Падение "Морского короля"

Пэдди выскочил из шеренги самолетов. Его также сбило с ног взрывом, но не раньше, чем ему удалось запустить последний из подрывных зарядов. Когда мы начали отступать, он присоединился к остальной части патруля Джона. Мы последовали за ним, в ушах еще звенело после взрыва. Путь отхода обратно к точке сбора привел нас ближе к поселку.

Огонь осветительными и фугасными снаряды с «Гламоргана» прекратился. Если не считать потрескивания пламени от горящего самолета и завывания ветра, позади нас на аэродроме воцарилась тишина. В скоплении домов и фермерских сараев, составлявших поселок, тоже было тихо, если не считать ритмичного гудения генератора. Темнота вернулась, но рассвет приближался. Я мог, в монохромном полумраке, разглядеть патруль Фила впереди нас, проходивший рядом с большим домом на переднем краю поселка. Джеймс хромал так быстро, как только мог, положив руку на плечо одного из бойцов группы. Мы спешили присоединиться к ним, когда начался настоящий ад.

- Контакт справа! - крикнул кто-то. - Черт возьми, открывайте огонь!

Дульные вспышки, яркие и злые, ударили в нашу сторону, когда автоматический огонь разорвал то, что осталось от ночи. Там были бегающие и кричащие что-то по-испански фигуры, появившиеся со стороны поселка. Джеймс упал. На мгновение мне показалось, что в него попали, потом я заметил, что он открыл ответный огонь. Все последовали его примеру. Крис и Бильбо быстро развернули единый пулемет, и его успокаивающий грохот слился с какофонией стрельбы из полуавтоматических винтовок. Мы отдавали больше выстрелов чем получали. Хорошо, мы выигрывали перестрелку.

Послышались еще неистовые крики на испанском. Аргентинский морской пехотинец размахивал руками — явно командуя. Он привлек к себе внимание, и его крики превратились в вопли, когда в него попали. Еще один упал, и на этом все закончилось. Все прекратилось так же, как и началось. Уцелевшие морские пехотинцы тащили с собой своих раненых, когда они поспешно отступали под прикрытие зданий. Не было времени их преследовать. Теперь действительно надо было уходить. Голос Седрика ясно звучал в наушниках рации:

- Отходите. Отходите. Возвращайтесь на точку сбора как можно скорее, - кричал Джон.

Мы потащили Джеймса и еще одного раненого обратно с нами, через уязвимую, открытую местность плоского пастбища с поселком позади нас. Это был момент для противника, чтобы должным образом выступить против нас, со своими пулеметами и оружием поддержки, но ничего не было. Мы затаили дыхание и изо всех сил старались вернуться на точку сбора, наперегонки с наступлением утреннего света и течением времени. И то, и другое, подвергло бы нас более согласованной контратаке со стороны противника в зданиях позади нас, или со стороны подкреплений аргентинцев, переброшенных на остров.

По мере того, как мы увеличивали расстояние между нами и поселком, гудение генератора удалялось, сменившись шумом ботинок, шуршащих по траве, теперь более быстрым и настойчивым, чем раньше. Затем со стороны аэродрома раздался небольшой взрыв, за котором последовал еще один, а затем еще один, когда замедлители в зарядах Пэдди прогорели, добравшись до детонаторов и приведя их в действие. Я оглянулся через левое плечо. Самолеты были скрыты за гребнем возвышенности, но шары оранжевого пламени поднимались над гребнем в гаснущее ночное небо. Взрывы боеприпасов добавлялись к нарастающему звуку произведенных нами разрушений. Но времени купаться в лучах удовлетворения не было, точка сбора все еще находилась в 200 метрах.

Лоуренс Галлахер подсчитал нас, когда мы начали прибывать. По-прежнему спокойный и обнадеживающий, здоровяк произнес несколько слов ободрения и приказал нам разбиться по отрядам на группы, готовые загружаться в вертолеты, когда они прибудут.

- Давайте ребята. Отличная работа. Чертовски круто. А теперь разбейтесь по группам и готовьтесь к полету.

Я заметил, что он был весь в грязи. Эскадронный миномет зарылся почти по самое дуло в мягкую болотистую землю, когда он выпустил свою первую и единственную мину во время атаки, что сделало его бесполезным. Лоуренс провел большую часть ночи, помогая Найджу и остальным номерам расчета выкопать его, и только что закончил копать липкий, прилипающий торф. Груда 81-мм минометных мин, которую мы с таким трудом принесли, лежала сложенная в нетронутой куче.

- Это остается, - сказал Лоуренс, ни к кому конкретно не обращаясь.

Спасибо за это, черт возьми, подумал я.

С востока лился свет, когда мы, пригнувшись, выстроились в очередь, готовые к отправке. Было видно, как наше дыхание конденсируется в холодном воздухе, прежде чем его уносит резкий ветер. Но никто не чувствовал холода. Мы были воодушевлены нападением, адреналин все еще бурлил в наших венах. Все вернулись на точку сбора. К ноге Джеймса была привязана подушка индивидуального перевязочного пакета, а другой раненый приходил в себя. Нам повезло, но мы еще не закончили. Я в последний раз за этот день взглянул на часы; они сказали мне, что до посадки осталась одна минута.

Шестьдесят секунд спустя небо наполнилось пульсирующим гулом приближающихся вертолетов.

- А вот и чертовы пташки! - кто-то крикнул и тут они появились.

Четверо «Си Кингов» разошлись, когда они пересекли береговую линию Элефант-Бей, а затем зависли над дюнами, направляясь по одному вертолету к каждой группе солдат, с отрытыми люками, готовыми для нашего приема. Мы уже встали. Двигаясь к ним, как только они приземлились, мы вскарабкались на борт. Через тридцать секунд мы были погружены и готовы к отправке.

Борттехник закрыл люк и вертолет поднялся в воздух. Свернувшись калачиком у одного из иллюминаторов левого борта, прислонившись спиной к ребристому фюзеляжу, я расслабился и тяжело выдохнул, когда адреналин схлынул и через меня пролился бальзам облегчения. На крене, когда «Си Кинг» развернулся, чтобы уйти в море, я мельком увидел самолет, ярко пылающий в тени Фёрст-Монтайн. Затем картинка исчезла, когда нос вертолета опустился и он снизился до высоты вершины волны. Мы вылетели обратно на «Гермес» быстро, низко, и в ликующем настроении.

Мы находились в воздухе меньше часа. Пилоты из 486-й эскадрильи были исключительными. Они летали всю ночь, в сложных условиях на низкой высоте, используя недавно приобретенную незнакомую технологию в виде ПНВ, но их навигация и время были точными. В ту ночь они определенно отработали свое жалование за вылет.

Высадившись на палубу при дневном свете, мы сдали свое оружие Уолли в оружейку и сразу же направились на завтрак. Когда мы вошли на камбуз, казалось, там была вся корабельная команда. Военно-морской корабль — это полностью информированное подразделение, и моряки кое-что знали о том, чем мы занимались, и о том, что все они были частью того риска, который сделал возможным налет на остров Пеббл. Были кивки в нашу сторону и несколько рукопожатий.

Командир «Гермеса» вышел по главной трансляции, когда мы присоединились к растущей очереди на раздаче. Когда он объявил об успехе рейда по уничтожению самолетов, зал взорвался торжествующими выкликами и аплодисментами. Для многих матросов это был реванш за удар по «Шеффилду» и нас пропустили в начало очереди, чтобы получить нашу еду. Любопытно, что командир корабля ничего не упомянул о радаре. За время пребывания на острове Пеббл, мы не видели ничего похожего на радар, что сыграло основную роль в решение командующего Оперативной группы рискнуть и начать рейд. Тем не менее, военно-морской флот, казалось, был более чем доволен уничтожением одиннадцати самолетов, которые угрожали предстоящей десантной операции и деморализующем воздействием на аргентинцев от высадки на сушу.

Командир корабля закончил свое объявление последним «Молодцы» в адрес эскадрона «D».

- А теперь, - сказал он, - давайте убираться отсюда к чертовой матери!

С этими словами он выключил микрофон и «Гермес» на полной скорости направился обратно в открытое море.

Глава 25

Налет на остров Пеббл был моментом кульминации. Он вернул эскадрону «D» чувство целеустремленности, избавив от ощущения неудач и переменчивой фортуны, пережитых на Южной Георгии. Для Оперативной группы он продемонстрировал, что войска в целом могут идти и наносить удары по противнику как на суше, так и с воздуха и с моря. Уничтожение одиннадцати самолетов противника имело как материальную, так и моральную составляющую; это, несомненно, спасло жизни, благодаря уничтожению «Пукара», но не это было главным событием. Высадка была у всех на устах в течение нескольких недель, но где и когда будет проведена десантная операция по началу наземной кампании, которая должна была вернуть Фолклендские острова, оставалось строго охраняемым секретом.

Обобщив имеющуюся информацию и то, что с помощью эскадрона «G» и SBS удалось узнать на месте, Оперативная группа подтвердила, что бухта Сан-Карлос-Уотер на Восточном Фолкленде является предпочтительным местом для высадки британских войск на берег 10 мая. Расположенная недалеко от северного входа в Фолклендский пролив, закрытая бухта обеспечивала глубоководную якорную стоянку с достаточным пространством для больших десантных кораблей и войсковых транспортов для выгрузки людей и снаряжения на ее пляжи. К ней можно было попасть через узкий проход от пролива, и окруженная со всех сторон скалистыми мысами, она также давала укрытие от самой плохой погоды.

В качестве пункта высадки был выбран Сан-Карлос, расположенный далеко от Порт-Стэнли, конечной цели при освобождении островов. Однако, расстояние имело свое преимущество. Высадка в 50 милях от столицы, где по ожиданиям аргентинцев Оперативная группа высадится на берег, была предпринята в рамках обходного маневра. Если планировщики все сделали правильно, выбор Сан-Карлоса означал, что основную часть аргентинских войск можно было обойти, и этот район лишь слабо защищен. Но опять же, время и наступление зимы были дополнительными противниками, с которыми нужно было считаться.

Большинство боевых кораблей флота уже несколько недель работали на пределе своей выносливости. Побитые штормом катера, военно-морская техника и авиация испытывали на себе последствия плохой погоды и высоких темпов проведения операций за тысячи миль от своих пунктов базирования. Если Оперативная группа не совершит высадку и не захватит Стэнли к концу июня, сложности тылового снабжения, непригодность к эксплуатации и суровые условия Южной Атлантики в совокупности, вероятно, приведут к поражению. В то время как высадка в Сан-Карлос имела идеальный тактический смысл для адмирала и его штабных планировщиков, сама по себе высадка представляла собой серьезную эскалацию уровня конфликта и риска.

