В грязнущей ванной мотеля я принимаю, вероятно, самый лучший душ в своей жизни. Даже чёрная плесень, тянущаяся от слива к загнутым краям резинового коврика для ног, не способна испортить впечатления. Какое же это блаженство — ощущать горячую воду, смывающую прочь недели заточения у могов.
Протерев запотевшее треснутое зеркало, я долго разглядываю свое отражение. Торчащие ребра и ввалившиеся мускулы живота наглядно демонстрируют, как же долго я голодал. Под глазами залегли темные круги, а волосы отросли как никогда в жизни.
Так вот, значит, как выглядит борец за свободу.
Надеваю футболку и джинсы, найденные в рюкзаке Адама; приходится застёгивать ремень на последнюю дырку, но штаны всё равно сползают. В животе урчит, и я задумываюсь: каким может быть сервис в такой дыре? Могу поспорить, старикан, сидящий за стойкой, с радостью пришлёт полугорелый сэндвич с сыром, приправленным окурками.
В комнате отец уже успел разложить кое-что из своего оборудования. На кровати открыт ноутбук, на нём запущена специальная программа для сканирования новостей. Папа уже продумывает наш следующий шаг. На дворе глубокая ночь, а я ещё не ложился. И хотя я безумно мечтаю поскорее встретиться с Гвардией, не менее сильно я надеялся, что нашим следующим шагом будет стопка блинов в ближайшей забегаловке.
— Есть что-нибудь? — спрашиваю я, косясь на ноутбук.
Отец не обращает внимания на программу. Он сидит, прислонившись к стене, и нерешительно глядит на всё тот же дешёвый телефон. Бросив вялый взгляд на ноутбук, он говорит:
— Пока нет.
— Скорее всего, он не позвонит, пока не окажется где-нибудь в безопасности, — предполагаю я, нагибаясь, чтобы ненавязчиво забрать телефон, но отец резко отдергивает руку в сторону.
— Дело не в этом, — говорит он. — Мы должны позвонить ещё кое-кому. Пока ты был в душе, я всё размышлял, что сказать, но так до сих пор ничего и не придумал.
Он выводит большим пальцем знакомый узор на клавиатуре, будто действительно набирается сил для звонка. Я так зациклился на идее поиска Гвардии и борьбы с могами, что сперва не понимаю, о ком он говорит. Затем, наконец, до меня доходит, кого он имеет в виду, и я оседаю на кровать, чувствуя такую же беспомощность, как и отец.
— Мы должны позвонить твоей маме, Сэм.
Киваю в знак согласия, хотя и не представляю, что говорить маме в подобных обстоятельствах. В последний раз она видела меня, когда я дрался с могами в Парадайз, а потом убегал в ночь вместе с Джоном и Шестой. Вроде бы я кричал ей через плечо, что люблю её. Не самое трогательное прощание, но я действительно верил, что вскоре вернусь, и даже не предполагал, что попаду в плен к расе инопланетных завоевателей.
— Да уж, представляю, в какой она будет ярости.
— Она злится не на тебя, — отвечает отец, — а на меня. Она будет очень рада просто услышать твой голос и узнать, что с тобой все в порядке.
— Постой-ка… ты что, с ней виделся?
— Перед Нью-Мексико, мы сначала заглянули в Парадайз. Так я и узнал о твоей пропаже.
— Как она? С ней все хорошо? Моги к ней не приходили?
— Видимо, нет, но это не значит, что у неё все в порядке. Ей тяжко далось твое исчезновение. Она во всем обвинила меня, и в чем-то была права. В дом она меня по вполне понятным причинам не пустила, так что спать нам пришлось в бункере.
— Вместе со скелетом?
— Да. Ещё один утраченный кусочек воспоминаний… я понятия не имею, кому принадлежат те кости, — отец кидает на меня прищуренный взгляд. — Не переводи тему.
С одной стороны, я боюсь, что мама начнет умолять меня вернуться домой, а с другой, что, услышав её голос, я позабуду об этой войне и немедленно рвану домой. Я тяжело сглатываю.
— Уже за полночь. Может, отложим звонок на завтра?
Отец качает головой.
— Нет, Сэм. Откладывать нельзя. Кто знает, что случится завтра?
С этими словами он решительно набирает наш домашний номер, нервно прикладывает трубку к уху и ждёт. А ведь я ещё помню времена, когда мама с папой были вместе. Они были счастливы. Через что сейчас, должно быть, проходит отец, готовясь сообщить маме, что мы пока не едем домой. Наверное, чувствует себя ужасно виноватым, как и я.
— Автоответчик, — спустя несколько секунд говорит отец с некоторой долей облегчения. А потом накрывает микрофон ладонью. — Может, стоит…?
Он умолкает на полуслове, услышав писк автоответчика. Его губы беззвучно шевелятся, словно он пытается придумать, что сказать.
— Бэт, это… — запинается он, взъерошивая свободной рукой волосы. — Это Малкольм. Даже не знаю, с чего начать… автоответчик не лучший способ сообщить… но, в общем, я жив. Жив, и мне очень жаль, я безумно по тебе скучаю.
Отец бросает на меня полный слёз взгляд.
— Наш сын рядом со мной. С ним… Я обещаю, что с ним ничего не случится. И если ты когда-нибудь позволишь, я всё тебе объясню. Я тебя люблю…
Он протягивает мне трубку дрожащей рукой.
— Мам? — Не особо задумываясь, я тараторю первое, что приходит мне в голову. — Я, в общем… наконец-то нашел папу. Вернее, это он меня нашел. А, неважно! В общем, мам, ты не поверишь, но мы делаем кое-что, что поможет спасти мир, и это… э… совершенно безопасно, клянусь. Я тебя люблю. Мы вернемся домой очень скоро.
Вешаю трубку и несколько секунд гляжу на телефон, прежде чем снова посмотреть на отца. Его глаза все ещё подозрительно блестят. Он похлопывает меня по колену.
— Правильно сделали, что позвонили, — говорит он.
— Надеюсь, всё, что ты говорил — правда, — отвечаю я.
— Я тоже.