Отстрел

Операцию с Арабовым готовил не он — кто-то из Фонда психологической помощи, точнее, те, кто за ним стоял. Варнава успел убедиться — для этих людей не было ничего невозможного.

Варнава сыграл в афере главную роль как исполнитель.

Отказаться было невозможно. Вот уж поистине: «За вход — рубль, выход — за два!» Верная смерть для всех, кто участвует…

Афера состоялась в Москве на площади у метро «Семеновская», как всегда скучной и незаполненной в утренние часы.

Варнава — в камуфляжной форме, с п о н т а генерал бывшей запгруппы войск, кто продал оружие Саддаму и Дудаеву, а потом вооружил афганских «каннибалов», — прибыл в «вольво». Сотник и Кудим — офицеры по жизни — сопровождали в качестве телохранителей. В портмоне лежал врученный ему чек в швейцарский банк, который Варнава должен был вручить представителю «Дромита» в обмен на наличные.

Операция требовала исключительного хладнокровия.

Варнаву, как и Жида, в далеком детстве натаскивал в воровском ремесле родственник Туманова, уже сходивший со сцены знаменитый Вангровер…

В назначенный час, минута в минуту, с ходу притормозили рядом с «мерседесом». За тонированными стеклами «мерса» находился Мансур — начальник службы безопасности «Дромита», телохранитель и приглашенный эксперт.

Варнава, сидевший в «вольво», опустил стекло, достал из портмоне чек, передал в «мерседес».

Кудим и второй боевик — светловолосый, крепкий, с чуть асимметричным лицом и крупным, с перебитой спинкой носом — Плата, готовые к стрельбе — пальцы на скобах спусковых крючков, — вышли. Расположились по обе стороны «мерседеса».

Сами они в это время находились тоже на мушке.

По площади и на подступах расставлены были секьюрити.

Внезапное появление конторы полностью исключалось.

Тут же неподалеку была припаркована «тойота» фонда «Дромит» с секьюрити и валютой бухарской фирмы. Как сказали Варнаве, сделки по обмену черного нала на чеки проходили тут регулярно. С теми же предосторожностями.

Нисан и глава службы безопасности «Дромита» Мансур перешли в «вольво». К ним присоединился и второй телохранитель председателя Совета директоров «Дромита» — тяжелый, приплюснутый робот с короткими рычагами-ручками.

«Шайба настоящая…»

Экспертиза началась.

—Чек настоящий… — объявил эксперт. — UBS — «Union bank suisses»… — Он был знаком с системой предъявительских еврочеков. — Солидный швейцарский банк.

Он подписал заготовленное заранее заключение. Получил гонорар.

—Не будем терять времени…

Чек «Union bank suisses» с соблюдением необходимых предосторожностей передали назад, в «вольво».

Сидевшие в машине не спускали глаз с ценной бумаги.

Чек снова поместили в портмоне, оставив на видном месте, у лобового стекла впереди.

Кудим остался рядом с «вольво». Его напарник — Плата, по-прежнёму готовый ежесекундно отразить нападение, перешел в «тойоту».

Там предстояло пересчитать три миллиона «грязных» наличных долларов, прежде чем их возьмет Кудим, а представители «Дромита» получат чек. Доллары считали долго. Наконец громкий звук клаксона из «тойоты» расставил все по местам. Плата с рюкзаками, полными валюты, уже бежал к «вольво».

Варнава взял портмоне.

Передал чек Нисану. Дверца машины была заблаговременно открыта. Арабов подтолкнул телохранителя.

Втроем — вместе с Мансуром — они были уже рядом с «мерседесом». В нем были готовы открыть огонь. Варнава включил зажигание.

Все было как при обмене заложниками.

Чек и деньги не должны были находиться одновременно в руках одной стороны. Тогда вторая открывала огонь.

Плата с рюкзаками упал на сиденье.

Варнава тронул с места.

—Понеслась!..

В Москву Варнава прилетел днем, во второй группе секьюрити. Рейсом «Трансаэро». В самолете успел поправиться. Окончание гала-банкета накануне помнилось как в тумане. Вернувшись в отель, с пьяных глаз потопал в номер Афганца, хотя днем сам проводил его в аэропорт Хитроу. Дверь открыл смуглый толстый индиец в простыне, у него была гостья. Никто из англичан — администраторов семинара — ничего путного тоже объяснить не мог. Мистер Жид, по всем данным, в списках участников не значился…

—Но как же? Он сидел рядом со мной…

Никто не понимал, чего он добивается. Полицейский, приехавший в «Черчилль», записал его паспортные данные. Не исключалось, что с получением визы на въезд в Соединенное Королевство впредь у него могли возникнуть осложнения…

«Свет клином на вас не сошелся…» Англия была, конечно, страна с возможностями, но на свете было немало и других мест… Он справился с порученным, Лондон больше не колыхал.

Жид должен был помочь Сметане и Серому в Израиле. Авторитеты еще заигрывали с Арабовым и «Белой чайханой» и не отказались от поездки к братве в Иерусалим.

Варнава и Жид были подельниками. Соперничество их тянулось давно. Варнава подстрекнул приятеля самым примитивным образом, каким никто бы из этих умников не догадался. «Взял с собой на к у к л у!»

Про Жида среди братвы ходили разные слухи. Говорили, что он отошел, что в нем не осталось ни капли воровского и он не способен больше ни красть, ни быть полезным для братвы. Позорная для авторитета, подло пущенная молва. Афганец знал об этих разговорах. Когда Варнава предложил прогуляться с куклой к лондонскому «Си-энд-Эй», в гости к родным российским фраерам, он легко согласился. Варнава ценил такое, потому что было оно и в нем самом. То, что всегда отличало вора от фраера… Кто не воровал по мелочам легко и бездумно, никогда потом не сможет сорвать банк в этой жизни!

Старая дружба была восстановлена.

Варнава передал приглашение Сметаны и Серого. Была подтверждена его безопасность. Он по-прежнему имел право вести дела, участвовать в сходках и вести образ жизни, соответствующий его положению в преступном мире.

Афганец улетел в Москву на встречу с авторитетами. В качестве живого гаранта выступал непосредственно Варнава.

Варнава чувствовал себя как человек, успешно выполнивший трудное дипломатическое поручение. Так чувствовал себя американский государственный секретарь Уоррен Кристофер, возвращаясь в Вашингтон после первых встреч с президентами Израиля и Сирии.

Первое разочарование пришло вместе с отрезвлением. О встрече с Жидом знал бывший мент, частный детектив. Чтобы показать сговорчивость, он послал Игумнову записку с именем Савона…

Главный же удар настиг Варнаву в Шереметьеве. Нисана Арабова замочили на рассвете… Жида могли убрать в любую минуту, после чего за его, Варнавы, голову как гаранта никто не дал бы и цента.

Шмитаря, Ершова — всю компанию РУОП отпустил. Тут была стена.

«Шайбу подставили… Вместо наркотика ему дали ампулу с водопроводной водой».

Управление по незаконному обороту наркотиков и Главное управление по борьбе с организованной преступностью МВД РФ уже несколько лет получали информацию о распространении на черном рынке значительного количества наркотического средства, имевшего синтетическое происхождение. В свое время на Новой площади в Москве была задержана некая дама — одна из активных распространительниц, в доме которой было обнаружено около семисот запаянных стеклянных ампул жидкости. Действительно ли Шайба имел к этому отношение…

Савельич лично обзвонил начальников розысков:

—Любые данные по синтетическому наркотику…

Кореша обещали.

Старший опер, ездивший по указанию Бутурлина в ДПЗ на Петровку, вернулся с пустыми руками.

—Туркмения по уши в дерьме и не откроет рта…

В камере Туркмения тоже молчал.

«Многие знания умножают печали…» — заметил еще израильский царь Соломон.

Бутурлин послал всех, спустился в буфет. Молоденькая простодушная овца из секретариата, постоянно встречавшаяся ему то в коридоре, то на лестнице, снова возникла впереди, когда он появился на первом этаже. Крепкие ляжки, высокая сильная голень. Почувствовав Бутурлина позади, овца истово-наивно завиляла опущенным задиком.

Видеофильм о похоронах Ковача на Ваганьковском кладбище снимали скрытой камерой с верхнего яруса звонницы, а Главную аллею — с крыши дома против ворот. Фильм смотрели всем руоповским кагалом, как крутой боевик с участием мировых звезд. Прибытие или отсутствие представителей столичных группировок тут же комментировалось. Наиболее известных исполнителей шумно приветствовали.

Бутурлин первый обратил внимание:

—На похоронах нет Савона… Надо срочно проверить! В Москве у него сожительница и ее внучка, крестница Савона…

Для всех, кроме Бутурлина, розыск преступника был исполнением чужих распоряжений, и лишь на нем лежала ответственность за выбор решения и отдачу приказа.

Снова дали кино. Крутые боевики подхватили черный лакированный гроб-футляр. Процессия двинулась в аллею.

В кабинет внезапно позвонили, Бутурлин снял трубку, несколько секунд слушал молча.

—Так…

Он никак не назвал собеседника. Присутствовавшим агентуристам не надо было объяснять — почему. Спросил только:

—Точно?

Он положил трубку.

—Авторитеты соберутся на поминки… В мотеле на Симферопольском…

Выброс бутурлинской энергии мгновенно возрос. Он с ходу доложил генералу:

— Главк пока не знает…

— Звони куратору, Бутурлин! А то я позвоню!

— Чтобы к нашему приезду в мотеле никого не было? Как в прошлый раз?! Не-е… Считайте, что я не докладывал!

Игумнов вышел из лифта. Апартаменты Арабова были отделены от лестничной клетки широкими, во весь пролет, металлическими дверьми, такие же, но узкие, наглухо преграждали доступ на этаж со стороны лестницы. Сверху смотрел глазок «телевизора», в данный момент выключенного. Игумнов прошел к внутренней двери, непосредственно в квартиру. Два сейфовых замка итальянского производства открылись так же легко, как и прочная бронированная «пладелэт» из Израиля, цеплявшая четырьмя стальными крючьями сердцевины пола и стен. Игумнов запер чудо-дверь, прошел внутрь. Внушительных размеров холл. За витражами была гостиная. Ветвистое дерево на широкой длинной лоджии… По другую сторону — кухня, спальни. Библиотека, она же кабинет Нисана. Осматривавшие квартиру до него оставили всюду следы пребывания — разбросанные вещи, бумаги. В кухне, на отделанных итальянским мрамором полках — неубранная еда, посуда. В гостиной царил относительный порядок: огромный, ручной работы ковер, начинаясь на стене, под потолком, плавно переходил на софу и продолжался на паркете, доходя до двери. Составив общее представление, Игумнов вернулся в прихожую. Осмотр квартиры он всегда начинал от входных дверей. Кроме того, следовало впустить специалистов по обнаружению подслушивающих устройств. Они вот-вот должны были прибыть.

«Академики» появились быстрее, чем он ожидал, сразу впятером — интеллигентные, не первой молодости, в белых сорочках, в галстуках, с техникой и спецодеждой. Все — профессионалы высочайшего класса бывшего КГБ. Работенка предстояла нудная, многочасовая. С шутками-прибаутками начали. Интеллектулам хватало общества друг друга. Они занимались своей работой постоянным составом, многие годы, по заданию всевозможных управлений и главков прежней власти и как ни в чем не бывало продолжали при новой.

К Игумнову у них вопросов не было. Он занялся своим делом. В ванной он обратил внимание на скомканные белоснежные салфетки. Они лежали на виду. Может, поэтому никто до него не обратил на них внимания? Сквозь нежнейшие волокна просвечивались следы чернил. Игумнов аккуратно развернул. На верхней округлым крупным почерком было выведено: «Чек на UBS».

Речь могла идти об известном швейцарском банке «Union Bank of Switzerland»…

«Кто это мог написать? Нисан?»

Ясность внесла другая записка. Текст был исполнен той же рукой: «Срочно проверь в сейфе у Нисана».

Написать ее мог только новый руководитель. Нисан к моменту ее написания был мертв. Адресатом скорее всего был ближайший советник — Рыжий…

Не исключалось, что Неерия и Варнава имели в виду один и тот же чек на UBS.

В последующие часы силами Игумнова и бывших комитетчиков квартиру перевернули снова. На этот раз Игумнову повезло меньше, кагэбэшники, напротив были более удачливы.

— У нас кое-какой улов… — Их старший показал нечто, похожее на «жучок» из лондонского магазина «Шпион», помешенное внутрь целлофанового пакета. — У себя мы исследуем это детальнее…

— Устройство штатное? — Импортным оборудованием, как правило, пользовались коммерческие и частные охранные фирмы. Федеральные учреждения предпочитали собственные разработки.

Выглянувший из коридора второй технарь подмигнул. Комитетчики засмеялись. «Жучок» был хорошо им знаком! Сколько они обнаружили подобных! А еще больше внедрили…

—Кто-то постарался…

Вслух они ни за что не решились бы назвать структуру, поставившую подслушку, — Федеральную службу безопасности. Так верующие иудеи избегают произносить вслух имя своего невидимого всесильного Бога. Вскоре они уехали. С ними уехали и другие, занимавшиеся все это время внутридомовыми коммуникациями и наружными стенами. Те тоже возвращались с наваром. Было ясно: обыск квартиры до них проводили люди Неерии и Аркана. Федеральная служба безопасности в первую очередь унесла бы подслушивающие устройства.

«Искали исчезнувший банковский чек на UBS. В Фонде его не оказалось!»

Рэмбо не звонил. Внизу послышался шум подъехавшей машины. Игумнов подошел к окну. Из темноты было все хорошо видно. Машина остановилась у подъезда. Сидевший рядом с шофером открыл дверцу. Отбросил сигарету. Красная точка, описав дугу, исчезла далеко за машиной, под окнами, в крохотном альпинарии. Приехавший вышел на свет. Игумнов узнал Красноглазого.

Обеспечение безопасности в мотеле на Симферопольском шоссе, где происходили поминки, выполнял доселе неизвестный Фонд психологической помощи. Секьюрити были в камуфляжах, несмотря на категорическое запрещение московских властей использовать форму официальных силовых структур в черте города. Подступы к мотелю наглухо закрыли. По приказу, который невозможно было не выполнить, в соответствии с профессионально составленным единым планом дислокации на несколько часов вокруг мотеля был создан плотный кордон. Окружающие аллеи и подъезды блокировали заслоны дорожной техники. Тяжелые фуры дальнобойщиков ближнего зарубежья; трейлеры с фруктами и овощами, перемещенные с мест их традиционной стоянки; туристические автобусы, иномарки…

Был осуществлен максимум возможного с учетом имевшихся в столице мощных властных образований, Федеральной службы безопасности, МВД, ОМОНа и прочих спецслужб. Внутри мотеля у лестниц на этажах появились молодые люди известного типа, в камуфляжах, тяжелых ботинках, беретах. В Москве к ним успели привыкнуть. Ресторан был немедленно закрыт «на спецобслуживание». Остановившиеся в мотеле автотуристы и водители предпочли запереться у себя в номерах у телевизоров.

