Это существо появилось в подвале неожиданно, хотя утверждает, что находится здесь с начала постройки дома. То есть, очень давно, при прежних хозяевах. А мы переехали сюда, когда я был еще ребенком.
В нашем доме никогда не было подполья, как такового. Зато был подвал. Вход в него шел с улицы, лестница диагональная, а сам подвал был разбит на две части. В одной находились соленья, запасенные на зиму, вторая была отдана под инструменты и прочий хлам. И вот однажды появился он.
Первой познакомилась с ним моя супруга. Она спустилась в подвал за банкой то ли помидоров, то ли огурцов, но тут же позабыла, зачем пришла, увидев его. Он, чем-то похожий на зверька, сидел на одной из полок и не сводил глаз с жены. Непостижимо, что женщина, разменявшая седьмой десяток, не упала в обморок или не завизжала от страха. Но удивление, охватившее супругу, с лихвой покрывало испуг и даже любопытство. Она разглядывала его, как новую вещь в магазине. Необычное существо тоже не оставалось в накладе. Так они какое-то время смотрели друг на друга.
– Можно, я банку возьму? – спросила, наконец, жена и для пояснения показала на ряд солений.
Зверек развел руками и пожал плечами, как бы говоря – это твои банки, женщина, делай, что хочешь.
Жена схватила первое, что попалось под руку и стала подниматься по ступеням, то и дело оглядываясь на странного, но, как казалось, не враждебного незнакомца.
На мой закономерный вопрос она всплеснула руками:
– Ну как он выглядел? Как кошка, или хомяк на двух ногах.
– Так, он стоял?
– Сидел на полке, но руками жестикулировал, будь здоров.
– И ничего не говорил?
– Да он, вроде, и говорить-то не умеет, – предположила жена, – зверь это.
– Но жестикулирующий?
– Будь здоров, как жестикулирующий. Как мельница. А! – вспомнила она, – У него в руках были палка и нож.
– Палка и нож, – задумчиво повторил я.
Значит, зверь вполне разумный и обладает пальцами.
– Он вроде затачивал эту палку, как кол, – она закрыла глаза, воссоздавая картинку по памяти, – только очень маленький кол. Колышек такой.
Это известие и встревожило меня и заинтересовало одновременно. Не тратя времени на обдумывание данного феномена, я спустился в подвал, щелкнул выключателем и…
На полке, на уровне глаз сидел зверек, одинаково не похожий ни на кошку, ни на хомяка, да и ни на что иное. Но он все же, видимо от скуки, вертел в руках заточенную палку. Нож лежал рядом. Я не представлял, какими должны быть мои действия, но как только раскрыл рот, то услышал.
– Привет, командир, оселок есть?
Голос был вполне подобен человеческому, а сам он смотрел на меня так спокойно и расслабленно, будто знал уже не первый год.
– Ч-чего? Оселок?
– Точильный камень. Нож надо заточить, затупился малость.
Что ему сказать? Совершенно ничего в голову не приходило.
– Я покопался в твоих инструментах, не нашел.
Я пытался соединить концы с концами (зверь, оселок), но не выходило.
– Коса есть, значит и оселок должен быть.
Я кивнул, но промолчал.
– Очень надо.
Ни слова с моей стороны.
– Для работы.
Так как я продолжал молчать, он ожидающе поднял брови:
– Ну?
– Есть оселок, да, – пришел я в себя, – он тебе срочно нужен? Прямо сейчас?
– Да я как бы настаивать не могу, но вот крысы повсюду шастают. Ни тебе, ни мне они особо не нужны.
Вот, значит, для чего нужен колышек, догадался я.
– И много крыс в нашем королевстве? – улыбнувшись, поинтересовался я.
Он глубоко вздохнул и удрученно покачал головой. Видимо моя веселость была ему в тягость.
– Ну, как сказать? – он показушно посмотрел на потолок, – Пока тянешь с оселком, их становится все больше и больше.
– Не проще ли яд купить? – не торопился я с его просьбой.
– Если только желаешь моей смерти.
– А крысоловку?
– Крысы стали умнее, – возразил он, и добавил, как бы намекая, – вот люди не торопятся умнеть, а крысы – да.
Видя, что я не уловил его мысль, он оставил недосказанность и перешел в лобовую атаку:
– Командир, я что, многого прошу? Просто одолжи оселок, и разбежимся по своим делам. Чего вас так тянет болтать по пустякам!
Было видно, что ему не хватает в жизни толкового собеседника, и я не тянул на такого.
– Сейчас принесу.
Я поднялся на несколько ступенек… и ничего не мог с собой поделать.
– А ты кто такой?
– Подвальный, – отозвался он и поторопился пояснить, – ну есть Домовой, а я Подвальный.
– А, – кивнул я, будто все понял, – а я-то вначале подумал…
– Оселок, – напомнил Подвальный.
– Иду.
Не смотря на свой почтенный возраст, я молодым козликом вылетел из подвала, забежал в дом, влетел на кухню, напугав жену, с шумом повытаскивал ящики из стола, и наконец нашел точильный камень, небольшой и мелкозернистый, как раз под его нож.
– Подвальный просит, – объяснил я жене.
– Кто?
– Ну тебя, – махнул я рукой и поспешил обратно.
– Вот, – я протянул камень Подвальному.
– Благодарю, – он радостно принял оселок и не мешкая начал точить ножик.
Про меня он будто забыл, что меня не устраивало.
– Можно вопрос?
– Да-а-ва-ай, – обреченно кивнул он.
– А вот в полуподвальном помещении кто живет, Полуподвальный?
Тогда мне казалось это смешным. Я ожидал от нового знакомого улыбки или легкой усмешки. Хоть что-нибудь. Мимо!
– А на чердаке Чердачный? – хмуро произнес он, – Если следовать твоей логике.