Это решение требовало одобрение политиков и военного командования в Лондоне, на чем настаивал адмирал Сэнди Вудворд. Он получил его 18 мая. Позже в тот же день, десантные корабли, необходимые для высадки, присоединились к авианосной группе Вудворда, и командир полка перешел на борт флагманского корабля адмирала. Майк Роуз с самого начала принимал участие в принятии решения о выборе Сан-Карлос-Уотер. Во время перехода на юг на борту корабля-дока «Фирлесс», чтобы присоединиться к Оперативной группе, планировщики его полкового штаба работали в стальном контейнере на летной палубе корабля, чтобы определить роль SAS в предстоящих высадках. Командир прилетел на «Гермес», чтобы рассказать Седрику, какова будет наша роль в общем плане. Он также пришел сказать нам, что теперь мы оказались не на том корабле.

Высадка должна была начаться ночью 20 мая. Десантные корабли отделятся от авианосной группы ближе к вечеру, и будут сопровождаться в Сан-Карлос эсминцем «Антрим» и шестью фрегатами, под покровом темноты. Корабли снабжения, десантные суда и вертолеты затем начнут высадку пяти пехотных подразделений 3-й бригады коммандос, десантников и морских пехотинцев, на пляжи, вместе с их артиллерией и другими вспомогательными подразделениями. До того, как корабли войдут в Фолклендский пролив, SBS должны были атаковать и нейтрализовать роту противника, окопавшуюся на высоте Фаннинг-Хед. Это были единственные аргентинские войска, которые наши патрули спецназа заметили в окрестностях Сан-Карлоса. несмотря на малочисленность, их позиция выходила на узкий вход в бухту Сан-Карлос-Уотер на севере. Это было идеальное место, откуда можно было сообщить о приближении десантной группы и обстрелять ее из своих минометов и безоткатных противотанковых орудий.

Единственным другим противником, который мог помешать высадке, были отряды пехоты, численностью более 1000 человек, при поддержке артиллерии и штурмовиков «Пукара», расположенные в 20 милях к югу в поселках Дарвин и Гус-Грин. Майк Роуз проинформировал Седрика, что его задача — использовать эскадрон «D, чтобы это предотвратить и отвлечь внимание противника от Сан-Карлос. Изложив свои намерения, командир оставил Седрика решать «как» выполнить поставленную перед ним задачу.

Необходимость оперативной безопасности возобладала, и остальная часть эскадрона не имела ни малейшего представления ни о чем из этого, кроме того факта, что мы собирались перебрасываться с «Гермеса» на корабль-док «Интрепид». Мы получили приказ о переброске на «Интрепид» незадолго до полудня.

Переброска эскадрона «D» на второй из кораблей-доков Королевского военно-морского флота, был частью решения о перераспределении подразделений в составе десантного отряда, чтобы обеспечить их надлежащую готовность к бою, прямо с кораблей, прежде чем они бросят якоря в Сан-Карлос. Риск был еще одной причиной для изменения тактической конфигурации высаживающихся войск. Три части десантных войск, 40-е и 42-е коммандо, плюс 3-й парашютно-десантный батальон, прибыли из Великобритании на реквизированном круизном лайнере «Канберра». Командование в Лондоне сочло слишком большим риск того, что такое количество войск на одном корабле войдет в узости вод района высадки. Следовательно, Оперативной группе было приказано перебросить 40-е коммандо на «Фирлесс», а 3-й парашютно-десантный батальон на «Интрепид». Это было грандиозное мероприятие, требующее использования десантных катеров и вертолетов со всего флота, для переброски 2000 человек и их снаряжения с одного корабля на другой и обеспечения прибытия их на место к тому времени, когда десантная группа начнет свой путь к Фолклендским островам. Это также было рискованным предприятием, если бы его пришлось проводить в штормовом море.

Погода 18 мая была плохой. Когда рассвет забрезжил на следующее утро, открытое море и ветер предыдущего дня стихли, сменившись более мягким накатом покрытых пеной волн и ослабевающим бризом.

Большая часть снаряжения эскадрона хранилась в отсеке на ангарной палубе «Гермеса». Пришлось всем потрудиться, чтобы погрузить его на самолетоподъемник, поднять на летную палубу, включая моторы «Джемини» и все остальное, погрузить его на «Си Кинги» и перебросить на десантный корабль. Процесс начался после обеда. Большинство парней направились в ангар, но Бильбо, Алексу Брауну, Джимми Клайду и мне было приказано перенести боеприпасы эскадрона, которые хранились в отсеке для стрелкового оружия в погребах «Гермеса», расположенных в самых недрах корабля. До прохождения отбора и зачисления в эскадрон, Джимми служил в полку Королевских ВВС и был родом из Ольстера.

Остаток дня мы провели, таская тяжелые упаковки с патронами 7,62 мм, каждая из которых содержала уложенные в ленты 800 патронов для пулемета и весила более 12 килограмм, а также еще более тяжелые металлические ящики, набитые гранатами, бандольерами с патронами калибра 5,56 мм, 66-мм и 81-мм минометными минами. Каждый ящик приходилась вручную поднимать на небольшой подъемник, типа кухонного лифта, который затем поднимал каждую партию груза на летную палубу, где другие парни перекладывали ее, готовя к погрузке на вертолеты, вместе с остальными припасами, когда прилетал вертолет и забирал ее.

Это была изнурительная работа, которая длилась несколько часов. Единственная передышка пришла в виде нежелательного предупреждения о воздушном налете. Мы вчетвером потели в футболках под резким светом искусственного освещения погреба боеприпасов, когда по трансляции передали сообщение во возможном приближении самолетов противника. Мы остановились, посмотрели друг на друга, схватили наши противопожарные комплекты и направились к нашему посту по боевой тревоге двумя палубами выше. Настойчивый лязг металла, быстро ударяющегося по металлу палуб над нами, остановил нас на полпути. Тяжелые, водонепроницаемые люки закрывались на стопоры. Важность того, что мы были заперты значительно ниже ватерлинии в нижней части корабля, не ускользнула ни от кого из нас. Подняв глаза вверх, Алекс кратко резюмировал:

- О, черт.

- Думаешь, они про нас забыли:?- спросил я.

- А, у нас могут возникнуть небольшие проблемы, - сказал Джимми, со своим сильным белфастским акцентом, тяжело опускаясь на один из контейнеров с боеприпасами. - Я сомневаюсь, что они даже знают, что мы здесь. И даже если бы они знали, и корабль бы накрылся медным тазом, у нас здесь не было бы ни единого шанса.

- Как я уже сказал, - вмешался Алекс, - о, черт.

Воздушный налет продолжался тридцать минут, и этого времени было достаточно, чтобы поразмыслить о нашей смертности. «Все чисто» и открывание люков над нами, вызвало коллективный вздох облегчения, прежде чем мы вернулись к выполнению задачи. Уже темнело, когда мы загрузили последний контейнер с боеприпасами и поднялись на летную палубу, остановившись только для того, чтобы взять наше оружие и снаряжение из кубрика.

Дул легкий ветерок, но было очень холодно и мой смок мало защищал от пронизывающего ветра, хотя после нескольких часов работы у киля корабля, обливаясь потом, и риска попасть в ловушку ниже ватерлинии, было приятно дышать морским воздухом. «Си Кинг» стоял, с вращающимися винтами и работающим двигателем на палубе, часть последнего груза снаряжения, припасов и боеприпасов передавалась по цепочке через десантный люк в правом борту вертолета. Передо мной Бильбо и Джимми были вызваны вперед борттехником, после чего вертолет поднялся в воздух. Ему не нужно было далеко идти. Я мог ясно видеть «Интрепид» сквозь сгущающиеся сумерки, мягко покачивающийся на волнах по левому борту примерно в полумиле от «Гермеса». Мне очень хотелось перебраться, найти место для ночлега, привести себя в порядок после многочасовой возни с погрузкой боеприпасов.

Еще один «Си Кинг» встал на летной палубе. Я присоединился к цепочке, чтобы загрузить оставшуюся часть снаряжения, затем встал в очередь сразу за Лоуренсом Галлахером и Сидом Дэвидсоном, ожидая своей очереди забраться внутрь. Алекс Браун и Крис Сикинс опередили меня и забрались в кабину. К тому времени, как я добрался до люка, вертолет выглядел переполненным. Слишком переполненным. Каждая часть отсека была битком набита людьми и снаряжением, от места позади пилотов до хвостовой части вертолета. Поэтому я отступил назад и крикнул борттехнику, превозмогая шум двигателя, что буду ждать следующего борта.

Это был тот же самый капрал королевской морской пехоты, который был на борту «Си Кинга», доставлявшего нас на остров Пеббл и обратно. Он покачал головой, крича, чтобы его услышали сквозь шум двигателей:

- Это последний рейс на сегодня, и мы не вернемся. Тебе нужно залезать.

- Хорошо, - крикнул я в ответ и начал забираться в вертолет.

Перелезая через ящики с боеприпасами, коробки с пайками и большие серебристо-стальные контейнеры «Алкон», я втиснулся рядом с Лоуренсом и Сайдом в кормовой части вертолета, у левого борта. Сидя плечом к плечу, мы подвинулись, насколько смогли, чтобы освободить место для борттехника-морпеха, который должен был сидеть у установленного в люке единого пулемета. Он наполовину закрыл десантный люк, когда вертолет дал газ и поднялся в вертикальном зависании над «Гермесом», развернулся, а затем ушел в сторону моря, в спускающуюся над океаном завесу сумерек.

Чернильная тьма сомкнулась над волнами под нами, когда мы направлялись к «Интрепиду». Это был долгий день. Мои мысли были полны комфорта теплого корабля, и я подумал, что возможно, еще есть время подняться на борт, принять душ и найти пиво в «чипке», прежде чем опустить голову на подушку. Эта перспектива казалась мучительно близкой, когда мы прошли над кормой десантного корабля и развернулись, чтобы приземлиться с его левого борта.

Летная палуба размером с два теннисных корта была тускло освещена светом, льющимся из открытого ангара, и приглушенным свечением палубных огней. Через полуоткрытую дверь нашего вертолета, я мог разглядеть силуэт другого «Си Кинга», с вращающимися винтами, который уже стоял на посадочной платформе. За ним, по направлению к ангару, тянулся беспорядочный ряд грузов, снаряжения и боеприпасов эскадрона, который еще больше захламлял летную палубу. Офицер летной палубы в шлеме вышел из тени, его желтая куртка была заметна в окружающем свете. Он начал махать пилоту нашего «Си Кинга». Там не было места для посадки. Я почувствовал, как изменилось положение вертолета, когда пилот вошел в широкий низкий вираж, чтобы убить время, прежде чем вернуться обратно, когда палуба будет свободна. С душем и пивом придется подождать.

Я крикнул Сиду:

- Чертовски здорово! Я просто ненавижу летать на этих вертолетах. Я бы хотел, что бы они просто высадили нас к чертовой матери.

У меня не было времени услышать ответ Сида. Раздался отчетливый глухой удар и двигатели немедленно заглохли. Для меня это было похоже на то, как будто экспресс внезапно нажал на тормоза. Меня швырнуло вперед, и следующее, что я осознал, было то, что мы были в море и под водой.

«Си Кинг» был спроектирован так, чтобы остаться на плаву, если он совершит контролируемую аварийную посадку в режиме висения над водой, но в том, как мы приводнились на поверхность моря, не было ничего контролируемого. При ударе о воду в непроизвольном нырке, у нас не было ни единого шанса.

