Глава пятнадцатая Сон в номере «1881»

Больше всего Степан скучал по русскому телевидению. Он работал охранником в российском посольстве в городе Дели, и ему ужасно недоставало передачи «Диалоги о рыбалке». Степан родился в Воронеже, был веселым здоровяком и сильно любил попить с ребятами пива и сходить на рыбалку. Но сейчас, вот уже третий месяц, Степан торчал в душной Индии на должности, которая официально называлась «дежурный комендант». Страна ему нравилась, хоть дома и волновались за него из-за всяких болезней. Но здоровье у Степана было отменное, вот только скучал он здорово, да еще с телевизором была просто беда. Спутниковая тарелка с удовольствием и в отменном разрешении демонстрировала пузатых турков и итальянок, непременно крашенных в блондинок, но наотрез отказывалась показать добродушную физиономию Ивана Затевахина с его рассказами про зимнюю уклейку.

Уклейки здесь тоже не было. Зато была всяческая дрянь вроде огромной саранчи, цикад, которые могли бы заглушить воронежский трактор, и богомолов. Этих тварей Степан сильно побаивался. Если богомол забирался в домик охраны, Степан не решался туда войти, а поскольку признаться напарникам и позвать их на помощь он позволить себе никак не мог, то принимал самостоятельные меры по спасению — громко топал ногами, колотил по столу или по стенкам газетой и ругался. Но подлая тварь вылезать с его рабочего места не торопилась — начинала мерзко покачиваться и махала страшными лапками. А еще Степан читал однажды, что самка богомола после их богомольева секса подчистую съедала своего самца. От этого Степе становилось еще противней.

Но сегодня нашествия насекомых не было. Степан сидел в своем домике с газетой «Спид-Инфо» за май месяц. На дворе был октябрь, но газета считалась свежей, — ее притащили аэрофлотовские стюардессы, когда прибегали в посольский магазин. Девчонки они были веселые и славные, и Степе нравились. Хотя, честно сказать, Степе нравились почти все девчонки. Даже те, что были постарше.

Степан вздохнул, полистал газету, сильно удивился статье про то, как одна жительница Украины забеременела от семилетнего мальчика, и решил непременно рассказать об этом удивительном случае посольским. Посольские работники были очень разные. Но Степан ладил со всеми. Парень он был простой и незлобивый, любил поболтать и всегда был в курсе последних посольских сплетен, что здесь особенно ценилось. Единственный, кто сплетни не сильно одобрял, был Григорий Алексеевич. Он был уже в возрасте, по крайней мере Степе так казалось, всегда очень стильно одевался, вежливо разговаривал, называл Степу на «вы», но, правда, был слегка глуховат. Больше всего Степан общался с Сергеем и Димой, молодыми референтами, которые, как и он, находились здесь недавно. Правда, Дима был уж очень застенчивый. Но тут уж, как говорится, у всех свои недостатки. Степан вот не любил богомолов.

Еще в посольстве была Мила Тарасовна, очень шустрая дамочка, всегда немного странно одетая и с блуждающей улыбкой на лице. Она была чрезвычайно рассеянная, могла, к примеру, надеть задом наперед юбку, но никогда не обижалась, если ей об этом говорили. Еще она частенько теряла ключи, и из сумки у нее постоянно выпадала всякая женская ерунда вроде помад и расчесок. В посольстве, однако, говорили, что бумаги она вела на редкость тщательно. И что касалось дел, — от ее внимания не ускользала даже скрепка. Про личную жизнь Милы Тарасовны узнавать получалось мало, поэтому приходилось больше придумывать, но на это посольские были большие мастера и охотники, поэтому ей уже успели приписать романы почти со всем штатом посольства, включая хмурую архивистку Дашу. Но в это Степан не сильно верил, хотя газета «Спид-Инфо» писала и про такие случаи.

