Отечество

Глава 18

Прошло несколько дней с тех пор, как Тхэ Ха примкнул к народноармейцам. Все больше людей встречалось на их пути, которые так же, как они, пробирались на север. Дорога проходила через горный хребет Нанним. Раньше здесь редко можно было встретить человека, — разве что охотника или заблудившегося крестьянина. Местность дикая, хозяйничали звери — лоси, косули, кабаны. До войны это была настолько глухая сторона, что голодные волчицы со своими выводками даже среди белого дня выходили на промысел. Но теперь тут пролегла дорога со свежими ссадинами от тяжелых гусениц тягачей и военной техники.

На этой дороге встречались самые различные люди. Среди них были и солдаты, отставшие от своих частей; и административно-хозяйственные работники, которые, эвакуируя свое хозяйство, не успели уехать вместе с другими; были и простые жители, которые покидали родные места. Неумолимый закон войны собирал их по каплям, и они, стекаясь сюда по трудным военным тропам, образовали широкое половодье, движение которого уже ничем нельзя было остановить. Время от времени здесь проходили части действующей армии, отряды местной самообороны. Враг хорошо знал, что эта свежепроторенная дорога полна всяких неприятных сюрпризов. По этой или по какой другой причине вражеские солдаты, видимо, обходили эти места, оставляя беженцев в сравнительном спокойствии. На всем пути не было населенных пунктов. Правда, изредка встречались бог весть как забившиеся в эту лесную глушь одинокие чиби крестьян, которых в мирное время еще не успели переселить, но они не в силах были обеспечить продовольствием такой огромный поток беженцев.

Разных людей встречали по дороге Тхэ Ха и его товарищи, но не было среди них ни шахтеров, знакомых Тхэ Ха, ни однополчан его товарищей. Они шли только втроем.

Однажды утром перегородил им дорогу довольно широкий плес горной реки.

— Кажется, что там, внизу, должен быть какой-то населенный пункт… — высказал предположение старший солдат.

По ту сторону реки, прямо под высокими крутыми обрывами, извивалась проселочная дорога.

— Может, до вечера переждать здесь?—обратился Тхэ Ха к своему вожаку.

— Посмотрим. Дальше видно будет.

Они, присев в прибрежных кустах, наблюдали за дорогой. Но она была безлюдна.

— Наверное, сюда еще не вступили враги, — сказал солдат.

— Не торопись, слышал пушечную пальбу?—ответил его старший товарищ.

И действительно, стреляли где-то на северо-востоке. А сегодня почему-то тихо. Неужели близлежащие районы уже захвачены и враг продвинулся дальше на север? Одно было ясно: проселочная дорога по ту сторону реки пока не контролируется врагом.

К полудню они спустились к реке. Судя по тому, как быстрины местами взметывали седые космы, ударяясь о невидимые камни, река не глубокая, ее можно перейти вброд. Линия берега была уже оторочена белыми кружевами тонкого льда. Нащупав мелководье, они прямо в одежде вошли в воду. Вода доходила чуть выше колена. Вот и другой берег. Кругом настороженная тишина. Тонкий лед на лужицах снова растаял под полуденным солнцем. К ногам прилипали пудовые комья грязи, затрудняя ходьбу. Но все трое находились в отличном настроении — в последнее время им редко приходилось шагать так открыто по дороге. Они шли против течения, к верховью реки.

— Ну, что я говорил? Ведь нет противника, — заметил солдат, как бы подчеркивая правильность своего предположения.

— По такой дороге никогда не устанешь идти, — Тхэ Ха шагал легко, будто обрел крылья. После всего пережитого мир казался ему совсем иным. И багряный диск солнца, и валуны на обочинах дороги, и даже сухие листья, которые под порывами набегавшего ветра вели между собой неторопливый разговор, — все это теперь бесконечно радовало Тхэ Ха.

Вскоре обрыв кончился, и они вышли на широкую опушку, окаймленную с одной стороны молодым ельником, с другой — неубранным овсяным полем. Перед ними было две тропинки: одна углублялась в ельник в сторону глухого ущелья; другая пролегала через овсяное поле. Они выбрали вторую. «Зачем скрываться, словно разбойники в ночи, на своей свободной территории?»—подумали они.

