Отрицание цивилизации: каннибализм, инцест, детоубийство, тоталитаризм

Глава 5 Возвращение невспоминаемого общечеловеческого опыта

Невспоминаемый опыт детства, вытесненный из сознания вследствие травматичности или неактуальности, является составной частью индивидуального бессознательного. Доказано, что оно мощно стимулирует поведение, в том числе антиобщественное. Так, убийства детей могут мотивироваться бессознательным стремлением стереть в психике следы унижений и издевательств, перенесенных в собственном детстве, иными словами, на психологическом уровне покончить жизнь самоубийством. Убиваемый ребенок выступает в качестве первообраза, символа ребенка вообще, но ребенка, тяжко страдающего.

Каннибализм, инцест, убийства детей, бесчисленные тоталитарные деспоты и другие отвратительные явления современного мира убедительно говорят о том, что может возвращаться не только индивидуальный бессознательный опыт, но и коллективный, общечеловеческий, причем негативный. Теорию коллективного бессознательного впервые сформулировал и наиболее плодотворно исследовал К. Г. Юнг. При этом он отмечал, что «на первых порах понятие «бессознательного» использовалось для обозначения только таких состояний, которые характеризуются наличием вытесненных или забытых переживаний. Хотя у Фрэйда бессознательное выступает… в качестве действующего субъекта, по сути оно остается не чем иным, как местом скопления вытесненных содержаний; и только поэтому за ним признается практическое значение… С этой точки зрения бессознательное имеет исключительно личностную природу, хотя, с другой стороны, уже Фрейд понимал архаико-мифологический характер бессознательного образа мышления»[64].

Я не собираюсь здесь обсуждать вопрос, только ли вытесненное индивидуальное составляет бессознательное отдельного человека, поскольку это выходит за пределы настоящего исследования. Просто упомяну, что индивидуальное (личностное) состоит и из других образований. Оно выступает в качестве действующего субъекта не только у Фрейда, но и, например, в моих исследованиях. Я мог бы привести десятки, даже сотни случаев подобного рода, которые исследовались мною. Моя задача в том, чтобы доказать, что как индивидуальное бессознательное может определять поведение отдельного субъекта, мотивируя его, так и коллективное, возникающее из глубин человеческой истории, — поведение и конкретных лиц, и общества.

К. Г. Юнг в работе «Об архетипах коллективного бессознательного» называет индивидуальное, личностное бессознательное поверхностным слоем бессознательного. С этим трудно согласиться: это не поверхностный, а совсем иной уровень, слой бессознательного, обладающий своими атрибутивными качествами. На уровне субъективного смысла человек его не осознает так же, как и общество, создав, например, нацистский режим, совсем не понимает, что в сущности оно породило и к чему это может привести. Отдельные прозорливые и мужественные люди сами, без помощи специалистов могут узнать о том, какие темные и доселе непонятные силы двигали ими, в чем внутренний смысл их поступков, но намного более квалифицировано это способны сделать специалисты. Точно также поведение общества и государства, их судьбоносные решения с успехом могут исследоваться профессионалами.

К. Г. Юнг отмечал также, что индивидуальный слой покоится на другом, более глубоком, ведущем свое происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. В действительности индивидуальное бессознательное может активно использовать как коллективное бессознательное, опираться на него (как, например, при людоедстве или инцесте) так и на свой индивидуальный опыт и прожитую жизнь. Трудно сказать, к чему индивидуальное обращается чаще. Однако изучение конкретных лиц доказывает; что коллективное бессознательное, проявляющее себя в отдельном человеке, не может миновать индивидуальный опыт, в том числе бессознательный. Коллективное бессознательное К. Г. Юнг называет более глубоким по сравнению с индивидуальным, но это ничем не доказывается. Индивидуальное для субъекта всегда достаточно глубоко.

В комментариях к «Тайне Золотого Цветка» Юнг писал: как анатомия человеческого тела не зависит ни от каких расовых различий, так и человеческая душа имеет единый субстрат. Его он и называет коллективным бессознательным. Это общечеловеческое наследство, оно не зависит от культуры и сознания; оно состоит не только из содержаний, которые могут стать сознательными, но также из латентных предрасположенностей к тождественным реакциям. Коллективное бессознательное — это психическое выражение тождественности структур мозга независимо от расовых различий. Так можно объяснить аналогичность, вплоть до тождественности, различных мифов и символов, которая вообще дает возможность взаимопонимания между людьми. Различные направления душевного развития имеют один общий ствол, корни которого уходят в далекое прошлое. Чисто психологически это означает, что мы имеем общие инстинкты к образованию идей (представлений) и моделей поведения. Всякое сознательное воображение и действие происходят из этих бессознательных прототипов и остаются связанными с ними.

