Пабам, и вновь на БАМ

Глава 18

В Одессе просто каким-то чудом успел из аэропорта добраться до вокзала и выехать последним дизелем. Он плетётся гораздо медленнее предыдущего, останавливаясь чуть ли не у каждого столба. Так что прибывает уже за полночь. Весь транспорт к тому времени почти не ходит, и придётся вылавливать частника.

Оттого скооперировавшись с ещё несколькими попутчиками, уговорили одного водилу поехать в нужную нам сторону. Как выяснилось, мне предстояло выходить самым первым, и оттого сел с краю. Расстояние не столь большое и пешком я такое прохожу за часок, так что на колесах и с этим Шумахером уложились в пятнадцать минут по пустынным ночным улицам.

На месте, попрощавшись с попутчиками, я поблагодарил водителя за быструю езду и сунул ему пару рублей. А далее по пустынной улице пошёл к виднеющемуся неподалёку дому. Остальные унеслись дольше, как будто за ними гнались все демоны ада. Блин, точно водила какой-то из предшественников стритрейсеров, и днём гаишники в момент отобрали бы его права.

Меня конечно же никто в квартире не ждал, и дверной звонок в час ночи вызвал маленький переполох. А потом были радостные объятия, поцелуи с родными, которых не видел столь долго. Конечно же испытал некоторый шок, так как даже не совсем понятно, как трактовать кто с какого света выходец.

Очень побаивался и ждал этой встречи, ведь помнил совсем иное. Горечь расставания с родными людьми, а они тут рядом и такие непривычно молодые и радостные. Для них я ушёл в армию всего лишь полгода назад, а для меня прошло полвека.

На радостях меня сразу же усадили поесть с дороги. Подняли тост за столь неожиданную приезд и дружно выпили за это. Я с большим удовольствием поел домашнего вкусненького, от которого отвык так давно и вначале только кивал, поддерживая их радостное обсуждение, но когда улеглись первые восторги мне пришлось огорчить всем радость встречи поведав суровую правду.

Надо отдать должное, что никто не бросился к трубке телефона срочно набирать 03. Все сидели подавленные и растерянные. Даже прошедшим войну, перенесшим все невзгоды военных лет невозможно было поверить всему услышанному.

Было первое недоверие, но я поведал такое, что никто из посторонних знать никак не мог. Столь личные сведения, что не выходят за рамки близких людей. И тогда в их глазах появилась полная безысходность. А как же иначе? Рушилось всё на что они потратили всю свою жизнь и силы.

Все достижения огромной и великой страны, которыми принято сейчас гордиться — всё будет перечёркнуто предательством номенклатуры. Поведал о предательстве партийным руководством доверившегося им народа, и всё ради своекорыстных интересов — «свечного заводика в Самаре».

Но для моих родных поверить в такое будущее было нестерпимо больно. Умом это все давно понимали, ибо прекрасно могли наблюдать поведение местной республиканской номенклатуры. Все их самопровозглашённые привилегии статуса.

И ради этой гнусности будет разрушена огромная и могучая страна, будет растоптана светлая мечта о счастливом далёко, ради которой весь народ переносил трудности и невзгоды.

Сама песня ещё не написана, и она осталась реквиемом по мечте. Так что сходил за гитарой и спел её родным. Прекрасно притом осознавая, насколько мой голос не подходит для её исполнения. Лишь попытался передать эмоциональную тоску о всём том светлом и чистом. А на глаза невольно набежали слёзы, и пришлось махнуть рюмку коньяка, чтобы смыть горечь потери.

В семье никто не сомневался в низкой натуре многих подобных перевёртышей, и оттого на все предложения вступить в ряды КПСС — всегда отговаривались неготовностью принять столь высокое звание — коммунист. Неготовность действительно присутствовала, поскольку было немыслимо переступить через себя и напрямую подчиняться приказам таких вот партийных функционеров.

Иначе оставалась некая свобода действий, и тем приходилось действовать через вышестоящих руководителей. И такое необычайно раздражало самих партийных руководителей, привыкших, что все дружно берут под козырёк и бегут исполнять впереди собственного соображения. И ведь за последствия столь мудрых указивок отвечали сами исполнители, и лишь в редких случаях успеха — плоды пожинали партийные деятели.