Ударившись о поверхность воды, вертолет перевернулся на бок. Его вращающиеся лопасти несущего винта врезались в волны, глубоко вгрызаясь в воду, когда вес расположенных сверху двигателей перевернул фюзеляж и подтолкнул его под поднимающуюся волну. Десантный люк взорвался стеной ледяной белой воды, затопив грузовой отсек от низу до верху. Все это произошло в одно мгновение, но каким-то образом, мне удалось набрать полную грудь воздуха, когда мы перевернулись вверх дном и пошли ко дну.

Я изо всех сил старался задержать дыхание, когда шок от холодной воды обрушился на меня, как удар бурной реки. Каким-то образом я справился с почти непреодолимой сенсорной перегрузкой, когда мир сомкнулся, превратившись в неистовую безумную мешанину переплетенного снаряжения, ног и рук, бьющихся в попытке выжить, как рыба, пойманная в бочке.

Когда разум и тело оказываются перевернутыми и запертыми в затопленном отсеке, им нужна видимая или физическая точка отсчета, чтобы указать путь к выходу. В тот вечер в кормовой части вертолета не было ни одной. С надетыми тяжелыми РПС, плотно прижатые друг к другу и запертые под водой в мешанине оружия и коробок с припасами, мы не могли сориентироваться, и не видели понятного выхода. Каждый из нас с первобытной настойчивостью боролся за то, чтобы выжить в котле леденящей тьмы и ужаса. Когда люди выдыхали, отчаянный звук их последнего вздоха затихал в заполненном морем отсеке. Мы цеплялись за воду в поисках какого-нибудь невозможного способа спастись. Я мог чувствовать Сида и Лоуренса, когда их тела прижимались к моему, в борьбе за жизнь.

Время, казалось замедлилось, но неистовые конвульсии окружающих меня людей начали стихать. Я чувствовал, что Лоуренс и Сид замерли, их дыхание жизни ушло. Я почувствовал, как отключается мое собственное тело. Мой разум был затуманен страхом и паникой. Черт, черт, я проигрываю борьбу за то, чтобы остаться в живых, и я умру.

Моя грудь горела от боли, вызванной задержкой дыхания. Изо всех сил, стараясь держать рот закрытым, я знал, что вот-вот позволю воде хлынуть в мои легкие и отдам себя морю. Затем, перевернутый вертолет сдвинулся с места. Ударившись о накатывающуюся волну, корпус вертолета резко поднялся вверх, в результате чего вода внутри сдвинулась, каким-то образом создав воздушный пузырь. Моя голова прорвалась сквозь поверхность. Я застонал, когда выдохнул, а затем втянул еще один отчаянный глоток воздуха. Больше в вертолете ничего не двигалось. Я был один и живой в темноте, но я был обращен назад, к корме. Я мог различить маленькие темные очертания корабля вдалеке, ухваченные на фоне рассеянного света горизонта, видимого через дыру в фюзеляже, где раньше был хвост вертолета. Теперь у меня была точка отсчета, на которой можно было остановиться. И средство побега.

Самое слабое место конструкции вертолета — это место, где хвост соединяется с основным фюзеляжем вертолета. Наш был срезан ударом. Я увидел свой шанс и вернулся режим чистого выживания с целеустремленностью. Я не собираюсь умирать, подумал я. Набрав еще один глоток воздуха, я нырнул под поверхность и оттолкнулся от воды, протискиваясь сквозь снаряжение и стену неподвижных тел, пока я наполовину плыл, наполовину пробирался, к дыре в кормовой части вертолета в бешеной борьбе за жизнь.

Я добрался до разорванной кормовой части и втиснулся в ее сужающиеся рамки, направляясь к тому месту, где она отломилась, едва шире плеч. Я извивался, пробираясь вперед и вверх, не обращая внимание на осколки искореженного металла, впивающиеся мне в голову. Затем моя талия застряла, крепко зажатая набитыми подсумками моей РПС. Я не мог продвинуться дальше. Черт, черт, черт, я не могу пошевелиться, я застрял, паника снова путает мои мысли. Я был зажат сужающимися краями того, что осталось от сломанной хвостовой балки, и не мог пошевелиться, когда вертолет снова сдвинулся с места и начал крениться и скользить назад под волнами. Паника почти овладела мной и угрожала лишить воли к жизни. Затем вспышка ясности. Я подогнал свою собственную РПС именно для такой экстренной ситуации как эта. Инстинкт, отточенный тысячью заученных движений взял верх.

Протянув правую руку вниз, я схватил быстроразъемную стропу, которую вшил в свой сделанный на заказ ремень, в качестве замены стандартной пряжки. Я рывком расстегнул ее, одновременно снимая лямки левой рукой. Если бы я использовал на ремне обычную пряжку, я был бы мертв.

Освободившись от тяжелой РПС, превратившейся в ловушку, которая угрожала помешать моему высвобождению, я протолкнулся через оставшуюся часть хвостовой балки, извиваясь и игнорируя новые порезы, поскольку она продолжала сужаться. Затем в неровной щели показались мои голова и плечи. Фюзеляж застонал и снова сдвинулся подо мной, в последний раз угрожая утянуть меня за собой. Одним огромным, последним усилием, я вывалился из сломанной хвостовой части вертолета и упал с нескольких футов в открытое море.

Глава 26

Я снова вынырнул на поверхность, и на мгновение холод воды почти не имел значения. Я дрыгал ногами, мое тело опускалось вверх и вниз с поднимающейся и опускающейся волной, когда я втягивал наполненный брызгами воздух и хватался за пенопластовое сиденье, плавающее рядом с тем местом, где я вынырнул, чтобы глотнуть воздуха. Это придало мне жизненно важную дополнительную плавучесть, поскольку смертельный, леденящий мышцы холод ледяной воды, начал подтачивать мои силы.

Я думал, что должно быть, я единственный выживший, пока не всплыл на гребне волны и не увидел остальных. В сорока или пятидесяти метрах справа от меня, в темноте, я смог разглядеть группу других плавающих голов. Люди в воде, потерянные для меня в давке, когда мы врезались и перевернулись, но, к счастью, достаточно близко к аварийным выходам. Единственное, что давало им шанс на выживание. Но если у меня было за что держаться, ни на ком из них не было спасательных жилетов.

Толкая впереди свое импровизированное устройство для поддержания плавучести, я направился к ним. Расстояние было меньше двух длин стандартного плавательного бассейна, но плыть по ледяному морю в насквозь промокшей одежде и ботинках, отяжелевших от воды, было чрезвычайно тяжело. Мои ноги чувствовали себя так, будто к ним были прикреплены гири, моя одежда прилипала к моим конечностям, и я заставлял себя продолжать двигаться, медленно продвигаясь по волнам, поднимающимся или опускающимся на 7 или 8 футов. Потом они увидели меня. Голоса окликали меня из темноты, когда я к ним приближался, предлагая поддержку и указывая на их местоположение.

- Эй, дружище, продолжай двигаться, продолжай двигаться.

В воде находилось восемь человек, включая двух пилотов, цеплявшихся за борта спасательной шлюпки, рассчитанной на одного человека. Каждому пилоту выдавалась одна небольшая надувная лодка, в качестве части их спасательных наборов. Они пристегивались к ним одновременно с застегиванием ремней сидений, так что набор для выживания оставался с ними, когда они покидали вертолет в экстренной ситуации, а шлюпка автоматически надувался при соприкосновении с водой.

Там были Джеймс, Алекс и Крис. Крис каким-то образом раздобыл спасательный жилет. Ко мне потянулись руки и подтянули меня ближе к надувной лодке. Я схватился за борта, отпустив сиденье, и обернул одну из строп, свисающих с лодки, вокруг запястья. Помимо пилотов, с нами были также два прикрепленных медика и связист, но Джеймс, Алекс, Крис и я были единственными присутствующими бойцами полка, имеющими право на нашивку.

- Это все? - воскликнул я.

- Думаю, да — сказал Алекс, стуча зубами от холода. - Ты, должно быть, выбрался последним.

Но полномасштабный шок от чудовищности потери, которую мы только что понесли, наступит позже. Единственным императивом сейчас было выжить. Было отчаянно холодно. Пилоты были единственными кто носил «клоунские» костюмы — резиновые гидрокостюмы, надеваемые под летные комбинезоны, которые на какое-то время сдерживали худшие последствия. Но они выдавались только летному составу, и для тех из нас, у кого их не было, время шло быстрее.

- Черт, холодно. Нас нужно скорее забрать, иначе мы покойники, - сказал Джеймс.

Средний человек может продержаться от пяти до двадцати минут при температуре моря 5 градусов по Цельсию. Температура моря, в которое мы врезались, была чуть выше нуля. Мы превзошли все ожидания. Однако признаки надвигающейся гипотермии уже были налицо. Неспособные вырабатывать тепло, чтобы компенсировать потерю тепла тела, все мы неконтролируемо дрожали и непроизвольно учащали дыхание от холодового стресса и температурного шока. Но наши тела уже замедлялись. Наша речь становилась невнятной и заикающейся, наши движения более смазанными и судорожными, неуклюжими, поскольку температура нашего тела резко упала, а частота сердечных сокращений снизилась. С каждой минутой, проведенной в воде, мы проигрывали битву за сохранение тепла, не в состоянии контролировать кровь, которая отхлынула от конечностей, ослабляя мышцы, истощая силы и нарушая координацию. Мы замерзали заживо.

- Почему бы нам не п-п-п-инаться ногами, чтобы поддерживать кровообращение? - предложил Алекс, его слова были невнятны.

- Это п-п-п-лохая идея, - сказал Джеймс, заикаясь от холода. - Это только рассеет теплую воду из нашей одежды.

- Да, Джеймс п-п-п-рав, - сказал я. - Отвали, Алекс, и держи свои и-и-и-деи при себе.

- Отвали ты, ш-ш-шляпа, - выдохнул Алекс. - Я только пытаюсь п-п-п-мочь.

Если бы ситуация не была такой отчаянной, мы возможно, посмеялись бы. Мы должны были держать руки и ноги плотно прижатыми к телу, чтобы свести к минимуму воздействие на его поверхность и предотвратить потерю любого скопления слегка теплой воды. Джеймс предложил лучшее решение.

- Дайте р-р-ракету, - сказал он одному из пилотов.

Пилот нащупал тюк на борту шлюпки и вытащил маленький красный пистолет. Он неловко попытался зарядить его и уронил пистолет в воду.

- Черт возьми, чувак, - выругался Крис.

Пилот выудил ракетницу из моря, и замерзающими пальцами зарядил патрон. Захлопнув ее, он вытянул ее над головой и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Был заряжен еще один патрон, и снова ничего не произошло.

- Черт возьми!

Снова проклятия, на этот раз от большего количества людей и с большей остротой.

Пилот зарядил в третий раз. Раздался короткий, низкий хлопок и ракета Верри по дуге ушла в темноту, оставляя за собой поднимающийся красный след. Мы наблюдали, как она, казалось, зависла на мгновение, а затем вспыхнула ярче, превратившись в светящуюся звезду, начав сгорать в черноте неба.

