Отечество

Глава 25

В горах погода не отличается постоянством. Вот неожиданно ударил мороз. Резкий ветер бросал в лицо колючий снег, гнул молодые деревца, тревожно завывал среди оголенных, беспомощных ветвей. Только лысые скалы стояли, как исполины, сопротивляясь разбушевавшейся стихии. Волнами накатывался на них буран и смирялся, разбиваясь о неприступные камни. Здесь ему негде было вволю разгуляться, зато в долине он свирепствовал вовсю. Снежные заносы завалили дороги, на деревенских улицах ветер намел сугробы, скрыл по самые крыши ветхие крестьянские чиби.

Чор Чун, увязая по колено в снегу, пробирался к маленькому домику. Щеки его разрумянились от мороза, уши стали малиновыми, легкая, почти летняя одежда покрылась ледяной коркой, серебристый иней опушил спину. Каждый метр пути давался ему с трудом; глаза впали, еще резче выделялись скулы, он шел, сгибая спину.

Чор Чун осторожно постучал по оконной раме. Никакого ответа. Тогда он изо всех сил забарабанил в дверь. Дверь распахнулась, и Чор Чун шагнул внутрь. В доме был только Хи Сон.

Чор Чун подошел к столу. На нем лежала самодельная карта уезда; красным карандашом были набросаны линии обороны, образующие треугольник. Кружками очерчены освобожденные районы уезда, как островки в море. Против двух железнодорожных станций и нескольких тоннелей стояли галочки.

— Рассказывай!—Хи Сон поднял усталые глаза на товарища.

— Плоховато. Противник собирается с силами. Наше наиболее уязвимое место, пожалуй, Соннэ. Сегодня выдержали четыре атаки. Видимо, подошло подкрепление. Враги намерены любой ценой удержать железнодорожную линию, — он покосился на свой левый рукав. Из-под одежды проглядывал окровавленный бинт.

Чор Чун руководил обороной Соннэ; сейчас он пришел в штаб, чтобы узнать, как обстоят дела у товарищей, и получить новые распоряжения.

Хи Сона обеспокоило сообщение Чор Чуна.

— Сегодня мы отразили атаки, — рассматривая карту, продолжал Чор Чун. — По-моему, надо приказать стоять насмерть. Я и пришел за таким приказом.

— Мы кто — партизаны или регулярная армия? — спросил Хи Сон. — В армии свои порядки, свои правила. Для армии отступление — крайность. У нас по-другому. Нам важен каждый боец. Если это необходимо, мы можем отступить, а потом неожиданно снова появиться уже с Другой стороны. В этой маневренности наша сила. Если не можешь удержать позиции, веди людей сюда.—Хи Сон карандашом показал пункт на карте.

— Дело не в партизанской или армейской тактике. Беда в нашей неповоротливости, медлительности. Надо было сразу перейти в наступление на Ковон… У нас ведь теперь триста бойцов, чего же бояться? Да к тому же у нас верный помощник — зима!—возбужденно возразил Чор Чун.

— Горячишься! Отдохни немного, — Хи Сон, стараясь сохранять спокойствие, вынул спички и поднес огонь к потухшей сигарете Чор Чуна. Сам тоже не спеша закурил, взял со стола полную пепельницу и выбросил окурки в ведро. Нарочито медлительные движения командира отряда были для Чор Чуна как холодный душ. Он угрюмо посмотрел на разложенные учебники, книги и блокноты Хи Сона. Воцарилось тягостное молчание.

— В каждом деле нужен трезвый расчет и план, — наконец проговорил Хи Сон, — нужен учет конкретной обстановки. От кулачного боя пользы мало. Проиграем. Война — штука сложная. Все приходится принимать во внимание. Ты думаешь, что я против освобождения Ковона. Ошибаешься. Рановато, следует хорошенько подготовить силы. Бой — не игра в шахматы. Там, если ошибся, передвинешь фигуру назад. А здесь — будет поздно…

— Все поучаете. Подготовить силы. Они есть. Если не до Ковона, то до горы Пурэ мы добрались бы сразу. А ты против такого плана. Топчемся на месте, петляем по одним и тем же следам.

— Опять ты неправ. Допустим, пойдем на Ковон или Пурэ. А они нам отрежут дорогу назад. Тогда что? Поэтому сначала освободим шахту, пополним отряд. Народ воодушевится. Затем…

— Твой план осуществим только в будущем году, — упирался Чор Чун. В душе он уже согласился с мнением Хи Сона, но признаться в этом мешало самолюбие. Уж не раз случалось — вскипит начальник штаба, наговорит глупостей, но пыл его быстро проходит, наталкиваясь на невозмутимый характер командира.