Никто не заблуждался в значении приводимого родными эвфемизма, и причинах такого завуалированного отказа. В будущем общепринятым считалось, что должны были полететь головы с плеч! Если бы не простая истина — заменить специалистов такого уровня практически невозможно.

Многие известные советские ученые и конструкторы были беспартийными, и ничего — их терпели. Можно было бы поставить партийного, а не талантливого, и это неизбежно означало зарубить весь проект. И такое происходило не раз, но даже номенклатура может осознать истину, наступив в который раз на грабли.

Такое происходило во многих сферах науки и техники, где не смогли запросто сменить несговорчивых на послушных. А хорошим специалистам все партийные указивки лишь мешали выполнять свои обязанности. Вот и происходил вековечный конфликт интересов.

Так что любви к советской и партийной номенклатуре в семье никогда не наличествовало, а вот судьба самого советского народа и государства печалила всех. Оттого ночь выдалась безрадостной и бессонной.

Пришлось до утра отвечать на многочисленные вопросы. Так как из общего сумбурного сообщения далеко не всё становилось понятным. Непросто и даже невозможно связно пересказать полвека истории в несколько часов. Даже если в самолёте и дизеле не столько дремал, сколько мысленно готовился к изложению будущих событий.

Думаю, что если бы полностью мог подавить все эмоции, то смог бы изложить более связно, но о таком можно лишь мечтать. Это всё происходит с моей страной и со всеми нами. А взгляд стороннего наблюдателя подразумевает полную отрешённость от судеб страны и народа.

Наша семья всегда ощущала своё единство с народом и его судьбами, в отличие от той же номенклатуры и творческой интеллигенции. Те всегда дистанцировались от простых смертных. Элитка — мать её, всегда продажная по самой своей сути.

Но не все их вопросы получали ответы, и я всячески старался не давать советов как быть. Некоторые ответы у меня имелись, но родным нужно вначале переварить полученную информацию. Переспать с проблемой, и лишь затем станет возможной вдумчивая попытка наметить шаги по решению.

Собственные судьбы собравшихся сразу же отказался сообщать, так как с новым знанием они безусловно коренным образом изменятся. Невозможно в себе удержать такое знание, ни проронив ни капли. Их возможно использовать для личной выгоды, но в такое мне просто не верится. Поскольку этот путь требовал встраивания во властные структуры и тесное сотрудничество с худшими их представителями.

А вот поступать как велит сердце и совесть — значит навлечь на себя и всех близких очень серьёзную опасность. Номенклатура уже тесно стала срастаться с теневыми структурами. Они поддерживают друг друга. И попытка что-то изменить, неизменно повлечёт противостояние не только с теневой экономикой, но и сих покровителями из партийной верхушки.

И всё мне говорит именно о таком развитии ситуации, в том нисколько не сомневаюсь. Ни постоять наблюдателями в сторонке ни скурвиться мои не смогут — это противно самой природе. Всегда поступали и жили по чести ранее, и нет никаких оснований изменяться впредь.

Но зато стратегия и тактика противодействия могут быть различными:

Самая банальная — тупо ломиться напролом. И естественно она не самая разумная из тактик, а также полное отсутствие стратегии. И не стоит нисколько сомневаться в отсутствии какого-либо позитивного результата. Один в поле не воин.

Самая дурная — примкнуть к диссидентам. Уж не смешите мои тапочки, те о благе народном пекутся не более номенклатуры. Им просто не нашлось места наверху, вот и оказались в оппозиции. В противном случае бодро бы зачитывали зажигательные призывы построить коммунизм за двадцать лет. В идеализме таких борцов я нисколечко не заблуждаюсь. Нескольких блаженных из их рядов в расчёт не беру, так как с теми нам скорее по пути. Но их слишком сложно разыскать среди той мутной массы, что собралась в среде диссидентов. Несколько громких имён я знаю, но идти на контакт с ними — значит привлечь ненужное внимание органов.

Самая нелепая — поднимать народное волнение, ведь провозглашённые принципы мне понятны и вызывают полную поддержку, а вот полное отторжение вызывают именно отступления от них. И особенно в отдельном очень конкретном случае привилегий самой номенклатуры.

Но нельзя же бороться с «ветряными мельницами» размахивая копьём и мечом, слишком многие не видят в том кровожадного великана. Нет, сами привилегии большинство прекрасно видит и ропщет против них. Но выпустив пар на кухне, смиряются как привыкли то делать с середины 50-х. И оттого массы не станут бурно протестовать.

