убежищ для беженок и приютов для детей: смета организации на 1916 год составила 49 650 рублей1285. Симферопольский женский клуб сообщал о создании «очага» для детей работающих женщин, о работе в госпиталях, о призрении семей фронтовиков и пошиве белья для армии1286.
В результате войны положение женщин в структуре общества сильно изменилось. Стала иной доля женщин в общественном производстве: женщины занимали мужские места в тяжелой промышленности, на транспорте, в телеграфном ведомстве. Был востребован труд женщин с высшим образованием: инженеров, врачей, агрономов, преподавательниц. В 1915 году женщины получили доступ к высшему университетскому образованию, который, впрочем, оказался временным. В деревне выросла роль крестьянки, так как вся ответственность за хозяйство легла на ее плечи.
В дискуссии о самозащите женщин, развернутой на страницах «Женского вестника», зазвучала мысль о важности сохранения этих позиций после войны. А. Антипова так изложила общие настроения той поры в «Женском вестнике»:
Старый мир, мир исключительно мужского господства во всех областях жизни постепенно остается позади, и человечество стоит уже на пороге нового мира, мира совместной деятельности мужчины и женщины на благо общего будущего1287.
Несмотря на войну, проблема избирательных прав все так же стояла в повестке дня женских организаций. Так, по мнению столичных феминисток, озвученному М. Л. Вахтиной и А. А. Кальманович, именно получение равных избирательных прав было истинным путем самозащиты женщин и сохранения их позиций. На заседании «Вз.-благ. общества» 7 ноября 1914 года Шабанова подошла к этой же мысли так:
Я решилась просить вас как единомышленниц собраться сегодня и поговорить о возможности слить наш женский вопрос, наши справедливые притязания с современной действительностью <…> Да, верно, русская женщина <…> проявляет себя как истинная гражданка, ее всюду приглашают, с ней всюду считаются потому, что теперь она нужна, – но ее держат все-таки в узде, под началом мужчин и, где можно принизить, не стесняются1288.
В 1915–1916 годах требования политических прав женщин были актуализированы равноправками в отношении выборов в городские и земские самоуправления. Равноправки отслеживали законотворческую работу Государственной Думы, в частности обсуждение возобновленного в Думе законопроекта о волостном земстве. Теперь они требовали не только избирательных прав для женщин, что уже присутствовало в первом законопроекте, проваленном Государственным Советом, но и права занимать в волостных земствах выборные должности. На очереди была реформа Положения о городском самоуправлении, и женские организации были начеку.
В 1915 году «Вз.-благ. общество» разослало в столичные и губернские городские думы заявление с требованием предоставить женщинам право голоса в грядущих в феврале 1916 года выборах в городские думы. Заявление сопровождалось внушительным отчетом о работе женских организаций в военное время. Другим важным доводом было то, что женщины платят подати наравне с мужчинами и соответствуют другим требованиям ценза1289.
В начале 1916 года Клуб Женской прогрессивной партии послал ходатайство в Государственную Думу и Министерство внутренних дел, в котором утверждалась необходимость предоставления женщинам избирательных прав в волостные земства и городские думы. Известно, что Симферопольский женский клуб также выступил с заявлением, требуя участия в местных выборах. Надо полагать, и другие провинциальные женские организации поддерживали это требование.
Вопрос об изменении городового положения, обсуждавшийся весной 1916 года в Совете министров, встретил полное понимание в вопросе предоставления прав женщинам. Тем не менее выборы в городские думы в феврале 1916 года прошли без женщин.
В дни выборов в Петрограде активистки женских организаций обходили в районах женщин, наделенных правом передачи голоса по имущественному цензу, и агитировали их участвовать в выборах. Этой цели был посвящен ряд митингов и собраний: например, митинги 12 января 1916 года под председательством А. Н. Шабановой и 12 февраля 1916 года на Калашниковской бирже, на котором выступили А. В. Тыркова и С. В. Панина.
Петроградский женский клуб, Клуб Женской прогрессивной партии, «Вз.-благ. общество», Лига равноправия и «Петроградское общество женщин-юристок» обратились с общим воззванием к женщинам, имеющим избирательный ценз:
В силу устаревшего избирательного закона вы не можете голосовать лично, хотя вы и платите одинаковые с мужчинами налоги и подати. Но вам дано право передать свой голос ближайшим родственникам. Воспользуйтесь же этим правом в уверенности, что в недалеком будущем женщины будут участвовать на равных правах в городском самоуправлении. Выдавайте доверенности <…> и уполномочивайте их голосовать за кандидатов прогрессивных избирателей1290.
Женские избирательные права опять стали постоянной темой как акций женских организаций, так и политического дискурса вообще. 18 ноября 1916 года состоялось открытое для публики собрание Лиги равноправия женщин под названием «Чего ждет русская женщина?», в котором, помимо ораторов-феминисток (М. Н. Маргулиес-Аитова, П. Н. Шишкина-Явейн), выступили известные политические деятели: депутаты А. М. Александров, Ф. И. Родичев, А. И. Шингарев.
Женское избирательное право уже перестало восприниматься общественностью как радикальное новшество. Еще совсем недавно историк С. М. Соловьев назвал его разрушительной инновацией, которая подорвет «основу цивилизации»1291, а профессор права А. Эсмен считал, что требование женских прав «противно инстинктивному чувству всего цивилизованного мира»1292. К середине 1910‐х годов ситуация существенно изменилась и требования равноправок предоставить женщинам избирательные права в местное самоуправление и тем самым «влить свежую кровь в жилы политического организма»1293 разделялись городской думской общественностью и были услышаны законодателями. 21 февраля 1917 года комиссия Государственной Думы приняла решение об изменении «Положения о выборах гласных городских дум» и включении женщин в число избирателей1294.
Общественно-политический и экономический кризис, разразившийся в России во второй половине 1916 года, получил логическое завершение в начале 1917 года. Население страны, доведенное до отчаяния войной, не хотело больше мириться с развалом экономики, ростом цен, гибелью близких, неспособностью правительства навести порядок в стране. Повсеместно ширилось забастовочное движение, вспыхивали волнения крестьян и солдат. Власти лихорадочно искали выход из создавшегося положения. 23 февраля (8 марта) 1917 года в столице начались волнения, которые переросли в революцию. По общему признанию историков, волнения были вызваны продовольственными трудностями, равнодушием и произволом властей. По мнению С. В. Кулешова и О. В. Волобуева, в этой ситуации «большую активность проявили женщины-работницы, с особой остротой переживающие невзгоды и жертвы войны»1295. В этот день по Невскому проспекту к Петроградской городской думе прошла демонстрация с требованием хлеба и равноправия женщин, инициированная работницами Выборгской стороны. К колонне по мере ее продвижения присоединялись «уставшие от очередей женщины»1296. Стоит заметить, что текстильщицы Выборгской стороны отметили День женской солидарности митингом и демонстрацией, нарушив тем самым рекомендацию Петроградского ЦК партии большевиков «воздержаться от самостоятельных действий»1297. Уровень самосознания работниц к 1917 году существенно вырос: женщины-работницы уже видели свои специфические проблемы как одной социальной группы. Для достижения своих целей они предпринимали самостоятельные действия и вышли из «тени великой борьбы пролетариата», где, по мнению Александры Коллонтай, должно было находиться женское рабочее движение.
26 февраля 1917 года император распустил Государственную Думу. Депутаты образовали Временный исполнительный комитет Государственной Думы во главе с М. В. Родзянко. 27 февраля радикальная оппозиция сформировала свой орган – Совет рабочих и солдатских депутатов. 2 марта было создано Временное правительство. Император Николай II отрекся от престола. Перед Временным правительством встала задача чрезвычайной важности – переустройство России на демократических началах.
Первый день революции – женский день, день женского рабочего Интернационала. Слава женщине! Слава Интернационалу! <…> День женского Интернационала привел к революции, и революция останется верна этому дню…
На события февраля откликнулись все женские издания. Со страниц «Женского дела» зазвучал призыв: «Гражданки, требуйте участия женщин в Учредительном собрании. Требуйте предоставления женщинам гражданских и политических прав. Требуйте равной оплаты женского труда с мужским. Требуйте охраны материнства и детства»1298.
Мария Покровская, приветствуя Февральскую революцию, поздравила всех с обретением свободы и выразила свою обеспокоенность:
Неужели теперь, в этот торжественный <…> час, когда Россия стоит на пороге нового государственного строительства <…> русским женщинам придется тратить свои силы на борьбу за свои права, те силы, которые столь нужны теперь для созидательной работы? <…> Мы отказываемся верить, что в столь великую минуту старина опять возьмет верх <…> Русская женщина должна принять участие в Учредительном собрании, должна иметь равное с мужчиной право голоса в народном представительстве. В этом залог лучшего будущего России1299.
3 марта учительницы и курсистки Петрограда обратились к Совету рабочих и солдатских депутатов с требованием признать политическое равноправие женщин, редакция «Женского вестника» послала заявление министру юстиции А. Ф. Керенскому. Московские курсистки также обратились к Керенскому, и он ответил им «полным согласием» с их требованиями на заседании комитета общественных организаций. 4 марта женские организации столицы послали Временному правительству заявление с требованием политического равноправия женщин.
Уже в первые дни после Февральской революции делегатки от Лиги равноправия женщин – самой крупной и разветвленной женской организации к 1917 году, – неоднократно встречались с лидерами Совета рабочих и солдатских депутатов по вопросу избирательных прав женщин. При этом феминистки по какой-то причине игнорировали другую ветвь власти – Временное правительство. Возможно, это был результат усвоения марксистской идеи об особой революционности пролетариата. Но, как оказалось, Совет рабочих и солдатских депутатов был не готов на практике выполнить программные установки своей партии.
Отказ в немедленном (по требованию Лиги) предоставлении женщинам политических прав мотивировался пресловутым консерватизмом русской крестьянки, перекладывался на обсуждение в Учредительном собрании.
В декларации Временного правительства от 3 марта 1917 года его задачи и главная цель звучали так:
<…> 3. Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. 4. Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны <…> 6. Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования1300.
Об отмене ограничений в пользовании гражданскими правами для женщин не было сказано ни слова.
«Когда речь заходит о правах, то под словом „всеобщее“ мужчины подразумевают только самих себя», – прокомментировала ситуацию Мария Покровская1301.
Таким образом, первый акт Временного правительства, закладывающий основу избирательной системы России и содержание избирательных прав ее граждан, игнорировал женщин.
Подтверждались худшие прогнозы лидеров движения, предсказывавших, исходя из анализа опыта Западной Европы, что автоматического распространения политических прав на женщин не последует даже в момент кризиса государственности и формирования новых властных структур. Декларация Временного правительства послужила мобилизующим фактором для женских организаций, окончательно привела к пониманию того, что «именно теперь, при создавшемся положении, Лига должна добиваться прав для русской женщины с еще большим напряжением энергии»1302.
Организацией, которая в момент кризиса государственности сумела возглавить коллективные действия всего движения по достижению политических прав женщин, и стала Лига равноправия женщин. Ее мобилизационная политика и пропагандистская деятельность создали такие организационные возможности, которые сделали эту миссию успешной.
4 марта 1917 года, на следующий день после публикации Декларации, Лига инициировала совместную, от нескольких женских организаций, резолюцию Временному правительству с требованием объявить «всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право без различия пола, вероисповедания и национальности».
В резолюции говорилось:
В торжественные дни великого народного освобождения, горячо переживая общую радость, Российская лига равноправия женщин, к глубокому своему изумлению, не нашла в программе деятельности Временного правительства упоминания об устранении несправедливостей старого строя, угнетавших целую половину населения России – русских женщин. Опасаясь, что всякие недомолвки могут повести к нежелательным толкованиям, Российская лига равноправия женщин требует:
1) Чтобы к словам: предложена немедленная подготовка Учредительного собрания на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования (пункт 4 программы) было добавлено: и без различия пола, а к словам: отмена всех ограничений – сословных, вероисповедных и национальных (пункт 3) – и всех ограничений касательно женщин, ибо без этого не может быть полного обновления России1303.
В ситуации изменившейся структуры политических возможностей произошел возврат к прежней демократической формулировке – к требованию бесцензового избирательного права для женщин, отступление от которого ранее было вопросом тактики.
Резолюция была вручена лично министру-председателю князю Г. Е. Львову, а также всем министрам правительства, председателю IV Государственной Думы М. В. Родзянко. Текст выслали и исполкому Совета рабочих и солдатских депутатов.
На встрече делегации равноправок с князем Г. Е. Львовым, последовавшей за подачей резолюции, министр-председатель категорически отказался что-либо менять в программе, упирая на то, что Декларация уже стала достоянием гласности. Только после долгих и трудных переговоров он согласился поставить ее на повторное обсуждение правительства.
Другая ветвь российской власти – Совет рабочих депутатов – и вовсе негативно отнеслась к поставленной проблеме. В связи с этим 9 марта Клуб Женской прогрессивной партии и «Общество женщин-юристок» направили Совету протест.
Не теряя времени и темпа, Лига равноправия развила активную деятельность по мобилизации «женских масс». Тиражом 35 тысяч экземпляров было напечатано воззвание к женщинам с предложением объединиться «по районам и профессиям» «во имя борьбы за политическое освобождение женщины». Воззвание распространялось максимально широко. Мобилизация проводилась тотальная: в высших женских учебных заведениях, женских организациях, мастерских, на фабриках и заводах, среди прислуги и просто на улице. Особенно успешной формой работы в Петербурге были митинги, как собственные, так и проводимые Лигой в районных обывательских собраниях. В газетах печаталось расписание женских митингов:
Женщины, настало время заявить о своих правах, идите на митинги:
Среда, 8 марта в 7 час. веч., Невский пр., 110, столовая Рос. лиги равн. жен.
Четверг, 9 марта, Вас. остр., 10 лин., в 6 час. веч., Бестужевские курсы.
Пятница, 10 марта, в 6 час. вечера, Забалканский пр., 5, столовая Рос. лиги равнопр. жен.
Воскресенье, 12 марта, от 10½—12½ час. утра, зал Городской думы1304.
По воспоминаниям члена Лиги Ольги Закуты,
успех митингов был очень велик, в некоторых местах приходилось в один и тот же вечер 3 раза освобождать зал от публики, чтобы дать возможность ожидавшим на улице послушать ораторов1305.
В итоге вокруг Лиги объединилось около 90 женских организаций и групп, часть из которых были пролетарскими:
<…> толпы женщин осаждали помещение Лиги от утра до поздней ночи. Беспрерывно происходили совещания разных групп женщин <…> Из провинции стали поступать телеграммы с выражением солидарности <…> В провинции отправлялся соответствующий материал с указанием плана деятельности, имеющаяся литература и т. д.1306
Таким образом, провинция поддержала инициативу Лиги через ее отделения.
