Отражение

Глава 40

Первое желание — броситься к этой нахалке и навесить оплеух, чтобы впредь стало неповадно воровать чужие тела. Но и тут я стерпела, хотя это оказалось труднее, чем справиться с желанием сморгнуть от внезапного яркого света.

— И чего ты стоишь? — змеиным шепотом пронеслось по комнате.

Я не шелохнулась и не издала ни звука. Догадаться, кому принадлежал этот голос, было не трудно. Вот только поддаваться на провокацию не входило в мои планы. В уме я повторяла слова демона, как заклинание «молчи и не двигайся». Спасибо Нанэ — именно она отбила у меня охоту к скоропалительным действиям. И к мести — тоже.

— Она же так близко — только руку протянуть, — не унимался повелитель дэвов. Так и подмывало показать ему язык и похвастаться, что он зря старается, но я вовремя задушила в себе этот порыв. Ангро-Майнью продолжал что-то говорить, но я не слушала. Только во все глаза смотрела на Нанэ и повторяла про себя «молчать и не двигаться, что бы ни случилось».

Видимо, демон понял тщетность подстреканий и замолк. Когда же всё стихло, Нанэ открыла глаза. Она уставилась в потолок и пролежала так минут десять, а потом нехотя встала с кровати. Я ощутила тоску, навалившуюся на Нанэ, и удивилась. Видимо, я еще не до конца оторвалась от тела. Значит, и впрямь был шанс вернуться обратно. Сердце радостно забарабанило в висках, и мне пришлось бороться с рвущейся на губы улыбкой.

Нанэ не спеша вышла из комнаты. Так и подмывало пойти за ней, но я терпеливо ждала, когда Ангро-Майнью сам переместит меня. В том, что он это сделает, не было никаких сомнений — иначе игра стала бы неинтересной. Я ощутила знакомую вонь и почувствовала, словно кто-то подставил под мои ноги гигантскую ладонь и понес меня в ванную. Перед глазами предстала привычно узкая комната совмещенного санузла. Нанэ внесла в нее свои штрихи: корзина со стопкой грязного белья, зеркало над раковиной, забрызганное зубной пастой, замоченные в ванне полотенца. Похоже, у нее было не всё так гладко, как ей хотелось бы. Конечно, смотреть как делают другие — одно, а вот попробовать самой — совершенно другое. Посмотрим, как эта кумушка справится с плитой! Опомнившись, я тут же спугнула злорадство и погнала его прочь. С таким багажом я точно отсюда не выберусь.

Картинка еще подражала перед глазами, а потом расплылась и уже через мгновение я, как по заказу, оказалась на кухне. Пакеты с мусором громоздились около мойки, на столе корки сухого хлеба соседствовали со скорлупой, а в мойке стояла замоченная в шампуне посуда. Видимо, средство для мытья кончилось, а Нанэ решила не тратиться на покупку нового. Гораздо проще оказалось позаимствовать пузырек-другой из ванной.

Вскоре на кухню сквозь меня прошла сама новоявленная хозяйка квартиры. Я чувствовала, что всё вокруг ее раздражало. Причем не бардак, а сама атмосфера. Готовить она ничего не стала — ограничилась кефиром и куском белого черствого хлеба. Пока она доставала бутылку из холодильника, я изучала его содержимое. Похоже, съестного там почти не осталось. Только пара яиц и две банки тушенки, купленные мною когда-то на всякий случай. Видимо, по магазинам Нанэ еще не ходила, а открывать консервы не умела. Правда, на полках в шкафу хранились крупы, но судя по слою пыли на плите, варить их никто не будет.

Зато теперь я могла предположить, что отсутствовала не больше недели. Интересно, а на работу она тоже ходила вместо меня? Эта мысль показалась весьма забавной, но тут я осеклась — вспомнила про Петра Ивановича. Вся моя бравада и веселость испарилась. Что ни говори, а ведь именно я убила его. Черные тени, остывающий труп, визг тормозов… Все снова пронеслось перед глазами, словно случилось только что. Всё моё существо облилось холодом, угрызения совести переполняли. Еще немного и я заревела бы в голос, не в силах сдержать опаляющее раскаяние. Но я просто не имела на это право. Пролитого не подымешь, а мне надо было вернуться обратно, в свой мир.

— Зачем? — призрачным эхом раздалось у меня в голове. — Что ты сделаешь там? Что в Материи изменится от твоего присутствия? Все люди одинаковы, одним больше, одним меньше… Почему ты?

Я не знала, что ответить. Мне просто хотелось жить. Вдыхать воздух пополам с выхлопами, слышать звуки, видеть краски мира, чувствовать тепло и холод. Я жаждала быть! Просто быть и всё. И сейчас переступила бы через себя, лишь бы вернуться.

Кухня перед глазами поплыла, превращаясь в ухоженный парк. Ровные березы и приземистые кустарники, стриженые газоны, фонтан с амурами. Яркое солнце словно гладило по голове, в воздухе разливался запах цветов и свежей листвы, щебет синиц и стрекот сорок. На деревянных скамейках благообразные бабульки присматривали за малышами. Молодые женщины, некоторые в компании мужчин, чинно толкали коляски. Подростки катались на велосипедах и роликах. Пара худощавых парней с книжками разместилась прямо на траве под деревьями. Передо мной выпрыгнула асфальтовая дорожка, теплый ветер легонько пробежал по волосам. Стоило лишь сделать шаг — и я оказалась бы там.

