Отпускай (СИ)

Сахарная кукла

Привычно шумела листва. Правда теперь, вместе с этим звуком раздавался сильнейший шум воды. Штайнер часто приезжал сюда. Намного чаще, чем оно того стоило, но приезжал и ничего не мог с собой сделать. Безумным взглядом смотрел на огромное, бетонное сооружение с автомобильного моста, приглядывался, настраивал бинокль. За этот проект ему заплатили очень много. Настолько, что он мог бы считать плотину венцом своей недолгой карьеры.

Но не считал. Влажный воздух было тяжело вдыхать, и вместе с этим от пыли хотелось щуриться. Отвратительное сочетание, словно прямо сейчас Нейтан дышал тем самым мокрым бетоном. Слегка поднимался от ветра распахнутый, серый, льняной пиджак. Глаза скользили по черной воде, на которой, местами, отражалось небо. Белесое и туманное, как обычно. У берегов на гладь смотрели бирюзовые травы и тяжелые раскидистые кроны. Его работа закончена, но он все равно сюда приходил. Говорил себе, что, мол, чтобы удостовериться. Однако делал это только тогда, когда чувствовал огромную, всеобъемлющую пустоту. Горечь. Боль.

Грудную клетку изнутри раздирало самоотвержение. Злость, которая перерождалась в печаль, и обратно. Его в очередной раз оттолкнули, хотя он просто старался заботиться. Очень старался, как всегда. Неужели даже за это Нейт не заслужил, чтобы его обняли?

Да, он оступился, сейчас он прекрасно понимал это. Разрушил хрупкий, нежный мир, который в свое время так хранил под крышей своего дома. Разрушил, думая, что поступает правильно. Правильно… хотя бы в отношении себя. Своих базовых потребностей любить и иметь семью, как и все люди. Женщину, которую он полюбил бы романтически, так, как приятно.

Однако, что-то… не любилось. Не любилось, и все тут. Иногда Штайнер замечал, что за это он позволял себе срывать на Белите злость, словно она в этом виновата. Она что-то делает не так, и Нейт ничего не чувствует. Однако, извиняться не приходил. Не чувствовал внутреннего порыва делать это, Кин всегда приходила мириться первой, а он великодушно кивал.

Эмма никогда не приходила мириться первой. Словно последствия их ссор были новой нормой отношений, а не временным помутнением одного из них. Огромными, печальными глазами смотрела, но мириться не приходила, будто бы безропотно принимала ту самую новую норму, и готова была уйти. Не подходить больше, не лезть, не прикасаться, раз Нейт так сказал. Обыкновенного смирения в ней было столько, что даже раздражало. Казалось, если однажды она упадет в воду, то тут же камнем пойдет вниз, потому что заранее смирится с тем, что утонула. Штайнер не был в этом уверен, но чувствовал что-то подобное. В этом отношении ему хотелось ошибаться.

Так или иначе, если на неё накричать, или рявкнуть, Эмма никогда больше не подходила. Затем очень долго прощала, и привыкала снова, когда Нейт с угрюмым лицом возвращался, что-то бубнил, чем-то пытался угостить. Поэтому до встречи с Белитой мужчина не повышал на подругу детства голос. Не спорил с ней, и даже ни о чем не просил. Не позволял себе никаких спорных моментов, чтобы она не избегала, вдруг, и не отворачивалась.

Стал позволять, когда это, вроде как, потеряло смысл. Обидится, ну и что? У него теперь другая женщина, другая жизнь. Должно было стать немного более все равно, если Эмма отстранится. Это даже пошло бы, в какой-то мере, на пользу.

Не стало.

По-прежнему больно, по-прежнему рвет душу. Хочется, чтобы все было как раньше, хотя это желание должно было исчезнуть. Не исчезало.

Он понимал все, что случилось, даже если немного скомкано и отрывочно. А когда понимал полностью, приходил в ужас. Сейчас ему хотелось, чтобы его, хотя бы, обняли. За старания, за заботу, за любовь, хотя и в странной, искаженной форме. Другой любви он сейчас позволить себе не мог. Однако, его жестко отталкивали.