Единственным человеком, которого Степа знал совсем мало, была Лариса. Совсем молодая, но Степе казалось, что она старше его очень намного. Она была серьезная, строгая и ужасно красивая. Степа любил помечтать всякое такое про знакомых и незнакомых девчонок, но про Ларису Васильевну он боялся даже мечтать. Ему казалось, что после нереально-ослепительно-великолепного (как она сама) секса она бы непременно съела его, как богомола… Степа Ларису боялся. Но все-таки она была очень красивая…

Степан опять вздохнул и посмотрел наверх. Все окна здания посольства были темными, только в конференц-зале горел свет. Степан начал сердиться. В обязанности охранника входило не только поддержание порядка и безопасности на вверенной территории. Вечером Степан должен был закрыть все служебные помещения и проверить, сдали ли сотрудники ключи от своих служебных кабинетов. После этого можно было спокойно сидеть в домике, глохнуть от цикад, выгонять липких мух, читать газету и придумывать, про что бы мог сейчас рассказать в своей чудесной передаче Иван Затевахин.

Но сегодня случилась какая-то напасть, — окна конференц-зала никак не хотели сливаться с остальным темным пейзажем и светились в темноте яркими желтыми квадратами. «Не иначе как опять заседание, — подумал Степан. — Но сколько же можно?»

Заседания обычно проводила Лариса. Сергей потом жаловался, какая же она въедливая, и даже называл Ларису стервой, а то и похуже. Однажды он, правда, признался Степану, что знал Ларису еще по Москве и что у них даже был роман. После этого Степан сильно Сергея зауважал, особенно после подробностей, которыми тот поделился. Степан, конечно, поверил не во все детали, но уже тот факт, что Сергей спал с Ларисой и не боялся, что она его съест, сильно поднимал его в степановых глазах.

В прошлом месяце к Сергею приехала его молодая жена Галя. Ей было девятнадцать лет, она ужасно гордилась тем, что уже вышла замуж, и очень хотела выглядеть постарше и посолидней. Видимо, с этой целью она одевалась в дурацкие блузки, отчего становилась похожей на степанову тетю Нину из Пензы, и красила губы в лиловый цвет. Каждый раз, когда она здоровалась, проходя мимо, Степе казалось, что она только что отхлебнула чернил. С чего красавцу Сергею понадобился такой мезальянс, никто толком понять не мог. Но все решили, что он просто захотел поскорей отбыть за границу, а для этого требовался статус женатого человека. Все свободное время Галя проводила на местных рынках и в магазинах, скупая подушки, покрывала, бусы и другие штуки непонятного вида, но, вероятно, незаменимые в индийском быту. Эти штуковины Галя просто расставляла на полки и подоконники. С Ларисой она первое время неплохо ладила и даже пыталась подружиться, но, видимо, Сергей успел пооткровенничать о своем прошлом не только со Степаном, а злые языки не замедлили облагодетельствовать Галю важной информацией, так что уже скоро при виде Ларисы Галя недовольно поджимала лиловые губки, а та спокойно и с достоинством проходила мимо, словно Гали вообще не было. Вот такая Лариса. Очень строгая. И очень красивая.

Степан опять посмотрел наверх. В окнах горел свет. Он снова вздохнул.

Степану нравилось работать в посольстве. Он чувствовал себя очень нужным и важным, а его мама дома, в Воронеже, говорила, что сын работает в «дипкорпусе». Это слово она долго запоминала, но оно того стоило, — соседи замирали от зависти.

Вчера вечером Степан долго пил кофе с хмурой архивисткой Дашей. Хмурой ее называли все посольские, но он так не считал. Даша просто была замкнутой и не любила сплетничать, а в остальном с ней было даже интересно, а иногда и весело. Ей нравился Дмитрий, но тот никак не обращал на нее внимания. Даша по этому поводу переживала не сильно, да и вообще она почти никогда не переживала. Другом она была надежным и полезным, потому что на редкость хорошо разбиралась во всяких лекарствах. Что бы у кого ни болело, у Даши всегда находились порошки, таблетки и чудодейственный чай. Она водила дружбу с местным аптекарем Садживом и была единственным человеком, кто понимал садживов английский. Когда у Степана разболелся зуб (а зубных врачей он боялся почти так же, как богомолов), Даша дала ему на редкость вонючий зеленый порошок и белую таблетку, тоже местного производства. Порошок должен был избавить от боли и воспаления, а таблетка, по словам Даши, была снотворная, чтобы отдохнуть и не мучиться. Всю индийскую ночь Степе снилась Мила Тарасовна, которая ловила уклейку, а за ее спиной сидела такая грустная, но такая красивая Лариса, одетая в красное сари. Наутро зубная боль исчезла вместе со странным видением.

