Отстойник

Глава первая Конец старого мира

Глава первая. Конец старого мира

Я сидел за столиком в своем любимом кресле на крыше пятнадцатиэтажного здания, вдыхая тягучий запах шотландского виски. Мягко душистый, сливово-шоколадный, с легкими нотками груши и дуба. Настоящий запах праздника. Дым? Никакого дыма. Дым появится завтра. Он будет резать глаза, выжигать легкие, вызывать асфиксию и закрывать небо.

Хрустальные грани стакана в моей руке причудливой мозаикой разбивали на части рвущийся мир. Разноцветные всполохи магнитных бурь, зарницы и молнии, гуляющие по небу, триумфально знаменовали собой конец эпохи.

Действо, символизирующее окончание целой эпохи в развитии человечества. Завтра, если это завтра наступит, люди уже не смогут жить по старому.

Над головой с треском и свистом пролетал очередной яркий метеорит, искрясь всеми цветами радуги. Стеклянный купол над террасой усиливал буйство красок развернувшееся в ночном небе и придавал разворачивающейся драме особое очарование.

Хорошо, что я отказался от поездки в Гонконг, отвергнув настоятельные рекомендации службы безопасности. Вряд ли я смог бы насладиться таким зрелищем, находясь сейчас в головном офисе.

Свой сотый день рождения я хотел встретить именно здесь.

Этот пятнадцатиэтажный Шератон, который я выкупил за баснословные деньги, я считал своим домом.

Единственное, что несколько огорчало меня — это то, что последний день существования человеческой цивилизации в своем прежнем виде, я встречаю в полном одиночестве.

Утром я приказал отправить по домам весь штат сотрудников. Более сотни человек обеспечивали бесперебойную работу этого небольшого предприятия, входящего в структуру моей транснациональной корпорации.

И только единицы знали, что целью и смыслом существования бывшего гранд-отеля является предоставление жилья одному из многочисленных постояльцев.

Никому и в голову не приходило, что мой скромный пятикомнатный номер на третьем этаже не более, чем проходная, предназначенная для того, чтобы я, не привлекая излишнего внимания, мог попасть собственным лифтом на последний этаж, полностью обустроенный в соответствии с моими вкусам и предпочтениями. А оттуда по широкой лестнице, выполненной в колониальном стиле, на крышу, где я и проводил большую часть своего времени. Попасть на пятнадцатый этаж можно было только с помощью лифта, или из моего номера, или из холла первого этажа. Второй лифт предназначался для доверенного персонала горничных, поваров, врачей и садовников, короче всех тех, кто делал мою жизнь комфортной. И был доступен только после преодоления барьера, охраняемого сотрудниками службы безопасности.

Лишь несколько человек в офисе знали, что за личиной «старого маразматика», каким меня и воспринимало подавляющее большинство, прячется один из самых богатых людей на планете. По крайней мере, входящий в первую тысячу. Даже руководители фирм, занимающие престижные офисные этажи здания не подозревали, что их босс обитает в непосредственной близости от них.

На первый взгляд, моя система маскировки, попахивала шизофренией и паранойей. Но, тем не менее, подтверждала временем свою эффективность. Ведь я до сих пор жив.

Но все это уже совершенно не важно. Как ни печально, моя жизнь подходила к концу.

Два часа тому назад, я отпустил свою охрану.

Сегодня каждый житель Земли имеет право провести эти часы со своей семьей, друзьями, любимыми и так, как захочет. В конце концов, просто засесть в ближайшем баре и от души надраться. Потому что завтрашний день не сулит ничего хорошего.

Сам же я предполагал провести этот уникальный вечер в полном одиночестве.

К моему огромному сожалению, дожив до ста лет я растерял, в силу естественных причин, всех своих друзей юности.

Семьей так и не обзавелся.

Среди десяти миллиардов человек, проживающих в настоящее время на Земле, в живых не было ни одного, вместе с кем с я хотел бы провести последние часы своей жизни.

Разве что за исключением троицы старинных друзей. Один из которых, Онозаки Кеита, судя по многочисленным некрологам, умер десять лет тому назад. Что делает совершенно неуместным пришедшее вчера от его имени в мой адрес поздравление со столетним юбилеем.