Раньше, чтобы почувствовать это, ему было достаточно отжать пирожки у некоторых несчастных в детском доме. Или игрушки, или что-нибудь еще. Принести их, улыбнуться, и сказать: «я все уладил». «Я договорился, теперь это твое». Но теперь они больше не дети. Давно. Сколько тысяч пирожков ему принести сейчас, чтобы ощутить, что он все еще нужен?

Чтобы ощутить, что не все потеряно?

Что она все еще его любит. Хотя бы чуть-чуть, хотя бы как человека. Сколько нужно пирожков, чтобы заслужить любовь?

Капли воды летели в разные стороны, пачкали влагой листья высокой травы. Мерзкое место. От одного вида этой плотины Нейтана тошнило, а он все равно сюда приезжал. Смотрел с моста вниз, и думал. Разглядывал покрытие из профессионального бинокля.

В какой-то момент молодой человек слегка вздрогнул. Слева, из-под толщи воды по бетону ползла светлая, едва заметная трещина. Все внутри похолодело, сердце, казалось, пропустило удар. Не помня себя, Штайнер ринулся к припаркованному на обочине такси, влез в машину спереди и рявкнул: «к муниципалитету, сейчас!».

Давно стоило купить машину. Однако Нейт все откладывал…

Вереск качался под порывами встречного ветра, мимо окон мелькали далекие, миловидные коттеджи. Превосходная деревенька. Купить тут дом — неплохая затея, но зачем, когда у него уже есть свой, в черте города? Разве что, в подарок…

Вспомнив неуклюжую встречу в этом месте, Штайнер фыркнул. Никаких подарков. Есть на этом свете только один человек, которому, по просьбе, он бы мог купить что-то такое. Мог бы, если бы этот человек умел хотя бы немного обслуживать хоть какую-то недвижимость. С другой стороны… зачем ей это уметь? У нее же есть он. Мало того, что ответственный и заботливый, так еще и генератор пирожков со случайной начинкой.

Близилось высокое, белое здание с несколькими колоннами по бокам от двери. Неуклюжими, без каннелюр, с квадратными, увесистыми капителями. Темная, двускатная крыша поблескивала — здесь недавно был дождь. При одном взгляде на это здание Нейта тошнило, настолько оно ему, в прошлом, приелось, настолько же осточертело. Обещал себе ни за что не приезжать сюда, но вот он здесь. Снова.

Молодой человек вылез из такси, и направился к массивным двойным дверям, однако, на входе тут же налетел на человека.

— Мистер Штайнер! — Грузный мужчина вскинул брови и его плотные губы растянулись в радушной, мягкой улыбке. — А вот и вы!! Что, решили, все же, прикупить у нас домик, да?!

— Хочу сделать копии чертежей плотины. Не помню, делал ли я их себе, или нет. Если нет, не хочу мотаться туда-сюда. — Лицо становилось кислым, словно Нейтан только что прожевал лимон месте с кожицей. — Да-да, я тоже рад вас видеть. Дайте пройти, мистер Брукс, я тороплюсь.

— Какая встреча! — Мужчина попытался обнять знакомого, однако, тот как мог уворачивался от его рук, и Брукс, в конце концов, сдался. — Я не так давно вашу подругу до станции подвозил. Мисс Фастер, не вспомню имя. Жили тут раньше её родственники, пока дом не сгорел…

— Что? — Штайнер замер. — Она была здесь? — Казалось, он сам не верил в то, что говорил.

— Ну да. Хорошая девочка, приезжала узнать о семье о своей. — Мужчина пожал плечами.

— И что ты сказал ей? — Во рту пересыхало. Тело напрягалось само собой, от напряжения вздрагивали пальцы.

— Ну, похвастался, что ты плотину нашу строил. — Брукс непонимающе склонил голову. — Что ты так смотришь? Это что, тайна какая-то была? Сказал еще, что домик тут с семьей собирался прикупить, но передумал.

— С какой еще семьей?! — Веки дрожали.

— Ну как какой? — Человек сконфузился. — С девушкой, наверно, с которой ты приезжал, с сыночком с вашим.