Филогенетически (в истории человеческого рода) и онтогенетически (в истории одного человека) сознание вырастает из бессознательного), т. е. второе всегда каузально предшествует первому, и это положение не опровергается тем, что сознание в основном под влиянием социальной среды и ее норм вытесняет часть психического в Тень. Между двумя названными сферами психики происходит постоянное взаимодействие, часто очень плодотворное, и сознание отнюдь не является лишь марионеткой в руках бессознательного, а само, как известно, способно активно направлять поведение. Однако и сознание, и бессознательное индивидуального человека основываются, как можно полагать, на коллективном невспоминаемом опыте, на архетипах (прообразах), а также на действии животного наследия в человеке. Это наследие прочно вросло в него и вряд ли удастся отделить его от собственно человеческого бессознательного.

Происхождение в филогенезе сознания бессознательного означает, что последнее господствовало в первобытном человеческом «стаде», но «стадо» было тем необходимым условием, без которого не могло появиться сознание как результат общения его членов. Новорожденный является «владельцем» лишь бессознательного, но поскольку он человеческий младенец, у него имеются все необходимые предпосылки для формирования сознания. Действие коллективного бессознательного можно сравнить с инфантилизмом, особенно если понимать его не только как сохранение в психологии и поведении взрослого особенностей, присущих детскому возрасту, но и как бессознательную потребность возвращения в те психологические состояния, которые были присуши детскому возрасту. Эта потребность может возникать, если те давно ушедшие дни ощущаются такими, которые давали покой и обеспечивали безопасность, либо приятие самого себя, если они, являясь когда-то привычными, удовлетворяли весьма важные потребности и т. д. Надо думать, что подобное стремление возникает у человека или народа (данного общества) в тех, например, случаях, когда они чувствуют опасность, которой в действительности может и не быть. Это возвращение в старое, знакомое, пусть и забытое.

Коллективное бессознательное есть нечто, что формирует установки как отдельного человека, так и общества, людей, т. е. их готовность действовать и реагировать в определенном направлении. Это позволяет раскрыть своеобразие сложных состояний народов и соответствующих психологических состояний конкретного человека при анализе его индивидуальной установки. Иметь установку — значит быть готовым к чему-то определенному. Коллективное бессознательное творит установки толпы, причем длительные, что особенно важно для понимания большевизма, нацизма и фашизма.

В коллективном бессознательном можно видеть ту психологическую основу, которая цементирует народ, расу, нацию, семью, профессиональную группу и т. д., наконец, объединяет всех людей данного общества. В названных общностях коллективное бессознательное всегда представлено достаточно полно, более того, без него они не могут существовать, вбирая его в себя, как и отдельная личность. Наличие коллективного бессознательного в больших и малых группах является гарантией определенной тождественности таких групп в разных культурах, возможностей сближения, а во многих случаях слияния последних, необходимого понимания друг друга при сохранении самобытности и автономности каждой. В то же время любая из названных общностей наследует опыт предшествующей ей (нормы, традиции, право, навыки), хотя это далеко не всегда вполне осознается пришедшей на смену новой группой. Конечно, помимо коллективного бессознательного формированию и сохранению названных социальных групп активно способствуют вполне осознаваемые традиции и обычаи, общие цели, признаваемые членами группы, типичные способы разрешения возникающих проблем и т. д. Эти традиции и цели передаются путем обучения и целенаправленного воспитания.

Если коллективное бессознательное в конкретной личности не может миновать индивидуальный опыт и индивидуально неповторимые организмические и личностные черты, то тогда необходимо дополнить утверждение К. Г. Юнга, что «коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным»[65]. Коллективное бессознательное у отдельного лица принимает формы эмоционально окрашенных комплексов. Оно не знает пределов, и, войдя в него, индивид обнаруживает неслыханную ширь, при этом ощущая соприкосновение не с вечностью, а с чем-то неопределенно темным, непонятным, а иногда и опасным.