Война с «Дромитом» уже шла.

Обстоятельства приняли новый оборот.

С Ваганькова Варнава сразу поехал в мотель. Надо было встретиться с Жидом. Авторитеты в Москве знали о последних событиях.

Теперь Варнава был полностью информирован.

Сметана и Серый получили маляву.

Приглашение на разбор пришло из Израиля.

«Времена великих географических открытий прошли… — Братва транслировала прямым текстом. — Мир поделен. Попытка передела границ — путь к кровопролитию. Телодвижения чреваты…»

Вор в законе Чапан обвинил Сметану и Серого в том, что при их участии перекрыт кислород фонду «Дромит» — фирме, находящейся под братской крышей.

«Мы считаем, что это недостойно братвы…»

Воры в законе, не в пример политикам, не собирались разбегаться по национальным квартирам. Существовало прежнее общее пространство — СССР.

Кроме Сметаны и Серого, на разбор вызывались также свидетели. И первыми — Нисан Арабов и его брат Неерия…

Уклонение любой из конфликтующих сторон рассматривалось как признание вины.

Встреча в Израиле ничего доброго не сулила.

«Уроют где-нибудь в Иудейской пустыне…»

Братва сообщала, там уже находили кое-кого… На свалке. Чистеньких. Без признаков членовредительства…

Тут возник линявший в Лондон Варнава.

Сметана и Серый, инструктируя Варнаву, думали просить Жида быть их посредником в Иерусалиме. Положение изменилось, когда возникла надежда спасти от петли в «Лефортове» брата Серого… Посредник запросил за это головы бухарских банкиров и их иерусалимского представителя. Для этого следовало заманить Туманова в Москву. Варнаве это удалось. Жид был в Москве. Гарантии исчезли. Он превратился в заложника, в человека, объявленного вне закона. Каждый член группировки мог и обязан был с ним разобраться. С Варнавы теперь могли получить и та, и другая сторона. И в первую очередь бухарская группировка — за каждый волос, который упадет с головы Жида.

В мотеле Варнава увидел к е н т о в. Эти не были в курсе его дел. Публика была пестрой. Спортсмены, бандиты…

От «Дромита» присутствовали второстепенные фигуры. Несколько членов Совета директоров, главбух. Не было и Неерии — он заехал всего на несколько минут, окруженный десятком охранников. Извинившись, исчез, сославшись на дела.

С Варнавой за столом оказались дальние родственники погибшего и несколько небольших банковских боссов, которым он лично давал крышу. Впереди за столом сидели сестры и племянницы Ковача — с утра на ногах, голодные, они набросились на еду, худые, быстрые, светлые, в одинаковых черных пиджаках. Только вдова убитого оставалась безучастной. Неподвижная бледная кукла, нашпигованная нейролептиками. Опекавшая вдову секьюрити из частного агентства не спускала с нее глаз. Она все видела, замечала.

Варнава заметил, что в зале нет Савона. Не увидел он и никого из первых авторитетов.

Их присутствие всегда было опасным, потому что менты редко упускали возможность явиться непрошеными на воровскую сходку, проходившую под видом юбилея или поминок. Находились люди, которые заблаговременно предупреждали об этом братву. Кто они были и какие должности занимали, это оставалось тайной. О внезапных налетах такого рода решение принимали на самом верху, рядовых участников информировали в последнюю очередь.

—Авторитеты… Они в другом зале… — сказал кто-то.

Миха приехал к сестре поздно ночью, уйдя от слежки на Смоленской площади и помотавшись изрядно по Москве. Улица Поликарпова уже спала. Нигде не было видно ни одного ш т ы м п а . Они проговорили почти до утра. Встали попозже. Сестра позвонила на работу — смена начиналась с восьми. Попросила разрешения прийти к обеду. Из квартиры она вышла первой — осмотрела лестницу, верхнюю часть, до чердака. Все было чисто. Из дома вышли поврозь. Соньку повели сразу от подъезда. Она повернула, чтобы предупредить. Ничего не получилось. Жид увидел, что происходит. Вышел из подъезда. Сеструху оставили в покое. Миха заметил вчерашнюю «вольво», теперь к ней прицепили еще «жигуль». Сопровождавшие старательно отводили глаза. Никто не вытащил пушку. Приказа брать тоже не было. Ждали инструкций. Миха все еще не знал, что произошло накануне. Вышел на Беговую, остановил такси. «Вольво» и «жигуль» немедленно пристроились сзади.

—Куда?

—К Арбату…

У Ваганьковского кладбища вся улица была запружена машинами. Трамвай с трудом прокладывал дорогу в парк.

— Банкира убили… — Таксист знал городские новости. — Самого хоронят в Ташкенте. А это секьюрити…

— А кто банкир?

— В гараже говорили… Арабов, что ли?

На Ваганьковском народ уже разъезжался. Жид встретил корешей п о м а с т и . Сразу уяснил ситуацию: его положение в Москве было опасным. Из автомата у ворот набрал коммутатор Курского вокзала, вызвал сеструху. Сонька рассказала о визите Игумнова и номер телефона.

— Где ты?

— На Ваганьковском. Повтори медленно номер. Мне, может, понадобится помощь.

Таксист терпеливо ждал. С кладбища погнали в мотель. «Вольво» и «жигуль», по-прежнему не таясь, не отставая, держались сзади. Приказ убрать его все еще не поступил.

«Может, не могли связаться с начальством…»

Либо поступил, но исполнители подыскивали более удобные условия. Конец мог быть только один.

Таксист высадил его у входа в мотель. Перекрестился. Он уже понял, кого возил. Был доволен, что все обошлось…

Рядом с дверями стояло до полутора десятков боевиков, они представляли все видные московские к р ы ш и . Бойцы внимательно приглядывались к входившим. Жид шагнул вперед.

«Вольво», гонявшая за ним, тоже припарковалась. Трое появившихся из нее не спеша, расслабляясь после долгого сидения в машине, подтягивались ближе.

Миха сразу попал на воровскую сходку, в которую автоматически превращались поминки, учитывая число приехавших авторитетов.

Он не боялся, что его начнут резать прямо тут…

Надо было решить все со Сметаной и Серым.

Миха прошел сквозь второй заслон прямо у ресторана. Ему как-то уже приходилось бывать здесь. Авторитеты заседали отдельно. Никто его не окликнул: мелкая сошка и сама бы не рискнула предстать в обществе бандитов.

—Проводи… — бросил один из дежуривших другому.

Миха протопал в банкетный зал. Открыл дверь. Прямо напротив, от двери, начинался длинный заставленный едой стол. Вокруг сидела братва.

—Смотри, кто прилетел!.. — заметил один из подмосковных авторитетов, тайно интриговавший против Сметаны и Серого. Нашелся стул рядом и чистый прибор. Они обнялись.

—Давно тебя не видно было…

Авторитет успел поддать, в глазах полыхал огонек, который все заметили, но не смогли разгадать. Жить ему оставалось несколько часов. Ночью он попал в засаду у дома любовницы.

Он же заметил многозначительно:

—Миха здесь, а Савона нет…

У Михи нашлось немало знакомых. Поминки такого рода никто не пропускал. Серый и Сметана тоже были тут. Сметана, круглолицый, улыбчивый, мигнул Михе, словно ничего и не произошло… Со Сметаной бывало нелегко находить общий язык. Он не говорил «нет», хотя его «да» было порой и обычным «нет». Серый выглядел неприкаянным. Миха знал про его брата. Мысль о том, что история с братом Серого имеет отношение и к нему лично, до этого не приходила в голову. Говорили обо всем.

— Мафия…

— Какая мафия, если нет выхода ни к легальному бизнесу, ни к политикам?! И нет времени! Сегодня — рано, завтра — уже поздно!

— Держать там в банке общак опасно. В Англии они обязаны сообщить, если есть подозрение на вкладчика. Преступность или наркобизнес… — выступал молодой авторитет. После убийства сначала Сильвестра, потом почти всей его бригады там теперь сплошь шли отморозки. — Иначе — семь лет тюрьмы и крупный штраф! Задача банковской службы безопасности — отсекать нашего брата…

На сходняках искали общий интерес, хотя братва всю дорогу соперничала между собой. Кто-то занимался охраной, другие вышибали долги, охрана наркобизнеса могла включать синтетический наркотик и соперничать с теми, кто занимался натуральными, охрана ввоза оружия делилась на опеку фирм генералов-отставников МВД — милиции, другие контактировали с бывшими комитетчиками. Вокруг Сметаны и Серого всю дорогу кучковался дерзкий голодный молодняк, новые авторитеты: воры, не выстрадавшие по тюрьмам и лагерям свою масть и титул. Подушный налог на безопасность, дань с многочисленных соотечественников по всему миру, который они исправно платили бандитам, была их сфера. Сидели тут и фраера, внесенные в список воров в законе людьми из КГБ в выпущенной несколько лет назад книге. Туда не попали, кстати, ни покойный Сильвестр, ни Бобон… Ни один из московских авторитетов… У Сметаны в пиджаке прозвенел радиотелефон. Авторитет поднес его к уху. Лицо его не изменилось. Тем не менее за столом все обо всем догадались. Объяснять не надо было. Сметана уже поднимался.

— На посошок!

Дожевывая на ходу, братва повалила на лестницу.

Жид глянул между перил вниз. Амбал — из тех, кто гнал за ним в «вольво», — прошел в здание, стоял этажом ниже. Этому могло быть только одно объяснение: приказ на его жизнь — мокрый грант, как элегантно выражались раньше, кетель, — а попросту на мокруху поступил! Амбал поглядывал нетерпеливо. Миха с ходу рванул в общий зал ресторана. Он не собирался ждать, пока ему наденут петлю на шею…

В общем зале сидело много людей. За шумом голосов нельзя было ничего разобрать. Стучала посуда. Официанты разносили бутылки «Абсолюта». Миха прошел дальше от входа. Линять из большого зала, где сидели родственники Ковача, было проще. Авторитет присел, чтобы оглядеться. Несколько человек за столом знали его. Братва их не признавала. Это были люди, связанные с оружейным бизнесом. Они работали на две стороны. Можно было не сомневаться: выйдя из мотеля, сообщат о его приезде в милицейскую контору. Сейчас это было кстати. Среди прочего Миха занимался отмазкой спортивного и охотничьего оружия, двигавшегося через Бельгию, Англию и Голландию. Московские генералы-отставники были в нем крайне заинтересованы…

Кто-то заглянул в зал.

Миха не стал ждать, пока его обнаружат. Сбоку лежала чистая тарелка. Он поднял ее, пошел к раздаче. И дальше через кухню к служебному выходу. Бросок вниз по черной лестнице был как спуск с «русских горок» в «Диснейленде». Жид скакал, как огромный потерявший дорогу, встревоженный лось. За ним уже бежали. Железобетон наполнился гулом. Миха успел выскочить. У угла стояло свободное, такси. Миха вскочил в него прежде, чем его преследователь показался у выхода. Свалился на заднее сиденье:

—В центр! Плачу два счетчика… Валютой! Быстро!

Омоновцы ворвались, просочившись сквозь заслоны дорожной техники, фуры дальнобойщиков, трейлеры с фруктами и овощами, пригнанные бандитами. В закрытый «на спецобслуживание» ресторан их вломилось не менее полусотни — с дубинками, вооруженных, в камуфляжах и масках.

—Вдоль стен! Быстро!

Было похоже на штурм. Кто-то заплел ноги, от неожиданности упал со стула, другому помогли упасть… Вломили по черепу.

—Лицом к стене! Ноги шире! Шире!..

Сестры и племянницы Ковача — худые, прыткие, в черных платках — выскочили быстрее других. Замешкавшуюся вдову Ковача пихнули не глядя. Она лежала на полу, безучастная ко всему. Женщина-секьюрити пыталась ее оттащить — ту тоже толкнули. Из-под столов уже тянули выброшенные в последние секунды ножи, газовые пистолеты.

— Раздвинь ноги, сказал! Может, у тебя оружие!

— Так?

— Достаточно! — И удар ногой в пах.

Варнава оказался между двумя бизнесменами, попавшими случайно, у него была надежда выбраться с ними.

— По пять человек… — раздалась команда.

Внизу развернули группу фильтрации.

— Сначала родственников…

Это была удача. Разбиравшийся с Варнавой мент не успел ошалеть от жары, вранья. Соображал. Варнава перемигнулся с одной из сеструх Ковача:

— Двоюродный брат…

Сеструха подтвердила.

— Твое счастье. Свободен…

Секретарь передала Рэмбо последнюю корреспонденцию.

Бумага была на английском. Из Нигерии.

«Фирма такая-то… Лагос. Президенту охранно-сыскной ассоциации „LIONS“…

Мы слышали о вас как о человеке честном, инициативном. Правительство Нигерии намерено выплатить нам пять миллионов долларов. Из налоговых соображений мы хотим поручить именно вам их получить, хранить или использовать… Просим вас выслать нам номер вашего текущего банковского счета и 3 (три) генеральные доверенности на имя директора фирмы такого-то в Нигерии…»

Рэмбо отложил письмо. Речь шла о заурядном мошенничестве. Хотя в Москве были фирмы, которые на это клевали. И попадались.

У него закололо сердце. Сильное тело, к которому он привык обращаться только в приказном порядке, было бы не против, если бы дух мента, искателя приключений, фаната, поселившийся в нем сорок с малым лет назад, покинул его как можно раньше.

Было самое время предупредить секретаря и перейти в комнату для отдыха тут же, в глубине офиса. На вечер он наметил штурм квартиры, где мог находиться родственник Арабовых…

—Разрешите… — донеслось раскатистое от дверей. Начальник отдела кадров — бывший ротный полка постовой службы милиции, накачанный до жесткости теннисного мяча, — полагал, что он едва слышен.

—Кое-что подписать… Три минуты…

Что-то Рэмбо в нем не устраивало. Он не мог понять.