— Почему ты так думаешь? — рассмеялся Хи Сон. — Ты вспыхиваешь, как порох, а я человек другого склада. Шахту освободим в ближайшие дни. Разведчики трижды все проверили.

Хи Сон, попыхивая сигаретой, отгонял ладонью едкий дым. Опыт партийной работы выработал в нем привычку никогда не поддаваться первым впечатлениям и настроению. Но сегодня Чор Чун слишком его взбудоражил. Нервы сдали, сказались недосыпание и постоянная тревога за судьбу отряда. Враг повсюду, с четырех сторон, надо суметь отразить его напор, организовать оборону. Больше того, этим дело не ограничивается: перед партизанами поставлена задача перерезать вражеские коммуникации по железнодорожной линии Пхеньян — Вонсан и разорвать связь между Восточным и Западным фронтами. Понимая этот замысел, противник ожесточенно сопротивлялся его осуществлению.

Командир отряда отвечал за жизнь своих бойцов. Когда партизаны овладели двумя волостями, Хи Сон, заботясь о безопасности отряда, создал ряд опорных пунктов и перевел штаб в глухое место. Он пешком исходил окрестные сопки, выбирая наиболее выгодные в боевых условиях позиции. И все-таки месторасположение штаба вызывало сомнения. Правда, с воздуха штаб обнаружить трудно, зато в таком районе он подвергался опасности неожиданного нападения даже немногочисленного вражеского подразделения. Это и беспокоило Хи Сона.

— Я уже несколько раз предлагал послать разведку в Ковон. Или ты вообще отказываешься от этой операции? — миролюбиво спросил Чор Чун.

— Думал об этом. Но не сейчас, разведка потребуется потом, сейчас важно удержать отряд на нынешних позициях. Да и сразу не подберешь для этого подходящего человека. Нужен такой, кто долгое время жил бы в городе.

Чор Чун с этим согласился. В самом деле, кого послать? Он предложил обсудить вопрос в штабе, но Хи Сон только поморщился. Раньше всего нужно было установить связь с местными жителями — членами партии, ушедшими в подполье. Как это сделать? Где их найти? Если бы они сами пришли на партизанскую базу, тогда… К сожалению, вряд ли на это можно было рассчитывать.

Дверь распахнулась и на пороге появился молодой партизан — недавно назначенный начальник отдела по культурной работе среди бойцов. Не поздоровавшись, он подошел к столу. Суровая обстановка в горах избавила партизан от традиционных приветствий.

— Наконец-то! Садись.

— Вернулся Тхэ Ха! Приволок офицера,—доложил партизан.

— Лисынмановца или американца?—спросил обрадованный Чор Чун.

— Кто приказал взять языка? — холодно спросил Хи Сон.

— Тхэ Ха сам так решил, — оробел партизан.

— Ну и порядки! Что захотят, то и делают. Сам… Не партизаны, а какая-то недисциплинированная толпа, — глубокие складки пролегли на лбу командира.

Чор Чун знал, что это первый признак приступа гнева, и вступился:

— Ничего плохого здесь для партизана нет… Очень смелый поступок… Подвиг.

— Ничего плохого? Не удивительно, что ты так считаешь. И Тхэ Ха заболел твоей болезнью. Ухарством. Заразная болезнь. Забыли, что у нас должна быть железная воинская дисциплина, — он резко отодвинул карту и продолжал: — Как же ты собираешься брать Ковонскую шахту? Там ведь больше сотни солдат, есть полицейские. Много оружия. А у нас во всем нехватка. Следовательно, надо выискивать слабые места противника и выбрать удобный момент для внезапного нападения. А вы вздумали щекотать ноздри спящего тигра. Вот он и проснется…

— Ага, понял…—Чор Чун обратился к молодому партизану. — Когда схватили офицера?

— Вчера на рассвете, — ответил тот.

— Как же быть с языком? Раз уж поймали, надо бы использовать его,—Чор Чун с опаской посмотрел на командира.

— Теперь от него пользы мало. Они не дураки, изменят свои планы, — глухо проговорил Хи Сон.

— Тхэ Ха успел много выпытать по дороге. Офицер перепуган. Уверяет, будто население в деревнях считает секретаря комитета партии и председателя Народного комитета уезда погибшими. Он и сам в это верит…

— Значит, долго проживем, — улыбнувшись, заметил Хи Сон.

