Отравление в шутку

Глава 8 ЯД В ВАННОЙ

Меня попросили подготовить эти записки для членов семьи Куэйлов, которые даже после того, как дело было закрыто, испытывали ощущение, что в нем не все еще до конца прояснено. И все же мне не представляется необходимым детально описывать это ужасное утро, по крайней мере до прибытия полиции. Я лишь могу с уверенностью сказать, что это самые неприятные часы, которые мне когда-либо доводилось проводить. Кларисса, как можно было предположить, была в истерике. При всей своей надменности и повелительности она в общем-то любила своего мужа — в той степени, в какой она способна вообще кого-то любить.

Немногим лучше держалась Мери, хотя, конечно, шуму от нее было поменьше. Но то, как она всплеснула руками, могло вывести из себя кого угодно. У каждого из Куэйлов, впрочем, нашлось чем поиграть друг у друга на нервах. Потом Джинни призналась мне, что тяжелее всего ей было выносить Мэтта. Он бродил по дому, что-то бормоча себе под нос, внезапно появляясь в дверях с возгласом: «Ой, прошу меня извинить!» — и снова исчезая. Нормально вели себя только медсестра и Джоанна. Последняя как ни в чем не бывало раскатывала на кухне тесто. Их всех потрясла не столько гибель доктора Твиллса, сколько мысль о том — теперь уже превратившаяся в нечто нуждающееся в доказательствах, — что в доме бродит убийца.

Теперь я попробую изложить обстоятельства смерти Твиллса так, как я их увидел в то утро, до появления полиции. Впоследствии оказалось, что мои догадки были совершенно справедливыми.

С самого начала я был уверен, что Твиллса отравили гиоскином. Его лицо посинело, зрачки расширились. У него, похоже, были судороги, а затем уже наступила кома — и смерть. Он лежал на полу, причем голова его была под кроватью — с той стороны, что выходила к единственному окну. На нем еще были очки, хотя дужка съехала с одного уха и очки сползли с переносицы. Твиллс лежал на левом боку, чуть касаясь рукой столика у кровати. Другая рука была согнута и скрыта под туловищем. В той же стене, где было изголовье кровати, находилась дверь в ванную.

Постель была смята. Простыни откинуты и свисали с кровати с той стороны, где лежал доктор. На кровати лежала обложкой вверх раскрытая книга — томик стихов Гейне. Подушки в изголовье были смяты тоже. На столике по-прежнему горела лампа. Рядом с ней стояла жестянка с табаком и стеклянная пепельница, в которой высилась горка пепла из лежавшей там же трубки. В кармане пижамы Твиллса была коробка спичек.

Похоже, яд начал действовать, когда он лег в постель и стал читать Гейне. Он уже выколотил трубку, но, судя по спичкам в кармане и тому, что он не открыл окно проветрить комнату, он еще не собирался спать. Он почувствовал, что отравлен, поднялся, попытался пройти в ванную, но тут у него закружилась голова или он споткнулся и упал у кровати, где его потом и нашли.

Он так и не смог позвать на помощь — как и ранее судья. Но с другой стороны, возможно, он не захотел этого сделать. Оба варианта казались мне вполне вероятными.

Единственным источником, откуда в организм Твиллса мог попасть яд, был стаканчик брома, стоявший на стеклянной полочке в ванной над умывальником. Рядом я увидел бутылочку с порошком бромида, а также бутылочку поменьше с нашатырным спиртом и ложечку с крупинками белого порошка. Рядом с краном стояла голубая бутылочка с примочкой для глаз. Крышка-рюмочка была отвинчена. Все остальное находилось в порядке.

Одежда покойного была небрежно брошена на плетеный стул, стоявший посреди комнаты, башмаки стояли в разных углах. Потрепанный халат висел на полуоткрытой дверце стенного шкафа. Бюро было завалено щетками, галстуками, запонками, записными книжками. Еще там была опрокинутая баночка с тальком. На стопке журналов «Америкэн меркьюри» стояла большая фотография Клариссы. За раму зеркала была заткнута фотография поменьше: за столиком уличного кафе сидел улыбающийся Твиллс и поднимал кружку с пивом.

Эта последняя будничная деталь вдруг заставила меня по-настоящему осознать трагичность случившегося. Я осмотрел еще раз яркую и вместе с тем мрачную комнату, с ее беспорядком, смотрел на мебель красного дерева, на серое утро за окном, а потом снова переводил взгляд на венскую фотографию, думал о том, что значил этот город для бедняги, труп которого отражался в зеркале.