В воскресенье, 19 марта 1917 года, в здании Петроградской городской думы состоялся городской женский митинг, а затем грандиозная манифестация женщин, насчитывавшая, по подсчетам прессы, около 40 тысяч человек, проследовала к Государственной Думе для получения ответа на поданную 4 марта резолюцию. Извещение о готовящейся женской акции было вручено всем министрам Временного правительства, председателю Государственной Думы, послано в исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов.
Колонна шла под звуки «Марсельезы». С красными флагами соседствовали феминистские лозунги: «Место женщины – в Учредительном собрании!», «Избирательные права – женщинам!», «Работницы требуют избирательных прав!», «Женщины-работницы требуют голоса в Учредительном собрании!», «Без участия женщин избирательное право не всеобщее!», «Свободная женщина в свободной России!», «Женщины, объединяйтесь!»1307
В своем дневнике З. Гиппиус написала:
Весенний день, не оттепель – а радужное таяние снегов. Часа два сидели на открытом окне и смотрели на тысячные процессии. Сначала шли «женщины». Несметное количество; шествие невиданное (никогда в истории, думаю). Трое очень красиво ехали на конях. Вера Фигнер – в открытом автомобиле. Женская цепь вокруг1308.
Участница событий Закута так описывает шествие:
Впереди – женщины-амазонки на лошадях для поддержания порядка и большое знамя «Российская лига равноправия женщин» и 2 оркестра музыки. Посредине шествия окруженный слушательницами Бестужевских курсов автомобиль, в котором была одна из крупнейших борцов за свободу России – Вера Николаевна Фигнер в сопровождении председательницы совета Российской лиги равноправия женщин П. Н. Шишкиной-Явейн. По пути шествия от Городск. думы к Государств. Думе огромные толпы народа приветствовали манифестанток и В. Н. Фигнер, забрасывая ее цветами и выражая сочувствие женскому движению возгласами: «Да здравствует равноправие женщин». Наблюдение за порядком шествия, охрану спокойствия в городе в это время взяли на себя некоторые женские организации, создав отряды милиционерок1309.
Состав участниц был представлен всеми городскими классами и группами женского населения Петрограда: это были «фабричные работницы, женщины-врачи, больничные сиделки и писательницы, горничные и курсистки, телеграфистки и сестры милосердия»1310.
Стратегия рекрутирования среди женщин различных социальных классов, сословий и групп, «положений и состояний», которую российские равноправки проводили на протяжении всей своей деятельности, дала результат 19 марта, когда на улицы Петрограда вышло более 40 тысяч женщин с требованием политических прав. Работницы поддержали эту феминистскую акцию.
Равноправки всегда уделяли особое внимание привлечению в движение работниц. Эта стратегия рекрутирования была определена собственно идеологией феминизма, и ее начали проводить еще на первом этапе движения в форме благотворительности. В той или иной степени, в силу своих организационных, технических и материальных возможностей, все без исключения женские организации создавали общее поле взаимодействия с «женщинами неимущих групп». Женская прогрессивная партия концентрировала свои усилия на защите прав проституток, Союз равноправия и Лига равноправия женщин взаимодействовали с работницами, которые откликались на идею женского равноправия. Так, на Третьем делегатском съезде СРЖ еще в 1906 году констатировали, что группы Союза возникают среди работниц «легко и быстро»1311. Правда, последствия этого вовлечения были не совсем теми, какие виделись равноправкам. Как только группы работниц «сорганизовывались и объединялись на идее равноправия», как только пробуждалось их политическое сознание – они уходили в партийную работу. В этом сказывалась деятельность социал-демократов, которые вслед за феминистками обратили свое внимание на пролетарок и привлекали их к работе. Но тот же Третий делегатский съезд пришел к выводу, что «и в том, и в другом случае деятельность Союза имела большое значение в смысле пробуждения к политической жизни инертных масс»1312.
В описываемый период Лига равноправия продолжала работу, исходя из идеи, что «движение феминистское и движение женщин-работниц если не совпадают, то, во всяком случае, у нас не противоположны», что «если не совместная, то параллельная борьба <…> возможна и необходима»1313. Предполагалось, что вопросы, которые ставит феминистское движение, находятся в полном соответствии с интересами работниц, так как уже «непоколебимо признано, что женщина-работница имеет свои особые, чисто женские интересы»1314. Деятельность либералок в рабочей среде, их тактика на повышение самосознания женщин-работниц, выражавшаяся в распространении грамоты и начальных знаний, в вовлечении в политические мероприятия на близкие работницам темы1315, привели к выработке у них чувства ответственности за свою судьбу, к усвоению практики самостоятельного принятия решений. События 23 февраля 1917 года, когда работницы Петрограда вразрез с решением ЦК партии большевиков начали забастовку, празднуя свой женский день, может служить примером роста женского самосознания и политической воли в женской рабочей среде. Выработанная и усвоенная работницами солидарность послужила ресурсом как для рабочего движения, так и для феминистского. Именно работницы Петрограда придали массовость крупнейшей феминистской акции – манифестации с требованием политических прав для женщин 19 марта 1917 года.
Таким образом, Лига равноправия женщин, которая была инициатором и координатором манифестации, сумела провести массовую мобилизацию и объединить разрозненные группы, направила энергию протеста в конкретной политической ситуации в нужном русле, используя популярные идеи и символы. Одним из таких символов революции для женщин-пролетарок была уже упомянутая Вера Фигнер, которая приняла приглашение председательницы Лиги Шишкиной-Явейн возглавить шествие. Путь самой Фигнер в социалистическом движении начинался с деятельности в женских организациях, поэтому ее участие в женской манифестации не было случайным. Кроме того, по свидетельству внучки Шишкиной-Явейн, Н. И. Рощиной-Явейн, Фигнер и ее бабушка были давнишними приятельницами1316.
От имени манифестанток в здание Государственной Думы и вошли Фигнер и Шишкина-Явейн. Они обратились к председателю Совета рабочих и солдатских депутатов Н. С. Чхеидзе и товарищу председателя М. И. Скобелеву с вопросом, как те относятся к избирательным правам женщин, объяснив, что этим вопросом интересуются несколько тысяч женщин, которые ждут на улице. Чхеидзе и Скобелев заявили, что они должны посоветоваться с Исполнительным комитетом. После продолжительного отсутствия к манифестанткам вышел Скобелев и от имени Совета заверил присутствующих в поддержке их устремлений.
Однако речь Скобелева не удовлетворила присутствующих. Они потребовали выхода к ним полномочных представителей власти – председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Чхеидзе и председателя Государственной Думы М. В. Родзянко. Чхеидзе выйти отказался. Тогда отношения власти и манифестанток перешли в стадию конфронтации: демонстрантки заявили, что не уйдут до тех пор, пока не получат четкого ответа на вопрос, который так остро интересует миллионы русских женщин. Чхеидзе вышел. Шишкина-Явейн обратилась к нему с речью, в которой она, в частности, заявила:
Мы убеждены в своем неотъемлемом праве быть равными в новой свободной России, на создание которой мы отдали все, что могли. А между тем в принципах, положенных в основу будущего правления, провозглашена отмена всех ограничений сословных, вероисповедных и национальных, но забыта отмена всех ограничений, касающихся женщин. Предложен созыв Учредительного собрания на началах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, но забыли упомянуть одинаковое право для мужчин и женщин… И вот, помня заветы наших заграничных сестер, мы пришли сказать вам, что русская женщина требует себе человеческих прав, ей, неотъемлемо как человеку принадлежащих, что Учредительное собрание, на котором будет представлена только одна половина населения, никоим образом не может считаться выразителем воли всего народа, а только половины его1317.
В ответной речи Чхеидзе заявил, что пролетариат не может допустить, чтобы женщины свободной России оставались бесправными рабами, и будет бороться за женское равноправие. Речь его была встречена выкриками: «С кем? С кем еще надо бороться?» Затем появился Родзянко, и все началось сначала: речь Шишкиной-Явейн – ответ Родзянко. На этот раз председательница Лиги ультимативно сформулировала требования присутствующих: «Нам не надо благожелательных обещаний, довольно их! Нам нужен официальный и ясный ответ <…> Мы не уйдем отсюда, пока не получим ответа»1318. Родзянко выразил свою поддержку и посоветовал обратиться к главе исполнительной власти министру-председателю князю Г. Е. Львову. Очередная депутация отправилась ко Львову и получила ответ, что Временное правительство под всеобщим правом понимает и избирательные права женщин в том числе. Часть манифестанток в это время дебатировала внутри Таврического дворца с его посетителями и охраной. Взаимопонимания с матросами и солдатами не случилось.
На следующий день общее собрание Лиги равноправия женщин приняло резолюцию считать отныне русскую женщину полноправной и свободной гражданкой.
«Свободу еще придется создавать…»1319 – пророчески отреагировала Покровская в своем журнале. Создание свободы проходило через новые коллективные действия.
21 марта 1917 года делегация равноправок1320 вновь встретилась с министром-председателем. Князю Львову было передано заявление, в котором выражалась уверенность, что правительство признает права женщин на участие в выборах всех уровней, в том числе в Учредительное собрание. Министр-председатель от имени правительства поблагодарил делегаток и подтвердил их требования.
26 марта 1917 года газеты вышли с сообщением, что Учредительное собрание будет созвано на началах всеобщего, без различия пола, прямого, равного и тайного голосования.
Весна 1917 года стала временем практической работы по проведению в жизнь идей о демократическом переустройстве общества. Одним из главных требований этого времени была ликвидация старой цензовой системы выборов в земские учреждения и городские думы и допуск к ним той части населения, которая была до этого от выборов отстранена. Так, в органах местного самоуправления начались процессы демократизации: стали создаваться фракции по партийной, сословной, профессиональной принадлежности. Женщины искали свое место в этих процессах.
Московское отделение Лиги равноправия провело 5 апреля 1917 года экстренное собрание, на котором обсуждались проект реорганизации Лиги и доклад для комитета общественных организаций и для Совета рабочих депутатов. Тогда же были выбраны делегатки на делегатский съезд Лиги равноправия.
Московские курсистки 8 апреля 1917 года через «Русские ведомости» потребовали равных политических прав. 12 апреля петербургские медички последовали их примеру.
15 апреля 1917 года правительство приняло постановление «О производстве выборов гласных городских дум, об участковых городских управлениях»1321, в котором объявлялось об избирательных правах в городские думы всех граждан обоего пола, достигших 20 лет, без различия национальности и вероисповедания. Гласные должны были быть избраны по пропорциональной системе до 1 января 1919 года. Первые в России женщины-гласные появились в апреле 1917 года в Вологодской думе, это были две представительницы женского комитета1322.
27 апреля 1917 года Временное правительство сообщило в «Русских ведомостях», что выработаны и в ближайшем времени будут приняты и опубликованы «Постановление о волостном земстве» и «Положение о выборах в Учредительное собрание» на основе всеобщего, без различия пола, прямого, равного, тайного голосования1323. 21 мая 1917 года правительство приняло и «Положение о волостном земстве», которое вводило волостное земство во всех земских губерниях. На них перешли обязанности, исполняемые волостными правлениями.
Так весной 1917 года реализовывались возможности демократического развития России, полученные страной после падения монархии. Перед всем населением России – в том числе перед женщинами – открылись возможности участия в политической жизни.
Признание за женщинами избирательного права потребовало от феминисток новой тактики. Для ее разработки в Москве собрался делегатский съезд, созванный Лигой равноправия женщин, на который было делегировано 70 представительниц женских организаций. Среди организаторов были Е. Н. Щепкина, П. Н. Шишкина-Явейн, М. А. Чехова, М. К. Бурдакова, З. А. Домашнева.
На съезде были подняты многие проблемы женского движения. С. А. Тюрберт говорила о предвыборной кампании, С. Л. Шабад (отделение Лиги равноправия в Вильно) – о целях Всероссийского республиканско-демократического женского союза, Е. В. Горовиц и Е. В. Выставкина – о поднятии самосознания широких женских масс. Меньшевичка А. Аксельрод выдвинула предложение о создании платформы, на которой была бы возможна совместная работа союза женских организаций и партии меньшевиков. Е. В. Выставкина ратовала за создание профессиональных женских союзов. М. Чехова призывала женские организации объединиться в Республиканский союз демократических женских организаций и выработать новую совместную тактику, определиться со стратегическими задачами. Е. Д. Кускова выразила беспокойство по поводу отсутствия декрета о предоставлении женщинам избирательных прав в Учредительное собрание.
Основные проблемы, стоявшие перед движением, были сформулированы на съезде следующим образом:
Как получить юридические гарантии под декларированные избирательные права женщин?
Как организовать систему продвижения женщин во властные структуры?
Какие предпринять акции (коллективные действия) для решения названных проблем?
По первому вопросу докладывала Чехова. Она предложила съезду принять резолюцию, по которой каждая женщина была обязана принять «горячее участие» в выборах в местное самоуправление и Учредительное собрание1324. Чехова предлагала женщинам два пути политической самореализации: в партийных структурах и в женских организациях.
Партийный путь в резолюции предлагал женщинам выяснить «свою политическую физиономию», вступить в соответствующую партию и создать в ней женскую группу. Внутрипартийные женские группы, таким образом, должны были появиться «во всех партиях и во всех городах» и объединиться «из политических соображений» в блоки с непартийными женскими организациями. По мысли Чеховой, так будет осуществляться взаимодействие партийных и беспартийных женщин, будет создана внепартийная коммуникативная сеть женщин, при помощи которой можно будет строить единую политику по продвижению женщин во вновь создаваемые властные структуры.
Всем женщинам, которые были членами партий, в резолюции предлагалось добиваться партийных решений по обязательному включению женщин в выборные партийные списки. Через женскую сеть Чехова предлагала согласовывать кандидатуры женщин – кандидатов в депутаты, стоящих в партийных списках, для обеспечения им поддержки со стороны широкой женской общественности. Резолюция Чеховой была «принята к сведению».
Съезд принял обращение к Временному правительству:
Ввиду отсутствия особого декрета о предоставлении женщинам избирательного права в Учредительное собрание, что вызывает у многих в связи с этим нежелательные сомнения и тревоги, как это явствует из сообщений с мест, Всероссийский делегатский женский съезд постановляет обратиться к Временному правительству с заявлением о необходимости опубликования такового1325.
Кроме того, на съезде были приняты резолюции о единении женских сил и о выработке к началу мая политической платформы. Был также утвержден созыв Второго делегатского съезда в мае 1917 года1326, а также одобрена резолюция о вхождении представительниц женского движения в «комиссию по выработке наказа представителей общественных организаций»1327.
В отношении комиссии еще ничего не было точно известно, но вхождение в нее, как предполагали делегатки съезда, позволило бы участвовать в разработке избирательного закона в Учредительное собрание. Это требование было для них принципиальным: «в комиссию представителей общественных организаций <…> должны быть приглашены женщины»1328.
Как оказалось, меры предосторожности были не напрасными. 25 мая 1917 года с целью обсуждения нового избирательного закона было открыто «Особое совещание для изготовления проекта положения о выборах в Учредительное собрание». Помимо юристов, в него вошли «политические и общественные деятели главных политических течений страны»1329, среди которых, после обращения делегатского женского съезда, появились две представительницы от женского движения.