Степан снова посмотрел на окна верхнего этажа. Конференц-зал настырно светился.

Степан вздохнул и поднялся со стула. Он решил сходить наверх и посмотреть, в честь чего так поздно проводилось собрание, а заодно поинтересоваться, когда можно будет закрыть служебное помещение. Сердце радостно застучало: Степа любил чувствовать себя незаменимым и важным человеком. Проходя по коридору, он уже представлял, как посмотрят на него посольские. Ребята, конечно, будут жутко благодарны, Сергей наверняка незаметно подмигнет. А Лариса, может быть, даже улыбнется из вежливости. Такая сдержанная, но такая красивая…

Степан взялся за ручку, потянул дверь на себя и заглянул в зал. К его удивлению, кресла вокруг овального стола были пустые. Картинка, которую он увидел дальше, как-то странно поплыла в сторону, а свет стал гаснуть. На столе, свернувшись калачиком, лежала Лариса Васильевна. Очень красивая. Но явно очень неживая…

* * *

Дмитрий Свистов уже почти спал, когда зазвонил телефон. Не включая свет, он нащупал трубку и сказал:

— Слушаю.

Как ни странно, это был Григорий Алексеевич. Обычно сдержанный, он сбивчиво сказал, что на территории посольства возникла непредвиденная ситуация, и попросил Диму прийти в конференц-зал.

Дмитрий быстро оделся, замешкался только, когда завязывал галстук, потому что сначала не мог решить, надевать ли его вообще, а потом спросонья не мог понять, какой именно надевать. В голове при этом прокручивались все возможные непредвиденные ситуации: от исчезновения секретных документов до эпидемии неизвестного вируса среди сотрудников. От всех этих вариантов на душе становилось только тревожнее.

Когда он подходил к двери конференц-зала, тревога почти достигла апогея, — издалека были слышны приглушенные голоса, причем некоторые из них явно принадлежали индусам. Дима зашел в зал и сначала растерялся, — там были почти все сотрудники, некоторые сидели на стульях, другие стояли у стен и перешептывались. Григорий Алексеевич — как обычно, в идеально отглаженном костюме — разговаривал с двумя индусами в полицейской форме, которая, однако, особой солидности им не придавала. На столе лежало что-то, накрытое простыней. Дмитрий решил было, что это мешок или свернутое одеяло, но тут увидел торчащую из-под простыни маленькую ножку в чулке, с пальчиками, похожими на карамельки. На полу валялась женская туфля. Диме показалось, что он уже видел такую же коричневую замшевую лодочку, но он никак не мог понять, где именно. И тут его осенило, но в это же самое мгновение вся накопившаяся тревога добралась до сердца и там взорвалась оглушительной вспышкой, ударив изнутри в глаза и уши. Туфлю эту Дима наблюдал вчера во время собрания, она покачивалась на ноге Ларисы, когда та отчитывала делопроизводителей. Теперь туфля валялась на полу, потом ее подобрала рука индийского полицейского и сунула в пластиковый пакет. Сама Лариса, видимо, и была укрыта простыней. Кто-то тихо взял Диму за локоть, и он чуть не подпрыгнул от испуга. Это оказалась Даша.

— Дело плохо, — тихо, одними губами сказала она. — Лариса умерла. Похоже на отравление. Здесь был наш доктор, потом вызвали этих, как полагается, — она кивнула на полицейских.

