Эдисон и Лаверн расстались у южных ворот. Она пообещала догнать его чуть позже. Лаверн направился в оранжерею. Там уже была Иоланда с группой других любопытных, почтительно окруживших худощавого бледного блондина с гладко зачесанными назад волосами. Мужчина посмотрел в сторону Лаверна. В его взгляде одновременно читались тревога и удивление.
— А, Вернон, — бросилась ему навстречу Иоланда. — Вы припоздали. Хьюго уже здесь.
Она подвела Лаверна к собравшимся и представила его блондину:
— Познакомься, Хьюго, это Вернон Арнольд. Его пригласила Шила. Вернон, знакомьтесь — это Хьюго.
Лаверн пожал протянутую руку.
— Привет, Хьюго.
Ладонь Принса была сильной, сухой и холодной, но главное, как показалось Лаверну, рукопожатие длилось несколько дольше, чем обычно принято.
Принс оказался не намного ниже самого Лаверна, но у него имелась привычка слегка наклонять голову, отчего создавалось впечатление, будто он и на него смотрит свысока. Зрачки огромных, слегка раскосых глаз были какого-то странного серовато-голубого оттенка.
На лице Принса появилось некое подобие улыбки.
— Если я правильно помню, вы страховой агент.
— Так оно и есть. — Лаверн не нашел сказать ничего лучшего.
Принсу было на вид слегка за сорок. Худощавый, элегантный, в безукоризненно выглаженном темном костюме-тройке. С жилета свисала золотая цепь карманных часов. Вернон подумал, что ему отлично подошла бы роль авантюриста в каком-нибудь вестерне.
Неожиданно Принс отпустил руку Лаверна, давая понять, что приветствие закончено. Иоланда хлопнула в ладоши, требуя внимания собравшихся.
— Сегодня нас ждет нечто особенное. Хьюго расскажет нам о том, что такое мана. Но сначала я должна обсудить с вами кое-что не столь волнующее. Сегодня утром мы пустили по кругу шляпу, и каждый положил в нее пожертвование. Когда мы все пересчитали, то оказалось, что сумма намного ниже той, что мы предполагали собрать. Я не знаю, что произошло. Либо каждый из вас пожертвовал меньше, чем мы просили, либо кто-то один что-то недопонял и опустил мелочь. Пока я могу сказать одно: мы рассчитывали, что каждый из вас пожертвует как минимум пятьсот фунтов. Кто-то из вас решил ограничиться гораздо меньшей суммой.
У собравшихся на лицах читалось искреннее недоумение. Люди переглядывались, словно пытаясь вычислить виновника. Вернон почувствовал в душе гордость.
Затем заговорил Принс. У него был высокий, едва ли не мальчишечий голос. Акцент выдавал в нем богатого образованного американца — из тех, что привыкли посматривать на всех свысока.
— Дело не в том, что мне нужны эти деньги. — Он рассмеялся, и присутствующие женщины рассмеялись вместе с ним. — С меня хватит тех, что я имею. — Снова смех. — Беда в том, что среди нас есть любитель поживиться за чужой счет. Если кто-то из вас пожертвовал слишком мало, то этот человек понесет заслуженное наказание, что меня отнюдь не радует. Его внутреннее «Я» должно ощутить, как это низко — проявлять подобную скаредность, и глубоко раскаяться в содеянном. А поскольку мы все собрались здесь, чтобы избавиться от мучающих нас комплексов, чтобы исцелиться духовно, я думаю, вы согласитесь, что тот, кто пожадничал, просто безумец.
Все, кроме Лаверна, кивнули или что-то пролепетали в знак согласия. Иоланда и Принс обошли присутствующих, пристально глядя в лицо каждому. Когда они подошли к Лаверну, тот не мог не заметить, что Хьюго задержал на нем взгляд дольше обычного.
Наконец Принс всплеснул руками, словно пытаясь отогнать неловкость, вызванную присутствием Лаверна. Повернувшись спиной к собравшимся, он сказал:
— Отлично. Теперь я знаю, кто среди нас виновник.