Коллективное бессознательное появляется с первыми людьми, и с каждым новым поколением, с каждым новым этапом в виде бесконечного процесса на него накладываются более поздние слои — социальные, психологические, культурные, но, подобно корням дерева, этот опыт вдруг прорывается наружу, в том числе в виде жестокого насилия тоталитарной деспотической власти или каннибализма. К. Г. Юнг писал, что мы несем в себе наше прошлое, а именно примитивного, низкого человека с его желаниями и эмоциями. Лишь приложив значительные усилия, мы можем освободиться от этой ноши. Негативную часть бессознательного он назвал Тенью, однако считал, что если бы вытесненные склонности, называемые Тенью, были только злом, то не возникало бы особых проблем. Но Тень, по мнению К. Г. Юнга, не что-то целиком скверное, а просто низшее, примитивное, неприспособленное и неудобное. В нее входят и такие низшие качества, детские и примитивные, которые моли бы обновить и украсить человеческое существование, но «сего не дано»[66].

Я воспользуюсь юнгианским понятием Тени, но вложу в него другое содержание: считаю Тенью ту негативную часть прошлого невспоминаемого опыта, индивидуального или коллективного, которая обладает способностью возвращаться к отдельному человеку или к людям, детерминируя их антиобщественное поведение.

Если иметь в виду филогенетический аспект, мы не несем в себе низкого человека, о котором писал К. Г. Юнг, если иметь в виду нашего далекого предка. Он не низкий человек, он древний, первобытный человек. Он не является и примитивным, поскольку лишь соответствует своему времени. Его поступки в те весьма далекие годы, повторение которых мы сейчас более чем решительно осуждаем, когда-то были вполне естественны, принимались и одобрялись социумом, той прошлой, давно ушедшей культурой; иного от него и не ожидали. Это, так сказать, его завещание нам. Он не знал, конечно, что завешает его, но если бы знал, то не думал о нем ничего дурного. Низшим, скверным, отвратительным, когда он пробуждается в нас, делает его лишь то, что соответствующие поступки сейчас резко противоречат цивилизации, современным требованиям культуры.

В онтогонистическом же аспекте (индивидуального бессознательного) вообще нет никаких предшественников, есть все тот же человек, совершивший сейчас данные действия, но испытавший в прошлом негативные, психотравмирующие воздействия, оставившие в его душе незаживающие раны, которые иногда начинают кровоточить, когда создаются условия, субъективно и бессознательно воспринимаемые как провоцирующие.

Таким образом, следует различать Тень коллективного бессознательного и Тень индивидуального бессознательного. У них есть общие характерные имманентные черты. Во-первых, это невспоминаемость. Тень отодвигается в самые потаенные, тщательно замаскированные уголки психики человека и человечества. Во-вторых — это возвращаемость, все время напоминающая нам, что даже новорожденный начинает жить не с чистого листа, ему достанется то, что уже имеет человечество в качестве коллективного бессознательного. От нравственного воспитания зависит, проявится ли оно в дурных или одобряемых поступках. Тень хранит в себе плохое (я предлагаю договориться так), но в невспоминаемое индивидуальное или коллективное бессознательное могут быть впаяны светлые, радостные страницы прошлой жизни человека или человечества, постоянно и чаще незаметно помогая жить. Они существуют наряду с Тенью. Собственно, возвращаемость тех и других делает их всегда актуальными, иначе им было бы место в музее, правда трудно сказать в каком.

Мощные взрывы Тени в виде тоталитарной агрессии, каннибализма, инцеста и др. могут быть неожиданны для самого преступника, их часто отказываются понимать и окружающие, а обыватели обычно все приписывают психическим расстройствам. На самом же деле это грозно заговорило бессознательное, вдруг вырвавшееся из, казалось бы, стальных оков цивилизации, из потаенных глубин коллективного бессознательного, куда человек помимо своей воли и совместно с социальной средой и общественными институтами старался глубоко и, как он надеялся, надежно и навсегда его упрятать. Во многих случаях это оказывается совершенно безосновательным самоутешением, и очень старые, вроде давно забытые еще в детстве человечества явления неожиданно вырываются на поверхность, причем, что самое страшное, остановить агрессивную лавину, другие преступления против личности, которые исследовались в этой книге, чрезвычайно трудно, а чаще невозможно, иногда по причине полной неожиданности. Взрыв и вызванный им обвал неумолимо сметают все на своем пути: социальные и самые строжайшие запреты, все установления культуры, жалость и сострадание, даже страх перед возможными последствиями для себя и страх ответной физической агрессии.