— У меня нет никакого сына!!! — Не помня себя закричал Нейт. — Твою мать!!! Старый сплетник своим языком ломает мне жизнь. Кто тебя просил вообще заикаться об этом?! Ну кто тебя просил?!!

— Так я не думал, что это какой-то там секрет. — Брукс отступил на шаг назад, по лбу ползли потинки. Он явно не хотел ссориться, и совсем не думал, что простой разговор с подругой инженера вызовет такой диссонанс.

— Что еще ты ей сказал? — Лицо Штайнера начал искажать безумный оскал. — Хотя какая разница. Все, что можно, ты уже вывалил…

Он отодвинул мужчину в сторону и рывком вошел внутрь. Тот непонимающе посмотрел инженеру вслед, и ничего больше не сказал. Что говорить?

Обратно он ехал с молчаливым ужасом. Кровь стыла в жилах. Она знает? Как давно она знает? Почему делает вид, что не знает? Она думает, что у него правда есть вторая семья, и что он скрывал это все время? Трещина на плотине внезапно поблекла и казалась практически неважной. Может, это вообще трещина в облицовке, и Нейт зря об этом думает.

А вот об Эмме не зря. Обнимать? Вряд ли ей хочется даже касаться его после такого. Девушке, которая покорно принимала любую перемену в отношении к себе. Она — не та, кто будет мстить или бороться за человека. Она просто уйдет. Выберет момент и уйдет. После всего того, что случилось… уйдет.

От ужаса по спине полз холодок. Он не хороший человек. Совсем. И никакой медальки он не заслуживал, но не настолько нехороший, насколько она сейчас могла думать. Ошибся. Но не хранил в кармане пиджака вторую семью. Такого не было. Хранил тайну платины, да, но не семью. Все не так, как кажется.

В салоне пахло мокрой травой, судя по всему, с улицы. Кресла из коричневого кожзаменителя совсем не ощущались комфортными, себе хотелось купить из кожи. Однако сейчас мужчина не замечал ни запаха, ни дискомфорта, ни молодого водителя, который с опаской косился на своего импульсивного пассажира.

В кармане завибрировал телефон. Штайнер со злостью достал его, и снял трубку.

— Привет. Ты на работе? Или в городе? Ты можешь сейчас вернуться домой? Нейт, я видела, как она рылась в твоих вещах! — Зазвенел знакомый голос.

— Что? В каких вещах?! — Вновь по спине холодный озноб. Словно молодого человека тряхнули, и из него в одночасье посыпалось все, что он пытался спрятать.

— Она сказала, что ты оформил на нее завещание, уже давно, а мне ничего не светит. И что я скоро окажусь на улице. Нейтан, это правда? Ты ей все оставил?!

— Завещание? — Мужчина облегченно выдохнул. Всего лишь завещание. Внутри тут же потеплело. Вдруг ей будет приятно, если она его увидит? Вдруг решит, что она все еще самая важная для него? Наверно, она правда так решила, раз сказала то, что сказала, и от этого становилось хорошо. — Послушай, Бел. Мне нужно, буквально, пару дней, чтоб разобраться с этим. Раз и навсегда все уладим и закроем все вопросы.

— Она хочет, чтобы я убралась отсюда. Нет, это не может подождать пару дней, черт, хоть на один мой вопрос ответь!!!

— Я очень скоро вернусь домой, уже еду. — Штайнер кинул взгляд на наручные часы. — Буквально через семь минут.

— Да, возвращайся, все решим. Это не может ждать до вечера.

— Что именно не может ждать? — Нейтан прищурился. — Что за тон, Бел? Мне не нравится, каким тоном ты говоришь со мной.

— Твою мать, мистер Штайнер, я беременна!! — Раздался визг на другом конце.

Молодой человек медленно раскрыл глаза.

По лицу поползла невнятная, больная ухмылка.

Скрипнула входная дверь. В темноту коридора вошел высокий человек, нервно, рефлексивно стряхивал воду с рук, потому что на улице начинался дождь. Капли все чаще стучали по окнам, редкие летние осадки перерастали в ливень. У мужчины слегка вымокли плечи пиджака, и совсем немного голени, но он не обращал на то никакого внимания. Странным взглядом смотрел на туфли, которые стояли на полке для обуви, и тяжело ухмылялся.