Результатом деятельности Особого совещания явилось «Официальное положение о выборах в Учредительное собрание», утвержденное Временным правительством 20 июля 1917 года и вступившее в силу 11 сентября 1917 года. В первом разделе первой главы «Общие положения» устанавливалось:
Учредительное собрание образуется из членов, избранных населением на основе всеобщего, без различия пола, и равного избирательного права, посредством прямых выборов и тайного голосования, с применением начала пропорционального представительства1330.
Во второй главе «Об избирательных правах», в п. 3 было также зафиксировано, что «правом участия в выборах в Учредительное собрание пользуются российские граждане обоего пола, коим ко дню выборов исполнится 20 лет»1331.
Инновационность российского избирательного закона заключалась в сведении к минимуму ограничений, принятых в других «конституционных» государствах. Так, избирательные права женщин к 1917 году были введены только в Австралии, Дании, Новой Зеландии, Норвегии и Финляндии, а также в некоторых американских штатах. На страницах либеральной прессы введение женского избирательного права в России оценивалось как новшество, которое «можно только приветствовать» и которое является «достоянием очень немногих государств – пионеров в области культурных достижений»1332.
Летом 1917 года общественно-политическая борьба обострилась: в июне – августе в России впервые прошли выборы в городские думы на основе всеобщего голосования1333.
Предвыборную ситуацию использовали как политические партии, так и общественные организации, стремившиеся повлиять на положение дел на местах и в государстве в целом. Партии развернули агитационно-пропагандистскую работу и издавали множество плакатов, листовок, воззваний. Выборы в Петрограде и Москве проводились в мае – июне 1917 года. Ажиотаж был высок, поскольку все понимали, что ход столичных выборов окажет существенное влияние на прохождение выборов в регионах; власти обеих столиц делали все для того, чтобы выборы прошли организованно и образцово.
27–29 мая 1917 года состоялись выборы в районные думы Петрограда, в которых впервые приняли участие женщины. Приведенные ниже данные неполные, но дают представление о постановке в партиях вопроса о женском участии в выборах. Эти данные были собраны М. И. Покровской по десяти районам города. В кадетском списке было 80 женщин, что составило 12% общего числа кандидатов от партии; блок социалистов (кроме большевиков) поддержал 81 женщину (7%); большевики и интернационалисты выдвинули 55 женщин (10%); радикальные демократические партии – 12 (5,5%). Лига равноправия была единственной женской организацией, которая сформировала собственный избирательный список: в него входили 50 кандидатов, 35 из которых были женщинами (70%)1334.
Покровская, проанализировав партийные списки, пришла к выводу, что партии не слишком озаботились проведением женщин в гласные. Больше всего женщин в первой половине списка было у кадетов, за ними шли большевики. Но важно отметить, что были женщины, которые стояли на первом месте в партийных списках: это была С. В. Панина у кадетов, А. М. Коллонтай и З. И. Лилина-Радомысльская – у большевиков, А. К. Чернова – у эсеров.
По мнению Покровской, женщин-гласных было избрано очень мало и рассчитывать на их влияние на городскую политику не приходилось. Например, в районную думу Литейной части Петрограда было избрано 63 гласных, из них 5 женщин: А. С. Милюкова, А. Н. Шабанова и О. К. Нечаева прошли по кадетскому списку, Э. М. Зиновьева-Дейч – от социалистического блока и Д. З. Шишкова – от большевиков. Единственный выход из такой ситуации Покровская видела в том, чтобы по примеру Лиги равноправия формировать собственные списки и проводить своих кандидатов самостоятельно.
20 августа 1917 года состоялись выборы в Петроградскую городскую думу, однако к этому времени уже наступило разочарование в деятельности районных дум. Это привело к тому, что только 30% горожан приняли участие в выборах. Женщины баллотировались практически от всех партий, объединений и блоков. Из общего числа кандидатов в гласные (1122 человек) 91 были женщинами, что составило 8,1%. 16 женщин баллотировались от кадетов, 17 – от большевиков, 12 – от меньшевиков, 12 – от эсеров, еще 10 – от трудовиков и Народной социалистической партии и других объединений. Стояли они преимущественно во второй части списков.
В результате выборов гласными Петроградской городской думы стало 10 женщин (из 200 человек), что составило 5%. Из них 4 были кадетками (из 42 депутатов от Партии народной свободы), 4 – большевичками (из 67 депутатов – членов Партии большевиков) и 2 – эсерками1335.
О ситуации в провинции можно судить по Тверской губернии – единственной, по которой, благодаря исследованиям В. Н. Кулик1336, имеются опубликованные данные. Женщины в партийных выборных списках Тверской губернии также составляли 5% и также стояли во второй части списка. По неполным данным, во время летних выборов 1917 года в Тверской губернии 19 женщин стали гласными и 22 – кандидатами городских дум1337.
Выборы в Москве и Петрограде высветили важную тенденцию в настроениях российского общества – недовольство политикой Временного правительства и органами местного самоуправления, которое привело к «полевению» обновленного состава многих городских дум. Новые городские думы начали работать в чрезвычайно тяжелых условиях развала хозяйства и финансового кризиса. Многие думцы требовали немедленного прекращения войны, срочного решения острых социально-экономических вопросов, подготовки к выборам в Учредительное собрание, но их попытки по наведению порядка наталкивались на отсутствие финансовых возможностей и реальной власти. Так, Петроградская городская дума только в конце сентября 1917 года смогла рассмотреть бюджет на 1917 год. Расходы ее составляли 185 млн рублей, а доходы – чуть более 94 млн рублей1338.
Определяющим фактором общественно-политической жизни России осенью 1917 года стал усугубляющийся общенациональный кризис. Россия стояла на грани финансовой катастрофы, угроза нависла над существованием самого государства. В обществе нарастала оппозиционность, укреплялись Советы рабочих депутатов, которые все больше претендовали на власть. Крестьяне устали ждать выборов в Учредительное собрание, которое должно было решить земельный вопрос.
Дата выборов в Учредительное собрание была перенесена: они были назначены на 12 ноября, а созыв самого собрания назначен на 27 ноября 1917 года. Отсрочка работы Учредительного собрания отодвигала решение жизненно важных для страны вопросов и вела к дальнейшей конфронтации в обществе, что способствовало развитию общеполитического кризиса и в конце концов привело к вооруженному восстанию в октябре 1917 года.
Решение Первого Всероссийского женского съезда о «желательности создания национальной женской организации» было возложено на устроительниц съезда – «Вз.-благ. общество». Попытки создать Совет неоднократно предпринимались А. П. Философовой и А. Н. Шабановой, но обстоятельства не благоприятствовали этому. Правительство отбивало все атаки равноправок: его интересам не отвечало появление организации, напрямую связанной с международным женским движением. В уставе Всероссийского женского совета на это прямо указывалось: «Организация имеет своей целью объединение женских обществ для взаимной поддержки и образует составную часть Международного женского совета, обладающего полной внутренней самостоятельностью»1339. В 1913 году Совет пытались зарегистрировать под названием «Всероссийское женское общество».
В новой ситуации нажим на правительство усилился. В 1915 году Московское отделение Лиги равноправия (председательница М. К. Бурдакова, вице-председатель Н. И. Лебедева, члены совета: М. А. Чехова, Е. А. Прудникова, Е. В. Виленц-Горовиц, С. М. Гордон, С. К. Исполатова, Л. А. Кускова, Т. В. Шогина; кандидаты в члены совета: С. Н. Асс, Н. М. Богословская, Н. А. Иорданская1340) получило разрешение на проведение женского съезда, центральным вопросом которого был вопрос объединения женских организаций страны.
23–25 апреля 1916 года в Москве вместо съезда состоялось совещание делегаток женских организаций, на которое прибыли представительницы обеих столиц, Киева, Харькова и Симферополя. На совещании обсуждались очередные задачи движения и формы его организационного объединения с целью согласования общей работы по вопросам равноправия. Совещание приняло обращение к женщинам России, призвав их объединяться во имя достижения избирательных прав и «полноправного участия женщин в прогрессе человечества»1341. Ввиду реформы земского и городского самоуправлений женские организации призывались к организации широкой пропагандистской кампании в пользу избирательных прав женщин. Резолюция обязывала их отстаивать интересы крестьянок – ходатайствовать о наделении последних избирательными правами в выборах в волостное земство. Для объединительной работы было избрано бюро из 9 человек.
Реализуя постановление апрельского совещания, группа женских организаций («Вз.-благ. общество», Женская прогрессивная партия, «Первое женское общество потребителей», «Общество вспомоществования сельскохозяйственных курсов», «Харьковское общество трудящихся женщин» и др.) подала на утверждение устав Всероссийского женского совета, открытого для всех легально существующих женских организаций и учреждений1342. В мае 1916 года Петроградское особое городское присутствие по делам об обществах и союзах в регистрации Совета отказало.
Собственно, никто не был против. Но Присутствие считало, что правила регистрации от 4 марта 1906 года не подходят для регистрации организации союзного типа и всероссийского уровня, и рекомендовало обратиться в Министерство внутренних дел. В министерстве считали, что, пока в организацию не вступили другие организации, она не является союзом и может быть зарегистрирована по упрощенной схеме в Присутствии. 29 октября 1916 года организации-учредители отправили письмо министру с просьбой решить этот вопрос.
15 марта 1917 года Министерство внутренних дел утвердило устав Всероссийского женского совета1343. 21 марта 1917 года в Петрограде в помещении «Вз.-благ. общества» состоялось учредительное собрание новой организации. Председательницей оргкомитета была избрана А. Н. Шабанова. Главной целью Совета была агитация населения по вопросу женского участия в выборах в Учредительное собрание. На эти нужды было собрано более 2 тысяч рублей1344.
Исторически этой организации было отпущено мало времени. Весной – летом 1917 года активистки движения в качестве делегаток от Всероссийского женского совета вошли в избирательные комитеты на местных выборах. Одной из них была М. Покровская. Осенью Совет состоял уже из 30 организаций и в октябре 1917 года официально присоединился к Международному женскому совету1345. В 20‐х числах декабря 1917 года оргкомитет планировал провести в Петрограде съезд делегаток для выработки общей тактики женских организаций после революции, однако этому уже не суждено было случиться.
Представительницы образованных классов с энтузиазмом восприняли новую роль избирательниц. 15 апреля 1917 года женщины получили активное и пассивное право на выборах в органы местного самоуправления, а 11 сентября 1917 года, так же как и мужчины, они стали политически правоспособными при производстве выборов в высший орган власти страны – Учредительное собрание. Открылся доступ ко всем профессиям, к должностям в системе местного самоуправления и к высшим государственным постам. Впервые женщина стала членом правительства. Графиня Панина, член ЦК кадетской партии, член Петербургского женского клуба и других общественных организаций, в мае 1917 года стала товарищем министра социального призрения, а с августа 1917 года – товарищем министра просвещения.
Женские организации перешли от оппозиции правительству к сотрудничеству с ним. Своими задачами они называли содействие установлению демократической республики и выборам в Учредительное собрание, а также создание в нем значимого женского представительства. Интеллигентки после первых выборов начали с энтузиазмом работать в городских и районных думах, возобновили неосуществленные женские проекты «эпохи бесправия». В Харькове наконец открыли высшие женские сельскохозяйственные курсы, в Твери – педагогический институт.
Но появилась новая проблема: электоральная политика имела свои правила игры, которые еще только предстояло освоить женщинам.
Первые выборы показали, что реакция «женских масс» на избирательное право не была единодушно восторженной. Женщины не всегда понимали, что именно дает им избирательное право и что благодаря ему может измениться. Безграмотные крестьянки шли на выборы со слезами, сокрушаясь, что настали последние времена, так как их заставляют ставить «антихристовы кресты». Подавляющее большинство российских женщин не имели не только политического опыта, но и плохо представляли спектр политических партий, их идеологическую направленность и, конечно, не имели политических убеждений.
Стало ясно, что предстоит огромная, ни с чем не сравнимая работа.
Каким будет политическое лицо женщины-избирательницы, как оно будет сочетаться с женскими интересами и с женской жизненной стратегией? Было очевидно, что политические симпатии работниц, крестьянок, солдаток, интеллигенток расходились.
После получения женщинами права голоса между партиями началась буквально драка за женский электорат, который являлся значимым ресурсом для продвижения собственной партии. Структура и сети женского движения были удобны для организованного влияния на определенные группы женщин, а женское движение и женские интересы стали разменной монетой в этой игре по-крупному старых политических противников. Главными игроками в борьбе за женский электорат оказались большевики и кадеты.
Несмотря на пренебрежительное отношение к работе с «женскими массами», большевики поняли, что на выборах голос каждой работницы, каждой кухарки, прачки и посудомойки будет равен голосу капиталиста, профессора, чиновника. Возможно, известная фраза Ленина, что каждая кухарка будет управлять государством, была откликом на злобу дня и отсылала к профеминистским настроениям работниц Петрограда и других крупных промышленных городов.
Весной 1917 года большевики начали работать с пролетарками через фабрично-заводские комитеты и профсоюзы. 13 марта 1917 года на заседании Петроградского комитета большевиков В. Слуцкая, ранее избегавшая работы с женщинами и отказавшаяся в свое время принять участие в женском съезде по «идейным» соображениям, предложила создать бюро работниц при Петроградском комитете, возобновить издание журнала «Работница», печатать листовки и брошюры с разъяснением программы партии по «женскому вопросу». Предложение было принято, и в дальнейшем бюро работниц при Петроградском комитете РСДРП(б) создавало женские комиссии при райкомах в Петрограде и Москве и пресекало любые попытки создания самостоятельных женских организаций. Бюро также создало свою агитаторскую группу и регулярно инструктировало ее.
Воссозданная в мае 1917 года «Работница» собирала в своей редакции представительниц предприятий и профсоюзов на политбеседы. Члены редколлегии выезжали на фабрики и заводы для выступления на собраниях, проводили специальные женские митинги и создали свою школу для подготовки кадров в «женском вопросе».
Пропагандистская работа среди женщин велась также через газету «Правда» и московский журнал «Жизнь работницы». Коллонтай издала брошюру «Работница-избирательница». В апреле 1917 года большевики устроили женскую конференцию в Выборгском районе Петрограда, тогда же был создан комитет солдаток при солдатской секции Петросовета, в июне образовался Союз солдаток. Подобные организации затем появились и в других крупных городах. Большевики активизировали агитацию среди пролетарок, продвигая понятные и близкие им требования мира, хлеба, борьбы с дороговизной и стараясь приспособить их энергию и взрывной потенциал к ленинскому плану борьбы за власть. Но в то же время, как пишет Ирина Алферова, они
с маниакальным упорством противодействовали любым формам проявления политической и социальной самостоятельности женщин, даже в том случае, если она способствовала реализации их партийной программы1346.