Они уже прошли почти все поле, когда их неожиданно окликнул чей-то голос. Перед ними стояла женщина средних лет. Голова ее была наглухо повязана платком, как это делают здешние крестьянки, в одной руке она держала серп, в другой — пучок срезанных стеблей овса.

— Стойте… Возвращайтесь обратно. Идите по той тропинке, что ведет в лес, — торопливо заговорила она низким грудным голосом, беспокойно оглядываясь по сторонам.

— В чем дело?—спросил Тхэ Ха.

— Туда нельзя. Вы как раз выйдете на волостной центр. — От волнения женщина говорила с сильным местным акцентом.

— Ну и что же? Разве там враги?—удивился Тхэ Ха.

— Потому сюда и пришла. Вот только сейчас людей погнали на митинг, чтобы приветствовать окаянных.

Они только сейчас сообразили, что эта женщина здесь совсем не на уборке овса, а по чьему-то поручению.

— Много народноармейцев приходило?—обратился к женщине старший солдат.

— Да, бывали и такие, — голос ее неожиданно дрогнул. Она подняла голову. Лицо ее было переплетено густой сетью морщинок, а доверчивый, бесхитростный взгляд полон глубокой печали.

— А рабочие? — спросил Тхэ Ха.

— Рабочие тоже, — тихо ответила женщина, видимо углубленная в какие-то свои невеселые мысли.

— Вы, может быть, видели наших ребят, рабочих с шахты!

— Не помню. Их было так много, разве всех упомнишь! — нехотя ответила она.

Не обращая на это внимания, Тхэ Ха уцепился за последнюю надежду узнать о своих потерянных товарищах и с большим жаром стал описывать их.

— Может, вы помните таких? — он почти с мольбой смотрел на женщину.

— Как бы не соврать вам… будто позавчера проходили здесь. Их много, а я одна…—она виновато улыбнулась.

Тхэ Ха прекратил расспросы, удовлетворенный тем, что здесь уже прошли какие-то рабочие.

— Уходите скорей! А то еще увидят. Все они прошли по той тропинке… Здесь опасно, а там, бог даст. — Вдруг она повернулась в сторону и с тревогой закричала: — Эй, куда вы идете?! Поворачивайте назад! Чен Дор, где ты? Скорей, скорей!

Пока она была занята разговорами с Тхэ Ха, новая группа солдат, миновав их стороной, направилась в сторону волостного центра.

Из ельника выскочил вихрастый парнишка и, на ходу низко нахлобучив засаленную грязную кепку, быстро побежал за удаляющимися солдатами.

— Спасибо вам, дорогая.

Поблагодарив, Тхэ Ха и его товарищи тронулись в путь. Они долго еще вспоминали женщину, которая стоит на опасном перепутье и указывает беженцам безопасную дорогу.

Чем дальше, тем больше беженцев встречала группа Тхэ Ха. И каждый раз Тхэ Ха не упускал случая расспросить о своих товарищах шахтерах. Никто ничего не знал. Правда, некоторые рассказывали, что, мол, видели каких-то шахтеров, но попробуй найди иголку в стоге сена.

Густой мрак окутал лес. Там, внизу, по склону горы, ползли клочья тумана, закрывая ребристые борозды забытого хозяевами поля, и стекали в черную пасть ущелья. Деревья и трава, покрытые белым инеем, создавали сказочный мир причудливых белых цветов. Трое товарищей долго шли сквозь пелену тумана по извилистой тропке, пока неожиданно не наткнулись на несколько глиняных домиков, затерявшихся, точно грибы в густой траве.

У входа в хутор с автоматом в руках расхаживал коренастый парень. Широкогрудый, крепко сбитый, с упругой пружинистой походкой, он был, видимо, очень силен. Казалось, ударь молотом, и то не сдвинешь с места. Услышав шаги, он рывком повернулся в сторону неизвестных пришельцев и, вперив острый взгляд в туман, зычным голосом крикнул:

— Стой! Кто идет?

