Отвечая за себя

Послесловие

Закончить текст труднее, чем начать. У меня накопилось много незаконченных текстов. О некоторых из них я ещё думаю, надеюсь закончить. Есть статьи, которые уже опубликованы в незаконченном виде, и непонятно, есть ли смысл их заканчивать. Например, большая статья «Москва должна быть разрушена». Я её начал и не закончил в 1998 году. Это текст про русский империализм и беларусскую независимость, я его писал в эпоху Ельцина, тогда мои размышления многим казались неправдоподобными и надуманными. В первые годы Путина уважаемые мною люди, прочтя этот текст, говорили, что теперь они играют совсем в другие игры. В последующие годы основная идея текста стала общим достоянием. Поэтому та статья представляет теперь только исторический интерес.

Но некоторые тексты я всё же мечтаю закончить. Хотя и понимаю, как это трудно. Ведь в текстах я размышляю. Размышление над большими вопросами может длиться очень долго. И нет никакой уверенности, что действительное размышление может привести к удовлетворительному понятному результату. Серьёзное размышление порождает больше вопросов, чем даёт ответов. Появившиеся вопросы в свою очередь начинают требовать ответов, приходится отвлекаться на размышление о них, и это уводит в сторону. И однажды начатый текст разветвляется в сеть, становится садом расходящихся тропок.

25 лет назад я написал и опубликовал частями и полностью «Беларусь вопреки очевидности». Там Беларусь формулировалась как философская и методологическая проблема. В определённом смысле все мои последующие статьи, книги, лекции, интервью, телепередачи — это продолжение идей и тем, заданных в той книге.

«Беларусь вопреки очевидности», известная ещё по подзаголовку одного из разделов «Думать Беларусь», поднимающая философскую и методологическую проблему, — эта книга не закончена принципиально. Она формулировала проблемы, на работу с которыми требовались годы исследований, аналитики, проектирования, проигрывания и много другого. Причём нужны были годы не только моей собственной работы, но работы большого коллектива людей. И такие коллективы были.

Люди приходили и уходили, состав менялся. А я продолжал размышлять, исследовать, анализировать, проектировать и реализовывать идеи, заложенные тогда, 25 лет назад.

Такая работа предполагает длительность и интенсивность, систематичность и преемственность. И вот уже четверть века я живу в ритме еженедельного семинара.

Каждый четверг, в любую погоду, невзирая на кризисы, социальные потрясения, праздники, торжества и аресты, мы собираемся на методологический семинар. Были годы, когда четверговый семинар собирал десятки участников. Были периоды, когда состав сокращался до четырёх-пяти человек, из которых только двое-трое могли делать доклады и сообщения. Когда эти самые упорные мыслители исчерпывали свой наличный потенциал, безумно уставали, мы делали перерыв на месяц-другой.

Но в другие дни недели обычно проходили тематические семинары и практические рабочие группы. Днём мы работали, проводили исследования, что-то организовывали, проектировали, реализовывали, а по вечерам два-три дня в неделю занимались «разбором полётов», рефлектировали, критиковали, осмысляли то, что делали и сделали.

Я не знаю ни одной другой группы в Беларуси, в которой так долго продолжалась бы работа по одной теме, ни одной другой группы, которая работала бы столь интенсивно.

Знаю отдельных исследователей и интеллектуалов, которые годами, даже десятилетиями прорабатывают одну тему в одиночку. Последовательность, упорство, целеустремлённость таких людей не могут не восхищать. Чаще это учёные-предметники, историки, филологи, экономисты.