Да и сама глубинка может о многом даже не знать — слишком они далеко и глубоко, а ведь это становой хребет страны. Они живут своей жизнью, а что там творится у городских не больно интересуются. Многие старшего возраста и грамоте-то не сильно обучены. Телевизоры в большинстве городских квартир не так давно появились, а за городом приём осуществляется далеко не везде, да и не все там тянутся к новой технике.

Вот этими соображениями я поделился в первую очередь, и призвал не бросаться в бой с первой же встретившейся «ветряной мельницей». А может быть стоит устранить тот бурный ветер, что позволяет им набирать силу и власть.

Опираться же можно лишь на людей трезвомыслящих. Чётко осознающих, что всякие подарки для папуасов являются лишь яркой и броской безделицей, а на судьбы мира никак не влияют, если не будут подкреплены всей мощью сильного государства. Иначе эти игрушки либо оставят за хорошее поведение, либо отберут за неподобающее.

По сущности я исконно анархичен, но всё-таки сознаю насущную необходимость крепкой власти, являющейся залогом стабильности для всего народа. И пришлось убеждать своих, что несмотря на различия политических взглядах реальную поддержку можно получить только от государственников. Да хоть от тех же монархистов, как бы это не выглядело противоестественно.

И эти мои высказывания вызвали некоторую оторопь в нашей семье исконно приверженной эгалитарным принципам[72], а всякие там — измы не переваривающей во всех обличиях. Правда и уровень образованности позволяет не путать с банальной уравниловкой, взятой на вооружение идеологами КПСС.

Мы всегда придерживались равенства самих возможностей, а реализация оных является делом каждого человека. Кто-то станет упорно работать над своим развитием, и через трудности реализует заложенный потенциал, а кто-то станет ждать у моря погоды, бухтя о неравенстве.

Оно уже реально существует в лице той же «золотой молодёжи» и «криминальной молодёжи». Они как-бы находятся на противоположных концах социального спектра. Но четко сходятся в твёрдом отказе заниматься каким-либо общественно-полезным трудом.

Стартовые условия у них абсолютно противоположны, и одним предоставлены тепличные условия с дальнейшим карьерным ростом вне зависимости от их способностей. Вторым приходится всё выгрызать у жизни, сбиваясь в стаи, где вожаками становятся наиболее сильные и агрессивные.

Вырваться из привычной среды и своего окружения для них крайне сложно, хотя в стране советов такое доступно каждому. Однако насколько же это психологически тяжко, порвать со всем своим окружением. Ведь придётся ломать многие стереотипы и рвать шаблоны.

Есть уже и откровенно невозможные вещи: например — поступить в МГИМО прибыв из глубинки. Это так же, как в прежние времена голодранцу-разночинцу поступить в Морской кадетский корпус[73]. Адмирала Макарова по гроб жизни такие выпускники не принимали в свою среду, поскольку тот был лишь боцманским сынком. Ну а из советской номенклатуры уже вполне сложилась своя новая аристократия, и с такими же дурными замашками.

Правда сословное различие никак не помешает объединению номенклатуры и криминала для тотального ограбления всей страны. Они быстро поделят её на сферы своих интересов, а свои миллиарды получат, совместно грабя страну, наплевав: на все вставшие заводы и предприятия, на вымершие города.

Об этом я поведал домочадцам, внимавшим и понимавшим сие, но лишь умом, а сердцем, не желавшим принимать такое будущее. Для эгалитаристов оно нестерпимо, так как отрицает основополагающий принцип равенства возможностей. И сама новая элита абсолютно не отвечает критериям оптимального отбора, а скорее совсем наоборот.

Конечно я понимал, что отравляю своим близким всю последующую жизнь этим знанием, но Сократ принял чашу с цикутой[74], сознавая всю её губительность. Среди родных никогда не водилось хлюпиков и малодушных, и я верил в их стойкость. Лишь станут злее бороться с этой новой аристократией.

Критерием её формирования стал отрицательный отбор, где подымались не самые способные, а приспособляющиеся. И в этом состоит огромная и губительная для страны разница.