Не было видно горизонта, и мы не могли видеть никаких кораблей; тот, который я видел изнутри вертолета, исчез. Может быть, его скрывали волны? Может быть, нас отнесло? Может быть, нас потеряли? Я начал задаваться вопросом, идет ли кто-нибудь, когда уловил безошибочно узнаваемый звук вертолета «Си Кинг», низко летящего над волнами. Мрачные мысли были рассеяны всплеском адреналина.

Вертолет низко прошел прямо над нами, но не остановился. Один из выживших, не имевших право на ношение нашивки, закричал:

- Вернись, вернись, не оставляй нас!

Но замереть прямо над нашей позицией в темноте было невозможным вариантом. Вместе с пилотами упавшего «Си Кинга» мы подбодрили потрясенного человека. Мы объяснили ему, что нас заметили, и что поисково-спасательный вертолет вернется за нами. Прошла минута, прежде чем он вернулся. Зависнув над нами, он спустил вниз трос лебедки. Одного из парней без нашивки подняли на лебедке первым. Фалинь с лодки все еще был прикреплен к одному из его запястий, когда он поднимался к вертолету, так что надувную лодку выдернуло из воды, когда он поднимался наверх, что вызвало момент фарса. Остальных из нас потянуло вверх, как жалкую цепляющуюся человеческую массу, пока фалинь не лопнул, и не сбросил нас с неэлегантным шлепком обратно в воду.

- Гребанные дерьмошляпы! - закричал Алекс, ударившись о воду, и это стало бы неблагоприятным началом нашего спасения, если бы не своевременное прибытие полужесткой надувной шлюпки с «Бриллианта».

Я был первым, кого они вытащили из воды. Сильные, уверенные руки подняли меня, и перебросили через борт большой двенадцатиместной шлюпки. Я слышал, как команда говорила мне:

- Окей, приятель, мы тебя поймали, с тобой все будет в порядке. Просто держитесь, и мы доставим вас обратно на корабль.

До этого момента я был в полном сознании, но как только я приземлился на дно лодки, клубком замерзших конечностей, я сразу же потерял сознание. Из нас семерых, найденных шлюпкой, каждый второй человек также потерял сознание в момент их спасения. Это была естественная реакция на крайнее переохлаждение, когда разум и тело, наконец, поддаются холоду. Еще десять минут в море, и мы бы начали умирать. Однако мы еще не выбрались из леса.

В конце концов, выживаемость при сильном переохлаждении, зависит от того, насколько быстро вы можете согреть пострадавшего, а время имеет значение. Ощущение срочности возвращения нас на корабль и начала процесса согревания не ускользнуло от рулевого, который открыл дроссельную заслонку и с ревом вернулся к «Бриллианту». Должно быть, прошло не более нескольких минут, прежде чем мы оказались под кормой фрегата, и нас по одному подняли на шканцы, с помощью лебедки. Я пришел в сознание, когда приземлился на палубу. Я был завернут в одеяло, и оглянулся через борт, когда меня подняли два матроса. Дальние прожекторы прочесывали поверхность воды в отчаянной попытке найти еще выживших, но это оказалось тщетной надеждой. Большинство людей погибли внутри «Си Кинга» и были унесены на дно Южной Атлантики, когда вертолет затонул под волнами. В то время я не знал этого наверняка, но я почувствовал, что они ушли, а потом я снова потерял сознание и меня отнесли в лазарет.

Несколько парней из эскадрона были на летной палубе «Интрепида» и видели, как рухнул «Морской король». Билли Рэтклиф недавно присоединился к эскадрону, добравшись до Фолклендских островов, убедив командира эскадрона, что он говорит по-испански, чего было достаточно, чтобы убедить Майка Роуза вернуться в полк из командировки. Билли только что вышел из вертолета на летную палубу перед нами, когда услышал как кто-то крикнул:

- Боже мой! Он упал!

В то же время прозвучала корабельная сирена и из динамиков донесся настойчивый голос:

- Вертолет упал. Аварийные группы, подъем! Вертолет упал. Аварийные группы, подъем!

Несколько парней были внутри корабля, болтая с рядовыми из 3-го парашютно-десантного батальона, когда услышали сигнал тревоги и выскочили на палубу. Седрик и Дэнни были в кают-компании, когда услышали объявление по трансляции. Они не сразу сообразили, что в вертолете может быть кто-то из наших людей. Приводнение вертолетов стало почти обычным делом с тех пор, как Оперативная группа вышла в море, и они предположили, что это должно быть, один из вертолетов противолодочной обороны, во время одного из постоянных противолодочных патрулей. Роджер Эдвардс, наш офицер связи с ВМС, был тем, кто пришел и сказал им. Седрик направился на мостик вместе с Роджером. К тому времени, как он туда добрался, на воду были спущены спасательные шлюпки, а «Си Кинг», который отреагировал на инцидент, прибыл на место крушения и парил над нами. Дэнни уже готовился приступить к мрачной задаче подсчета тех, кто мог быть на борту, с отчетами о выживших — чтобы начать процесс выяснения, кто выжил, а кто погиб.

Некоторые парни перегибались через поручни и напряженно вглядывались в кромешную тьму, тщетно выискивая знак — хоть что-нибудь, что могло бы указать на то, что их товарищи живы. Кроме прожекторов, смотреть было не на что. Некоторые считали, что спасение заняло слишком много времени, но на самом деле, военно-морской флот сильно рисковал, делая все возможное, чтобы добраться до уцелевших, поскольку лучи света, должно быть, были видны за многие мили, и не жалели усилий. Разочарование парней было понятно. Бессильные помочь, они ничего не могли сделать, кроме как ждать, отчаянно ожидая новостей, гадая о судьбе своих друзей. В конце концов, только одно тело было извлечено из обломков и доставлено на борт «Интрепида». Дейв Лав погиб мгновенно, когда в него попал тяжелый пулемет, установленный в проеме люка. Это был борттехник из Королевской морской пехоты, с которым я разговаривал перед тем, как сесть в вертолет. Ему было двадцать два года.

Я снова пришел в себя на «Бриллианте», стоя голым под теплым душем, и поддерживаемый матросом, который растирал мышцы моих бедер. Я не думаю, что он наслаждался этим событием больше, чем я. Я чувствовал себя дерьмово, что не имело никакого отношения к усилиям восстановить кровообращение в моих конечностях. Я был потрясен тем, что произошло, как будто борьба за выживание высосала из меня каждую унцию энергии и все мои умственные способности. Моей главной заботой сейчас был едкий тошнотворный привкус авиационного топлива, который, казалось, заполонил мой рот и горло. Я не замечал этого, когда был в море, но теперь тяжелая жидкость на основе керосина, казалось, пропитала мягкие ткани моего нёба. Я отчаянно хотел избавиться от этого привкуса.

- Дружище, - сказал я слабым голом, - мне бы немного водички.

- Все в порядке, дружище, - ответил матрос. - Я принесу тебе чашку горячего чая.

Когда меня отвели обратно в лазарет, меня напоили горячим, приторно-сладким чаем, но все, чего я хотел — это воды, чтобы избавиться от гадости, которая загрязняла мой рот. Все еще настаивая на воде, я был одет в запасной матросский костюм из темно-синих хлопчатобумажных брюк, синей рубашки и плотного темно-синего свитера, а на ногах — пара белых теннисных туфель. Я не знал, что случилось с моей собственной одеждой, но в тот момент, мне было все равно, так как я был зациклен на необходимости выпить воды, чтобы смыть едкий привкус авиационного топлива.

Медики зашили несколько порезов на моей голове и завернули меня в одеяло, как часть жизненного важного процесса разогрева, вместе с чаем. Но, несмотря на то, что я был одет и запеленут, я просто не мог согреться, и мое тело неудержимо дрожало. К тому времени, как я пришел в себя, я также заметил, что основание моей шеи ужасно болит. Меня осмотрел корабельный хирург.

- Я думаю, ты мог сломать шею, - сказал врач. - Ты можешь ей пошевелить?

- Да, но мне просто нужно немного воды, чтобы прополоскать рот.

- Хорошо, я закреплю тебе шейный бандаж, а затем попрошу одного из санитаров приготовить тебе чай, - сказал он.

- О Боже, - простонал я, когда на моей шее застегнули толстый белый поддерживающий хирургический воротник.

Я был не единственным, кто пострадал в аварии. Крис сломал руку, а один из пилотов сломал лодыжку, когда пинком выбил люк экипажа. Еще одной травмой, полученной в результате аварии, был перелом ключицы, полученный Алексом. Несмотря на то, что Джеймс не пострадал в вертолете, он все еще страдал от осколка в ноге, который он получил во время налета на остров Пеббл.

Меня продолжало трясти, когда мы укладывались спать в кубрике старшин. Старшины флота уступили нам свои койки, чтобы мы могли спокойно ночью выспаться. Я лежал на своей койке, все еще чувствуя оцепенение, и промерзший до костей, когда в освободившийся кубрик зашла пара старшин. Двое мужчин почти ничего не говорили — вероятно, они все равно ничего особенного не могли сказать. Они притащили большой фанерный ящик для канцелярских принадлежностей. Там было полно жесткой порнографии. Учитывая то состояние, в котором мы находились, я не совсем уверен, что они ожидали, что мы с этим сделаем. Они выглядели немного смущенными, а затем ушли, оставив свой заветный запас развлекухи посреди палубы. Помимо того, что они отдали свои койки, это был их способ признания, через что мы пошли и какие мы понесли потери.

После того, как в кубрике был выключен свет, я лежал в темноте. Все еще дрожа под кучей одеял, и испытывая тошноту от стойкого привкуса во рту авиационного топлива, я изо всех сил пытался осознать масштабы того, что только что с нами произошло. Моя голова все еще была одурманена, и я изо всех сил пытался вывести ее из настройки по умолчанию на чистое выживание. На мгновение, я подумал, что возможно, есть шанс, что другие выбрались из вертолета и были подобраны другими кораблями. Возможно, как и мы, они сейчас спали на койках где-то в другом месте посреди Оперативной группы. Но в глубине души я знал, что должно быть, я был последним кто выбрался из вертолета.

Выживших больше не будет, а флот сделал все, что мог. Я попытался составить, а затем отметить галочкой, мысленный список тех, кто мог быть на вертолете из эскадрона «D». В моем полубессознательном состоянии для меня это было слишком. Но я знал, что в тот день погибло слишком много хороших людей. У нас завязались дружеские отношения, которые должны были сохраниться на протяжении многих лет в будущем, но теперь они исчезли. Я подумал о Сиде и Лоуренсе, и меня осенило, что такие люди как Пэдди Армстронг, Фил Карасс и Лофти Арти, тоже должны были быть на борту. Большинство из них были из Горного отряда, и никто, кто был в обеих вертолетных катастрофах на леднике Фортуна, не выжил в этой. Господи, это было уже слишком, подумал я, мечтая об успокаивающем бальзаме сна. Откуда-то в кубрике, кто-то из медиков или связист, выл и стонал в темноте. Я закрыл глаза; ночь обещала быть долгой.

