Падение Хронополиса

Глава 6

Хрононавты, обслуживающие приемную ступень, быстро, умело и молчаливо помогли Этону выбраться из камеры.

Они были в страт-скафандрах, потому что приемная ступень всегда была частично запитана и готова к приему курьеров. Этона тут же освободили от снаряжения: похожего на поднос пульта управления, кислородной маски и приемника с наушниками. Футляр с депешей остался висеть у него на груди. Никто, кроме адмирала, чьей обязанностью было лично принять депешу от курьера, не мог прикоснуться к опечатанному футляру.

Этон стоял неподвижно, молчал, расставив руки, и глядел прямо перед собой.

Два сублейтенанта подошли к нему с боков и взяли за руки выше локтя. Дверь отъехала в сторону. Этона подтолкнули вперед — персонал приемной ступени привык к инертности курьеров. Вновь прибывший курьер обычно был совершенно беспомощен, едва мог самостоятельно сохранять равновесие, натыкался на стены, не мог пройти в дверь.

Этон смутно ощущал бурлящую вокруг будничную жизнь огромного флагмана, корабля куда как большего, чем привычные ему эсминцы.

Его вели этажами палуб и самодвижущимися коридорами, поднимали на лифте и проводили по переходам. Встречные хрононавты окидывали Этона быстрым взглядом и поспешно отводили глаза. Всякому неприятно было видеть человека, только недавно умершего и готового умереть снова.

Сознание Этона оторвалось от восприятия, он как будто смотрел на мир в перевернутый бинокль, и в то же время все казалось странно плоским, двумерным. Внутри страта его разум приспособился к восприятию четырехмерных, даже пятимерных объектов. По сравнению с ними трехмерный мир стал теперь поразительно бесцветным, похожим на кадры примитивных рисованных мультфильмов. Не было глубины. И звуки стали пустыми, безрезонансными.

Не давало покоя настоятельное желание покинуть этот бумажный мир. Завершить процесс, начатый выпуском из стартовой камеры.

Умереть.

Этон в сопровождении сублейтенантов вышел на верхние палубы корабля, где располагались каюты офицеров. Здесь чувствовался намек на комфорт, который был бы неуместен на «Молоте Империи» и даже на других линкорах. Войдя в двойные двери, Этон и его провожатые очутились в помещении, обставленном с неброской, но несомненной роскошью, которая в Хронофлоте могла быть только на флагманах.

Это была каюта адмирала Хайта. Группа остановилась перед дверью из орехового дерева, украшенной простой резьбой. Сублейтенанты постучали, вошли, отдали честь и вышли. Этон предстал перед своим бывшим командующим.

Хайт, сидящий за столом красного дерева, смотрел на курьера мрачно и, казалось, задумчиво. Из проигрывателя в углу доносилась тихая, меланхолическая музыка — тромбон и скрипка.

Рядом с Хайтом стоял человек, в котором Этон узнал полковника Анамандера. Подобно Хайту, полковник сохранял гранитную бесстрастность, принятую среди старших офицеров Хронофлота, но на его лице не было той непреклонности, что читалась в чертах адмирала.

Хайт небрежно махнул рукой Анамандеру:

— Потом, полковник.

— Слушаюсь, сэр.

Полковник обогнул Этона и вышел.

Адмирал поднялся и подошел к Этону. Этон стоял с неподвижным лицом, глядя прямо перед собой. Адмирал отстегнул от него футляр, как от неодушевленного предмета, и отнес на стол.

Собираясь открыть футляр, Хайт еще раз оглянулся на Этона и вдруг прищурился, узнав:

— Капитан Этон?

После нескольких попыток Этон заставил горло работать.

— Сэр, — слабо проскрипел он.

— Капитан Этон, — с горечью повторил Хайт, обращаясь к себе самому. — Случай из ряда вон выходящий. Я был весьма неприятно поражен и огорчен. Мне было интересно, не здесь ли кончится ваша жизнь.

— Могу ли я покончить с собой сейчас же, сэр?

Он с надеждой ждал от адмирала произнесения освобождающей команды.

— Подождете, пока я скажу, — отрезал адмирал. Он оценивающе окинул Этона взглядом с головы до ног, потом сел за стол и сломал печати на пакете.

В течение времени, которое Этону показалось очень долгим, Хайт изучал бумаги, будто забыв о присутствии Этона. Скрипки и тромбоны преследовали друг друга извивами назойливых мелодий, и Этон почувствовал, как входит в какое-то состояние, похожее на испытанное внутри страте. «До» и «после» исчезли. Сложные переливы мелодий висели в воздухе подобно благовониям, и Этон замер в этом вечном миге, в котором неясно было, где кончается одна нота и начинается другая.

Завершив изучение депеши, адмирал Хайт задумчиво выпятил нижнюю губу. Отложив бумаги, он нахмурился. Потом откинулся на спинку кресла. Серые глаза адмирала остановились на Этоне, впившись в него почти с маниакальным интересом.

— Депеша от самого наместника, — хрипло сказал Хайт. — Необходимо совершить рейд в глубь территории Гегемонии. Задание настолько важное, что должно быть выполнено самим «Оплотом веры» — не меньше.

Этон ничего не ответил. Адмирал продолжал, не отводя глаз от лица собеседника.

