Отважные

Глава двадцать пятая НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Вновь бредут ребята по пустынной дороге. По правде говоря, у Коли побаливает плечо и до сих пор ломит запястья рук, которые полицаи стянули ремнями изо всех сил. Но все же как хорошо жить, чувствуя себя свободным и здоровым! Коля столько пережил за эти сутки, что кажется, будто со вчерашнего дня прошел целый год. Да и этот «тюфяк» — он бросил мягкий взгляд в сторону Вити — хороший товарищ! Не струсил, не покинул в беде, не убежал…

Ну что ж! Как говорится, долг платежом красен. Будет случай, Витя поймет, что и он, Коля, знает, что такое дружба. Подумать только, всегда скулил, тени своей боялся, а остался один — и откуда что взялось! Десять километров по незнакомым дорогам бежал, а до Геннадия Андреевича добрался!

Бывает, живет, живет какой-нибудь человек, и все привыкают к нему и не ждут от него ничего особенного. Он и честен, и добросовестен, и трудолюбив, а вот нет как будто в нем той искорки, которая заставляет людей верить, что он способен на что-то выдающееся. На самом же деле просто не нашлось еще кремня, который мог бы эту искорку из него высечь. Но вот попадает этот человек в трудные условия, и выясняется, что он не согнул головы, не испугался, а смело пошел навстречу опасности и победил.

Таким оказался и Витя. Он даже сам не подозревал, какие в нем таятся силы. А когда пришел час испытания — выдержал его, а выдержав — стал сильнее и увереннее в себе.

Можно сказать, что только теперь между мальчиками возникла равная дружба. А какая же может быть дружба, если в ней нет равенства и уважения друг к другу!

Конечно, в той трудной обстановке, в которой находились ребята, один из них должен быть старшим, и этим старшим Колесник назначил Колю. Но одно дело нести ответственность за выполнение задания, а другое — чувствовать рядом товарища, верить в него и знать, что вместе с ним никакая беда не страшна.

Погода не улучшалась. Ветер гнал над полями низкие, темные тучи. Моросил мелкий, пронзительный дождь. Дорогу размыло. Ноги вязли в липкой глине, и одно спасение было — брести по обочине.

Ребята промокли. Они давно уже шли молча, стараясь сохранить силы. До цели похода оставалось километров пятнадцать. Два раза им пришлось свернуть с дороги и сделать большой крюк, чтобы обойти заставу.

Наконец они увидели вдали разбросанные по огромному полю группы работающих людей. Наверное, это были строители укреплений.

Витя уже выбился из сил и попросил сделать привал. Ребята уселись на обочине дороги и вынули из мешков хлеб, крупно посыпанный солью. Это была их единственная еда.

— Ну, что будем делать? — спросил Витя, когда с дневной порцией было покончено, а он с удовольствием бы съел еще столько же.

— Пойдем, — коротко ответил Коля.

— Куда?

— Вот видишь ту деревню? — Коля указал вдаль, на россыпь белых домиков, протянувшихся вдоль отлогого холма. — Давай попробуем подойти к ней…

— А если нас опять заберут, — сказал Витя, — тогда что? Геннадий Андреевич теперь далеко, не выручит.

Коля помолчал. Витя хоть и слишком осторожен, но правда на его стороне. Нет, надо слушаться Колесника: ни в какую деревню не заходить, а вести наблюдение издали.

— Ну, тогда давай найдем где-нибудь стог сена, заночуем, — сказал Коля, — а рано утром заляжем поближе к тем местам, где работают, и посмотрим.

— А что мы будем смотреть?

Нет, Витя по-прежнему невыносим! Все ему расскажи, будто маленький, сам не понимает.

Коля рассердился:

— Посмотрим, какой дорогой они на работу ходят. Можно ли к ним подкрасться еще поближе. Может быть, я и отца увижу…

— Так твой отец по полю и ходит!..

— Слушай, Витька, — уже окончательно вышел из себя Коля, — ты слышал, что Колесник сказал? Если не удастся — вернуться назад. Понятно?..