— Нейт? — Раздалось практически рядом. — Быстро ты.

— Привет, Бел. — Молодой человек кивнул на дверь кухни, приглашая девушку туда войти. — Что конкретно ты хотела обсудить такого… странного, что не могло подождать пару дней?

— Штайнер, ты стебешься? — Кин медленно подняла брови. — Я тебе по телефону сказала, что беременна. Это, типа, может подождать? Типа совсем не важно, да?

— А, ты об этом. — Мужчина разулся, затем равнодушно откинул волосы назад. — Поздравляю. Где Эмма? Она дома?

— Я откуда знаю?! — Белита испуганно вытаращила на мужчину глаза и тут же сжала кулаки. — И что значит «поздравляю»?! Что, твою мать, это значит?! У нас ребенок будет!! Я, конечно, замечала, что ты осознаешь и формулируешь свои желания со скоростью прилета голубиной почты, но потрудись объясниться!!

— У нас? — Нейт медленно поднял брови, направляясь в сторону кухни. — У тебя он будет. Я тут при чем?

— Что? — Девушка почувствовала, как внутри все холодело. Она рассчитывала на какую угодно реакцию: озадаченность, неприятие, отрицание, радость. На какую угодно, но не на такую. Никак не на беспечное равнодушие. — Ребенок что, у меня в животе сам завелся?! Срок — практически шесть недель. Тогда, когда все случилось в отеле, мы не предохранялись. В тот день…

— Шесть недель. — Задумчиво произнес Штайнер. — Шесть недель мне потребовалось, чтобы понять, с кем я жил все это время. Шесть недель. Это слишком много. Настолько, что я теперь понятия не имею, что делать, и как себя вести.

— Ты вообще сейчас о чем? — Кин раскрыла глаза. — О чем ты говоришь?! Можешь скажешь что-нибудь о ребенке?!

— Я уже сказал, поздравляю. — Он опустил холодный взгляд на девушку. — Кто счастливый отец? Ему уже сказала?

— Ты отец, Нейт!! — Взвизгнула та, с ужасом глядя на равнодушно-насмешливое лицо мужчины. — Ты отец!!! Что мы будем делать?! Скажу сразу, я не собираюсь делать аборт! Даже не заикайся об этом!

— С какой стати? Твой ребенок, не хочешь — не делай. Думаю, из тебя выйдет неплохая мать. — Молодой человек задумчиво прикрыл глаза.

— А ты — отец. Тоже, возможно, неплохой. Сколько можно игнорировать это?!

— Отец? Да что ты говоришь... — Штайнер закрыл дверь на кухне, облокотился на стену рядом и сложил руки на груди. — Интересно так выходит. Сегодня все, кому не лень, пытаются навесить на меня детей. Ну ладно. — Взгляд становился едким. Жестоким. — Что-нибудь еще помимо того случая ты можешь дать мне в качестве доказательств? Неинвазивный тест ДНК, например? — Лицо искажала ироничная ухмылка.

Кин почувствовала, как на лбу появлялся пот, а дыхание учащалось. Ну вот и все, он попросил тест ДНК. Тут же. И, скорее всего, попросит его из нескольких клиник, чтобы удостовериться, это же Нейтан. Как можно было подумать, что будет по-другому.

— Я сама, если честно, в ужасе. — Потной от страха рукой Бел пригладила волосы, присаживаясь на кухонный стул. — Для меня это все в первый раз. Я росла в провинции, без особых перспектив. Хорошо училась, старалась. Чтобы… переехать в город крупнее, сюда. Первое время жила в общежитии, потом на съемной квартире. Ты… стал моим спасением, когда взял меня на работу. Мне очень повезло, что тебе понадобился секретарь, и что им стала именно я. Мне кажется, в тебя влюблен весь женский коллектив. Но ты, все же, выбрал меня. Меня, и вот я забеременела. Плод пока слишком маленький, чтобы делать тест ДНК, но, когда он подрастет, я сделаю, чтобы ты был уверен. Но сейчас… для меня важно твое доверие. Я бы ни за что не стала тебе лгать. — Девушка прикрыла глаза. — Просто доверие. О большем я не прошу.