В туманной полутьме мелькнули подозрительные тени.

— Стой! Стреляю!—часовой дал короткую очередь.

«Конечно, это вражеские разведчики. Дьяволы, куда же они подевались? Только что здесь прошли…» Ки Бок метался из стороны в сторону, надеясь напасть на след. Автоматная очередь, вспоров утреннюю тишину, отдавалась многоголосым эхом в глубоких ущельях.

Услышав выстрелы, из дома высыпали люди.

— Что случилось?

— В чем дело?

— Кажется, вражеские разведчики. Скрылись вон в том направлении, — Ки Бок показал рукой, куда только что метнулись тени.

— Пойдем посмотрим, — предложил Сок.

— Не опасно ли?

Но Сок Дян Гун двинулся вперед, увлекая других за собой. Туман был так густ, что трудно было отличить, где деревья и где люди. Продвигались осторожно. Сделают несколько шагов и поливают кусты автоматными очередями. «Если они действительно здесь скрываются, то непременно обнаружат себя», — думал Сок. Но кругом было тихо, ни единого шороха. Только испуганные выстрелами лесные птицы с шумом вылетали из гнезд.

— А ты и правда видел их?—усомнился Сок.

— Конечно. Даже один, кажется, был в американской куртке, — Ки Бок вдруг услышал за собой в кустах подозрительный шорох. Он повернулся.

— Ки Бок, это ты?—произнес чей-то тихий голос.

Ки Бок, спустив предохранитель, решительно окликнул:

— Стой! Кто там?

— Ну конечно! Да это же Ки Бок!

— Кто ты? Отвечай!—строго приказал Ки Бок. — А то буду стрелять.

— Это я — Тхэ Ха. Неужели не узнал?

Ки Бок и Сок Дян Гун недоуменно взглянули друг на друга, как бы спрашивая: «Что ты на это окажешь, а?»

Из-за сосны вышел человек с забинтованной головой, в телогрейке цвета хаки, с перекинутым через плечо американским карабином. Глубоко запавшие глаза, осунувшееся лицо с острыми скулами. Не удивительно, что Ки Бок не сразу узнал в нем своего друга.

— Друг!… Брат!…—чувствуя, как судорожно сдавила горло спазма, с трудом выдавил Тхэ Ха.

Только тут Ки Бок бросился к нему и крепко схватил в объятия.

— Тхэ Ха!… Жив и целехонек! А мы-то уж думали…

Нервы мгновенно сдали. Тхэ Ха, не обращая внимания на окружающих, опустился на покрытую инеем траву и зарыдал, как ребенок. Слишком сильной была перенесенная боль и велика радость.

— Да что ты, спятил!… Эх, в каких только передрягах не бывает наш брат, — вздохнул Ки Бок, с жалостью разглядывая худое заострившееся лицо друга.

Тхэ Ха все еще не мог выговорить ни слова. Подобно плохо смонтированным кинокадрам, замелькали воспоминания. Заживо погребенный в подземном лабиринте шахты… Опасности, поджидавшие на каждом шагу… И до последнего момента ни на одну минуту не покидала мысль о товарищах. Даже у черной пасти шахты, когда в его грудь смотрели дула карабинов, даже тогда мучительно хотелось увидеть их, хоть один-единственный раз.

— Где они тебя зацапали?… Как сейчас там, на шахте? — спросил Сок.

— Какая там шахта! Ее больше нет, есть только Кладбище — обронил Тхэ Ха.

С минуту помолчав, он яростно проговорил:

— Мы должны сражаться не на жизнь, а на смерть. Пока эти проклятые американцы останутся на нашей земле, нам жизни не будет.

Лицо Ки Бока потемнело, будто небо перед грозой.

— Неужели и семью…

— Об этом поговорим потом, Ки Бок. Где секретарь партийного комитета?

— Пойдем с нами, — один из товарищей вызвался проводить Тхэ Ха.

Они вошли в небольшой, крытый соломой дом. Навстречу им поднялся Чун О и после приветствия спросил:

— Ты наше письмо получил? А что случилось потом? Должно быть, немало горя хлебнул…

— Получил, но поздно…

— Ругал нас, что оставили тебя одного? Так сложились обстоятельства, ничего нельзя было поделать.