— Вы знаете, какие потери понесли мы от действий Гегемонии только за две прошедшие недели? Города и целые страны исчезли с лица Земли или подверглись мутациям. Континент Австралос в Пятом узле изменился до неузнаваемости. Теперь он населен дикими племенами, находящимися на уровне каменного века. И что хуже всего, имеется множество случаев причинно-следственных разрывов. Вы же понимаете, чем это может грозить структуре времени. Деятельность Департамента Истории сведена к нулю. И всему виной это новое оружие Гегемонии — искривитель времени. Когда-то наши ученые называли такое устройство невозможным. А теперь… — Адмирал развел руками.

Внезапно его взгляд сделался тяжелым, пронизывающим.

— Говорите, капитан Этон! — произнес он глубоким голосом. — Расскажите, как это — оказаться в страте.

Этон заморгал и попытался объяснить:

— Там… это…

Он замолчал. Хайт кивнул:

— Я понимаю — это неописуемо. И все же кое-что можно передать словами. Не бывает, чтобы слова были полностью бессильны. Попытайтесь собраться с мыслями. Вспомнить. Взять себя в руки. Докладывайте, капитан.

Этон пожал плечами, потом сказал:

— Сэр, не должен ли я теперь прервать свое существование?

— Понимаю. Вы хотите исполнить свой приказ и сбежать от этого мира. А мой долг — проследить, чтобы вы это сделали. Но мне даже трудно сосчитать, сколько раз в такой момент меня подмывало забыть об этом долге. В Императорском дворце есть один утешитель, брат Мундан. Несколько лет назад его отец живым попал в страт при столкновении двух кораблей времени. С тех пор мысли о страте не дают брату Мундану покоя ни днем ни ночью. Он пытается представить себе, как выглядит Пучина Погибших Душ. И — меня после целой жизни в Хронофлоте одолевает то же любопытство.

Смысл речей адмирала доходил до Этона как сквозь туман.

— Обычно предстающие передо мной курьеры — отребье, — говорил Хайт. — Умственно неполноценные — безнадежные случаи. Но вы — вы совсем другой породы. До этого вопиющего нарушения воинского долга вы считались дисциплинированным офицером. Если дать вам время, вы сможете прийти в себя. Сможете ответить на мои вопросы.

Хайт поднялся, обошел стол и, остановившись перед Этоном, заглянул ему прямо в глаза.

— Так вот, сейчас я и сам допущу нарушение дисциплины. Поскольку я считаю, что будущий рейд никакой надежды на успех не имеет и является чистым самоубийством, небольшой проступок пройдет незамеченным. Нет, капитан Этон, вы сейчас не умрете. Вам надлежит остаться в живых, прийти в себя и рассказать мне о том, что вы испытали — если сможете.

Адмирал повернулся и нажал кнопку на столе.

— Это капитан Этон, — сказал он двум ординарцам, явившимся по вызову. — Устройте его в гостевой каюте со всеми возможными удобствами. Покидать каюту капитан не должен ни под каким видом.

Когда Этона выводили из адмиральской каюты, кровь гудела у него в жилах. Такой поворот событий полностью противоречил всему, что ему было внушено. Неудовлетворенная жажда смерти жгла мозг, и нервы разваливались на части.

Весь день адмирал Хайт и его штаб были заняты подготовкой к рейду.

Информация, доставленная Этоном, оказалась не настолько точной, как можно было надеяться, но база, с которой действовали корабли Гегемонии, вооруженные искривителем, была в ней указана.

Выведение из строя действующей базы противника диктовалось жизненной необходимостью, и именно по этой причине для выполнения задания был выбран «Оплот веры», даже несмотря на риск потери флагмана. «Оплот веры» имел необходимую скорость и огневую мощь, мог нести на борту достаточное число солдат, чтобы захватить и какое-то время удерживать базу.

На карту было поставлено больше, чем возрастающая нестабильность ситуации внутри Империи. Департамент Истории настаивал на проведении целенаправленной операции по захвату образца искривителя времени из опасения, что Гегемония, подавленная мощью армады Империи, уничтожит это оружие. Обладание искривителем, точнее, знанием принципа его действия открывало неограниченные возможности реструктуризации истории.

Весь этот день Этон провел в койке, глядя в потолок. Рассудок постепенно прояснялся. Мало-помалу он начинал ощущать, что снова оказался в мире ортогонального времени, но его поведение все еще напоминало поведение робота или зомби. Ординарцы приносили ему еду; он не стал есть. Его спросили, не хочет ли он чего-нибудь, — он ничего не ответил.

Этон чувствовал себя так, будто тело его состоит из мертвой плоти, а разум — из мертвых мыслей.

Наконец в каюту без предупреждения вошел адмирал Хайт.

— Ну, как себя чувствуете? — грубовато спросил он с порога.

Этон промолчал.

Хайт подошел к нему ближе и посмотрел в упор. Потом ткнул Этона пальцем в грудь, будто проверяя, что тот еще жив, и хмыкнул:

— Я не психолог. Бог знает, что там у вас в голове замкнулось, когда я отклонился от программы. Но это тоже интересно понаблюдать. — Хайт вздохнул. — Видите ли, мне всегда хотелось узнать, почему курьеры должны умирать. Здесь явно кроется какая-то тайна. Инструкции на этот счет особенно строгие — если это дело дойдет до Хронополиса, у меня будут серьезные неприятности, — но вам никто никогда не скажет причину. Насколько я могу судить, это тайна Церкви.

Адмирал сделал паузу, задумавшись о чем-то.

— Знаете что, Этон? Надоело мне смотреть на вас в этой одежде смертника. Уж нарушать, так нарушать. — Хайт повернул голову и закричал в дверь: — Старп!

Ординарец возник у двери в тот же миг:

— Да, сэр?