В ответ раздался всеобщий возглас изумления.
— Мне также известна причина, почему этот человек воздержался от пожертвования. Ему показалось, что время, проведенное здесь, не стоит этих денег. Невероятно, но факт. А теперь давайте забудем об этом. Этот человек не стоит нашего внимания. Но, сэр, поверьте, нам и без вас неплохо. Вы будете кусать локти, а мы тем временем будем веселиться. А теперь наденьте куртки. Мы идем на прогулку. Я продемонстрирую вам силу маны.
Принс и Иоланда повели народ. Компания пересекла западную лужайку и обошла озеро. Приближаясь к лесу, Лаверн заметил, что из-за деревьев поднимается голубоватый дым. В воздухе разносился нежный перезвон колокольцев.
Компания остановилась у крытого соломой домика, спрятавшегося между чахлыми дубами. К домику примыкали несколько деревянных сарайчиков и каких-то других построек. Сухощавый старик — Хьюго представил его как мистера Микина — подбрасывал поленья в пылающий костер.
— Ну и пламя у тебя сегодня, Роберт, просто на славу! — заметил Принс. Было видно, что старик рад похвале. Он и не думал оставлять свое занятие. — Боб, может, ты все-таки оставишь нас на минутку?
По-прежнему улыбаясь и кивая, старичок скрылся в одном из сараюшек.
Сняв пальто и пиджак, Принс передал их Иоланде. Лаверн с любопытством ждал, что будет дальше.
— Мана по-гавайски означает "жизненная сила". Мана не только защищает нас, но и питает. То, что вы сейчас увидите, — не что-то такое сверхъестественное или божественное, а всего лишь демонстрация заложенных в каждом из нас способностей.
Принс подошел к огню и опустился на колени. Лаверн сдержал желание броситься вперед и оттащить американца от пламени. Не отворачивая лица от огня, Принс резким движением выбросил руку вперед, в самое сердце танцующих языков.
При виде такого зрелища присутствующие дружно ахнули. Энгус грохнулся в обморок, и Иоланде пришлось приводить его в себя. Принс же, судя по всему, не испытывал ни малейшей боли, хотя от пылающей руки и поднимался черный дым.
— Господи Иисусе! — вырвалось у кого-то.
— Совершенно верное сравнение, — откликнулся Принс, не оборачиваясь. — Меня защищает та же самая сила, что позволяла Иисусу из Назарета творить чудеса. На протяжении веков ману называли по-разному. Христианам она известна как "святой дух". Она — дыхание Всевышнего.
Принс выдернул из пламени руку и показал ее собравшимся — целехонькую, без следов ожога. Целым остался и рукав рубашки. Хьюго попросил Лаверна потрогать кожу, чтобы окончательно удостовериться. Рука оказалась здоровой и прохладной на ощупь. И хотя лицо Принса находилось лишь в нескольких сантиметрах от обжигающего пламени, оно тоже ничуть не пострадало. Ни брови, ни волосы не были обожжены.
— Ну, Хьюго, это явно какой-то фокус, — усмехнулся Лаверн.
Иоланда тотчас одернула его:
— Нет, Вернон, это не фокус. Грех так говорить…
Принс покачал головой, давая понять, что ее вмешательство ни к чему.
— Вернон, если я тебе скажу, что ты тоже можешь засунуть руку в огонь и ничуть при этом не пострадаешь, что скажешь ты мне в ответ?
На несколько мгновений воцарилось молчание, нарушаемое лишь потрескиванием пылающих поленьев.
— Я бы сказал: "Извини, но я не застрахован от последствий пожара", — пошутил Лаверн.
— Давай проверим. — Принс схватил Лаверна за запястье. Для такого худощавого человека, как он, в его руках чувствовалась недюжинная сила. — Позволь, я тебе помогу.
Лаверна охватил ужас. Однако внутренний голос подсказывал, что сейчас неподходящий момент демонстрировать свою слабость.