— Что вы! Я об этом даже не думал.

Тхэ Ха не мог умолчать о том, что мучило его… Перед эвакуацией партийный комитет поручил ему взорвать железнодорожный мост, но ему не удалось выполнить это задание: его арестовали лисынмановцы именно тогда, когда он закладывал динамит.

— Может быть, я виноват в том, что замешкался, и потому не сумел вовремя поджечь фитиль… — в словах Тхэ Ха чувствовалось неподдельное горе.

— Об этом после… Лучше расскажи по порядку, что с тобой было после ареста. Как тебе удалось спастись? — с нетерпением спросил Чор Чун.

«С чего начать? — подумал Тхэ Ха. — Разве можно сейчас поведать страшную правду о старике Киме ничего еще не подозревающему Чор Чуну?»

Узнав, что Тхэ Ха вернулся, со всех сторон сюда стекались люди. Каждому хотелось узнать, что происходит на родной шахте, какая судьба постигла не успевших эвакуироваться товарищей. Рассказ Тхэ Ха потряс всех; в глазах у многих стояли слезы.

Тхэ Ха решил пока не говорить о смерти старика Кима. Но когда он стал рассказывать, как его и Кима вели на расстрел, уже никакая сила не могла удержать юношу, в сердце запылал огонь, спазмы сжали горло:

— Дядя Чор Чун, простите, что я вас так называю: привык с детства. Что поделать?… Мы все отомстим за вашего отца! — И на глаза Тхэ Ха навернулись крупные слезы. Лицо Чор Чуна покрылось бледностью, он весь словно окаменел, только мелко-мелко дрожали губы. — Отец просил передать, что умирает честной смертью. «Шахта наша, и никто ее у нас не отберет. Здесь я и приму свою смерть», — говорил он.

Чор Чун медленно поднялся и молча вышел. Из окна было видно, как он нетвердой походкой шел по полю.

— Такая смерть достойна шахтера, — нарушил молчание Сын Хун.

— Это все дело рук Док Ки. Если бы он не донес, откуда враги узнали бы, что Ким — отец Чор Чуна?

— Ух, гад!—скрипнул зубами богатырь Сок. — Попадись он только мне в руки!

— Что можно ждать от предателя Док Ки?

— Поскорей бы вернуться туда. Руки чешутся, — произнес Хак Пин.

Чун О спросил у Тхэ Ха, сколько шахтеров арестовано и что происходит в поселке. Всегда веселый, любитель шутки, Чун О вдруг стал серьезным.

Услышав, что в здании партийного комитета теперь разместилась военная полиция, Чун О только крепче сжал побелевшие губы.

Вернулся Чор Чун. Ему уступили место. Каждый понимал, как тяжело товарищу. Ведь только недавно осколком бомбы был убит его ребенок, а теперь расстреляли отца. Несчастья преследовали Чор Чуна; горе надломило его, он потерял душевное спокойствие, стал угрюмым и раздражительнным. В этот день после обеда началась проверка кандидатов в партизанский отряд. Чор Чун придирчиво расспрашивал их, а всем беспартийным сразу же отказал в зачислении, считая, что им доверять нельзя.

Чон Ок узнала о возвращении Тхэ Ха позже всех. Ей сказала об этом попрыгунья Сон Хи. Юркая, подвижная, Сон Хи всегда знала, что происходит вокруг, всегда весело щебетала. Недаром ее ласково прозвали «наш воробушек».

Здесь в глухой деревушке нашли временный приют эвакуировавшиеся женщины. Все они трудились, стараясь чем могут помочь своим мужьям, братьям и сыновьям.

Хотя временами до деревни доносились глухие раскаты канонады, тут было сравнительно спокойно.

Трудный путь отступления не надломил жизнерадостных девушек. Как только они здесь остановились, сразу взялись за стирку накопившегося белья. Потом вымылись сами и переоделись. Причесываясь, они с улыбкой заглядывали в случайно оказавшийся осколок зеркальца.