—Всего несколько бумаг, господин президент… — Ротный балансировал на грани почтительного уважения и армейского бесцеремонного хамства. — Все будет о'кей!

Рэмбо подписывал, одновременно проглядывая текст. «Запросы на оформляемых… Гнеушев Александр Иванович…»

— Свой. Родное МВД.

— Уголовный розыск?

— Охрана. Красноярский край…

— Его кто-нибудь привел?

— Прочитал нашу рекламу. Знаком с ситуацией в Центральной Азии, с конфликтами на межнациональной почве… — Ротный интересовался геополитикой. — Паспорт выдан в Намангане…

— Какие еще документы?

Ротный выложил удостоверение форменного образца. «МВД. Старший лейтенант внутренней службы… Разрешено ношение и хранение огнестрельного оружия…»

Кандидат оказался подтянут, строен. Выражался кратко и точно. Начинал с училища в Рязани. ВДВ. Специализация: бокс, восточные единоборства.

— Давно в Москве?

— Месяц…

— Женат?

— Развелся. Снял комнату в Одинцове… Пока не прописан. У вас нет ничего? Общежития?

— Что-нибудь будет! Но не сегодня… — Рэмбо спросил о том, что его интересовало: — Работали в спецслужбах?

— Недолго. Там же, в Красноярске. Потом ушел, в краевое УВД… Вневедомственная охрана…

— За тобой Рязань! Туда так просто не попадают…

Гнеушев добавил только:

— Тогда было все по-другому…

— Усовершенствовался?

Рэмбо задал несколько профессиональных вопросов.

— Задачи ставились, как правило, конкретные: закрыть объект, не допустить проникновения.

— А на занятиях?

— В основном зарубежный положительный опыт, ошибки спецслужб, частных телохранителей…

Рэмбо слушал с интересом. Комбат-кадровик это сразу понял, ушел на второй план.

— Пример — нападение террористов на Шлейера.

— Насчет «Красных бригад»?

— Да…

Рэмбо прорабатывал эту историю на семинаре в Штатах.

— Удостоверение вам оставили?

— Просто не сдал. Я и сейчас числюсь…

— А почему уехали?

— Там реорганизация… Будут предлагать своих. Мне светит участковым инспектором.

— А в Намангане…

—Проездом. Я там потерял паспорт…

Обучение. В основном зарубежный опыт. Рэмбо было интересно. Он обернулся к ротному:

—Начинай оформлять…

Кадровик и кандидат поднялись.

—Будем наседать на Лицензионное управление, чтобы ускорить…

После их ухода Рэмбо еще несколько минут не уходил: ждал сигнала — подтверждения. «Казачок-то скорее всего засланный!» Он тоже проверил «Новые центурионы» — у учредителя, передавшего потом бразды правления Тяглову, паспорт был выписан там же…

Красноглазый вошел в подъезд. Игумнов ждал, не зажигая огня. В шкафу, за стеклом, неясно белела посуда. Замысловатые фарфоровые безделушки. Хрустальные подвески на люстре тихо подрагивали. Входная дверь открылась бесшумно.

—Спокойно…

Игумнов щелкнул выключателем. Красноглазый вздрогнул. Узнав человека Рэмбо, он будто даже обрадовался. Повернул в замке ключ.

— Будешь шмонать, начальник?.. Или мне самому вывернуть карманы?

— Как получится…

Они перешли в гостиную. Аркан включил верхний свет, телевизор. Передавали интервью какого-то общественного деятеля, Игумнов не вспомнил фамилии ни его, ни ведущего. Сел. Рыжий закурил. Потом сходил к холодильнику на кухню, принес две банки пива.

—Держи… — Он перебросил одну Игумнову. — «Медведь». Отличная марка…

Аркан дотянулся до телевизора, уменьшил звук.

— Не удивляйся: у меня тут намечено мероприятие.

— У меня тоже.

Игумнов не спешил с пивом. Подвинул кресло. Теперь он видел одновременно телевизор и прихожую. Лицо ведущего на экране выглядело абсолютно неинтересным, плоским, с потугами на значительность.

— Есть ходатайство… — Рыжий влил в себя не меньше половины банки. — Я не хочу, чтобы Неерия знал некоторые обстоятельства… Ты сейчас поймешь, что я имею в виду…

— Я человек служивый…

— В свою очередь, обещаю ответить на любой интересующий тебя вопрос… Единственно, как ты догадываешься, я ничего не знаю о том, кто стрелял в Нисана… Мы были как братья… Может, ближе, чем он и Неерия.

Красноглазый посмотрел на часы.

—Сейчас в дверь позвонят. Не удивляйся. Уверяю тебя, это не имеет отношения ни к тебе, ни к убийству… Мы намечали это с Нисаном, но так уж получилось…

Звонок в дверь, которого ждал Аркан, был долгий и бесцеремонный, он характеризовал гостей раньше, чем они появились. Красноглазый вышел на лестничную клетку открывать.

—Прошу…

Вошедших было двое. Оба квадратные, одинаково поигрывали мускулами. Профессию обоих было нетрудно определить.

— Девушек ждете?

— Как обычно.

— Вас двое?

— Видите…

— Позвольте убедиться.

Вежливость амбалов была чистой формальностью. Один из сопровождающих вошел в гостиную, оглядел. Демонстративно заглянул за шторы. Там никого не было. Второй прошел вдоль других комнат, осмотрел туалет, ванную. Ушли не прощаясь. Дверь закрывать не стали.

Из коридора послышались молодые щебечущие голоса:

—Нас ждут? Можно?

Аркан подмигнул:

—Теперь ты в курсе. Мы с Нисаном сделали заказ дня за три. Победительницы «Модель-96». Третье и четвертое места. Неерия ничего не знает.

Девушки были уже в комнате. Молодые, стройные. В меру раскованные. Аромат тонких духов проник в квартиру вместе с гостьями.

— Арканчик! — Вошедшая первой закружилась по комнате. — Почему долго не был? Уезжал?

— И далеко…

— В Израиль?

Она смотрела доверчиво. Сама женственность и обаяние… Невозможно было ни на минуту усомниться в том, что Рыжий любим страстно и верно, что первый он и единственный мужчина в ее жизни. Аркана пробил пот.

— В Израиль мы поедем вместе…

— Скоро?

— Очень скоро. Может, на этой неделе…

— А что же Нисан не встречает? — Вторая проститутка задержалась в прихожей, снимая длинный, до пят, плащ.

Под плащом у нее оказалась легкая, опускавшаяся к лобку туника. Сбоку виднелись тонкие резинки, соединявшие ажурные прозрачные трусики и чулки. Девушка была словно стреножена легчайшими путами.

— Нисана не будет…

— Он решил представить меня своему другу?

Она подошла к креслу, на котором сидел Игумнов. Он уловил тончайший запах духов. Шелковая легчайшая связка, пока девушка стояла, была все время перед ним, на уровне глаз.

Аркан уже волок свою подругу в койку.

— Не будем терять времени…

— Выпить по крайней мере тут мне дадут?..

—Возьми сама. Ты знаешь…

Игумнов не двигался. Проститутка обернулась к нему.

— Я знаю, вы на работе… — Она вдруг по-девчоночьи рыснула. — Вам нельзя. Стережете… Аркана привезли на то свидание из Бутырки… Угадала?

— Просто он ждет звонка… — Было слышно, как стукнула в коридоре о паркет брючная пряжка, Аркан на ходу аздевался. — И как раз из Иерусалима…

Факс из Москвы поступил в работу на Святую Землю около пяти утра, когда подписавшего его Нисана Арабова уже не было в живых.

Светало, и первый луч из-за Иудейских гор скользнул по раскинутым свободно холмам Святого города, застроенного тысячами зданий из светлого иерусалимского камня.

Получателем факса явилась мало кому известная, кроме находящихся тут в изобилии русских, небольшая посредническая фирма «Ирина, Хэлена-турс», организатор разного рода весьма скромных международных семинаров и экскурсий. В основном же фирма кормилась переводами с русского на иврит и английский, а также оформлением гостевых вызовов и гербалайфом. лавную роль в получении серьезного заказа сыграло ее месторасположение — на суетной бестолковой Рэхов Агриппас, среди дешевых лавочек, магазинчиков, закусочных, окруживших шумно известный центральный рынок «Маханэ-Ихуда». С другой стороны «Ирина, Хэлена-турс» оказывалась в нескольких десятках метров от благополучной респектабельной Кинг-Джордж, с ее центральной гостиницей. Созданная двумя энергичными репатриантками из Санкт-Петербурга, фирма не отличалась от других таких же, пока на нее случайно не обратил внимание бывший адвокат, тоже выходец из Питера. Счастливо избежавший суда в России, бывший стряпчий помогал здешним бизнесменам прокладывать путь в бурном море рискованного российского бизнеса.

В «Ирина, Хэлена-турс» адвокат попал случайно: воспользовался ближайшим к отелю факсом… Стряпчему понравилась деловая хватка, напористость обеих женщин, а главное, умение землячек держать язык за зубами. Он включил их в свою команду. Так, благодаря случайному стечению обстоятельств, никому, в сущности, не известная фирма внезапно выхватила крупный заказ, за который вполне могли бы сразиться такие акулы израильского экскурсионного бизнеса, как «Глоб-турс», «Универс» и ряд других.

Речь шла об организации небольшого, но достаточно серьезного по задачам и составу участников международного симпозиума, связанного, как было указано в официальной заявке, с проблемами содействия процветанию среднего бизнеса. В соответствии с заключенным соглашением о намерениях приглашенным из СНГ бизнесменам гарантировались комфортные условия, анонимность и достаточно интересная культурная программа. Въездные визы тоже были заботой фирмы. По окончании работы сотрудники фирмы брали на себя обеспечение своевременного отлета участников. Особым пунктом отмечалось, что всякая информация о симпозиуме считается засекреченной сроком на десять последующих лет, в связи с чем фирме будет выплачиваться соответствующее дополнительное вознаграждение.

Кто-то, не без подачи бывшего стряпчего, посчитал, что крохотной, но энергичной фирме, располагающейся в двух небольших комнатенках, с факсом, телефонами и компьютером, будет легче обеспечить желаемую конфиденциальность, чем ее могучим и громкоголосым конкурентам.

С тем и согласились.

Рутинную работу начинали рано, задолго до того, как в соседних конторах, какими был напичкан этот квартал, появлялись другие служащие. Около девяти утра все мероприятия, связанные с симпозиумом, незамедлительно прекращались и фирма вновь превращалась в обычную лавочку, посредничающую со страховой кассой, с нотариатом, занимающуюся тысячью дел, связанных с пребыванием на Земле Обетованной восьмисоттьюячного русскоговорящего населения.

—Факс с согласием на участие от фонда «Дромит». Господин Нисан Арабов желает прибыть с тремя ближайшими сотрудниками — Арканом, Неерией, Мансуром…

Бывший санкт-петербургский, а точнее, ленинградский стряпчий передал депешу уже покойного Нисана сидевшей напротив молодой брюнетке, она составляла список участников.

—Итак, что у нас получается?

Вторая компаньонка — темпераментная блондинка — ответила:

— Пока пятнадцать бизнесменов. Все мужчины.

Стряпчий выдернул несколько карточек наугад:

— Г-н Сметанин, г-н Серый…

— Еще двадцать семь — члены делегаций. Сопровождение, охрана… В эскорте есть и женщины, и мужчины.

— Сорок два…

— Мы ждем и другие факсы.

— Как с отелями?

— Мистер Арабов согласен на «Кидрон».

— К ооновцам же они не захотят! Там тоже тихо!

— «Царь Давид»? В Иерусалиме шесть десятков отелей!

— Мы предлагаем на выбор не менее пяти гостиниц…

Адвокат поправил маленькую вязаную шапочку — кипу. Для иерусалимского брокера ношение религиозного головного убора было признаком добропорядочности.

—Мы должны будем также представить поэтажные планы с указанием основных и дополнительных входов, выходов, мест расселения… Это для их служб безопасности.

Женщины никак не прореагировали. Вопрос этот уже обсуждался.

Из досье охранно-сыскной ассоциации.Свидетельствует пресса:

«Суд российской мафии был создан летом 1990 года…

Его учредителем выступили пять наиболее крупныхмафиозных «семей» Москвы и Санкт-Петербурга…

Было признано целесообразным, чтобы судьи проживали за пределами СНГ…

Вплотную к своим обязанностям судьи приступили вмае 1991-го. Тогда начали появляться первые инвестиционные фонды, и мафия решила взять их под свой контроль…

Один из судей суда российской мафии проживает вМоскве.

Двое отправились в Германию. Оба живут в Берлине.

Трое уехали в Израиль…»

«По словам представителя министерства, полиция Израиля уже предпринимает конкретные шаги для того, чтобы предотвратить влияние русской мафии в Израиле…Руководство полиции считает необходимым создать на территории Израиля международный центр по борьбе с русской мафией… В центре, который станет действоватьпод эгидой ООН, будут разрабатываться особые методыборьбы с мафией… Там же полицейские из разных стран смогут пройти курс обучения этим методам...»

(«Иностранец».)

«Израиль станет центром борьбы с русской мафией».

(Александр Авербух.)

«Каждые 1,8 минуты в Израиле совершается уголовноепреступление — об этом свидетельствуют данные израильской полиции. Каждые 12 минут угоняется автомобиль,каждые 23 минуты происходит квартирная кража, каждые24 минуты грабежу подвергается учреждение или контора.Каждые 12 минут похищаются сумочки и так далее. Каждые5 часов в Израиле совершается изнасилование, каждые 37 часов — убийство или покушение на жизнь человека».

«В Израиль, — в числе прочего заявил в своем интервьюкорреспонденту израильской газеты «Маарив» московскиймультимиллионер С-ов, — благодаря поблажкам банковской системы страны, переведены из России миллиарды долларов. Еврейское государство стало одной из четырех стран мира, где отмывается наибольшее количество нечестно нажитых денег. Российские мафиозные структуры, проникающие в Израиль, можно сравнить с раковой опухолью… Уже сейчас эта страна стала местом, где проводят свои сходки крупнейшие мафиози России. Мне лично известно, что дважды они собирались в тель-авивской гостинице «Хилтон» и обсуждали свои дела…»

Проститутки и их мордовороты-провожатые уехали. Запах тонких духов еще оставался. Аркан предложил легкий разговор, безвкусное блюдо для невзыскательного едока.

— У нас сейчас возможность громадной инвестиции в строительство… У вас дача есть?

— Была.