Например, РСДРП(б) отказалась поддержать самостоятельную организацию солдаток и прачек.
Именно поэтому их политика в отношении женщин зачастую отличалась противоречивостью и непоследовательностью не только в этот период, но и в дальнейшем1347.
Меньшевики создали Центральное бюро по работе среди женщин. В 1917 году они издали 12 книг по женской проблематике, издавали журнал «Голос работницы». Меньшевики использовали для агитации профсоюзы, больничные кассы, фабзавкомы и союзы солдаток, практиковали проведение женских съездов, в том числе национальных.
Эсеры специализировались на работе с крестьянками и действовали через Крестьянский союз.
Апробированным оружием в борьбе социалистических партий с феминистским движением служила классовая рознь между женщинами и обвинение равноправок в преследовании своих классовых интересов. В прошлом народоволка, одна из основательниц партии эсеров, Е. К. Брешко-Брешковская утверждала, что женщины средних классов добились равных прав ради удовлетворения своего самолюбия:
вы остались глухи и не только сами не подходите к народу своему, вы даже не потрудитесь распространить издания, толкующие ясно и понятно то, к чему стремится ум народа1348.
Эта критика была несправедлива. Как уже говорилось, русский феминизм отличался демократическим характером, и при том относительно небольшом числе образованных женщин, составляющих основу феминистского движения, российские равноправки сделали много для единения женщин разных социальных групп. Но в политической борьбе при бешеной конкуренции партий за женский электорат все средства признавались годными.
Кадетская партия продолжала поддерживать деятельность «своих» феминисток. Р. Стайтс, безусловно, прав: антифеминизм был мертв в этой среде в отличие от большевистской партии1349. Феминистки-кадетки, в свою очередь, активно продвигали идеи партии среди горожанок. С. В. Панина работала с солдатками Петрограда, А. С. Милюкова возглавляла агитационно-просветительскую комиссию, которая совместно с районными пунктами занималась обучением грамоте взрослых женщин и организацией для них дискуссий на политические темы. А. В. Тыркова написала брошюру «Освобождение женщины», которую затем опубликовали в издательстве Партии народной свободы.
Помимо этого, кадеты уделяли внимание проблемам женщин на своих общепартийных мероприятиях. Женская тема поднималась на собраниях в рабочих районах Петрограда и обсуждалась на обывательских митингах в центральных районах города.
Партия народной свободы записала в свой актив достижение избирательных прав женщин. Ее лидеры поднимали авторитет своей партии среди женщин, утверждая, что Россия идет впереди других стран в деле освобождения женщин именно благодаря усилиям кадетов – и так будет всегда, при условии их присутствия во власти.
Но нужно отдать кадетам должное: именно при поддержке Партии народной свободы женщины начали занимать реальные посты в органах власти на разных уровнях. Кадеты, особенно те, кто имел опыт работы в земствах, как никто другой знали возможности и достижения женской интеллигенции в решении социальных проблем.
Для равноправок, как и для всех участников политической борьбы, весна и лето 1917 года были горячей порой. Нужно было научить женщин пользоваться открывшимися преимуществами, привить вкус к выборам, определить свое политическое лицо, а кроме того, включить женские имена в избирательные списки и продвинуть своих кандидаток. Вместе с тем равноправки пытались отстаивать интересы своей группы в торге с партиями, которые стремились увеличить собственный электорат за счет женщин.
Так, во время подготовки к выборам в органы местного самоуправления равноправки объезжали фабрики и заводы Петрограда с лекциями и беседами. Они организовывали женские митинги и собрания, участвовали в собраниях и конференциях политических партий, реализуя решение делегатского женского съезда апреля 1917 года об обязательном женском политическом участии. 26 марта 1917 года в Москве был организован большой феминистский митинг. В июле 1917 года А. В. Тыркова выступила на областной конференции эсеров в Петрограде. Летом 1917 года делегации от женских организаций выступили наблюдателями на выборах.
Пропаганда темы вхождения женщин в категорию граждан принесла свои плоды. Горожанки столиц и провинциальных городов посещали политзанятия, которые организовывали разные партии и общества, обращались в инстанции с просьбой открыть школы для изучения «нового строя» и для подготовки к выборам в Учредительное собрание. Политическая ориентация при этом, как правило, не играла решающей роли.
В новых условиях женское движение переживало подъем. Активизировались и политизировались женские организации, ранее не имевшие ничего общего с политикой, появились новые политические организации женщин: Женский союз помощи Родине, Союз женщин России, Союз женщин-республиканок. Женские организации оперативно откликались на события. Наряду с популярными политическими лозунгами, вроде «Земля и воля! Дезертирам земли нет!», они продвигали и свои. К примеру, тверские женские организации выдвинули лозунг: «Ружья и пулеметы – женщинам, ложки и кочерги – большевикам»1350. Смысл лозунга неясен. Очевидно, он связан с каким-то местным событием.
Наполнялось содержанием понятие «женское гражданство». Женщин-врачей и медсестер начали мобилизовывать наравне с мужчинами. Равноправки предложили ввести женскую трудовую повинность1351; предложение поддержали кадеты, эсеры и меньшевики, считавшие, что эта мера послужит серьезным подспорьем в решении проблем тыла и фронта.
Пропагандистские акции женского движения и обращение к женскому электорату всех политических убеждений способствовали развитию коллективной женской идентичности. Женщина вошла в формирующуюся политическую культуру как символ обновления страны. Категория гражданства была актуализирована и как женская категория в том числе. В политическом дискурсе того времени слова «женское», «женский» не были ни редкими, ни странными. Понятия «женское движение», «женские инициативы» и «женская кооперация», а также реально существующие женские банки, женские батальоны, женская милиция, женские газеты, съезды – во всем этом «женский» компонент теперь насыщался вполне реальным политическим смыслом и содержанием и имел политический вес.
Участие женщин в выборах в Учредительное собрание превзошло все ожидания. Так, в городах Московской губернии явка женщин составила 56%1352.
Русское феминистское движение достигло своей главной цели. Феминистское движение страны стало конструктивной силой социальных изменений, что казалось под силу только партийным структурам с жесткой внутренней иерархией. Особо значимой оказалась роль Лиги равноправия женщин, которая сумела в критический момент провести массовую мобилизацию и, используя популярные идеи и символы (участие В. Фигнер, красные знамена), объединить разрозненные женские группы (порядка 90) и направить энергию протеста в нужное русло. Можно заключить, что превратить движение в конструктивную политическую силу оказалось под силу организации, обладающей идеологией и разработанной на ее основе программой, разветвленной структурой, отработанным репертуаром коллективных действий. Не в последнюю очередь произошло это, конечно, и благодаря лидерам Лиги, которые отслеживали изменение политических возможностей и действовали активно и адекватно на волне массового протеста.
Между тем очереди за хлебом становились длиннее, жизнь – тяжелее, а положение на фронте – трагичнее. Современник свидетельствовал, что весна русской свободы с ее экзальтацией и театральностью политических манифестаций ушла в прошлое. Революция не показала того, что в ней пытались разглядеть, – чудодейственного дара. Она быстро обнажила изнанку свободы – ограниченность и произвол. Изменение политических симпатий в обществе стало заметно к осени 1917 года, при этом мало что менялось в политике и экономике. Керенскому уже не верили, и неприязнь к коалиционному правительству была почти единодушной1353. Россия оказывалась в ситуации, из которой выход демократическим путем, с помощью демократических реформ, был уже невозможен.
Женское и феминистское движение России прошло в своем развитии ряд этапов, траектория которых определялась внешними факторами, поскольку любое общественное движение является открытой системой, взаимодействующей с социальным и политическим окружением.
1‐я фаза второго феминистского этапа движения (1905) ознаменовалась постановкой и артикуляцией проблемы избирательных прав женщин. Протест был направлен против существующей политической системы в целом, и в частности – против бывших соратников по либеральному движению и деятелей социалистических партий, как не оправдавших надежд. Мир разделился на «мы» и «они». Определяющим моментом этого разделения явился признак пола и основанная на нем гражданская правоспособность.
2‐я фаза – разработка идеологии, в которой определялись пути решения проблемы через изменение норм права и воздействия на те властные структуры, в компетенции которых эта проблема находилась. В первую очередь – на Государственную Думу и Государственный Совет.
Отделить по времени процесс разработки идеологии и процесс переструктурирования старых женских организаций и создания новых, отвечающих задачам данного этапа движения, невозможно – эти процессы проходили практически одновременно. По сложившейся в российском женском движении тактике, каждая вновь возникающая проблема и задача движения получали свое структурное оформление.
3‐я фаза – рост движения. Характерными чертами этого этапа были инициирование коллективных действий против институтов существующей политической системы, против различных политических сил, и вместе с тем поиск союзников и развитие тактики дифференцированного рекрутирования сторонников во всех социальных группах, слоях, классах. Другим тактическим ходом было участие в коллективных действиях союзников, поддержка их акций и попытка институализироваться через признанные общественностью организации. В результате на волне массового политического протеста произошла радикализация движения.
4‐я фаза – достижение конкретных целей движения (1917), влияние на социальные изменения через изменение правовых норм электоральной политики и социальных институтов. В этот период русский феминизм достиг высокой степени институализации, одновременно с тем начало формироваться самостоятельное пролетарское женское движение (появление лидеров, организационных структур, самостоятельных коллективных действий).
Женское движение второго этапа носило специфический характер. Такие движения, по Г. Блумеру, имеют конкретные цели, и их результативность оценивается просто – через достижение заявленных целей. Более детальные критерии результативности и эффективности движений предлагает У. Гэмсон. В частности, он выделил два критерия успеха:
1) достижение заявленных движением целей;
2) формальное признание движения как законного представителя определенной социальной группы.
На основании этих критериев он выделил четыре возможных результата движения:
1) полный успех: цель достигнута, движение признано властями и оппонентами;
2) частичный успех по типу «кооптации»: движение признано, но цель не достигнута;
3) частичный успех по типу «упреждения»: цель достигнута, но движение оппонентами не признано;
4) поражение движения: цель не достигнута1354.
Исходя из этих критериев, можно сделать вывод о полном успехе российского женского и феминистского движения. Его цели, выражавшиеся в достижении избирательных прав женщин, были достигнуты в максимальном объеме: россиянки получили бесцензовое избирательное право в органы власти всех уровней – от органов местного самоуправления до Учредительного собрания. При этом движение равноправок было легитимным в глазах власти и оппонентов.
В качестве условий, способствовавших успеху, следует назвать такие факторы.
1. Цель движения была поставлена узко и конкретно.
2. Организация, возглавившая движение, обладала разветвленной структурой, включая провинциальные отделения, которые:
а) сумели организовать поддержку заявленной цели движения среди широких слоев населения;
б) смогли создать группы поддержки в различных социальных институтах и властных структурах. Например, они заручились поддержкой депутатов Государственной Думы, которые стали проводниками идеи избирательных прав женщин в высшем законодательном органе страны.
3. Успешно проводилась тактика дифференцированного рекрутирования и стимулирования участия в движении женщин из разных социальных классов, слоев и групп.
4. Для проведения массовых коллективных действий в достижении цели движения было очень точно выбрано время – кризис легитимности власти.
Именно этот последний фактор – период социально-политических кризисов – особо выделяется Гэмсоном, и в данном конкретном случае он явился решающим.
В ситуации слома старой политической системы и формирования новой, в ситуации двоевластия российское общество в целом и новые структуры власти в частности оказались наиболее открыты к требованиям различных социальных групп. Одно крыло власти откликнулось на запрос части своего населения, движимое собственным политическим интересом в развивающемся противостоянии со своими политическими оппонентами.
Вместе с тем предложенные Гэмсоном такие слагаемые успеха, как осуществление внеинституциональных и насильственных действий, а также наличие жесткой иерархической структуры в руководящей организации движения, в данном случае не находят подтверждения. Мирные митинги и демонстрации женских организаций, политические дебаты с властью в ситуации баланса двух политических сил оказались более результативными, чем неинституциональные акты.
Представляется, что женское и феминистское движение сумело достигнуть столь впечатляющих результатов – Россия стала одной из первых стран, предоставивших женщинам всю полноту избирательных прав, – потому что движение развивалось в двух стратегических направлениях.
Первая стратегия: формирование культурного дрейфа движения. На протяжении почти 60 лет движение продвигалось в достижении своих конкретно поставленных целей, постепенно меняя законодательство и социальные практики в отношении женщин, меняя культуру общества, воздействуя на язык и формируя новый дискурс в отношении женщин, женского и женственного. Участницы движения культивировали инициативу индивидуальных решений, предпринимали нетрадиционные ходы для достижения своих личных целей, практика и опыт которых, повторяясь в тысячах женских судеб, порождали одни социальные инновации и делали возможным другие.
Вторая стратегия: вычленение конкретной узкой цели как главной и усердная работа во имя ее. Достижение этой цели было значительно облегчено теми изменениями, которые произошли в обществе в отношении женщин благодаря их социальной активности, их успехам в таких профессиональных сферах деятельности, как медицина, народное просвещение, политика.
Р. Тернер и Л. Киллиан1355 считают критериями результативности специфических движений два условия, которые, по сути, совпадают с критериями Гэмсона:
1. Достижение целей движения.
2. Обеспечение поддержки населения.
По мнению этих авторов, обе эти цели на практике достигаются редко, однако в нашем случае можно говорить об усвоении и принятии идей и целей феминистского движения городским населением к марту 1917 года. Это был преимущественно средний класс, без поддержки которого достижение политического равноправия женщин было бы невозможно.
В конце октября 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов сместил Временное правительство и объявил о создании нового правительства – Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Выборы в Учредительное собрание состоялись 12–14 ноября 1917 года, но в день своего открытия, 5 января 1918 года, собрание было разогнано. Партия большевиков пришла к власти.
События октября 1917 года часто трактуются в исторических трудах как начало новой эры России, не связанной с предыдущей историей страны. Разумеется, это не так, и анализ женского движения – лишнее тому подтверждение.
Практически во всех работах на тему решения «женского вопроса» утверждалось, что советская власть даровала россиянкам избирательные права, что в отношении женщин в 1917 году в Советской России было принято самое передовое в мире законодательство. Но, по верному замечанию М. Либоракиной, никогда не анализировался вопрос, почему в России – стране с давними традициями репрессивного патриархального законодательства – это стало возможно1356. Вспомним, что весной 1917 года Советы рабочих и солдатских депутатов в ситуации двоевластия отвергли идею избирательных прав женщин, а осенью того же года вдруг приняли их. Ларчик открывается просто. Женские политические права под давлением женского движения законодательно были закреплены за женщинами всех классов и состояний Временным правительством. В апреле 1917 года женщины России получили избирательные права на уровне местного самоуправления (городского)1357, а в сентябре 1917 года они получили право избирать и быть избранными в высший законодательный орган страны – Учредительное собрание1358. Таким образом, ни советское правительство, ни партия большевиков не имели никакого отношения к факту получения женщинами России политических прав.