— Найдите капитанскую форму по размеру капитана Этона. — Хайт плюхнулся в кресло. — Может быть, это поможет вам прийти в чувство, — заметил он, — если флотская форма вас не расстроит. Вам хоть стыдно за то, что вы совершили?

— А что я совершил?

— Вы стреляли в своих людей! Вы сбежали с корабля! — Хайт даже побагровел, выкрикивая эти обвинения.

— Нет, сэр.

Этон попытался припомнить события, которых ему следовало стыдиться, но не смог.

Хайт подался вперед, как бы призывая к откровенности.

— Страт! — настойчиво проговорил он. — Попытайтесь сейчас описать его.

Этон уставился в потолок. Его рот открылся и закрылся снова. Он облизал губы.

— Там можно увидеть свою жизнь, но не в процессе, а как единое целое, как предмет, — начал он. — Как что-то, что можно пощупать, подержать в руках, изменить форму, словно это кусок глины.

Хайт коротко усмехнулся.

— Вы хотите умереть? — спросил он после короткой паузы.

— Да.

— Почему?

— Когда проживаешь свою жизнь миллионы, миллиарды раз подряд во всех подробностях, она теряет смысл. Ничего нового не остается. Хочется только одного — забыться, найти избавление. Вот почему, когда мы проживаем свою жизнь снова, мы не знаем, что это в стомиллионный раз. После смерти жизнь кажется новой.

— И остается лишь один положительный опыт — смерть?

— Это заблуждение. Смерть — тоже событие; раз начавшись, она должна завершиться. Моя смерть пока что не завершена. Я должен умереть на самом деле, чтобы забыть.

Хайт задумался над этими словами:

— Хм. Выходит, что курьерам еще повезло по сравнению с несчастными хрононавтами с погибших кораблей, которые тонут в вечности. — Он бросил на Этона презрительный взгляд. — Так что такое страт? Как бы вы его описали?

— Это место средоточия ужаса.

Хайт поднялся; взгляд его был слегка затуманен.

— Не будьте слишком уверены, что видели его в последний раз. Мы выступаем через час. Я собираюсь этот час отдохнуть.

Массивная фигура адмирала скрылась за дверью. За все время разговора Этон не шевельнулся. Он продолжал лежать на спине и смотреть в потолок, куда игра воображения проецировала различные случаи из его жизни.

Огромный, как целый городской квартал, уступчатый корпус «Оплота веры» мерцающей тенью скользил меж геодезическими линиями вечности. Прикрытие флагмана составляли три эсминца, заранее обреченные на гибель реалистическим до безнадежности планом адмирала Хайта.

Перевалив Седьмой узел, строй кораблей понесся по разделяющему Империю и Гегемонию Безлюдью — большим необитаемым периодом в сотню лет. Как только эскадра миновала последний имперский форпост, эсминцы выдвинулись перед флагманом.

Именно здесь, где вся Земля была радиоактивной пустыней, бета-радары Гегемонии должны были засечь их.

Вовремя получив предупреждение, Гегемония вполне могла успеть выставить временные барьеры. Эти устройства, весьма дорогостоящие и требующие больших усилий и искусства в обращении с ними, были способны мгновенно затормозить корабль, движущийся быстрее определенной скорости, и выбросить его в ортогональное время, где он сразу же становился уязвимым для лучевого огня. Поэтому при малейшем подозрении на временной барьер корабль начинал двигаться с максимальной осторожностью. Но у «Оплота веры» единственным шансом на успех была скорость.

Застывший на мостике адмирал Хайт не мог позволить себе роскоши человеческих чувств. Загнав фатальное предчувствие в дальние уголки сознания, он все силы, все внимание сосредоточил на успехе операции.

Он уже получил благословение Церкви на бой. Корабельный утешитель все еще расхаживал по мостику, кропя хрононавтов святым вином. Он ходил из конца в конец, и его видимый размер резко менялся из-за скоростного сжатия. В дальней части эллипсоида он едва достигал одного фута роста.

Прозвучал гонг, и сканерист доложил:

— Противник в пределах видимости. Две единицы.

Мгновением позже на экране сканера появились корабли Гегемонии. Подавшись навстречу флагману, они замаячили по бокам от него двумя клиновидными башнями, оставляя шлейф призрачных силуэтов.

— Торпедный залп, — автоматически скомандовал Хайт.

Черточки торпед скользнули по экрану и канули в вечность.

— Неприятель предлагает свидание, — доложил адмиралу бета-радист.

— Не отвечать.

— Сэр, кажется, «Неисчислимый» вылетел в ортогональное время! — взволнованно доложил второй наблюдатель.

— Полный назад! — заревел Хайт.

«Оплот веры» бешено затормозил, вызывая у людей спазмы в животе. Носовая часть мостика раздулась до нормального размера, фигурка пилота выросла на глазах.

Перед флагманом поспешно сбавляли ход выстроившиеся колонной эсминцы. Ведущий корабль, «Неисчислимый», явно налетел на барьер.

Несмотря на потерю эсминца, уже наверняка сожженного, успех плана принес адмиралу мрачное удовлетворение.

Два оставшихся с флагманом эсминца прикрытия — «Десница Императора» и «Заклятие» — успели сбавить ход вовремя. Потерявшая одну единицу маленькая эскадра медленно прошла сквозь область действия барьера. Приборы на мостике флагмана издавали тревожные предупредительные сигналы, обнаружив блокирующее поле, которое замедляло сверхсветовые пи-мезоны в двигателях, препятствуя передаче массы сквозь время.

Ровный гул двигателей времени стал ниже. Даже на такой скорости, недостаточной для действия релятивистского поля барьера, наблюдался некоторый демпфирующий эффект.