— Мы могли бы помочь в строительстве. Именно сейчас. Ряд крупнейших банков хотят с нами работать… — Он постоянно съезжал в наезженную колею. — Оборачиваемость кредитов…

Игумнов представлял, что Фонд занимается другим. Валюта, получаемая авторитетами из «Белой чайханы» без породистой родословной, не могла работать. Требовалась чистая, стиранная!

«Деньги из банка, которые были положены как твои и взяты как твои…»

Их нельзя было путать с деньгами, взятыми тоже из банка, но на целевые программы!

Просто, как «Не убий!».

Одним из обычных путей отмывания денег таким фондом, как «Дромит», мог быть самый банальный — получение определенных сумм под техническое обоснование какой-то программы, обналичка, увоз нала на Кипр или в Израиль, где источники валюты не проверяют, помещение в банк, затем легальный перевод сюда…

«Деньги стирают только раз…»

Аркан несколько раз украдкой взглянул на часы. Звук телевизора был выключен. Ведущий на экране беззвучно напрягал шейно-лицевые мускулы — не в силах преодолеть созданный для него преградительный барьер. Телефонный звонок раздался внезапно.

—Вот!..

Красноглазый снял трубку. На том конце заговорили четко и достаточно громко. Игумнов разобрал бы все, если бы Аркан не принялся сразу отвечать.

—Факс уйдет сегодня… Арабов Неерия. Нет, господин Нисан не приедет. Господин Мансур также. Есть еще изменение. — Он искоса глянул на мента. — Игумнов. Он включен в факс. Мои данные вам известны…

Трубки положили одновременно. Аркан объяснил, устраиваясь в кресле:

— Неерия собирается в Израиль. Вы слышали… «Лайнс» обеспечивает сопровождение…

— Тель-Авив?

— Иерусалим…

Игумнов не видел особой разницы.

Новый звонок прервал его. На этот раз разговор по телефону оказался коротким.

—Да, да… Понял.

Красноглазый положил трубку:

—Неерия… Нас приглашают на разборку! Забили стрелку… «Рыбацкий банк». Разборка сегодня под утро на Волоколамке. Охрана проморгала звонок…

На первые лица солидных фирм бандиты и их посланцы, как правило, не имели выхода. Между ними находились секьюрити, вторые и третьи лица, начальники служб безопасности, в функции которых прямо входило такого рода посредничество. Новый руководитель службы безопасности соединил бандитов непосредственно с Неерией…

— В чем там дело?

— Неерия обратился к прокурору. Тот наложил арест на судно «Рыбацкого банка». Оно вошло на ремонт в Астрахани, «Артем»… Рэмбо в курсе. Он за тобой заедет…

Сутки в камере текли медленно. Вязкий ход времени «у хозяина». Туркмения на свободе успел об этом забыть. Тут оно словно пробуксовывало, оставаясь на месте. Тишина, изредка прерываемая звоном железа. Сосед не сделал ни одной попытки вступить в разговор. Курева у него не было. В какой-то момент Туркмения поймал его взгляд на сигареты:

— Будешь?

— Не…

Утро не внесло изменений. После обеда Туркмению вызвали. Опер попался пустой. Не делал ни малейшей попытки поймать или уличить. Допрос вел формально. По пунктам: круг общения Шайбы. Взаимоотношения с коллегами. Интимные связи…

Контору интересовал Шайба! Туркмения все понял, когда опер спросил:

—С кем он дружил?

«Дружил!»

«Шайбу замочили!»

Он ничего не знал об убийстве.

Шайба жил беспутно. Поэтому Кудим не пригласил его в свой Фонд и использовал на разовых поручениях. Постоянная подруга у Шайбы была, но после дежурств вечерами он надирался где придется. Мог уехать с собутыльником, с любой понравившейся телкой.

Когда Туркмения дежурил в ресторане, он обеспечивал Шайбе и его к е н т а м столик. Пьяный Шайба уходил провожать девчонок, а часа в три ночи мог появиться снова, пьяный вусмерть, ничего не соображающий, но крепко стоящий на ногах. Шел к друзьям. К тому же Шмитарю… На рассвете возвращался домой. Падал в передней. Мать раздевала, дотаскивала до ванной. Мылила шампунем голову. Помогала лечь. Утром Шайба вставал без головной боли. Никогда не опохмелялся. К боссу являлся трезвый как стеклышко. В тире, на тренировочных стрельбах из пистолета показывал результат не ниже кандидата в мастера. Как и прежде, когда работал в Московской воздушной милиции, в Шереметьеве… Убить Шайбу могли только по заказу или в пьяной драке после закрытия метро где-нибудь на стоянке такси…

— Когда вы с ним в последний раз виделись?

— Не помню. С полгода, наверное.

— У него?

— Где-то в центре, на улице.

— Он был один?

— Разве вспомнишь, начальник?

На самом деле Туркмения увидел его случайно неделю назад у ресторана в Марьиной Роще. Новенький «Джип-Чероки» тормознул, перекрыв тротуар, за ним подкатил еще и «мерседес». По-видимому, с боссами. Сбоку приткнулся мотоциклист на «Харлей-Дэвидсоне». Шайба вышел из «джипа» с двумя крутыми ментами, вместе вошли в ресторан. Одного из секьюрити Туркмения знал и однажды, еще будучи ментом, даже притащил в отделение.

«Барон…»

Он жил по соседству с Туркменией — мастер спорта по борьбе, «классик»…

Одновременно из «мерседеса» появился Кудим — сопровождал в качестве секьюрити кого-то из боссов. Такие услуги стоили немало. Туркмению он не видел, тот находился по другую сторону «Джипа». Боссы шли быстро. Вышибала ресторана уже держал перед ними открытую дверь.

Туркмения внезапно прозрел.

«Вот кто интересует ментов! Они ни разу не спросили ни о Сотнике, ни о Кудиме!»

В Фонде об этом и не догадывались…

— Ты вспомни! — Опер гнул свое. — Ведь наверняка еще вы встречались. У друзей, на службе! Колись! Сказал и, смотришь, домой пошел!

— Сам-то он как показывает, Шайба? Где? Я бы легче вспомнил!

—Шайба разное говорит, — хитрил опер скучно, без фантазии. — А нам точно знать надо! И с чего он вдруг из «Новых центурионов» ушел? Может, платили мало?

Туркмения только посмеивался:

—А вы бы у него спросили!

В камеру вернули к вечеру. Сосед лежал по-прежнему, отвернувшись к стене, беззвучно. Когда Туркмению ввели, не повернул головы. Только потянул носом, когда тот закурил. Конец дня прошел так же бездарно. Сокамерник молча лежал. Туркмения ходил взад-вперед. Менты из ДПЗ знали, кто он, для них он все еще оставался «своим», погоревшим на службе. Разговаривали в «волчок». Поздно вечером за сокамерником пришли. Вернулся он быстро. Просветлевший, преобразившийся. Обернулся к Туркмении:

—Сигарета найдется?

Туркмения догадался о том, что его отпускают.

—Сейчас нагонят! — Он весь светился. Провел пятерней по лицу, чтобы притушить свечение. — Я уже думал, иду по новой. Нет! Если что-то передать, я смогу…

В коридоре послышалось движение. К камере уже подходили. Сидевший вместе с ним сокамерник испытывал к нему такое же недоверие. Сейчас оно было преодолено. Туркмении представился случай сообщить о себе на волю.

— Кудим! Или Сотник… Телефон…

В последнюю секунду удержался. Достал сигарету:

— Держи… Нечего передавать. Сижу ни за что.

Бывший петербургский стряпчий устроил генеральную проверку обеим своим помощницам из «Ирина, Хэлена-турс» под вечер. Брюнетка и блонда отчитались. Вроде все было учтено. Компаньонки не теряли зря времени. Стряпчий приехал с подробной картой территорий, в том числе крупномасштабной — района Бейт-Лехема… Через арабского адвоката, в прошлом выпускника Краснодарского юридического, прекрасно говорившего по-русски, были проведены переговоры с соответствующими палестинскими лидерами. Разрабатывались планы экскурсий. В обществе молодых компаньонок стряпчий позволял себе иронизировать над заказчиками. В молодости он, несомненно, был душой компаний.

—Этот клиент… С Украины. Я разговаривал вчера с их представителем… Знаете, какие экскурсии он заказал? А ну! Кто ответит?

Блондинка предположила из чистой любезности:

— Алмазную биржу. По окончании симпозиума у него неделя в Клаб-отеле.

— Нет…

— Мертвое море. Эйлат. Христианские места…

— Верно! Но какие?

Из вежливости женщины изобразили полное недоумение.

—Вертолетные! Отдельно для каждого бизнесмена с его присными… Одиннадцать геликоптеров! И что они думают увидеть с вертолета в Иерусалиме? Скорбный путь Христа?

Блондинка быстро прикинула на микрокалькуляторе:

—Это составит кругленькую сумму…

Фраза о деньгах была произнесена. При полной внешней несхожести компаньонок объединяла общая сдержанность, скрывавшая мощный интеллектуальный напор и деловую хватку. Каждое замечание, действие влекли существенные и продуманные шаги. Адвокат уловил невысказанную вслух мысль, предпочел сразу успокоить:

— Деньги для фирмы по отсроченному чеку поступили.

— С вами легко работать…

— Спасибо… Кстати! Вам просили вручить сувениры! Они тут, в столе… От оргбюро симпозиума!

— Это? — Блонда немедленно извлекла из верхнего ящика коробку. Внутри лежало два флакона престижной парфюмерной фирмы.

— «Кельвин Кляйн»? Очень мило! Смотри!

Ее компаньонка в это время снова перечитывала факс Нисана Арабова. Ей показалось странным время, в какое стартовала московская бумага.

—Сейчас…

Факс был отправлен около двух ночи. Блонда не преминула заметить:

— Если помните, первый факс от господина Арабова пришел тоже под утро. Будто все время им что-то мешает…

— Как бы наше дело не закончилось раньше времени… — грустно заметил стряпчий. — Я постоянно набираю квартирный телефон. Никто не отвечает… В офисе — только секьюрити!

— Тут еще что-то… — Брюнетка порылась в корзинке с факсами. В последнюю минуту накануне Москва сообщила: «Вопрос о приезде председателя Совета директоров „Дромита“ господина Нисана Арабова поставлен под вопрос… Сроки симпозиума по проблемам выживания человечества нуждаются в корректировке… Подробности по телефону…»

— Я думаю перезвонить, получить подтверждение…

— Да, это лучше… — заметил стряпчий.

Блонда осмотрела оба флакона, один подала компаньонке.

—Тут еще инструкции…

На дне коробки лежала вырезка из российской прессы.

—Слушайте все…

Корреспонденция называлась: «Отстреливают прямона улицах». Подзаголовок гласил: «Служащая фирмы убита, таккак много болтала…»

Преследователи Михи бросились к машинам. У них были «вольво» и «жигуль». В последнюю минуту чуть замешкались. Навстречу, с Симферопольского шоссе, к мотелю уже сворачивали автобусы. Тяжелые, с зашторенными окнами.

«ОМОН…»

Менты снова поспевали к шапочному разбору!

Таксист попался Туманову занудливый, никудышный, ни на какие подвиги его было не подвигнуть.

—Вам куда именно в центр? Центр — он большой!

Жид поймал в зеркальце косой недоверчивый взгляд. Уж этот-то доподлинно знал, какого клиента везет. Водила дожимал, требовал объявить приз.

— На Тверскую…

— А в какое место?

В заднее стекло Миха увидел «вольво», она быстро догнала их и теперь следовала неотступно. Таксист тоже заметил преследование.

—Тверская — она большая…

—Ты погоняй, папаня… — Миха сунул руку за пояс сзади. Зажигалка в виде «Игл-606» была при нем постоянно. — Дуй прямо. Я скажу, где стопорить…

Водила замолчал. «Вольво» позади держалась опасно близко. Михе показалось, что он разгадал их план: «На светофоре выскочат. Дадут очередь по окнам». Настоящий «Игл-606» был бы ему сейчас более кстати.

— Осторожнее, папаня… На светофоре держись подальше от той вон «вольво»… Видишь? Чтобы нам не получить по дырке в черепе…

Водила не ответил. В начале Тверской такси резко сбавило скорость, словно лошадь, которую гонят мимо конюшни.

—Приехали. Вы извините…

Впереди от тротуара отъезжала патрульная милицейская машина. Надо было что-то предпринимать…

—Стоп… — Миха бросил приготовленную заранее Купюру. — Тебе, папаня! За бдительность…

Из «вольво», сзади, уже тоже выскакивали.

Водитель-милиционер патрульной ПМГ, отъезжавшей от тротуара, ударил по тормозам.

—Сволочи…

Черноволосый, рукастый, похожий на афганца, вынырнул перед самым капотом.

—Стой, шеф!

Машина была с полосой, с гербом России на дверце, с круговертью огня над кабиной.

— Спички есть, командир?

— Во наглеют… — Расплодившихся в последнее время гостей столицы ничего не сдерживало.

— Дай огоньку, начальник! — В руке черноволосый держал сигарету.

Водитель не успел сказать все, что по этому поводу думает. Сидевший рядом оперативник 108-го сунул руку в карман.

—Держи…

В лицо Жиду глянуло черное дуло «Макарова».

—Шаг назад! Стреляю! — Оперативник попался тоже бешеный — от всего: от Афгана, от Чечни. От начальства.

Повторять не пришлось. Водитель выскочил в секунду. Выхватил «Макаров», передернул затвор. Теперь он тоже готов был к стрельбе. Часы на Тверской показывали начало одиннадцатого. Менты только-только отъехали от отделения.

—Сюда!

Водитель толкнул авторитета на капот, ударом ботинка под щиколотку мгновенно заставил раскорячиться. Свободной рукой провел по туловищу.

—Вооруженный!

Он выхватил заткнутый сзади за пояс 9-миллиметровый фальшивый «Игл-606».

Все произошло в секунду.

Преследователи из «вольво» наблюдали, как Миха выскальзывает у них из рук.

Водитель с ходу врезал задержанному пистолетом по голове, вор согнулся наподобие складного ножа и тут же получил еще коленом в лицо. То, что гость столицы оказался вооружен, позволяло действовать так, как если бы мент в эту секунду защищал свою жизнь. Таково было жесткое ментовское правило самосохранения: взявший в руки оружие — вне закона… Водитель даже не заметил просверленную в «Игл-606» дыру, превратившую грозное оружие в обыкновенную зажигалку.