Глава 27

Когда 19 мая затонул «Си Кинг», полк понес самую большую одновременную потерю среди личного состава со времен Второй мировой войны. В общей сложности, в результате крушения вертолета погибло двадцать два человека. Эскадроны «D» и «G» при этом потеряли двадцать человек, что было больше, чем потери понесенные во время кампаний на Борнео и Радфане, вместе взятые.

Помимо капрала Дейва Лава, чье тело было единственным, найденным на месте крушения, среди погибших был лейтенант Королевских ВВС Гарт Хокинс, приданный эскадрону «D» в качестве нашего передового авианаводчика. Пэдди О´Коннор, прыгнувший в море с парашютом и давший нам кое-какие инструкции по использованию «Стингера», был одним из погибших парней из эскадрона «G». Теперь он никогда не сможет попрощаться со своей женой и детьми. Уолли Уолпол, который работал с Грэмом на складах, тоже погиб в вертолете. Но больше всего пострадал 19-й отряд. С потерей Фила Карраса, Джона Арти и Сида Дэвидсона, все старшие сержанты Горного отряда погибли в катастрофе. Если принять во внимание смерть Пэдди Армстронга, и состояние, в котором находились Крис, Алекс, Джеймс и я, отряд потерял чуть более пятидесяти процентов своей численности.

Я проснулся от беспокойного ночного сна под звуки мягкого гудения корабельного вентилятора и ритмичного пульсирования машин, чьи винты неуклонно прокладывали путь по морю. На мгновение все казалось нормальным. Мой мозг все еще был затуманен, как будто мне приснился сон. Но потом, когда я начал медленно осматриваться вокруг, я вспомнил всю чудовищность того, что произошло с нами.

Вокруг меня зашевелились остальные, потягиваясь, зевая и протирая глаза от ночного сна. Поначалу, никто ничего не говорил. Это было, как будто мы страдали от какого-то огромного коллективного похмелья. Одежда, в которой мы пережили падение, была выстирана и аккуратно сложена в конце наших коек. Мы снова оделись в футболки, смоки, тропические штаны и ботинки, прежде чем отправиться на камбуз.

Мы вчетвером снова сидели вместе, еда медленно оживляла нас, поскольку наши мозги снова начали более-менее нормально функционировать. За завтраком мы разговорились, постепенно собирая все воедино, и понимая, что это значит. Не было никаких новостей о том, что были подобраны другие выжившие, и не было никаких ожиданий, что они будут. Сначала основное внимание было уделено тому, кто был с нами в вертолете, но вскоре наш разговор перешел к тому, как каждый из нас выбрался и что, по нашему мнению, могло произойти, что привело к падению вертолета.

- Я думал, Всплеск, тебе конец. Ты должно быть, выбрался последним.

- Я тоже так думал, Джеймс.

И я рассказал им о волне, которая ударила в вертолет, и о том, как обнаружил выход через сломанный хвост.

- Господи, мужик. Тебе повезло, - сказал Джеймс. - Мы с Алексом сидели у переднего люка экипажа, позади пилотов, которая, должно быть, вылетела за борт почти сразу после того, как мы коснулись воды. Мы увидели открытый люк и просто пошли к нему. Но Крис, ты был еще дальше, так как же, черт возьми, ты выбрался?

- Я сидел на каких-то припасах, и там было так мало места, что я был сильно прижал к куполообразному иллюминатору по левому борту. Как раз перед тем, как мы сели в вертолет, какой-то матрос подобрал лишний спасательный жилет, который нашел на палубе и отдал его мне. Когда вертолет упал и внутрь хлынула вода, я потянул за язычок надувания. Следующее, что я осознал, это то, что меня засосало в окно и выкинуло на поверхность. Плексиглас, должно быть, выскочил из-за внезапного давления надувшегося спасжилета….

Крис сделал паузу.

- Черт, я чуть было его не надел.

- Почему, черт возьми, это произошло? - сказал Алекс.

- У меня нет догадок, приятель, - ответил я. - Может быть, отказал двигатель? Может быть, экипаж потерял горизонт? Там было темно, как у ведьмы в сиськах. Гребаные вертолеты, это опасные штуковины.

По правде говоря, никто из нас понятия не имел, почему вертолет упал в море. Это могло быть результатом встречи с птицей. Тушка альбатроса была обнаружена плавающей, недалеко от места крушения. Последующее расследование показало, что крупную морскую птицу засосало в один из воздухозаборников двигателя «Си Кинга», что привело к его отключению. Это могло бы объяснить механический лязг, который некоторые выжившие слышали непосредственно перед падением вертолета. Крушение также могло быть результатом обычной аварии или механической неисправности. В кромешной темноте, без ПНВ и без видимого горизонта, пилоты летели по приборам. Если они потеряли из виду визуальные ориентир полетной палубы «Интрепида», повторный облет в полной темноте на малой высоте, был маневром, сопряженным с риском, особенно для экипажа, летавшего весь день, и работавшего в состоянии усталости и на пределе полетных условий.

Какова бы ни была причина, несчастные случаи — это часть проклятого дела войны. Несмотря на все наши предположения, когда мы вместе сидели на камбузе «Бриллианта», это была суровая реальность, которую все четверо из нас приняли как солдаты.

На «Интрепиде» эскадрон провел ночь, выясняя, со все возрастающей уверенностью, кто выжил, а кто погиб. После того, как были прекращены спасательные работы, Седрик и Дэнни смогли завершить мрачный процесс составления списка погибших и отправить уведомление в штаб полка.

В листе с именами личного состава эскадрона было две колонки. Имя каждого было внесено на левой стороне страницы. Как только они были зарегистрированы как находящиеся на борту «Интрепида», или подобранные на месте крушения, их имена переносились в колонку справа. Те, кто остался в левой части списка Дэнни, были мертвы. Седрик использовал тактическую спутниковую связь, чтобы лично поговорить с Майком Роузом, назвав ему имена всех пропавших без вести. Эта информация, вместе с именами людей из эскадрона «G» также пропавших без вести на «Си Кинге», затем была передана в Великобританию по спутниковой связи.

В восьми тысячах миль отсюда, в Херефорде, с получением подтверждающего доклада о катастрофе, начались ритуальные церемонии извещения ближайших родственников. Лиз была одной из многих жен, которым позвонили со Стирлинг-Лайнс, с просьбой позже явиться в спортзал в лагере тем же утром. Когда Лиз туда добралась, она обнаружила, что ей повезло. Коллективному собранию жен было сказано, что если они присутствуют, значит, с их мужьями все в порядке. Пока они слушали, потрясенные тем, что услышали, они прошли через свой собственный мрачный процесс выяснения того, кто погиб, судя по женам, которых там не было. Это был, в силу необходимости, грубый, но эффективный способ гарантировать, что те жены, которые потеряли мужей, могли быть лично проинформированы офицерами полка, посещающими семьи погибших, и что они получат надлежащую поддержку со стороны службы социального обеспечения части и падре.

После завтрака, мы провели утро, передавая то, что мы знали о тех, кто был на «Си Кинге» старшине, которому было поручено за нами присматривать. Я сомневаюсь, что это сделало что-то большее, чем подтвердило то, что уже было установлено «штабными» на «Интрепиде». Остаток дня мы провели, возвращаясь за едой на камбуз и просматривая сокровищницу матросов в фанерном ящике, посвященную явному жесткому порно. Его заимствование казалось немного неуместным, учитывая обстоятельства, но это помогло скоротать время и отвлечь нас от мрачных мыслей. От эскадрона не было никаких вестей, но в тот день нам сказали, что нас должны были перевести с «Бриллианта» в госпиталь, развернутый на лайнере «Канберра».

Круизный лайнер компании «P&O» был одним из пятидесяти четырех гражданских судов, реквизированных правительством для поддержки Оперативной группы. Помимо того, что корабль был переоборудован в плавучий госпиталь для приема раненых, он был также взят на службу в качестве транспорта для 2000 военнослужащих 3-й бригады коммандос, которые накануне были переброшены на десантные корабли военно-морского флота.

Уже смеркалось, когда нас вызвали на летную палубу «Бриллианта». Учитывая наш собственный опыт переброски с корабля на корабль, для короткого перелета на «Канберру» нам выдали ярко-красные гидрокостюмы. Мы натянули их поверх одежды и застегнули с помощью большой молнии, проходящей по диагонали через наши спины, прежде чем отправиться на корму фрегата. Лопасти винтов двух вертолетов «Уосп» вращались, когда мы добрались до площадки.

Борттехник пристегнул нас привязными ремнями.

- Извините, что мы просим вас совершить еще один рейс, - сказал он, без сомнения сознавая, что мы также пережили крушение вертолета на Фортуне.

- Не беспокойся — девять жизней и все такое, - слабо отшутился я, подавляя свои истинные чувства по поводу возвращения в вертолет.

Он показал мне большой палец, закрыл люк и мы поднялись с палубы. Состояние моря было относительно спокойным, волны под нами поднимались на 5-6 футов, что мало отличалось от условий накануне, когда мы вылетели с «Гермеса». Когда я смотрел вниз на серо-зеленую качающуюся массу воды, я думал об утраченных товарищах, лежащих где-то на дне, навсегда потерянных в обломках «Морского короля».

Мы пробыли в воздухе всего несколько минут, прежде чем начали заходить на посадку на одну из новых вертолетных площадок «Канберры». Изготовленная из стальных листов палубного настила, приваренных к надстройке в середине корабля, над тем, что когда было плавательным бассейном, она была одной из трех платформ, которые были добавлены при спешном переоборудовании в военный корабль при отплытии из Саутгемптона. Оперативная группа прозвала его «Большим белым китом», и даже в сумерках он выглядел впечатляюще. Характерная белая окраска, необходимая для плавания в тропических морях, и создания впечатления в заморских портах, была подкрашена ржавчиной оранжевого цвета.

Несмотря на то, что лайнер был потрепан морем, его водоизмещение составляло 44000 тонн, а длина — 250 метров, он сохранил величие, которого не разделяли окружающего военные корабли в шаровой окраске. Расположенная впереди двух знаменитых желтых дымовых труб «Канберры», средняя полетная палуба обеспечивала ближайший вход в зону приема раненых, которая располагалась на прогулочной палубе, ближе к носу корабля. Мы сняли наши гидрокостюмы и передали их обратно экипажам «Уосп», прежде чем нас провели вниз по металлическим ступеням к тому, что наш гид назвал «Стадионом».

Первоначально прогулочная палуба предназначалась исключительно для пассажиров первого класса в вечерних костюмах, теперь она использовалась в качестве сортировочной, операционной и послеоперационной палаты. Каждая из функциональных зон Стадиона была закрыта арктической камуфляжной сеткой, и в ней не было пациентов, за исключением несчастного морского офицера, провалившегося в люк между палубами. Я подозревал, медицинский персонал, состоявший из врачей и хирургов ожидал, что после начала посадки будет намного больше работы. Нас осмотрели врачи, которые казалось, не имели ни малейшего представления о том, что с нами произошло. Пока я голый сидел на медицинской кушетке, врач в белом халате, осматривавший меня, цыкал зубом.

