Ой, мамочки

Глава седьмая

Разрушительница семьи Валисия Икс и кандидаты в Кулинары удалились в потайную комнату для заседаний. Бен, Бинго, Лоис Браун и граф ступали в напряженном и почтительном молчании, с явным трепетом делая первый шаг в состязании за почетное звание Кулинара. Что же до бедного Джима Грогга, он прошаркал со сцены, поддерживаемый Дивонн, которая оказалась женщиной из плоти и крови. Всем своим разбитым сердцем я надеялась, что она укусит его в шею — или сделает что там еще потребуется, дабы превратить их спальню в тихую гавань. Если у меня горе, это еще не значит, что другие тоже должны страдать. Признаться, я уже начала сомневаться, не переусердствовала ли с презрением к этой женщине. Осознание собственной незащищенности сломило дух мистера Грогга, и сама я была сейчас более чем предрасположена к подобному состоянию.

Элли, детка, в тебе говорит эгоизм. Неужели ты действительно хотела бы, чтобы Бен оказался из тех мужчин, чья кровь остается холодна, когда женщина включает горелку? Да! Он может смотреть, но не имеет права глазеть разинув рот! К черту! Когда семейную лодку заносит на поворотах, умная женщина не рыпается.

Нацепив улыбку, я поправила свой матросский воротничок и отстранила блюдо с орешками, которое поднесла мне Соланж. Не прибавлю в весе ни единой унции, пока не получу право облачиться в наряд для беременных.

— Как насчет партии в бридж? — Эрнестина Хоффман в тыквенном костюмчике являла дикий контраст с рубиновым торшером, подле которого она примостилась. Но ее брючки клеш и авангардистская прическа (что-то вроде "нас бомбили, я спаслась") мне были по душе. Вот вам женщина, которая не сочтет светской необходимостью флирт с самым красивым мужчиной в комнате.

— Лично я — за, а вы как, ma petite? — Соланж легонько постучала светло-вишневым ноготком по моей щеке.

— Я… так, немножко играю… по слуху.

— А что скажет этот мсье, который притаился вон под тем абажуром а-ля чепчик моей бабушки? — Француженка кинулась к мистеру Хендерсону Брауну. Но не хищной птицей-стервятницей. Чувственность окутывала ее, будто шелковый шейный платок.

Правда, думаю, мистер Браун вряд ли бы заметил, если бы Соланж уселась к нему на колени и принялась расстегивать его жилетку. Это все игра моего воображения или он действительно как-то посерел с тех пор, как я его впервые увидела?

— Простите меня. — Мистер Браун уныло обхватил себя за колени. — Я вообще не играю в карты. — Взгляд его переместился на стенные часы с деревянными листьями, обрамлявшими циферблат в форме скворечника; а когда из часов выскочила кукушка, Браун вздрогнул, будто укушенный, птица же невозмутимо прокуковала десять раз. Я вдруг вспомнила "птичьи клетки", мерно покачивавшиеся в ушах Гиацинты, когда она чеканила зловещие предсказания Шанталь: "…и написано то не на стенах… а в книге".

Эрнестина, взяв в руки «Мамочку-монстра», бегло пролистывала ее с торжественно-мрачным выражением лица.

Мистер Браун почесал бровь:

— Что, интересно, происходит на этом их собрании?

Велико было мое искушение запихнуть его подальше в угол. Мне бы ваши заботы, мистер Браун!

Графиня потрепала его по руке:

— Расслабьтесь, голубчик! Красотка рассказывает им, куда лучше поместить вишенку на пироге.

Он с трудом выбрался из кресла.

— Моя Лоис всегда была хорошей женщиной, в церковь регулярно ходила. И с чего на нее нашло это безумие? Сам-то то я ни на одну женщину не глянул — с того самого дня, когда зашел в торговый центр, чтобы купить обручальное кольцо для другой девушки. Продавщицей оказалась Лоис. Она улыбнулась мне — и дело было сделано. Через шесть лет мы поженились.