«Какой ужас», — промелькнуло в голове у Дмитрия. Лариса была его непосредственной начальницей, и нельзя сказать, чтобы у них были чудесные отношения. Лариса имела привычку выражать свое недовольство подчиненными громко и при всех, а Дмитрий весьма болезненно реагировал на любые замечания.

— А когда узнали? — спросил он.

— Да пару часов назад, — ответила мрачная Даша. — Ее Степан нашел, охранник наш. Здоровенный детина такой, а говорят, в обморок грохнулся.

— Это от жары, — вполголоса произнес Дмитрий. Ему показалось, что во рту стало ужасно сухо, а губы вообще как будто были сделаны из той же замши, что и ларисины туфли.

— А сейчас индюки, пардон, полицейские инспекторы Республики Индия, проводят допрос свидетелей, — продолжила Даша. — Можешь себе представить это шоу. Они с собой переводчика притащили, но от него толку тоже мало. Короче, в театр ходить не надо, — у нас сегодня ночью собственный цирк.

— Не надо, — тихо повторил Дима. — А тебя уже допрашивали?

— Я следующая, — сообщила Даша. — Пока там Мила. Уже минут сорок. У нее чуть истерика не случилась, представляешь. Я даже не знала, что она с Ларисой так дружила, они же вроде на днях поскандалили.

Дмитрий перевел взгляд в противоположный угол комнаты и увидел Сергея с Галей. Молодая супруга выглядела сильно заплаканной, то и дело прижималась к мужу и вздрагивала, косясь на полицейских. В это время один из индусов принялся щедро посыпать все вокруг черным порошком, а двое медиков, судя по белым комбинезонам и смешным голубым панамкам, упаковали Ларису в мешок с «молнией» и унесли на носилках. На стуле рядом с Сергеем сидела еще одна незнакомая молодая девушка в ярко-голубой футболке.

— А это кто? — кивнул на нее Дима.

— Это Настя, ларисина то ли племянница, то ли свояченица, короче, какая-то родственница, — объяснила Даша. — Ты что, не видел ее еще? Так она уже недели три у Ларисы гостит.

Но дискуссии о ларисиной родственнице не суждено было продолжиться, так как в конференц-зал вошел еще один человек в форме и, не отрывая взгляда от бумажки, произнес абракадабру из странных звуков, в которых Даша, однако, угадала свои фамилию и имя. Она отправилась в соседний кабинет на так называемый предварительный допрос. Настоящий, как объяснил всем Григорий Алексеевич, должен был состояться завтра в полицейском участке.

Дмитрий присел на краешек стула и задумался. История выходила очень пугающая и очень запутанная. Конечно, еще неизвестно, было ли это на самом деле отравление, как сказала Даша. Но если так, то получалось, что почти у всех сотрудников канцелярии, да и не только канцелярии, был повод не то чтобы сильно желать ларисиной смерти, но по меньшей мере сильно ее недолюбливать. Диме вдруг стало ужасно страшно, что кто-то из них может угодить в местную тюрьму. Речь, конечно, не шла о дипломатах, у них был иммунитет. Но все димины друзья были либо референтами, либо работали в техническом составе, и пожелать кому-то из них столкнуться с индийским правосудием было равнозначным покупке билета прямиком в преисподнюю. Что произошло потом, Дима не смог бы объяснить, и когда вся история закончилась. Что-то подобное, видимо, приключилось в свое время с Жанной д’Арк. Он вдруг почувствовал, что именно на нем лежит ответственность за целый мир, а в данный момент его мир сконцентрировался в этой комнате. Дмитрий решил взяться за собственное расследование. Это был его час!

* * *

Начинать надо было с начала. Утром Дмитрий отправился поговорить со Степаном, благо, жили они в одном корпусе.

Степа долго не открывал, потом дверь наконец приоткрылась, и в щель высунулся степин нос, похожий на воронежскую картошку.

— А, это ты, — пробасил он. — Проходи.

— Извини, что я так рано, Степан, — начал Дима.