— Вот как. — Нейт продолжал ухмыляться. — Да, непростая судьба. Это в ходе неё ты научилась так превосходно заговаривать зубы? Можно сказать, профессионально. Если бы ты, в попытке пристроить себя и свое дитя метила чуточку ниже, легко бы провела среднестатистического обывателя. Просто со мной тебе не повезло, бывает. Если честно… я просто счастлив услышать новость о твоей беременности. Теперь я немного менее ужасный человек, теперь у меня есть предлог, чтобы разорвать наши отношения. А что? Ты беременна от другого мужчины. Между нами все, закономерно, кончено.

— Что? — Губы дрожали. Глаза заволакивала пелена. — Нейт, это твой ребенок. Ты выставишь меня с ребенком на улицу? Скажи, это все из-за той хромой дуры, да? У тебя так сильно стоит на бабу-недочеловека, что ты готов выкинуть беременную от тебя женщину?

— Не смей её так называть. — Прошипел Штайнер. — Её зовут Эмма. Для тебя — мисс Фастер, пока что. Еще можешь называть её «лучшая женщина на всей земле», это тоже будет приемлемо. — Губы вновь растягивались в ухмылке. — А теперь расскажи-ка мне, Бел. Как ты умудрилась от меня залететь, если я уже четыре года как вазектамирован, м? Силой мысли, может? Или сперматозоиды впитались в тебя через кожу тестикул?

Она не нашлась, что сказать. Перед глазами в миг все помутнело, стул скрипнул. Что это значит? Он… стерильный?! Кин не могла в это поверить, по спине полз холод, руки продолжали влажнеть. Почему, раз так, он не сказал об этом? Откуда просьбы быть осторожнее, ведь случайности настолько не случайны?

— Ты блефуешь. — Голос дрожал.

— Да ну? — Штайнер раскатисто рассмеялся. — Когда Эмме исполнилось восемнадцать, и мы стали жить вместе, я решил, что это — лучший выход. Ей ни к чему ненужная гормональная терапия. Зачем мне было ставить тебя в известность о таких мелочах? Это не выгодно. Вдруг однажды ты скажешь, что беременна? Еще и с таким ошарашенным, невинным видом, словно вправду от меня? — Он прикрыл глаза. — Неужели ты правда думала, что если я не хочу детей, я не позабочусь о том, чтобы их не было? Рассчитывать на кого-то кроме себя… неблагодарное дело. Повзрослеешь — поймешь. — Мужчина выдохнул и стиснул зубы. — Между нами все кончено, и я прошу тебя уехать, чем скорее, тем лучше. Ты говорила, тебе понравились какие-то квартиры? Отлично, я сниму тебе ту, которую ты хотела снять Эмме. А пока что… номер в отеле на пару дней. Я плачу достаточную зарплату, тебе хватит на аренду. Как хороший работодатель я оплачу тебе декрет, если ты, при отсутствии проблем со здоровьем обязуешься работать хотя бы до четырех месяцев беременности, и не увольняться в течении трех лет после декрета. Переведу тебя в архив, там много сидячей работы. Легкие деньги, считай, но руки там нужны. — Нейт пожал плечами. — Мы не будем пересекаться. Это пойдет на пользу нам обоим.

— Хитрый ублюдок. — Прорычала Бел. — Ты мной попользовался, и теперь вышвырнешь? Замечательно. Шесть недель я терпела эту улитку, вокруг которой ты бегал, чтобы, в итоге, услышать «все кончено». Шесть недель унижений. И ради чего? Ради того, чтобы услышать «я стерильный»? Вот же гнида. И что теперь намереваешься делать?! Приползешь с тарелкой супа к своей «лучшей женщине»?! Расскажешь ей, что все это было «временное помешательство»? — Девушка вытерла рукавом халата мокрые глаза и продолжила. — Ни минуты не хочу больше находиться здесь. Но посмотреть, как ты снова к ней начнешь подкатывать… я бы посмотрела. — Она оскалилась. — Твоя Эмма спит и во сне видит, как от тебя слинять. Кому нахрен сдался «принц», который приводит в дом другую и ведет себя, словно так и надо?