—Повернись…

В куртке оказались доллары. Какие-то бумаги. Бумаги водитель передал в кабину. Валюту оставил себе в качестве военного трофея. Оперативник тоже вышел из машины, перелистал документы.

—Давай его сюда!

Задержанный молчал. Вокруг собирался народ. Несколько спортивного вида мужчин из остановившейся рядом «вольво» выглядели подозрительными. Задержанного могли попытаться отбить. Оперативник предпочел побыстрее свернуться. Туманову завернули руки за спину, защелкнули наручники, толкнули на заднее сиденье. Оперативник, прижав его всем торсом, пролез следом.

—Поехали…

Водитель включил сирену. Окружившие машину неохотно уступили дорогу. Оперативник схватил трубку радиотелефона:

—Мы еще тут, у Пушки. Соедини с РУОПом… Слышь, мы тут интересного мужика задержали…

Рэкетир, выбросивший коробку из-под торта «Сказка», в которой, как он и предполагал, ничего не оказалось, сопровожденный разведкой со взлетного поля центрального аэродрома в Косино, не выходил из дому весь день. Он появился в подъезде только к вечеру. Осмотревшись, направился через дорогу, к продуктовому «шопу», точно перенесенного с дунайской столицы.

Разведка «Лайнса» к этому времени уже располагала о нем начальными сведениями.

Для сообщения об этом в «Лайнс» старший группы предпочел уличный автомат, несмотря на то что в трубке постоянно что-то методично скрипело и похрустывало.

— Ты где? — Рэмбо не мог ничего разобрать.

— Все там же, в Косино!

— Жаль, что не на Гавайях! Слышимость была бы лучше… Новости?

— Есть! Надо только найти другой автомат…

Методичное поскрипывание внезапно ослабло.

— Сейчас лучше! Алло!

— Да! Мы на месте.

Старший не собирался вводить Рэмбо в тонкости. Пока объект делал закупки, технарь, бывший сотрудник контрразведки, обслуживавший иностранные посольства, произвел привычную, не санкционированную президентом «Лайнса» операцию. В машине у оврага за соседними домами теперь можно было слышать разговоры внутри квартиры. Разведчик подложил также прокладку между контактами светильника в коридоре. Свет уже не горел. Не должен был гореть и вечером.

«Комитетские штучки…»

Телефон-автомат удалось постепенно приручить. Чистота фона хотя и уступала Гавайям, но что-то можно было передать и услышать. Рэмбо уяснил для себя обстановку.

Машина, на которой рэкетир гнал с аэродрома, была зарегистрирована на ее владелицу. Ее данные были записаны. Рэкетир ездил по доверенности.

—Может, скрытая форма продажи?.. Чтобы уйти от налогов. Это многие так делают. Пишите адрес…

«Шмитарь, Туркмения, Барон…»

Все жили в одном районе, прилегавшем к уже известному Рэмбо киоску «Зеро».

— Машина стоит под окнами. Пока все тихо.

— Что соседи?

— Мало что знают… Прежний хозяин где-то в дальнем зарубежье или вообще на том свете. Квартира приватизирована. Никто не прописан. Квартиранты меняются…

— А что этот?

— Первый этаж. Я поднимался сейчас в такую же: две смежные комнаты…

— Дверь?

— Средней тяжести… Счетчик мотает вовсю. Машина под окнами.

— Насчет сахара не забыл?

— Как можно? Чаек — первое дело!

Речь шла о простейшей операции с сахаром и бензобаком. Разведчики вроде бы учли все.

— Что еще известно?

— Я говорил с соседкой. Есть зацепка. Мужик, который жил до него, работал в «Рыбацком банке».

— Интересно… А что заложник?

— Пока никаких признаков…

Рахмон-бобо Арабов, семидесятитрехлетний дядя Нисана, приезжал в Центральный институт травматологии и ортопедии в Москву. Его захватили на улице, когда он вышел из магазина и прошел к овощному рынку на Каширке. Новенький микроавтобус затормозил рядом. Молодой мужик, сидевший с водителем, открыл дверцу, чтобы что-то спросить. Одновременно открылась и вторая дверца, в кузов, а сзади Рахмона-бобо уже держали под локти сильные молодые руки. Рахмон-бобо был еще крепкий старик, привыкший к тяжелому кетменю, всякой физической работе, но державшие его были еще крепче и действовали мгновенно. Через минуту он был уже в кузове с задернутыми плотными шторками. Он хотел объяснить, что произошла ошибка, что он — не с Кавказа, не представляет опасности. В кармане у него лежали справки и рецепты из ЦИТО, квитанции об уплате за консультации… Никто его ни о чем не спросил. Липкий пластырь прошел по его губам, стянул кожу, мышцы. Рахмон-бобо чуть не задохнулся. Будто кто-то натянул на лицо плотную маску… На глаза надвинули вязаную шапку, и свет исчез. Одновременно руки взяли в наручники. Ремнем захватили обе ноги.

—Чтобы не брыкался, дед! — Голос был веселый. Рахмон-бобо понял, что убивать его пока не собираются. Он слышал, как мчались по шумной трассе, тормозили у светофоров. Рядом по тротуару проходили люди, слышались голоса. Захватившие его переговаривались, но все по пустякам. Потом микроавтобус загнали в гараж, запахло бензином. Все вышли из машины, исключая пленника. Гараж заперли.

Рахмон-бобо вспомнил жену и детей, и под надвинутой на глаза вязаной шапкой у него навернулись слезы. Три старших его сына с женами жили с ним вместе, невестки по очереди ухаживали за стариками. Дочери жили отдельно. А один из сыновей, самый младший, управлял банком в Бухаре. Семья была большая, дружная.

—Отец, — сказал ему младший, — вам не надо ехать одному… Я пошлю с вами человека!

Рахмон-бобо только отмахнулся:

—Какой еще человек, сынок! Там Нисан, Неерия… Они в Москве большие люди. Они не дадут меня в обиду.

Рахмон-бобо задремал. Проснулся оттого, что в машине стало прохладно.

Наступила ночь.

Рахмон-бобо подытожил то, что знает о своих похитителях. В разговоре прозвучало по меньшей мере одно знакомое имя — Мансур. Ответственный за безопасность Нисана. Значит, взяли его не случайно. Он пробыл в гараже две или три ночи, раз в день его кормили кефиром и хлебом… Туалетом ему служила коробка от сигарет. Он уже потерял счет времени, когда услышал, как гараж снова открыли. В машину сел человек. Включил зажигание. Ехали недалеко. На этот раз особого движения на трассе не было. Приехали быстро. Сидевший за рулем освободил ему ноги, повел из машины, глубже на нос нахлобучил шапку. Рахмон-бобо видел только потрескавшийся ночной асфальт. Улица была окраинной, плохо освещенной. Они вошли в дом, прошли мимо лифта. Квартира-тюрьма оказалась на первом этаже. Стандартная, двухкомнатная. Его провели во вторую комнату. Перед тем как снять с Рахмона-бобо шапку, сопровождавший натянул на себя такую же вязаную, только с прорезями для глаз. Пластырь со рта и наручники тоже сняли, но только на время — пока он ел. В комнате-тюрьме мебели почти не было: металлическая, со спинками кровать, полка с книгами и бумагами. На окнах висели плотные шторы. В первой комнате громыхнул холодильник — появилась литровая пачка кефира, батон. Еще доставили заварной чайник с кипятком.

— Ешь…

— Ложечку…

Рахмон-бобо поел.

Было уже поздно. Со стола не убирали.

— Спать! Все!

Он уже знал, что рот ему снова залепят пластырем и наручниками соединят руки со спинкой кровати. Одну из ног скорее всего оставят свободной, чтобы можно было повернуться на бок.

Задача, которую Рахмон-бобо поставил перед собой, была непростой — напрячься таким образом, чтобы захватить как можно больше пространства внутри наручников, а потом, сжавшись, получить небольшую, хотя бы в полсантиметра, свободную зону внутри них. Рахмон-бобо отметил для себя внутрикомнатные ориентиры и расстояния до них. Между кроватью и окном находился радиатор центрального отопления, на краю стола лежала чайная ложечка. Хитрости остались незамеченными. Тюремщик погасил в комнате свет и вышел, придвинув к кровати ведро-парашу, оставив дверь открытой. Вскоре щелкнул выключатель. Время потекло медленно. Потом и вовсе остановилось. Старик не мог сказать, сколько он лежал тихо, размеренно дыша. Его тюремщик был неподвижен. Рахмон-бобо, насколько мог, вытянулся и словно стал длиннее. Одновременно начал вытягивать ногу в направлении стола. В комнате было темно, малейшая неосторожность могла оказаться непоправимой. Осторожно, словно трал, разыскивающий проход в минных полях, нога старика кружила над столом. Рахмон-бобо весь взмок, определяя безопасное место для ее приземления. Чайная ложечка на краю стола лежала вверх ребром — старик предусмотрительно подпер ее куском хлеба. В какой-то момент ступня коснулась ложки, сразу свалив с ребра.

«Барух ха-шем! — Она не упала. — Благословенно имя Твое!»

Начались сложные маневры растопыренными пальцами ноги. Для осуществления задуманного ложка должна была оказаться между ними. Был момент, когда она, невидимая в темноте, почти невесомая, скользнула вдоль ступни со стола, и Рахмон-бобо едва успел прижать ее вертикально к кромке и снова уложить на столешницу. Прервать работу, чтобы, отдохнув, снова начать поиск ложки, он не решился… Неожиданно, когда уже не оставалось никаких надежд, ложка внезапно наклонилась, встала на ребро и сама проскочила между пальцами. Теперь он держал ее крепко и смог переправить на кровать…

Дыхание в соседней комнате было еле слышно, но равномерно.

Отдохнув, Рахмон-бобо снова захватил ложку пальцами ноги — но теперь уже на кровати. Крепко зажав, он снова вытянул ногу, на этот раз к радиатору центрального отопления. Сразу выяснилось, что он не все рассчитал. Рахмон-бобо до боли тянулся из металлических браслетов; бедро, нога, рука вытянулись в одну прямую линию…

Тщетно! Ложка не достала до радиатора! Ей не хватило нескольких миллиметров… Рахмон-бобо дернулся изо всех сил. Удар по батарее был едва различим… Он лежал, глядя в потолок, набирая силы для следующей попытки…

Кареглазая блондинка — продавщица «Зеро» — узнала Рэмбо и «мерседес», принялась отчаянно флиртовать. Рэмбо приобрел большущую дорогую коробку конфет, которую тут же подарил.

—Ты широкий… Спасибо.

Вспомнили общих знакомых, о которых говаривали накануне.

— Туркмения не появлялся… И Шайбу не видно.

— Про Туркмению прошел слух, что его посадили…

Она легла грудью на прилавок, Рэмбо, возвышавшийся на две головы, мог оценить сверху ее упругую наполненность.

—Тебе лучше знать… Так?

Рэмбо снова принимали за мента. Он, собственно, и оставался им. Он рассказал о владелице «Волги», на которой по доверенности гонял рэкетир.

—Плата! Ее сын. Вон их подъезд!

Коммерческий киоск давно уже стал центром притяжения местных бригад. Продавщица знала всех.

—Мать — из бывших. Даже из сильно бывших. Госдача, пайки. Сейчас в административной инспекции. Мой шеф ей исправно отстегивает. Муж тихий. Перенес инфаркт.

—Что Плата?

— Из ребят, пожалуй, самый толковый. Тоже бывший спецназ… Хочешь телефон?

—У меня есть…

Дверь Рэмбо открыла Мадам.

— Это вы звонили? — Лишенные мышц припухлости у подбородка колыхнулись в улыбке. — С кем-то из бывших сослуживцев сына неприятность?

— С Туркменией!

— Этот как сошел с рельс, так и не встанет. Теперь с ним это постоянно.

Женщина сразу успокоилась:

—Что же мы тут…

Раскачиваясь, пошла впереди. Туфли на каблучках, сверху что-то спортивное, с плечиками. Разговор продолжили в гостиной.

— Ваш сын давно знает Туркмению?

— Друзья по несчастью: сидели в одной колонии… — Мадам взглянула доверчиво. — На нашем, по-моему, это не сказалось. Вернулся, работает. Второй раз глупость, по-моему, не совершит.

— Он попал в колонию из дома?

— Из армии. Служил в элитной части. В свое время закончил английскую спецшколу. Спортсмен. Только спортсменов туда и набирали! Перед дембелем все прихватили с собой радиодетали. В них миллиграммы благородных металлов… Его и прозвали Плата… Вам кофе? Чай?

— Спасибо. Это займет время.

— Чай заварен. Коля!

Из кухни появился тихий мужчина. Он нес поднос. Кивнул Рэмбо. Одно веко у него дергалось.

— Ваш и Туркмения… Они вместе работают?

— Наш его куда-то устроил рядовым секьюрити. Кого-то охраняет…

Муж молча расставил чайные приборы, десерт. Принялся за заварку.

— А ваш?

— В «Рыбацком банке». Сейчас уволился. Слышали про такой?

— Не помню уже в какой связи… Банк где-то в Центральной Азии. Представительство в Москве. В руководстве — москвичи… Наш обычно сопровождал ВИПа…

Для Рэмбо все было важно.

— Сейчас ведь как? Стараются взять в заложники. Особенно черные. А наши ребята охраняют. Тяжелый труд. Адский…

— Каспий?

— Да. Суда он не охранял… Руководство! Иногда только слышишь — «Артем» или другое название… Значит, возможно, предстоит командировка… Сопровождать президента банка!

— Но все-таки решил увольняться…

Чай был в пакетах. Рэмбо не получал удовольствия от «утопленников». Допил с трудом.

— Там что-то произошло. Сын сказал, что его подставили. Знаете, какой сейчас народ…

— Это он?

Небольшая фотография юноши с книжной полки была еще из доперестроечных времен. Длинные волосы по тогдашней моде, чуть искривленная линия носа.

— Я хотел бы с ним переговорить.

— К сожалению, сейчас он тут не живет. Снял квартиру. Уехал на край Москвы…

— Можете дать адрес?

— Он никому не дает. И нам не дал! «Будете опекать!»

— А телефон?

— Телефона там нет. Так что звоните сюда.

— У Москвы вокруг все края… Где же он снял?

— В Косино.

— Что ж! — Рембо поднялся. Поблагодарил.

С «Рыбацким банком» у Неерии Арабова на вечер была назначена разборка. Как теперь писали и говорили: забита стрелка.

То, что Плата расстался с президентом «Рыбацкого банка» отнюдь не по-хорошему, было сейчас на руку «Лайнсу».