— Надеюсь, ты мне доверяешь?
— Да, но, может, мне все-таки снять куртку? — с глупым видом произнес Лаверн.
Принс покачал головой:
— Не бойся. Она не сгорит.
Вернон послушно проследовал за Принсом к костру. Когда до того осталось меньше чем полметра, Лаверн понял, что не ощущает жара. Они с Принсом присели на корточки, и Хьюго отпустил правую руку Лаверна. Зато крепко ухватился за левую, одарив его при этом пронзительным взглядом.
— Сколько в тебе веры, друг мой?
Откровенно говоря, нисколько, подумал Лаверн. Но не успел он хоть что-то промямлить в ответ, как Принс нагнулся вперед, и их сомкнутые руки оказались в самом сердце пляшущего пламени. Лаверн стиснул зубы, приготовясь к адским мукам, однако не ощутил никакой боли, вообще ничего, если не считать легкой щекотки. Из его груди вырвался вздох облегчения, который вскоре сменился нервным хохотом. И все это время языки огня лизали их сцепленные руки.
Затем Лаверн ощутил, как Принс сжал его кисть. Что это? Поздравление? Или предупреждение? Лаверн так и не понял. Дрожа, он вытащил руку из пламени, и тогда ему стало ясно, какую злую шутку сыграл с ним Принс. Кожа оказалась целехонька — ни намека на ожог, зато рукава рубашки, свитера и куртки превратились в пепел, запекшийся на нем черной дымящейся коркой. В изумлении Лаверн поднял руку, чтобы лучше рассмотреть изуродованную одежду, но в следующий миг обугленный рукав отвалился, обнажив руку до самого плеча.
Принс откинул голову и расхохотался. Вскоре вместе с ним хохотали и все другие. И только Лаверн, неожиданно лишившийся в холодный день рубашки, свитера и куртки, не мог взять в толк, что тут смешного.
Хьюго же с торжествующей улыбкой склонился к нему и шепнул в ухо:
— Это тебе за жадность.
Произошедшее в лесу одновременно отрезвило и расстроило Лаверна. До этого он считал Хьюго Принса обыкновенным проходимцем. Увы, все оказалось гораздо сложнее. Даже если тот и фокусник, то отнюдь не заурядный. Скорее иллюзионист самого высокого класса. А трюк с костром!.. Хьюго выставил его на посмешище. Даже хуже. Продемонстрировал миру его непрофессионализм.
В шесть часов вечера все собрались за ужином в банкетном зале, по периметру которого тянулась старинная галерея — явно Елизаветинской эпохи. Принс, Иоланда и Эдисон отсутствовали. Обедающими занималась домашняя обслуга Принса, в большинстве своем полинезийцы и азиаты. Стены помещения украшали портреты далеких предков Хьюго Принса. Их мясистые лица взирали на присутствующих с традиционным самодовольством избалованных привилегиями аристократов.
За столом царила шумная и непринужденная атмосфера. Лаверну пришлось отражать бесчисленные подначки в духе черного юмора о всяких «безруких» и "рукавах, в которых много чего спрятано". Единственным, кто проявил истинную симпатию к Лаверну, оказался Йен Маршленд. На него произвело крайне неприятное впечатление, что Принс, которым он до этого искренне восхищался, повел себя с гостем так недружелюбно.
Главным блюдом ужина был пирог с дичью, явно некогда обитавшей в поместье Хьюго Принса. Пирог оказался вкусным, удачно приправленным специями, однако аппетит Лаверна был безнадежно загублен событиями сегодняшнего дня.
Лило принялась игриво тереться под столом пяткой о его ногу, и Вернон благоразумно решил не дожидаться десерта. Сославшись на усталость, он вернулся к себе в комнату и принялся перелистывать номер "Популярной классики".
Минут через двадцать раздался стук в дверь. Лаверн с испугом подумал, что это опять похотливая Лило.
— Кто там? — спросил он намеренно старческим голосом.
— Эдисон. С вами все в порядке?