Изя Рабинович, наверняка, наблюдает нынешнюю космическую баталию с поверхности Марса.

Ну а Джон Смит — он и есть Джон Смит. Загадочный и непредсказуемый. И этим все сказано.

Комизм ситуации заключался в том, что сегодня я праздную сотый день рождения. И именно на этот день я назначил свое самоубийство.

Я встряхнул лед в нетронутом стакане с виски и перевел взгляд на

изящный флакон венецианского стекла, который стоял посредине стола. Наполненный Черным Ангелом.

Утром, когда краешек солнца появится над морем из-за горизонта, я налью в свой бокал этот божественный яд. И выпью.

Я признателен своему другу, профессору Онозаки Кеита, который включил меня в группу первых испытуемых «Вакцины бессмертия». Именно это помогло мне достичь столь преклонного возраста, сохранив прекрасные физические и умственные способности. Вот только впоследствии обнаружилось, что у всех участников того, самого первого, эксперимента, рано или поздно в организме включается механизм самоуничтожения. Когда за считанные дни совершенно здоровый человек превращается в жалкую развалину, ничего не понимающего слюнявого идиота, гадящего под себя. Самым первым симптомом этого изменения становятся глаза. Они приобретают цвет весенней листвы. Три дня назад я обнаружил, что мои глаза позеленели.

Космическая феерия одарила новым изумительным по красоте сполохом. О чем еще можно мечтать в свой юбилей и последний день жизни. Достаточно просто сидеть на крыше и потягивая виски любоваться ночным небом над морем. Прекрасное зрелище. Темно-фиолетовое небо, густо усеянное яркими звездами, ближе к горизонту подсвечивается необычной зеленой зарницей. Ослепительные вспышки сотен метеоритов, ежесекундно сгорающих в атмосфере, придают небесному шоу ощущение праздничности.

Даже будучи убежденным агностиком, я развлекал себя фантазиями, сравнивая окружавший меня сад, наполненный ароматами, источаемыми сотнями цветущих растений и смутно различимый на фоне пылающего неба, с Эдемом. А шестой день творения с последним днем человечества.

Я люблю этот сад, созданный на крыше отеля несомненно гениальнейшим в мире ландшафтным дизайнером Иво Лонгеро. И хотя за его творение, площадью всего то в десять тысяч квадратных метров, мне пришлось заплатить больше, нежели наследному принцу Арабского Халифата за улучшенную копию Версальского парка, оно того стоило. Я был счастлив тем, что заканчиваю свою жизнь в такой момент и в таких интерьерах.

Я передернул плечами, все-таки вечером стало прохладно, а идти за пледом не хотелось.

Мои мысли все время возвращались к друзьям. Не зря на столике передо мной стояло еще три бокала, а аккуратно придвинутые кресла казалось, ожидали гостей.

Нам редко удавалось собираться вместе. Но четверть века назад, мы вчетвером сидели вот так же ночью на террасе этого самого дома, любуясь бездонным ночным небом, и пили прекрасное южное вино, красное, густое и сладкое. А еще лениво спорили, отстаивая каждый свою теорию окончания человеческой цивилизации. Ведь все мы были в той или иной степени специалистами в этой области. И нашим единодушным мнением было то, что люди, как вид, прекратят свое существование на протяжении текущего столетия.

Я считал, что развитие искусственного интеллекта превратит людей сначала в придаток машин, а вскоре и сделает их существование бессмысленным и ненужным. Ну еще бы, какая версия могла быть у владельца крупнейших социальных сетей, который начинал свою деятельность программистом, и не понаслышке сталкивался с искусственным интеллектом.

Джон Смит. Смешно, но за тридцать лет нашей дружбы, мы так и не смогли узнать настоящее имя и профессию этого худого и длинного — то ли американца, то ли англичанина. Причем и моя служба безопасности, и даже немалые возможности Изи Рабиновича в части доступа к совершенно секретной информации, оказались бессильными перед этой загадкой. Первое время нас это здорово бесило, а потом переросло в некую увлекательную игру: «Вывести Джона Смита на чистую воду». Игру в которой мы насухо продули нашему другу Джону. Правда, я предполагал, что Онозаки Кеита что-то знал. Но невозмутимый японец молчал, тихо развлекаясь за наш счет, и с удовольствием наблюдал за тщетными попытками разгадать тайну личности Джона Смита.