— Да ладно, я все равно не спал почти после этого всего…

Тянуть за язык Степу никогда не требовалось, и за следующие полчаса Дмитрий узнал про «все это» в мельчайших подробностях. И как Степан пошел в конференц-зал, и как увидел Ларису. Он еще удивился, с чего это она взобралась на стол. Хотя эти женщины… Он решил, что у нее просто разболелась голова и она решила прилечь, ведь она жаловалась в последнее время на мигрень и глотала какие-то таблетки. Потом он пытался ее разбудить, но было уже поздно. А когда Степа окончательно это понял, доктора надо было вызывать ему самому.

— Да не то чтобы я испугался, ты же понимаешь…

— Конечно, Степан, — быстро успокоил его Дмитрий.

— Нет, чтобы ты не подумал, а то решишь, что я испугался мертвой бабы!

Степан быстро побледнел, и Дима поспешил сменить тему:

— Степ, а ты, пока в зал поднимался, никого не видел?

— Да я в тот вечер всех видел, вы же на собрании сидели, потом все шастали куда-то, я еще удивился, думал: собрание же закончилось, почему тогда свет горит? Я и пошел смотреть.

И Степан опять с упоением рассказал о своем трагическом походе в конференц-зал, распаляясь все больше.

— А что там у нее было с головой, Степ? — перебил его Дмитрий.

— Да то ли голова у нее болела, то ли зрение падало. Она Дашке жаловалась, а та к аптекарю своему бегала.

Дима вышел в коридор, достал из кармана блокнот, записал все подробности про головную боль и прочие недомогания Ларисы, а потом добавил: «Пункт 1. Аптекарь Саджив». Затем зашел к себе, наскоро переоделся, взял с собой блокнот и телефон и выбежал в липкую духоту.

Не успел он пройти и двухсот метров в сторону аптеки, как вдруг на другой стороне улицы заметил Дашу. Он тут же окликнул ее, но она даже не обернулась. Еще раз кричать было неловко, и Дима решил ее догнать. Оказалось, что сделать это непросто: ноги у Даши были длинные и натренированные, да к тому же она то и дело ныряла в незнакомые узкие улочки, пока не юркнула в лавку Сунила, где можно было найти что угодно. Дима ждал у входа, спрятавшись за деревом, до тех пор, пока Даша не отправилась в обратный путь, после чего сам зашел в маленькое помещение, насквозь пропахшее благовониями. При помощи комплиментов в адрес индийского народа и пятидолларовой купюры Диме без особых усилий удалось узнать, что Даша приобрела у Сунила крысиный яд. Более того, веселый Сунил радостно сообщил, что мадам была его постоянным клиентом, и добрых полчаса нахваливал свой яд на все лады.

Насквозь вспотевший и пропахший каким-то нафталином, как бабушкина шуба, Дмитрий вышел на улицу, достал из кармана блокнот и написал: «Пункт 2. Даша». А напротив: «Крысиный яд». Потом подумал и добавил большой знак вопроса.

* * *

В это время в квартире Сергея разыгрывалась весьма неприятная сцена. Молодая жена Галя, размазав по личику лиловую помаду, рыдала навзрыд, забравшись с ногами на плюшевый диван. Ее супруг стоял напротив нее в костюме, в носках, да к тому же от гнева забросив за плечо галстук, и выкрикивал ужасные вещи. Галя не могла одновременно громко и душераздирающе рыдать и объясняться, поэтому в знак самозащиты иногда вскакивала с дивана и сшибала с подоконника какой-нибудь, желательно громко бьющийся, предмет индийского обихода.

— Ты что, не понимаешь! Нас же вышлют из страны в двадцать четыре часа — в лучшем случае! А если тебя отправят в местную каталажку? Не хочешь в каталажку?

Галя подскочила и ловко смахнула медную вазочку. Та поскакала по полу с противным звоном.

— Кем ты себя вообразила? Эти вещи не решаются подобным образом! Таким образом вообще ничего не решается! Я женился на идиотке и к тому же на убийце!