В комнате стояла зловещая тишина, воздух был прокуренный и спертый. Твиллс вошел к себе, поставил сифон на верхнюю полку шкафа — он по-прежнему находился там, — затем разделся, пошел в ванную, промыл глаза, насыпал порошка в стакан, и все. Дальше ничего, кроме смерти.

Жаль, со мной рядом не было Бенколена. Возможно, он бы нашел, за что ухватиться. Я же как ни смотрел по сторонам, так и не обнаружил ничего, что помогло бы распутать этот клубок. Теоретически это могло быть самоубийством. Остальные слишком переполошились, узнав об отравлениях, и потому сразу поверили в убийство. И правильно сделали. Самоубийцы не укладываются в постель с томиком Гейне в ожидании, пока подействует яд. Самоубийцы не промывают глаза, прежде чем принять яд. Конечно, существовала чисто теоретическая возможность, по которой Твиллс попытался убить судью — у него был яд и знание, как с ним обращаться, — но когда доктор понял, что из его затеи ничего не вышло, он убил себя. Поверхностные умы в состоянии сочинить доводы, которые другим поверхностным умам показались бы убедительными. Не исключена и такая гипотеза: Твиллс сперва отравил воду в сифоне, а потом его стали обуревать муки совести, приведшие к самоубийству. Но реальные отравители никогда не вели себя подобным образом. И уж во всяком случае, вряд ли так повел бы себя Твиллс. При всей своей внешней логичности гипотеза не имела никакого отношения к реальности.

Но такая версия являлась единственно возможным выходом для Куэйлов, если они хотели избежать публичного скандала. Увы, люди, как правило, ведут себя столь нелепо, что добиваются именно того, чего хотели бы избежать. Я не успел открыть рот, как Мери бросилась к телефону и стала набирать номер семейного доктора Рида, который по совместительству был и местным коронером. Прежде чем Мэтт успел вырвать у нее трубку, она успела пролепетать что-то насчет убийства и полиции. Итак, непоправимое свершилось. А Мэтт усугубил и без того незавидное положение дел, когда позвонил всем трем редакторам местных газет и потребовал, чтобы они ничего не писали об этом деле. Конечно, в таких городках газеты издаются людьми покладистыми, и они заверили Мэтта, что сделают все, как он хочет, но это означало, что слухи все равно поползут по городку.

Единственный способ избежать дурной огласки — это получить вердикт о самоубийстве. Несмотря на опрометчивость Мери, еще можно было добиться этого и избежать криминального расследования. Твиллс ведь все-таки мог покончить с собой. Но вообще дело выглядело прескверно. Вскоре в дверь позвонили. Я спустился вниз и увидел, что в дом вошли не только доктор Рид, но и, увы, местный детектив Джо Сарджент. Последнего я знал понаслышке, но, похоже, это был человек проницательный. Должность окружного детектива в таких местах мало что значит. Его основная задача — создавать у местных жителей впечатление, что закон не дремлет. Как правило, это общительный, снисходительный человек. Изредка он устраивает облаву на «притон» и торжественно находит там самогонное виски. Газеты охотно помещают его портреты, когда он расследует дело о каком-нибудь славянском иммигранте, пустившем в ход бритву. Джо Сарджент был незлым и неглупым человеком, он одевался и держался как адвокат. Сейчас он переминался с ноги на ногу и тряс руку Мэтту. У него был пышный зачес, глаза политика и симпатичное морщинистое лицо. Казалось, он совсем недавно покинул домашний очаг. Доктор Рид был маленький усатый очкастый человечек, говоривший отрывистым, лающим голосом.

Вчетвером мы прошли в библиотеку. Доктор Рид на ходу задавал вопросы Мэтту, а тот, наконец осознав всю тяжесть обрушившегося на семью несчастья, отвечал на редкость спокойно. Его красное, потное лицо было исполнено печали и внушало доверие. Он твердил, что имел место несчастный случай, ничего более. Хотя и говорил он с убедительностью коммивояжера, доктор Рид пролаял:

— Чушь собачья!

Всем стало неловко, но терьер как ни в чем не бывало продолжал:

— Не надо водить меня за нос, юноша. Я прекрасно знаю вашего отца, а также я прекрасно знаю и вас. Так что выкладывайте начистоту: кто заболел, кто умер и так далее.

— Видите ли, мистер Куэйл, — добродушно заговорил Сарджент, — мы ведь просто хотим помочь. Док сказал, что ваша сестра была очень расстроена, и я решил на всякий случай тоже к вам заглянуть.

