Отходная молитва

Глава 15

Черный «даймлер» Герейнта с трудом добрался до Розберри-Фарм по узкому, извилистому проселку. Сгущались сумерки. После полудня начался снегопад, и уже намело сугробы. Герейнт повернулся к Лаверну с виноватой улыбкой.

— Это последняя в списке. Если мы опять ошиблись, нам же хуже. По крайней мере на сегодня конец. Черт возьми, не хотелось бы застрять в этом царстве Снежной Королевы.

Лаверн, прикусив губу, наблюдал за неустанной работой «дворников» на ветровом стекле. Впереди тянулась свежая колея. Незадолго до них кто-то проехал здесь на тяжелой машине.

— Может, отложим до завтра? — начал было заместитель главного констебля. — К чему такая спешка?

— Нам, может, и ни к чему, а вот для этой женщины… — возразил Лаверн. — Если, конечно, мы ее найдем.

Весь день они провели, объезжая фермы и деревушки Суэйлделской долины. Но нигде, ни в одном из сложенных из серовато-коричневого песчаника домишек они так и не кашли женщину по имени Кэтрин Хибберт. Им встретилась некая Амелия Хибберт, аж девяноста трех лет от роду, некое семейство Хиббертов — все как на подбор дородные и упитанные, но только не Кэтрин.

Герейнт достал из кармана пальто небольшую квадратную фляжку и зубами вытащил пробку. Не снимая одной руки с руля, он сделал жадный глоток рома.

— Не советовал бы тебе пить за рулем, — укоризненно произнес Лаверн.

Герейнт усмехнулся:

— И что ты намерен делать? Заставишь меня дышать в трубку?

Он протянул фляжку Лаверну. Тот было заколебался, затем все-таки сделал глоток. Ром на мгновение подарил ему ощущение блаженства, увы, слишком мимолетное и потому, в сущности, бесполезное.

Они достигли конца проселка и свернули налево к одинокой ферме. Приземистый дом казался унылым и заброшенным. След от колес, который привел их сюда, описал вокруг дома широкую дугу; сама машина стояла где-то за углом. Их «даймлер» замер на месте.

Герейнт заглушил мотор. Несколько мгновений стояла оглушающая тишина. Затем из полуразвалившегося амбара показались две облезлые немецкие овчарки и с лаем бросились к машине.

— Ну, прямо с цепи сорвались. Этого нам только не хватало, — проворчал Джон. — Кстати, откуда тебе известно ее имя? Не с неба же оно на тебя свалилось?

— Герейнт, сколько раз тебе объяснять? Я узнал его от человека, которому доверяю.

— Это что, кто-нибудь из тех, кого ты повстречал, разгуливая без собственного тела?

— Нет.

— Понятно. Бесплотные духи сами прилетают к тебе поболтать о том о сем. — Герейнт не скрывал насмешки в голосе. — Вот уж кто бы мог подумать…

— Так, значит, тебе мало увиденного вчера ночью.

Герейнт пожал плечами… или поежился?

Хотя это слегка отдавало садизмом, Лаверн продолжал:

— Может, тебе еще раз продемонстрировать?

Герейнт выпрямился на сиденье и замахал руками, словно отгоняя от себя нечистую силу.

— Нет, нет, спасибо. Я и так тебе верю. — Правда, не выдержав, добавил: — Сам не знаю почему, черт возьми.

Они вышли из машины. Овчарки прекратили лаять и теперь, жалобно скуля, принялись цепляться им за ноги. Герейнт, которому никак не хотелось, чтобы на его новые твидовые брюки налипла собачья шерсть, попытался отогнать псов:

— Кыш! Убирайтесь, окаянные!

Они стояли напротив парадного входа — облупленной двери, некогда выкрашенной в зеленый цвет, под грубой каменной аркой, над которой красовалась дата — 1875 год. Маленькие подслеповатые окна были темны и, казалось, говорили всем своим видом: "Дома никого нет". Однако из трубы на крыше сквозь снегопад поднимался, закручиваясь спиралью, коричневый дым.

— Ну что, вперед?! — Герейнт с воинственным видом кивнул в сторону зеленой двери, давая понять, что, мол, как таксист, доставил сюда Лаверна. В его намерения отнюдь не входило заниматься сомнительными поисками женщины, которой, возможно, никогда и не было на этом свете.