Поле внезапно кончилось, и корабли снова набрали ход.

Они миновали Век Безлюдья и углубились в территорию Гегемонии. Теперь уже было недалеко. Гегемония, в отличие от Империи, занимала только один узел — и лишь небольшую часть земной поверхности. Насколько было известно, только Империя распространяла свое господство на другие столетия. Подобная форма правления нигде в будущем отмечена не была.

В терминах истории-владения Гегемонии начинались сразу же после Века Безлюдья и продолжались на сто лет до Узла и на столько же лет после. В следующем от Гегемонии Узле (Десятом по исчислению Империи) политический строй менялся и уже не назывался Гегемонией. Как будет именоваться это государство и каким будет его строй после установления патроната Империи, сейчас можно было только гадать.

— Несколько неприятельских кораблей идут на сближение, — доложил сканерист.

— Не обращать внимания.

Попыток перехвата будет еще много. Пилоты флагмана начали выполнять предварительно рассчитанный многомерный зигзаг. Маневр имел две цели: затруднить противнику дальнейшие попытки остановить эскадру при помощи временных барьеров и замаскировать конечную цель рейда.

Операторы экранов пытались увидеть то, что хрононавты называли «поверхностью», — ландшафт ортогонального времени, через которое корабли сейчас невидимо скользили. При особой сноровке операторов подобное порой удавалось. Но сейчас страт был неумолим. Даже если оператору удавалось сфокусировать радар в направлении поверхности, извивы многомерных геодезических и резкие изменения курса преображали ее в бессмысленный коллаж без узнаваемых элементов.

Куда больше информации давал абстрактный датчик, сообщающий положение корабля. В недрах флагмана находился невообразимо тонкий прибор: инерционный навигатор, способный отслеживать и рассчитывать положение судна в шестимерном пространстве. Без этого приспособления управление кораблем, оторванным от ориентиров на поверхности ортогонального времени, было бы совершенно невозможным.

Шли минуты, и напряжение на мостике флагмана становилось почти невыносимым. Хайт принимал рапорты о готовности от всех частей корабля. Центр управления огнем, десантники, технические группы — все были готовы и ждали команды.

Количество кораблей-клиньев вокруг «Оплота веры» и двух эсминцев прикрытия увеличивалось с каждой секундой. Гегемония уже понимала, что это не просто рейд. Хронофлот и раньше предпринимал карательные экспедиции к городам и базам противника, но в основном был связан защитой имперской истории. Появление мощного флагманского линкора явилось для гегемонцев неприятным сюрпризом.

Из-за природы страта у Гегемонии не было возможности подготовиться к атаке Империи. Донесения не были способны обогнать «Оплот веры», даже если Гегемония тоже пользовалась системой курьеров, что было сомнительно: у нее вряд ли имелись дорогостоящие катапульты в межузловом пространстве. И до тех пор, пока атакующие не выйдут в ортогональное время, они практически неуязвимы.

Хайту пришла в голову мысль. С точки зрения обороняющихся он сейчас шел курсом подхода, атаки. Если рейду предназначен успех и «Оплот веры» ждет возвращение домой, то где-то в страте имеется обратный маршрут с движущимся вдоль него флагманом. Один из парадоксов этой службы: в страте содержится будущее всех хрононавтов, однако ни один из них это будущее узнать не мог. Только в ортогональном времени, возле самих Узлов, время можно было считать предсказуемым и определимым.

— База Огор в радиусе действия радара! — доложил сканерист.

Хайт дал сигнал боевой тревоги. Действие приближалось к кульминации. Один из операторов, с трудом установив связь с эсминцами, спешно повторял их доклады.

— «Десница Императора» и «Заклятие» выходят в ортогональное время через минуту и пять секунд. Наш выход через три минуты…

Его прервал голос другого оператора:

— Двенадцать кораблей противника, идут атакующим строем.

Хайт облизал губы. Внизу под ним у люков приготовились к высадке десантники. Отдать им команду должен он. Но сначала надо разобраться с этими кораблями и обороной базы.

— Каков состав эскадры противника?

Оператор сдвинул брови, всматриваясь в отметки кораблей на экране.

— Три единицы класса «Большая башня». Остальные класса «Рейнджер».

— Выход в ортогональное! — доложил оператор, сидевший на связи с эсминцами. Боевой порыв хрононавтов этих кораблей передался и ему.

Внезапная тишина воцарилась на мостике.

Настали, быть может, самые критические мгновения всей операции. «Десница Императора» и «Заклятие» имели на своей стороне одно преимущество, главное: это не было свидание. Они выходили из страта без предупреждения. В течение нескольких секунд или, возможно, минут, пока преследователи не сообразят, что произошло, и не выйдут следом, у эсминцев будет свобода действий. За этот краткий срок «Десница Императора» и «Заклятие» должны были подавить орудия базы Огор, не дать ни одному кораблю нырнуть в страт или по крайней мере как можно сильнее ослабить оборону противника до подхода «Оплота веры».

— Доложить ситуацию! — нетерпеливо рявкнул Хайт.

Связист вслушался в голоса, пищащие в наушниках.

— У «Десницы Императора» повреждения двигателя, несколько пробоин, вооружение не повреждено. «Заклятие» без повреждений… — Он прислушался еще и доложил: — Сопротивление базы подавлено… уничтожено пять кораблей противника… двум удалось уйти…

Это было гораздо лучше того, на что Хайт рассчитывал. Он быстро кивнул:

— Хорошо. Выходим в ортогональное время.