— Понятно-то понятно, — вздохнул Витя. — Тогда давай посидим здесь, что ли. А ночью пойдем.

— Нет, — возразил Коля, — зачем нам под дождем сидеть? Найдем старую копну и спрячемся…

Витя огляделся. Невдалеке от дороги возвышался посеревший, выцветший от дождей высокий стог.

— Смотри, Коля, вот подходящее место!

— Верно! А я сидел, сидел, прямо перед собой смотрел, а не видел. Пошли!..

Через несколько минут они уже взобрались на вершину стога, который кто-то внизу обвязал проволокой; наверное, для того, чтобы ветер не раздувал сено. Лежать было мягко, тепло, да и поверх себя ребята наложили сена, закрывшись с головой. Остро пахло прелью, и от этого еще сильнее охватывала истома. Мальчики заснули таким крепким сном, что ни ливень, ни град, ни снег, — казалось, ничто не могло бы их разбудить.

И все же Витя проснулся. Он проснулся от странного шума, который доносился снизу, откуда-то из-под копны.

Он поднял голову и прислушался: рядом тихо посапывал Коля, ветер шелестел сеном… Нет, ему не показалось. Действительно, под самым стогом как будто кто-то ходит, сильно топая ногами. Что это? Звук приглушенных голосов! Да, несомненно, кто-то говорит. Но где?.. Может быть, это обман слуха?

Витя осторожно раздвинул сено над головой и выглянул. В поле уже темнело; дальние домики растаяли в сумерках, дождь кончился, и в просветах туч кое-где светлело небо. Стараясь не шуметь, он вылез из стога и спустился на землю. Нигде не было и признака людей. А между тем здесь, у самой земли, приглушенные голоса слышались гораздо явственнее.

Может быть, люди сидят по ту сторону стога? Витя пополз налево, и голоса стали как бы удаляться. Тогда он переменил направление — голоса зазвучали более отчетливо. Еще несколько движений, и он услышал их почти совсем рядом. Но странно, они доносились из глубины стога. Витя дотронулся до проволоки, опоясывающей стог, и вдруг один из снопов сдвинулся с места. Витя испуганно отшатнулся: прямо на него темным провалом глянула круглая дыра. Он сразу же все понял. Стог поставлен для маскировки, он накрывает дот. А в самом доте, очевидно, солдаты. Наверное, их там не было, когда они с Колей взобрались на стог. Что теперь делать? Как уйти?..

Витя быстро поправил солому, которую разворошил, прилег у стога и стал внимательно слушать. Странно — там внутри говорили по-русски!

— Да, ты меня озадачил, — медленно проговорил низкий мужской голос. — Холера им в бок, что придумали!..

Другой человек, обладатель высокого, тонкого голоса, который срывался на самых верхах и тогда казалось, что человек захлебывается, видимо продолжал развивать свою мысль.

— Уходить нам надо! Убьют нас с тобой, Василий Дмитрич, ей-богу, убьют!..

— А кто тебе все это сказал?

— Да и говорить не след!.. Ты же сам все слышал.

— Ну, так это он говорил о пленных и мобилизованных, — не сдавался обладатель баса. — А мы кто?

— Да ты пойми, им же не это важно! Они хотят, чтобы ни одна мышь не знала, где этот дот стоит… Сейчас мы с тобой в охране, а завтра работы окончат и начнут подметать. И вместе с сором — нас с тобой… на свалку, в ров!..

— Какой ров? — насторожился бас.

— Да в тот, что недавно за деревней экскаватором вырыли.

— Сказал! Так ведь тот ров против танков…

— Каких танков? Дуралей! Как только построят последний дот, там расстреляют всех, кто работал. Понятно?..

— А мы-то ведь не работали!

— Зато больше всех знаем.

В доте замолчали. Витя почувствовал запах самосада; дым выходил через глазницу дота, как в отдушину. Очевидно, говорившие усиленно курили.