Мальчика, которого спасли во время бомбежки у переправы, у Чон Ок забрала Сук Хи и вместе с беженцами ушла дальше к Чандину.

У Чон Ок было много забот и не оставалось свободной минуты: то она разрезала на бинты домотканную бязь, то зашивала порвавшиеся вещевые мешки, то мастерила кому-то матерчатый патронташ, то штопала носки. Глядя на постоянно занятую Чон Ок, ее подруги тоже не сидели без дела. Однако кое-кто из них попрекал Чон Ок за непоседливый характер.

— Сидела бы на месте — всем было бы спокойнее, — вздохнула одна женщина лет тридцати.

— Что только не взбредет этой Чон Ок в голову? Как она ухаживала за чужим ребенком, будто это ее собственный, — откликнулась другая.

— Да это же репетиция. Неужели не догадываетесь? Вот придет ее Тхэ Ха, она и сама матерью станет, — рассмеялась машинистка шахтоуправления, вышивавшая кому-то патронташ.

Чон Ок, опустив глаза, отмалчивалась и наматывала на катушку самодельный бинт. Только иногда у нее дрожали веки, словно трепетные бабочки. Ее чистые, доверчивые глаза были печальны.

Когда речь заходила о Тхэ Ха, сердце ее охватывала тревога. «Где он? Что с ним?» — думала Чон Ок.

Она гордилась своим Тхэ Ха. Чон Ок часто вспоминала недавние счастливые дни, и тогда еще сильнее становилась боль. Только теперь она доняла, как сильно любит его и как мало ценила прежде счастливые минуты: из-за пустяков ссорилась, неделями не разговаривала… Раньше, когда грубые шершавые ладони Тхэ Ха касались ее руки, Чон Ок коробила грубоватая простота парня… А теперь до чего дороги стали ей эти мозолистые шахтерские руки!

Вдруг дверь распахнулась настежь и в комнату вбежала раскрасневшаяся Сон Хи.

— Ой, Чон Ок, что я тебе скажу!-—Она запыхалась, хотела поскорей рассказать подруге приятную новость.

— Что с тобой? Ты вся сияешь!—Чон Ок на время отложила работу.

— Радуйся! Вернулся Тхэ Ха! — выпалила взволнованная, готовая расплакаться от радости Сон Хи.

— Что ты выдумала?—спокойно произнесла Чон Ок, но у нее побелели губы, и она чуть не упала. А может быть, это очередная выдумка Сон Хи?

Уловив настороженный, взгляд подруги, в котором было и сомнение и надежда, Сон Хи взволнованным голосом повторила:

— Чон Ок, клянусь тебе! Он вернулся.

— Где же он? — с трудом проговорила Чон Ок.

— У директора шахты. Секретарь парткома велел тебе сейчас же прийти и захватить бинт. Его схватили лисынмановцы и повели на расстрел. Чудом спасся.

Всех подруг Чон Ок взволновало это известие. Только она сама все еще не верила своему неожиданному счастью.

— Почему просят прийти меня?—допытывалась она у подруги.

— Я откуда знаю? Так велел секретарь.

— Иди же скорей, она говорит правду, — уговаривали ее подруги.

— Как хочешь, я передала, а там твое дело, — проговорила обиженная недоверием к ее словам Сон Хи.

Наконец Чон Ок решилась и, захватив бинты, выбежала из дома.

«Правда ли это? Мой любимый Тхэ Ха! Неужели вернулся?» Ей хотелось полететь на крыльях, чтобы скорее увидеть Тхэ Ха. Дорога казалась бесконечно долгой. Ее пестрая косынка мелькала среди изумрудного вереска. Уже смеркалось, когда, запыхавшись от быстрого бега, она влетела в комнату.

Навстречу ей поднялся какой-то человек и сурово посмотрел на нее. Чон Ок оторопела. И вдруг его глаза потеплели, по изможденному скуластому лицу расплылась радостная улыбка. Такая улыбка и такие глаза были только у одного Тхэ Ха. Она подбежала к Тхэ Ха и взяла его за руки. Ее счастливые глаза застлали слезы.