И видя мое смятение, пояснил:
– Полуподвальным помещением заведует или Домовой, или Подвальный. В зависимости от обстоятельств, как то: общий объем здания, количество этажей и жилых комнат, наличие складских помещений. Вентиляция тоже играет важную роль. Ну и так далее.
О как! Целая наука!
– А у нас ты давно?
– С закладки фундамента.
Он воодушевленно точил свой нож и я уже не хотел его отвлекать, а просто любовался работой. Странный тип, непохожий вообще ни на что, но с вековой мудростью в глазах. И смотрит на меня, старика, как на несмышленого.
Вот он закончил заточку и с удовольствием попробовал пальцем острие ножа.
– Благодарю, командир, – он отсалютовал и скрылся за банками.
– А много крыс уже убил? – крикнул я.
– Тебе нужны их трупы? – донеслось из темноты.
– Да нет, не очень.
– А живые?
– Тем более.
– Вот и мне без надобности.
Из темноты вылетел оселок, я ловко перехватил его на лету.
– Я их отпугиваю.
Мысли, как надоедливый рой пчел, накинулись на меня. Каждый ли день встречаются Подвальные, учитывая, что раньше я о них ничего не слышал? О Домовых – да, о Подвальных нет вообще никакой информации. Даже Википедия молчит.
– А тебе там комфортно? Может принести что-нибудь? Одеяло, плед? У меня есть. А может телевизор поставить? Скучно же.
Из темноты раздался голос, будто терпеливо объясняющий неразумному ребенку:
– У меня всего ровно столько, сколько нужно. Вашего ничего не надо. Пропадаете сами, так меня не тащите с собой в пропасть.
– В какую еще пропасть? – удивился я.
– В пропасть пустоты.
Явно он знает больше, чем объем нашего дома и отпугивания крыс, подумал я.
– Пояснить можешь?
Подвальный вышел на свет.
– Помнишь, как ухаживал за женой?
– Ну…, – начал было я, но он перебил.
– Вспомни, что говорил ей, какие комплименты выдумывал, что из всех ухажеров она выбрала тебя. Каждое твое слово в предложении было как жемчужина в бесценном ожерелье. Заслушаешься! А сейчас?
– А что сейчас? – но было уже все понятно.
– А сейчас из красноречивого оратора ты превратился в пустозвона. Говоришь много, но твоя речь не ярче осколков стекла в ночное время. Тебя слушают так же равнодушно, как шум холодильника, а не прислушиваются, как к прекрасной мелодии. Твоя речь пуста, а пуста она у пустого человека.
Так как мне нечего было сказать, настолько его слова оглушили меня, он закончил:
– Бывай, командир. Без обид.
Послышался шорох, звякнула одна из банок, стало тихо.
– Ну что? Что? – набросилась на меня жена, как только я вошел в дом.
– Да ничего, – пробормотал я.
– Ну, как это, ничего? – не унималась она.
Почему-то захотелось побыть одному, что раньше за мной не замечалось.
– Кто это там такой был? Я поняла, что «подвальный», но…
– Ты можешь хоть немного помолчать? – устало попросил я.
– Это я-то помолчать?
Никогда еще жена не была такой удивленной.
С того дня, как говорит супруга, меня будто подменили. Да я и сам это чувствовал. Стал чаще уходить в лес, особенно вечером, чтобы просто посидеть на каком-нибудь пне и послушать пение птиц и шум ветра в ветвях сосен. И если раньше я не затыкался, особенно подвыпивший, то теперь мне тошно стало болтать без передыху и тем более – нести какую-нибудь околесицу. В гости ходить стал реже, вначале больше слушал, потом и слушать перестал. Где что продается, кто кому морду набил, извините – осточертело. К нам тоже соседи перестали заглядывать после того, как я решил процитировать Бродского. Телевизор хотел выбросить, да жене он был ну очень нужен. Там же эти ток-шоу…
К кому я не переменил свое отношение, так это к внукам, уж с ними-то отрывался по полной. Думаю, Господь не взыщет…
А через полгода после знакомства с Подвальным у нас случилась беда. Уж не знаю, Домовой ли не доглядел, или старая проводка закоротила, только дом пылал так сильно, будто говоря – один раз живем.
Все снесло огненным ветром – мебель, одежду, накопления на похороны. Супруга бегала вокруг пожарища и рыдала, а мне, честно говоря, было жаль только фотоальбом и… Подвального.
В день нашего отъезда (дети позвали к себе в город) я выломал остатки почерневшей двери и осторожно спустился в подвал. Банки с соленьями, до которых не дошла очередь, стояли целехонькие на полках и пусть стоят себе дальше. Инструменты я тоже решил оставить. Коса, лопаты, грабли – ничего из этого в городе не понадобится, хотя и они остались не тронутые пожаром. Огонь не проник сюда, только доски в потолке обгорели, и щели между ними стали шире, сквозь которые виднелось небо.
– Эй, сосед! – позвал я.
Извне доносились звуки дня, переговаривались сыновья, ожидающие меня возле машины, но в самом подвале было тихо. Я даже слышал стук сердца.
– Мы это… уезжаем…
Я достал из кармана новый оселок, купленный накануне, и положил на полку.
– Вот, вдруг понадобится.
Я постоял еще немного и повернулся назад. Вдруг за спиной послышался шорох. Я резко обернулся, но оселка уже не было. Я облегченно вздохнул, значит, жив мой Подвальный. Теперь крысам не на что надеяться.
– Удачи на новом месте, командир, – послышалось из темноты, – спасибо за подарок.
И вроде все прошло хорошо, и попрощались по-доброму, но я поднимался наверх с чувством тяжести на душе, думая, что бросаю друга. Почти незнакомого, но искреннего, честного друга.