— Ах вы, старый романтик! — Эрнестина продолжала угрюмо листать "Мамочку-монстра".

— Ни в чем ей не отказывал, подарил семерых детей.

— Tres bon! — Соланж продефилировала к роялю, затем обратно.

Остановившись под портретом Кота-Мертвеца, мистер Браун, очевидно, тоже ощутил в себе признаки трупного окоченения.

— Я всегда ценил ее труды. Когда Лоис наводила порядок в бельевом шкафу, я обязательно хвалил ее. Не уставал повторять, что она самая лучшая стряпуха в нашем городе. Что же случилось? Чего ради ей понадобилось вступать в это чертово, прошу прощения за мой французский… — Соланж покровительственно улыбнулась, — …секретное общество? — Он стукнул кулаком по ладони. — Эта дамочка, Валисия Икс… я бы доверял ей не больше, чем разъяренному носорогу.

По зрелом размышлении я прониклась симпатией к этому мужчине.

— Что поделаешь, у женщин свои потребности, — с грустью заметила я. — Это не означает, что раз в неделю мы испытываем непреодолимое желание пробежаться нагишом по супермаркету, зажав в зубах кусок сырого мяса, однако бельевой шкаф, пусть в нем и царит идеальный порядок, не всегда утешает женскую душу.

Но мои слова утешения впустую сотрясли спертый воздух.

— Не понимаю, как Лоис могла увлечься всем этим! — простонал мистер Браун и безнадежно взмахнул рукой, отправив в лихой пляс канделябр на каминной полке.

Эрнестина оторвала глаза от книги, заложив страницу пухлым пальцем.

— Когда мы вошли сюда, мой Бинго сказал: "Мама, эта комната выглядит так, будто выжидает момент, чтобы кого-нибудь убить".

— Ну конечно! Разве не эта участь постигла злобного дворецкого из "Печального дома"? — воскликнула Соланж. — Ведь его нашли заколотым в самое сердце на том самом подоконнике, верно? — Графиня, сверкая черными глазами, указала на бархатные гардины.

Эрнестина издала тревожное бульканье. Ее пухлые щечки надулись, неожиданно придав ей нелестное сходство с сыночком Бинго. Но не наш разговор был тому причиной.

— Боже милостивый, какая ужасная книга! — Она жадно пролистнула еще несколько страниц «Мамочки-монстра». — В детстве Мэри Фейт переживала "танталовы муки" — ее собственные слова, — живя рядом с этой развратной женщиной. Здесь она рассказывает, что долгие годы считала служанку Бегиту своей матерью. А к Теоле Фейт она должна была обращаться не иначе как "мисс Фейт" — до одиннадцати лет, когда в качестве подарка на день рождения несчастной девчушке было разрешено называть ее Теолой.

— Они действительно жили здесь? — Заинтересовавшись, Соланж присела на подлокотник дивана.

Снова шелест страниц. Эрнестина скрестила тыквенно-брючные ноги и испустила протяжный вздох — от ее жакета тотчас отлетела пуговица.

— Вот, слушайте: "Моя мать утверждала, что Менденхолл ей подарил Ричард Гринбург, который приобрел его для съемок "Печального дома". В те редкие случаи, когда матушка наведывалась в этот дом, она неизменно отказывалась взять меня с собой. Почему? Она говорила, что мне будет скучно. Вместо меня отправлялась ее любимая собачка — спаниель Ванилла, — которую мама наряжала в мои платьица. Мои слезы и мольбы не трогали мамочку. До сих пор перед глазами стоит ужасная картина: она откидывает назад серебристую головку и заливается этим своим маньячным смехом".

— Mon Dieu! — Соланж прижала руки ко лбу. — Дьявольская женщина! Если бы эта Теола Фейт оказалась сейчас здесь, я бы убила ее голыми руками!

Хендерсон Браун резко выпрямился и сразу подрос на семь дюймов.

— Моей Лоис нечего делать в этом зловещем месте. Я позвоню детям и заручусь их поддержкой. — Он рванулся к двери.