Социально-экономические права женщин в значительной части также были завоеваны движением. III Государственная Дума приняла закон «О некоторых изменениях и дополнениях действующих узаконений о личных и имущественных правах женщин и об отношениях супругов между собой и к детям», который после прохождения в Государственном Совете был утвержден IV Государственной Думой в феврале 1914 года. Закон находился в разработке с 1880‐х годов и был полем столкновений между разработчиками (в лице различных комиссий Министерства юстиции, Министерства внутренних дел) и Священным Синодом (и лично К. П. Победоносцевым). Вместе с тем закон находился под неусыпным контролем со стороны женских организаций: «Вз.‐благ. общество», «Российское общество защиты женщин» и другие женские организации регулярно выдвигали требования по сути закона, способствуя тем самым его прохождению. Согласно этому закону, были отменены паспортные ограничения для женщин, были расширены их имущественные права, гарантирована личная независимость. Женщина получила право заключать договоры о найме, поступать на службу и в высшие учебные заведения при условии раздельного проживания с супругом.
Таким образом, к моменту прихода к власти большевики уже имели очень прогрессивную по меркам того времени законодательную базу в отношении женщин. Но не все ограничения были с них сняты. Так, законопроект о равноправии женщин, разработанный феминистками и предложенный еще I Государственной Думе в 1906 году, не получил своего полного воплощения. При разработке законопроекта была проведена экспертиза всего свода законов Российской империи и указан путь к развитию «дружественного женщинам» законодательства. Советский законодатель воспринял эти наработки в решении «женского вопроса».
Преемственность наблюдалась во всех составляющих «женского вопроса», в том числе в отношении к проблеме проституции. «Российское общество защиты женщин» еще в 1906 году обратилось в Министерство юстиции с предложением ужесточить наказание за вовлечение в проституцию. В 1909 году был принят закон «О мерах пресечения торга женщинами в целях разврата», в котором предусматривалось наказание за сводничество, за сутенерство и извлечение любой выгоды из проституции. Все последующие законопроекты феминистских организаций о проституции (например, законопроект Лиги равноправия женщин об отмене регламентации проституции 1913 года) также рассматривали проститутку как элемент эксплуатируемый и находящийся под давлением социальных условий и потому предусматривали наказание для всех участников этого промысла, кроме проститутки. Тот же дух и ту же направленность сохранил и советский закон. Уголовный кодекс РСФСР 1922 года определял наказание за притоносодержание и вовлечение в проституцию несовершеннолетних. Статьи, запрещавшей проституцию и наказывавшей проститутку, не существовало. Петербургские историки Н. Б. Лебина и М. В. Шкаровский сделали вывод, что «законодатель исходил из искаженного представления о том, что в сексуальную коммерцию женщины вступают лишь по принуждению»1359. Отметим, что это была популярная в феминистско-аболиционистских кругах позиция, основанная на изучении проституции, и вряд ли ее можно однозначно назвать искаженной.
Нерешенными к осени 1917 года остались проблемы прав женщин в семье и репродуктивной сфере: вопросы об упрощении процедуры развода, о незаконнорожденных детях, о «праве на материнство» (праве на аборт и его законность). Эти вопросы осмыслялись равноправками теоретически, и их предложения инициировались законодательно. Эти нерешенные проблемы достались в наследство советскому правительству, и были решены им именно в той перспективе, которую задали и за которую ратовали русские равноправки. Усилиями русских феминисток требования прав женщин в семье носили политический характер и были широко манифестированы. Советский законодатель и в этом случае пошел по теоретически проработанному и политически прописанному пути.
Другой причиной того, что советский законодатель поддержал идеи женского равноправия, их важность для процессов демократизации и обновления России, является та, что эти идеи были восприняты не только либеральной, но и частью радикальной интеллигенции, которая пришла к власти. Такие деятели большевизма, как Я. Свердлов, Л. Троцкий1360, В. Куйбышев1361, не раз демонстрировали свое понимание важности проблем женщин. Коллонтай писала в своих мемуарах о «ценнейшей помощи» председателя ВЦИК Свердлова в ее деятельности на посту наркома «по освобождению женщин» осенью 1918 года1362.
Таким образом, декреты советского правительства в отношении женщин были результатом долгой и сложной интеграции идей равноправия как в сознание среднего класса, так и в деятельность государственных структур, политических партий и объединений, в их программные документы. Эта деятельность была начата задолго до октября 1917 года. Можно с уверенностью утверждать, что прогрессивность первых советских законов была определена теоретическими наработками русского феминизма.
16 (29) декабря 1917 года советское правительство приняло «Декрет о расторжении брака», 18 (31) декабря – «Декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния». Эти декреты гарантировали женщинам гражданское и моральное равенство супругов: равные права в отношении детей, равные имущественные права, равное право на развод, на выбор местожительства. Брак и его расторжение стали исключительно частным делом. Эти положения были развиты в Кодексе законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве РСФСР от 16 сентября 1918 года. Законодатель отказался от концепции незаконнорожденности, и все дети, рожденные в браке и вне его, получили равные права. Также Кодекс устанавливал взаимные алиментные обязательства родителей и детей.
На смену Семейному кодексу 1918 года пришел Кодекс 1926 года, который уравнял зарегистрированный и незарегистрированный брак, поднял брачный возраст женщин с 16 до 18 лет, установил упрощенную процедуру установления отцовства (только лишь по заявлению матери) и упростил процедуру развода. По Семейному кодексу 1926 года развод допускался в одностороннем порядке и даже по почтовому уведомлению.
В первые месяцы советской власти был также отменен старый закон о наследовании (апрель 1918), принят декрет о введении обязательного совместного обучения (май 1918), в ряде постановлений правительства введена равная оплата труда мужчин и женщин (например, в постановлении «Об оплате труда служащих и рабочих советских учреждений» (октябрь 1918)). Кодекс законов о труде (декабрь 1918 и ноябрь 1922) подтвердил принцип равной оплаты труда мужчин и женщин, гарантировал охрану женского труда, были также введены 16-недельный отпуск по беременности и родам и пособие кормящим матерям.
Первая советская Конституция, принятая в июне 1918 года, закрепила равные с мужчинами политические и гражданские права женщин. Все, о чем мечтали, к чему стремились и за что боролись российские равноправки, свершилось. Советское законодательство надолго опередило свою эпоху и задало «ориентиры для западного феминистского движения»1363.
На первом этапе осуществления проекта новой формы демократии в виде Советов интересы нового государства и цели женского, феминистского движения объективно совпали. Советскому государству были нужны женские руки для проведения экономической модернизации страны (индустриализации и урбанизации), поэтому экономическая и политическая мобилизация женщин стала насущной необходимостью. Идеология женского, феминистского движения также призывала женщин к активному участию в общественной жизни общества. Другое дело, что советское вовлечение в публичную сферу было принудительно-насильственным и безальтернативным, а феминизм предполагал свободу выбора.
Но различия заключались не только в этом. Решение «женского вопроса» «сверху» было подчинено интересам нового государства, а интересы женщин как социальной группы в расчет не принимались. Так, Коллонтай неоднократно заявляла, что в коммунистическом обществе женского дела нет, а есть только интересы трудящегося коллектива. Для равноправок же правовая (внешняя) эмансипация была ключевым условием и прологом к эмансипации личностной (внутренней), которая оценивалась феминистками как самое важное условие для достижения подлинного освобождения женщины.
«Женский вопрос» соотносился новой властью только с работницами и крестьянками. Женщины среднего класса были исключены из общественной жизни и новой стратификационной модели общества. При этом работницы и крестьянки определялись властью как отсталая и консервативная категория населения. Они считались отсталым элементом не только из‐за низкого уровня грамотности, но и потому, что были оплотом традиционной семьи, которая рассматривалась большевиками как экономическая единица, основанная на частной собственности1364.
И опять, как и на заре появления «женского вопроса», женщины предстали как объект воздействия, который нужно воспитывать и преобразовывать, а женскую активность – пробуждать и направлять в «правильное русло». Самостоятельные и самоорганизованные женские организации, которые были в состоянии предъявить требования правительству и указать на собственные заслуги в деле достижения прав женщин, были не нужны новой власти. Все «буржуазные» женские организации были закрыты и прекратили свое существование в 1918 году. Тем не менее в партийных резолюциях выражалась обеспокоенность тем, что сложные условия жизни создают «почву для феминистических уклонов», которые
могут способствовать созданию таких специальных обществ, которые <…> приведут к отрыву женской части трудящихся от общеклассовой борьбы1365.
Риторика дарования всей полноты гражданских прав изменила восприятие этих действительно прогрессивных законов. Утверждение Коллонтай, что права женщин «им завоевала коммунистическая революция», заставляло думать, что они были даны «сверху», а не завоеваны женщинами в результате их собственной политической борьбы, и даны они были на определенных условиях политической лояльности и поддержки власти1366. Труд на благо социалистического отечества стал государственной повинностью и основой большевистского определения гражданства1367. Поэтому довольно быстро законы о равноправии стали рассматриваться не в логике прав женщин, а в логике их долженствования. От идеологии свободной личности, имеющей право выбора и отвечающей за себя, произошел переход к идеологии личности, мобилизованной на строительство коммунизма, то есть личности, права выбора не имеющей. От идеологии самостоятельного достижения правовой эмансипации и реализованных целей своего движения – к идеологии «дарования и получения». Эта подмена разрушала так усердно выпестованную феминистками коллективную женскую идентичность и сформировавшуюся субъективность женщин, осознающих себя собственными освободительницами.
Победу у равноправок украли. «Мы победили» – под таким заголовком А. Коллонтай опубликовала заметку в журнале «Работница»:
Если бы полгода тому назад нам сказали, что весною <…> работницы, женщины будут пользоваться одинаковыми политическими правами с мужчинами, мы бы только улыбнулись. Что за сказка! Но эта сказка теперь стала былью. И стала она былью только благодаря революционной геройской борьбе рабочих и работниц, солдат и солдаток, всей русской демократии1368.
Именно поэтому мы не найдем в советской историографии ни имен равноправок, ни их идей, ни каких-либо вообще упоминаний о деятельности русских феминисток в процессе обретения женщинами России гражданских прав.
Задачи партии в отношении женщин были определены как политическая и экономическая мобилизация женщин и сопутствующая ей дефамилизация.
Для пробуждения «широких женских масс» в 1918 году при местных партийных комитетах были созданы женкомиссии – и женотделы в 1919 году. Письмо ЦК РКП(б) предписывало последним проводить делегатские собрания и организовывать «практиканство».
Таким образом, для вовлечения женщин в советскую публичную сферу была использована привычная и институционализировавшаяся форма женской активности: женское движение в виде делегатского движения и позднее – движения жен-общественниц, которые были запущены «сверху» и перед которыми были поставлены партийные задачи. Перед делегатским движением ставилась задача служить единению широких масс беспартийных работниц и крестьянок с партией. Перед движением жен-общественниц – привлекать к делу строительства социализма женщин, оказавшихся вне сферы общественного производства и, соответственно, партийного контроля.
Коллонтай вошла в первое советское правительство в качестве народного комиссара по государственному призрению. В то же время она была носительницей феминистских идей, хотя и отрицала это. По словам Т. Ю. Журженко, дискурс женской эмансипации и дискурс построения коммунизма драматически пересеклись в работах Коллонтай1369, что нашло отражение в ее деятельности. На посту наркома она пробыла недолго, четыре месяца, и оставила его «по причинам принципиального несогласия с текущей политикой»1370. Оставшись не у дел, Александра Михайловна обратилась, по ее словам, «к нерешенной задаче – освобождению женщины»1371. Она писала: «По закону женщины получили все права, но на практике они все еще жили под старым игом. Неравноправные в семейной жизни. Порабощенные тысячей мелочей домашнего хозяйства»1372. При создании Женотдела при ЦК РКП(б) Коллонтай не предложили возглавить отдел, хотя именно она была автором этой идеи и предлагала ее еще в далеком 1906 году, затем на VII Апрельской партийной конференции в апреле 1917 года. На конференции предложение Коллонтай было провалено З. Лилиной и И. Арманд как «феминистский уклон», а в 1918 году идея создания особых женских структур в партии получила поддержку.
Первой заведующей Женотдела стала Арманд, после преждевременной смерти которой в сентябре 1920 года этот пост заняла Коллонтай, впрочем, тоже ненадолго (1920–1921). Участие Коллонтай в «рабочей оппозиции» послужило причиной ее отправки в 1922 году в почетную ссылку – торгпредом в Норвегию. Политического влияния в стране Коллонтай больше никогда не имела.
Ее деятельность на посту наркома вылилась в проведение профеминистской государственной политики, или политики государственного феминизма первых лет советской власти, когда вопросы в отношении женщин ставились как приоритетные государственные задачи. При Наркомате государственного призрения (с апреля 1918 года – Наркомате социального обеспечения) Коллонтай создала отдел по охране материнства и младенчества – Охранматмлад (учрежден 31 декабря 1917) и коллегию по охране и обеспечению материнства и младенчества. Политика этих структур строилась на том принципе, что охрана материнства как специфической функции женщины является прямой обязанностью государства. Также ею был создан Дворец по охране материнства, который, впрочем, сгорел, не успев открыться.
В целом политика первых лет советской власти была направлена на отказ от регулирования семейных отношений и контроля над женщиной. Отмена церковного и введение гражданского брака, который регистрировался в органах местной администрации, равные права супругов, право женщины оставлять в браке свою фамилию, признание законными всех детей, право на развод – все, о чем уже писалось выше, устанавливалось при самом непосредственном участии наркома Коллонтай.
Перерыв в ее государственной и партийной деятельности после ухода с поста наркома позволил ей сосредоточиться на теоретическом осмыслении проблем строительства советской гендерной политики. И она сделала это в развитии теорий марксизма и феминизма.
В работах этого периода Коллонтай обратилась к нерешенным проблемам русского феминизма: сексуальные и репродуктивные права женщин, освобождение женщины от ига патриархальной семьи и права на развод, аборт, рождение ребенка вне брака, не осложненные социальными последствиями. Коллонтай разрабатывала эту группу прав в самом радикальном ключе, считая, что на деле «советское брачное законодательство было не намного прогрессивнее других законов» и что «в этой области было еще много лицемерия и несправедливости»1373. Ее идеи о равноправном партнерстве в браке и необязательности его оформления, о ценности сексуальных отношений в жизни женщины (вариант эротической дружбы), об освобождении женщин от быта и делегировании материнских функций государству звучали очень радикально. В идеале отношения между женщиной и мужчиной должны были строиться на любви и товарищеских отношениях – «Эрос крылатый», по определению Коллонтай. Но и «бескрылый Эрос» (только сексуальные отношения) тоже имел полное право на существование.
Коллонтай сама признавала, что в вопросе новой сексуальной морали она была «самым радикальным крылом партии» и с ее идеями «горячо боролись многие товарищи по партии»1374.