«Если мы возьмем его с заложником — на горячем, он сдаст всех…»

…Тихий удар по трубе повторился.

Скромный ветеран отечественного ракетостроения Анатолий Маркович Нахман, начинавший еще в сороковых в довоенной Казани, в так называемой «шараге» — у мало кому известных тогда Валентина Глушко и Сергея Королева, ныне пенсионер, по ночам спал плохо. Валяясь на смятых от беспрестанных ворочаний простынях, в темноте, без сна, с открытыми глазами, он, словно наяву, бродил по ОКБ своей молодости и заводу, разглядывал тогдашние стендовые установки, где испытывали камеры сгорания, работу насосов; спроектированные и сделанные ими своими руками реле времени, датчики давления… В голове всплывали подробности, неожиданные детали, о которых никогда не вспоминал и даже не предполагал, что и они хранятся в памяти. Много забавных эпизодов было связано с горючим, использовавшимся на экспериментальных двигателях «РД-100», «РД-101» и «РД-103». Технарям оно пришлось по вкусу. Расход спирта при испытаниях двигателей и их отдельных агрегатов был слишком велик и не поддавался точному учету. Из этого проистекали многие нарушения трудовой дисциплины. В конце рабочего дня каждого, кто честно трудился, жаловали обычно пятьюдесятью граммами. Это называлось получить спирт «на проверку оптической оси»! После этого ударнику труда давалась команда: «Срочно на выход!» Нахман даже рассмеялся. Прошлой ночью он тоже слышал скребок. Одинокий смех на рассвете прозвучал неожиданно громко в доме, угомонившемся только к утру, вызвав чью-то быструю моментальную реакцию.

Скребок по трубе был едва слышен. Он донесся откуда-то снизу. Через секунду звук повторился. Нахман притих. Наваждением его были мыши… Как кормящая мать, которая не слышит во сне грохот орудий и мгновенно просыпается от шороха в колыбели, Нахман пробуждался от малейшего подозрительного шуршания…

«Но почему по трубе?»

Несколько секунд все было тихо. Затем звук повторился. Это был именно скребок. По трубе тихо провели металлическим. Еле слышно, словно боялись разбудить. Раз. И другой, и третий… Какую бы то ни было закономерность уловить было трудно. Тем не менее Нахман заинтересовался. Было лето, и эффект никак не был связан с жидкостным перемещением в замкнутой системе труб. Скребки повторялись, перемежаемые паузами. Инженер поднялся к окну. Свет не зажег. Под рукой оказалась пряжка брючного ремня. Он осторожно провел пряжкой по радиатору. Прислушался. В ответ раздался легкий тихий скребок. Нахман повторил эксперимент, ему снова ответили. И еще раз. И снова. Случайности быть не могло. За окном раздался звук подъехавшей машины. Новый сосед с первого этажа вышел из «девятки», потом громко хлопнула входная дверь. Было уже утро. Нахман провел пряжкой по металлу. Потом еще… Связь прекратилась. Все утро инженер размышлял о случившемся. В голову приходили романтические варианты.

«Замужняя женщина, чей-то муж… Словно подала знак: позвонила и положила трубку».

Потом он отбросил эту версию.

В последнее время в подъезде происходили странности. В связи с возросшими ценами на подписку из почтового ящика по пятницам стали пропадать газеты с телевизионными программами на неделю. Нахман и к этой проблеме подошел как инженер-ракетчик, экспериментатор. Газеты похищал жилец, чей ящик находился поблизости. Заметив его в отсеке, никто из соседей не мог ничего заподозрить. Кроме того, похититель не был подписан на газету. Нахман узнал на почте список таких людей. Он жил на третьем этаже. Жильцы со второго этажа, не подписанные на газету, были на даче. Другие уже много лет выписывали «Вечерку». На первом справа жил новый жилец. Спортсмен или охранник. Он ни с кем не общался. Газета к нему не шла.

Ночные скребки тоже шли снизу справа…

В обоих случаях в поле зрения возникала одна и та же фигура…

С утра Нахман занял наблюдательный пост у окна. Сосед в течение дня из дома не вышел и появился на улице только вечером. Едва он появился на другой стороне улицы, у венгерского «шопа», Нахман быстро провел по батарее первым попавшим под руку металлическим предметом, им оказалась рублевая монета…

Есть! Снизу ответили!

Инженер быстро спустился вниз, прильнул к двери:

—Алло! Вы меня слышите?

Ответ пришел с другой стороны, с какой Нахман не ждал. Он не заметил двух монтеров с портативной лесенкой, химичивших у телефонного ввода. Они заканчивали работу. Спешили.

—Чего тебе, отец? Из какой квартиры? Связь барахлит?

Вышли из коридора вместе. Поднялись на третий этаж. Нахман путанно объяснил свои подозрения…

Из оврага донесся громкий лай. Несмотря на поздйий час, там и сейчас выгуливали собак.

—Пошли!

Штурмовая группа «Лайнса» двинулась из крохотного сквера за домом. Чуть дальше темнел длинный овраг. Его обживали ребятишки и собаки. Рэмбо шел первым номером.

—За мной Игумнов. И капитан. Вопросы есть?

Снаружи было тихо. Темно. Окна плотно зашторены. У подъезда никто не встретился. Вечерами народ предпочитал сидеть у телевизоров. На лестничной площадке свет уже не горел. Секьюрити — все как один в темных спортивных костюмах — опустили на лица вязаные, с прорезями, черные шапочки.

—Сюда…

За дверью слышалась сбивчивая речь, смех. Там работал телевизор. Рэмбо щелкнул зажигалкой. Чуть повыше, прямо перед ним висел ящик с электросчетчиками и пробками.

—Все! Финиш!

Телевизор умолк. Несколько минут стояла полная тишина. Потом раздались негромкие шаги. И все снова умолкло. Стоя за дверью, человек проверялся. Неожиданно послышался мягкий поворот ключа. Дверь открывалась внутрь. Ничего не было видно.

Рэмбо — сто с лишним килограммов чистого веса — внезапно легко бросил себя вперед. По силе это можно было сравнить с ударом грузовика. Раздался шум падающих тел. Игумнов и капитан с наручниками с двух сторон навалились на лежавшего внизу, по-ментовски выкручивая руки и волоча в прихожую, с глаз соседей. Все были уже в квартире. Вспыхнул свет. Невыключенный телевизор сразу же заорал, ему скрутили горло. Рэмбо на секунду припал к косяку плечом. В темноте он крепко задел о притолоку.

— И на старуху бывает проруха.

— В ванной на полке йод…

Рэкетир — светловолосый, в камуфляже, в туристических ботинках — был похож на свою юношескую фотографию, которую Рэмбо видел в гостиной Мадам. У него было чуть асимметричное лицо, крупный, с перебитой спинкой нос.

«Плата…»

До того, как погас свет, он сидел перед телевизором с книгой.

—Да ладно… — Рэмбо только поежился.

Как президент ассоциации, он мог не идти первым в группе захвата, но тогда он не был бы Рэмбо. Все обошлось. Рэкетир оказался вооруженным. Рэмбо разрядил отобранный в схватке «ТТ», ссыпал в ладонь патроны. Бросил в угол. Из второй комнаты уже вели Рахмона-бобо. Худой плешивый старик — пиджак на голое тело, трусы, ноги тонкие, как у ребенка… Он таращился на вломившися в квартиру людей. Рот старика был прихвачен липкой лентой.

— Сними скотч! Только аккуратно…

— Это не я… — Плата выпрямился. — Можете у него спросить. Правда, дед?

Старик расплакался.

— В себя никак не придет…

— Рахмон-бобо, мы друзья Неерии, Нисана. Сейчас мы отправим вас домой… — Рэмбо распорядился: — Пленнику помочь одеться. Умыть. Андрей, ты отвезешь, бери машину…

Рэмбо заглянул на обложку книги, которую до их появления читал Плата.

«У. Сомерсет Моэм. „Каталина“. „Головка варит…“

—С тобой мы должны поговорить…

Рэмбо кивнул хозяину в сторону кухни. Там было по-спартански скромно: холодильник, стол, четыре табуретки.

—Меня называют Рэмбо… — Они сели. — Был такой мужик.

— Плата.

— Мы были у тебя дома.

— Я знаю… — Плата показал на телефон.

— Мать звонила?

— Отец.

В квартире пахло парашей.

— Давай по делу. Рахмон-бобо…

— Мне его привезли… — Плата и в самом деле настроился сдать всех. Он был в руках Рэмбо: заложник был освобожден у него в доме. — Мансур и Шайба. Шайба прятал его у себя в гараже… Дальше туман.

— Что именно?

— Шайба не звонит. Я связываюсь с его отцом каждую пару часов.

— Отец Шайбы не говорил о звонках.

— Он не такой простой!..

— Он был в курсе?

— Я думаю, он отвозил записку насчет выкупа… — Плата счел нужным объяснить: — Нас с Шайбой поставили на счетчик…

Рэмбо начал понимать:

— Ампула, которую Шайба продал…

— Ему ее дали. Через меня и Мансура. Вместо ширева там оказалась вода. Короче, подставили. А потом еще поставили на счетчик. Сегодня на счетчике пятьдесят тысяч баксов…

— А кто подставил?

— «Рыбацкий банк». Дурь от них! Чтобы расплатиться, Мансур и Шайба взяли старика. Я попал краем. Как секьюрити службы безопасности «Рыбацкого банка». Сейчас я оттуда ушел в Фонд…

— Фонд? — Рэмбо вспомнил лондонскую кассету.

— Фонд психологической помощи Галдера. Это какой-то психолог…

— А это при чем?

— Позволяет уходить от налога. В действительности это охранная структура.

— Чья?

— Мой непосредственный шеф — Кудим…

— А фамилия?

— У него их много.

— А заказы?

— Любые.

Рэмбо понял. Варнава говорил в Лондоне именно об этой охранной фирме, в действительности — законспирированной организации киллеров.

За стеной открывались и закрывались ящики, поскрипывал паркет. Игумнов проводил несанкционированный прокурором обыск — второй за сутки.

Устранившись на деле от участия в черных арбитражах, государство не отменило сами разборки.

Плата оказался предусмотрительным: он знал партнеров и заранее готовился к тому, что их отношения окажутся непростыми.

Под подоконником во второй комнате был оборудован тайник со всякого рода компроматами на «Рыбацкий банк». Игумнов успел просмотреть бумаги. Копии бухгалтерских документов, частные записки служащих. Был тут и годовой баланс, и декларация, поданная в налоговое управление… На одну из платежек он обратил внимание. «Рыбацкий банк» оплатил услуги Фонда психологической помощи. Сумма была грошовой — ни одна фирма не могла бы существовать, оказывая их по таким ценам.

«Основные деньги переданы черным налом. В руку…»

Любопытен был адрес.

«Томилино… улица… дом…»

Игумнов набрал номер дежурного секьюрити «Лайнса»:

—Срочно пробей…

Тот тут же отзвонил. «Рыбацкий банк» оплачивал так называемую психологическую поддержку, а в действительности охрану главного бухгалтера «Дромита»! Самая большая находка, однако, ожидала Игумнова в стиральной машине, среди грязного белья…

Новый хрустящий бумажник.

Игумнов передал находку Рэмбо.

Портмоне было с фокусом. Открывалось с двух сторон. Какая-то бумага внутри то появлялась, то вновь исчезала, в зависимости от того, какая сторона бумажника оказывалась наверху. Рэмбо знал этот прием. Извлек бумагу. Это была выполненная в цвете ксерокопия чека. «Швейцарский союз банкиров. „Union bank suisses“. Женева, Рю-дю-Роне, 8…»

Он внимательно всмотрелся в графы. Чек был выписан на предъявителя. Фамилия получателя отсутствовала. Сбоку почерком английского двоечника на двух строчках была выведена сумма:

«Three million dollar USA onli…»

«Три миллиона долларов США…»

Фамилия и имя выписавшего его читались как арабские — KAMALHALIFА.

—Откуда у тебя?

Плата ограничился сентенцией:

—Тебя подставляют — ты вынужден отмахнуться. Можно считать, шеф обронил. Я поднял…

Плата хранил огнестрельное оружие и удерживал в квартире заложника. Рэмбо, частный детектив, не имел права штурмовать квартиру — присваивать функции правоохранительного органа. И он пошел на это. В правовом смысле дела обоих были бесперспективны.

«Ни Плата, ни Неерия не обратятся с заявлениями. Тем более, что Нисан не сделал этого сразу после похищения Рахмона-бобо…»

—Я умею быть благодарным… — Плата поднял к Рэмбо асимметричное решительное лицо. — Ты сразу в этом убедишься. Если отпустишь…

Свою помощницу Савельич знал еще пацанкой. МУР занимался группой молодых кидал. Преступления были из привычных в столице, отличались особой, не диктуемой ни обстоятельствами, ни целесообразностью, жестокостью. Действовала молодежь. Девчонок пускали впереди. Они знакомились с иностранцами, шведами или японцами, вели «к себе» — в солидные дома на Арбат или в район Новослободской. Там, в подъезде, уже ждали парни. Ребята были из благополучных семей. В происходящем видели удальство, урок распутникам, забавное времяпрепровождение. На деньги всей компанией шли в ресторан, частично делили. После одного — наиболее дерзкого — нападения всей бригадой махнули на Кавказ, в Джемете. В это время Савельич и занялся ими. Оказалось, о молодых кидалах знали многие. Установить их не составило труда. Преступников арестовали прямо в Джемете. Савельич лично летал за ними. В Москву доставляли порознь — чтобы не сговорились. Савельич прихватил пацанку, она была моложе всех. Рейс то и дело откладывали, вместо вечера улетели на рассвете. В Адлере в ментовке было жарко и полно задержанных. Ночевали с другими пассажирами в аллее. Грабительница, мешая, посапывала на плече. Из-за нее он не мог задремать. Их принимали за отца с дочерью. Никто не знал, что он везет арестованную. Савельич — грубый служака, выпивоха и мент с «прожженным кафтаном», постоянно находящийся под угрозой увольнения, — не забывал преступников, которых он арестовывал. Помогал, чем мог. Он и пацанку не забыл. Девчонка была единственной несовершеннолетней в группе, за вовлечение малолетки в преступную деятельность полагалась дополнительная статья. Савельич постарался всем все объяснить. В результате подельники как один принялись ее отшивать; потерпевшие тоже убоялись ответственности за несовершеннолетнюю…

Она была благодарна. Круг общения ее не изменился. Каждые две-три недели они разговаривали по телефону. Просто уже как добрые знакомые. Савельич был в курсе всего, что происходило в ее окружении.