Минутой позже гигантский флагман материализовался на главной площади базы Огор.

Все иллюминаторы флагмана настроились на прозрачность. Люди увидели вокруг себя то, что осталось от неприятельской базы.

Адмирал наблюдал за боем на главном смотровом экране флагмана. «Оплот веры» опустился посредине квадратной площади со стороной примерно в полмили. По периметру площадь окружали непривычного и экзотического вида здания и постройки, разрушенные или охваченные огнем. Неподалеку от флагмана лежали остатки одного из клинообразных кораблей, наполовину оплавленные и дымящиеся.

Над всем этим возвышался «Оплот веры», по размеру и мощи превосходящий любой корабль Гегемонии. При посадке он раздавил несколько малых кораблей, грузовиков и еще какой-то техники. Уступчатый и опоясанный рядами иллюминаторов флагман нормально смотрелся бы среди зданий на улицах любого крупного города, если бы не лучевые пушки и не жерла торпедных аппаратов.

Рассматривая перемещающуюся по экрану картину, Хайт заметил обожженную лучевым огнем «Десницу Императора», привалившуюся к одному из полуразрушенных зданий базы. На другом краю базы в воздухе висело невредимое «Заклятие», готовое прикрыть флагман огнем.

Хайт взял в руку микрофон, и его голос загрохотал по отсекам корабля. В самом низу флагмана распахнулись люки. Десантники и техники торопливо бросились захватывать базу, спеша уйти от «Оплота веры» до ожидаемого нападения из страта.

Не прошло и полминуты, как стал возникать из небытия, мигая, гегемонский корабль. В ту же микросекунду его встретили лучи тяжелых пушек, и корабль то ли взорвался снопом огня, то ли сбежал обратно в страт зализывать раны.

Полковник Анамандер смотрел на командующего, сжав губы. Занявший позицию в ортогональном времени корабль имел подавляющее преимущество над кораблем, атакующим из страта. Это не свидание, когда обеим сторонам правила войны запрещают выходить из страта раньше противника, — такая ситуация больше похожа на стрельбу по уткам влет. Надо только сидеть и следить за появляющимися кораблями, наводя и стреляя раньше, чем это успеет сделать противник.

Очень скоро корабли Гегемонии прекратили неравную битву и предоставили освобождение базы более медленным воздушным и сухопутным силам.

Хайт оценил время до подхода этих войск от десяти до двадцати минут. Всего же он рассчитывал удерживать базу в течение часа. За это время искривитель времени должен был быть найден.

Вскоре начали приходить донесения. Внутри базы имели место отдельные стычки с остатками гарнизона. Техники обследовали несколько подбитых кораблей неприятеля, осмотрели мастерские, допросили пленных, пытаясь что-нибудь узнать от них об этом оружии.

Хайт, подавляя нетерпение, сидел неподвижно, как каменный.

Через пятнадцать минут локаторы сообщили, что к флагману с трех сторон приближаются штурмовики. «Оплот веры» поднялся в воздух и повис на высоте две тысячи футов. Все три движущихся на сверхзвуковой скорости неприятельских летательных аппарата были засечены и их курсы рассчитаны. В тот же самый миг, когда флагман выпустил по самолетам ракеты, противник также произвел ракетный залп. Ракеты Гегемонии были сбиты заградительным огнем лучевых пушек флагмана. Ракеты «Оплота веры» поразили цель — где-то за горизонтом рухнули на землю обломки самолетов.

Наступило затишье. Иногда на высоте нескольких миль с ревом проносились самолеты-разведчики, но адмирал позволял им уйти. Флагман мог отразить любую ракетную атаку. Настоящий бой начнется, когда Гегемония подтянет к базе лучеметы.

Техники пока ничего не нашли. Тревога Хайта становилась все сильнее. Через полчаса после начала атаки на горизонте появились большие машины. Они мчались вперед, очевидно, на воздушной подушке. Были ясно различимы дула крупнокалиберных лучеметов. За самоходными лучеметами шли бронетранспортеры. По оценке Хайта, там могло быть несколько тысяч человек с полным боевым снаряжением.

Он снова посадил корабль на землю, чтобы сузить его профиль.

Голубые молнии лучевых залпов начали скрещиваться как шпаги. По бортам «Оплота веры» потекли потоки расплавленного металла — лучевой огонь проедал броню корабля, добираясь до его внутренностей.

Перестрелка прекратилась, когда огонь корабля вывел из строя все лучеметы противника. Но такая передышка могла быть только временной. Гегемония будет бросать в бой все новые и новые лучеметы, пока огневые ресурсы флагмана — и двух эсминцев — не будут полностью подавлены.

Дело к тому и шло — «Десница Императора» уже замолчала, а у «Заклятия» осталась действующей только одна лучевая пушка. Хайт отдал приказ принять на борт флагмана уцелевших с «Десницы». «Заклятию» было велено вернуться в страт для собственной безопасности.

— Если мы останемся здесь еще хоть ненадолго, сэр, — заметил полковник Анамандер, — назад можем уже не вернуться.

Он имел в виду, что Гегемония может воздвигнуть вблизи базы временной барьер, который не даст флагману уйти в прошлое.

— Мой приказ совершенно ясен, полковник, — ответил ему Хайт. — Мы должны оставаться на базе до тех пор, пока искривитель не будет найден, что бы это ни значило.

— Даже если это значит гибель «Оплота веры»? — Анамандер говорил так, будто сама подобная мысль была невероятна.

Но Хайт лишь пожал плечами с горькой усмешкой.