Так что утром все расходились с тяжёлой головой и мыслями. Кому и куда требовалось. Меня даже удивило такое их спокойствие. Ведь, вспомнив весь последующий мрак, не мог не признаться себе, что сам бы вряд ли смог думать о чём-либо кроме близящегося заката человечества. Нельзя идти вспять по анизотропному шоссе[75].

Мне значительно проще, я это прошёл и принял. Как и то, что ничем не смогу воспрепятствовать этому скатыванию мира в пропасть. Этот процесс начался лишь незадолго до этого времени, и если не остановить падение, то Земля обречена, на полное разграбление своими же детьми. Они бездумно уничтожат все ресурсы, а потом и все человечество в борьбе за их остатки.

На мой век как говорится хватит, но безропотно присутствовать при закате человечества, совсем не хочется. Мы не из тех, для кого за ними — хоть потоп. Так что предстояло начинать действовать и первым пунктом был поход в воинскую комендатуру, чтобы встать на учёт. И лишь затем смогу сбросить воинскую форму. Сменить её на гражданку и свободно заняться делами.

Столько нужно успеть до приезда моего воинского начальства, что просто глаза разбегаются. Оттого сразу же поспешил на троллейбус и быстро оформился в комендатуре. Далее предстоит крутиться как белка в колесе и потому из дома позвонил отцу на работу, предупредив что вскоре буду.

Нам оттуда ещё добираться до телецентра, Благо транспорт освободился после часа пик и ехать стало возможно с большими удобствами и значительно быстрее. А маршрут уже практически вбит на подкорку, ведь столько мотался на тренировки в школьные годы.

Единственное, что меня смущало был сбой ритмов в 9 часов разницы временных поясов, и сезонах года, создававших резкий контраст. Здесь весна полностью вступила в свои права.

Всё цветёт и запах цветения отовсюду доносится до чуткого обоняния. Трава вымахала так, что и представить невозможно, что где-то лежит метровыми сугробами снег и температура редко подымается выше минус десяти.

Тут я в своей шинели откровенно взопрел даже в ночной прохладце, а днём в парадке просто невозможно ходить при плюс двадцати. Так что я переоделся полегче и помчался решать первоочередные вопросы.

Довольно быстро сумел добраться до приемной, где меня сперва не опознала секретарь. Она привычно принялась пояснять, что на переговорный пункт нужно с улицы входить в другую дверь, а в не в служебный вход.

Но когда я показал на дверь и сказал, — Я к отцу, Зинаида Петровна.

Установилась знаменитая немая сцена, и она лишь таращилась на меня изумлённым взглядом, так как в приемную ввалился коротко стриженный будто прямо с зоны, и чей вид совершенно не вязался с привычным образом длинноволосого юноши.

Однако она профессионально быстро оправилась от ступора и стала тараторить, — Ой, а я тебя совершенно не узнала. Богатым будешь! Но ведь совершенно на себя не похож. Я уж подумала отчего охрана на входе не задержала подозрительного, и не завернула в переговорный зал, — и опомнившись, смутилась. — Ой, извини я не хотела тебя обидеть.

— Нисколечко. Мы ведь действительно жили в зэковских бараках до недавних пор и быт был сходным. Знаете анекдот? Приезжают Брежнев и Никсон на БАМ. Проходят вдоль рядов строителей, и когда подходят к очередному, тот выходит из строя и рапортует — ЗК Петров! К следующему, а тот — ЗК Иванов! Никсон удивляется, а что это за ЗК? А Леонид Ильич ему быстро отвечает, так это же — Забайкальская комсомолия.

Она залилась громким смехом, а отец появился из своего кабинета и проворчал, — Я тебя тут — жду, не дождусь! А ты застрял в приемной, и травишь анекдоты. — а затем повернувшись к секретарю поставил в известность, — Я еду на телецентр. Буду через пару часов. Если что-то срочное, то звоните к ним. Меня отыщут и передадут.

Я попрощался с секретаршей, и мы повернулись чтобы выйти из приёмной, когда она ещё удивлённо охала нам вслед. Не удивительно ведь помнит меня с давних пор — школьником после тренировок частенько забегавшим к отцу стрельнуть денег на хавчик.

А теперь совсем изменился по сравнению с доармейскими временами. Не было тех пышных длинных волос, что обычно опускались ниже плеч. И даже асе требования военкома постричься я отверг, мотивируя тем, что два года не брали по здоровью, и неизвестно возьмут ли. Долго мы с ним тогда бодались, но до присяги все его приказы мне по боку.