Даже в самых богатых и развитых обществах есть слой весьма примитивных людей, ведущих природное существование, мало отличающееся по-существу от первобытного. Они плохо освоили достижения культуры, знакомы лишь с ее азами, наиболее простыми формами, их потребности и интересы убоги и бездуховны, интеллектуальная жизнь сведена к нулю, они не знают таких категорий, как смысл жизни, и поэтому даже не ставят перед собой соответствующие проблемы. В их среде очень живучи предрассудки, древние традиции и обычаи, такие же символы и представления, антиобщественные привычки, влечения и пристрастия. Как писал К. Г. Юнг, «именно люди, живущие на низших, темных уровнях, следуют бессознательным влечениям души»[67]. Над ними возвышаются другие слои, с иными духовными и интеллектуальными свойствами, с иными духовными и интеллектуальными характеристиками, причем чем выше эти страты в духовном и интеллектуальном отношении, тем богаче, насыщеннее, содержательнее их характеристики. Иными словами, они более цивилизованы.

Коллективное бессознательное может проявлять активность во всех слоях общества, но чаще в низших, прежде всего в таких явлениях как каннибализм, инцест и убийство детей. Представители этих же стратов часто выполняют роли палачей, охранников, штурмовиков и т. д. при тоталитарных силах, но могут выбиваться наверх, даже на самый верх, где утонченные интеллектуалы замечались разве что в виде редчайшего исключения.

Вспышки яростных желаний и неосуществимых фантазий социально-политического характера тоже наблюдаются намного чаще, даже преимущественно, среди низших слоев населения. Сопротивление им способно спровоцировать еще более яростный натиск, причем вполне разумное сопротивление оценивается как злостное нежелание создать мир всеобщего счастья и благоденствия. Но все это не только дела прошлых лет, все это можно в полной мере наблюдать, например, в современном исламском экстремизме, который неизменно выступает с непомерными требованиями к остальному миру, причем готов реализовать их с помощью самых жестоких мер. В рамках этого экстремизма можно констатировать паралич сознательных планов, надежд и ожиданий при мощном выбросе из низших слоев населения индивидуального и коллективного бессознательного. Именно в этом следует усматривать активность исламских террористов, неиссякаемую дополняемость их рядов молодыми людьми из низших же слоев мусульманских стран, распространение суицидального терроризма, безоговорочную поддержку терроризма толпой в этих странах.

По мнению К. Г. Юнга, в то время как содержимое личного бессознательного приобретается на протяжении жизни индивида, содержаниями коллективного бессознательного неизменно оказываются архетипы, присутствующие в нем изначально[68]. Он считал, что теоретически, поле сознания невозможно ограничить, так как оно способно беспредельно расширяться. Эмпирически, однако, сознание всегда обретает свои границы — встречая нечто неведомое. Это, собственно то, чего мы не знаем и что, таким образом, не связано с Эго — центром сознания. В «неведомом» различаем две группы объектов: внешние — те, которые могут быть восприняты посредством органов чувств, и внутренние, которые постигаются непосредственно. Первая группа вмещает в себя «неведомое» во внешнем мире, вторая — «неведомое» в мире внутреннем. Это последнее и есть пространство бессознательного.

В отношении индивидуального и коллективного бессознательного можно сказать, что каждое из них приобретается в процессе жизни — человека (индивидуальное) или человечества (коллективное). Разумеется, неведомое ограничивает сознание, но неведомое в мире внутреннем есть не просто приобретение и усвоение (на бессознательном уровне) внешнего мира, но опыта, возникшего в результате взаимодействия отдельного человека или (и) человечества с условиями своего существования. Усвоение означает, что нечто, имевшее место во взаимодействии со средой, становится внутренним, не имеющим границ; отсутствие границ может говорить о том, что за пределами сознания находится усвоенное им, но неосознанное или осознанное, а затем вытесненное; он или оно (отдельный человек или человечество) не знает, насколько это важно и имеет ли вообще значение, может ли проявиться и в чем именно, где хранится и т. д. Я пытаюсь объяснить, т. е. найти причины педофилии, инцеста, каннибализма и некоторых других явлений, поэтому для меня очень важно знать, что является хранителем (носителем) соответствующего невспоминаемого общечеловеческого опыта и каков механизм его передачи последующим поколениям, закрепления в коллективном бессознательном и передачи конкретному индивиду.