Вернон открыл дверь, и девушка вошла в комнату, принеся с собой легкий аромат пачулей.
— Разумеется, со мной все в порядке, — откликнулся Лаверн. — Что случилось?
Девушка легонько прикоснулась к его лбу.
— Вы уверены? У вас какой-то чересчур шутливый голос.
— Я симулировал серьезное заболевание, если хотите знать.
Эдисон решительно шагнула к его кровати, повернула журнал обложкой вверх и улыбнулась:
— Значит, вы не шутили? Когда говорили о том, что любите читать перед сном.
На ней был мешковатый, затрапезного вида серый свитер и старые рваные джинсы. Несмотря на это, Эдисон выглядела восхитительно, и Лаверну с его старомодными манерами подумалось, что ей не следует находиться в комнате женатого мужчины, особенно после десяти часов вечера.
— Итак, юная леди, чем могу быть вам полезен?
Эдисон хихикнула:
— О Господи! Вы какой-то весь скованный и чопорный. Настоящий брюзга. Разве нельзя просто зайти и сказать «привет», если вам это хочется?
На лице Лаверна явственно отразилось смущение.
— Конечно. Извините. Конечно же, можно.
— Я рассказала о вас Хьюго. О том, как вы дали мне денег на Рождество. Это, наверное, произвело на него впечатление. Он просил узнать, не сможете ли вы прийти к нему в его личную гостиную. Выпить вместе с ним.
— Что? Вы хотите сказать, он приглашает меня зайти к нему? Меня одного?
— Нет. И меня тоже. Еще там будет Иоланда.
— Значит, Иоланда его жена?
— Нет, — ответила Эдисон с легкой ироничной улыбкой. — Впрочем, не исключаю, что она не против ею стать.
Вернон ненадолго задумался над предложением Хьюго.
— Даже не знаю. За сегодняшний день ваш друг Хьюго до чертиков утомил меня. Вы, может быть, не в курсе, что он спалил мою куртку, когда показывал один из своих дурацких фокусов.
Лукаво улыбаясь, Эдисон подошла к шкафу и быстро вытащила из него куртку Лаверна, аккуратно висевшую на вешалке.
— Вы имеете в виду эту куртку?
У Вернона от удивления отвисла челюсть. Правый рукав самым чудодейственным образом оказался цел. Куртка смотрелась абсолютно новой. Лаверн недоверчиво подергал ее, ожидая какого-нибудь очередного подвоха. Не выпуская из рук куртки, Эдисон снова подошла к шкафу и извлекла оттуда, казалось бы, безнадежно испорченные рубашку и свитер. Они тоже оказались как новые.
Лаверн тихонько чертыхнулся и удивленно покачал головой:
— Просто невероятно. Действительно, все в порядке.
— Ага. Он подумал, что вы останетесь довольны. Он меня отправил сюда с этими вещами, пока вы обедали. Ему хотелось устроить для вас сюрприз.
— Что ж, ему это удалось. В очередной раз. Но… как? Это совсем другая одежда или?..
Эдисон пожала плечами и усмехнулась:
— Не знаю. Должно быть, это обыкновенное чудо. Пойдемте. Хьюго ждет вас.
Принс обитал в северном крыле здания, среди множества пыльных, затянутых паутиной шкафов и навечно запертых комнат, никогда не видевших дневного света. Лаверн подумал, что скорее всего этим и объясняется болезненная бледность хозяина усадьбы. Эдисон вела Вернона за собой по узким коридорам мимо темных лестничных пролетов. Узкие высокие окна выходили на парк и грязновато-бурое заболоченное пространство вокруг.
Оказавшись в широкой длинной галерее, Эдисон коротко постучала в массивную дубовую дверь, и они с Лаверном вошли внутрь.
Принс стоял возле ярко полыхавшего камина, греясь у огня. Иоланда, скрестив по-турецки ноги, восседала в обтянутом кожей кресле. Почти всю стену над ее головой занимал огромный аляповатого вида гобелен с изображением рыб, волн и облаков. Иоланда смерила вошедших бесстрастным взглядом и вновь уткнулась в лежавшую у нее на коленях книгу.