— Только не отсюда, — прервала его полет Эрнестина. — Когда я захотела позвонить Франку, эта дамочка Джеффриз объявила, что в доме нет телефона.

— Черт! — Без всяких извинений мистер Браун выскочил из комнаты. Можешь опоздать, дружок, подумала я. Несомненно, ты изо всех сих старался, взращивая себе достойную спутницу жизни. Но однажды, видать, случайно оставил парадную дверь открытой. Так-с… Виновата ли я в том, что заковала Бена в оковы любви? Неужели нашему браку суждено превратиться в шаткую треногу? Улучшит ли ситуацию рождение ребенка — или же, напротив, усугубит? Впрочем, этим и прочим эпохальным вопросам придется подождать. Как любит повторять тетушка Лулу: "Мы ведь живем не в пылесосе".

— Бедненький мсье Браун! — Соланж утешилась орешком кешью.

— Бедняжка Мэри! — С торчащими во все стороны пучками волос и лишившись еще двух пуговиц от своего тыквенного жакета, Эрнестина добралась до середины «Мамочки-монстра». — Мой Франк меня бы убил, позволь я Бинго взять в руки эту книгу! Что из того, если я не разрешаю ему отойти от плиты, пока он не закончит практическое занятие! Что из того, если я твержу ему, что бейсбол — для тех детей, которые не могут отличить печеночный паштет от ленивых голубцов! Быть гением — такая возможность дарована не каждому. Думаете, матушка Моцарта позволяла своему Вольфганчику болтаться без дела? Стон вырвался из материнской груди.

— Мой Бинго, он никогда и в школу-то пешком не ходил, всегда я его отвожу на машине. А эта бедная крошка… — яростное пролистывание страниц, — ее отправили одну-одинешеньку бог знает в какую даль, погостить у какой-то чокнутой старушки в глухомани. Вы только послушайте: "В нежном возрасте лет девяти-десяти меня отправили погостить у Гуинивер Де Вур в имении «Шаткие Башни». Что связывало ее с моей матерью — по сей день остается для меня загадкой. В то время я знала одно: Теола Фейт хотела сплавить меня подальше от дома, потому что у нее была запланирована оргия с участием более пятидесяти персон, а она никак не могла определиться с неглиже.

— Очень забавно! — Соланж направилась к бархатным гардинам. — Позвольте мне открыть окно, я вот-вот задохнусь. — Действительно, румяна на ее щеках багровели, точно сифилитическая сыпь; впрочем, и сама я слегка подвяла. Сбросив туфли, я бережно пристроила свои отекшие ступни на парчовом диванчике.

— Читайте дальше, Эрнестина.

— "Бегита, служанка, рыдала и просила за меня. Клялась, что спрячет меня в буфете, но Теола и слушать не желала. Она боялась, что я привлеку внимание какой-нибудь голливудской шишки. Панический ужас у нее вызывала одна лишь мысль о том, что мне могут предложить роль Крошки Люси в ее нынешнем фильме «Пока мышь в отлучке». Поздно ночью меня запихнули в автобус, сунув в робкую ладошку адрес Гуинивер Де Вур и велев возвращаться не раньше чем через две недели — если, конечно, я не хочу, чтобы мой любимый попугайчик умер от недоедания. Теола грозила мне и прочими ужасами, если я посмею заговорить с кем-нибудь в автобусе.

Через двадцать четыре часа я, напуганная до смерти маленькая девочка, стояла на ступенях «Шатких Башен». Вот я неистово колочу в дверь — и никакого ответа! Неужели меня все бросили? В отчаянии я толкнула дверь, которая оказалась не заперта, — и очутилась в холле из ночного кошмара. То, что я поначалу приняла за нестираные занавески, оказалось гигантской паутиной. Со стен приветственно скалились головы животных. Я пыталась побороть ужас, когда на лестнице неожиданно материализовалась Гуинивер Де Вур в ночной рубашке, напоминающей саван, и испустила пронзительный вопль".