Подобно тому, как наше тело есть итог всей эволюции человека, его психика содержит присущие всему человечеству инстинкты и постоянно повторяющиеся наследуемые реакции, а также наше восприятие, мышление, воображение. Это очень важное общее положение, позволяющее построить объяснительную схему интересующих нас явлений.

Единицами коллективного бессознательного К. Г. Юнг считал архетипы, под которыми он понимал идеи, формы и образы, коллективные по своей природе, встречающиеся практически по всей земле как составные элементы мифов и являющиеся в то же время автохтонными, независящими от внешних факторов, индивидуальными продуктами бессознательного происхождения. Архетипические мотивы (по К. Г. Юнгу) берут начало от архетипических образов в человеческом уме, которые передаются не только посредством традиции или миграции, но также с помощью наследственности. Эта гипотеза необходима, так как даже сложные архетипические образы могут спонтанно воспроизводиться без какой-либо традиции.

В своих работах К. Г. Юнг давал различные определения архетипов, но в основном он понимал их как структурные схемы, структурные предпосылки образов, существующих в сфере коллективного бессознательного и, возможно, биологически наследуемых, как концентрированное выражение психической энергии, актуализированной объектом. Я полагаю, что под архетипом можно понимать некий мифологический первообраз, который, образно говоря, родился вместе с человеком и навсегда будет сопровождать его, структурную основу психического мира, главный стержень, символизирующий ведущие ценности и скрепляющий отношения людей. Архетип выполняет исключительно важную прогностическую функцию, поскольку указывает наиболее возможные пути и позволяет разглядеть судьбу в прозрачном и густом тумане.

В коллективном бессознательном, считал К. Г. Юнг, с течением времени выкристаллизовываются определенные черты, так называемые архетипы или доминанты. Это господствующие силы, боги, т. е. образы доминирующих законов и принципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой. Поскольку эти образы являются относительно верными отражениями психических событий, их архетипы, т. е. их основные черты, выделенные в процессе накопления однородного опыта, соответствуют также определенным всеобщим физическим основным чертам[69].

Для данного исследования весьма важно, что архетипы определяются не содержаниями, но формой, да и то весьма условно. Изначальный образ наделяется содержанием только тогда, когда он становится осознанным и, таким образом, наполняется материалами сознательного опыта. Его форму можно уподобить осевой системе кристалла, чья праформа определяется еще в материнский жидкости — до собственно материального существования. Эта кристаллическая решетка возникает в соответствии с характером взаимодействия ионов, а затем молекул. Сам по себе архетип пуст и формален, ничто иное как «способность к оформлению», некая априорная возможность формопредставления. Наследуются не сами представления, но лишь формы, и в этом смысле они в каждом случае соответствуют определенным инстинктам, считал К. Г. Юнг. Он полагал (отмечая использование понятия архетипа еще древними авторами, в том числе Филоном Иудеем и Иринеем)[70], что истинная природа архетипа не может быть осознана, что она трансцевдентна[71].

Положение, что архетип сам по себе пуст и формален, что наследуются не представления, но лишь формы, вызывает определенные сомнения. Они порождены, во-первых, результатами исследований самого же К. Г. Юнга (в частности, в его работе «Феноменология духов в сказках»), во-вторых, научными поисками причин тоталитаризма и других явлений, имеющих архетипические корни. Эти поиски убеждают в том, что архетип не только формален, что наследуются и определенные содержания. Более того, я полагаю, что если наследовались исключительно формы, то вряд ли архетипы играли столь существенную роль в человеческой жизни.

В качестве примера воспользуемся архетипом Мудрого Старца, он же божество-вождь-маг (К. Г. Юнг называет его архетипом Духа), который играет столь существенную роль в идеологии и психологии нацизма, большевизма и фашизма. Он же чрезвычайно богато представлен в мифах, легендах, сказках, снах, галлюцинациях и т. д. в качестве старого мудрого человека или «просто» невероятно мудрого человека, или не менее мудрого животного, или царя, или отшельника, или мудрого помощника, целителя или советчика, иногда злого колдуна, но всегда связанного со сверхъестественной чудесной властью, которая намного превосходит способности человека. Этот архетип дает возможности человеку приподниматься над самим собой, находить выходы из казалось бы безвыходных ситуаций, решать неразрешимые проблемы либо преодолевать непреодолимые препятствия. В психологии и идеологии тоталитаризма этот первообраз диктует строгую необходимость безоглядной веры в вождя, в его сверхъестественные силы и подчинения ему без остатка.

