Отдых у моря

15

Он лил всю ночь напролет. Серый рассвет едва пробился сквозь небесный водопад. Гром утром уже не гремел, но дождь не стихал ни на минуту. Казалось, он никогда не перестанет. Может, это уже начался второй всемирный потоп, о котором когда-то говорила Люсе бабушка?

Скорчившись под двумя тощими покрывалами, Люся смотрела на сползавшие по стеклу дождевые струи и мучилась угрызениями совести. Конечно, Костя дрянной человек, это теперь совершенно ясно, но все-таки как он пойдет за билетами под проливным дождем без плаща? А все из-за нее. Зачем ей были нужны эти яблоки? В Москве всегда есть яблоки.

Три плаща. У Кости серый, у нее и у Николки черные. Не ахти какие элегантные, но совершенно непромокаемые, совершенно! У кого есть такой плащ, тот чувствует себя племянником короля в любую погоду. И Костя сейчас мог бы спокойно, не горбясь, не боясь простудиться, идти за билетами. Она бы даже сама могла пойти за билетами.

Сама? А в самом деле… Да, так она и сделает. Пусть Костя остается с Николкой в сухой квартире, а она отправится за билетами сама. Она виновата, она и будет отдуваться за свой промах. Пусть она промокнет, заболеет, умрет — это неважно. Зато Костя не сможет ее упрекнуть за промокший пиджак. Его пиджак останется сухим.

Приняв это мужественное решение, Люся отбросила оба одеяла и стала выбираться из продавленной кровати, которая, разумеется, отчаянно заскрипела. Спал, нет ли Костя, но музыка кровати заставила его открыть глаза. Он увидел, что Люся поспешно одевается и услышал, что за окном с неиссякаемым изобилием хлещет дождь. Костя хотел спросить, сколько времени, но вспомнил о ночной ссоре и не спросил. Он встал, взял со столика часы и посмотрел. Было половина седьмого.

Собственно, спешить было некуда, поскольку у Кости тридцать восьмая очередь. Если даже кассир приедет ровно в семь, его очередь подойдет не раньше девяти. Возможно, и дождь к этому времени перестанет или хотя бы немножко ослабеет. Так что можно до девяти лежать.

Люся надела юбку и две кофты, одна на одну, и теперь, стоя перед зеркалом, причесывалась. Костя был заинтригован. Куда это она собирается? В кафе? Черт с ним, с кафе, в такую погоду. Есть хлеб, есть кусок шпига, вполне можно обойтись.

Когда Люся открыла чемодан и стала отсчитывать деньги — много денег, явно не на завтрак, Костя не выдержал.

— Куда ты собралась? — спросил он с наивозможнейшей холодностью.

— Иду за билетами, — таким же тоном отозвалась Люся.

— Ты?

— Да, я.

— Тебя же нет в списке! — злорадно проговорил Костя, разгадав эволюцию Люсиных душевных переживаний, которые привели ее к такому решению.

Люся взглянула на Костю с такой растерянностью и беспомощностью, что к его сердцу против воли прихлынула жалостная волна. При других обстоятельствах он непременно принялся бы утешать и успокаивать Люсю. Да, раньше он был таким слюнтяем, что ласкал и успокаивал жену даже когда она бывала виновата. А, мало ли что было раньше! Жизнь есть жизнь, с годами человек становится мудрее.

— Но разве мне нельзя в твою очередь? — спросила Люся.

— Нельзя. Сегодня будут пропускать по паспортам.

Люся села на табурет и опустила руки. Она, бедняжка, всегда вот так, если у нее неприятность, сядет, опустит руки, сгорбится, такая маленькая, родная Люська. «Ладно, Люсенька, не волнуйся…» Костя чуть не произнес эти слова вслух, но успел все-таки осадить себя.

«Люсенька, не волнуйся!» Безмозглая чурка! Отправила плащи, а теперь я должен идти в одном пиджачке под этакий дождь и добывать себе воспаление легких. Ей-то что: она останется дома, под крышей, ей наплевать на меня, она сама ночью сказала, что ей на меня наплевать. Ладно, пусть живет одна, посмотрю, как она будет жить без меня.

— Ты не опоздаешь?

Ну вот. Вечно она боится опоздать. Раньше Костя просто посмеивался над этой ее слабостью, не понимая, какая это отвратительная черта. Постоянно торопится, дергается сама, дергает его. Ведь ясно, что минимум два часа пройдет до тридцать восьмой очереди. Впрочем, ладно. Если ей так не терпится выгнать его под дождь, он пойдет. Немедленно пойдет! Без чаю. Без завтрака. Может быть, он простудится, вымокнув до нитки, попадет в больницу и хотя бы там отдохнет от семейного ада.

Костя встал и принялся торопливо одеваться. Он молча принял деньги, которые протянула ему Люся, пересчитал, положил в свой паспорт и сунул все в карман. Покосился на хлеб, хотел отломить корочку и пожевать, но почувствовал, что это внесет какой-то диссонанс в настроение мрачной обреченности, какое сейчас выражалось всем его поведением. Он только сказал:

— Я пошел…

И сделал три шага к дверям с таким видом, с каким ступает на эшафот человек, решивший умереть достойно.

— Костя! — умоляюще окликнула его Люся.

Он молча обернулся, поглядел в страдающее лицо жены… бывшей жены, сухо спросил:

— Плацкартные или купейные?

— Лучше плацкартные, — сказала Люся, — зачем тратить лишние деньги!

— Ладно, — буркнул Костя.

Он взглянул на безмятежно спящего Николку и нырнул в дождевой поток.