—Пал Палыча опять задержали на Даниловском. В курсе? — Она позвонила уже вечером, из дому.

Савельев был в курсе. В сейфе лежало несколько бумаг, переданных 85-м, обслуживавшим рынок.

Мастер спорта, «классик», Барон все последнее время работал охранником в ресторане «Туркмения».

—Привели с наркотой. А в ампуле вода вместо ширева… Может, заедешь до работы, Савельич? Поговорим. А я шарлотку поставлю. С антоновкой…

—Слышь, Савельич? — Бутурлин распахнул дверь в кабинет зама. — Там внизу интересный мужик. Остановил патрульную машину, попросил прикурить…

—Бывает. — Заместитель был настроен философски. Бутурлин вернулся к задержанному у Пушки:

—Остановил патруль, а у самого под одеждой зажигалка в виде пистолета. Поручи переговорить. Только аккуратно! Через пару минут приведешь. Я хочу сам расспросить.

С Савельичем в кабинете сидели еще двое, вернувшиеся из мотеля. Все свои. Остальные фильтровали задержанных.

— Документы у него есть?

— Только бумага на английском — телефоны лондонских блядей. Фамилию молчит.

Бутурлин постоял у подоконника с кактусами. Они одни и могли существовать в активной никотиновой зоне РУОПа. Да еще календарь «Российского кредита» — кудрявая головка Мики Морозова кисти Серова смотрела со стены. Спросил с прохладцей:

—Из мотеля ничего нового?

—Нет.

Вернувшись к себе, постоял у телевизора. Очередной кандидат в президенты откровенно ржал в экран. На втором плане мелькнул глава «Центурионов» Тяглов со своими орлами — обеспечивал безопасность.

Бутурлин вырубил экран: «Уж лучше опять парткомы!»

Думать об этом не было сил.

С вечера доставили кейс «Джеймс Бонд», его обнаружили в кустах в проходном дворе недалеко от метро «Полянка». Кейс был практически пуст: очки, газета «Коммерсанта», несколько визитных карточек сопредседателя Совета директоров «Дромита»… Один из телохранителей Фонда, которого доставили в РУОП, с ходу опознал изготовленный на заказ стальной атташе-кейс Нисана Арабова. Руоповцы хотели предъявить кейс также брату погибшего или советнику, но ни того, ни другого найти не удалось. «Залегли на тюфяки…»

Бутурлину позвонили с Петровки. Из ДПЗ, где находился Туркмения.

Он ждал этого звонка:

— Ну?..

— Ничего не сказал…

— Черт!..

Комбинацию с линией поведения своего человека, сидевшего в камере ДПЗ вместе с Туркменией, они разрабатывали вместе.

—Туркмения уже готов был что-то передать… — Опер с Петровки был расстроен. — На кончике языка вертелось! В последнюю секунду замкнулся!

— Что делать? Приходится освобождать…

Бутурлин позвонил Савельеву:

— Где этот друг?

— Сейчас доставим. Ты сам-то его видел?

— Нет еще.

— Это Туманов. Афганец! И он же Жид.

— Нехорошо получилось…

— Я думаю, он у нас долго не задержится.

— Не удержим?

— Заберет МВД… Да! Тут еще небольшая неувязка: ребята, которых я посылал, с ним незнакомы. Ну и…

— Сильно?

— Как тебе сказать…

Через пару минут задержанный был в кабинете.

— Давно не виделись… — Бутурлин поднялся.

— Два года.

Афганец так и не справился с носовым кровотечением. Но это был пустяк по сравнению с тем, что выпало на долю его стороны в бандитской разборке — Нисана Арабова, Ковача, Мансура. То же угрожало и ему, если бы, сам того не ведая, его не спас на Пушке ментовский патруль.

— Вот сволочи, — искренне посочувствовал Бутурлин. — Я извиняюсь за них.

— Извинения — как спасибо. В стакан не нальешь.

— В таком виде тебя ни один следственный изолятор не примет… Хоть назад в Англию! Скажут: «В РУОПе избили!»

Туманов — с матовым лицом, маслеными глазами, вылитый афганец — держался насмешливо.

—В изолятор? Ты что, Бутурлин?

Он тянул время. Отставники-генералы МВД, ведавшие в Москве оружейным бизнесом, наверняка уже знали о его появлении.

Его бригада обеспечивала нормальное прохождение спортивного и охотничьего оружия, двигавшегося через Бельгию, Англию и Голландию. Так называемая русская мафия не посягала на роль крыши в международной торговле спортивным и охотничьим оружием.

В обмен Афганец мог рассчитывать на ответную поддержку.

—И все за то, что я попросил огоньку?

—Я расцениваю это как нападение на патрульную машину!

Бутурлин достал из стола зажигалку:

—«Дезерт-игл-толк»… «Орел пустыни». Супероружие. Личность твоя не установлена. Документов нет. Одни телефоны проституток… «Убить нельзя помиловать!»

Бутурлин знал, как поступит. Контакт с криминальными авторитетами был всегда продуктивен. Расширял оперативный кругозор. О многом можно было узнать из первых рук, высокое начальство никогда не упускало возможности такого общения. Поэтому в первую очередь следовало пресечь любую информацию об Афганце наверх.

— Давно у нас?

— Сегодня утром приехал.

— Как там, в Англии?

— Жить можно.

— Был сегодня в мотеле?

— Был.

— А фильтрация?

— Я ушел раньше…

Бутурлину позвонили, он лениво снял трубку. Потом так же неспешно ответил:

—Давай минут через двадцать…

Он опоздал. Информация прошла. Тумановым заинтересовались.

— Что у вас там за разборка была?

— Где?

— На Пушке.

— Ты понимаешь, Бутурлин, мне западло вот так с тобой об этом травить…

— Но ведь не зря же на патруль бросился? Кто-то тебя там доставал на Пушке… Верно? Я же не совсем кретин.

— Наоборот…

Михе он нравился. В Бутурлине чувствовался прироный ум, дремлющая до времени российская лень, талант… Он не держал сердца на тех, кого ловил и сажал!

—Мы поговорим, Бутурлин. Но сначала… Сам говоришь: «В КПЗ не примут…» Это отморозки. Психологи…

«Психологи…»

Выкристаллизовывалась цепочка: «Фонд психологической помощи. Промптов — начальник ее внутренней службы безопасности. В день гибели Шайбы ездил на шашлыки…»

Платок Михи был в крови.

—Сейчас сделаем…

Бутурлин отнесся к возможности откровенного разговора серьезно. Кликнул старшего опера. Тот мгновенно возник в дверях — рослый, в джинсе, в неслышных кроссовках.

—Покажи, где умыться. — Бутурлин кивнул на задержанного. — Полотенце, мыло… Чайком побалуй. Чтоб все путем…

Они вышли. Отсроченный звонок раздался, как и условились. Звонил полковник из разрешительной системы.

— Что за чудака вы там всем РУОПом изловили?

— Черт его знает! Документов нет. Фамилию не называет!

— Мне сейчас позвонил этот маразматик. Мокеич… Он, понимаешь ли, озабочен! Звонит по всем номерам…

Предчувствия оправдались. Известный в прошлом корифей Петровки, отставник, занявшийся прогоном охотничьего гладкоствольного и нарезного оружия, по своим каналам мог запросто поднять кого угодно. Хоть самого министра! Среди ночи… Деятели такого масштаба не беспокоили по пустякам. Особенно ночью. Отслеживалась связь: звонивший контролировал разрешения на торговлю оружием, другой с генеральским размахом торговал им.

— Что он хоть там натворил?

— Тут как посмотреть…

— Мокеичу звонили из Государственной думы, просили вмешаться. Тут задеты высшие интересы…

«Нашел дурака…»

— Сам понимаешь. Как бы не влететь в непонятное. Вообще-то смотри сам… Нужна тебе головная боль? А то — подписку ему в зубы. И чтобы в двадцать четыре часа вон из Белокаменной! Или отдай по территориальности…

— Так, наверное, и сделаем…

—В Сто восьмое отделение, что ли?

Бутурлин положил трубку. Поднялся к окну.

«Хрен вам! Из Сто восьмого вы его заберете и сразу в Антверпен или на историческую родину. Хотя какая историческая у вора в законе?»

День в Иерусалиме выдался особенно знойным. Как и все лето в целом. Синоптики не отмечали такой жары последние пятьдесят лет.

«Ирина, Хэлена-турс» перенесли часы работы на ночные и предрассветные. Хлопали желтыми глазницами переключенные на постоянный режим светофоры. Улицы были безлюдны. За окнами, — на обе стороны для сквозняков, с обязательными решетками от шальной гранаты араба-террориста — постоянной приметы иерусалимских домов, — было темно. На тротуаре внизу вокруг мусорных ящиков величиной с баркасы белели целлофановые пакеты с мусором. Подготовка к симпозиуму по вопросам выживания шла полным ходом.

—Смотри. — Брюнетка ткнула в факс, который пришел накануне. — Этому господину посоветовали жить в «Аккордеоне»… — Они называли так одну из гостиниц-спален, что высились вдоль шумной трассы.

Вертикальные белые и черные полосы по фасаду действительно напоминали клавиатуру.

—Фантастика… — Блондинка взглянула в зеркальце сбоку над столом, осталась довольна.

Они еще вернулись к отелю.

— Безусловно, «Аккордеон» по уровню безопасности относится к самой низкой категории. Это ночлежка!..

— Кроме того, в ней опасно! Я уже не говорю о персонале.

— Массажный кабинет…

Помощницы смотрели на все трезвыми глазами. Для нескольких московских гостей и их сопровождения — секретарей, секьюрити, советников — иерусалимская команда бывшего ленинградского стряпчего выбрала «Кидрон», расположенный в престижном дорогом районе, на достаточном расстоянии от вечно кишащих туристами пешеходных зон вокруг крохотного Бен-Ихуда, района, связанного с мельницей Монтефиори, прибежищем людей искусства — художников и литераторов. Возведенный на высоком холме, прилегающем к знаменитой горе Герцеля — высшей точке Иерусалимского нагорья, с его военным кладбищем и могилой основоположника государства, — отель был в достаточной мере укрыт от нескромных взоров. С вершины горы открывалась впечатляющая панорама. Снизу к отелю вело ответвление шоссе, которое можно было легко взять под контроль. Кроме того, к отелю можно было подъехать, спускаясь со стороны горы Герцеля. Гостиницу окружали богатые виллы миллионеров и религиозных евреев. Чуть ниже находился колледж для девочек из религиозных семей. Приезжим предназначены были восточные апартаменты. Тут почти до полудня было тихо и прохладно, в прозрачном воздухе прорисовывались сотни белых зданий из иерусалимского камня, расположенных на разных уровнях холмов.

Стряпчий приехал на такси около полуночи, возбужденный.

—Мы должны быть осторожны! Читайте… Там, внизу!

В руке он держал «Московский комсомолец».

—Вот! — Стряпчий прочитал вслух: — «…Труп 34-летнего сопредседателя известного в Москве Фонда содействия процветанию человечества „Дромит“ Нисана Арабова был обнаружен на рассвете в подъезде его дома в центре столицы…» Улавливаете? «Рядом находился его мертвый телохранитель. Как рассказали нашему корреспонденту в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью, банкир в ближайшие дни должен был вылететь по делам в Иерусалим. Заказные убийцы поджидали свои жертвы в подъезде и сразу открыли огонь на поражение. Киллеры скрылись через несколько минут, не оставив милиции практически никаких шансов… Представитель РУОПа полагает, что причиной убийства мог явиться отказ фирмы уплачивать дань местной преступной группировке…» Тут еще строчка: «Специалисты считают, что Неерия Арабов, унаследовавший пост председателя Совета директоров „Дромита“, получил в наследство также полный груз проблем Фонда, не разрешенных убийством его брата Нисана…»

Разборка с «Рыбацким банком» была назначена недалеко от Митина. По Волоколамке. Из Москвы гнали на четырех машинах. Водитель Рэмбо и личный телохранитель, бывший капитан милиции, был начеку. Регламент бандитских разборок был известен и строго соблюдался:

— перенос и отсрочка разборки не допускаются;

— переговоры начинаются точно в назначенное время;

— опоздавший может заранее считать себя проигравшим.

Как и тот, кто по каким-то причинам не прибыл на место встречи.

Рэмбо сидел на «посольском» месте — сзади, по диагонали, рядом с Неерией. Рядом с водителем расположился глава службы безопасности Фонда Воробьев.

О ксерокопии чека на швейцарский банк Рэмбо умолчал, предпочитая сообщить в надлежащее для этого время. Как и о том главном, о чем Плата сказал в конце, поняв, что Рэмбо не собирается сдавать его в руки ментов.

Аркан вместе с Игумновым находились во втором «мерседесе» «Лайнса», шедшем вплотную за «очень важными персонами» — ВИПами. С ними ехали секьюрити «Лайнса». Еще дальше шел «мерседес» с секьюрити Воробьева.

Четвертая машина со сканирующей аппаратурой замыкала кортеж.

Неерия знал, что Рахмон-бобо дома, у себя на квартире. Это было добрым предзнаменованием.

— Держи… — Это была обнаруженная в квартире рэкетира копия платежки. — «Рыбацкий банк» оплачивает охрану твоего человека… Получатель — Фонд психологической помощи… Теперь мы им вклеим! Его поддерживал и «Рассветбанк» с генералом Гореватых, пользовавшимся авторитетом в известных кругах. Держи, Аркан… Советник должен был выступить в качестве его представителя.

— Спасибо, Сережа… — Один из немногих, он называл Рэмбо по имени. — Я надеюсь, в Иерусалиме будет все тоже о'кей…

Понимал ли Неерия, по какому острию ходит?..

День сбора там неумолимо приближался. Столичным криминальным авторитетам, предавшим бухарскую братву, и конкурентам «Дромита» появление Неерии на суде русской мафии за рубежом было равносильно смертельному приговору.

«Убравшие Нисана сделают все, чтобы этого не допустить…»

Рэмбо боролся за его жизнь пока только на дальних подступах к Иерусалиму. Заказ был стремным.

Со второй машины неожиданно передали в подтверждение:

—Сзади джип! Идет очень резво…

Шоссе в этом месте было достаточно просторное и пустое.