— Mon Dieu! — Соланж опустилась на скамеечку в проеме окна. — Я будто наяву услыхала этот поросячий визг.

Эрнестина опустила «Мамочку-монстра» на колени.

— Франк всегда говорит, что я хорошо читаю.

— По-моему, действительно раздался чей-то крик, — вставила я. — Откуда-то снизу.

— Наверное, трагический мсье Браун. Мы настоящие преступники, отпустили его одного в таком расстройстве. Возможно, он выпрыгнул из окна. Нет, ma cherie, — Соланж силой усадила меня на место. — Вы останетесь. А мы с мадам Хоффман пойдем поглядим.

Фу ты ну ты! Оставили меня одну-одинешеньку в этой чертовой комнате. Наверняка ничего страшного не случилось — иначе из холла донесся бы топот и прочая суета. Уж Пипс и Джеффриз ястребами ринутся на запах любых беспорядков. Может, мистер Браун нечаянно наступил на мышь? Подойдя к столу с напитками, я плеснула себе капельку красного вина, поднесла бокал к губам — и тут опомнилась. За свою беременность я не пригубила ничего крепче чая. И не позволю этому треклятому дому сделать меня вредной для здоровья ребенка!

Слева от меня на стене висела тесемка звонка — я решительно потянула за нее. Прошло несколько минут. Из часов вылезла кукушка и прокуковала одиннадцать раз, затем крохотная дверца захлопнулась. Я и сама бы с удовольствием забралась в укромное местечко и прикрыла глазки.

— Вы звонили! — В комнату влетела Джеффриз; оборчатый чепец съехал ей на брови, нос навис над подбородком. Лучше не упоминать о крике — вдруг карлица воспримет это как критику в свой адрес.

— Привет! — радостно воскликнула я.

— Что вам угодно?

— Всего лишь стакан воды, если это вас, конечно, не затруднит…

— Может, да, а может, нет. Мой психиатр советует мне не принимать поспешных решений. Потому-то Пипс до сих пор и жив. Наш старикан на три четверти псих и на одну четверть не в своем уме. Он ненавидит эту женщину!

Мужчина, не подпавший под чары Валисии Икс, был мне по сердцу.

— Прошлой ночью он сунул ей в постель слизняка.

— Вот молодец! — Осмелев, я решилась высунуть нос: — Джеффриз, а Теола Фейт часто наведывается в Менденхолл?

Лицо карлицы окаменело. Судя по всему, я перешла границу, начертанную ее психиатром.

— Пойду подумаю насчет вашего стакана воды.

И я вновь осталась одна в удушливой тишине. Панели красного дерева, красные ворсистые обои и драп-велюр с бахромой давили на психику. Мне не по вкусу комнаты с «фокусами», а эта до сих пор корежит из себя съемочную площадку. Опустившись в единственное удобное с виду кресло, я тотчас очутилась в капкане — в трясинном плену мягких подушек. Да еще спиной к двери.

Время тянулось, как коронный номер стриптизерши. Я вдруг снова ощутила себя девочкой Элли во время того первого рокового визита в Мерлин-корт. Тетушка Сибил оставила меня одну, велев сидеть не шелохнувшись, — по сути, ничего сложного, пока я не услышала, как распахнулась позади меня дверь гостиной. Мои жирные ножки замолотили по воздуху в тщетной попытке коснуться пола, в то время как оставшаяся часть меня увязала все глубже и глубже и бездонной яме, где, по идее, должны были находиться пружины…

Вернувшись в настоящее, я спохватилась, что могу напугать ребеночка, и собрала остатки мужества.

— Эй, есть тут кто? — раздался громкий шепот.

Дверь не открывалась — ушки мои были на макушке, я бы непременно услышала.

— Есть тут кто, спрашиваю?!

Я затаила дыхание. Голос доносился из окна — графиня оставила его гостеприимно открытым, и в данный момент оно как раз принимало гостя — точнее, одну руку и одно пухлое колено.

— Впервые за весь день повезло!

