От кобры до медведя гризли

Глава 8. «Долина обезглавленных» (возле реки Наханни в Канаде)

Даже трудно себе представить, что нечто подобное можно еще встретить на нашей Земле: река длиной с Эльбу, значительно больше Майна, и тем не менее названия ее не найдешь ни на одной карте, ни в энциклопедии Брокгауза, ни в двадцатитрехтомной американской Британской энциклопедии. А я вот могу засвидетельствовать, что она все-таки есть, потому что плавал по ней в индейской плоскодонке целую неделю, и не один, а со своей семьей да еще с настоящим индейцем за рулем.

Здесь, на далеком северо-западе Канады, медведи гризли и американские черные медведи, или, как их еще называют, барибалы, пока что не испорчены туристами, как в других местах. Когда один из таких мишек ночью слишком настойчиво стал интересоваться нашей палаткой, мне достаточно было только выйти с карманным фонарем, чтобы он тут же убрался. Потому что здесь нигде не встретишь мусорных куч с объедками, которые медведи так охотно посещают в американских национальных парках, да и самих посетителей, которые могли бы их чем-то угощать, здесь нет. И именно поэтому тут еще ни разу не было случая, чтобы гризли напал на человека, как это нередко случается в знаменитом Йеллоустон-ском национальном парке США.

Правда, есть здесь другие животные, которые способны стать весьма назойливыми, это комары. К счастью, они тут не служат переносчиками малярии, как в Африке. Но стоит только вечерком отойти за кусты и спустить штаны, как потом целый час будешь чесаться в самых невероятных местах… А лицо, так то уже с самых первых дней от этих проклятых комариных укусов становится преувеличенно округлым и розовощеким. Разумеется, есть различные мази с противоядиями, нужно лишь, чтобы они всегда были под рукой! Хорошо хоть, что днем, на воде, эти кровожадные зверюги оставляют вас в покое.

Почему здесь нет ни единого дома? Почему никто тут не живет? Тому есть свои причины. Так, например, горы Маккензи, которыми продолжаются к северу знаменитые Скалистые горы, относятся уже к арктической зоне, где почва глубоко под корнями деревьев скована вечной мерзлотой. Эти области, объединенные под общим названием Северо-Западные территории, занимают целую треть Канады, а это в тринадцать раз больше ФРГ или в шесть раз больше Франции, и в то же время там проживает всего лишь 40 тысяч человек. Одну треть из них составляют эскимосы, одну — индейцы и одну— европейцы. Сельским хозяйством там заниматься невозможно. Будем надеяться, что и нефти там не найдут. Так что пока еще места хватает.

Но то, что на сегодняшний день так удивительно мало народу добирается до реки Наханни, имеет и другие причины, кроме вечной мерзлоты.

Во-первых, туда не ведут ни автомобильные, ни железные дороги. Так что добраться можно, только наняв маленький самолетик или неделями спускаясь по рекам на лодках. Между прочим, плавание по самой Наханни в наши дни на современных больших моторных катерах с подвесными моторами перестало быть особенно опасным, невзирая даже на водопады. Один из них — водопад Виргиния достигает высоты 96 метров, следовательно, вдвое превосходит знаменитый Ниагарский водопад.

Во время нашего путешествия нам приходилось проплывать по каньонам, где из воды, совсем близко от нас, поднимались отвесные каменные стены утесов высотой в 1100 метров; нам встречались такие стремительные пороги, перед которыми сопровождавший нас индеец Альфред заставлял нас напяливать на себя надувные спасательные жилеты. Мы петляли по плоским низинам, где Наханни, разливаясь, достигает ширины трех километров. Однако река в таких местах расчленяется на бесчисленные, часто совсем мелководные рукава. И вот тут-то очень легко можно зацепиться винтом за оголенные подводные корни прибрежных деревьев, которые непрестанно подтачивает и подмывает вода, вырывая их из грунта.

Индейцы племени наханни, охотившиеся прежде в горах этой местности, наверняка никогда не были ни враждебно настроены, ни кровожадны, как им это приписывалось. Сами себя они называли «козьими индейцами» — esbataotinne. Но индейцы племени славэй, населявшие более южные, равнинные земли, называли их «наханни», что означает «живущие там, наверху». И это название так и укоренилось.

Но основное, что удерживало европейцев в течение более полувека от посещения тех районов, — это связанные с ними страшные происшествия. Достаточно упомянуть лишь названия некоторых мест, чтобы все стало ясно. Так, нам по дороге пришлось проплыть, например, через узкий проход между двумя отвесными утесами под названием «Врата ада», затем мимо «Долины мертвецов», а следующий каньон вел в «Долину обезглавленных».