— Привет, привет! — жизнерадостно произнес Принс, похлопав Лаверна по плечу. — Я думал, вы наденете вашу новую одежду, которую я заказал специально для вас.
— Как вы это сделали? — поинтересовался Лаверн.
Принс снисходительно улыбнулся:
— Спросите как-нибудь в другой раз. Когда мы познакомимся поближе.
От Лаверна не ускользнула мощная энергетика взгляда Принса, которую, как он предположил, американец намеренно вырабатывал в себе. Типичный признак профессионального мошенника с задатками гипнотизера — взгляд, устремленный собеседнику прямо в глаза. Таким взглядом отвлекают внимание от руки, шарящей в чужих карманах.
— Кстати, еще раз спасибо вам за ваш подарок. Я смогу спокойно пожить, удалившись от дел, на ваши пятнадцать фунтов, — игриво произнес Принс.
Лаверн мрачновато улыбнулся:
— А как вы поняли, что это я?
— Потому что вы — единственный из всех присутствующих, кто считает меня мошенником.
Лаверн пожал плечами, но сказать ничего не успел — Принс не дал ему высказаться.
— Пожалуйста. Мне все равно. Забудем об этом. Ваш «подарок» был точно рассчитанным оскорблением. Мы оба прекрасно знаем это. Эдисон рассказала мне, что вы дали ей деньги на Рождество, когда она отчаянно в них нуждалась. Этого достаточно, чтобы я считал вас достойным моего гостеприимства. У меня есть коньяк пятидесятилетней выдержки. Выпьете со мной?
Лаверн принял предложение Принса и присел на комковатую с вида софу. Эдисон вытащила на середину комнаты огромную подушку-пуф и с независимым видом уселась на нее. Затем, задрав вверх джемпер и покопавшись в нагрудном кармане, вытащила оттуда небольшую жестянку с табаком, пачечку бумаги для самокруток и еще какой-то крошечный шарик, обернутый в серебристую фольгу. Лаверна посетило неприятное чувство, что сейчас он станет свидетелем некоего правонарушения.
Тем временем Принс подошел к шкафчику-бару в углу комнаты, плотно уставленному бутылками. Стоя спиной к Лаверну, он плеснул из бутылки в два бокала, стараясь разлить благородный напиток строго поровну. Вернувшись на место, он передал один из бокалов Лаверну, который тем временем разглядывал огромную, написанную маслом картину над камином. На ней был изображен увешенный кроликами браконьер, в которого вцепились два огромных слюнявых мастиффа.
Принс перехватил взгляд своего гостя.
— Семейная реликвия, — пояснил он. — Что вы о ней думаете?
— Безвкусная до чрезвычайности, — признался Лаверн.
— Справедливое замечание. Однако, видите ли, эта картина прекрасно иллюстрирует главный закон природы. Она напоминает нам о том, что слабый всегда будет навлекать на себя несчастья, если станет вторгаться во владения сильного. Этот урок стоит того, чтобы его запомнить, мой друг.
Лаверн оставил сентенцию Принса без ответа.
Не отрывая взгляда от своих курительных аксессуаров, Эдисон неожиданно произнесла:
— Зиг хайль!
Принс с явной симпатией сделал в сторону девушки шутливый жест — как будто собрался дать ей пинка под зад. Затем, салютуя Лаверну бокалом, произнес:
— Как бы то ни было, ваше здоровье, мистер Арнольд! Да отыщется то, что вы ищете!
За это и выпили.
— А теперь пойдемте, — произнес Принс. — Вы еще не видели моей часовни.
— У вас своя собственная часовня?
— А как же, конечно, — рассмеялся в ответ Принс. — Нравится мне этот парень. Да, вы большой забавник.