Суть ее проекта женского освобождения, по мысли В. И. Успенской, состояла в том, чтобы в ситуации революционной ломки буржуазного строя при непосредственном участии самих женщин одним махом избавиться от тех структур, которые поддерживали «половое неравенство». Коллонтай мечтала направить революционный порыв женских масс на освобождение от патриархатных структур и норм общества: буржуазной семьи, морали, привязанности женщины к мужчине и к семье. Единственной обязанностью женщины было рожать детей и вскармливать их до яслей1375.
Она продолжила реализацию своих идей на посту заведующей Женотделом при ЦК РКП(б), где оказалась между двух огней плохо совместимых теоретических подходов (марксизма и феминизма) и двух взаимоисключающих практик. С одной стороны, советского и партийного строительства, с другой – попыток вписать в этот процесс женскую составляющую.
Александра Михайловна поддерживала ту установку своей партии, что массовое вовлечение женщин в общественное производство обеспечит решение «женского вопроса», и шла по пути «реализации равноправия женщины как единицы народного хозяйства и как гражданки в политической сфере, кроме того, с особым условием: материнство как социальная функция»1376. Она призывала работниц и крестьянок отдать свой труд и употребить свои гражданские права на благо Советской России и полной победы коммунизма. Коллонтай писала, что силы и здоровье женщин нужно беречь для коллектива, и потому активно поддерживала политику обобществления быта, которая как направление партийной работы была принята на VIII съезде партии в 1919 году.
О. А. Хасбулатова считает, что идеи освобождения женщин от «домашнего рабства» носили мифотворческий, упрощенный характер и что политика социализации быта также преследовала интересы государства, а не только женщин. Этот интерес, по мнению исследовательницы, просматривается в вопросах распределения продуктов среди населения и повышения производительности труда1377. Отметим, что политика социализации быта не имела проработанной теоретической базы, какая существовала благодаря феминисткам в отношении других женских проблем и интересов. Т. Ю. Журженко считает, что «государственный утилитаризм» Коллонтай в отношении женщин был порожден ее искренней верой в то, что впервые в истории интересы женщин и государства совпали1378.
Несмотря на приверженность упрощенной марксистской доктрине в решении «женского вопроса», Коллонтай пришла к выводу, что изменений в социальной структуре общества недостаточно для изменения отношений между мужчиной и женщиной, что должны произойти личностные изменения и в женщинах, и в мужчинах1379. Для женщины, по мнению Коллонтай, препятствием выступали культурные представления общества. Она пришла к выводу, что культурная революция для женщин не может ограничиться лишь преодолением неграмотности, что она связана со сложным процессом изменений представлений женщин о самих себе, о своих правах, своих возможностях и своей ответственности. Другими словами, Коллонтай обогатила теорию культурной революции, включив в нее как обязательную составляющую элементы теории сексуальной революции и новые для марксизма понятия «психология пола» и «половая мораль». Она считала, что женщине предстоит проделать большую работу над собой, чтобы получить свои права, для чего ей нужно отказаться от «типичных женских качеств», то есть измениться по мужскому образцу.
Коллонтай пришла или, скорее, вернулась к идее «новой женщины». О ней она впервые изложила свои представления в одноименной статье еще в 1913 году. «Новая женщина» не только была занята в общественном производстве и участвовала в политической деятельности, но и по-новому выстраивала свои сексуальные и семейные отношения. И тут оказалось, что «новая женщина» Коллонтай полностью совпадала с «новой женщиной» равноправок. В феминистском варианте «новая женщина» стремилась быть самостоятельной и независимой личностью, жить общечеловеческими интересами, боролась за свои гражданские права, выступала против двойной сексуальной морали и отказывалась играть второстепенную роль в обществе. Феминистка А. В. Тыркова, например, развивая эту тему, считала, что «новая женщина» должна бороться не только за свои политические и социальные права, но и за изменение морали, она должна вырабатывать новый женский характер1380. Тыркова призывала соратниц по движению работать над созданием общества, в котором женщины и мужчины были бы разными и равноценными членами общества. Для этого, по ее мнению, нужно подготовить общественные условия и психологию, заставить поверить и мужчин, и женщин в неизбежность и насущность равноправия1381. Расходилась Коллонтай с равноправками (да и то не со всеми) только в решении проблемы «разности – одинаковости».
Образ «новой женщины» работал в дореволюционной России, заработал он и в новых политических и экономических условиях, в другой социальной среде. В значительной степени этому способствовала женская коммунистическая пресса: журналы «Работница» (возобновлена в 1923), «Крестьянка» (издавался с 1922 по 2015), «Делегатка» (1923–1931), «Коммунистка» (1920–1930), «Общественница» (1936–1941). По сравнению с дореволюционными женскими журналами эти издания выходили огромными тиражами1382, и на их страницах женщина недавних социальных низов представала как субъект социальных действий и значимая участница грандиозных социальных процессов.
В 1920‐е годы «новая женщина» Коллонтай обогатилась идеей женщины – лидера социалистического строительства. По мнению С. Г. Айвазовой, «Коллонтай предлагала революционному государству сделать ставку на женщину как привилегированного партнера при создании новых форм общежития, нового коммунистического уклада»1383, к чему лидеры большевистской партии не были готовы. Скорее они были склонны рассматривать женщин как культурно отсталую и обремененную предрассудками массу.
Коллонтай стремилась сделать женское движение самостоятельным. Это было продолжением феминистской традиции и плохо согласовывалось с генеральной линией партии, и чем дальше, тем сильнее обрисовывался этот разрыв.
Развивая марксистский феминизм, Коллонтай ввела в марксистскую теорию категорию «пол» и тем самым сделала женскую проблематику значимой для социалистической теории1384.
Но Александра Михайловна положила начало и «сексуальной контрреволюции» (термин В. Райха), поскольку она рассматривала материнство как социальную обязанность женщин перед государством. В этой точке совершился поворот к политике государственного протекционизма и вмешательства в частную жизнь женщин и семьи, к политике принудительного материнства и прямому контракту женщины с государством. В этом виден возврат к ситуации поглощенности лица миром (Н. А. Бердяев) и личности – родом (С. Г. Айвазова). Легализация абортов в ноябре 1920 года, по свидетельству Коллонтай, произошла под давлением женских организаций и рассматривалась советским правительством как мера вынужденная и временная. Речь о праве женщины на выбор, на распоряжение своим телом не шла. Идея осознанного материнства, которую развивали равноправки, была оставлена за ненадобностью и со временем вытеснена из общественного, в том числе женского, сознания.
Так был заложен краеугольный камень женского подавления – решение проблем женщин государственной властью в рамках нового социального строя при отсутствии контроля со стороны женского движения. Последнее в виде делегатского движения упразднили в 1930‐е годы. Известная мысль, что в отсутствие общественных движений происходит огосударствление общественной жизни с неизбежным проигрышем граждан, подтвердилась в очередной раз.
Следствием сексуальной контрреволюции стало то, что «дарованные» права свелись к льготам и гарантиям материнских функций женщин. Политика государственного протекционизма не разрушала, а закрепляла отношения патриархатного типа, не создавала условий для развития женской личности. Семья оказалась в полной зависимости от государства. Политические права в государстве, существующем без выборов, утратили свое значение. Государство начало формировать новые отношения между полами, то есть новый гендерный порядок. По мысли Е. Здравомысловой и А. Темкиной, «советское государство выступало главным агентом создания и поддержания нового советского гендерного порядка, регулирующего отношения между государством, гражданами и гражданками»1385.
Нападки на саму Коллонтай и ее идеи начались в 1923 году. После потери ею статусных позиций в партии и отъезда в почетную ссылку в Норвегию появились статьи Б. Арватова, И. Лин и П. Виноградской1386. В этих текстах идеи Коллонтай грубо дискредитировались, а она сама подвергалась политическому шельмованию. Так, например, по мнению Виноградской, работницы вынужденно «проглатывали феминистский соус» в «писаниях тов. Коллонтай», хотя «их чуткое ухо не реагировало» на фальшивые ноты «иной среды и иного мира»1387.
Отделы по работе среди женщин (женотделы) пронизывали партийную структуру сверху донизу, от ЦК РКП(б) до низовых партийных комитетов. Вместе с тем они имели и горизонтальное подчинение и были созданы при областных, губернских, городских, уездных и районных комитетах партии. Отделы действовали с 1919 по 1930 год. Изначально их задачи были определены как трудовое раскрепощение работниц и крестьянок, развитие самодеятельности женского пролетариата. Затем сфера деятельности женотделов была сужена до распространения влияния партии на широкие слои беспартийных работниц и крестьянок путем их политического культурного воспитания, а также вовлечения женщин в партийное, советское, профсоюзное и кооперативное строительство и социализацию быта (создание яслей, столовых и так далее)1388. По мнению многих исследовательниц, это была политика трудовой мобилизации, для которой было необходимо «вырывание» женщин из семьи, так как они были дешевой рабочей силой1389.
12 декабря 1918 года вышла инструкция по работе среди женщин («Указания ЦК РКП(б) по вопросам организации работы среди женщин»), и ЦК сформировал комиссию для пропаганды и агитации среди женщин – структуры, которые также централизованно создавались на местах. В декабре 1919 года циркулярное письмо ЦК РКП(б) «Работа среди женского пролетариата» обязала все партийные комитеты создать отделы для работы «исключительно с женщинами».
Работа среди женщин велась строго централизованно. Партийные директивы определяли цели, задачи, средства работы, состав, численность женотделов, их компетенцию, отчетность и место в структуре органов власти. Н. Н. Козлова нашла в тверских архивах требования центра буквального соблюдения инструкций, для того чтобы «не получить неправильные женские организации на местах»1390. Показательно, что ЦК РКП(б) еще дважды пересматривал «Положение о женсоветах» (в 1921 и 1926 годах)1391 и четырежды рассматривал и утверждал «Положение о делегатских собраниях» (в 1923, 1925, 1927 и 1929 годах)1392.
Местные комитеты партии в Тверской губернии зафиксировали, что при создании женотделов других женских (рабочих) организаций на местах нет и что опереться в работе с женскими массами не на что. Партийные документы, по данным Н. Козловой, демонстрируют полную отчужденность работниц и крестьянок от публичной сферы. В то время как организации женщин среднего класса, хотя бы в виде дамских благотворительных комитетов, существовали практически во всех провинциальных городах. Отсутствие рабочих женских объединений лишний раз подтверждает вывод об отсутствии до 1917 года женского пролетарского движения. По мнению Н. Козловой, хотя работа большевиков среди женщин разворачивалась на голом месте, серьезного сопротивления она не встречала1393.
Коллонтай считала, что женсоветы должны вести работу под контролем партийного комитета, всегда помня, что на первом месте должны быть общие задачи партии. Вместе с тем при разработке идеологии женотделов она предполагала для них определенную автономию:
<право> выдвигать перед партией и советскими органами нужды и запросы женского трудового населения, содействовать развитию законодательства и изменению условий жизни работниц и крестьянок в духе всестороннего раскрепощения женщин1394.
Тем самым новые партийные женские структуры должны были брать на себя движенческие функции – институциональное представительство женщин как специфической социальной группы. Объективно они вставали на позицию, утверждающую, что женщины имеют свои общеженские проблемы внеклассового характера,
которые либо вытекают из особенностей женского пола <…>, либо связанные с особо неблагоприятным положением женщин, с фактической закрепощенностью их или неравенством1395.
Женотделы проводили женские митинги, конференции, делегатские собрания. Все эти формы работы использовались феминистками и в глазах населения были нормой.
По почину Женотдела с апреля 1920 года началась практика привлечения делегаток из работниц, крестьянок, домохозяек и служащих к практической работе в отделах исполкомов и их учреждениях. С 1921 года, после постановления СНК «О порядке привлечения работниц и крестьянок к работе в советских учреждениях», их стали привлекать к работе в судах и профсоюзных организациях. Делегатки, согласно квоте, избирались на общих собраниях на один год, в течение которого они занимались по программе, разработанной Женотделом и Агитационно-пропагандистским отделом ЦК партии. Делегатки должны были проводить идеи партии в жизнь и информировать партию о женских проблемах. Они проходили практику в советских органах (в отделах социального обеспечения, здравоохранения, образования исполкомов), в фабрично-заводских комитетах, в профсоюзных и партийных структурах. Они вели прием посетителей, проводили обследования, рассматривали жалобы. Многие из них после практики оставались на советской, партийной и профсоюзной работе. Год от года делегатское движение разрасталось: в 1922 году делегаток было 95 тысяч, в 1923/1924 – 208 700; в 1924/1925 – 378 200; в 1925/1926 – 500 тысяч, а в 1926/1927 – 620 тысяч1396. Так женское движение возродилось в виде делегатского движения.
Женотделы очень скоро расширили свои функции и действительно стали структурой, которая осуществляла институциональное представительство женщин и способствовала росту их самосознания и осмыслению ими своих интересов и проблем. Сохраняя просветительскую и информационную функции, они взяли на себя и контролирующие, и правозащитные роли. Женотделы защищали интересы женщин и стали специфической организацией, решающей их повседневные проблемы (трудоустройство, устройство детей в дошкольные учреждения), взаимодействующей с властями в случае неравноправного положения женщин на производстве, в связи с проблемами охраны женского труда и приема женщин в школы ФЗУ и так далее. Кроме того, женотделы ставили вопросы о привлечении делегаток к работе в советских и профсоюзных органах и об оплате труда в этих структурах. В этом они опирались на дополнения Центрального отдела работниц и крестьянок к тезисам товарища Зиновьева «Об улучшении советского аппарата и о борьбе с бюрократизмом»1397. С появлением безработицы в годы НЭПа женотделы перешли на «оборонительные позиции, чтобы защитить провозглашенное в 1917 году право женщины на труд1398.
В соответствии с планом работы на 1928–1929 годы отдел по работе с женщинами при ЦК ВКП(б) планировал проверить работу профсоюзов, коопераций и Советов по улучшению быта работниц, а также действия Наркомздрава и Наркомпроса по выполнению директив о мероприятиях по улучшению быта крестьянок и дать им новые директивы.
Женсоветы стремились к расширению собственных структур. В 1924 году были созданы комиссии по изучению и улучшению женского труда, которые контролировали вопросы охраны труда женщин и профессиональной подготовки женщин-работниц. Комиссии также противостояли вытеснению женского труда с производства1399 – во всем этом сказывались традиции и опыт женского и феминистского движения, которые еще не были забыты.
Женотделы далеко отошли от поставленных партией задач трудовой и политической мобилизации женщин, а потому давление на них было постоянным. Исследовательницы отмечают неприятие деятельности женотделов со стороны партийных и советских органов1400, которое было особенно сильно в 1920–1921 годах1401. Более того, некоторые комитеты партии на местах принимали самоуправные решения о ликвидации женотделов1402.