Рэмбо оглянулся: джип на большой скорости доставал их справа. Собирались ли их обстрелять… Времени на обдумывание не оставалось. Водитель резко укротил мотор. Скрежет тормозов слился со звуком обдираемых шин. Все дернулись вперед… Одновременно «мерседес» с секьюрити «Лайнса» вклинился между ВИПами и неопознанной угрозой. В нем были готовы создать огневой щит…

—Держись!

«Мерседес» под ВИПами, казалось, резко ушел в загибе вниз и вбок, как на качелях…

«Разворот на месте на сто восемьдесят градусов!»

В джипе не рассчитывали на маневр, проскочили вперед. Не раздалось ни одного выстрела! Машина с секьюрити снова была позади, готовая принять огонь на себя и самой открыть стрельбу на поражение…

Перед Митино погнали тише.

—Вон они!

«Рыбацкий банк» приехал точно. На двух «вольво». Машины развернулись в сторону Москвы. Тихие. Без признаков жизни за темными стеклами.

—Проскочи чуть вперед…

Рэмбо дал команду второй машине, секьюрити припарковались вплотную. Выключили фары.

Утро представлялось туманным.

В крайнем доме стукнуло пустое ведро. Кто-то собирался к корове. Задребезжала колодезная цепь.

От второго «мерседеса» подошел Игумнов.

—Паханов пока нет.

Третья машина с секьюрити «Дромита» стояла темная, в ней словно никого не было.

Шоссе начинало потихоньку оживать.

В машине с аппаратурой секьюрити «Лайнса» сканировали диапазон. Умные приборы мгновенно зафиксировали переговоры находившихся поблизости служб. Игумнов поставил Рэмбо в известность:

— Есть сигнал…

— Что у них?

— Все то же: «монтер», «подстанция», «двигатель»…

Где-то вблизи работала группа Федеральной службы безопасности. Это была их терминология. Менты предпочитали традиционное — «склад», «квитанция», «грузчики»…

Почти сразу в сторону Москвы проскочил короткий ящик на колесах — «газик». Рэмбо заметил: «11-16…»

Водитель мигнул.

—Они! Та же механическая мойка. Грязная цифра в середине!

Тайная структура, опекавшая «Рыбацкий банк», обозначилась…

Рэмбо взглянул на часы:

—Время.

Авторитеты появились внезапно. С грохотом промчал «Харлей-Дэвидсон». Сметана и Серый подошли пешком. Позади, на небольшом расстоянии двигались боевики. Две машины, американская и германская — «Джип-Чероки» и «Мерседес» — катили еще дальше. Бесшумно, словно крадучись.

—Пора…

Как и уговаривались, по трое с каждой стороны двинулись навстречу.

От «Дромита» — Неерия, Аркан и Воробьев.

От «Рыбацкого банка» потянулись трое.

Рэмбо их видел впервые.

Четвертый был, по-видимому, главой службы безопасности банка, а если верить информации Платы, одновременно и одним из деятелей Фонда психологической помощи Галдера. Хмурый, молодой, высокий, в плаще-макси. Рэмбо видел его на Ваганьковском кладбище — во время похорон. Хмурый тоже узнал Рэмбо. Оба сделали вид, что видят друг друга впервые. Сам Рэмбо представлял крышу, заказанную Фондом. Паханов было вначале двое: Серый и Сметана. Тут же, однако, подъехал третий. Ему отводилась роль воровского прокурора в бандитском суде.

—Сущий бардак. — Он поздоровался. — Развели демократию. Воры, если бы им не мешали, давно бы прекратили беспредел и стрельбу в Москве! Это точно: кроме мафии, тут никто не хочет быть арбитром. Им только налог собирать….

Авторитет заводил себя, чтобы естественнее войти в роль.

Серый и Сметана сохраняли спокойствие.

Мотоциклист с «Харлей-Дэвидсоном» занял место позади Серого.

—Разберемся…

Требования «Рыбацкого банка» изложил невидный собой, незаметный человек, назвавшийся его вице-президентом. Он говорил подчеркнуто сдержанно и скорбно:

—Еще свежа могила нашего партнера и моего личного друга Нисана, а мы уже вынуждены беспокоить умершего…

Представитель службы безопасности смотрел в сторону, чтобы не встретиться взглядом. Он был единственный тут, кто по-настоящему интересовал Рэмбо.

«Игумнов, конечно, не преминет сфотографировать. Такой человек по своему положению наверняка относится к верхушке…»

—Брат Нисана, которого мы всегда искренне тоже тсчитали нашим партнером, поставил «Рыбацкий банк» в исключительно тяжелое положение…

Он объяснил:

—Нисан обещал кредитную линию на длительный срок. Новый глава «Дромита» неожиданно, без объяснения причин обязательство дезавуировал. Обратился в прокуратуру. Те наложили арест на наше судно, которое вошло в порт в связи с ремонтом… Мы несем убытки…

Дальнейшее представляло собой обычную демагогию прошлых лет, в которой он, видать, поднаторел в т о й жизни.

—Нетерпимое поведение на рынке предпринимательства, подрыв российской банковской системы…

Он явно забыл, где и, главное, к кому апеллирует.

— Какие доказательства? — спросил третий авторитет.

— Если мы не будем верить устным обязательствам…

— Бумага есть?

Вице-президент «Рыбацкого банка» объяснил:

— Письмо главбуха «Дромита». Я показал вашему юристу…

Была осуществлена предварительная квалифицированная экспертиза. Второй деятель, стоявший рядом с вице-президентом «Рыбацкого банка», посветил фонариком:

—Вот. На официальном бланке…

От «Дромита» отвечал Рыжий:

—С каких пор в Фонде главбух является распорядителем кредита? Бланк же можно попросту украсть!

На шоссе послышался шум.

Комитетский «газик» возвращался. В свет фар попали затемненные окна стоявших у обочин иномарок, подозрительная группа у километрового столба.

«Рыбацкий банк» вроде не слышал возражений.

—Существует долговременное сотрудничество, которому нанесен ущерб непрофессиональными действиями нового главы «Дромита». Мы намерены обратиться к учредителям…

На Арабова вице-президент не смотрел. Было ясно: с ним не будут считаться.

«Его списали со счетов…» Аркан изменил аргументацию:

—Не за это ли письмо «Рыбацкий банк» оплатил охрану дачи бухгалтера в Томилине?

Рыжий сделал вид, что блефует. У Аркана была прочно укрепившаяся репутация игрока, каким он, в сущности, и являлся. Вице-президент банка на это попался:

— Такого не было! Вранье!

— Ты сказал!

Правеж дополняло библейское правило. Оно и сегодня лежало в основе судопроизводства Высшего Суда Справедливости в Израиле:

— сторона, уличенная в любой, даже незначительной лжи проигрывает все и несет издержки;

— непосредственно виновный в обмане суда рискует жизнью.

Исполнение решения воровского суда лежало на бандитах, за что, собственно, ими и бралась оплата…

—Отвечаешь за слова!

Аркан передал копию платежки, обнаруженную в квартире у Платы.

Звук приближающегося комитетского «газика» возник снова. Машина мелькнула за поворотом.

Рэмбо следил за главой службы безопасности.

Если не у него, то у главы «Рыбацкого банка» была, определенно, связь с ведомством, чья машина описывала круги на шоссе. Как и Рэмбо, начальник службы безопасности не произнес ни слова, по-прежнему смотрел в сторону.

—Чего он тут разъездился? — Третий вор психанул. Авторитеты нервничали при малейшей возможности появления спецслужб. Это объяснялось просто: криминальные авторитеты вооружались нелегально. В отличие от частных секьюрити, имевших разрешение на оружие.

— Кто-то навел легавых…

— Давай кончать. Все ясно.

Авторитеты пошептались. Решение арбитража объявил Сметана:

— Неерия не обязан давать кредит. Главбух, который подписал бумагу… — Он сделал жест в сторону «Рыбацкого банка». — Мы отдаем его. Делайте с ним, что хотите…

— Спасибо преогромнейшее…

Вице-президент «Рыбацкого банка» иронически поклонился. Глава службы безопасности «Рыбацкого банка», не сказав ни слова, быстро пошел к машинам. Банкиры пошлепали следом.

—Сначала с ним еще разберется РУОП! — Неерия воспрял духом.

—Дельная мысль…

Сметана за улыбкой скрыл иронию. Это могло означать только одно в перевернутом этом мире — и Рэмбо, и все, кроме самого Неерии, это поняли: Неерии недолго топтать эту землю…

— Ну, разъезжаемся…

— Успехов!

Серый дал знак мотоциклисту с «Харлеем» приблизиться — авторитет намеревался малость погонять по ночному шоссе. Сметана обернулся к Рэмбо:

—Друг твой в РУОПе — не первая рука. Правда? Над ним генерал! Этот, как его…

— Толян! — Серый прыгнул на сиденье.

— Отличный мужик! Теперь представь: Толян даст команду Бутурлину прижать «Дромит»! — Сметана не отказал себе в удовольствии. — Не мне тебе объяснять, до какой степени менты сейчас все коррумпированы. Верно?

— Я мент по жизни, Сметана!

Соглашаться с вором после подлой этой фразы было западло.

— Крыша моя все равно ментовская. Не бандитская…

— Тебе жить…

Из сводки ГУВД г. Москвы.

«Москва (ИМА-пресс). За минувшие сутки в столице зарегистрировано 371 преступление (258 раскрыто). Из них 7 случаев нанесения тяжких телесных повреждений (3), 2 изнасилования (1), 8 разбоев (3), 11 грабежей (11), 31 квартирная кража (7), 44 угона машин (17), 4 вымогательства (4), 16 фактов изъятия наркотиков. Произошло 18 дорожно-транспортных происшествий (21 человек пострадал), 3 самоубийства…

Убийств — 1 (0)…»

—Привет, Туркмения! Давно не виделись… — Дежурный провел вдоль тела металлоискателем, показал на дверь. — Сначала к психологу…

Пухлая, в белом халате дама что-то писала. Занимаясь Туркменией, тщательно отводила глаза. Взгляды их так ни разу и не встретились.

—Посидите…

Он вернулся в холл.

Дежурный не спускал глаз с монитора. Черно-белая картинка на экране не менялась: площадка перед входом, стоянка с джипом и «мерседесом». Никто не появлялся вблизи здания. Вывеска на русском и английском — «Kolt LTD. Фонд психологической помощи MARK V. GALDER» — мало что говорила несведущему.

В офисе тоже было пустынно. Все напоминало клинику или операционную, на стене, за спиной амбала-дежурного виднелась цветная схема — изображение полушарий головного мозга в разрезе.

«Психологи…»

В конце коридора громыхнула дверь. Кто-то тяжелый с шумом выломился из кабинета.

Туркмения повернул голову.

Человек, прикрыв щеку, выскочил из коридора, протопал к выходу.

Дежурный не удержался:

— В подъезде отобрали документы, перстень, валюту… То ли бандиты, то ли менты! А человек, за которым ходил, ушел с концами… Сотник, видать, самолично врезал…

— Простил!

— И я думаю.

По звонку дежурный впустил Туркмению в святая святых. Сотник поднялся навстречу. Кудим тоже встал. Оба были довольны. Расправа с неудачливым разведчиком была не больше чем разыгранный спектакль. Туркмения в общих словах пересказал события.

—Мы полностью в курсе. Молодец… — Сотник потрепал его по плечу. — Твой разряд повышен с первого числа. — В камере кто с тобой был?

Туркмения обрисовал сокамерника.

—Это… — Кудим назвал кличку. — Его стиль.

Оба знали обо всем из своего источника. Непосредственный начальник — Кудим — смотрел одобрительно. Перед ним лежало заключение психолога. Последние строки внизу были: «Хорошая защищенность… базирующаяся на уверенности в себе, оптимистичности и ативности…»

—Молодец!

—Завтра выходить в график?

Начальство снова заулыбалось:

—Ни в коем разе. Прямо сегодня! Сбор здесь в двадцать три ноль-ноль…

Из Митина Рэмбо и Неерия рванули в Отрадное — в квартиру, где прежде размещался первый офис «Лайнса».

Ночь заканчивалась.

В подъезде и у дома дежурили секьюрити. В квартире все оставалось, каким было вначале. Списанная мебель. Сейф из пункта охраны правопоряка.

«Музей первого сыскного агентства…»

Вдоль окон свешивались плотные черные шторы.

— С тобой рассчитались? — Неерии не удавалось более или менее тактично заговорить о гонораре.

— Вчера кто-то стрелял в переулке, рядом с банком, который мы охраняем. Нас предупреждают… — Заботой Рэмбо была ассоциация — она не получала ни от кого дотации. Существовала на деньги, которые он, Рэмбо, заработает. — Ожидаются непредвиденные расходы.

Неерия понял:

—Не ужимай расходную часть. Я дал команду принимать все твои чеки к оплате.

Неерия по-прежнему не упоминал о чеке на швейцарский банк. Думал ли он выкрутиться самостоятельно? Разговор шел тяжело. Рэмбо собирался с этим закончить. В дверь позвонили: три коротких, один длинный. «Свои…» Рэмбо пошел открывать. Аркан вошел возбужденный.

—У нас плохие новости… — Рыжий сломался. У него дрожал голос. — Я думаю, Савона замочили…

Аркан и Воробьев из Митина махнули сначала в офис. По дороге бывший советник Нисана и новый начальник службы безопасности несколько раз останавливались — наблюдали за соседними улицами, — но все в Москве этой ночью было спокойно. К чести савоновского воинства, охранники оказались трезвы. Офис «Дромита» был ярко освещен. Никто не спал. Ощущение тревоги и опасности проникло и в среду крутых.

Воробьев поднялся к себе. Минут через пять ему позвонил Аркан:

—Спустись, пожалуйста… — Он ничего больше не добавил, положил трубку.

Воробьев убрал бумаги в сейф, прошел в дежурку. Кроме Аркана и старшего смены, там был один из секьюрити.

—Чем это воняет? — Воробьев покрутил носом. В помещении стоял ощутимый смрад. Аркан показал на сверток в углу. На полу под ним был расстелен кусок полиэтилена.

—Посылку принесли…

Старший смены кивнул секьюрити. Тот, не поднимая, подтащил спеленутый полиэтиленовой пленкой сверток на середину комнаты, принялся разворачивать.

— По-моему, у Ивана Венедиктовича неприятности…

Воробьев не понял:

— Савон звонил? Где он?

Секьюрити, стараясь дышать одним ртом, отвернул старые пожелтевшие газеты. Внутри лежал ссохшийся зловонный кусок белого когда-то шелка. Пластмассовый флакон.