— Да, озадачил ты меня, — повторил бас. — Куда и податься, не знаю…

— А я знаю, — ответил другой собеседник. — Давай украдем бланки, состряпаем себе удостоверения, что направляемся на Украину, в командировку, и рванем…

— Пожалуй, Петя, ты прав. Ничего другого не остается… — Голос понизился почти до шепота: — А что, если уйти к партизанам, а? Покаяться. Может, простят!..

— Что ты! Что ты! — в ужасе воскликнул другой. — Из огня да в полымя! Доказывай, что нас не подослали. Вздернут, и все…

Обладатель баса тяжко вздохнул:

— Прокляты мы, Петька!.. Нет нам места на земле. Погибнем, и не вспомнят, где кости наши зарыты…

— Ну вот, расплакался!.. Так решили — уходим?

— А когда?

— Как справимся, так и пойдем. Недели через две.

— Хорошо! Денег надо будет подсобрать, да и продуктов.

— Это уж обязательно… Ну, пошли, Василий Дмитрич, скоро смена — нас будут искать.

В глубине дота звякнули приклады. Витя замер. Сейчас они будут вылезать! С какой стороны? Но тут же он сообразил: раз здесь глазница, то выход должен быть где-то по другую сторону. И он не ошибся: выход из дота находился метрах в десяти, на скате невысокого холма Там был устроен лаз в траншею, и для маскировки его прикрывал большой, врытый в землю куст.

Полицаи один за другим вылезли наружу и остановились, чтобы оглядеться вокруг. Витя больше всего сейчас боялся, как бы Коля, проснувшись, не выдал себя.

У полицаев был жалкий вид. Один, высокий, с маленькой птичьей головой и узкими плечами, нетвердо ступал длинными ногами; другой, низкий, сутулый, семенил рядом, продолжая жестикулировать: очевидно, приводил какие-то новые доводы.

Витя подождал и, когда их фигуры растаяли вдали, взобрался на стог и растормошил Колю. Тот сразу даже и не поверил его взволнованному и сбивчивому рассказу. Но, когда, спустившись вниз, они вместе осмотрели то, что прикрывало сено, сомнений не осталось. Под стогом находился большой дот, в котором, однако, еще не было установлено оружие.

Ребята задумались. Теперь дело было не только в том, чтобы увидеться с отцом Коли и выполнить задание, но и в том, чтобы предупредить его и тех, кто строит укрепрайон, какая участь их всех ожидает.

— Ты запомнил, как зовут этих полицаев? — спросил Коля.

— Запомнил: одного — Василий Дмитрич, а другого — просто Петька… А что?

— Может быть, это еще пригодится.

— Здесь нам оставаться опасно! — сказал Витя.

— Да, нужно уходить… Часовые, наверное, в доты забираются погреться, могут снова прийти…

Они вышли на дорогу. За те часы, что ребята провели в стоге, резко похолодало. Дул пронзительный северный ветер. Вдруг Коля почувствовал, что на его щеку упало что-то холодное. Он поднял руку и увидел на рукаве белые снежинки. Как-то сразу повалил густой, липкий снег. Он хлестал в лицо, слепил глаза, падал на дорогу и смешивался с грязью.

— Ну и погодка! — проворчал Витя.

— Для разведчиков самая что ни на есть хорошая погода, — мудро отозвался Коля, хотя его здорово трясло от холода. — Полицаи теперь залезут в норы…

В стороне от дороги возвышалась старая, полуразвалившаяся рига. Сгнившая крыша местами провалилась, распахнутые двери покачивались и скрипели под ударами ветра.

Коля остановился.

— Смотри-ка! Вот и НП для нас подходящий… Пойдем, посидим до утра, а там видно будет…

— А вдруг и в этой риге спрятан дот? — сказал Витя.

Едва он это произнес, как из-за риги внезапно выехала открытая машина, в которой рядом с шофером сидел гитлеровский офицер. Машина быстро пересекла узкое расстояние до дороги и затормозила в нескольких шагах от ребят.