Молодая жена распахнула огромные глаза, оглушительно всхлипнула и стала мелко трясти плечами.

— Как такое могло прийти тебе в голову? Что ты думала? Что??? Я не понимаю, когда так разговаривают! Изволь высморкаться и прекрати заикаться! Чего ты хотела? Чтобы она заболела? Чтобы она держалась подальше? От меня?! Я объяснял тебе сто раз, что у нас не было ничего уже целый год!

Галя взлетела с дивана и одним махом расправилась с половиной подоконника.

— О Господи! Ну ладно, да, мы с тобой тогда уже встречались! Но с тех пор же ничего не было! И если бы я знал, что ты такая кретинка, перестал бы встречаться немедленно! Хинин в кофе?! Уже две недели!!! Где ты его взяла? Как ты слово-то это выучила? Зачем ты слушала сплетни? Это принято в посольских городках, здесь этим живут! Ты что, станешь теперь травить хинином всех женщин? Хотя нет, кто же тебе даст его в камере с двадцатью индусками!

На этой трагической ноте в дверь кто-то позвонил. Галя немедленно затихла, как будто ее выключили из розетки. Сергей же на минуту опешил, а потом объявил трагическим шепотом:

— Вот! Пожалуйста! Это полицейские! Собирай вещи. Зубную щетку и теплое белье! Хотя в местной тюрьме оно тебе не понадобится! — Он злобно фыркнул и пошел открывать дверь.

Но на пороге стоял вовсе не полицейский комиссар, а Дима Свистов. Он неловко переминался с ноги на ногу и теребил в руках бумажный пакет.

— Вот, — сказал он. — Привет, Сереж, я вам тут фруктов решил занести по-соседски.

— Да, спасибо. Слушай, мы тут заняты немного, давай попозже, — сказал Сергей и уже почти вытолкал Диму за дверь, как в коридор высунулась заплаканная галина физиономия.

— Здравствуй, Галина, — нашелся Дмитрий. — Я вот зашел к вам просто так. Посидеть, поговорить.

Галя всхлипнула.

— Галинка расстроилась, — тут же прокомментировал Сергей. — У нас тут… ммм… Вазочка разбилась.

— Это жалко, да… — посочувствовал Дмитрий, не зная, за что ему уцепиться, чтобы задержаться у них хотя бы на несколько минут. Этого ему было бы достаточно, чтобы узнать, не видели ли они вчера Дашу. И тут он случайно взглянул на Галины ноги, что оказалось настоящим спасением, потому как на разговоры об одежде, обуви и индийских подушках Галя соглашалась всегда и безоговорочно. А сейчас она была обута в чудовищные боты малинового оттенка.

— Какие милые туфельки! — воскликнул Дмитрий тоном Деда Мороза, а галино заплаканное личико тут же расплылось в улыбке и стало похоже на розовый пельмешек.

— Это мама подарила, — хныкнула Галя. — Правда, цвет красивый?

— Да, — кивнул Дима.

— Да-а-а, — затянул Сергей. — Да уж. Цвет кошмарный, а она их еще подкрашивает.

Галя тут же перестала улыбаться и недовольно зыркнула в его сторону.

— И спроси, чем? Никогда не поверишь! Крысиным ядом! И знаешь, кто научил? Наша Дашка! Тут у них крысиный яд вот такого чудесного оттенка.

«Не она!» — промелькнуло в голове у Димы, и он мысленно вычеркнул из блокнота пункт номер 2. Окрыленный этой новостью, он сбивчиво попрощался, тут же почувствовал себя неловко и ушел, оставив молодоженов продолжать беседу, хотя потом упрекал себя за то, что не приложил тогда ухо к замочной скважине.

Он спустился по лестнице вниз и тут же наткнулся на Милу Тарасовну. Она сидела на лавочке, уставившись на клумбу посреди круглого дворика. Дима осторожно присел рядом.

— Добрый день, Мила Тарасовна, — почти бесшумно прошелестел он.