— Ну да, — пробормотал Мэтт, переводя взгляд с доктора на детектива. — Конечно, я и хочу вам рассказать все как есть. Слушай, Джефф, ты все видел, все знаешь, расскажи им сам, ладно?

Похоже, ни Рид, ни Сарджент всерьез не верили, что в доме Куэйлов могло произойти что-то из ряда вон выходящее. Когда я начал рассказ, на лице Сарджента было написано безмятежно-сочувственное выражение, а доктор проявлял нетерпение. Но вскоре у детектива рот приоткрылся сам собой, и Сарджент стал перебирать мелочь в кармане. Мэтт морщился при упоминании мной очередных мрачных подробностей. Все это звучало не очень убедительно, я сам это прекрасно понимал. Когда я закончил, Рид засопел, фыркнул и начал было:

— Чистейшая… — но потом поглядел на наши с Мэттом лица и замолчал.

— Можете на него посмотреть, — предложил я. — Он на втором этаже, в задней комнате. Вполне вероятно, что это самоубийство. — Доктор Рид поймал мой взгляд и сложил губы в трубочку, словно собираясь засвистеть. — И если это так, доктор, вы достаточно давно знаете эту семью и могли бы уберечь их от многих неприятных моментов…

— М-да, — пробормотал доктор. — Значит, гиоскин? Ну и ну.

Сарджент потер лоб.

— Даже и не знаю, что вам сказать, мистер Марл, — пробормотал он.

— Сказать! — фыркнул доктор. — Что уж тут скажешь. Если бы я не знал этот дом так давно, юноша, — обратился он ко мне, — я бы сказал, что вы все лжете напропалую. Но старый Мэтт Куэйл… М-да… Пойдемте, Джо, посмотрим на него. А вы нас подождите внизу.

Когда они ушли, Мэтт положил мне руку на плечо. Пока я рассказывал о случившемся, на его лице страх и надежда находились в состоянии борьбы.

— Ты действительно так думаешь? — спросил он. — Насчет того, что Уолтер мог покончить с собой? Господи, почему я сам до этого не додумался? Вот, выходит, как…

Тут в комнату вошла Джинни, и он замолчал. Я понял, что она подслушала наш разговор. Мэтт поспешно заговорил опять:

— Прикрой дверь, Джинни. Послушай, старина, я всегда недолюбливал Уолтера. Он вполне способен на такое… Ты сам это без меня прекрасно знаешь.

Он ухватил меня за лацкан и стал трясти. Глаза его остекленели. Джинни не вытерпела и подала голос.

— Нет, это не так. Хотелось бы верить в это, но увы… — говорила она глухо, с бледным как мел лицом. — Он вряд ли мог пойти на такое.

— Я тоже так считаю, Мэтт, — сказал я. — Просто мне хотелось оградить вас всех… Но они разберутся.

— Но…

— Как давно трудилась рука? — спросил я. — Джинни утверждает, что пять лет. А Твиллс здесь прожил года три, так?

— Но никакой руки нет, это просто отцовская фантазия…

— Ради Бога, давай не будем снова об этом! — воскликнула Джинни. — Мы ходим по кругу! Сядь, Мэтт, не маячь у меня перед глазами. Как ты действуешь мне на нервы!

— Правда? Зато ты очень успокаиваешь. Думаешь, приятно, когда тебя обвиняют…

— Никто тебя не обвиняет в убийстве! — вспылила Джинни. — Но если ты будешь вести себя как глупый школьник, то они, пожалуй, и заподозрят тебя, прежде чем ты успеешь повзрослеть… И если у тебя хватает мужества обвинять единственного приличного человека в доме…

— Единственного приличного человека в доме, да? Единственного приличного человека… — Мэтта охватила такая ярость, что у него на губах запузырилась слюна, и смотреть на него было неприятно. — Ты в этом уверена? Так вот, слушай меня внимательно: я всю вину возложу на него.

— Правда?

— Правда, и я…

Утихомирить их было нелегко. Мне пришлось сначала повысить голос, а потом успокаивать, пока в комнате не воцарилась тишина — противоборствующие стороны выбились из сил. Пряча свое подурневшее от сдерживаемых слез лицо, Джинни села на стул спиной к нам. Все мы находились под впечатлением только что разыгравшейся сцены. Мы сидели в разных углах. Мэтт дрожащими руками вынул спички, сигарету и закурил. Я посмотрел в окно, снег ложился белыми пятнами на темную траву газона. В библиотеке было зябко и сумрачно. Мы сидели, слушая, как наверху ходят люди. Наконец на лестнице раздался шум шагов, и в библиотеку быстро вошел Рид, за ним, помедленнее, Сарджент.