Тоталитарный сверхчеловек — вождь — практически ничем не отличается от божка, мага или колдуна в древних мифах, но существует архетипическое представление о подобном мифическом персонаже, и оно наследуется разными поколениями на протяжении всей человеческой истории. Я подчеркиваю: наследуется не форма, а именно представление о том, что есть подобная сверхъестественная фигура, причем представления об ее атрибутах не подвергаются изменениям, т. е. эти атрибуты тоже наследуются, равно как и весь цельный образ. То же самое можно было бы сказать об архетипе Великой Матери как о рождающей, кормящей, воспитывающей, охраняющей и целительной силе, когда нужно, карающей, но всегда носящей трансцендентный и сакральный характер. Все эти ее характеристики, придающие ей целостность, тоже наследуются.

Э. Самуэлс считает, что архетип представляет собой унаследованную предрасположенность, но, пожалуй, видит эту предрасположенность слишком широко. Так, он считает, что рождение, воспитание, половое созревание, смерть — это в широком смысле сходный опыт для всех людей. Наша общая биология передается нам по наследству. Следовательно, если архетипы тоже являются общими, они тоже должны быть унаследованы. Юнг, по мнению Э. Самуэлса, никогда не был уверен в отношении точного наследования архетипов, т. е. того, как они передаются, но он проводил параллели с такими явлениями, как цыплята, которые вылупляются из яиц, птицы, которые строят гнезда, и т. д.[72]

Возникает вопрос, о каких наследуемых предрасположенностях можно говорить применительно к исследуемым проблемам (каннибализму, инцесту и т. д.). Думается, что предрасположенность, например, к каннибализму наследуется первобытными людьми, в том числе современными, к инцесту и педофилии — представителями поколений, которые вырождаются под влиянием алкоголизма, наркомании, слабоумия и других болезней, к тоталитарной идеологии — людьми толпы и т. д. Наследование осуществляется по социальнопсихологическим каналам, с помощью обычаев и традиций, чему активно могут способствовать биологические особенности организма, т. е. предрасположенности.

Нельзя не согласиться с Э. Самуэлсом, который рассматривает архетип и как отпечаток. Некоторые фундаментальные переживания, отмечает он, повторяются в течение миллионов лет. Такие переживания вместе с сопровождающими их эмоциями и аффектами образуют структурный психический фон — готовность проживать жизнь согласно пограничным линиям, уже заложенным в психике. Отношения между архетипом и опытом — это система обратной связи: повторяющийся опыт создает остаточные психические структуры, которые становятся архетипическими структурами[73]. Те действия, которые стали объектом нашего исследования, постоянно повторяются с наидревнейших времен, и человечество уже приобрело здесь более чем солидный опыт, причем и положительный — отношения к подобным действиям, нравственного и правового. Важно отметить, что опыт таких форм отрицания цивилизации, как кровавые деспотии, до сих пор оценивается многими людьми весьма позитивно и как заслуживающий повторения.

Я не собираюсь развивать здесь теорию коллективного бессознательного и архетипов. Моя задача уже и скромнее: показать, что именно коллективное бессознательное таит в себе исходные причины каннибализма, инцеста, убийства детей и т. д., а архетипы являются конкретными носителями этих причин и запускают в действие соответствующий архи сложный механизм. Можно было бы патетически провозгласить, что современный человек сейчас расплачивается за ошибки, заблуждения и грехи наших далеких предков. Но это совсем не так, поскольку это не ошибки, заблуждения или грехи древних людей, они жили так, как умели и могли, как считали нужным в соответствии с условиями своей жизни. Другого они попросту не знали.

Итак, есть основании думать, что архетипы являются носителями тех форм поведения, которые стали объектами исследования в данной работе. В пользу такого предположения говорит то, что в основе поведения лежат некоторые идеи и ценности, которые передаются с помощью архетипических механизмов, будучи вплетены в коллективное бессознательное. Каннибализм, педофилия, инцест, кровавые деспотии и т. д. представляют собой формы поведения, которые были привычны для весьма отдаленных времен, хотя, видимо, проявлялись в разных странах и сообществах на различных этапах развития. Полагаю, что такие явления, как каннибализм и инцест, вполне могли преследоваться некоторыми жестокими деспотиями. Затем исследуемые явления стали постепенно вытесняться цивилизацией, но, уходя в Тень, проявили тем самым исключительную живучесть, все время периодически возвращаясь к человечеству, а поэтому вступая в резкое противоречие с современной культурой. Иными словами, стимулы подобных поступков запрограммированы в психике и пробиваются в тех местах социального организма (включая личность), в которых сеть цивилизации наиболее слаба или подточена, т. е. лишь при определенных условиях жизни отдельного человека или каких-либо стран (сообществ).