Высшие партийные инстанции регулярно обращались к теме женсоветов. Страсти вокруг женских структур в партии не утихали. Не успел XI съезд партии в 1922 году положить конец дискуссии о праве женотделов на существование1403, как уже XII съезд в 1923 году призвал к изживанию «феминистических уклонов» путем осуществления полного руководства работой женотделов со стороны парткомов и укомплектованию женотделов квалифицированными партработниками1404.
Несмотря на давление, сама работа женотделов подтверждает вывод Е. К. Костюшевой о том, что в Советской России имела место «своеобразная феминистская практика, осуществляемая на низовом уровне коммунистического женского движения» и что «инициативное поведение женщин по защите своих прав и интересов в 1920‐е годы было продолжением традиции, сформировавшейся в ходе развития либерального женского движения в России середины XIX – начала ХX века»1405.
Деятельность женотделов по формированию активного социального поведения женщин, включению их в производственную сферу и общественную жизнь (определенные нуждами трудовой мобилизации) сопровождалась процессами разрушения полоролевых установок патриархальной семьи и традиционных моделей поведения женщин. Участие в общественно-политической и экономической жизни повышало самосознание и самооценку женщин, они усваивали новые роли и преодолевали «внутренние препоны» (О. А. Шапир). «Раскрепощение» женщин проходило по феминистскому варианту. В отечественной историографии встречается мнение о «женской революции», происшедшей в 1920‐х годах под воздействием делегатского движения1406.
Объективно женотделы становились структурой, развивающей и продвигающей независимую женскую личность, ее экономическую и бытовую самостоятельность. В результате личностная самоидентификация активисток и участниц делегатского движения претерпевала серьезные изменения. Появились новые лидеры движения1407, многие из которых принимали участие еще в женском «буржуазном» движении.
Движение женщин переросло заданные ему рамки. Обсуждение и практика реформирования отношений в семье, построения брака на основах «новой морали», защиты достоинства женщин – все это позволяет говорить об очередном витке в развитии феминистских идей и практик под влиянием новых социально-политических условий в рамках марксистской идеологии и риторики.
Женсоветы реализовывали задачи, поставленные в свое время равноправками, в немыслимых для последних масштабах.
Самодеятельная инициатива в решении бытовых и производственных вопросов, расширение контролирующих функций, оценка проблем женщин как базовых и самоценных, созвучность с феминистскими установками о ценности женской личности как таковой если не в теоретической, то в практической плоскости – все это вступило в полное противоречие с партийными установками, что стало особенно заметно после 1929 года. Курс на ускоренную индустриализацию отодвинул на второй план проблемы отдельного человека и достойного быта. Заниматься социализацией быта у государства не было средств, как не было и понимания необходимости такой политики. Теперь это рассматривалось как азарт и перегибы первых революционных лет. «Женский вопрос» в СССР был объявлен решенным.
Постановление ЦК ВКП(б) «О реорганизации аппарата ВКП(б)» от 5 января 1929 года упразднило женотделы1408. Симптоматично, что в апреле того же года было образовано Управление лагерями, которое в ноябре 1930 года получило название Главное управление исправительно-трудовых лагерей и мест заключения – ГУЛаг. Вместо женотделов были созданы женсекторы при отделах агитации комитетов партии, а в 1934 году были закрыты и они. Секретарь ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович написал в своей статье, что женотделы закончили круг своего развития, перестали быть прогрессивным центром и стали «тормозящим», что женщин в советских, профсоюзных, фабрично-заводских комитетах достаточно1409.
Ликвидация женотделов была неожиданной. Журнал «Коммунистка», редактором которого была Н. К. Крупская, как орган отдела по работе с женщинами при ЦК ВКП(б) (в который был переименован Женотдел) был закрыт в одночасье, несмотря на то что подписка на новый, 1930 год уже была завершена. Последняя заведующая «женским» отделом А. В. Артюхина считала, что женщин еще совсем недостаточно во всех структурах общества: в партии их было только 13,5%, в промышленности – 29% (против 30,4% в 1913 году), среди учащихся рабфаков – 30%1410. Но это уже никого не интересовало.
Закрытие женотделов – знак свертывания демократии в стране. Они воспринимались как крайне радикальный проект даже в начале революционных преобразований, а в ситуации концентрации власти – особенно. Женщины в СССР так и не стали действующим коллективным субъектом, защищающим свои интересы и привносящим в политику свою субъектность, хотя благодаря женскому и феминистскому движению они были на пути к этому. В. И. Успенская права: реализация идей Коллонтай не отвечала возможностям общества, а деятельность женсоветов – потребностям нового, но все еще патриархатного государства, осознавшего выгоды массового вовлечения женщин в социалистическое строительство1411. Сбылся прогноз А. А. Кальманович, которая на женском съезде в далеком 1908 году предупреждала, что «грядущий социализм будет мужским социализмом»1412 и цена ему будет не больше, чем существующему царскому режиму, если женщины уже на этапе создания демократических оснований жизни не войдут во власть на том уровне, чтобы принимать решения, не поймут, как это важно.
По данным Е. К. Костюшевой, в Петрограде в годы нэпа (1921–1925) появились новые самостоятельные женские организации и возродились некоторые старые: «Общество содействия женскому сельскохозяйственному образованию», Российская Лига женщин, Ассоциация культурных женщин. Они ставили перед собой задачи не коммунистического строительства, а развитие самосознания женщин и улучшение бытовых условий, занимались культурной работой среди женщин. В этом нет ничего удивительного. Повторимся, что в России (в первую очередь, в столицах) усилиями женского и феминистского движения была сформирована потребность и уже сложилась традиция деятельного решения женщинами своих проблем через движение, основанное на признании собственной женской коллективной идентичности, на осознании своих гражданских прав, на выдвижении своих требований и на контроле за деятельностью правительства. Эти объединения уже никак не могли влиять на политику и вскоре прекратили свое существование.
Понятия «женское движение», «феминизм», «женские интересы», «женские права», «женская культура» в советской пропаганде, а затем и в социальных и гуманитарных науках были опорочены. Наследие русского феминизма было прочно забыто. Традиция защиты женщинами своих прав прервана.
Движение жен хозяйственников, инженеров и техников тяжелой промышленности, появившееся изначально при Наркомате тяжелой промышленности в 1934 году, никак не может рассматриваться как самодеятельная и самостоятельная инициатива женщин. Оно так же, как и делегатское движение, было запущено «сверху» и не имело ни малейшего шанса выйти на уровень самостоятельного развития. В органе движения – журнале «Общественница» – «вдохновителем движения жен» был назван нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе. Журнал принадлежал наркомату и пестрел портретами Орджоникидзе и других комвождей. Вслед за движением жен ИТР появилось движение жен командиров, жен стахановцев, жен работников здравоохранения, легкой и пищевой промышленности, жен слушателей Промакадемии, жен писателей, художников и так далее. Это был отход от идеи женщины как полноценного социального субъекта. Идеи не столько феминистской, сколько либеральной в самом широком смысле слова.
Женщины в этом движении позиционировались как второстепенный, зависимый от своего матримониального статуса элемент. Цель движения жен была чисто утилитарной: мобилизовать неработающих женщин на исполнение задач, поставленных партией перед их мужьями. «Наше движение помогает решению задач, поставленных вождем народов товарищем Сталиным», – писала жена директора Кривожстроя и председательница совета жен ИТР на Кривожье Е. Э. Весник1413. Официально женам ИТР отводилась деятельность по повышению общей «культурности» рабочих, но на деле жен-домохозяек через общественную работу привлекали в производственную сферу как дополнительный трудовой резерв. Это подтверждает начавшееся в ответ на решения XVIII съезда ВКП(б) в 1939 году движение жен-домохозяек за освоение производственных профессий и переход на производство1414.
Нет сомнений, что в рамках этих проектов появлялись и воплощались самостоятельные и оригинальные женские инициативы. Но сами эти движенческие проекты были имитацией. Они наглядно демонстрировали приоритет партийной идеологии коммунистического строительства и отсутствие собственной идеологии женского движения, отрицали существование специфических женских проблем и женщин как самостоятельных субъектов социальных действий. Они подчиняли женскую инициативу классовым задачам, манипулировали женщинами и эксплуатировали их энтузиазм под видом движения. Эти имитационные движения прекратили свое существование к началу войны, в 1941 году.
Новый всплеск советского феминизма произошел в годы застоя. Это было неожиданно на фоне общественно-политической пассивности женщин в СССР. В 1979 году в Ленинграде тиражом десять экземпляров вышел самиздатовский альманах «Женщина и Россия». Это была инициатива Татьяны Мамоновой, Юлии Вознесенской, Татьяны Горичевой и Натальи Малаховской.
По словам Н. Малаховской, она и ее подруги не знали, что такое феминизм, им это объяснила лидер группы Т. Мамонова1415. Авторы издания оперировали понятием «женский вопрос» и в редакционной статье утверждали, что он – «существеннейшая часть общей борьбы за обновление мира»1416. Авторки отрицали советский опыт решения «женского вопроса», результатом которого явилась подмена женского освобождения изощренной и завуалированной формой эксплуатации и дискриминации.
Альманах, несмотря на микроскопический тираж, произвел сильное впечатление на власть и вызвал резкую реакцию. В альманахе были опубликованы статьи о реалиях женской жизни в Советском Союзе (положение в роддомах, процедура аборта, женские колонии, пятирублевое пособие одиноким матерям), об общей униженности женщин в советском обществе и об отсутствии репрезентации женщин в советской культуре. Были включены и рассуждения о женской культуре, которые привели авторок к поиску своей женской идентичности.
Участницы альманаха подверглись запугиванию, обыскам и травле со стороны КГБ. Издательниц предупредили, что в случае продолжения работы над альманахом их арестуют. Самой страшной угрозой, по словам Малаховской, было то, что у них отнимут детей. Поэтому было принято решение начать издавать новый журнал – «Мария».
1 марта 1980 года организаторы и авторы журнала провели конференцию, на которой основали клуб «Мария». Первый номер журнала был арестован в макете, но потом воссоздан и, перепечатанный на машинке и переплетенный вручную, увидел свет. Группа начала работу над вторым номером.
Первая редколлегия в составе Татьяны Мамоновой, Татьяны Горичевой, Юлии Вознесенской и Натальи Малаховской была выслана из Советского Союза летом 1980 года. Но вокруг журнала уже сложился свой круг поддержки, своя рабочая группа в лице Татьяны Беляевой, Натальи Мальцевой (Вера Голубева), Ксении Ротмановой (Клавдия Романова), Галины Григорьевой (Галина Хамова), Елены Шаныгиной (Елена Дорон), Натальи Лазаревой, Натальи Лукиной, Аллы Сарибан и Софьи Соколовой. Эти женщины также подверглись репрессиям со стороны властей. Одни из них вынужденно покинули страну (в общей сложности выслали семерых), другие потеряли работу. Наталью Лазареву дважды арестовывали, она была осуждена и провела в заключении в общей сложности около пяти лет. Журнал прекратил свое существование в 1982 году.
Ленинградские феминистки идентифицировали себя не как феминисток, а как диссиденток. Они понимали феминизм как запрет на проявление «женского», как формирование женщины по мужскому образцу. Феминизм у них ассоциировался с советским строем и советским женским движением, против которого они выступали как диссидентки. Но и в диссидентском движении они остро чувствовали отношение к женским проблемам как второсортным: активисты-мужчины хорошо понимали взрывоопасность «женских» идей. Собственно, проект женского журнала начался с того, что мужская диссидентская элита не пускала женские материалы на страницы таких самиздатовских изданий, как «Часы» и «37».
Ленинградские диссидентки писали о потребности «развития женщины во всей красоте и полноте ее пола», о необходимости противостоять «рабству большевистского гермафродизма»1417. Они считали, что духовное возрождение женщины – наиважнейшая задача для всего общества, а потому проповедовали демократизм, любовь и ненасилие, разгосударствление частной жизни. Это позволяло им считать, что они занимаются проблемами социальными и правозащитными. Тем самым ленинградские активистки продолжили теоретическую традицию тех русских феминисток, которые призывали к равенству в различии.
Издательницы «Марии» были художницами, писательницами, поэтессами, философами, тесно связанными с андеграундом – движением против официальной культуры. Своим творчеством они вписывали в культуру женское видение мира. На страницах «Марии» они утверждали, что страна находится на краю нравственной, духовной и даже физической гибели из‐за попрания женских ценностей1418. По сути, ленинградские диссидентки воспроизвели идеи русских равноправок о женской культуре, ничего о них не зная. Новое женское самосознание заявило о себе через альтернативную, неофициальную культуру. Это было проявление новой коллективной женской идентичности, нулевой фазой, латентным этапом движения, которое усилиями КГБ было предотвращено.
Так советский феминизм стал феминизмом диссидентским, что было логичным завершением проекта освобождения женщины при социализме. С. Г. Айвазова определила этот всплеск советского феминизма как реакцию на «советскую эмансипацию»1419.
В ситуации перестройки традицию женского самиздатовского журнала продолжила Ольга Липовская, которая в 1988–1991 годах издавала в Ленинграде журнал «Женское чтение». Липовская была знакома с феминистской теорией и прямо написала в редакционной статье, что «журнал будет освещать и популяризировать феминизм»1420.
Феминизм вновь появился в России в ситуации агонии социалистического строя и на новом витке своего развития вылился в диссидентскую и правозащитную деятельность.
Женское движение России зародилось практически одновременно с началом модернизации страны. Его появлению способствовала политическая ситуация, сложившаяся в результате экономического и политического кризиса, которая сделала возможным мобилизацию недовольства депривированной и маргинализированной в результате этого кризиса социальной группы – образованных женщин, преимущественно дворянского происхождения.
Исследователи давно рассматривают появление женской гражданской активности (включая политическую активность), оформленную в социальное движение женщин, как признак модернизации общественной системы1421. Это позволяет сделать вывод, что движение является также и условием модернизации. Женские и феминистские движения формируют социальные запросы женщин как большой социальной группы. Через их структуры активистки движения проходят в модернизаторские элиты, понимая под ними внутреннюю преобразующую силу общества, где они могут артикулировать проблемы и заявлять требования женщин. Движение женщин аккумулирует их гражданскую активность и способствует переходу к гражданскому обществу.
Движение – форма коллективного субъекта, основанного на коллективной идентичности, на осознании каждого его участника членом определенной социальной группы со своими специфическими интересами. Женское движение способствовало гражданскому становлению женщин посредством преобразования внешних условий эмансипации (правовых норм). Оно также вело внутреннюю работу как по формированию коллективной идентичности женщины-гражданки, так и по усвоению идеи значимости женской личности для процессов социальных изменений.
Женское движение первого этапа поставило проблему «несправедливого положения женщины в российском обществе» и определило конкретные задачи, решение которых должно было изменить ситуацию. Эти задачи были определены как «труд, знание и свобода чувств».