Знаю отдельные группы, которые интенсивно работают короткое время. Сам был участником нескольких таких групп. Например, была группа Бориса Пальчевского, Леонида Фридмана и Бориса Цитовича, которые в течение нескольких лет интенсивно работали над УМК — учебно-методическими комплексами в профессиональном и высшем инженерном образовании. К сожалению, их работа так и не была востребована в стране, хотя отдельные аспекты внедрялись в БНТУ, РИПО и АПО. Когда эта группа вышла на более широкие проблемы реформирования образования, им потребовалась методология, они пригласили меня, и мы работали с переменным составом участников с 1993 года до конца 1990-х. Сначала я приезжал из Москвы и проводил семинары, а потом обосновался в Минске навсегда. Последней работой этой группы было исследование функциональной грамотности в стране, оформившееся в доклад для ЮНЕСКО и в концепцию реформы образования.

В 1999 году Владимир Абушенко вовлёк меня в работу над «Новейшим философским словарём» — пока его составитель и вдохновитель Александр Грицанов сидел в тюрьме. Втроём мы работали несколько лет, пока наши взгляды и пути не разошлись окончательно.

Было ещё несколько групп и семинаров с достаточно интенсивным режимом работы, но все они проходили параллельно нашему методологическому семинару, как бы сопровождая его.

В методологическом семинаре зарождались идеи, которые затем воплощались в различных проектах и организационных инициативах. Так в семинаре первого состава, который мы называем АГТ-1 (Агентство гуманитарных технологий), были задуманы телепередача «Проспект», которую делал Павел Шеремет, работавший и в аналитической группе АГТ, и в частной телекомпании ФИТ, а затем ещё два телепроекта.

В том же АГТ-1 задумывалось движение, которое затем стало известно как «Хартия 97», и один из её проектов — Народный университет. Реализация замысла не всегда соответствует самому замыслу. С «Хартией 97» вышел самый большой прокол. Но такой замысел невозможно было реализовать силами участников семинара, а политики, подключившиеся к реализации замысла, не собирались учитывать семинарские наработки. В результате получилось совсем не то, что задумывалось. К первоначальному замыслу пришлось вернуться через 10 лет уже совсем в других условиях.

На базе государственной Академии последипломного образования силами семинара была организована и запущена программа переподготовки менеджеров образования. Она была задумана как подготовка кадров для будущей реформы образования. Программа действовала почти пять лет. В неё были вовлечены несколько институтов. Но после идеологического совещания у президента в 2003 году была принята контрреформаторская политика, направленная на уничтожение всего живого и осмысленного в сфере образования. Формально переподготовка менеджеров образования была сохранена, но программа в неё была заложена уже совсем другая, и всех, кто начинал эту программу, просто вытеснили из государственных учреждений навсегда.

Можно привести ещё некоторые примеры начатых и незавершённых проектов и программ.

Так что не только тексты бывают недописанными, но и практические действия бывают недоделанными.

Понятно, что большинство замыслов и проектов шло и идёт в разрез с политикой, подходами и принципами существующего в стране режима. На запреты, репрессии и помехи со стороны властей можно списать многое, объяснить неудачи и неуспехи. Но это будет очень большим заблуждением. Многие начинания угроблены не властями, не режимом, а самими участниками, теми людьми, которые самоопределяются в оппозиции к режиму и в гражданском обществе. Об этом как-нибудь в другой раз.

Этот текст начинался с вопроса «Где должен быть философ в той или иной ситуации с учётом своих собственных установок и внешних обстоятельств?» Поэтому, заканчивая этот текст волевым решением, я должен хоть как-то ответить на этот вопрос. Почему волевым решением? Да потому, что поиски ответа на этот вопрос не закончены. И потому, что само место хоть и найдено, но не закреплено, оно свободно плавает в некоем пространстве или среде или мерцает. Вроде бы есть, и вроде бы нет. Поэтому заканчивается текст, но не поиски ответа, не поиски и организация места философа.

Для оформления окончания текста нужно разбить возможный ответ на несколько разных модальностей:

— Общий, универсальный ответ. Место абстрактного философа в Беларуси, которое подходило бы и мне, и Валентину Акудовичу, и Татьяне Щитцовой, и Льву Кривицкому — любому философу.

— Конкретный, экземплифицированный ответ. Моё собственное место, место в философии, место в Беларуси.