Облегчение окутало меня блаженством. Кто бы это ни был — точно не враг. Голос принадлежал жителю Англии.

К тому времени, когда я с трудом выкарабкалась из кресла, на подоконнике уже сидела седовласая толстуха с физиономией сенбернара, в шляпке цветочницы и — совершенно невероятно — в моем пеньюаре.

— Черт побери! — Тряся отвислыми щеками, она неуклюже доковыляла до дивана. — Я, конечно, понимала, что глупо на что-то надеяться, но так уж воспитали Марджори Задсон. Глотку драть и проигрывать я не привыкла. Проникнуть в дом незамеченной было равносильно чуду. О, горе мне, горе! Впрочем, мир не рухнет, если я не сумею стать Кулинаром.

— Так вы кандидат? — Подойдя к ней поближе, я безошибочно учуяла речной запашок.

Черная шляпка кивнула, и слеза скатилась по щеке Марджори Задсон.

— И мой муж тоже! — поделилась я. — Вы перепутали время?

— Ни в коем случае! День и час вытатуированы на моем сердце. Но сегодня утром моя дорогая матушка занемогла, и я не в силах была ее покинуть, пока не пришел доктор и не сказал, что всему виной сливовый сок. Хитрая старушка сливала его в ночной горшок.

— Ваша матушка, должно быть, в годах.

— Ей девяносто семь.

— Неужели? Не удивительно, что вы такая бодрая.

— Иначе меня бы здесь не было, милочка. Позаимствовала у приятеля самолет, чтобы долететь из Канады (мы с маманей живем там последние тридцать лет), приземлилась в Чикаго, а оттуда добиралась автостопом — попался, знаете, один такой славненький мотоциклист… А затем, приехав в Грязный Ручей…

— Вы нашли лодку, которая и доставила вас сюда? — Я обнаружила, что сижу рядом с ней, держа ее ладонь в своей.

— Целый час потратила впустую, стучала в разные двери, пока не остановилась на единственно возможном выборе. Разделась, прибрала бельишко и платьице в пластиковый пакет, запихнула багаж под дерево и вышла в море.

— Вы хотите сказать, что добрались сюда вплавь?

— А что?

— Нагишом?

— Ну что вы, душечка! Я вовсе не такая бестактная! Нельзя же отвлекать рыбок от ужина! На мне была грация, а мешок с одеждой я привязала к лямке бюстгальтера.

Я сжала ее руку.

— Но вы могли утонуть или… — я едва не сказала: "хуже того", — попасть в лапы береговой охраны.

— Посреди пути попалась мне на глаза какая-то посудина официального вида, так что я на всякий случай нырнула и немножко проплыла под водой. Боюсь, я не в лучшей форме — не то что когда переплывала Ла-Манш вместе с кузеном Джорджем. Я всю жизнь прожила у воды. В Англии мы в Борнмуте обитали.

— Слава богу, что все обошлось. — Я поправила сбившийся бантик на ее шляпке, стараясь не смотреть на свой велюровый пеньюар, который Марджори чудесно заполняла собой.

— А чего страшного-то? Одна, правда, потеря — по дороге посеяла свой мешок. Можете представить, как я обрадовалась, причалив к ангару, забитому чемоданами и старым тряпьем. Пускай Армия Спасения с убылью, зато я с прибылью. Ни одно из платьев на меня не налезло, но вот это… — она любовно погладила велюр, обтягивающий ее коленки. — Куда лучше, чем появиться из глубин, как Нептун, в одной грации.

— Само собой! — Я закашлялась. — Можно спросить, почему вы влезли через окно?

Сенбернаровы щеки Марджори затряслись.

— Глупо, конечно, я понимаю! Но я подумала, что если проберусь в дом незамеченной, то сумею избежать упреков в опоздании. Никогда не тешила себя надеждой, что я единственный кандидат. Почему-то мне подумалось, что сейчас здесь проходит торжественная вечеринка с коктейлями. В суете никто не удосужится сосчитать присутствующих по головам. Чуточка везения — и я бы потихоньку проскользнула в дом и сделала вид, что всю дорогу была тут как тут. Я, знаете, такая робкая, никогда не выпячиваюсь. — Вытащив салфетку из коробки, которую я поставила на подлокотник дивана, она оглушительно высморкалась. — Но никакой вечеринки нет, верно?