Сказанное позволяет считать, что самостоятельным объектом психологических исследований должна быть Тень, ее содержания и функции, ее возможности воздействовать на человека и общество. Такие исследования позволили бы вовремя и более эффективно предупреждать особенно те порождаемые Тенью явления, которые могут привести к массовым бедствиям. Как отмечают некоторые критики К. Г. Юнга (Э. Самуэлс, Б. Шортер, Ф. Плот), Тень является архетипом, что подтверждается ее содержаниями — властными, отмеченными аффектами, навязчивыми, захватническими, самоуправными, способными поразить и подавить хорошо упорядоченное эго. Когда сознание переживает угрозу или состояние сомнения, то Тень проявляется как сильная иррациональная проекция.

Само по себе, вне человечества коллективное бессознательное вообще не существует; на самом деле оно является не чем иным, как возможностью, той самой возможностью, которая передается нам по наследству с древних времен посредством определенной формы мнемонических (запоминающихся) образов или, выражаясь анатомически, через структуры мозга. Нет врожденных представлений, но, наверное, есть врожденная возможность того, чтобы появились представления, которая определяет границы даже самой смелой фантазии, определяет, так сказать, категории деятельности фантазии, в известной степени идеи a priori, о существовании которых невозможно судить без наличия соответствующего опыта. Выше я высказывал свое мнение по поводу того, что представление может составлять содержание архетипа и передаваться по наследству.

Возможность — нечто весьма значительное, потому что коллективное бессознательное отнюдь не является чем-то вроде темного закутка, а представляет собой господствующий надо всем осадок скопившегося за бесчисленные миллионы лет опыта предков, эхо доисторических явлений мира, которому каждое столетие добавляет несоизмеримо малую сумму вариаций и дифференциаций. Поскольку коллективное бессознательное является осадком явлений мира, то в своей совокупности это означает вроде не имеющего времени, так сказать, вечного образа мира, противостоящего нашей сиюминутной сознательной картине мира.

Коллективное бессознательное является огромным духовным наследием, возрожденным в каждой индивидуальной структуре мозга. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осуществляющим все сиюминутные приспособления и ориентации, отчего его работу скорее всего можно сравнить с ориентировкой в пространстве. Бессознательное содержит источник сил, приводящих душу в движение, а формы и категории, которые все это регулируют, — архетипы. Все самые мощные идеи и представления человечества сводимы к архетипам.

Итак, коллективное бессознательное, предоставляя собой один из фундаментов индивидуальной психики, не вытесняется из нее и не забывается. Это нечто общее для всех людей, передаваемое по наследству с древнейших времен. Но его все-таки можно осознать, и сама его научная концепция есть не что иное, как одна из форм осознания этого явления. Бессознательное вытесняется и у отдельного человека, и у всех людей, в частности древнейший опыт постоянно вытесняется наслоениями цивилизации, но тем не менее остается и клокочет в самых потаенных глубинах человечества.

Дьявола мы заботливо взращиваем в своей собственной душе и когда-нибудь должны набраться смелости признаться хотя бы самим себе, что он в известном смысле такая же реальность, как окружающие нас дома и автомобили. С древнейших времен под разными личинами, но неизменно в своей сущности и роли, этот дьявол пребывает в нас. Под давлением личных обстоятельств у отдельного человека он может совершенно неожиданно вырваться на свободу и тогда получает вполне определенную правовую оценку в качестве преступления, что в подавляющем большинстве случаев не вызывает возражений. Гораздо сложнее и трагичнее, когда под влиянием массового психоза или общенациональной психопатии, взаимного заражения и отравления яростные желания и неосуществимые фантазии с неконтролируемой силой вспыхивают у очень многих одновременно, при этом весь этот процесс и его источники никогда не носят осознанного характера. Людоедство, преступления против детей и тоталитаризм в его наиболее бесчеловечных формах как явления одного ряда по своему содержанию порождаются и индивидуальным, и коллективным бессознательным, т. е. являются проявлением психического начала, заключенного в Тени, личной или общечеловеческой.