Отчим 2: с нуля

Глава 25

— Яна, что это за пиздец? — поинтересовался Леша.

— Это не пиздец, это Алешка. Медведя Маркуше купил.

— Этот блядский медведь занимает весь коридор, нахуй!

— Ниче, дом построю, туда его захуячим, — смеялась Яна. — Алешка хоть и ебанько немножко, зато пиздец работоспособный. Еще и связей сомнительных дохуя. Достать может все, что хочешь, нахуй.

— Он выглядит, как барыга ебаный, где ты его нашла?

— Да на улице подцепила. Он реально по молодости барыжил, охуительный навык принес мутных знакомств, которые пиздец нужны в любой сфере. Маркуша спит уже?

— Да, играл-играл, а потом чуть прямо на ковре не вырубился. Я его в кровать положил, но не переодел.

— Нормально. Время сна, ебать, что поделать. Ну че, блять, подкинуть железа? — игриво поддернула бровями Яна.

— Ну подкинь.

— Только на общих условиях. Никаких хуевых поблажек. Алешка достанет все по списку, даже больше. За сотрудничество и разъебные поставочки двадцать процентов. Причем не с релиза железа, а всего дохода.

— Пиздец условия.

— Даже Михалыч согласился, тот мудила, что на работу не взял в трудные годы. Так что, будешь подо мной ебашить?

— Ну, блять, мне не привыкать.

Пока Леша лыбился ей, Яна хохотала, усевшись прямо на комод.

— А знаешь, какая у тебя кликуха среди уебанов, что на тебя пашут?

— Знаю, — процедил Леша.

Хоть он всем видом показывал, как сильно не хочет продолжать этот разговор, Яну это не остановило. Сверкая и переливаясь от счастья, она улыбалась во весь красный рот.

— Дымила! Потому что у тебя пердак горит по поводу и без. А кто придумал кликуху и ввел в народ, знаешь?

— Догадываюсь.

— Пиздец я тебя тонко чувствую, правда? Это же реально про тебя, блять. Дымила, — засмеялась Яна. — Мегерочка звучит получше, согласись. Мегера ну такое, а вот Мегерочка прям игриво.

— Игривая Мегерочка, ты жрать, блять, хочешь?

— Пиздец хочу, — спрыгнула с комода Яна. — Что за жратва?

— Лазанья, — ухмыльнулся Леша.

— Лазаньюшка. Я сожру три порции!

Яна нервно дергала ножкой, пока Леша разогревал ее любимое блюдо.

— Выглядишь охуенно, — сказал Леша, садясь напротив со своей тарелкой.

— Ага, представляю, как охуенно выгляжу с набитым ртом, потекшим косметосом и взрывом ебаным на голове. Ну день, ебать, сложный.

— Да не, охуенно.

— Костюмчик «Гуччи», ебать. Как бабло грести стала, купила себе пару дизайнерских тряпок. Наденешь — и прям уверенность в себе зашкаливает. Для важных переговоров само то.

— Куда тебе, блять, еще больше уверенности?

— Всегда нужно стремиться к большему, а не сидеть в своем дерьме, Дымила.

— Как лазанья?

— Ну такое, блять. Переготовлена, соли ебнуть можно было бы побольше, как и сыра. Все сожру, потому что пиздец голодная, а так не заказывай больше в данной харчевне. Где ты, блять, вообще ее заказал?

— Сам приготовил.

— Не пизди! Лазанью ебаную стоял катал?

— Да.

Осмотрев кухню, Яна поняла, что странное известие, скорее всего, правда. Духовка была в состоянии плачевном, на всех поверхностях присутствовали остатки продуктов, в мойке — изуродованные сковородки. Хоть Яне и захотелось пустить скупую слезу, сочувствуя своей кухоньке, она с искусственной улыбкой выдавила:

— Не, ну, блять, в таком случае охуенная лазанья. Шедевр кулинарии. Высокая, ебать ее в рот, кухня.

— Да конечно блять. Пиздец как рад, что угодил.

Леша не обижался, он просто пялился на Яну. Яна заставила себя продолжить трапезу с видом, словно вкушает божественную амброзию и только в конце романтического ужина прислушалась к музыке.

— Че, блять, даже «Свидетельство о смерти» врубил? — улыбалась она.

— Тебе же нравится.

— Нравится, но подзаебало малек. Сейчас слушаю «Красные звезды». Знал таких пацанчиков?

— Было дело.

— Ну давай, блять, я вся во внимании. Жду охуительную историю.

Яна взобралась на стул с ногами и пялилась на Лешу, так сильно вытаращив глаза, что он рассмеялся.