— Что, если и так? Среди нас нет незаменимых. — Хайт осмотрелся, как будто мог проникать взглядом сквозь стены и видеть всю свою команду сразу. — И что такое «Оплот веры», полковник? Вы что, думаете, Империя без него не обойдется? В Непобедимой Армаде будет тысяча кораблей не хуже этого.

Флагман снова поднялся в воздух и переместился к границе базы Огор, туда, где началось скопление неприятельских самоходных установок, но был вынужден отойти. Многие лучевые пушки «Оплота веры» были выведены из строя, и силы Гегемонии теперь превосходили его в огневой мощи, а когда флагман оставил доминирующую позицию над базой, войска Гегемонии немедленно бросились отбивать ее у имперских десантников.

Командир отряда техников вызвал Хайта по видеокому. На его лице читалась горечь неудачи.

— На базе искривителя нет, сэр. Мы искали всюду.

Хайт выругался.

— Он должен быть здесь! — рявкнул он.

— Сэр…

«Оплот веры» вздрогнул и накренился. Край днища корабля с хрустом врезался в бетон площади. Через несколько секунд отказали двигатели вертикальной тяги, и флагман закачался.

— Уйдем в страт, сэр? — тихо спросил адмирала Анамандер.

— Я вам что сказал, полковник? — прохрипел Хайт. — Пока искривитель не будет найден, мы с базы не уйдем — это личный приказ Наместника Императора.

Капитан Монд Этон, лежащий на кровати в спальне гостевой каюты, представления не имел о битве снаружи. Но он ощутил качание корабля, потом удар и понял, что корабль теряет мощность.

Однако все это мало его беспокоило. Когда ему принесли форму, которая пришлась почти впору, Этон надел ее и проверил свой внешний вид в высоком зеркале.

На мгновение ему показалось, что он вернулся на борт «Молота Империи». Потом в мозгу что-то щелкнуло, и окружающие предметы стали занимать свои места.

Комната сдвинулась, внезапно приобретя глубину и цвет. Он больше не находился в плоском двумерном мире и снова начал понимать окружающее.

Сейчас Этон снова лежал, обдумывая исключительность ситуации, в которой оказался.

Через некоторое время в его мысли вторглись посторонние звуки. Шипение энергетических лучей, бьющих в корпус корабля. А ближе — резкие плевки лучевых пистолетов.

Этон встал и вышел в салон. В тот же миг ворвался адмирал с лучевым пистолетом в руке и захлопнул дверь.

— Что случилось? — спокойно спросил его Этон.

В каюту вбежали ординарцы. Хайт отослал их резким взмахом руки, потом шагнул к столу, открыл в столешнице панель, под которой было какое-то устройство с наборным диском, и повернул этот диск несколько раз в разные стороны.

Потом он сел за стол, направив лучевой пистолет на дверь. Свободная рука лежала рядом с устройством, играя его выключателем.

— Нам не удалось найти искривитель, — проворчал он. — Сейчас мы окружены гегемонцами. Двигатели вышли из строя, оружие тоже. Бой идет уже внутри корабля.

— Это устройство самоликвидации? — спросил Этон, указав глазами на выключатель.

Хайт кивнул:

— Да. Тот, что на мостике, не работает. Когда-то давно я приказал установить здесь дубликат.

— Так чего же вы ждете? — ровным голосом спросил Этон.

Адмирал усмехнулся:

— Гегемонии предложили перемирие! Кажется, они хотят с нами говорить, так что я согласился. Вполне можем их выслушать, нас не убудет.

— Они идут сюда?

— А куда же еще?

Этон прошел к креслу у противоположной стены и сел. Несколько минут прошло в молчаливом ожидании.

Наконец снаружи раздались шаги, и дверь распахнулась. Первым в кабинет вошел полковник Анамандер. Окинув взглядом помещение, он вопросительно посмотрел на адмирала. Тот кивнул.

В кабинет вошли два высоких тощих человека. Они были одеты в желтое парчовое платье, скроенное так, чтобы подчеркнуть стройность их фигур. Вместе с тем одежда придавала им вид элегантный и официальный. Самыми поразительными деталями их костюмов были головные уборы — цилиндрические шляпы в фут высотой с загнутыми полями, выступающими на несколько дюймов.

Адмирал Хайт держал пистолет наведенным на них.

— Прошу прощения, что не приветствую вас стоя, как положено, — проговорил он угрюмо. — Представьтесь, пожалуйста.

Один из мужчин сделал шаг вперед. В его глазах, которые он не сводил с лица Хайта, не было ни тени той злобы, которой был переполнен адмирал.

— Я Орток Клай, министр Правящего Совета Салима, одного из штатов Федерации, известной вам как Гегемония. Этот человек, — он сделал жест в сторону своего напарника, — Вирис Фрилинг, министр того же Совета.

Хайт ничем не выдал своего изумления.

— Действительно, мне оказана честь, — заметил он почти про себя. И вслух сказал: — Я адмирал Хайт, верный слуга Его Всевременного Величества Наместника Императора Филиппа Первого.

Министр Орток Клай обернулся к Этону, будто ожидая, что тот представится тоже.

— Могу вас заверить, что нет никакой необходимости угрожать нам оружием, — сказал он Хайту. — В наши намерения не входит обманывать вас или захватывать ваш корабль. Наше желание состоит в том, чтобы вы отремонтировали корабль, в чем мы предлагаем вам любую помощь, вернулись в Хронополис и передали вашему хозяину заверения в наших чувствах.

Гегемонец говорил с тягучим акцентом. Однако Хайт, привыкший к разнообразию диалектов и языков Империи, почти не заметил этой странности.