Офицер приподнялся и резко крикнул:

— Мальшики!.. Сюда!..

Они подошли. Офицер удивленно смотрел на них, и вдруг Коля узнал это крупное лицо с широко расставленными глазами. Это же Вернер! Вернер, из-за которого погибла его мать!..

Вернер тоже сразу узнал Колю. Он хорошо помнил мальчика, который рассердился на него и спрятался на голубятне. Он хорошо помнил и его мать. Недавно, вернувшись в город, навел о ней справки. Повешена! Очень жаль. Вернер хорошо помнил, что ни слова не говорил ей ни о своей предполагаемой поездке, ни тем более о ее цели и маршруте. Курт Мейер перестарался. Жаль, очень жаль!.. Теперь ее сын бредет по дороге и, наверное, сам не знает куда! В конце концов, он, Вернер, виноват в его судьбе. Что ж, он может ему немного помочь. Он возьмет его к себе, и мальчик будет помогать ординарцу по хозяйству… Пусть видят, что он любит детей. Русские несомненно это оценят.

— Ты куда? — спросил Вернер, стараясь говорить дружелюбно.

— В Белгород, — ответил Коля, настороженно поглядывая из-под нахмуренных бровей.

— Так долго!! (Вернер хотел сказать «далеко».) А твой камераде?..

— Это Витя… Мы идем к его тетке.

Вернер помолчал, подбирая слова.

— Хочешь жить ко мне? И камераде. Я буду кормить!..

Коля и Витя переглянулись. Витя быстро кивнул — соглашайся.

— Хорошо! — сказал Коля.

Вернер открыл заднюю дверцу, ребята залезли внутрь, и машина поехала. Всю дорогу до деревни Вернер ни разу не обернулся. Он молчал, думая о чем-то своем.

Он возвращался сюда без особого желания. Ему обещали назначение в Германию. Но, когда выяснились серьезные неполадки в строительстве укрепрайона, ему было сказано, что это последняя командировка. Сейчас он объезжал построенные доты и видел, что недоделок еще тьма-тьмущая. Дот, спрятанный под ригой, почему-то приспособлен только для пулеметов, хотя его следовало оборудовать и под орудие. А для новых изменений требуется время и время. Это значит, что он задержится еще на месяц. Кто поручится, что за этот месяц кому-нибудь не придет в голову вновь повторить то, что однажды едва не стоило ему жизни?

Сидя позади Вернера, Коля и Витя подавленно молчали. Что-то их ждет там, куда их везет немецкий офицер? Уж не в ловушку ли он их заманил?

Въехав в деревню, Вернер подвез их к небольшой хатке, которую он занимал. Он что-то быстро сказал выбежавшему ему навстречу ординарцу. Тот удивленно взглянул на ребят, поморгал своими белесыми глазами, а затем быстрым движением руки приказал им следовать за ним.

Он привел их в маленькую каморку, которая когда-то, очевидно, служила хозяевам кладовкой: здесь пахло мышами и кислой шерстью. Но все же тут было сравнительно тепло, а главное, над головой крыша.

Ребята натаскали из соседнего хлева старой соломы, постелили ее, и им показалось, что никогда еще они не устраивались так удобно. Немного погодя ординарец, который сказал им, что его зовут Рихард, принес открытую банку мясных консервов и два ломтя хлеба.

До утра о них никто не вспоминал. А утром Вернер объявил им, что Коля будет помогать Рихарду, а Виктор пойдет работать в лагерную кухню. Но ночевать может здесь. Витя только вздохнул. Как видно, такая уж его судьба — идти по кулинарной части.

Вернер был мрачен. Одна неприятность сменяла другую. Ночью он получил телеграмму, что назначается начальником строительства, а бывший начальник поступает в его распоряжение. Конечно, это дело рук Мейера. Его интриги. Но другого выхода нет, надо подчиняться. Единственная возможность поскорее вырваться отсюда — заставить всех работать как чертей! Он не пощадит никого. Работы не будут прекращаться ни днем, ни ночью. Пусть подохнут все, но он не задержится здесь ни одной лишней минуты.