У этих названий своя история. Знаю я о ней не только по рассказам у вечернего костра, но и из сообщений бывалых людей, которые жили здесь десятилетиями, расставляя зимой капканы и постоянно объезжая их на собачьих упряжках, с тем чтобы добывать шкурки бобров, куниц, лис и медведей.

А начало жутких событий относится примерно к первому десятилетию нашего века. Индейцы поговаривали, будто на двух притоках Наханни — на реках Флат и Карибу— есть золото. Оно на самом деле там есть, но только в таком мизерном количестве и в таких крошечных песчинках, что промывка его совершенно нерентабельна. Тем не менее два брата, Вилли и Франк Маклеод, вместе с одним шотландцем договорились попытать свое счастье. Они поднялись вверх по Наханни— и не вернулись. Было это в 1905 году. И только в 1908 году третьему брату удалось разыскать их трупы. Но без голов. Голов не было! Они лежали убитые перед дверью своего домика в долине, которая сегодня носит название «Долина обезглавленных». А что сталось с шотландцем? Может быть, его тело было разорвано и унесено медведями и волками? Это так и осталось невыясненным. Ходили слухи, что он якобы застрелил своих товарищей и что много позже его видели в Ванкувере, на побережье Тихого океана, где он жил в большом достатке.

В 1910 году траппер по фамилии Йоргенсон отправился на Наханни в поисках золота. Спустя два года индейцы сообщили, что нашли его скелет возле сожженного домика недалеко от речки Флат. Его новенькое ружье исчезло бесследно. Другой искатель приключений, некто Жак Станиер, в поисках золота шел по протоптанной кем-то в снегу тропе, ведущей через лес. Уже сгустились сумерки, когда он набрел на бревенчатую хижину и страшно обрадовался, что нашел ночлег и приют. Когда же он, войдя, стал ощупью пробираться по темной комнате, то нашел в ней стол, печь и три постели. Но на каждой лежало по мертвецу! Они были заморожены и тверды, как камень. Не удивительно, что Станиер предпочел заночевать прямо в лесу под открытым небом…

В 1935 году, осенью, два охотника — Бил Эплер и Жак Мулхолланд — договорились, чтобы их отвезли на самолете в горы Наханни поохотиться зимой на куниц. Они собирались весной возвратиться, спустившись вниз по реке. Никто их больше не видел. В 1963 году пятерых мужчин отвезли на самолете в район Наханни — по-видимому, они тоже решили разведать, нет ли там золота. Когда по прошествии следующей зимы их отправились разыскивать на нескольких самолетах, то в живых нашли только двоих, да и то умирающих с голоду. Из трех других один покончил жизнь самоубийством, взорвав себя динамитом, а двое умерли голодной смертью.

Весной 1949 года человек по имени Схебах таинственно погиб недалеко от реки Карибу. Нашли лишь его разбросанные по разным местам кости. Но его дневник, найденный в хижине, поведал, что несчастный оставался 42 дня без пищи, так как его товарищ не вышел ему навстречу с продовольствием, как у них было договорено. А охотиться ему было уже нечем— кончились патроны. В 1929 году трое мужчин, которых звали Дилл Рой, Хей и Халл, сделали попытку пешком добраться через перевал к «золотому ручью» возле реки Карибу. Одному из них ноша на спине показалась слишком обременительной и, желая поскорее добраться до места, он оставил ее, а сам взял ружье и пошел вперед, к ручью.

Когда туда добрались и два его спутника, он решил вернуться за своей поклажей. Последний раз его силуэт увидели на гребне кряжа, а потом он исчез бесследно: никто никогда о нем больше ничего не слышал.

Между прочим, трапперу совсем не просто провести всю долгую арктическую зиму в полном одиночестве в своей хижине. Даже если у него вдоволь «геркулеса», меда, разных консервов и охотничьей амуниции, необходимой для добычи мяса. К тому же здесь долгое время почти не светает— солнце едва появляется на горизонте. Большинство таких людей становятся какими-то странными, а некоторые просто полупомешанными. Один такой траппер пролежал в постели в своей хижине около двух лет, почти перестав куда-либо выходить, и через два года скончался. Другие начинают подозревать своих товарищей в том, что те их обкрадывают, и на этой почве разыгрываются разные драмы. Одна девица, по имени Мей Филд, обидевшись на что-то, встала и в чем была прямиком ушла в лес. Было это в 1920 году. И хотя траппер и несколько индейцев пошли по ее следам и разыскивали ее в течение девяти дней, они так и не смогли ее найти.