- Откуда у тебя на голове такие ужасные порезы? - спросил он.

- В результате крушения вертолета.

Он сказал что-то вроде: «О, это звучит ужасно», но я не потрудился дальше его просвещать.

Боль в моей шее ослабла, хотя доктор, казалось, не слишком беспокоился по этому поводу, посоветовав мне пока не снимать шейный бандаж. После того, как мне обработали раны на голове, мне разрешили одеться, а затем отвели в другую огороженную зону, на прием к психотерапевту.

С успокаивающим ирландским акцентом, седовласый капитан 2 ранга медицинской службы объяснил, что это стандартная процедура для всех эвакуированных — прохождение психиатрического обследования, независимо от их ранений и обстоятельств. Мне не понравилось как звучало слово «эвакуированный». В том, что он собирался сказать, тоже не было ничего успокаивающего. Когда я ответил на пару его вопросов о моем психическом благополучии, он заговорил о возвращении на родину.

- Что Вы имеете ввиду, сэр? - спросил я, все еще не совсем понимая, к чему он клонит.

- Вы будете эвакуированы, капрал, на госпитальном корабле Оперативной группы «Уганда» в Монтеведио, Уругвай, а затем самолетом в Великобританию.

Он говорил так, будто я должен был быть доволен. Я не был. Он вопросительно посмотрел на меня.

- Но капрал, вы перенесли тяжелую травму, будьте уверены.

Он знал о «Морском короле».

- Сэр, я в полном порядке и хочу вернуться в свой эскадрон.

Я мысленно выругался, теребя толстый белый хирургический воротник на шее, сожалея, что не снял его: вряд ли он создавал картину идеального здоровья.

Тихий ирландец одарил меня обольстительной улыбкой и сказал:

- Нет, капрал, я думаю, что будет лучше, если ты отправишься домой.

Я почти ожидал, что он скажет: «Для тебя война окончена, друг мой». Но он этого не сделал. Что касается его, то я собирался вернуться и на этом все закончилось.

Что касается меня, то, раненый я или нет, я был раздражен. Женевская конвенция запрещает возвращение войск в зону боевых действий из нейтральной страны. Как только меня переведут на борт «Уганды», я словно окажусь дома, несмотря на то, что мне еще предстоит преодолеть 8000 миль, чтобы вернуться в Великобританию. Я чувствовал себя совершенно подавленным, когда в ту ночь улегся на матрас на полу Стадиона. Из нас четверых я был наименее тяжело ранен. Я предположил, что моя шея была просто повреждена ремнями, а порезы на голове, хотя и «неприятные», не были серьезными. У Алекса и Криса были сломаны кости, а у Джеймса в ноге все еще торчал осколок шрапнели с острова Пеббл. Я один был достаточно здоров, чтобы вернуться в эскадрон, но меня собирались отправить домой.

Когда позже тем вечером, я в негодовании отправился спать, десантный отряд Оперативной группы уже отделился от авианосной группы и начал свой последний переход к берегам Фолклендских островов. Корабли десантной группы с «Канберрой» в центре шли всю ночь на постоянной скорости 12 узлов, чтобы покрыть 150 миль до их стоянки в Сан-Карлос-Уотер, откуда рано утром 21 мая должна была начаться высадка. Армада сопровождающих военных кораблей, транспортных судов и судов снабжения, плыла под покровом тумана и низкой облачности.

Когда они приблизились к северному входу в Фолклендский пролив, SBS атаковали и нейтрализовали роту противника, занявшую Фаннинг-Хед. Примерно в то же время, когда SBS занимали высоту, господствующую над Сан-Карлос-Уотер, эскадрон «D» предпринял отвлекающую атаку на гарнизон аргентинцев в Дарвине, создав впечатление, что аргентинцы подверглись нападению по меньшей мере батальона британских войск, и отвлек внимание от десантной операции в 20 милях к северу.

Пока я все еще спал, подразделения десантников и морской пехоты из 3-й бригады коммандос, начали высадку с десантных кораблей на десантные катера. Затем десантные катера направились к пляжам, где войска начали выбираться на берег, не подвергаясь нападениям аргентинских «Пукара». Корабли проскользнули на якорную стоянку незамеченные противником, и когда я проснулся на своем матрасе на Стадионе, эскадрон «D» уже совершал свой долгий обратный переход с перешейка Дарвина. Десантура и «сапоги» уже определились со своими целями и готовились к ответу аргентинцев, который должен был последовать рассвет выявит присутствие британского десанта. Забив бухту кораблями, доставляя запасы на берег, или занимая оборонительные позиции вокруг плацдарма, их присутствие привлекло внимание — это был лишь вопрос времени.

День выдался ясным и спокойным. Дул лишь слабый ветерок, и воды в бухте были спокойны и безмятежны, когда взошло солнце, огненно-оранжевый шар на восточном горизонте. Идеальный день для полетов и аргентинцы не собирались его упускать.

Маленькие лучи света просачивались сквозь щели в закрытых стеклах Стадиона и я начал задаваться вопросом, когда нас перебросят на «Уганду». От отличии от меньшего лайнера, «Канберра», несмотря на то, что он принимал раненых, никогда не был обозначен как госпитальное судно, и не был украшен красными крестами, поскольку также он перевозил войска и боевые материалы. В результате красная краска в трюме осталась неиспользованной. Но, будучи объявленным госпитальным судном, «Уганда» имел статус не участвующего в боевых действиях, и находился далеко в море, в специально отведенным для судов Красного креста районе океана. Следовательно, как я подозревал, потребуется некоторое время, чтобы нас к ней доставили, тем более что, вероятно, большая часть «извозчиков» были заняты другими делами, связанными с высадкой. Я конечно, никуда не спешил, поскольку прислушивался к грохоту вертолетов, деловито курсирующих между кораблями и берегом, перебрасывая снаряжение и запасы вглубь острова.

«Канберра» стоял на якоре на более широком участке, в начале залива, недалеко от того места, где узкий пролив Сан-Карлос дает доступ к Фолклендскому проливу с его северной оконечности. Впереди нас, вытянувшись на юг по всей длине залива, стояли остальные суда десантного отряда. Большие корабли-доки «Фирлесс» и «Интрепид» были пришвартованы у нашего портового квартала на восточной стороне залива. Их корма была частично затоплена водой, благодаря огромным цистернам, что позволяло каждому кораблю действовать как плавучий док для входящих и выходящих десантных катеров. Следуя дальше по заливу, пять танкодесантных кораблей, или LSL, как их называли, стояли на якоре и выгружали запасы ближе к пляжам. За мысом Сан-Карлос-Уотер более глубокое пространство Фолклендского пролива ощетинилось радарами и вооружением боевых кораблей, которые были размещены для защиты якорной стоянки от нападения.

Все это происходило вокруг нас, в то время как мы оставались прикованными к Стадиону, впитывая то немногое, что могли, через щели в окнах. Помимо того, что они были заколочены фанерой, они еще были покрыты кусками тяжелого шерстяного ковра, который был снят с пола. Толстое ковровое покрытие на Стадионе было снято, чтобы предотвратить его превращение в биологическую опасность, поскольку опасались, что оно пропитается кровью и биологическими жидкостями, вытекающими с операционных столов. Позже, тем же утром, были доставлены первые раненые при высадке. Некоторые из них были аргентинцами, ранеными на Фаннинг-Хед, и медицинский персонал на Стадионе начал суетиться. С ними обращались точно так же, как и с нашими ранеными.

Четверо из раненых были британцами. Трое были мертвы, а один был жив. Тот кто выжил, был единственным выжившим членом экипажа двух легких вертолетов «Газель», сбитых недалеко от поселка Сан-Карлос несколькими аргентинскими военнослужащими., которым удалось спастись от атаки SBS на Фаннинг-Хед. Сержант-борттехник был изрядно потрясен тем, через что ему пришлось пройти. После лечения у медиков ему явно нужно было поговорить, и он рассказал нам свою историю за чашкой чая, пока мы сидели на матрасах на полу Стадиона.

- Наш вертолет получил попадание в двигатель от огня аргентинцев с земли, когда мы пролетали над Сан-Карлосом на разведку, что заставило нас совершить аварийную посадку на воду недалеко от пряжа, - сказал он. - Мой пилот был ранен, но я сумел его вытащить и начал тащить к береговой линии. Вот тогда они снова открыли по нам огонь из пулемета.

- Ублюдки, - сказал Алекс, - чертовы ублюдки.

- Мы добрались до пляжа, но мой пилот умер у меня на руках. В него снова попали, когда мы были в воде.

- Черт, приятель, мне жаль, правда жаль, - сказал я.

Его рассказ о том, что произошло, заставил нашу кровь закипеть от коллективного желания сравнять счет. Ситуация усугублялась тем фактом, что несмотря на то, что вокруг нас разворачивалась сухопутная кампания по возвращению Фолклендских островов, никто из нас не мог принять в ней участия. Каким бы ужасным это ни было, примечательно, что потеря двух «Газелей» было единственным случаем, когда противник стрелял в нас в ответ во время высадки. Потери были незначительными, и, за исключением потери вертолетов, десантная операция прошла беспрепятственно. Но это должно было измениться и, через два часа после восхода солнца, это началось.

Первая воздушная атака была разведывательной вылазкой одиночного аргентинского «Макки». Приближаясь на малой скорости с севера, от пролива, маленький штурмовик нацелился на первый попавшийся британский корабль. Обстреляв фрегат «Аргонавт» из своих 30-мм пушек и 5-дюймовых ракет, самолет итальянской постройки затем быстро отклонился от атакующего курса в сторону Фаннинг-Хед, что привело его прямиком к «Канберре».

Первое известие об атаке мы получили от металлического голоса, прогремевшим по корабельной трансляции: «Слушать всем. Слушать всем. Это мостик. С севера идет воздушная атака. Приближается самолет. В укрытие! В укрытие! В укрытие!».

Нам не нужно было повторять дважды, не говоря уже о трех, и мы бросились на палубу, крепко прижав руки к голове, когда над головой раздался звук отбойного молотка нескольких пулеметов, за которым последовал сильный хлопок от взрыва. Над нами четверка единых пулеметов, установленных на ограждениях крыльев мостика, с расчетами из морских пехотинцев 42-го коммандо, выпустили тысячи трассирующих пуль «одна-через-одну», наполнив воздух вокруг самолета множеством красных струй трассеров, вынудив пилота резко отвернуть вправо, под прикрытие возвышенностей в глубине острова. «Сапоги» также выпустили ракету «Блоупайп». Они промахнулись мимо аргентинского налетчика, но оставили здоровую вмятину в переборке каюты старпома обратным выхлопом пусковой установки.

Первая атака нанесла «Аргонавту» лишь легкие повреждения, хотя трое из его экипажа были ранены. Но игра началась. Аргентинцы теперь знали, что мы начали высадку в Сан-Карлосе, и мы вот-вот почувствуем на себе мощь их военно-воздушных сил. Десять минут спустя снова загремел голос трансляции, и мы снова растянулись на палубе. С взлетно-посадочной полосы в Гуз-Грине были подняты «Пукара», хотя один был сбит прежде, чем они смогли подойти достаточно близко для начала атаки на корабли.