— Заткнись. — Вдруг оборвал Штайнер, и на лицо упала темная тень. — Заткнись, и собирай вещи.

— Или что? — Белита схватила со стола салфетку, сжала её в руках, затем кинула в мужчину. — Применишь силу к беременной женщине? Герой, мать твою!! Не нравится слушать правду, да? Был бы рядом с твоей Эммой еще хоть один мужик, ты бы ей не сдался. После того, что ты отжег, ты — не конкурент никому. Она будет с тобой только если у неё отсохнут ноги!!! — Кин переходила на крик. — Можешь считать, что это карма. Я тоже так буду считать. Забыть бы этот дом как страшный сон. — Девушка вскочила со стула, и быстро пошла прочь из кухни.

Ливень остервенело стучал в оконное стекло. Чуть вздрагивали на подоконнике цветы герани от ударов капель, чуть закрывались, потому что не хватало света от тяжелых темно-серых туч.

Нейт безумно таращился на пол кухни. Это он-то не конкурент? Да, он поступил так, как поступать нельзя, но разве это перечеркивает все то, что было между ними в прошлом? Разве перечеркивает совместные вечера под теплым пледом, прогулки на спине, завтраки, обеды, ужины из-под его руки? Перечеркивает детскую дружбу?

…любовь?

Любовь можно перечеркнуть?

Наверно, ей было больно, когда он бросил с пустого места после стольких лет. Она так сильно рыдала на кухне, что упала в обморок, и долго не приходила в себя. С трудом выдавливала из себя буквы и слова, вечно запиралась в комнате, отказывалась от еды.

Ударила его туфлями. Отчего-то от этого воспоминания Штайнер поежился и опустил глаза. Тогда он сказал, что все, что ей было нужно — это спать с ним. Что она пускала на него слюни и лезла к нему, зачем-то он это выпалил. Теперь хотелось подойти, и аккуратно обнять. Предложить поужинать вместе под пледом, как когда-то давно. Взять за руку.

Выключить свет.

Чтобы почувствовала себя такой, какой он её видел. Самой привлекательной, замечательной. Самой красивой и желанной. Сейчас Нейт не позволял себе думать о том, как она вновь захотела бы его поцеловать. Хотя бы… поцеловать. Не позволял, потому что тешить себя надеждами — больно.

Не позволял, однако, очень хотелось.

Несказанные фразы жгли язык. Все внутри напрягалось до озноба, нужно сказать ей, что все кончено. Что они вновь одни в этом доме, что никто никогда больше не потревожит их совместное одиночество. Что все теперь иначе. Иначе, потому что она больше не сестра. Она — та, о ком он мечтает, лежа в постели с другой женщиной. Та, что сидит за толстой кирпичной стеной, сквозь которую не пробиться.

Потому что он сам туда её посадил. За стену. Но он обязательно докричится, обязательно заставит себя услышать. Крепко обнимет и скажет, что его маленькая Эмма выросла в самую необыкновенную женщину на свете. Нежную, милую. Удивительную и забавную. Скажет, что совсем не против жениться, если она будет его невестой. В пушистом белом платье и с роскошной фатой. Может, со временем, даже не против завести детей. Одного, или двух, и будет в тайне надеяться, что они будут похожи на маму. Такие же улыбчивые, светлые, с такими же глазами. Сейчас Нейт думал, что после нескольких лет брака мог бы потянуть заботу о ребенке. Почему нет?

Он, тяжело дыша, вышел в коридор. Им предстоит долгий разговор. Возможно, настолько долгий, что растянется на несколько месяцев, но Штайнер обязательно докричится. В конце концов, ей придется его принять. Кто еще о ней позаботится? Печальная куколка, которая даже ходит с трудом. Поднимается по лестнице с переменным успехом. Куколка из сахара. Самый желанный в последние ночи десерт.

Мужчина медленно перевел взгляд на стойку для обуви, и тут же от нее шарахнулся.

Туфель не было.

Холодный ливень за окном набирал силу.