— Да что тут, блять, рассказывать? На одном мероприятии пересеклись, один хер гидропона припер такого, что, нахуй, все из башки вырубил к хуям. Я к тому времени много хуйни пробовал, но та разъебывала, как ничто и никогда. В астрал ебучий унесло на полдня, нихуя не помню. А вечером концерт, ебать, выступать надо. Состояние, как будто гантелями пиздили, и не у меня одного. Новый знакомый прямо со сцены блевал, это был пиздец полный.

— И ты блевал со сцены? — лыбилась Яна.

— Не, я успел за кулисами.

— Нарик ты ебучий!

Хохот Яны оказался заразительным. Смеялись они долго, Яна даже до слез.

— Ох, блять, — вздохнула она. — Ну что за творчество их качнешь?

— Да какое творчество, нахуй? Подсосы «ГрОба».

— Понятно дело, что по следам «Гражданской Обороны», но, блять, нихуевое содержание, да и исполнение почище. Нормальный отечественный панк-рок.

— Нихуя. Пост-панк, как и у остальных сосальщиков, пиздец посредственный. Если Летов показал, как умеет выебываться, то все эти звезды-хуезды это тупо пост-Летов. Хотя и он хуйня полная.

— «ГрОб» хуйня? Разъебное музло, смысловая нагрузка зашкаливает, история создания, треки длинной в ебучие полчаса с психоделическим музлом. Это, блять, легенда. У меня нихуево на монтажке заходит, все текут, как сучки. Знаешь, блять, что? Всегда считал ебанутой мою идею при найме рабочих спрашивать, что за музло слушают, а я, блять, всех так и набрала. Если хуйню полную — все, нахуй иди. Зачем, блять, спросишь, заебоны эти? А я тебе отвечу: гайку, блять, крутить и обезьяна научится, а музло это про ебучий внутренний мир. Нужно брать чуваков, что на одной волне. Сраться будут и так, это ясно. Но больше по рабочей хуйне: кто там лишнего бабла сорвал, кто заказ спиздил. Результат на лицо: срачей почти нет, потому что интересы общие и сплотились мужики. Команда ебануться крепкая, все адекваты, еще и между собой сдружились, а стратегия моя выгорела благодаря музлу.

— Ну круто, блять, поздравляю.

— Я просекла, в чем сама соль этой хуйни. Знаю, как сделать, чтобы ебашили на совесть. Мужской коллектив — своя специфика. Мужики — дети ебаные, эмоциональный интеллект на уровне Маркушки. Им, блять, надо, чтобы почаще по головке гладили и говорили: «Ух пиздец ты круто умеешь болтики крутить, лучше, чем другие мальчики в песочнице домик построил». Хвалить, блять, надо и с понимающим видом головкой качать, когда жалуются. Ну, блять, знаю все это, но нихуя времени столько нет каждому слюни подтереть и болт похвалить. Поэтому происходит ебаный жесткач, в руке появляется кнут вместо слюнявого пряника. Обсерают меня между собой, знаю, Мегерочка, блять, кликуха. Но в целом считаю, что у меня атмосфера в коллективе лучше, чем у тебя. А еще ты просто завидуешь Летову.

Финальный вброс заставил Лешу проглотить улыбку.

— Завидую, нахуй? Чему тут, блять, завидовать? Под приходами писал полную поебень. Музло — ничего особенного. Горло драл, орав хуйню и маты загибал? Ну бля, да, ума тут надо дохуя.

— Да хуй кто орал так до него. Он — ебаная легенда и след в музыкальном прошлом оставил нихуевый.

— Горшок тоже глотку драл. Так что тех, кто петь не умеют и ебучей харизмой пытаются брать, всегда было дохуя.

— Ну нет блять. Одно дело «КиШ» с балладами лиричными, которые за панк-рок пытались продать, а другое «ГрОб», пробирающий до костей. Первое сказочки для малолеток, которые хотят поиграть в анархистов, а второе для мужиков заебанных жизнью.

— Ага, блять, конечно. «КиШ» — хуйня, «ГрОб» такая же. Одно бунтари мамкины слушали, второе говнари, гопники и скиндхеды.

— Так блять, на лицо разница! — хохотала Яна. — Да признайся, что сам хотел бы себе эту невъебическую аудиторию.

— Нихуя, — покачал головой Леша.

— Да похож ты на Летова.

— Что блять? Это звучит еще хуевей, чем то, что я ему завидую.

— Похож пиздец, хоть музыка с разных концов каната ебаного. Он вопросы насущные поднимал, политика-хуитика, смысл жизни, смысл смерти, темы злободневного, сука, дня. Был в своем жанре первооткрывателем, ты так же охуенно разъебывал метлу. Но, блять, у тебя больше погружение в себя, не внешние проблемы, а внутренние, философия, душевные метания. Да, блять, такое хуже зайдет, даже если качество охуенное. Людям ближе про то, что их окружает, хуй кто в себе копаться хочет. Вот жаль, блять, что не пересекся с ним, да, он был уже мужичарой, когда ты пиздюком по сцене прыгал, но все же. Встреча была бы охуительная, может история бы переписалась к хуям. Леша, да признай, что ты хотел, как он: залы огромные, туры, чтобы имя гремело из каждого утюга, заграничные гастроли, вся хуйня.