Девица исчезла, словно растворилась в воздухе. Пил Пауерс (который впоследствии тоже погиб в лесу) зимой 1931/32 года чуть было не потерял рассудок из-за пропажи своих карманных часов. Напрасно он искал их, роясь в снегу вокруг своего жилища. На следующее утро он поднялся еще до восхода солнца, зажег свечу, позавтракал, запряг свою собачью упряжку и отправился проверить капканы, чтобы забрать пойманную добычу, пока этого не сделали за него волки или лисы. Но день никак не хотел начинаться. Проехав 20 километров, он сделал первый привал, но, отдохнув, был вынужден продолжать свой путь все в той же кромешной тьме. Он уже было решил, что наступило солнечное затмение или вообще что-то случилось с солнцем, пока поздно вечером наконец не начало светать. Оказалось, что, потеряв свои часы, он лег спать в 5 часов, а вечером в 8 уже проснулся!

Но хватит страшных историй. Это индеец Альфред мне их рассказал, пока мы с ним лениво нежились в теплом бочажке вечером, перед наступлением сумерек. Температура воды 30 градусов по Цельсию. А всего в каком-нибудь метре от нас проносится ледяная вода реки Наханни. Теплое купание мы устроили себе здесь очень просто: вырыли в прибрежном галечнике довольно емкие углубления, в которых скапливалась теплая вода из серных источников, стекающих со склона. Чудо как приятно в ней лежать! К тому же серный запах отгоняет комаров. В Европе на подобном месте наверняка давно бы уже выстроили водолечебницу!

Я лежу и размышляю: то, что здесь в течение нескольких десятков лет бесследно исчезло так много людей, скорее всего надо отнести за счет волков, медведей и лис, в желудках которых мертвый человек легко может закончить свое пребывание на грешной земле. А кости растаскиваются по кустам. Если же волки не доберутся до трупа, то он может пролежать в снегу всю зиму, потому что медведи в это время впадают в спячку. Нередко случалось, что какой-нибудь траппер или золотоискатель зимой на собачьей упряжке или пешком на лыжах поднимался вверх по скованной льдом реке Наханни. И тот, кто при таких обстоятельствах попадает на тонкий, непрочный лед у порогов или в местах впадения теплых ручьев, проваливается в ледяную воду и неминуемо погибает. А когда весной бурное течение начинает рвать ледяные путы и нагромождать глыбы величиной с дом, вертя их по водоворотам, то между ними, как между жерновами, размалывается все, что только туда попадет…

Пока мы вот так лежим в теплой воде и мирно беседуем, на противоположном берегу из рощи тополевидных стройных елочек вдруг появляется лось. Он пришел попить. Какой великан! Он ростом с лошадь — этак метра два в холке — и при этом вынужден таскать на голове рога весом не менее 20 килограммов. Понятно, что к такому и гризли не всегда решится подступиться! И тем не менее гораздо более мелкий американский черный медведь умудряется утаскивать лосят. Так во всяком случае рассказывает индеец Альфред. А уж он-то знает, что к чему. Разъяренная лосиха— страшный соперник для медведя, но дело в том, что уже в первые дни после родов она бывает вынуждена покидать на некоторое время своего лосенка, чтобы самой попастись. А медведь терпеливо лежит где-нибудь в укрытии с подветренной стороны и ждет. Как только лосиха отойдет метров на тридцать от лосенка, он выскакивает, бросается к нему, убивает его мощным ударом лапы и проворно убегает. Разумеется, взбешенная мать кидается за ним в погоню, однако на короткой дистанции медведь способен развить колоссальную скорость. Так что лосиха вскоре отстает и возвращается к своему, увы, уже мертвому лосенку. На другой день, когда мать-лосиха окончательно убеждается в том, что детеныш больше не встанет, она уходит. Вот тут-то медведь и возвращается за своей добычей.

Это еще что! У какого-то приятеля Альфреда один такой медведь ухитрился разгрызть не что-нибудь, а байдарку! Оказывается владелец смазал ее бобровым жиром, чтобы она не промокала. А черные медведи здесь — большие любители полакомиться бобрятиной.

А теперь несколько слов о нашем индейце Альфреде. Он носит, как и все другие здешние индейцы, европейскую одежду. У него длинные черные волосы до плеч. Может быть, он их не стрижет просто потому, что ведь и у белых сейчас такие лохмы в моде? Знаменитые индейские наряды исчезли примерно с тридцатых годов. Немножко дольше они еще продержались у женщин. Индейские танцы тоже исполняются только по особому поводу — по случаю национального праздника или приезда какого-нибудь высокого гостя. Вот пьют они, к сожалению, много. А когда нам понадобилось вкатить в лодку объемистые бочки с бензином, наш Альфред предусмотрительно куда-то исчез, предоставив эту работенку нам. Находились мы, помню, тогда возле впадения реки Наханни в мощную реку Лиард.