Так вот, Джон Смит настаивал на том, что человечество погубит экология. Таяние ледников, повышение уровня воды в океане, взрывы вулканов и, в конечном счете, неконтролируемая многомиллиардная миграция населения из стран третьего мира в высокие широты.

— Это спровоцирует масштабные и локальные войны всех со всеми и ничто их не остановит. — Говорил Джон, внимательно наблюдая за реакцией генерала Рабиновича.

— Можно остановить, используя атомные бомбы. — Лениво протянул Изя

— Разве что. Ну так это все тот же Апокалипсис. — Ехидно ответил ему Онозаки Кеита.

Наш японский друг отстаивал теорию биологического оружия. Вирус, вырвавшийся случайно или намеренно, из одной из многочисленных секретных лабораторий, по утверждению Онозаки, способен за пару недель уложить в могилу все население планеты. И мы ему верили. Все-таки крупнейший в мире генетик, разработчик «вакцины бессмертия». К тому же были существенные обоснования этой теории: в результате последней пандемии, вызванной естественным образом мутировавшим вирусом гриппа, население Земли уменьшилось на двадцать процентов.

— Нет, ребята, вы не правы. Наша планета в ближайшее время влетит в зону аномально плотного астероидного потока. — Изя Рабинович отстаивал космогенную теорию. Вполне ожидаемо от руководителя программы ООН по освоению Марса.

— И достаточно будет одного камешка километрового радиуса, чтобы все полетело к чертям. — Решительно продолжил генерал.

Я невольно глянул на небо.

Сейчас, сидя в одиночестве за столиком и потягивая виски, я тем самым признаю от своего имени и от имени отсутствующих друзей, безоговорочную победу Изи Рабиновича. Именно этим и обусловлен выбор моего напитка. Окажись прав профессор Кеита, и созерцая трупы горожан на улицах города под завывание сирен машин скорой помощи, я вынужден был бы давиться японским саке, который на мой неискушенный вкус больше всего напоминает низкопробный самогон далекой юности. Сам же я, в случае победы версии, связанной с восстанием машин, претендовал на употребление прекрасного Армянского коньяка двадцатилетней выдержки. Знаю, не патриотично. Мне бы в силу национальной принадлежности следовало затребовать водку. Ну да что есть, то есть. Впрочем, водочную нишу застолбил за собой Джон со своей экологией. И снова-таки вверг нас всех в недоумение этим выбором. Я ожидал от мистера Смита джин, на худой конец бурбон.

И хотя мои друзья отсутствовали на этом празднике духа, тем не мене, вокруг невысокого, красного дерева резного столика, стояли, помимо моего, еще три кресла, а напротив них три стакана, в которые я налил по пятьдесят граммов виски и добавил по кубику льда.

Если быть формалистом и следовать не духу, а букве нашего спора, то Изя Рабинович не очень-то и предугадал причину грядущего армагеддона. Ничего похожего на многокилометровый по размеру булыжник, прилетевший их далекого космоса и угодивший прямо в Землю и близко не наблюдалось. И тем не менее, причина, ставящая под сомнение продолжение существования рода человеческого, носила ярко выраженный космогенный характер.

Два дня тому назад, просто из неоткуда, прямо рядом с Солнцем, возникло черное пятно размером с горошину, которое любой желающий, вооружившись солнцезащитными очками, мог наблюдать воочию. Через некоторое время от горошины в сторону Солнца был выброшен огненный щуп, по которому энергия светила стала поступать в неопознанный объект.

У людей несведущих, черное пятнышко на Солнце не вызвало особого опасения. Массы, воспитанные на фантастических фильмах и играх с пришельцами, тут же опознали в горошине инопланетный корабль. А поскольку никаких агрессивных действий со стороны зеленых человечков не наблюдалось, то большинство тут же успокоилось и отнеслось к кораблю пришельцев, как к очередному реалти-шоу.

Именно так, без излишнего пафоса и драматизма, состоялся первый официальный контакт человечества с инопланетянами. Контакт, который в считанные дни поставил Землю на грань уничтожения.