Это было куда труднее, чем сказать ребенку, что Деда Мороза не существует. Борясь с комком в горле, я объяснила, что в данный момент в потайной комнате проходит собрание под руководством некоей Валисии Икс. И, учитывая количество кандидатов, нет никакой надежды затеряться в толпе. Настал мой черед потянуться за салфеткой.

— Простите! Что-то я последние дни сама не своя… — В подтверждение своих слов я подскочила на диване, когда скрипнула дверь.

Я и забыла, что просила Джеффриз принести воды. Но оказалось, это вернулись Эрнестина Хоффман и графиня Соланж. Они отсутствовали так долго, что я даже подумала, не представиться ли мне заново, но вместо этого решила оказать услугу своей новой подруге.

— Познакомьтесь, это миссис…

— Мисс Марджори Задсон. — Выпятив вперед подбородок и поправив шляпку, она встала.

— Еще одна кандидатка? — Эрнестина явно была не в восторге.

— Простите, что не смогли поприветствовать вас сразу по прибытии, — Соланж протянула унизанную драгоценностями руку, — но мы с мадам Хоффман ходили на поиски крикуна.

Мисс Задсон заметно озадачилась.

— Ничего особенного мы не обнаружили, а на обратном пути разделились.

— Я пошла в ванную и застряла там! — Пылающие щеки Эрнестины отчаянно дисгармонировали с ее тыквенным нарядом, и я, вспомнив пережитый в самолете страх, заверила ее, что страдаю тем же синдромом.

Изысканные манеры графини необычайно выигрышно смотрелись на фоне оригинального наряда мисс Задсон.

— Mes amis, интуиция подсказывает мне, откуда взялся этот крик. По-моему, мсье Грогг и мадемуазель Дивонн занимались grand amour, дабы позабыть это глупое происшествие с содой!

У мисс Задсон сделался еще более смущенный вид, так что я поспешила объяснить остальным ее присутствие. Результат вышел неоднозначный. Эрнестина не сказать чтобы пузырилась сочувствием. Какая жалость, заметила она, что эта дама оказалась за бортом во всех отношениях. Соланж, напротив, принялась обхаживать мисс Задсон, разгладила складки моего… то есть, ее пеньюара, поправила воротничок и ободряюще похлопала по плечу.

— По-моему, эта bonne femme, отважно переплывшая реку, должна справиться с проблемой. Вот какую она расскажет историю. Она прибывает вовремя, тук-тук в дверь, но никто не отзывается. Тогда она заходит в дом, сердце бум-бум. Но где все остальные? Наша героиня находит удобства, решает привести себя в порядок и — бац! — не может справиться с замком.

Мисс Задсон от избытка чувств задрожала с головы до резинок грации.

— Звучит настолько бредово, что может сработать, — похвалила я.

Эрнестина подобрала с пола «Мамочку-монстра» и положила на стол.

— Поверьте, не хотелось бы показаться черствой, но прежде всего я обязана думать о своем малыше Бинго. Главная задача матери — раздуть пламя гения в своем потомстве. А поскольку мистер Грогг и теперь уже мисс Задсон выбыли из игры, его шансы быть избранным становятся все радужнее.

— Значит, настучите Джеффриз и Пипсу? — спросила я.

— Тс! Я слышу чьи-то шаги. — Соланж собрала нас в кучку.

— Быстрей! Спрячьте Мардж за занавесками! — Эрнестина, казалось, была не меньше остальных удивлена тем, что примкнула к рядам заговорщиков.