— Мы его видели, — начал было Рид и, увидев обернувшуюся к нему Джинни, осекся. Он пристально посмотрел на нее и спросил: — Ну, как вы себя чувствуете, юная особа? Прошу — никаких сцен. Сейчас нам нужно все как следует обмозговать.

Сняв пальто, он стоял посреди комнаты и воинственно сопел в усы. Его черный костюм был ему, пожалуй, маловат, а его глаза терьера рыскали по комнате, пенсне на длинной и черной ленточке поблескивало стеклами. Ни с того ни с сего мне вспомнились картины в кабинете отца — собаки, резвящиеся вокруг стола.

— Мы пришли к общему заключению, — говорил между тем Рид. — Похоже, это убийство. Учтите, я не утверждаю, что это убийство, но очень на то похоже.

— Но погодите, — кротко подал голос детектив и потер рукой подбородок. Он посмотрел на нас слегка обиженно, словно желая сказать: «Видите? Ну что я могу поделать?»

— Чепуха! — отрезал Рид. — Скажите им, к какому выводу мы пришли.

— Дело вот в чем, — начал Сарджент. — Нам с доком все это очень даже не нравится. Я знаю и уважаю судью и готов помочь вам, чем могу. Вы, конечно, можете попробовать выдать это за самоубийство, но боюсь, номер не пройдет. Боюсь, мне придется начать расследование. Ну, а если я что-то обнаружу… В общем, тогда уж сами понимаете… — Морщинки на его большом лбу сделались еще заметнее. — Извините, но ничего другого у меня не остается…

— Вы хотите сказать, что дознания не будет? — осведомился Мэтт.

— М-м… Пока мы не решили, — отозвался Рид и добавил: — Не бойтесь, Джо, судья вас не съест. — Обратившись уже к нам, Рид сказал: — Мы хотим сначала поговорить с судьей, а потом уже будем решать. Насколько я знаю его, он захочет предать дело огласке. Он еще в медицинском кабинете? Я хочу на него взглянуть.

Рид снова ушел. Сарджент задержался в дверях, словно в нерешительности. Затем он глубоко вздохнул, смахнул невидимые крошки со своего пиджака, и на его лице опять появилось выражение хорошего семьянина. Он словно желал сказать: «У меня тоже есть родные и близкие». Но мне показалось, что это выражение сидело на нем непрочно, словно шляпа не по размеру, и в любой момент могло уступить место крутому взгляду.

— Боюсь, мне придется вам задать немало вопросов, — с улыбкой сказал он. — Хотя, поверьте, мне это будет сделать весьма непросто.

Он молча прищурился. Я вдруг подумал: «Господь помилуй и спаси этот дом, если Сарджент возомнит себя великим детективом». При мысли об этом я даже похолодел. В Париже мне приходилось встречать таких сыщиков, и от них Бенколену хлопот было больше, чем от самих преступлений. Если он начнет мечтать о том, чтобы газеты поместили огромными буквами на первой полосе заголовок «САРДЖЕНТ РАЗГАДАЛ УБИЙСТВО В ДОМЕ КУЭЙЛОВ», тогда дело наше плохо.

— Насколько я понимаю, — начал Мэтт, изображая полное безразличие, — вас интересует, где был каждый из нас вчера вечером. Лично я, например, как поднялся наверх, так и не выходил из своей комнаты.

Сарджент снова позвенел мелочью и сказал самым мирным тоном:

— Нет-нет, мистер Куэйл, я не собираюсь делать ничего подобного. Тут все довольно просто. Он выпил бромид, в котором был яд. Похоже, он сделал это, как только поднялся наверх. Поэтому нет оснований предполагать, что кто-то из вас успел прошмыгнуть к нему и отравить бромид. Он, собственно, был отравлен заранее, и яд попал туда, возможно, тогда же, когда и в сифон. Разумеется, при условии, — поспешно добавил Сарджент, — что это и впрямь убийство. Нет-нет, ваши передвижения тут роли не играют…

Его глаза вдруг странно заблестели. С еще более миролюбивым видом, чем прежде, он уставился на люстру. Я кашлянул и сказал:

— Может быть, я недостаточно ясно выразился, но хочу напомнить, что мистер Твиллс провел со мной здесь по меньшей мере пятнадцать или двадцать минут, уже после того как все домашние разошлись по своим комнатам. Вам, наверное, следует принять это во внимание, если вы придете к выводу, что случилось убийство.

