Отравленный памятью

38. Арчи

В «Бразерсе» днём почти никого нет, но нам не нужны лишние глаза. По секрету Роджер шепнул, что у него есть один человек, который в состоянии помочь с решением проблемы. Могу лишь догадываться, что это каким-то образом связано с прошлым нашего рыжего друга, которое заперто за семью печатями. Но если кто-то согласен нам помочь, когда другим не под силу, то сто?ит ли задумываться о том, кто эти люди? Даже если это плохие люди, иногда можно и глаза закрыть. В конце концов, я не бог и не прокурор, чтобы решать, кто хороший человек, а кто не очень.

Желание найти этого урода Никиту растёт и крепнет во мне с каждой минутой. Хочется посмотреть ему в глаза и понять, как он мог так обращаться с девушкой. Ведь она любила его, возможно, до сих пор любит, доверяла, а он взял и проиграл её в карты. А до этого почти уничтожил морально. О том, что именно он причастен к жестокому убийству её деда вообще думать не хочется, потому что могу слишком уж разозлиться. Я и так только недавно научился хоть немного контролировать свой гнев.

— Я думаю, что лучше в отдельный кабинет пройти, — замечает Роджер, слишком серьёзный, сосредоточенный.

Он сейчас меньше всего похож на того улыбчивого рыжего здоровяка, которого я знаю так много лет.

— С чего вдруг такая секретность? — удивляюсь.

Я не привык прятаться по углам и о чём-то шептаться. Любое дерьмо предпочитаю встречать с открытым забралом. — Ты в шпионы, что ли, подался или в наркокартеле прописался?

Роджер переводит на меня тяжёлый взгляд единственного глаза, от чего мне становится не по себе.

— Арчи, ты знаешь, как я к тебе отношусь, — говорит, вздыхая, — но иногда ты просто нарываешься, чтобы тебе промеж глаз саданули. Прекращай трепаться, и просто пошли.

— Кого послать? — ёрничаю. — Ладно, веди меня, мой поводырь.

— Давно бы так, — ухмыляется Роджер, и мы направляемся по узкому коридору в самый дальний угол бара, где неоштукатуренные красноватые кирпичные стены увешаны фотографиями гостей. По бокам через равные промежутки расположены двери в отдельные небольшие кабинеты, в которых можно чувствовать себя в полной безопасности.

Я, правда, привык использовать их для утех сексуального характера, но и поговорить там тоже можно.

Пока размышляю о том, что меня ждёт сегодня, Роджер останавливается у чёрной двери, толкает её ногой в кожаном громоздком ботинке, и мы входим.

Здесь довольно уютно, но тесновато: небольшая комната, в которой может разместиться от силы пять человек — и то явно не наших с Роджером габаритов — завалена пуфами, стилизованными под мотоциклетные покрышки. К тёмным, почти чёрным стенам прибиты многочисленные фотографии. Их так много, что глаза разбегаются.

— Добрый день, господа. — Сиплый мужской голос раздаётся откуда-то сбоку, и я резко оборачиваюсь, чтобы своими глазами увидеть говорящего.

Им оказывается невысокий одутловатый мужичонка с коротко остриженными тёмными волосами. Глубокая морщина залегла между бровей, а на тонких бледных губах играет ленивая ухмылка. Раскинув руки на спинке дивана, положив ногу на ногу, он смотрит на нас. Видно, ожидая ответного приветствия.

— Добрый, коль не шутишь, — выдаю я банальность, на что наш визави хмыкает.

— Я от Карла, — обращается мужик к Роджеру, и тот отвечает медленным кивком, явно что-то просчитывая. — Он сказал, вам помощь нужна.

Смотрю на этого товарища: на его красное опухшее лицо, выдающее в нём профессионального алкоголика, на хитрый взгляд прищуренных глаз и не могу взять в толк, какую помощь он может нам оказать.

— Я правильно понимаю, что обмен любезностями и именами оставим для другого случая? — интересуется Роджер, на что мужик кивает, ухмыляясь ещё шире.

Была бы моя воля, я бы уже отсюда уехал. Вся эта ситуация больше похожа на постановку «Крёстного отца» в каком-то зажопинском ТЮЗе, честное слово. Так и подмывает сгрести Роджера в охапку и уволочь отсюда. А потом уж навалять по самое не балуй, что приволок меня на встречу с этим пропитым уголовником, который на посылках у какого-то Карла. Карла Маркса, что ли?