— Чувствах?

Министр Фрилинг развел руками:

— Не знаю, в курсе ли вы того, насколько трудны сношения между нашими цивилизациями из-за религиозных противоречий. Мы так мало знаем о культуре друг друга — однако я должен отметить, что Гегемония все-таки знает об Империи больше.

Адмирал Хайт скорее гордился этим незнанием, чем стыдился его.

— Мы не имеем привычки якшаться с язычниками.

Орток Клай вздохнул:

— Но ведь в данных обстоятельствах некоторые контакты были бы желательны? Сейчас Империя, по-видимому, даже не знает элементарных фактов истории Гегемонии.

Мнение адмирала Хайта было таково, что, как только Непобедимая Армада выступит в поход, все переговоры Империи с Гегемонией будут носить крайне односторонний характер. Но действительно, серьезных исследований гегемонской культуры никто никогда не вел, а все культурные контакты сводились к прозелитической деятельности миссионеров. Подобное упущение абсолютно не казалось Хайту серьезным, но пистолет он положил.

— Перейдем к делу.

— Мы хотим закончить войну и перейти к мирному сосуществованию на основе взаимопонимания.

— Ха! Вы боитесь нашей армады.

— Естественно. Но ведь и вам есть чего бояться?

Выражение мягкости с лица Ортока Клая исчезло, и Хайт увидел, что ему противостоят люди стальной непреклонности.

— Мы показали, что готовы защищаться до конца, — сказал министр. — Вы знаете, на что способен искривитель времени. Это оружие настолько страшное, что, если его применять без ограничений, стрелку грозит опасность не меньшая, чем цели. Несомненно, вы именно поэтому не используете его против нас. Однако наше положение настолько отчаянно, что мы не остановимся ни перед чем.

Этон подал голос от противоположной стены:

— Вы ожидали применения искривителя от нас?

Хайт бросил в сторону Этона суровый взгляд, раздраженный его вмешательством. Орток Клай повернулся к молодому капитану.

— В конце концов, его ведь изобрели в Хронотической Империи, — сказал он. — Мы его приобрели совсем недавно.

— И как вы это сделали? — поинтересовался Хайт. Они с Анамандером обменялись озадаченными взглядами.

— Этого, естественно, я не могу вам сказать. Важно другое — он у нас есть, и мы будем его использовать. Более того, до сих пор мы пользовались им на низкой мощности и с малой диафрагмой. Но если нас вынудят, мы снимем все ограничения, мы не сдадимся ни при каких обстоятельствах. Однако мы предпочли бы жить в мире. Вы ведь понимаете, что эта борьба идет во вред и нам, и вам?

— И вы, конечно, пытаетесь возложить всю вину за конфликт на нас. Это, боюсь, не выйдет. Когда еще и мыслей не было об армаде, Империя страдала от ваших вооруженных набегов, от ваших попыток нарушить хроническую целостность…

— А мы страдали от ваших назойливых и бесстыдных миссионеров! — горячо отозвался Вирис Фрилинг. — Вы явно не понимаете, что означает для нас ваша религиозная агрессивность. А еще ваше постоянное желание относиться нам как к подконтрольной территории!

Хайт мрачно пожал плечами:

— Непреклонность Гегемонии в противлении истинной вере заставляет нас нести вам свет Церкви. Это наш долг.

— У нас есть своя вера и своя религия. Вера в Воскресшего Христа! Нам не нужна ваша… ваша… — Фрилинг не находил слов в гневе и возмущении.

Орток Клай предостерегающе поднял руку.

— Терпение, — тихо сказал он своему коллеге. — Сейчас не время для споров и взаимных обвинений. Сейчас время объяснений.

Он снова повернулся к Хайту:

— Вы обвиняете нас в том, что мы пытались вмешаться в ход истории Империи. Но скажите мне, вы никогда не задавались вопросом о причинах наших действий? Все наши попытки начать переговоры с правителями Хронололиса неизменно разбивались о противодействие Церкви, поскольку она отказывалась принимать наших посланцев.

— Хорошо, сейчас я ваш пленник, и вы можете сказать все, что вы хотите.

— Совершенно верно. Главный вопрос — это Век Безлюдья. Наши культуры разделены сотней лет, в течение которых Земля необитаема. Причина этого, я полагаю, вам известна.

— Какая-то война в межузловом пространстве после Седьмого узла, — задумчиво ответил Хайт. — Седьмой узел — это форпост нашего государства. Мы пока что не консолидировали свою власть в следующем за ним времени. Когда естественное продвижение Узла достигнет точки начала войны, мы сумеем ее предотвратить.

— Именно так: война опустошила Землю. В ортогональном времени этот факт имел место задолго до того, как в прошлом, в точке, которая по вашему летоисчислению носит название Шестого узла, был изобретен принцип перемещения сквозь время. Но вы понимаете, что это означает? В течение войны человечество исчезло с лица Земли полностью. История в этой точке заканчивалась, и так было до тех пор, пока из-за случайных смещений в страте не произошла мутация истории, приведшая к открытию путешествий во времени. Тогда будущее Земли было заселено колонистами из прошлого. Таким образом, установлено, что именно путешествия во времени являются средством выживания человечества.

— Так что? Это никто не отрицает. Путешествия во времени — дар Бога, избавивший человечество от самоуничтожения. Это одно из главных положений истинной веры, смысл и оправдание Хронотической Империи. Вы не сообщили мне ничего нового.