— А! — отозвался Сарджент. — Значит, я вас и впрямь не понял. Говорите, пятнадцать минут. Хм… — Он кашлянул и спросил Мэтта: — Вы сразу легли в постель, когда поднялись к себе, мистер Куэйл?

— Да, — сказал Мэтт. — Мы поднялись все вместе. Ты видела меня, Джинни?

Джинни кивнула. Она стояла, опершись на спинку кресла, глаза ее были пусты. Когда Мэтт воззвал к ней, она поглядела на него с каким-то любопытством. Потом ровным тоном ответила:

— Да, Мэтт. Ты вел себя очень примерно. Вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Я тебя видела.

— А где расположены ваши комнаты? — спросил Сарджент.

— Мэтта — на втором этаже слева, — ответила Джинни с тем же безразличием. — Напротив маминой. Моя на третьем этаже, в башенке, над комнатой Мэтта.

Нахмуренное лицо Сарджента словно говорило: «Ну вот, это уже кое-что». Вслух же он сказал:

— А дверь комнаты миссис Куэйл была открыта?

— Да, — сказал Мэтт. — Там сидела медсестра, причем так, что видела холл. Она может подтвердить, что я прошел к себе и закрыл дверь.

— А вы, мисс… Вы ведь мисс Куэйл, не так ли? Как вы поднялись на третий этаж?

— По маленькой лесенке. Она рядом с дверью в комнату Мэтта.

— А! Значит, и ее видно из комнаты миссис Куэйл?

— Да.

— И вы, разумеется, — продолжал с добродушнейшей улыбкой Сарджент, — тоже не покидали вашей комнаты?

— Нет, покидала. Причем дважды.

Ее безразличный тон начал потихоньку выводить его из равновесия. Глаза Сарджента сузились.

— Когда вы это делали, мисс Куэйл?

— Первый раз сразу после того, как вернулась к себе. Я вспомнила. — В ее зеленых глазах вдруг блеснуло что-то устало-ироническое. Она поглядела на нас, подняв брови и шевеля губами. Затем неожиданно хихикнула.

— Дело приняло слишком серьезный оборот, Джинни, — укорил ее Мэтт, косясь на детектива и надеясь на его одобрение. — Сейчас не время…

— Но это же было так смешно! — не удержалась Джинни, в глазах которой по-прежнему вспыхивали озорные искорки. — В детективных романах все всегда спускаются вниз за книгой. Я именно так и поступила. Кларисса взяла мою «Афродиту». Стащила, хотя я не прочитала и половины. И еще притворилась, что шокирована. Я поняла, что не могу заснуть, и решила спуститься за книгой. Сначала она притворилась, что никакой книги не брала и вообще очень удивлена моим вопросом, но я сказала: «Слушай, милая, меня-то хоть за нос не води!» Прошу прощения, действительно, ход получается больно уж шаблонный, но я правда спускалась за книгой…

— Кларисса — это миссис Твиллс?

Поскольку все вроде бы приняли на веру утверждение Мэтта, что он не покидал своей комнаты, и тем самым его алиби вроде было безупречно, он сделался весьма рассудительным. Он выслушал с молчаливым одобрением все вопросы детектива, и его физиономия словно говорила: «Этот детектив дело знает. Смотрите, как он ловко ведет допрос!» А детектив, словно слушая это одобрение, с каждым новым вопросом делался все увереннее в себе.

— Верно, мистер Сарджент, — проговорил Мэтт. — Вы попали в самую точку.

— Я так и подумал, — отозвался тот, уронил подбородок на грудь, повертел большим пальцем в петлице и, строго посмотрев на Джинни, спросил: — А комната доктора соединяется с комнатой миссис Твиллс через ванную, да? Так, понятно. И долго вы там пробыли?

С лица Джинни сдуло улыбку как ветром.

— Только… только несколько минут.

— Доктор Твиллс к тому времени уже поднялся к себе?

— Нет.

— Где была миссис Твиллс, когда вы уходили?

В глазах Джинни снова показалась пустота. Она промолчала.

— Прошу прощения, мисс Куэйл, — прокашлявшись, повторил Сарджент, — я спрашиваю: где была миссис Твиллс, когда вы уходили?

Тихо, но внятно Джинни ответила:

— В ванной, насыпала себе в стакан бромид.