Рихард увел Витю в кирпичный дом, который стоял в центре деревни; там была кухня, где варили похлебку для пленных.

Коля же, вооружившись ножом, стал выполнять заданный ему урок — чистить картошку.

Когда Рихард вернулся, вся картошка была аккуратно уложена в котелок и залита водой. Ординарец одобрительно кивнул головой, что-то весело сказал и показал на дверь. Коля понял, что пока он не нужен.

Он вышел на улицу. Снег, падавший всю ночь, растаял, и только кое-где вдоль плетней светились белые полоски, словно там, вытянувшись, лежали зайцы. По тылам домов в два ряда тянулись проволочные заграждения. От этого и без того унылый пейзаж казался еще более безысходным. На улице почти никого не было; расплескивая сапогами грязь, мимо пробежал немецкий солдат, проехала машина, тесно набитая людьми, — здесь были и пленные и мобилизованные жители города. Все они, попав в лагерь, подвергались одному и тому же режиму.

Только из нескольких труб вился дым — это были дома, в которых жили офицеры и полицаи. Коля уже знал, где расположена лагерная кухня, и отправился туда посмотреть, как устроился Виктор.

Вот тут и произошло то, к чему он так стремился и ради чего шел навстречу всем опасностям. Еще издали он увидел длинную очередь пленных. Каждый из них держал в руках небольшой железный бачок. Один за другим они проталкивали пустые бачки в окошко кухни и тотчас же переходили к соседнему окошку, чтобы получить бачок с похлебкой и несколькими ломтями хлеба, положенными на крышку. Потом отходили, крепко держа этот бачок обеими руками и стараясь не поскользнуться и не упасть в липкую, скользкую грязь, которая так и разъезжалась под ногами. Неверным, напряженным шагом они направлялись к выходу из деревни.

Высокий человек только что получил бачок и, отступив на шаг от окошка, едва тут же не расплескал его содержимое. Коля сразу узнал этого человека. Отец!

Коля был уже слишком опытен для того, чтобы сразу подбежать к нему и при всех выдать свои чувства. Он понял одно: ему нужно догнать отца раньше, чем тот выйдет за ворота лагеря. Пока отец идет по деревне, их встреча может показаться случайной, а за воротами она уже привлечет внимание охраны.

Коля ускорил шаг и перешел на другую сторону улицы, чтобы обогнать отца, не подходя к нему вплотную. Отец шел медленно, неся бачок, как самую большую драгоценность. Упади он сейчас — десять человек, и без того истощенных, будут голодать целые сутки. Лучше идти помедленнее. И он шел, всякий раз осторожно выбирая место, куда поставить ногу. Но, как он ни старался, от слабости его то и дело заносило то в одну, то в другую сторону.

Коля видел эти мучения, ему стало до боли жаль отца, осунувшегося и постаревшего. Вот, чтобы немного передохнуть, отец поставил бачок у плетня и рукавом вытер с лица пот.

Этой минуты было достаточно, Коля нагнал его.

— Папа! — тихо позвал он, не останавливаясь и проходя мимо.

Отец повернул голову и вдруг судорожно схватился рукой за плетень. Он смотрел на Колю радостно и удивленно, но в глазах его была и большая тревога. Как мог Коля очутиться в этом проклятом месте?.. Что он здесь делает?..

Коля замедлил шаг, но в это время впереди показались два офицера. Они шли медленно и наконец остановились у ближайших ворот. Разговор у них был долгий, серьезный, и они не торопились расходиться.

На виду у них Коля не решился подойти к отцу. Он только подмигнул, улыбнулся и, пройдя еще несколько шагов, свернул в первый попавшийся проулок.

Он долго смотрел из-за плетня, как отец уходил все дальше и дальше…

Да, трудно, очень трудно было сюда проникнуть, но еще труднее выполнить то, что приказал Колесник…