Сердце застучало в висках ровно и мелодично. Бег в теплый летний день под прохладой деревьев — прекрасное начало дня! Кажется, я так и делала раньше? Всё в голове смешалось, воспоминания стирались. Один только шаг и я там — в Материи… Вот только внутри всё мелко дрожало, ну так это, наверное, от ветра, надо было просто одеться потеплее.

— Чего же ты медлишь? — не выдержал голос в моей голове. — Один шаг и ты там, в своей жизни!

Я мысленно надавала себе затрещин. Вот ведь дура, чуть не повелась на очередную обманку! Туман, окутывавший сознание, рассеялся. Нет. Это не моя жизнь. Я никогда не бегала по утрам, а в парк последний раз ходила с одноклассниками на выпускной. К тому же в нашем парке не наблюдалось ни умильных семейных сцен, ни резвящейся молодежи. Бабульки сплетничали и ругали власти, подростки распивали энергетики и на скейтах сшибали прохожих. А по вечерам их сменяли пьяные мужики и шумные компании, оглашавшие округу хохотом и матом.

Пейзаж перед глазами затрясся и исчез, оставляя меня в кромешной темноте. В душе я горестно вздохнула. И правда, что мне мешало бегать по утрам? Да хотя бы просто гулять во дворе? Ответ прост: сначала хотелось поспать подольше, потом — лечь пораньше. Лицемерка! Сама-то ведь телевизор смотрела допоздна: сериалы, слезливые фильмы про любовь и слащавых принцев… Как же я ненавидела теперь свою жизнь! Могла путешествовать, ходить в театры, бассейны, спортивные комплексы, рисовать, лепить из пластилина в конце концов! Но вместо этого я предпочитала просиживать зад в кресле, поедать сладости и лить слезы о неудачной личной жизни. Да что у меня вообще было в ней?!

Картинка перед глазами снова сменилась. Мой новый кабинет, слегка убранный после Шуриковны, но всё равно так и не обжитый. Нанэ сидела перед компьютером и пыталась состряпать в Ворде таблицу. Я оказалась у нее за спиной и наблюдала, как буквы в ячейках прыгали кто во что горазд. К тому же, судя по всему, русским языком Нанэ если и владела, то только разговорным.

В кабинет ворвалась разъяренная женщина лет сорока. Ухоженная, с модной короткой стрижкой, искусным дневным макияжем, в дорогом брючном костюме цвета морской волны и жемчужном ожерелье. Я не сразу узнала в ней новоиспеченную вдову Петра Ивановича. Мы, то есть сотрудники Олимпиуса, видели ее только один раз. То ли на пятидесятилетии шефа, то ли на одном из корпоративов по празднованию Нового года. Тогда она выглядела менее эффектно. Полная, в толстых очках и мешковатом платье. Поговаривали, что пару лет назад они с Петром Ивановичем серьезно разругались — благоверная шефа завела любовника и потребовала выделить ей деньги на собственный бизнес. Чем там у них кончилось — не знаю. Правда, со следующего месяца нам всем урезали зарплату, и шеф совершенно распоясался до женского пола. Видимо, контролировать его стало некому.

Перед глазами снова пронесся тот злополучный день, когда он попытался на меня залезть. Что бы я сделала сейчас? Да и стала бы вообще заигрывать с Петрушей? Ведь если поразмыслить, я всеми действиями давала понять, что не против интрижки. А как дошло до дела — упекла несостоявшегося любовника на тот свет… Ком снова подступил к горлу, так и распирало его сглотнуть, но я держалась.

Кстати, на вдове Петра Ивановича не оказалось ни одного намека на траур. Судя по всему, она даже не всплакнула. Зато мигом прибрала бизнес супруга к рукам.

— Да что ж ты за бестолочь такая?! — кричала она на весь коридор, нарочно стоя на пороге.

— Жанна Леонидовна, может, мои подчиненные справятся быстрее? У меня и так много работы… — начала Нанэ. Я чувствовала, как ей дико оказаться в подобной ситуации. В чужой стране, времени, должности, шкуре. Мало того, что она ничего не понимала в бухгалтерской работе, так на нее еще и орали. Гордость закипала в душе бывшей наложницы Дария, ненависть клокотала в ее груди, но она терпела. Почему? Раньше она с врагами не церемонилась.

— Твои подчиненные? — Вдова Петра Ивановича артистично выгнула брови дугой, изображая крайнее удивление. — Все вы здесь теперь — мои подчиненные. Что я скажу — то и будете делать! Чтобы вечером бумаги лежали у меня на столе! — Уже выходя из кабинета она добавила, не поворачиваясь. — Это вам не с покойным шашни крутить.

Щемящее чувство жалости закопошилось в сердце. Всё-таки, мне не раз приходилось выслушивать подобное, а для Нанэ это вовсе неслыханное обращение. Когда-то она вытерпела многое, но это было слишком давно, чтобы помнить. А здесь никто не станет церемониться. Не сумеешь зацепиться — утопят. Еще и добродушно помашут ручкой — на прощание.