Вошла Джеффриз с моим стаканом воды. Не вызвали ли у нее подозрений топорщащиеся занавески? Она что, намерена спешить с уходом не больше, чем спешила с приходом? Так карлица и стояла подбоченясь, пока до меня не дошло, что она ждет, когда я выпью воду. Я сделала глоток, с замиранием сердца ожидая, что горло мое вот-вот сдавит спазм, а глаза вылезут из орбит — по мере действия яда.

— Очень вкусно! — промямлила я.

— Это из городского колодца. Нам по утрам доставляют.

— А можно и мне стаканчик? — елейным голоском попросила Эрнестина.

Дело сделано. Как только Джеффриз, хмуря брови, удалилась, мисс Задсон вылезла из укрытия; мы торопливо объяснили, что сущим безумием было бы доверить ее судьбу особе, которая способствовала выведению из игры другого кандидата.

— Значит, лапочки, вы думаете, что разумнее всего мне будет отдаться прямо на милость этой Валисии Икс?

Поборов дрожь, вызванную этим именем, я кивнула:

— Только не забудьте свою легенду.

Просто поразительно, какой поистине французский шик придала Соланж моему пеньюару. И какой чудесный румянец вызвал на щеках мисс Задсон одолженный Эрнестиной тыквенный жакет.

— Страшно-то как!

— Ерунда, — заявила я.

Отыскать потайную комнатку без помощи Пипса или Джеффриз будет, конечно, потруднее, чем дважды два, но порой меня посещает шестое чувство — особенно когда речь заходит о домах. А посему было решено, что я совершу вылазку вместе с мисс Задсон, в то время как две другие дамы останутся на посту.

Мы поднялись наверх и очутились в холле.

— Какая чудесная картина! — Марджори зависла перед портретом старой дамы, злобно взиравшей на нас сквозь слои лака.

— Не дай бог повстречать такую на темной лестнице. — Подтолкнув свою новую подругу, я бросилась через погруженный во мрак холл, будто это была Лестер-сквер в час пик и в любой момент нас мог переехать автобус с Пипсом за рулем.

Интересно, потайная комната где-то на самой верхотуре этой лестницы из аттракциона "русские горы"? «Возможно», — сказала моя голова, но мои ноги, — отдавая должное позднему часу, — проголосовали за то, чтобы сначала проверить этот этаж. Из холла крутыми виражами ответвлялись несколько темных коридоров. Каждый из них вполне обеспечивал секретность, требуемую Манифестом Кулинаров. Главное — не попасть на кухню. И, образно говоря, в суп — а точнее, в задницу.

Возле двери на информационной доске висел распорядок приема пищи, а также список комнат, предназначенных для кандидатов и сопровождающих лиц — выражаясь словами вампирши Дивонн. Ну что, взяться за ручку и открыть дверь? И что тогда? В первом порыве героизма я как-то над этим не задумывалась. Что, если я не только вызову изгнание мисс Задсон, но и навеки опозорю. Бена? А вдруг его сочтут ответственным за мое попрание священных законов Кулинаров? С другой стороны, в силах ли я сказать этой женщине, которая готова была пожертвовать всем ради престарелой матери, что мы гоняемся за химерой? Жизнь, с грустью подумала я, сплошь состоит из всяких «если» и «но». Что ж, Бену придется просто пожать плечами и лицемерно вопросить: "Я что, пасу свою жену?"

Пустая столовая робко ожила в лучах света, просочившихся из коридора, когда я приоткрыла дверь. Неужто американцам мало кроватей-аэродромов, им еще и столы длиной с посадочную полосу подавай? Эта дубовая плита идеально подошла бы для средних размеров семейства, решившего пожить врозь. Чтобы попросить соль, не обойтись без рупора. Это не стулья, а троны, а железный канделябр скрипит, как виселица, и вдобавок отбрасывает расчлененные тени на стены. В полумраке зловеще мерцают шесть огромных ножей, занимающих почетное место на стене. Но ведь это не засохшая кровь так затейливо окаймляет острый край самого большого из тесаков? Я бы еще долго так торчала, впитывая ненавязчивое очарование рабочих инструментов маньяка-рецидивиста, но Марджори Задсон вдруг часто-часто задышала, а ее карие глаза пуще прежнего напомнили мне сенбернара.