— Нет, не хотел. Я писал музло для себя и играл, пока сам ловил с этого кайф. Мне всегда было похуй, кто услышит и кто поймет. Этот же уебан хотел славы и упивался ей до талого. Эпатажа ебашил постоянно, то коммунист, то демократ. Сам уже, блять, запутался, во что верит. И вообще, блять, когда о тебе знает каждая вшивая собака, это пиздец плохой знак. Реально качественные вещи не идут в широкую публику, они для тесной и думающей аудитории.

— Да ну нахуй? Серьезно, блять? Тебе сорок с хуем годиков, а ты, блять, до сих пор хипстер ебаный? Тип охуенный такой, потому что ебашишь против мейнстрима? А Летов хуйня, потому что вошел в массы? Пиздец ты тупой, смысл нихуя не в этом. Все решает стиль, твоя начинка ебать. Мнение других до пизды, поймут-засрут, будут завидовать, подражать, пиздить идеи. Все это по хую. По хую оценят твой стиль или нет, важно его иметь. Ни одного поклонника или полмира — похуй. Важна только та хуйня, что остается от тебя, если забрать у тебя, нахуй, все.

Яна уже не лыбилась, она внимательно смотрела на задумавшегося Лешу, а потом пихнула его своей коленкой в колено.

— Да не кисни, Металлист, стиль у тебя ебать охуенный, — подмигнула Яна.

— Ну врубай свои «Звезды», — улыбнулся Леша.

— Тебе же не нравится.

— Мне и хуйня, что сейчас ревет, не въебалась.

Два раза Яну просить включить свое музло было не нужно. Уже через пару секунд она со всей экспрессией исполняла выбранный специально для Леши трек. Он воздержался от комментариев, только смотрел на нее, смотрел так долго и внимательно, что Яна даже носом подергивала от удовольствия.

— А под твоей прозрачною одеждой

Струится теплая малиновая кровь.

Последней умирает не надежда,

Последней умирает любовь.

Финальные аккорды Яна сопроводила торжественным взмахом головы. Леша улыбнулся, концерт закончился, и можно было присесть. Яна еще долго напевала припевы песен, что ей нравились, проверяя стрессоустойчивость Леши. Он ничего не говорил целых полчаса, а потом Яна сама выключила и сходила проверить сыночка.

Яну с умиленной улыбочкой в коридоре и застал Леша.

— Яна, оставайся, — сказал он.

— Ну придется. Не попру же спящего ребенка через весь город.

— Я не про сегодня. Навсегда оставайся.

— Пиздец обреченно звучит, — скривила Яна губы. — Даже если я останусь, то съебусь при повторении ебучей истории. Как раньше, я жить не буду никогда.

— Если на чистоту, разве один я хуйню творил? — на удивление спокойно спросил Леша.

— Нет, но твоя хуйня была особенной, блять. Знаю, я психованная и в руках себя держу хуево, но, блять, хватать меня, толкать и унижать ты не будешь никогда. И теперь тебе придется считаться с моим мнением, а не считать себя сверхразумом ебучим.

— Согласен.

Разбор прошлых неудач был закончен, и началось основательное продвижение вперед. Притягивая за бедра, Леша так целовал Яну, что она еле находила возможности для вдохов. Перемещение по направлению к ее старой спальне происходило интуитивно в полной темноте. А вот когда свет зажегся и часть одежды ликвидировалась, Яна замерла, уставившись на грудь Леши. У него и на груди были татуировки, но одной Яна еще не видела. Свежая, сантиметров в двадцать. Хохотом Яна разразилась особенно саркастическим.

— Ебать! Дева Мария с Иисусом? Серьезно, нахуй?

Иконографическая живопись на груди Леши была не совсем типичной. У скромницы девы Марии было лицо Яны, а у младенца Марка. Яна не удержалась от соблазна дотронуться до личика малыша.

— Че, блять, не нравится? По мне так пиздато вышло. Надо было масштаба ебануть, но, сука, места на моем теле попробуй наскреби.

— Да охуенная. Сейчас мою покажу. Иисусик? Нихуя-нихуя.

Расстегнув свой крестообразный топик, Яна осталась лишь в брюках. На ребрах, в области сердца, у нее была набита морда козленка с тремя шестерками над рогами.

— На дьявола еще не тянет, а вот дьяволеночек-козленочек вполне. Если чего-то хочет, такие децибелы берет, что тупо ебаный шум из глубин ада.