— Не плачь, дорогая!… Видишь, все хорошо. — Он ласково посмотрел на Чон Ок и сильной рукой притянул ее к себе.

— Не плачь, Чон Ок, — повторил он. — Успокойся.

— Что с тобой было, Тхэ Ха? Ты ранен?—взволнованно спросила Чон Ок.

— Откуда тебе это известно?…—Тхэ Ха горько усмехнулся и отвернулся, чтобы не встретиться с глазами Чон Ок. Он мечтал вернуться к любимой героем, а с трудом добрался сюда едва живой, весь в лохмотьях, так и не совершив ничего геройского. Чем ему похвалиться перед ней?

— Ты ранен?—снова спросила она.

— Пустяки. Слегка царапнуло голову, — ответил Тхэ Ха и опустился на кан.

В выражении его лица, манере держаться и в непривычно резких движениях было что-то новое, чего раньше Чон Ок никогда не замечала. Будто подменили его; он стал неразговорчив, мрачен и казался постаревшим лет на пять.

— Какой у тебя измученный вид! Это правда, что ты спасся чудом? — спросила Чон Ок, бережно снимая с его головы грязный бинт.

— Что было, то прошло. Лучше об этом не вспоминать, — Тхэ Ха горько усмехнулся.

— А как мама? Она ушла?

— Наверное.

— Разве ты ее не видел?

— Видел, но, когда ушел, она еще оставалась.

Чон Ок, промывая теплой водой рану на голове, засыпала его вопросами. Тхэ Ха отделывался немногословными ответами.

— Где же тебя ранили? Я должна знать, говори! — настаивала Чон Ок.

— Там, на шахте… — и Тхэ Ха нехотя поведал ей о том, что с ним произошло. Время от времени он сжимал кулаки, и глаза его блестели, точно сталь штыка.

— Раньше мы жили, ни о чем не задумываясь, — продолжал Тхэ Ха. — Знали, что есть враг, но не представляли себе, каков он на самом деле. Теперь я понял, что на этой земле нам с ним не ужиться: или мы должны уничтожить его, или он — нас. Третьего пути нет.

И он снова погрузился в свои думы. Чон Ок тщетно пыталась отвлечь его от них. Должно быть, что-то в его сердце оттеснило Чон Ок, — а ведь раньше только она безраздельно занимала все его мысли. Бывало, увидит ее — и весь просияет. О, как она любила его в такие минуты! А теперь он стал каким-то другим. Сколько он, бедный, выстрадал!…

— Так и думала, что Док Ки окажется предателем…

На этом разговор оборвался. Рана на голове Тхэ Ха все еще болела. Спина была в страшных ожогах от пыток каленым железом. Чон Ок, осторожно промыла и забинтовала раны на спине.

Вошел Чун О.

— Ну, как себя чувствуешь?

— Хорошо. Мне надо только как следует выспаться.

— А ты не шути: раны могут нагноиться. Хорошо, что у нас нет недостатка в медикаментах. Чон Ок тебя подлечит, — проговорил Чун О, следя за проворными руками Чон Ок. — А ты, как настоящий доктор, — похвалил ее Чун О. — Хоть сейчас назначай тебя начальником санчасти.

— Куда мне? Я лучше пойду бойцом в отряд.

Эти слова Чон Ок не были случайными. Как только зашла речь о создании партизанского отряда, она поделилась своими мыслями с Хи Соном. А теперь, когда вернулся Тхэ Ха, твердо решила, что ее место только в отряде, рядом с ним.

— Об этом поговорим после. А ты, Тхэ Ха, отдыхай. Хи Сон придет еще не скоро. Тогда и решим, куда тебя определить. Где тебе лучше отдыхать? Может, у Чон Ок?—Чун О широко улыбнулся, заставив покраснеть невесту Тхэ Ха.

— Я останусь здесь, — поспешил ей на выручку Тхэ Ха.

Чон Ок простилась с женихом и пошла домой. Порывами набегал пронизывающий ветер. Рваные клочья туч низко нависли над землей.

Она шла и думала о Тхэ Ха. «Да, я непременно буду рядом с ним, всегда и везде!»—сказала себе она и ускорила шаг.