— Кроме того, что мы не считаем путешествия во времени даром Божьим, но речь не об этом. Разве вы не видите, что из этого следует? Исчезновение человечества произошло до того, как Хронотическая Империя стала утверждать себя во времени. Тогда ход истории был совсем иным. Миграция в будущее началась одновременно с экспансией Империи — точнее, когда Церковь Святого Хеватара объявила себя единственно истинной. Теперь вы поняли, к чему я веду?

Хайт с непонимающим видом покачал головой, но Этон все понял отлично. Истина сверкнула в его голове с яркостью молнии.

— Вы беглецы из прошлого!

Орток Клай кивнул:

— Мы, точнее, наши предки были религиозными диссидентами, вынужденными бежать из Империи. Здесь, в этих веках, вдали от власти Церкви, мы основали свои поселения. Отсюда наша гордая независимость и наша нелюбовь к вашей Церкви.

— Все это не оправдывает ваши наглые вторжения в нашу историю, — упрямо возразил Хайт. — Если вы хотите, чтобы вас оставили в покое, тогда зачем привлекать к себе внимание?

— Потому что власть Империи над историей растет день ото дня, — напомнил ему Орток Клай. — У нас есть все причины бояться вашего Департамента Истории. Если сейчас ничего не сделать, то через пятьдесят лет Гегемония исчезнет из истории.

— Откуда это вам известно? — спросил озадаченный Этон, забыв о том, что прерывает беседу высших чинов.

— Время не статично, — ответил министр. — Узлы движутся вперед с постоянной скоростью, догоняя события, которые они уже определили в будущем. Если узел содержит хронотические мутации или каким-то образом подвергся изменению, то события впереди него тоже будут меняться по мере приближения узла. Это означает, что Хронотическая Империя, даже установив неподвижный временной барьер в прошлом, продолжает расширяться в будущее — не считая завоеваний при помощи кораблей времени. Сегодня события, приведшие к началу глобальной войны, пока еще неизменны. Но Седьмой узел уже наползает на них и скоро догонит. Департамент Истории, естественно, примет решение предотвратить войну. Разрушения не будет, и не будет Века Безлюдья.

— Изменение, которому мы все должны радоваться, — рассудил Этон. — Исключение такого ужасного события мне совсем не кажется плохим.

— Мы хотим, чтобы эта война была зафиксирована во времени навечно!

В голосе министра зазвенела такая неожиданная ярость, что все вздрогнули.

— Если войны не будет, — продолжал Орток Клай — уже спокойно, — если Земля не обезлюдеет, то последователям Воскресшего Христа не будет куда бежать от гонений вашей Церкви. В лучшем случае они смешаются с более дружелюбным населением, каково бы это население ни было. История будущего пойдет по совершенно другому пути. Гегемония никогда не будет основана.

Адмирал Хайт поднялся из-за стола, заложил руки за спину и прошелся по кабинету, не переставая хмуриться.

— Поскольку путешествия во времени — установившийся факт, подобные потрясения времени становятся неизбежными, — сказал он наконец. — Только неизменность существования Империи абсолютна. Да, я вижу, что у вас есть серьезные причины нас бояться.

— Мы не согласны с тем, что существование Империи абсолютно гарантированно, — отрезал Вирис Фрилинг. — Империя условна, как и все, существующее во времени. Лишь принцип перемещения во времени, открытый однажды, уже не может исчезнуть — в этом никто не сомневается, — но не Империя. Путешествия во времени появились раньше Империи.

— Эти два понятия неотделимы.

— Не будем заводить теологический диспут, — предложил Орток Клай. — У вас своя религия, у нас своя. Мы уверены, что сможем уничтожить Империю, пускай даже при этом уничтожим сами себя. Наши требования таковы: Хронотическая Империя должна ограничить себя во времени и не должна вмешиваться в период опустошительной войны. У вас есть тысяча лет, удовлетворитесь этим. Пусть Седьмой узел движется вперед без вас; не распространяйте свою власть дальше его текущего поколения.

Хайт замер на месте и уставился на жителей Гегемонии, сдерживая гнев:

— Неужели вы думаете, что Его Всевременное Величество согласится с такими условиями?

— Мы хотим, чтобы он обдумал ситуацию и понял всю сложность нашего положения. Кроме того, теперешний курс взаимоотношений приведет к нашей обоюдной гибели.

— В таком случае я не могу вам ответить, поскольку ответ должен дать Его Величество.

В знак согласия министр Орток Клай склонил голову.

— Мы приветствовали бы переговоры полномочных представителей обеих сторон. Для нас приемлемые взаимные уступки значительно лучше тотальной войны. Если с вашей стороны будет принято решение о встрече, пошлите корабль, передающий соответствующее сообщение.

— Я передам ваши пожелания. — Тон Хайта был язвительным, почти едким.

— В таком случае благодарим вас. Пожалуйста, дайте нам знать, если вам понадобится помощь в ремонте. Я думаю, десяти часов вам будет достаточно?

Хайт кивнул.

Министры Орток Клай и Вирис Фрилинг сделали какой-то прощальный жест, который адмиралу показался странным, и не спеша удалились.

Когда они вышли, адмирал Хайт несколько секунд задумчиво тер подбородок, потом посмотрел на Этона.

— Кажется, позволение надеть мундир флота сработало, — сказал он медленно. — Теперь вы просто сама рассудительность.

Этон ничего не ответил, а адмирал повернулся к Анамандеру:

— Ну что же, наш рейд закончился довольно неожиданным результатом, не правда ли, полковник?

Сев за стол, Хайт осторожно отключил аварийный самоликвидатор «Оплота веры».