Отсутствие системы среднего и высшего женского образования, отсутствие у женщин права на высшее образование, запрет практически на все виды оплачиваемой занятости (кроме профессий гувернантки и домашней учительницы для женщин среднего класса), жесткие требования к образу жизни и поведению женщин, охранительные тенденции в отношении мобильности женщин, их инновационного поведения и, как результат, – зависимое, маргинализированное и нищенское положение большой социальной группы – женщин – вот суть претензий участниц движения.
На первом этапе женского движения многие из названных проблем были решены. Появились средние и высшие женские учебные заведения, женщины начали работать в сфере «интеллигентного» труда (то есть профессионального и престижного), были пересмотрены нормы женского поведения, изменилось само отношение к женщинам. Эти культурные и социальные изменения имели долгосрочные социальные последствия.
Женское движение России 1858–1905 годов институционализировалось в общественном сознании как благотворительное и просветительское. Его организационную, культурно-просветительскую работу можно определить как вид социальной работы, направленной на поддержание женщин разных социальных слоев (но преимущественно женщин «образованных средних классов») на основе системы специальных учреждений, созданных самим движением. Это была реализованная попытка решить проблемы женщин их собственными силами.
К началу 1880‐х годов движение достигло высокого уровня институционализации. Его идеи и деятельность были позитивно приняты общественностью, а правительство вынуждено было разрешить создание структур высшего женского образования и позволило женщинам трудиться в образовательной, медицинской сферах, в телеграфном ведомстве, в учреждениях Ведомства императрицы Марии. Движение стало реальным субъектом социальных изменений.
Достижение высокого уровня институционализации, то есть развитие движения на стадии зрелости, – одна из наиболее трудных внутренних проблем движения1422. «Социальные движения зарождаются в период социальных волнений, сохраняются на стадии всеобщего возбуждения, переходят к этапу формальной организации и заканчиваются институционализацией», – писал Н. Смелзер1423. Институционализация предполагает изменение политических институтов, то есть включение движения и его организаций в социальные и политические институты общества и изменение общественного мнения в сторону принятия широкой публикой идей движения, а также поддержку его целей со стороны людей высокого уровня влияния.
В начале 1880‐х годов «женский вопрос» начал рассматриваться в России как государственная проблема, требующая действий правительства, то есть система начала откликаться на запросы движения. Хотя институционализация движения, как правило, означает и его закат, в случае с женским движением в России этого не произошло. Правительство, перейдя в конце 1880‐х годов к открытой реакции, практически разрушило созданную движением систему высшего женского образования, которое носило разрешительный характер и не было оформлено законодательно. В результате женское движение вступило в полосу кризиса.
Кроме того, для самого движения 1880‐е годы были временем смены поколений. Участницы и активистки первого призыва достигли преклонного возраста и отходили от движения. Однако молодых демократически настроенных женщин идеи женской благотворительности в интересах женщин не привлекали. Они видели в женском движении «душную и пресную филантропию». Ариадна Тыркова поставила диагноз непопулярности женского движения в этой среде: отсутствие подлинной идеологии. Курсистки и молодые образованные женщины активно включались в революционное, социал-демократическое движение – более модное, прогрессивное, идейное и «общечеловеческое». Они считали женское движение устаревшим и слишком педалирующим тему пола. Хотя следует заметить, что свое образование и возможность работать в общественной сфере они получили именно благодаря деятельности этого движения. Их социализация и становление как субъектов социальных действий происходили уже в новых социальных реалиях, изменившихся благодаря деятельности движения. К примеру, многие известные социал-демократки имели за плечами Бестужевские курсы – детище женского движения первой волны, о чем свидетельствует мемориальная доска на здании курсов.
Идеи, на которых строилось и которые развивало женское движение, – о несправедливости положения женщин, об ограничениях на пути развития женской личности и о необходимости ее развития в интересах общества – оказались недостаточными для широкой мобилизации. Возникла острая потребность в идеологии не благотворительно-патронажного, а наступательного характера, такой, которая бы объясняла причины дискриминации женщин и намечала пути ее преодоления самими женщинами как самостоятельными акторами.
Таким образом, подтвердился вывод, что сопротивление властей – фактор развития движения. Власть может пытаться подавить движение, но в то же время репрессии способствуют развитию движения, его обновлению и поиску новых идей, тактик и методов работы.
В результате кризиса 1880‐х годов равноправки пришли к выводу, что «равность» женщин и мужчин должна быть оформлена законодательно, что движение должно работать в правовом поле. Так они вышли на другой, более высокий уровень понимания «женского вопроса» и развития движения. Русские феминистки связали проблему женского равноправия с проблемой формирования правового государства и развития правосознания женщин. Равноправность по закону и слом на его основе обычаев и традиций, репрессирующих женщин как социальных субъектов, стали движущими идеями и главными требованиями второго этапа движения. Феминистская идеология объясняла, в чем заключается несправедливость мира по отношению к женщине. Она утверждала справедливость социальных изменений и побуждала участниц движения к действиям. В соответствии с новой идеологией были созданы новые женские организации, которые объединили женщин молодого поколения и которые продвинули движение на политическую арену. Таким образом, основное различие первого и второго этапов движения – наличие идеологии. Идеология выступила ресурсом и эффективной стратегией мобилизации. Опыт первого этапа движения показал, что только мобилизовать людей недостаточно: движение должно «мобилизовывать» идеи или, иными словами, вырабатывать идеологию, которая объединяет его участников.
Эта переориентация женского движения на разработку наступательной феминистской идеологии обновила социальный состав участниц и высветила ряд проблем движения, в том числе проблему рекрутирования и восприятия движения общественностью. Развитие идеи свободной, самостоятельной и самодостаточной женской личности под лозунгом «Женщина – для себя» встречало сложные и неоднозначные оценки. Более того, создание идеала «новой женщины» в беллетристике, публицистике, который служил основой самоидентификации для молодых россиянок, вызвало сильное противодействие многих видных общественных деятелей и социальных структур. Эмансипационная идеология, основанная на идее индивидуализма и включавшая в себя задачу развития самодостаточной женской личности, расширение гражданских прав и свобод женщин в экономической, культурной, общественной сферах, противостояла культурным установкам традиционного российского общества. Процесс личностной автономизации в России вообще шел медленно – он был отягощен неразорванными связями индивида с родом, с общиной1424.
Эмансипационная, феминистская идеология противостояла коллективистской идеологии народничества, пестуемому духу общинности и интеллигентским идеям о долге перед народом. В то же время она находилась в оппозиции православному идеалу женской жертвенности и жизни во имя другого. Женщина в системе ценностей патриархатной культуры рассматривалась не как личность, а только как член семьи, полностью подчиненный ее интересам, не имеющий и не могущий иметь своих личных интересов. Перед женским движением стояла в высшей степени сложная задача: изменить культурные нормы традиционного общества, которые стояли на пути к свободной женской личности, создать условия для жизнедеятельности «новой женщины», что было возможно только в демократическом государстве с развитым гражданским обществом.
Идея ценности женской личности и создание новых демократических норм выступили основой коллективной идентичности и солидарности женщин. Теория эмерджентных норм рассматривает создание новых норм как одну из основных функций движений1425. Именно новые нормы позволили создать систему взаимной поддержки женщин, образовательные структуры для женщин и, шире, инфраструктуру для жизни одинокой образованной женщины. Именно сформированная коллективная женская идентичность позволила женщинам «образованных средних классов» понять проблемы женщин социальных низов и организовать им помощь. Участницы женского и феминистского движения активно работали с такими группами женщин, как работницы, проститутки. Некоторые феминистские организации начали работу с крестьянками.
Феминистская идеология, сформированная на ее основе солидарность и работа с женщинами низших социальных групп способствовали росту самосознания как участниц движения, так и его клиентов. Конечно, сложность феминистских идей не позволяла женщинам с низким образовательным уровнем стать активными участницами движения. Но рост самосознания этих женщин позволил им начать воспринимать себя как субъектов социальных действий и способствовал их включению в революционное движение, которое было для них более значимым и более понятным. Работницы, взращенные в женских организациях, уходили прямо в революцию. Феминистки обсуждали эту проблему и не усмотрели в ней никакого противоречия. Они работали на благо нового демократического общества и сами находились в оппозиции к существующему режиму. Многие из них в той или иной степени разделяли социалистические идеи, в том числе то, что «истинное» освобождение женщины возможно только при новом общественном строе.
Российский феминизм провозглашал новые ценности и утверждал новые нормы поведения для женщины, переформулировал, кто есть женщина, и создавал новую женскую идентичность. Одно из достижений второго этапа движения – осознанная коллективная идентичность россиянок, распространяющаяся в том числе и на женщин «не владеющих групп». Этот фактор стал решающим для зарождения женского пролетарского движения в 1917 году. Таким образом, движение второго этапа пересматривало традиционные женские роли и ориентировалось на изменение структуры гендерных отношений.
Сформировав свою идеологию, феминистское движение превратилось в силу, которая, влияя на общественное сознание (через утверждение новых ценностей), на принятие новых правовых норм, постепенно меняла положение женщины в обществе. В итоге движение решило поставленную задачу: равноправки добились всей полноты политических прав для женщин.
Перед любым феминистским движением стоит задача обретения женщинами трех групп прав: права на образование и труд, политических прав и прав в сфере брачно-семейных отношений (в том числе репродуктивные права).
Движение первого этапа решило проблему получения женщинами образования и положило начало решению проблемы профессиональной занятости женщин.
Движение второго этапа удовлетворило требование о получении женщинами политических прав и сильно продвинуло тему женского оплачиваемого труда.
Нерешенными остались только проблемы прав женщин в сфере семейно-брачных отношений и репродуктивного поведения. Русские феминистки работали в этом направлении: вопросы двойной сексуальной морали и права женщин на «осознанное материнство» (репродуктивные права) обсуждались в феминистской среде и в женской прессе. По инициативе равноправок на Пироговских врачебных съездах обсуждался вопрос о праве женщин на аборт. Под влиянием движения был принят закон «О некоторых изменениях и дополнениях действующих узаконений о личных и имущественных правах женщин и об отношениях супругов между собой и к детям» (1914). Но эта группа прав не была получена в той степени, в какой этого требовали активистки движения. Проблемы брака и репродукции достались «в наследство» советскому феминизму и были решены им самым радикальным образом. Лидером в этом вопросе стала Александра Коллонтай.
Зимой – весной 1917 года русский феминизм институционализировался. Поставленные цели были достигнуты, лидеры и активистки движения вошли в состав законодательных (на уровне городских дум) и исполнительных (Временное правительство) органов. Феминистский идеал женщины – свободной, равноправной, дееспособной гражданки – получил реальное воплощение. В стране произошло изменение политических институтов, и движение, его требования, лидеры и организации были включены в социальные и политические институты общества. Идея активного и легитимного участия женщин в строительстве нового демократического общества была популярна в самых широких слоях городского населения. Политические деятели разной партийной принадлежности, члены Временного правительства, или поддерживали эту идею, или вынужденно с ней считались. Это было время, когда феминистские организации женщин среднего класса находились на пике своей активности, а женщины-пролетарки начали формировать свои объединения и тоже заявлять о себе политическими акциями.
Однако процесс распространения и усвоения идей и ценностей феминизма, превращение их в нормы жизни российского общества был прерван социалистической революцией и сменой политического строя. Достижения русского феминизма были выброшены на «свалку истории» вместе с такими достижениями России, как буржуазная демократия, правовое государство, гражданское общество.
Феминистские идеи, усвоенные городскими женщинами разных социальных страт, проросли в виде советского феминизма. Они были поддержаны советской властью в первые годы ее существования, когда были приняты законы, реализующие феминистские требования. На этом этапе развития страны интересы женщин и новой власти совпали. Таким образом, произошло изменение правовых норм в отношении женщин в Советской России (иными словами, были созданы внешние условия эмансипации). Но не произошло изменение норм традиционной патриархатной культуры в отношении женщин и усвоение этих новых норм самими женщинами под воздействием сформированной коллективной идентичности женщины-гражданки (то есть не были созданы внутренние условия эмансипации). Достижения русского феминизма и первые успехи советского феминизма на этом пути были перекрыты советским традиционализмом.
Нормой для советского общества стали такие требования русского феминизма, как высшее образование женщин, работа женщин в общественной сфере, право женщин на репродуктивный выбор. Но феминистские идеи о существовании внеклассовой женской культуры и общеженских интересов, о деятельности на их основе самостоятельных женских организаций, об активном гражданском участии женщин на всех уровнях принятия решений были слишком радикальны даже для первых социальных опытов советского строя, не говоря уже о последующих его модификациях.
Советский традиционализм остановил работу феминисток над повышением правосознания женщин, надолго сделал неактуальной тему сознательного гражданства, развития правовой грамотности и культуры, то есть тех тем, которые актуализировало феминистское движение. Это сказалось на развитии политической культуры страны, на гендерной политике государства, понимая под этим политику, которая оформляет социальные статусы гендерных групп.
Проблема подавления женщин в традиционной патриархатной культуре не была осмыслена общественным мнением, а культурные нормы традиционного общества в отношении женщин не были пересмотрены. Это с неизбежностью привело к отставанию в модернизационном процессе и, соответственно, к последующему возрождению феминистского движения, которое проявилось в конце 1970‐х годов в Ленинграде в виде деятельности женской диссидентской группы. Представления о вторичности и невостребованности женщин в культуре, тезисы об умалении всего «женского» в патриархатной советской культуре и подавление специфической женской культуры стали триггерами для появления активисток-диссиденток.
В 1980‐е годы на волне перестройки (новой попытки модернизации) в стране вновь появилось независимое женское движение. Процесс модернизации – переход от традиционного уклада к современному1426 – заключается не только в экономическом, политическом, социальном, культурном развитии страны на основе демократических принципов, но, прежде всего, в усвоении идей об автономии личности, о ценности ее гражданского суверенитета и политического участия. Реализуются эти идеи в деятельности самостоятельных, независимых от государства общественных организаций самой разной направленности, которые создаются свободными и ответственными гражданами для защиты коллективных интересов своей группы.
Перед современным женским движением встали проблемы, которые не успел решить русский феминизм. В первую очередь, это изменение традиционной патриархатной культуры в отношении женщин. Этот процесс может развиваться только под воздействием женского и феминистского движений, их усилиями, которые формируют коллективную идентичность женщин, женское гражданское самосознание и женскую гражданскую ответственность. Последние создают новые ценности и нормы в отношении женщин и шире – новые ценности и нормы гендерных отношений. Прежде всего, это представления о важности женской индивидуальности, суверенитета ее личности, а кроме того, утверждение права женщины на удовлетворение своих личных материальных и духовных запросов, которое основывается на понимании ее гражданских прав и личной ответственности. Другими словами, женское и феминистское движения решают проблему гендерного равенства, без чего невозможен переход на современный уровень модернизации.
Социальное движение женщин как одна из отраслей социальных движений – условие развития демократии и гражданского общества, необходимая составляющая процесса модернизации. Многочисленные исследования доказывают, что если в обществе не могут сформироваться общественные движения, то в них развиваются насилие, саморазрушение, уход в себя и цинизм1427.