— Пленный рассказывал, что их армия переправилась через Ялуцзян, — продолжал партизан.

— Пусть придет Тхэ Ха, — распорядился командир и, склонившись над столом, сделал какую-то пометку на карте.

— Давайте обсудим вопрос о Ковоне, — он повернулся к начальнику отдела по культурной работе с бойцами. — Вы как-то говорили о человеке, который может проникнуть в город… Помните? Там, по вашим словам, живет один товарищ, — правда, он не партийный, но свой, верить ему можно… Кого бы к нему послать?

— Лучше бы посоветоваться с остальными товарищами, — предложил партизан.

— Это не обязательно. Сами выберем и предложим, — откликнулся Чор Чун.

Они стали перебирать кандидатуры. Назвали имена бухгалтера уездного комитета, молодого человека из Минчхона, еще некоторых товарищей, но у Хи Сона против каждого находились возражения — одного он плохо знал, у другого обнаруживал недостатки.

— Можно и женщину, — сказал Хи Сон, отряхивая пепел с сигареты.

— Будет ли ей под силу? Впрочем, одна подойдет — Чон Ок…

— По-твоему, подойдет? Она здорово танцует, — некстати заметил Чор Чун.

— Ты хорошо ее знаешь? — спросил Хи Сон.

— Она — невеста Тхэ Ха.

— Это и мне известно. Сможет ли она обосноваться в Ковоне?

— Пожалуй, да. Она там училась.

— Это хорошо. В городе у нее найдутся друзья. Она ведь сирота? Устроится в каком-нибудь семейном доме. Самое главное, чтобы человек не на словах, а на деле всем сердцем был за нас. Она трижды просилась в бой, но я не разрешал. Ей можно доверять…

Хи Сон вспомнил о первой встрече с миловидной девушкой у переправы.

— Таких подробностей о ней не знаю, — проговорил партизан.

Он и Чор Чун промолчали, видя, что командир уже принял решение. Разговор перешел на другие темы — о посылке подкрепления в Соннэ, о восстановлении партийных ячеек в освобожденных деревнях, о пополнении продовольственных запасов отряда. Чор Чун собрался уже уходить, но в дверях столкнулся с Тхэ Ха. Тхэ Ха вошел в комнату, по-военному щелкнул каблуками и отрапортовал:

— Командир взвода разведчиков Ли Тхэ Ха явился по вашему приказанию!

Тхэ Ха выглядел совсем иначе, чем в первый день появления на партизанской базе, — на голове не было бинтов, лицо свежее, весь он стройный, подтянутый, молодцеватый. Хи Сон оглядел его с ног до головы и удовлетворенно улыбнулся. Если бы все партизаны были похожи на Тхэ Ха!…

— Ты взял в плен офицера?—спросил Хи Сон.

— Так точно, — Тхэ Ха хотелось доложить подробности, но он сдержался.

— По чьему приказанию?

— Сам решил, — Тхэ Ха растерялся от такого неожиданного вопроса.

— Думал, что это принесет пользу партизанам?

— Конечно.

— Объясни, почему так думал?

Тхэ Ха надеялся услышать похвалу — и вдруг… такие вопросы. Потупив глаза, он молчал.

— Не хочешь?… Хорошо… — улыбнулся Хи Сон и неожиданно переменил тему. — Винтовка у тебя славная. Дай-ка.

Тхэ Ха отдал. Командир, не взглянув, поставил ее в угол.

— Пока не явишься с объяснениями, можешь гулять или помогать крестьянам по хозяйству… Тоже польза. А теперь ступай.

Тхэ Ха никак не ожидал такого оборота, стоял, подавленный случившимся. Больше того, он возмутился словами командира: ведь накануне он жертвовал жизнью во имя общего дела.

— Всё. Ступай!—Хи Сон подошел к двери, открыл ее и слегка подтолкнул в плечо Тхэ Ха. Тот ушел.

— Слишком жестоко. Он не щадил жизни, а ты… — сердито буркнул Чор Чун, провожая сочувственным взглядом юношу.