Затем в атаках наступила пауза, которая позволила экипажу корабля подвести итоги. Надстройка лайнера над стальным корпусом была сделана из алюминия, который пушки и ракеты разрезали бы как масло. Учитывая уязвимость расположения Стадиона, было решено, что когда поступит следующее предупреждение о воздушном налете, все пациенты и второстепенный медицинский персонал покинут зону лечения раненых и найдут убежище в колодцах трапов в середине корабля на палубе D. Пятью уровнями ниже и внутри корпуса, это была самая внутренняя часть корабля и считалась самым безопасным местом, чтобы переждать воздушную атаку.

Стальная переборка или нет, я не был уверен, что она сможет остановить высокоскоростные снаряды, летящие со скоростью более 1000 футов в секунду, и будет защитой от бомб. Однако, мы укрылись там полчаса спустя, когда первая согласованная воздушная атака пронеслась низко над холмами Западного Фолкленда в в виде трех сверхзвуковых истребителей «Даггер», взлетевших с авиабаз материковой Аргентины. Один был взорван в воздухе ракетой «Си Кэт», выпущеной с фрегата «Плимут». Два других продолжили атаку, мчась через пролив в сторону Восточного Фолкленда на высоте 50 футов. Один из них обстрелял из пушек фрегат «Бродсворд». Другой сбросил свой груз на эсминец «Антрим». Одна из 1000-фунтовых бомб «Даггера» попала и пробила люки отсека эсминца с ракетами «Си Слаг», а затем пробила восемь переборок и оказалась в кормовой части, не взорвавшись. Несколько минут спустя еще три «Даггера» влетели со скоростью несколько сотен миль в час на высоте верхушек волн. Один из них обстрелял «Антрим» пушечным огнем, добавив пожаров, которые уже горели на корабле после первой атаки.

Член экипажа «Уэссекса» с собственным именем «Хамфри», спасшего нас на Фортуне, был ранен осколком снаряда, а старшина расчета морской авиации, обслуживавшего вертолет, был ослеплен пушечным огнем. Один из трех самолетов, вышел на «Канберру». Пролетев сквозь свинцовую стену, выстроенную против него наводчиками единых пулеметов морской пехоты, он в последнюю минуту отклонился, не выстрелив из своих пушек.

Около обеда наступила пауза, затем опять начались атаки, и мы вернулись к трапам на палубе D. Капитан военно-морской группы на борту «Канберры» постоянно комментировал по трансляции бушующую вокруг нас воздушную битву, сообщая о количестве самолетов, направлении их сближения, когда они были сбиты и нанесенном им ущербе.

- С запада приближается самолет противника, направляется к «Арденту», - говорил он, как будто комментировал международный турнир по рэгби. - На этот раз «Скайхоки»! Один из них, похоже подбит, но в «Ардент» попало несколько бомб и он, похоже, горит.

Он также сообщил нам, что были раненые. Позже он сообщил, что экипажу фрегата пришлось его покинуть. Слова капитана, спокойные и властные, странно сочетались с какофонией шума, окружавшего корабль, когда над головой ревели форсунки реактивных двигателей аргентинцев, а их пушки издавали звук, будто что-то рвали, когда они стреляли. Их бомбы бухали или бабахали, в зависимости от того, попадали ли они во что-то твердое или падали в воду. В ответ стучали, как пневматические дрели, британские пулеметы, из пусковых установок вылетали ракеты, а 4,5-дюймовые орудия открыли ответный беглый огонь. Осознание того, что корабли подвергаются атакам и гибнут люди, было отрезвляющим, потому что мы знали, что в любую минуту это может случиться и с нами.

С течением дня количество людей в шахте трапа, казалось, увеличивалось. К полудню, на большом широком трапе, под длинными, заколоченными досками зеркалами, сидело на ступеньках по четверо-пятеро человек из вспомогательного персонала. Каждый раз, как звучало предупреждение о воздушном налете, появлялось все больше людей, как будто каждая атака уменьшала шансы и заставляла их пересматривать свой статус критичности для работы корабля.

С самого начала там было довольно много бойцов из 3-го парашютно-десантного батальона. Входя в эшелон поддержки батальона, они стремились сойти и присоединиться к стрелковым ротам части, уже находящимся на берегу. Они передвигались со своими тяжелыми рюкзаками и длинными полуавтоматическими винтовками SLR, выглядя подтянутыми, решительными и стремящимися в дело. Будучи бывшими десантниками, Крис и Алекс знали некоторых солдат, и мы разговорились. Мы рассказали им о пилоте «Газели», что заставило их еще больше загореться желанием попасть на сушу, где они могли бы начать воевать с аргентинцами.

- Когда сойдешь на берег, покажи им, приятель, - сказал я.

Сержант-десантник ухмыльнулся мне в ответ.

- Мы так и сделаем, приятель. Мы — 3-й парашютно-десантный батальон. Все парни в батальоне в любом случае — забияки и ждут не дождутся, когда их пустят в дело.

- Я хотел бы, что бы мы пошли с тобой. Удачи, приятель, - сказал я.

Мы им завидовали, но все, что мы могли сделать, это пережидать каждую атаку, сидя там, бессильные и уязвимые, на Большом Белом Ките, торчащем как бельмо на глазу, среди всех остальных, меньших, лучше замаскированных и лучше вооруженных кораблей, стоявших в бухте. В то время «Канберра» был самым высоким круизным лайнером в мире, и казалось невозможным, чтобы аргентинцы ее пропустили.

Последний налет был незадолго до заката. К моему удивлению, рядом со мной на трапе сидела подтянутая привлекательная женщина. Наш разговор позволил нам отвлечься от звуков шквального огня корабельной артиллерии, направленного против пяти приближающихся «Скайхоков». Сьюзи Уэст была одной из пятнадцати женщин на борту «Канберры». В тридцать один год она была квалифицированным врачом общей практики и помощником хирурга круизного лайнера, который, как и большинство британских членов экипажа, вызвался остаться на корабле, когда его реквизировали для плавания с Оперативной группой. Сьюзи больше привыкла ухаживать за пассажирами в возрасте от шестидесяти пяти до шестидесяти девяти, но теперь ей приходилось помогать лечить молодых людей в расцвете сил, страдающих от ужасных боевых травм. Она также отвечала за оценку того, достаточно ли хорошо себя чувствуют пациенты, чтобы их можно было переместить со Стадиона в пассажирские каюты, которые были освобождены десантниками и морскими пехотинцами. Мы болтали, а по воде за переборкой эхом разносились выстрелы.

- Когда мы вызвались отправиться с кораблем на юг, я не думала, что будет необходимо составлять завещание, но компания уговаривала нас подавать их в головной офис «P&O».

Раздался еще один глухой удар, когда в воду неподалеку упала бомба. Она вздрогнула.

- Я рада сейчас, что это сделала.

Мы оба рассмеялись над этим, когда еще одна бомба с глухим стуком упала в воду где-то за якорем, подняв высокий столб воды, который обрушился на палубы корабля, мимо которого она только что промахнулась. Мы перешли к теме моей эвакуации.

- Я считаю, что я достаточно здоров и хочу просто вернуться в свой эскадрон.

Я видел, как Сьюзи посмотрела на мой шейный бандаж.

- Но этот ирландский психиатр считает, что это совсем не так, - продолжил я.

- Наверное, это к лучшему, - сказала она, без сомнения думая, что я был полным психом, раз захотел остаться здесь.

Судя по выражению моего лица, я не могу представить, будто Сьюзи считала, что ей удалось заставить меня почувствовать себя лучше, но было хорошо, что было с кем поговорить. Особенно, с такой красивой, как она.

Командиры боевых кораблей в проливе и их экипажи, возможно, тоже удивились бы моему желанию присоединиться к битве. Когда день подошел к концу и наступление темноты положило конец атакам, они начали зализывать раны и оценивать, во что обошлась защита якорной стоянки. Один боевой корабль был оставлен и тонул, два были тяжело повреждены, на борту обоих находились неразорвавшиеся бомбы, и еще два получили повреждения. Двадцать семь человек были убиты, еще десятки получили тяжелые ранения.

В общей сложности, сообщалось о семи воздушных атаках на «Канберру». После войны несколько аргентинских пилотов заявили, что они намеренно избегали атак на лайнер, поскольку знали, что на его борту есть госпиталь. Другие считали его законной целью. Ни в том, ни в другом случае, мы не могли этого знать. Но выбор целей Аргентиной при нанесении ударов, также был предметом споров среди британского высшего командования. У Лондона были сомнения по поводу интенсивности воздушных атак, и были реальные опасения по поводу психологического и пропагандистского воздействия, если «Канберра» будет поражена и потоплена в ходе последующих воздушных налетов. Поэтому был отдан приказ вывести лайнер из акватории Сан-Карлоса под покровом темноты и отвести его обратно, в безопасное открытое море за пределы досягаемости самолетов противника.

Решение было принято и получено поздно вечером, без учета того факта, что все медицинские средства второй линии для десантных сил и значительная часть их запасов все еще находились на борту корабля. Времени на разгрузку запасов для боевых подразделений не было, но было принято поспешное решение попытаться вывезти с корабля как минимум две трети медицинского персонала и организовать госпиталь на берегу, на заброшенном мясокомбинате в заливе Аякс. Проблема заключалась в том, что до отплытия корабля оставалось всего три с половиной часа. Это вызвало бурю активности среди медицинского персонала на «Канберре» и их групп снабжения, когда они спешили подготовиться к высадке.

Поскольку я был скромным маленьким винтиком, со мной не советовались при принятии таких решений, и я не знал о начавшейся гонке, чтобы вывести личный состав, госпиталь и операционные с корабля в течение нескольких коротких часов. Если бы я все еще был на Стадионе, я вряд ли мог бы пропустить начавшуюся суматоху, которую подняли, чтобы снять с лайнера все необходимое. Но нас сочли достаточно здоровыми, чтобы переехать в пассажирские каюты двумя уровнями ниже, на палубу «B». Нам с Джеймсом выделили двухместную каюту. Это была аномальная ситуация — жить в роскоши, которую ни Джеймс, ни я, не могли себе позволить на наши скудные армейские зарплаты, и в то же время, находиться в центре зоны боевых действий, когда вокруг нас сыплются бомбы. Я смирился со своей судьбой, и уже собирался воспользоваться биде, прежде чем опустить голову на свежевыстиранные простыни цвета авокадо, когда раздался стук в дверь. Это была привлекательная блондинка с трапа.

Ответственная за «амбулаторных пациентов» Сьюзи Уэст проверяла, все ли у нас с Джеймсом было в порядке, после того как мы перебрались со Стадиона в каюты. Она также рассказала мне о суматохе.

- Они используют десантный корабль, чтобы доставить медиков и их снаряжение на берег.

Я кивнул, не совсем понимая, куда она клонит. Затем она сказала:

- По-видимому, это будет снова «Интрепид». Разве не там, по вашим словам, находиться ваш эскадрон?