Леша засмеялся, а Яна вошла в кураж и плюхнулась на кровать, стаскивая красные брюки. У нее была еще одна новая татуировка. Прилегла она на бок и хорошенько хлопнула себя по ягодице с реалистичной картинкой.

— Карбюратор, блять! — объявила она.

В этот раз Леша только улыбнулся и, внезапно оказавшись над Яной, развернул ее к себе, схватившись прямо за этот карбюратор. Поцелуи обрывались все чаще, потому что руки активно устраняли помехи в виде белья. Когда губы Леши оказались на шее, Яна просто отбросила голову и улыбалась, закрыв глаза. Прибереженное для лучших времен желание секса, да не просто секса, а секса с ним, грозило выпотрошить ее наизнанку. Обойдя грудь, Леша опускал поцелуи к ее животу.

— Уже не кормлю Марка. Если хочешь, можешь трогать сиськи. Не тот вид, блять, конечно. Малек сдуло, еще растяжки ебаные. Хорошо, блять, что успела запечатлеть их лучшие времена и сколотить капитальчик.

— Блять, Яна, эту тему мы закрываем раз и навсегда, — Леша был слишком возбужден, чтобы ее послать, поэтому переместил поцелуи к груди, добавив: — Да охуенно все.

Яна уже не закрывала глаза, она запускала пальцы в волосы Леши и склеивала импульсы удовольствия воедино.

— Так нравится? — спросил Леша после того, как слегка прикусил ее соски.

Спросил он про ее ощущения во время секса впервые. Обычно Леша просто делал, что хотел, а Яна отпихивала его от себя, если ей что-то не нравилось. От удивления Яна вытянула губы, все же выдавила:

— Очень.

Трения, укусов и сжатий груди уже было достаточно, чтобы с ума сходить от перспективы почувствовать в себе его член. Все же пришлось выдержать целую дорожку поцелуев по направлению к татушке-дракону и прикусить губы от ощущения скольжения уже на других губах. Частота движений языка нарастала с той же скоростью, с которой Яна теряла самообладание. Было слишком приятно и слишком долго, чтобы не стонать и не начать активные движения навстречу.

Чувственный куни натянул импульсы возбуждения настолько сильно, что Яна буквально насильно впихнула в себя член. Все было лучше, чем в воспоминаниях или фантазиях. Для усложненных поз оба слишком соскучились и возбудились, поэтому Яна продолжала лежать на спине, прижимаясь к Леше абсолютно всеми частями тела. Она царапала его спину, терла шею, впивалась в грудь. Он же все добавлял скорости и мурашек на шее. Органы чувств обострились. Его запах, картинка синхронно движущихся тел, вкус чьей-то крови из прокусанной губы и звук нарастающих смешанных стонов.

Яна даже клитор не трогала по определенной причине: не хотелось, чтобы оргазм наступил слишком быстро. Сам процесс был завораживающим, но с крайней точкой возбуждения не поспоришь. Движения-рывки Леши приблизили не волну, а целое цунами. Сжимая его ягодицы так, что собственные пальцы болели, Яна двигалась навстречу, пытаясь поломать законы физики. Когда Яна отбросила голову назад, Леша наклонился за ней следом и поцеловал за ухом. Когда его язык сделал несколько движений вверх-вниз в ямочке за ушком, самом эрогенном месте Яны, она взвизгнула и зажмурила глаза. Фейерверк был по истине грандиозным. В конце собственного представления она еще успела насладиться и смертоносным взрывом Леши.

Спрятав лицо в ее волосах, он дышал так часто, что у Яны вспотела шея.

— Как же, блять, охуенно, — выдавила она.

— Да уж, иди сюда.

Завалившись на подушку, Леша притащил Яну к себе и натянул на них одеяло.

— Я пиздец как соскучился, — сказал Леша.

— Ну и что ты, блять, смотришь, как собака, отпизженная? Хуй я буду говорить, что скучала. Ты полным мудазвоном был, еще, блять, не хватало эго твое ебучее тешить.

Леша засмеялся, даже Яна улыбнулась и уперлась локтем в его грудь, чтобы заглянуть в лицо.

— Скажи мне лучше вот что. Ебал кого-нибудь с того момента, как мы потрахались в первый раз? Да не сцы, из интереса спрашиваю. Ебашь правду.

— Нет.

— Любишь меня что ли? — нахмурилась Яна.

— Люблю, — ни на секунду не увел взгляд Леша.

— И я тебя люблю, хотя бываешь ебаным мудазвоном.

— Ну бывает.

— Бывает? Проще, блять, сказать, когда не бывает.

С единственным намерением наконец-то заткнуть Яну, Леша страстно поцеловал ее в губы. Поцелуй сработал, и она устроилась на его груди.