Подняв руку в перчатке, Лаверн собрался было постучать в дверь, однако остановился. Ему послышался какой-то звук. По лицу Герейнта он понял, что это не обман слуха — леденящий душу вопль на мгновение пронзил тишину и умиротворение зимнего пейзажа.

— Похоже на кошку, — неуверенно произнес Герейнт. — А ты как думаешь?

Они прислушались. Наступило короткое затишье, но вскоре снова раздался крик. На сей раз это был женский голос:

— Оставь меня в покое, подонок! Нет! Не надо!

Собаки оскалились. Шерсть на спине у них стояла дыбом.

— Давай поодиночке, — процедил сквозь зубы Лаверн. — Ты подойдешь с той стороны…

Герейнт на мгновение заколебался. Он давно отвык от оперативной работы, и неожиданно его охватило желание вернуться в свой теплый уютный кабинет… Лаверн, прочитав его мысли, произнес:

— Ладно, пойдем вместе. Как в старые добрые дни.

Это мало чем успокоило Герейнта. Правда, он заставил-таки себя улыбнуться и исчез за углом дома. Собаки бросились ему вслед. Лаверн не церемонясь шагнул к окну на первом этаже и кулаком пробил стекло.

Услышав звон бьющегося стекла, Мертон прервал свое занятие и прислушался.

— Что это?

От ужаса, что ее снова будут мучить, Кейт Хибберт промолчала и лишь покачала головой.

Они находились на кухне. На Мертоне был толстый полотняный фартук, из тех, что он обычно надевал на операциях.

Миссис Хибберт в одном белье лежала на кухонном столе, вся опутанная хитроумной паутиной шнуров и веревок. Лицо ее было перепачкано кровью, смешанной со слезами. Чтобы сломить волю жертвы, ее следует запугать. Рот несчастной представлял кровавое месиво — в наказание за то, что сопротивлялась, а на щеках виднелись свежие симметричные надрезы — по сути дела, лишь невинная увертюра перед тем, что должно последовать дальше.

Мертон нутром чувствовал, что выбрал идеальный момент. Убийство не совершается под влиянием сиюминутного порыва, в этом деле требуется четкое соблюдение графика, если хотите. Бывают такие моменты — без них просто нельзя, — когда весь мир занят исключительно самим собой, слеп и глух к тому, что творят такие люди, как Мертон и ему подобные. И сейчас такой момент наступил — Мертон был уверен в этом на все сто. Одинокая женщина, в доме без телефона, в день, когда дорожная полиция призывала автолюбителей не выезжать из дома. Мертон приехал сюда в твердом убеждении, что его никто не увидит. Ну кто другой, если он в здравом уме, рискнет ехать в такой снегопад — так и застрять недолго. А кроме того, проторенную им колею до утра занесет сугробами.

И вот теперь, услышав звон разбитого стекла, он ощутил первый прилив паники.

— Лжешь! — Ветеринар грубо сжал рукой лицо женщины, размахивая у нее перед самыми глазами длинным зазубренным ножом. — Кто это?

— Не знаю… Наверное, воры… Не знаю…

Жертва вела себя смиренно, и Мертону показалось, будто в ее глазах мелькнул проблеск надежды. Это еще больше вывело его из себя. Он вогнал нож в столешницу рядом с ее лицом. Лезвие какое-то время вибрировало, затем замерло. Мертон отошел в угол кухни, к креслу-качалке, на котором лежало принадлежавшее жертве ружье.

При ближайшем рассмотрении оно оказалось отличным оружием — настоящий браунинг, вполне исправный. Патронов, правда, было маловато, но Мертон на всякий случай все-таки зарядил пушку. И вот теперь он схватил ружье и, щелкнув предохранителем, направился к двери. Там он остановился, прислушался — но ничего не услышал, кроме собственного дыхания и лая собак на улице.