— Рыжий, обрисуй ситуацию по-быстрому, и будем думать, какой лопатой дерьмо ваше грести.

Мне кажется, я сейчас нахожусь в какой-то параллельной Вселенной, честное слово. Но сдерживаюсь, чтобы не вспылить и не свалить отсюда, громко хлопнув дверью. Роджер никогда не был треплом. На него можно положиться в любых обстоятельствах, поэтому не буду торопиться с выводами.

— Нужно нарыть информацию на одного человека, — начинает Роджер. — Всё, что угодно: слабости, пунктики, диагнозы, подводные камни. В общем, всё то, о чём в досье не пишут.

— Важная птица? — спрашивает мужик, обводя нас тяжёлым взглядом. — Или просто бабу увёл?

— Нет, не увёл, — вставляю. — Убить он мою бабу хочет, ну а мне нужно понимать, с чем дело имею.

— Правильная позиция, — одобрительно кивает мужик. Мне показалось, или он действительно оживился, когда прозвучало слово "убить"? Вон, даже в заплывших глазках нездоровый огонёк загорелся. — Врага нужно знать в лицо, парень.

— На вас можно положиться? — спрашивает Роджер, поглаживая бороду. Единственный глаз прищурен, а губы сжаты в тонкую линию.

— А разве Карл не рассказывал обо мне? — мужик сверлит по очереди нас глазами, и от этого взгляда мороз по коже. Во что мы вляпываемся? Хотелось бы знать.

— Честно? Нет.

Не знаю, устроил ли его ответ Роджера, но он даже глазом не моргнул.

— Парни если на кого-то в этом вопросе вы и можете положиться, так только на меня.

А он, я смотрю, цены себе не сложит. Я бы не был так оптимистично настроен. И почему не приехал сам Карл? От кого прячется?

— Хорошо, — киваю, потому что мне уже порядком надоели эти недогангстерские фокусы. — О деньгах не беспокойтесь.

— А я и не беспокоюсь, — дёргает пухлым плечом. — Не было ещё в моей жизни такого, чтобы мне деньги не заплатили, поэтому о таких вещах как-то не привык париться.

— Работаете, видно хорошо, — заключает Роджер, чтобы заполнить неловкую паузу.

— И это тоже, — хохочет мужик, обнажая два ряда острых маленьких, словно у хорька зубов. — Или просто умею на совесть надавить.

О методах давления на совесть стараюсь не думать, но слишком живая фантазия рисует в воображении малоприглядные картины. Надо будет потом свои видения сценаристам "Пилы" послать — годный фильмец получится, уверен.

— Тогда связь будем держать через Карла, — говорит Роджер, которому, как и мне, не терпится уже покинуть этот до мельчайшей детали знакомый, но сейчас ставший неуютным кабинет.

— Угу, — кивает с поистине королевским достоинством мужик. — О сумме гонорара договоримся позже. А за задаток мерси.

— Лишь бы на пользу, — произносит Роджер, и мы уходим.

— Сколько ты ему заплатил? — спрашиваю, как только мы выходим на улицу.

— Тебе какая разница? Это же я с Карлом договорился, мне и платить.

— Но это не твои проблемы, — резонно замечаю, а Роджер фыркает.

— Арч, когда какой-то подонок угрожает женщине, любой нормальный мужик воспримет это, как личное оскорбление. Сечёшь?

— Не думал, что ты у нас такой рыцарь.

— Нет, брат, ты слишком хорошо думаешь обо мне, — ухмыляется Роджер. — Просто если я кого и презираю в этой жизни, то только домашних тиранов, которые измываются над женщинами.

Мне кажется, что в его словах много личного, потаённого, о чём сложно говорить вслух, но оно болит внутри и скребётся когтями.

— Ты мне расскажешь, что это за Карл такой расчудесный? — спешу перевести тему.

— Хорошо, — кивает Роджер. — Поехали в "Банку", а то на улице не стoит о таких делах трепаться.

— Карла я знаю с тех времён, когда Роджер был известен узкому кругу людей не как рыжий весельчак, а отмороженный придурок. Правда, тогда ещё у меня оба глаза были на месте, а борода расти категорически отказывалась.