— Какой же он добрый, что вы такое говорите, Дмитрий! — встрепенулась она, оторвавшись от цветника. На Диму сильно пахнуло коньячным ароматом. — Все так ужасно. Она же была мне как сестра, как сестра, — запричитала вдруг она, чем страшно перепугала Диму, — такой он ее еще никогда не видел. — И всё рассказывали, и всем делились, — продолжала она в той же тональности. — Я так переживала из-за этой истории с Сергеем, она была такая чувствительная… Так ей было нехорошо от всего этого, особенно, когда Галя приехала. Она была очень совестливая, а Сергей ведь настаивал на встречах, да… А она расстраивалась. Даже приболела на нервной почве! То в ушах у нее звенело, то голова мучила, то в жар бросало. Всё от нервов, Димочка, всё от нервов…

Дима не знал, что спросить или как отреагировать, он не мог представить себе такую Ларису и не знал такую Милу. Поэтому предпочел молчать и слушать.

— И ведь она меня недавно просто спасла, — Мила Тарасовна перешла на трагический шепот, наклоняясь все ближе к Диме, отчего ему становилось все более неловко и страшно, что она укусит его за ухо. — Только, Дима, я вас умоляю!

Мила Тарасовна отшатнулась в сторону и попыталась сфокусироваться у Димы на переносице. После того, как он кивнул, она опять придвинулась к нему и продолжила:

— Я потеряла письмо. Впервые в жизни я потеряла документ! Не скажу, что за письмо, но это был бы конец всему. Письмо было личное. Да! И я скомпрометировала бы себя навсегда, если бы оно попало в чужие руки. Я потеряла всякую надежду его отыскать, а Лариса случайно заглянула в какую-то книжку… И письмо, от которого зависела моя репутация, оказалось там! Она спасла меня!

«И здесь ничего, — подумал Дмитрий. — Или она притворяется. Но, может, и правда ей не было резона травить Ларису».

Он довольно быстро закруглил разговор, хотя Мила Тарасовна сильно рвалась поведать ему еще одну тайну — о том, как она в пятилетнем возрасте потерялась в магазине. Дима заверил ее, что обязательно зайдет вечером на чай, и оставил на лавочке созерцать клумбу.

* * *

Через три дня расследования у Димы уже были полностью исписанный блокнот и вдоль и поперек исчерканная схема поимки убийцы. В ней фигурировали Сергей, Галя, Настя, Мила Тарасовна и даже Григорий Алексеевич. Дмитрий перерыл все медицинские справочники, изучая симптомы ларисиного недуга. Он все теперь знал про жар, мигрени и глазные болезни. Он изучил все местные яды и сильнодействующие препараты, которые Лариса могла купить в аптеке у Саджива. На роль отравителя никто не подходил, все подозрения не подтверждались, все димины комбинации не состыковывались, как китайская подделка конструктора «Лего». Он провел четыре ночи не смыкая глаз, пока его, наконец, не осенила блестящая догадка! Доказательств у него не было, но он был уверен, что все вычислил правильно. Он уже видел, как завтра все газеты здесь и там, на родине, взорвутся заголовками о том, как молодой талантливый сотрудник раскрыл страшное преступление! Еще полдня ушло на то, чтобы решиться. Он сам пойдет к убийце в логово (в одну из квартир в посольском корпусе, — Диме просто нравилось это слово — «логово») и выведет ее на чистую воду!

Это был блеф. Но Дима верил в себя, как никогда. Он шел к двери, а ноги пытались вернуть его обратно. Но он знал! Это она! Больше некому!

Он нажал на кнопку звонка, и дверь тут же открылась. Она и сама ждала полицейских, она не выдержала.

* * *

А еще через несколько дней довольный Дима пил чай с Семеном Сергеевичем, посольским доктором.

— Вот ведь как бывает, Дмитрий, — приговаривал доктор. — Не все с таким справляются. Женская дружба — вымысел. Женская зависть — посильней змеиного яда. Или хинина, как в нашем случае. Но как вы обо всем догадались, мой друг?