Так что с босой башкой меня вообще мало кто видел и сможет признать. Слишком резкий контраст. Правда задерживаться в приёмной дольше некогда, несмотря на все её охи нужно поспешить к троллейбусной остановке.

Повезло, что троллейбус пришёл довольно быстро, и был полупустой, а потому двигался довольно скоро. В это время машины почти не препятствуют быстрому движению транспорта, на улицах их непривычно мало, больше тормозит перегруженный салон троллейбуса и висящие в дверях в часы пик.

Так что вскоре мы добрались, и на самом телецентре нас не задерживая проводили до нужного складского помещения. Сам вид его и самой аппаратуры меня откровенно удручали. И это подкопчённая? Горело похоже совсем не хило. Благо детали начала 60-х некритичны к таким мелочам как местное возгорание. Тогда всё делано так капитально, что фиг чем раздолбаешь.

Проводка аппаратуры действительно годилась только в мусор, но пригодится для промера при вязке жгутов. А оттого пусть остаётся на местах. Единственное что смог прикинуть — сколько же реально понадобится провода, чтобы дважды за ним не бегать.

Только и сумел про себя проворчать, — Однако, изрядно, весьма изрядно! — а ведь провод необходимо отправлять вместе с самой аппаратурой. И не только его.

Благо, что ЗИП[76] и лампы к аппаратуре частично сыскали. И на том им спасибо, а остальное придётся раздобывать. Красить также придётся, а то вид аппаратуры получается как из какого-то постапика[77]. Её мало кто сможет видеть, но пугать хоть кого-то её видом совсем не хочется. Но это самое крайнее, за что предполагаю взяться при её восстановлении.

В остальном мы поблагодарили коллег отца за оказанное содействие, и те даже выразили некоторое удивление этим. Им казалось, что такой аппаратуре место только на свалке и она годится лишь на запчасти.

На что, философически пожав плечами, ответил им, — Начинать даже со столь пострадавшим оборудованием значительно лучше, чем с ничем. А тут отличная «молотковая покраска»[78] в большинстве её даже сохранилась. И хоть работы много, не скрою, но огромное вам спасибо от нас строителей БАМа!

А потом немного поведал про наше житие-бытие в тайге. Про отсутствие всяческого телевидения из-за полного отсутствия сигнала. Про все природные трудности того региона. Упомянул, что вскоре наши земляки приступят к работе на близлежащем участке в Алонке. Так что будем с ними находиться неподалёку по таёжным масштабам.

Телевизионщиков это заинтересовало, и я пообещал передать им до отъезда свои БАМовские заметки. А тогда пусть выбирают из них нужные фрагменты для своих программ. Хоть таким образом немного рассчитаюсь за любезность с их стороны.

Следующим пунктом пробежки стал родной завод. Я уже примерно представлял, что мне может понадобиться для восстановления, и где это изыскивать, зная рыбные места. А на заводе нужного мне для дальнейшей работы завались. И даже подпольно выносить или тибрить не нужно.

Есть списанные материалы с просроченным сроком годности, использовать которые для монтажа ответственной техники не рекомендовано. Ещё со школьных лет в кружках технического творчества пользовались этим. Добывали для своего творчества всё необходимое.

Вот по этому вопросу мне и предстоит поговорить с кладовщиками. Иначе многое потом просто пускается под нож и уходит на свалку загрязнять природу. Я же смогу использовать для дела и нужд части. Думаю, что помочь мне будут готовы, и оформят бумагу о передаче для армейских нужд. А мы с товарищем лейтенантом сможем её подписать с нашей стороны.

Работать с такими материалами станет значительно сложнее, но не на конвейере же, и за мной никто гонится.

На проходной в отделе кадров быстро оформил временный пропуск и прошёл в цех. Всех знакомых, а особенно девушек сильно потряс мой вид. Ну да, ведь пострадала такая густая шевелюра. Но с возрастом, когда умные волосы покидают дурную голову, как-то смиряешься с такими метаморфозами.

Так что к их удивлению отнёсся очень спокойно, чем подивил многих давно со мной знакомых. Ну так приоритеты сильно изменяются с возрастом, а привлекательность в глазах другой части человечества не становится самой приоритетной задачей. И потому, немного поболтав с нашими девчонками, я отправился к зрелым кладовщицам.