Роджер сидит верхом на синей бочке — своём излюбленном месте. Хоть что-то в этой жизни стабильно.

— Ты никогда не рассказывал об этом, — замечает Филин, сидящий рядом со мной.

Роджер переводит на него задумчивый взгляд, хмурится и, закинув руки за голову, опирается на оштукатуренную стену.

— Рассказывать нужно то, чем хочется гордиться, — тяжело вздыхает и морщится. — Да и, по правде сказать, мне бы хотелось о многом забыть из того, чем приходилось заниматься.

— Но ты же знаешь, что от нас не услышишь упрёков, — говорю, потому что чувствую: Роджеру сейчас нужна поддержка.

— Да дело не в вас, — отмахивается и спрыгивает на пол. — А во мне. Есть вещи, о которых лучше не говорить вслух, потому что так есть хоть маленький, но шанс забыть.

— Сейчас ты готов делиться? — спрашивает Филин, выстукивая пальцами мотив на голенище высокого сапога, закинув ногу на ногу.

Роджер усмехается, скрестив руки на груди.

— Не готов, но иногда это необходимо. — И снова усмешка на губах, словно знак того, что мы подошли к какой-то черте, за которой ждёт много неизвестного. Слишком много.

Набрав полную грудь воздуха, точно впереди затяжной прыжок в пропасть, он начинает:

— Когда мне было тринадцать, мои родители развелись. Собственно, ничего необычного в этом нет, если бы только не желание моей мамы насолить отцу и доказать, что она ещё кому-то может быть нужна.

Кто ищет, тот всегда найдёт, и буквально через год в нашем доме появился посторонний мужик, который решил, что я буду считать его отцом, чего бы это ни стоило. Методы он выбирал разные, один дебильнее другого, но с каждым днём я ненавидел его ещё больше.

Мама плакала, просила меня не разрушать ей жизнь, с таким трудом налаженную. Я же не считал наше существование жизнью, поэтому на уступки не шёл. Лишь сильнее упирался. Ну не желал терпеть весь тот ад, что творился в доме ежедневно.

Я хотел, чтобы мама одумалась и выгнала этого идиота, но все мои попытки достучаться до здравого смысла родительницы терпели крах. Чем уж он её приворожил, одному Дьяволу известно, но она терпела все его фокусы. И ведь началось всё с безобидных подтруниваний над её внешностью, а вылилось в бесконечную череду отвратительных побоев.

Не вдаваясь в лишние подробности, скажу, что после того, как нашёл её на полу, почти без сознания, а этот мерзкий подонок сидел рядом и улыбался, сложно было себя контролировать. В глубине души я знал, что этим рано или поздно закончится, но гнал от себя эти мысли. А зря, нужно было прислушиваться к интуиции.

К тому времени мне уже исполнилось пятнадцать, ростом и силой я превосходил отчима, поэтому ничего не стоило и его физиономию превратить в фарш. О, если бы вы знали, сколько удовольствия мне это доставило, какой кайф ловил, когда в его глазах плескался ужас, а по штанам расползалось мокрое пятно!

До сих пор не жалею о своём поступке, хоть он и перековеркал всю мою жизнь. Но иногда долг становится выше последствий.

Врачи, приехавшие на мой вызов, констатировали у отчима множественные переломы и ушибы мягких тканей. Отделал я его знатно, только никакие благородные мотивы не спасли от колонии. Там-то с Карлом и познакомился. Мы были ровесниками, быстро сошлись на почве любви к мотоциклам и вообще во многом были похожи.

Вот так в моей жизни появился Карл — мой друг и спаситель. Дали мне всего два года, поэтому в семнадцать вышел на свободу, а вскорости освободился и Карл, мотавший срок за грабёж.

Наверное, не нужно долго рассказывать, что такие непутёвые парни, с грязными пятнами на теле прошлого никому не нужны. Ни работы, ни перспектив — у нас не было ровным счётом ничего, за что можно было бы ухватиться. Да и не хотели мы довольствоваться жалкими подачками, объедки со стола нас не интересовали.

Я уже говорил, что не горжусь собой, но и посыпать голову пеплом тоже не буду — я сам выбрал тогда такую жизнь. Зачем теперь жаловаться?