Мне, естественно, крайне неприятно слышать от Светланы Алексиевич категорическое заявление об отсутствии философии в Беларуси. Я могу пытаться ей возражать.

Но как? Могу ли я дать общий, универсальный ответ? Пожалуй, нет. Если я буду называть имена Акудовича, Щитцовой или покойных Грицанова, Абушенко, Фурса, мне всё равно придётся возвращаться к универсалиям и подводить конкретных персонажей с их текстами под категорические требования Алексиевич. И я не смогу этого сделать со всей искренностью. Скорее я сам соглашусь с её констатацией.

Ещё хуже, если я буду отвечать по второму варианту, примерно так: «Как же нет в Беларуси философии, если есть я!» В этом случае меня догонит метафизика Акудовича: его тезис к «Мяне няма» распространяется и на меня тоже.

И всё же я буду отвечать и обосновывать ответы — и общий, и конкретный.

Арамаис Миракян определил мне место: «Філосаф, метадолаг, чалавек, які адначасова ўсюды і нідзе».

Арамаис склонен к поэзии, красиво сформулировал.

Это напомнило мне другое поэтическое высказывание: один из философов определял Вселенную как круг, центр которого везде, а окружность (граница, конец) — нигде.

Что ж, это хоть и поэтично, но эвристично и креативно — уподобить философа и Вселенную.

Если не сам философ, то целостная философия, им созданная, отчасти и есть Вселенная, точнее, её картина или модель.

Правда, для того чтобы так было, философ должен состояться.

А как философу состояться, не имея своего места в социуме, в стране, в мире, во Вселенной? Причём места во Вселенной всем хватит, но это не гарантирует места в стране.

Вот я ещё не закончил поиски своего места или создание такового, я даже популярный текст об этом никак не могу закончить.

Тут ещё такой аспект имеется.

Не всем и не каждому приходится самому искать себе место и самому создавать своё место. Подавляющему большинству людей место в жизни уготовано.

Место человеку задают и определяют другие: общество, государство, семья, школа, карьера, обстоятельства.

И многие люди довольствуются теми местами, которые им отведены, предуготованы, определены.

Есть немногие, которые не довольствуются отведёнными им местами и стремятся попасть в места покомфортнее, попрестижнее. Такие места, как правило, уже заняты, и за них приходится биться. Разными способами и средствами.

Редкие люди создают себе место сами.

Даже self-made-man — человек, создающий-себя-сам.

Создать самого себя — та ещё задача. Но можно создать себя под имеющееся место в обществе: место учёного, место писателя, место предпринимателя, место политика.

Бывает, что эти места занимают серые люди, но всё же эти места предназначены для сэлфмейдменов (и вуменов, разумеется).

С философом сложнее.

Есть в социуме места, помеченные шильдой — «философ». Например, преподаватели философии. И эти места с удовольствием и энтузиазмом занимают некоторые люди.

Но это ловушка, обманка. Эти места обязывают совсем к иному, чем к тому, чтобы быть философом и состояться как философ.

Я вредный человек. В своё оправдание могу сказать только одно: трикстер иным быть не может. Я философ-трикстер. И на сегодня единственный в стране в этом статусе.

Пока достаточно того, что мне сегодня сказала одна разумная женщина: «Вы выбиваете их из зоны комфорта».

Кого их? Ну, кто читал мои последние тексты не только в «Фейсбуке», сообразит.

А вот ещё про «них» меня уже тут спрашивают:

«Но мне цікава, аб чым думае тая большасць, што ўступае з вамі ў палеміку па сутнасці ўзнятых пытанняў, а не толькі па стылі ці аб’ёму тэксту. Ці ёсць у іх сваі, іншыя, лепшыя ідэі?»

Ну, правда, есть ли у них свои идеи?

Я-то думаю, что нет. Но это же IMHO!

Это моё сугубо личное мнение.

Мнение философа с вредным характером.