Мы прочесали один коридор, затем второй, методично открывая двери одну за другой, но — увы. В какой-то момент мне почудилось, будто я слышу третью пару ног, но это все так, галлюцинации. Уверена также, что и запах сушеных бананов явился плодом моего воспаленного воображения.

Я уже собралась было предложить Марджори подняться на верхний этаж, когда заметила дверь, врезанную в подножие лестницы. Не заметить ее было проще пареной репы — ручка отсутствовала, имелся лишь крохотный желобок.

— Вперед! — Мисс Задсон громко дышала мне в ухо, я же между тем просунула руку за панель и шарила в поисках выключателя. — Надо поспешить, не все еще потеряно! — На удивление легкой поступью она пересекла холл, смахивая в тусклом свете газовой лампы на персонаж бурлеска. Обнаружив на столике с мраморной столешницей свечу Пипса, она прихватила ее вместе с коробком спичек.

Ступая на потайную лестницу, я уже не сомневалась, что повредилась умом, который, увы, не починить. Мисс Задсон захлопнула дверцу, и мы начали спуск. Перила представляли собой провисшую веревку, натянутую между двумя столбиками — наверху и внизу. Ступеньки были так узки, что я старательно смотрела себе под ноги, пока вдруг не очутилась в подземной комнате.

— Блеск! — оценила мисс Задсон.

Во-во. Комната представляла собой органичное сочетание "лавки древностей" и Алисиной страны чудес. Пламя свечи выхватывало из темноты то кожаные чемоданы ручной росписи, то мраморные колонны и статуи, то всякую мелочь — часы, шелковые ширмы, каменные садовые скамеечки и веера из перьев…

Но Кулинаров здесь не было.

— М-да, милочка, разрази меня гром! — Голос мисс Задсон отскочил от зеркал в позолоченных рамах, перелетел через вощеные сундуки и забрался под лакированные столы. — Вон там… гроб стоит.

Не будь во мне столько лишнего веса, я бы непременно упала в ее объятия.

— Г-г… где? — Едва слова эти сорвались с моего языка, как я попеняла себе на излишнюю доверчивость. Наверняка старушка меня разыгрывает.

Если бы! Проследив за ее пальцем, я действительно увидела гроб, втиснутый между диванчиком и высоким комодом.

Бантик на шляпке мисс Задсон заметно подрагивал, но сама она решительно заявила, что наш гражданский долг перед министерством здравоохранения — разобраться, в чем тут дело.

— Ясное дело! — Я приноровила свои мелкие шажки к ее семенящей походке.

Неужели я была права насчет Дивонн? И она не путешествует без персонального гроба? И шесть коней-призраков перетащили эту, с позволения сказать, мебель, через реку, или же Дивонн сидела внутри и самолично рулила? Но ведь я не подвергну ребенка большой опасности, если попытаюсь разобраться?

— Хотите пойти вперед? — шепнула я мисс Задсон.

Она боязливо съежилась за моей спиной:

— Давайте объединим наши усилия…

Что и говорить, не самый приятный способ завершить день. Однако нельзя выказывать трусость, покуда малыш в стадии формирования. Поставив свечку на стол, я скомандовала:

— На старт, внимание, марш — подняли!

Если честно, я совсем не рассчитывала увидеть внутри тело. Меня вдруг осенило, что маньяк-коллекционер, заваливший эту комнату антиквариатом, запросто мог приобрести гробик у похоронных дел мастера на какой-нибудь праздничной распродаже. Крышка издала протяжный стон — или то была мисс Задсон? Наверняка эту емкость используют как хранилище. Простыней, скорее всего. Вечные, прочные простынки, приготовленные для утюжки.

А вот и нет! Мне вдруг стало трудно дышать — отчасти потому, что мисс Задсон сдавила мое горло. На белых атласных подушечках кое-кто покоился. Причем весьма мне знакомый.