Они вошли в соседнюю дверь и оказались в прекрасном зале. Суровую каменную кладку стен оживлял огромный овальный витраж. Перед алтарем горел ряд зажженных свечей. На постаменте за ними красовался бронзовый барельеф, изображавший рыцаря с мечом в левой руке и золотым крестом в правой. Лицо рыцаря в открытом забрале было спокойным и приветливым, но глаза его закрывала повязка.
— Это мой предок Томас Норт. Восемь столетий назад он сражался в крестовых походах за Святую Землю. Я, конечно, лично с ним не знаком, но почему-то часто по нему скучаю. Мне очень хотелось бы оказаться на его месте. Вам это не кажется сентиментальной глупостью?
— Нет. Не совсем. А почему у него завязаны глаза?
— Это — символ души, пребывающей в изгнании. При жизни сэра Томаса боялись. Впрочем, боялись его и после смерти. Добрые жители Йорка считали, что он знается с дьяволом. Когда он умер, его скрутили, обвязали цепями и похоронили, свернув в узел. Похоронили в открытом поле за пределами города. Такое вот впечатление он производил на современников. Уже позднее один из его потомков потратил внушительную сумму на взятки, добиваясь разрешения перенести прах в усыпальницу Йоркского Минстера, где сэр Томас и покоится по сей день. Он лежит там уже так давно, что на могиле не осталось даже имени. Ее завалили каким-то чертовым камнем, когда выкладывали пол. Меня ужасно раздражает, что с теми, кто уже давно мертв, со временем начинают обращаться так, будто они никогда и не жили. В конце концов похоронят даже саму память о них.
Лаверн сделал глоток из своего бокала и почувствовал, как по желудку словно разлился жидкий огонь.
— Но ведь так устроен мир, вы же сами знаете.
— Я сейчас затеял судебное дело. Пытаюсь добиться разрешения на то, чтобы прах Томаса Норта был перенесен сюда. Хочу вернуть его домой, Вернон. Уверен, что мертвые должны находиться рядом со своими потомками.
За спиной у собеседников раздался звук чьих-то торопливых шагов. Это оказалась Эдисон. Она пробежала вперед к алтарю. В руке у нее был мундштук с зажженным «косяком». Девушка бормотала себе под нос что-то невнятное.
Принс недовольно сморщил нос.
— Эдисон, разве я не просил тебя больше не курить здесь эту дурь?
Сделав глубокую затяжку, Эдисон протянула мундштук Лаверну.
Суперинтендант вежливо отказался.
— Он уже показал вам это? — спросила Эдисон, указывая на овальное окно. — Я от него просто тащусь.
— Вообще-то она довольно разумная особа, — заметил Принс. — Правда, этого не скажешь, послушав, что она говорит.
Схватив со стола подсвечник с зажженными свечами, Эдисон торжественно поднесла его к оконному стеклу.
— Сейчас слишком темно и поэтому не увидеть, как, если посветить, оно меняет цвета. Но все равно вы разве не заметили, что при этом происходит? Давайте-ка посмотрим…
Лаверн проследил за тем, куда указывала девушка. На каждом из фрагментов витража было изображено по демону. Всего их насчитывалось тридцать один. В жутком хороводе они отплясывали вокруг центральной части окна, где в огненном море в вечных муках корчились грешники.
— Это тоже ваши предки? — не удержавшись, спросил Лаверн.
— Окно старинное. Оно сохранилось еще с тех пор, как начали возводить само аббатство, — невозмутимо откликнулся Принс. — Пятнадцатый век. Бесценное произведение искусства.
— Оно обращено на север, — бесхитростно добавила Эдисон; наркотик сделал ее чрезвычайно разговорчивой. — А оттуда все зло. Ужас какой, согласны? В давние времена люди верили в то, что если злые духи хотят забраться в ваш дом, то они обязательно проникнут с северной стороны. Вы слышали об этом?
Суперинтендант воззрился на хозяина Норт-Эбби. Тот ответил ему холодным, пристальным взглядом.
— Нет, — сказал Лаверн. — Я никогда не слышал об этом.