— «Любишь ребенка — не балуй его». Так, кажется, говорят в народе. Нарушил дисциплину — получай…

Тхэ Ха шагал, понурив голову. Ослабевшие ноги еле двигались. Позади — трудные бессонные ночи отступления, опасность при выполнении боевых заданий. Никогда раньше он не был таким разбитым, обескураженным. Враги расстреливали его на краю черной пропасти. Едва живой выполз он на животе из могилы, с трудом пробирался к своим, черпая силы в мыслях о товарищах… Разве не о них он думал в самые тяжелые минуты? Разве хоть раз отказался он от трудных и опасных поручений, которые давала партия? Он рылся в самых отдаленных уголках своей памяти, искал примеры, когда бы поступился партийной совестью, и не находил. Ему дали задание взорвать мост, но враги помешали. Ради выполнения задания он готов был на все. Его схватили. Если он в чем и ошибся, то искупил вину, бежав из плена, дрался, как мог…

Где же его проступки? Почему его наказывают? И кто? Секретарь уездного комитета партии! Рядом находились Чор Чун и начальник отдела по культработе, но они молчали. Неужели и они согласны с этим наказанием?!

Тхэ Ха не решился вернуться в свой взвод. Пошел, куда глаза глядят. Свирепый ветер точно иголками колол щеки. Заныла затянувшаяся рана на лбу. Низкие свинцовые облака предвещали большой снегопад. За спиной послышались шаги, Тхэ Ха боялся обернуться.

— Все еще не осознал? — поравнявшись с ним, спросил Чор Чун. Тхэ Ха обрадовался, собирался было излить душу, но встретил взгляд, напоминавший ему неприятный разговор у командира отряда.

— Трудно сказать… Разве я когда-нибудь струсил? Или обманул партию?… Ради нее пошел на риск, поймал языка… Почему же меня прогнали?

— А кто из партизан пренебрегает указаниями партии и печется только о себе? Одной храбрости мало, Тхэ Ха. Ты думал, что принесешь нам пользу? Так ведь? Мы собирались атаковать Ковонскую шахту. А ты своим необдуманным поступком раскрыл противнику наши планы. Теперь они будут настороже. — Чор Чун вытянул забинтованную руку и продолжал: — Личный героизм не всегда помогает делу. Пойми это. Пойми же!—он дружески похлопал Тхэ Ха по плечу и свернул в сторону.

Тхэ Ха долго смотрел ему вслед. Позвать?… Нет, не надо, решил он.

Неужели Чор Чун получил ранение из-за него? В конце концов, разве пленный оказался лишним? Офицер многое рассказал. Ради этого Тхэ Ха пошел на опасный риск. Нет, не заслужил он такого пренебрежительного отношения.

Размышляя обо всем этом, Тхэ Ха незаметно поднялся по тропинке в гору, остановился на вершине и прислонился к старому дубу. Время бежало. Тхэ Ха не замечал, как хлещет по щекам колючий снег. Вернуться бы во взвод, рассказать ребятам… Не стоит. Стемнеет — спустится в долину, переночует у крестьян. Так лучше. А если его изгнали из отряда навсегда, то, пожалуй, самый верный выход — обвязаться динамитом и броситься в ствол шахты.

Прошла ночь и следующий день. Тхэ Ха слонялся без дела. Больше всего волновало, что он безоружен и никто не вспоминает о бывшем командире разведчиков. Другие сражаются, проливают кровь, а он — посторонний наблюдатель. Это было невыносимо. Тхэ Ха впервые почувствовал себя никому не нужным, бесполезным человеком. Мысли, словно рой комаров, кружились вокруг одного и того же…

К вечеру следующего дня его нашел Чун О. Тхэ Ха был рад ему, но в то же время чувствовал себя неловко. Он видел, что парторг понимает его состояние, и покорно пошел за ним, продираясь сквозь кустарник. Тхэ Ха всегда доверял парторгу, от Чун О у него не было никаких секретов.

Чун О знал, что у Тхэ Ха неприятности, но не подал вида, только спросил, как он себя чувствует. Тхэ Ха рассказал все начистоту.

— Не вижу за собой вины. Я сделал это, рискуя жизнью. Так почему меня наказали? Почему, парторг?…

Чун О не прерывал Тхэ Ха, пока тот горячо говорил.

— Это все, что ты хотел сказать?

— Все, — ответил юноша и почувствовал облегчение.

— Скажи, тебя в детстве родители драли? — вдруг спросил его Чун О.

— Было дело, — нехотя ответил Тхэ Ха.

— А как ты думаешь, почему они драли тебя? Из ненависти, что ли?

— Нет. Хотели человеком сделать.

— Вот видишь? Теперь ты понимаешь, почему командир наказал тебя?

— Но что я сделал плохого?

— У тебя были самые лучшие намерения. Но подумал ли ты, чем это может обернуться? — по-отцовски строго спросил Чун О.

