Оттенки зла. Расследует миссис Кристи

Глава 6

От переезда с острова Гран-Канария на Тенерифе у меня в памяти остались лишь отдельные образы и обрывки. Синее море. Стайки белых домиков на голых холмах. Зубчатые скалы и одиночные горные пики.

Я все время думала о том, что мне сказал инспектор Нуньес. Можно ли всерьез подозревать Дэвисона в убийстве Дугласа Грина? Ведь они работали в одной упряжке, и Дэвисон, как мне казалось, искренне горевал о гибели товарища. Он просил меня помочь выявить убийцу. Но, может быть, Грин был предателем – двойным агентом, как принято говорить? С другой стороны, если Дэвисон имел отношение к убийству, зачем ему понадобилась моя помощь? Нет, это бессмыслица. И что подразумевал Нуньес, сказав, что Грин завязал дружбу с местными мальчишками не только ради упражнений в языке? Возможно, Дэвисона тоже не интересовали женщины. Это объясняло бы тот факт, что я всегда чувствовала себя в его обществе так безмятежно.

Дэвисон сам сказал, что был на Тенерифе в сентябре. И перед отъездом в Англию убил Грина? Но когда я впервые встретилась с ним в начале декабря, он казался таким добродушным и жизнерадостным – непохоже было, что его грызло чувство вины за убийство коллеги. После гибели Уны он, естественно, стал другим. По службе ему наверняка приходилось совершать поступки, которые лучше было не предавать огласке. На этот раз он ехал на Тенерифе под вымышленным именем. Объяснялось ли это тем, что так легче разоблачить убийцу, или же желанием избежать преследования?

– Дорогая, ты же приехала сюда, чтобы развеяться, а не погружаться в тягостные раздумья о прошлом, – упрекнула меня Карло, когда мы сидели на палубе. – Смотри, какие горы, какое потрясающее синее море! Сколько птиц! Вдыхай целебный воздух!

Бодрые шотландские нотки ее голоса радовали меня, но я не могла объяснить, что меня заботит.

– Ты права, конечно, – ответила я. – Я думала о том, что сейчас делается дома.

– Об Арчи?

Я кивнула.

– Тебе не кажется, что пора его забыть? – Она оглянулась, убеждаясь, что ее не слышит Розалинда, игравшая неподалеку с Синим Мишкой вместе с другой девочкой. – Доктора ведь говорили, чтобы ты не напрягала извилины.

– Да-да, ты права. – Я глубоко вдохнула морской воздух. Шарлотта не знала истинных причин моего исчезновения прошлой зимой, и я не собиралась раскрывать их. – А бедная Джина Тревельян… – произнесла я.

– Ну вот. Я понимаю, что нелегко отделаться от мыслей о печальном происшествии, но постарайся все же не думать об этой несчастной, да упокой Господь ее душу, – сказала Карло. – Отныне следует сосредоточиться на морских купаниях, ненавязчивом чтиве, прогулках по окрестностям, хорошем питании и отдыхе на полную катушку.

– Ты все же кое о чем забываешь, – улыбнулась я.

– О чем же?

– О том, что мне надо сдавать книгу.

– Книга может подождать, в отличие от здоровья. А без здоровья вообще ничего не напишешь.

– Но я обещала Корку, что отдам ему по возвращении законченную рукопись «Голубого экспресса».

– Отдашь через несколько недель после возвращения. Какая разница?

– Я думаю, работа как раз отвлечет меня от мрачных мыслей. Так уже было в прошлом, почему бы и не сейчас?

– Ну, так и быть, если ты настаиваешь, мы включим в распорядок дня несколько часов возни с рукописью, – сдалась Карло, слегка улыбнувшись. – Но при одном условии: я выполняю тяжелую часть работы, стуча по клавишам, а ты только диктуешь.

До сих пор я прибегала к такому методу лишь при сочинении первого чернового варианта рассказа, но никак не при работе над романом.

– Да ради бога, – согласилась я и в этот миг заметила Тревельяна и Хелен Харт, прошедших по палубе и свернувших за угол. – Прости, я отойду на минуту, добуду сока для Розалинды. Ей наверняка хочется пить.

– Конечно, конечно, – сказала Карло. – Я присмотрю за ней.

Я последовала быстрым шагом за парочкой, сохраняя дистанцию. Они миновали группу местных детишек и нескольких бледнолицых монахинь и остановились у леера. Издали я не могла разобрать, о чем говорят Гай и Хелен, а приближаться к ним в открытую было рискованно, так что я нырнула в проход, ведущий к противоположному борту парома, где прокралась мимо ряда пустующих шезлонгов, прячась за ними, и наконец добралась до места, откуда стал слышен разговор.

– Никак не могу прийти в себя от потрясения, – пожаловалась Хелен.

– Что ж в этом удивительного, если ты стала свидетельницей ее самоубийства, – мягко ответил Тревельян.

– Я чувствую себя поганкой. Я столько раз желала ей смерти и даже воображала, что убиваю ее. Согласись, это ужасно. Мне представлялось, как я капаю яд ей в коктейль или сталкиваю ее с верхней площадки лестницы на Брук-стрит. Господи, словно какая-нибудь закоренелая злодейка.

– Тсс… – остановил ее Гай. – Зато теперь мы можем спокойно жить вместе, начать с новой страницы.

– Думаешь? И мы не будем прокляты навечно?

– Да за что же?

– Ну, не знаю. Может быть, нам надо было вести себя с ней иначе. Показать ее другому доктору или обратиться к американскому специалисту. У меня такое чувство, будто мы ее предали.

– Мы же не виноваты, что влюбились друг в друга. Что мы могли поделать?

– А помнишь, был момент, когда мы могли прервать нашу связь?

– Помню, – ответил он. – Но для меня это не было моментом выбора.

Голоса стихли, и послышался звук поцелуя. Я почувствовала, что краснею, и стала осторожно выбираться обратно. Подслушивала интимный разговор влюбленных – позор. Они все еще переживали неожиданную смерть Джины Тревельян, а я вела себя, как те две ищейки в дешевых костюмах, называвшие себя журналистами, которые неотрывно следовали за мной и писали обо мне всякие гадости в газетах, когда меня постигло несчастье.

Стыдя себя, я вернулась на противоположную сторону парома. Я не могла узнать ничего нового из разговоров Гая Тревельяна и Хелен Харт. Надо было оставить их в покое. Пускай приходят в себя, смирившись с той ролью, которую сыграли в случившемся. Глядя на остров, появившийся на горизонте, я гадала, что сейчас делает Арчи. Проводит время в обществе этой женщины? Интересно, не надеялся ли он втайне, что я покончила с собой, когда я исчезла в конце прошлого года? А мисс Нил, новая возлюбленная Арчи, наверное, молилась по ночам, чтобы я никогда не вернулась. Но я вернулась, и это, должно быть, расстроило их планы. Карло, врачи и моя сестра убеждали меня не думать об этом – да я и сама хотела бы забыть все, но не могла. Эти воспоминания останутся со мной навсегда, как отвратительное кровавое пятно, которое ничем нельзя смыть.