Там полностью прояснил расклад, и со знанием вопроса подошёл к руководству цеха. Пояснил им свою задачу и её огромное значение для очень большого числа строителей БАМа. Указал, что мне вполне подойдут списанные по негодности провода и некоторые иные материалы и комплектующие, а записать можно как оказание помощи для нашей армейской части.

Мне пообещали, что с дирекцией прояснят этот вопрос и постараются пойти навстречу своему работнику, проходящему службу в рядах Советской Армии. Все прекрасно понимали, что при желании я могу просто вынести это без проблем, и никто не узнал бы.

Но именно за мной никогда такого не отмечалось, и это знало всё руководство цеха. Тут и отчитаться в списании и утилизации проще простого. Даже ОБХСС ничего не возразит по такому поводу. Кружки творчества в домах пионеров часто пользуются такими же методами добывания материалов для детского творчества.

Да что и говорить, мне многое дали самостоятельные и в кружках занятия этим техническим творчеством, как в плане добывания материалов, так и в плане применения оных. Но в первый же день работы учеником радиомонтажника меня, несмотря на очень многолетний опыт обращения с паяльником и прочими инструментами, посадили зачищать провод кусачками.

Общие навыки работы всем понравились, но вот при зачистке изоляции провода с шёлковой оплеткой МГШВ[79], у меня иногда либо надрезались несколько жил многожильного провода, либо не всегда снималась шёлковая оплетка с него.

Вот мне вручили кусачки с большим мотком такого провода, метров сто и поручили от утра и до забора. Через пару часов появилась чувствительность и провод зачищался идеально. Прорезался профессиональный навык.

Конкретно этот далеко не всегда требуется, и впоследствии, я просто нарезал ряд перемычек нужной длины и облуживал их в лудилке[80], не зачищая изоляцию с оплёткой. Так же поступал и со связанными жгутами.

Но мельчайшие крупицы мастерства нельзя получить просто так — без труда, а материалов для их получения не жалели. Я тогда весь тот огромный моток провода извёл на обучение полезному навыку.

Решив все официальные вопросы, перешёл к неофициальным, так как на вечер у меня имелись иные планы, и я договорился об их реализации со знакомыми ребятами и девушками. Пить особо не стану, но встретиться и посидеть компанией на скамейках в веранде близлежащего садика всегда можно.

Многих уже и не совсем твёрдо помню по именам. Столько лет прошло, и знакомство придётся восстанавливать, а в такой непосредственной обстановке сделать это значительно легче. Перебирать ни сам не стану, ни ребятам не дам. Тем более что на продолжение вечера у меня совсем другие планы, чем закончить мордой в тарелке с салатом.

Гормоны требуют совсем иного продолжения веселья. Домой позвонил и предупредил сестру, что буду поздно, отметив встречу с сотрудниками. Заверил в твёрдой уверенности быть абсолютно трезвым. Что полностью отвечает моим планам.

Задуманная встреча прошла очень непринуждённо, ведь для окружающих отсутствовал полгода, а я сумел быстро влиться в коллектив. Помогло и то, что быстро отобрал гитару у ребят и начал исполнять многие неизвестные остальным песни. Налегал на лирику — девушкам это нравится.

Естественно, не просчитался, и по завершению я уходил провожать свою хорошую знакомую Светку. Не знаю и даже знать не желаю, что и как было после моего ухода в армию. Это её жизнь и мне не совсем осьмнадцать лет, и страшно даже подумать — насколько давно. Да я и не старый глупый мавр, чтобы изображать из себя Отелло.

Так что вечер продолжился ожидаемо, но оставаться у неё не собирался, а последними троллейбусами отправился домой. Благо что дежурные ходят и за полночь на главных маршрутах. Редко, что порой быстрее дойти пешком.

Дома уже все спали, так как предыдущая ночь выдалась абсолютно бессонной и на такую тяжёлую голову что-то обсуждать по новой стало бы абсолютно бесполезным. Не став будить спящих, тихонечко пробрался до своего дивана и постелившись, не зажигая света завалился спать.

Как же хорошо спать в родных стенах, не нужны мне все пятизвёздочные отели и номера люкс. Дома и стены помогают. А со сном в молодости проблем не отмечается, где бы не оказался, но дома всё же лучше и приятней.