Тхэ Ха ничего не смог на это ответить. Он в самом деле не подумал тогда о последствиях. Решил захватить языка — и захватил. А зачем? Крайней необходимости в этом не было. Лисынмановец хозяйничал в доме Тхэ Ха, издевался над его матерью. Вот он и не выдержал, ненависть взяла верх над благоразумием.

Чун О продолжал:

— …Знаешь, к чему привел твой необдуманный поступок? Враг разгадал наш замысел. Сорвался наш план внезапного нападения — нас опередили. И все по твоей вине. Надо уметь прикинуть что к чему… Боец должен быть выдержанным, дисциплинированным. Запомни, чтобы разбить врага, одной ненависти мало. Мой тебе совет: ступай сейчас к командиру и дай ему слово, что впредь такое с тобой не повторится. Ну пока, надеюсь, что ты все понял.

Чун О ушел, оставив Тхэ Ха в раздумье. Тхэ Ха сожалел, что поступил так легкомысленно. Он и не подозревал, чем все это может закончиться. «Неужели я принес только вред вместо пользы? Выходит — так оно и есть», — сказал он себе и медленно побрел по дороге к штабу.

Снег мягко падал на землю, ложился на шапку, на лицо, на плечи и тут же таял… У самого штаба Тхэ Ха остановил часовой.

— Что слышно нового? — спросил он разведчика.

— Да вроде ничего. Вот, зашел повидать командира… Тхэ Ха поправил одежду и осторожно постучался в дверь.

— Войдите! — послышалось из комнаты.

Тхэ Ха слегка приоткрыл дверь.

Он увидел, что лицо у командира хмурое; казалось, что и все остальные, сидевшие за столом, чем-то сильно удручены. Тхэ Ха остановился в дверях.

— Кто там?—спросил Хи Сон.

Тхэ Ха сделал несколько шагов вперед.

— А, это ты! Ну, говори, осознал свою ошибку или нет? — командир строго взглянул на Тхэ Ха.

— Осознал. Я поступил неправильно, — не поднимая глаз, ответил Тхэ Ха. Хи Сон молча разглядывал Тхэ Ха с ног до головы.

— Говоришь — осознал? А как ты осознал, может быть, только на словах?

— Нет, не на словах. Накажите меня так, как сочтете нужным. Приму как должное. И еще я хотел сказать — не гожусь я в командиры… Прошу вас, пошлите меня в Соннэ — я кровью искуплю свою вину. Пойду, куда прикажете…

— Ты нужен здесь, а не в другом месте. Понял? — Хи Сон встал и подал Тхэ Ха винтовку.

— Все понял?

— Все,—тихо проговорил юноша, принимая оружие. Краска стыда залила его щеки.

— Сядь. Сейчас мы вот что обсуждаем — кого бы послать на разведку в Ковон? У тебя есть кто-нибудь на примете? — поинтересовался Хи Сон. Он сожалел, что своевременно не рассказал Тхэ Ха о вчерашнем разговоре, но война от каждого требует выдержки.

— На разведку в Ковон? — переспросил Тхэ Ха, в этот момент он думал больше о трудностях предстоящей разведки, чем о человеке, которого можно послать.

— Да, этот разведчик должен обосноваться в городе… Наладить связь с подпольем. Ответственнейшее задание. — Хи Сон зажег сигарету. — Как, по-твоему, Чон Ок справится?

— Кто? — изумился Тхэ Ха.

— Всегда тяжело посылать близкого человека на заведомый риск. Но информация из Ковона нам нужна как воздух. Чон Ок сможет обосноваться в городе. Никто не подумает, что она разведчица. Женщине будет легче справиться с таким заданием.

Тхэ Ха молчал, не зная, что ответить. Ему хотелось спокойно и твердо посмотреть в лицо командира, но он боялся выдать свое волнение.

— Товарищ командир, поступайте так, как считаете нужным, — наконец с трудом проговорил Тхэ Ха.

— Может быть, есть более подходящая кандидатура?

— Пожалуй, нет.

— Тогда будем считать, что вопрос решен. Я думаю, что Чон Ок справится с заданием. В штабе распорядятся о ее переводе в разведвзвод. Приходите вечером вместе. А сейчас ты свободен.

Командир крепко пожал руку Тхэ Ха. Когда разведчик ушел, Хи Сон глубоко вздохнул и тихо сказал:

— Хорошие ребята! Душа — шире, чем море.