— Будьте осторожнее с таким индейцем, — предупреждал меня Пауль Кеатеровски, которого администрация Северо-Западных территорий рекомендовала мне в качестве любезного и знающего гида (он десятки лет возглавлял Охотничье управление Северо-Западных территорий). — Индейцы очень своенравны, они легко могут обидеться, почувствовать себя чем-то уязвленными. В таких случаях они способны бросить все ваше имущество, где попало, и уйти.

Несмотря на подобное предупреждение, я все же рискнул вытащить нашего Альфреда из какой-то индейской таверны, где он подозрительно долго задержался — на целых два часа. Так и есть — «под парами»! Он покачивался, когда шел к лодке, и потом, громко распевая, повез нас дальше. И представьте себе, несмотря на пороги и стремнины, он уверенно вел лодку и в последующие десять часов езды никуда не врезался. Просто молодец! А мы то и дело залезали в свои утепленные спальные мешки — ведь при таком ледяном ветре на реке, когда нет возможности немножко подвигаться, становится адски холодно!

А потом вдруг — о чудо! — какие-то белые пятна на зеленом прибрежном склоне реки. Снежные козы? Нет, оказывается, горные бараны Даля. До тех пор мне всего один-единственный раз в жизни посчастливилось увидеть их на воле. Это было тринадцать лет назад еще севернее, чем здесь, там, где река Маккензи впадает в Северный Ледовитый океан. Помню, в тот раз мне пришлось здорово поволноваться! Правда, не из-за баранов. Я тогда нанял спортивный самолетик с пилотом-индейцем у штурвала. Он сказал, что хорошо знает эти горы. Когда же мы с высоты увидели пасущихся в узкой лощине горных баранов Даля, он резко пошел на снижение и стал выделывать такие умопомрачительные виражи меж скалистых обрывов, что я не на шутку струхнул. Но по-видимому, он действительно хорошо знал эти каньоны, раз мог себе позволить нечто подобное.

А вот сейчас мы медленно, не спеша приближаемся к белоснежным «рогатым овцам». Они не убегают. Интересно, почему? По-видимому, потому, что здесь, на Наханни, последние шесть лет не охотятся совсем. Не боятся они и волков — разве что те застанут их на какой-нибудь равнине во время перехода с одного горного склона на другой. А вверх по склону их ни один волк не догонит! И молодняк надежно защищен от хищников: самки барана Даля никогда не оставляют своих детей одних, даже на короткое время, как это делают другие копытные — лоси, олени-карибу и вилороги. Кроме того, ягнята этого вида уже вскоре после рождения хорошо бегают. В возрасте трех-четырех недель им не страшны даже орлы.

Индейцы уже с давних пор используют для обтяжки своих кану и для изготовления папяток и зимней одежды не шкуры снежных баранов, а шкуры карибу — американских северных оленей, мясом которых они питаются. Злейший враг горных баранов Даля — это суровые зимы, когда снег покрывается настом — ледяной коркой, которую они не в состоянии проломить своими копытами. При таких обстоятельствах примерно треть из них погибает. Нельзя забывать, что белые охотники в свое время страшно бесчинствовали среди стад этих быстроногих, словно газели, копытных. В заброшенной охотничьей избушке на границе с Аляской нашли как-то 144 рога баранов Даля!

Но с 1971 года и бараны Даля, и остальные тридцать видов млекопитающих, живущих по берегам Наханни, надежно защищены от охотников. Теперь половина бассейна реки вместе с окаймляющими его горными цепями превращена в национальный парк длиной в 320 километров. (Для наглядности скажу, что Наханни-парк, занимающий 4765 квадратных километров, почти вдвое больше всей земли Саар.)Там и бобры получили наконец возможность жить спокойно, а не в постоянном страхе. Несколько лет назад здесь во время лесного пожара — явления для северных хвойных лесов не такого уж редкого и не столь трагичного — сгорела часть старого елового леса. Молодой подрост, появившийся вскоре после этого на гарях, предоставил бобрам изобилие мягких, богатых древесной корой кормов. В таких угодьях их численность за несколько пет легко может удвоиться и даже утроиться.

Я сижу на большом валуне возле мощного, прекрасного водопада Виргиния. В облаке мельчайшей водной пыли сверкает всеми своими яркими цветами радуга. Насколько же позже добрались сюда путешественники, чем, например, в Африку! Ведь первая фотография этих водопадов появилась только в 1927 году! То есть тогда, когда я уже был школьником. А сегодня сюда имеют возможность приезжать посетители — разумеется, те, которым не обязательно ночевать в отелях, где есть горячая ванна и телевизор… Однако поездка не из простых и легких, и поэтому таких посетителей, слава богу, никогда не станет слишком много