Дима гордо набрал в легкие воздуха и в очередной раз обстоятельно рассказал, как он выяснил все про свойства хинина и что навели его на эту бриллиантовую идею рассказы о странной головной боли несчастной Ларисы, а потом к ней добавились еще жар и озноб, звезды в глазах и головокружение. Кто, как не родственница Ларисы, могла знать о ее аллергии на хинин и постепенно добавлять его в кофе. Кофе Лариса пила черный и кошмарно горький, чем хинин отменно маскировался. Яд накапливался в организме до того самого вечера, когда Лариса проводила последнее собрание. Дима добавил в свой рассказ историю детства Ларисы и Насти, когда бедная племянница никак не могла угнаться за успешной тетей и в конце концов совсем потеряла разум.

— Так-так… — качал головой Семен Сергеевич. — Но боюсь, Настю-то из полиции скоро отпустят.

— Как? — Дима не поверил своим ушам и съехал на край деревянного стула.

— Да так, мой юный друг. Хинин, конечно, в организме накапливается, но и довольно быстренько выводится. Так что за серьезный яд его здесь вряд ли примут. А наша умница наверняка присочинит к тому времени, что лечила тетю от головной боли. Вот и выставит все наоборот. Не мигрень у нее началась от хинина, а хинин она пила от мигрени. Вот вам, братец, и вся петрушка.

— Но как же так? — выдохнул Дима.

— Да никак, — ухмыльнулся доктор. — Скорей всего, у нее просто было слабое сердце, вот и не выдержало оно всех этих передряг с работой, да с делами сердечными. А убийца из Насти никакой, лоска девочке не хватило. А вот знаете, что мог бы сделать настоящий убийца с острым, блистательным умом?

— Что? — глаза у Димы расширялись все больше.

— Ха-ха-ха, — откинулся на спинку доктор. — Не поверите. Для того, чтобы ее убить, нужна была мелочь — таблетка аспирина.

— Аспирина?

— Да. Вот так элементарно. Чтобы ускорить процесс отравления. Это прекрасный катализатор, в том числе и для хинина, который все-таки успел поднакопиться, а с другой стороны — безобидное лекарство, которое мы за год глотаем килограммами. Так вот, маленькая таблетка аспирина быстренько бы сделала свое дело и доставила бы яд прямехонько в сердце!

Дима подпрыгнул на стуле, а Семен Сергеевич засмеялся.

— Да не бойтесь, это я вас на ночь пугаю, хотя и вы натерпелись с этой суматохой здесь. Это все теории, друг мой. Никто ей аспирина не давал, а просто отказало сердечко. А жалко… Характер был скверный, но красавица редкая…

* * *

За окном трещали цикады. Занавеску ванной комнаты лениво тормошил жаркий ветер. Дмитрий Свистов зашел в ванную и запер за собой дверь. Он открыл кран, оперся руками на раковину и посмотрел в зеркало.

Газеты все равно напишут. И с Настей все равно разберутся. Намерения у нее были конкретные, и наказание она заслужила. Противная девица со скользким взглядом. Она как-то хихикала над ним у него за спиной. Как она только посмела! Дима глубоко вдохнул. «Острый ум. Блистательный», — промелькнуло в голове, и ему стало жарко от счастья.

Он закрыл воду, достал из кармана пиджака белую бумажную упаковку от таблеток, долго и тщательно рвал ее на мелкие аккуратные клочки, потом бросил в унитаз и спустил воду.

После этого он разделся, принял душ, переоделся в пижаму, несмотря на жару. Он так привык. Приличные люди не спят голышом, говорила мама. Через пять минут он уже спал.

Если бы какому-нибудь любителю мокрых головоломок удалось выловить все обрывки из водоворота индийской канализационной системы, то он смог бы сложить из них два слова: ацетилсалициловая кислота. На упаковках никогда не пишут просто «аспирин».

Но только кому могли быть интересны бумажные обрывки…

Загрузка...