Мертон бочком прошел в крошечную облезлую прихожую. Там вдоль сырых стен громоздились какие-то коробки и ящики со старыми книгами и журналами. Дом по-настоящему не убирался с незапамятных времен. Единственная дверь, которая вела из прихожей дальше в комнату, стояла широко открытой. Кажется, она была закрыта, когда он приехал сюда, подумал Мертон, но точно вспомнить уже не мог. Набрав, словно ныряльщик, полную грудь воздуха, он осторожно шагнул в пустую гостиную.

Пусто. Ни единой души.

Вглядываясь в полумрак, он разглядел груды коробок, а на потертом диване — огромные стеклянные банки, набитые всякой ерундой: монетами, значками, пуговицами. На низком кофейном столике у его ног лежали три пачки печенья, все как одна вскрытые, и наполовину съеденный батончик "Фрут энд Натс". Кто живет вот так по-свински, подумал Мертон, только и заслуживает, чтобы его прикончили.

В комнату, взъерошив ему волосы, ворвался порыв леденящего ветра. Мертон подошел к разбитому окну, топча на ковре осколки стекла. В доме явно кто-то был, сомнений не оставалось. Мертон вернулся в коридор и снова прислушался. Наверху вроде какой-то шорох… Стараясь не выдать себя, случайно споткнувшись о какую-нибудь рухлядь, он подкрался к лестнице и начал подниматься.

Сгущались сумерки, но в узкое окошко на верхней площадке было видно беспорядочное мелькание снежных хлопьев, наполнявшее дом каким-то призрачным светом. Мертон уже почти поднялся до последней ступеньки, когда ему почудилось, будто вверху мелькнула какая-то тень. Он поднял голову, и в тот момент на него рухнуло что-то большое и коричневое и больно ударило по лицу. Мертон даже потерял равновесие. Как оказалось, то была огромная картонная коробка, из которой по полу разлетелись старые кулинарные книги.

В этот момент сработал затвор и прогремел выстрел. Он громовым раскатом прогрохотал по всему дому, оставив в стене у верхней лестничной площадки огромную зияющую дыру. На пол посыпались куски штукатурки. В воздухе запахло пороховым дымом. Не успел угаснуть звук выстрела, как сверху на Мертона через перила обрушился сам Лаверн. Он опрокинул Мертона навзничь и, усевшись сверху, съехал на нем, как на живых санях, вниз по ступенькам.

Послышался глухой удар о пол человеческих тел, и противники, сцепившись в смертельной схватке, начали кататься по коридору, пытаясь не дать друг другу завладеть оружием. В этот момент из кухни раздался какой-то грохот. В прихожую вбежал Герейнт Джон и, увидев на полу сцепившихся не на жизнь, а на смерть противников, изловчился и нанес Мертону своим огромным башмаком несколько мощных ударов в ребра.

— Держись подальше, — выкрикнул Лаверн, — он вооружен.

Но заместитель главного констебля пропустил совет мимо ушей и бесстрашно попытался вырвать ружье из цепких пальцев Мертона. По дому прокатился очередной громовой раскат — старое ружье сработало вновь. Герейнт Джон успел лишь приглушенно выкрикнуть — и в то же мгновение у него из бока хлынула кровь вперемешку с кусками кожи и мяса. Как подкошенный он повалился на пол.

Лаверн отпустил Мертона и бросился на помощь к Герейнту. Лицо его друга было мертвенно-бледным. Герейнт судорожно пытался закрыть руками зияющую рану в животе. Дорогие замшевые перчатки насквозь промокли от крови.

Беспомощно глядя в лицо Герейнту, он прошептал:

— Этот… мерзавец…

Лаверн ощутил, как дохнуло холодом — Мертон выбежал на улицу через парадную дверь. Но сейчас Лаверну было все равно. Главное — успеть доставить Герейнта и женщину в ближайшую больницу.

Мертону не удалось далеко уйти. Подбежав к «лендроверу», он увидел, что на него через заснеженный двор несутся овчарки миссис Хибберт. Мертон принялся торопливо искать в карманах ключи, но в спешке выронил. Даже не звякнув, ключи провалились в снег, где и пролежали еще целых двенадцать часов, пока не приехала полиция. Проторив снегоходом дорогу к дому, они наконец-то оказались на ферме. Там, рядом с «лендровером», они обнаружили обледеневший, наполовину обглоданный труп Джеймса Мертона, Душегуба.