Девяностые годы спутали все карты: богатые и умные опустились на самое дно, а у бедных и наглых появился шанс взлететь на вершину. Главное, не бояться рисковать, а мы с Карлом не знали, что такое страх.

Клуб «Чёрный ангел» стал нашим домом, но моё пребывание в нём не сделало меня счастливым. В итоге, до меня дошло, что этот путь снова приведёт на нары. Наверное, я оказался не настолько отчаянным, как Карл.

Роджер замолкает, задумавшись о чём-то, а в моей голове не укладывается информация: он был членом «Чёрных ангелов»? Об этом клубе знает каждый, кто хоть немного в теме. Но также все знают, что с ними лучше не связываться, если не хочешь замараться по самые уши.

— Они же настоящие подонки, — замечает Фил, шокированный не меньше моего.

— Думаешь, я сильно от них отличался? — Горькая усмешка трогает его губы. — Может быть, до сих пор такой, просто научился справляться со своими демонами.

— Но ты же ушёл от них, — говорю, потому что знаю: Роджер не подонок, что бы о себе не думал. — Значит, в какой-то момент понял, что вам не по пути.

— Понял, — кивает он, растирая бледные пальцы. — Да только оттуда так просто не выбраться.

— Именно поэтому ты был всегда против, чтобы мы в какой-либо клуб вступали? — спрашивает Фил, поднимаясь с дивана. — Не хотел, чтобы мы оказались в чём-то замешанными?

Вместо ответа Роджер кивает, и его взгляд в эту секунду почти отеческий.

— Всё правильно. Я ещё легко отделался, когда решил уйти — мне всего лишь глаз выбили и хребет чуть не сломали. Но это только потому, что в лесу меня пытал Карл. Это было своего рода наказание нам обоим. И Карл провалил своё задание, не сумев убить меня. За это он тоже заплатил, только я не имею права говорить, как именно.

Перед глазами снова мелькают кровавые картинки. Жмурюсь, чтобы отогнать от себя назойливые кадры пыток незнакомого мне Карла.

— Иногда, в самых крайних случаях я связываюсь с ним, и он помогает мне, — говорит Роджер. — Тогда он помог найти наркоторговцев в «Бразерсе», а сейчас...

— Сейчас он прислал странного человека, который поможет найти Никиту, — заканчиваю фразу.

— Всё правильно, — кивает Роджер, и, не говоря больше ни слова, идёт в наш кабинет.

— Вот это поворот, — таращит глаза Фил. — А одноглазый-то с секретом оказался.

— Переживём, — замечаю, оглядываясь на дверь кабинета, чтобы не пропустить возвращения нашего рассказчика. — Главное, чтобы всё это было не зря, потому что мне совсем не понравился тот тип, которого прислал Карл. Не знаю, почему он сам не пришёл, но факт остаётся фактом: мерзким товарищем оказался его посланник.

— Думаешь, могут кинуть? — шёпотом спрашивает Фил.

— Не думаю, но слишком часто я бы не хотел встречаться с ним.

— Что вы тут шепчетесь? — Роджер появляется неожиданно с тремя бутылками пива. — Давайте, парни, выпьем, потому что сегодня какой-то уж слишком насыщенный день.

Мы согласно киваем, и какое-то время молчим. До слуха доносится стук, беззлобное переругивание парней, звон падающих на пол инструментов, но нас никто не беспокоит.

— Роджер, ты доверяешь этим товарищам? — задаю интересующий меня вопрос, на что друг лишь ухмыляется. — Что такое?

— Всё нормально, просто... Вот скажи, ты доверяешь Филину?

Неожиданный, конечно, вопрос. Я киваю.

— Другого ответа я и не ждал. — Его ухмылка становится ещё шире. — Так вот, у нас с Карлом примерно тоже самое, только мы не ходим везде парой, понимаешь? Но мы так давно знаем друг друга, через такие дебри и буреломы пробирались не единожды, что не доверять ему я просто не могу. А почему он сам не пришёл? Так потому, что у него за жизнь накопилось слишком много врагов, чтобы так просто по барам шастать. Андестенд?

— Само собой, — подтверждаю и откидываюсь на спинку дивана.

Много вопросов роится в голове, но ни один я на трезвую голову не решусь задать Роджеру. Он и так сделал почти невозможное, пересилив себе и открыв правду. Пусть частичную, но она намного лучше лжи.