- Да, - сказал я, когда внезапно до меня дошло.

Я понял, что она упомянула о возможности моего воссоединения с эскадроном, если я потороплюсь и смогу добраться до этого десантного корабля. Сьюзи не нужно было объяснять это по буквам, и я воспользовался предоставленной ею возможностью.

- Спасибо, -сказал я, - и до свидания.

И поспешно закрыл дверь в каюту. Я повернулся к Джеймсу, который подслушал наш разговор.

- Я ухожу, дружище, - сказал я.

- Я знаю, дружище, - сказал он, - береги себя и поцелуй за меня Бинси и Бильбо.

Его рана на ноге мешала ему уйти со мной, и я знал, что в то время это звучало глупо, но я продолжил:

- Увидимся в Блайти, дружище. Доберись домой в целости и сохранности, и когда я вернусь, ты платишь за выпивку.

Я отправился на поиски того, что Сьюзи назвала «высадочным люком», где-то на палубе Е. У меня не было времени искать Криса и Алекса, чтобы попрощаться, и мне не нужно было задерживаться, чтобы собрать вещи, так как моим единственным имуществом была одежда, которая была на мне, и мой недавно приобретенный шейный бандаж. Я думал, что могу заблудиться в лабиринте коридоров и трапов, когда мчался вниз по палубам. Но, по мере того, как я спускался ниже в недра корабля, я заметил поток медицинского персонала, солдат и матросов, спешащих по нижним проходам, неся разнообразные коробки и медицинские аппараты. Они направлялись к тому, что один полезный младший матрос отметил как «высадочный люк». Я смешался с суматошной толпой, надеясь, что то, что казалось организованным хаосом, может оказаться моим спасением.

Глава 28

Покачивающийся на волнах десантный катер был больше, чем я ожидал. При водоизмещении 120 тонн, он был достаточно велик, чтобы перевезти основной боевой танк или 120 солдат с полной выкладкой в своем широком открытом грузовом отсеке. Он уже был почти заполнен медицинским персоналом и грудами запасов и снаряжения. Катер зловеще раскачивался на волнах, хотя экипаж из состава Королевской морской пехоты усердно трудился, чтобы его тяжелые металлические борта не врезались в корпус «Канберры». На ровной воде борта катера были бы на одном уровне с кромкой высадочного люка, но ритмично вздымающиеся волны заставляли катер резко подниматься или опускаться выше и ниже кромки люка. Движение моря также создавало расширяющийся и сужающийся зазор между двумя судами, поскольку их корпуса неравномерно перемещались в движущейся массе воды. В сочетании с 8-футовой глубиной грузового отсека, это означало возможность сломанных ног и раздавленного таза.

Я подумал о десантниках и морских пехотинцах, которым пришлось прыгать с тяжелыми рюкзаками, отягощенными оружием и боеприпасами. Я помог передать несколько хирургических принадлежностей, газовых баллонов и картонных коробок с кровезаменителем, а затем рассчитал время для своего броска. Поставив ноги на борт десантного катера, я успел это сделать как раз перед тем, как он опустился вниз и отошел от высадочного люка, открыв между корпусами промежуток, достаточно широкий, чтобы поглотить человека. Среди суеты с припасами и персоналом, никто не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я спустился ниже, на танковую палубу десантного катера и взгромоздился на металлический контейнер под звездной ночью.

Экипаж отдал концы и десантный катер отвалил от возвышающихся бортов флагмана «P&O» с хриплым рычанием своих мощных дизелей. Когда мы уже совершали свое путешествие из Сан-Карлос-Уотер в залив Аякс, позади нас Большой Белый кит уже трогался в путь, его огромная бела туша двигалась под парами в направлении Фаннинг-Хед. Я подумал о его команде. Большинство из них были гражданские, которые откликнулись на призыв, хотя у них не было никаких обязательств это делать, и без жалоб выдержали день воздушных атак. Хотя формально они не были комбатантами, они полностью проявили себя в тех уникальных обстоятельствах, в которых они оказались. В перерывах между управлением кораблем некоторые из команды на мостике даже по очереди вели огонь из единых пулеметов по приближающимся самолетам. Но среди всех них для меня выделялась Сьюзи Уэст. Без нее я бы сейчас был на пути домой.

Примерно через час, десантный катер въехал на галечный пляж в заливе Аякс, а затем опустил свою 10-тонную аппарель. Где-то за скалистой береговой линией я мог разглядеть длинную темную тень того, что должно было быть заброшенным мясокомбинатом. Раздалось несколько криков и команд от старшего сержанта военно-медицинской службы, и я присоединился к живой цепочке, которая образовалась чтобы выгрузить все оборудование и передать его в заводские сараи за верхней частью пляжа. Войска, уже высадившиеся на берег, появились из темноты, чтобы помочь нам.

Я позаботился о том, чтобы сохранит свое место в начале цепочки возле трапа десантного корабля. Было очень холодно, но при выгрузке вручную большей части хирургического полевого госпиталя, мы вспотели, и проработали час или больше. Прошел еще час, прежде чем мне вручили последний предмет. Я передал его дальше, а затем ловко вернулся на десантный катер. Никаких проблем. Раздался стон гидравлики, когда позади меня быстро поднялся пандус, и еще один рев, когда двигатели дали задний ход, чтобы стащить нас с гальки обратно в воду и тьму.

Я не стал спрашивать экипаж, куда мы направляемся; я верил в Сьюзи, а «сапоги» заперлись в рулевой рубке и, похоже, не были настроены на разговоры. Закрытая зона мостика выглядела теплой и уютной. В освещении слабого света нактоузной лампы с панели управления, я мог видеть, как рулевой смотрит сверху вниз на меня, сидящего в трюме. Должно быть я производил странное впечатление, без РПС, головного убора или оружия, с толстым воротником из белого полиэтилена на шее. Было очень холодно, а футболка и смок, которые были на мне, мало защищали от пронизывающего ветра и жалящих брызг, когда мы неслись по волнам. В рулевой рубке легко хватало места для трех человек, а за ней был небольшой камбуз и койка, но засранцы меня не пригласили. К тому времени, как мы приблизились к корме десантного корабля-дока, я снова был на грани переохлаждения.

Десантный катер замедлил ход и начал опускать аппарель, когда он скользнул в затопленный док в корме корабля, где размещались четыре десантных катера «Интрепида». Похожее на пещеру пространство было наполовину закрыто летной палубой, а другая половина была открыта небу и звездам. Казалось, мы входим в огромный открытый бассейн, освещенный только мягким светом красных ламп подсветки приборов ночного видения.

Рулевой жонглировал дросселями, направляя десантный катер вперед, к наклонному пандусу, выходящему из воды на транспортную палубу, известную как пляж. Передняя аппарель десантного катера опустилась на палубу с громким металлическим лязгом, сигнализируя о нашем прибытии.

Я не стал ждать, чтобы поблагодарить за то, что меня подвезли, прежде чем сойти с трапа и подняться на транспортную палубу. Там было шумно, сильно пахло выхлопами двигателей и там было полно моряков и морских пехотинцев, готовивших машины и снаряжение к высадке на берег. Я заметил сбоку от палубы металлический люк, который выглядел как выход, который можно было бы ожидать найти на пароме, пересекающим Ла-Манш. Я открыл его и исчез внутри. Я не знал, как туда добраться, но я знал, куда я пытаюсь попасть.

Хотя корабль Ее Величества «Интрепид» и не был таким большим, как «Канберра», он все же был большим кораблем. Я понятия не имел, где может разместиться эскадрон «D», и не собирался спрашивать. Покидая «Канберру» без официального разрешения и в прямое нарушение медицинских предписаний, я был, в лучшем случае технически, в самоволке. Само по себе это было серьезным нарушением воинской дисциплины. В свою защиту, однако, скажу что я бежал на поле боя, а не от него, но не был уверен, что именно так это воспримут медицинские инстанции и седовласый ирландец. Ослушавшись прямого приказа вышестоящего офицера, я считал, что у меня могут быть серьезные неприятности. Что еще хуже, меня могут посадить на первый попавшийся вертолет и отправить на «Уганду», если я не доберусь раньше до эскадрона.

Мой план состоял в том, чтобы найти камбуз и дождаться, пока парни придут на завтрак, так как жратва никогда покидала их мысли. Я подозревал, что у меня было бы больше шансов попасть туда, если бы я был менее заметным и избавился от своего шейного бандажа. Избегая тех, кто выглядел так, будто у него было звание, я выловил молодого младшего матроса, который направил меня на камбуз на 3-й палубе, в самом сердце корабля.

Камбуз, предназначенный для размещения значительного контингента войск, тянулся по всей ширине корабля. Было еще рано, но коки уже трудились над плитами по другую сторону длинной стойки из нержавеющей стали. Я захватил немного еды, которую вероятно, оставили для ночной вахты, и налил себе чаю из большого чайника, прежде чем сесть за стол с пластиковой столешницей на дешевый пластиковый стул лицом к главному входу, в другом конце камбуза. Я поел, а затем стал ждать, пока солдаты начнут собираться на камбузе на завтрак.

Примерно через час ввалилась группа людей с более длинными, чем положено, волосами, бакенбардами и многодневной щетиной на лицах, на которых все еще виднелись следы камуфляжной краски. Это был, без сомнения, эскадрон «D», только что вернувшийся из диверсионного рейда на Дарвин. Бильбо и Бинси заметили меня первыми, и подошли, опередив остальных парней. На их грязных лицах было выражение удивления, и я почувствовал, что они вот-вот спросят меня, как я сюда попал и что случилось. Затем они оба замолчали и обменялись взглядами. Бинси улыбнулся а затем просто спросил:

- Ты где, черт возьми, был, Всплеск? Мы как раз собирались начать дербанить твое снаряжение с аукциона.

А Бильбо спросил:

- А где остальные члены команды по синхронному плаванию в Южной Атлантике?

Я улыбнулся. Все выглядело так, как будто это было обычное дело. И я вернулся туда, где мне было самое место.

Глава 29

Если бы посторонний человек решил, что бойцы эскадрона «D» были равнодушны к потере стольких наших товарищей, он бы ошибся. Не было никакого видимого выражения горя, никаких внешних признаков шока или даже чувства гнева по поводу того, что произошло, когда «Си Кинг» ушел на дно. Это могло показаться бессердечным безразличием, но не заблуждайтесь, смерть наших товарищей сильно ударила по нам. Мы были сплоченным эскадроном, и мы все чувствовали потерю. Трудно было поверить, что люди, с которыми мы всего за день до этого шутили и смеялись, внезапно исчезли. Мы не только служили с ними, но и общались с ними еще в Великобритании, мы знали их семьи и их детей.

Когда Дэнни Уэст закончил составлять список погибших после падения вертолета, один из офицеров эскадрона спросил его:

- Насколько все плохо?

Дэнни передал составленный им список имен, затем проскользнул в пустую каюту, закрыл за собой дверь и заплакал.

В ту ночь Джон Гамильтон также нашел тихое местечко на «Интрепиде» и, оставшись наедине с бутылкой виски, напился до беспамятства. Но это были частные акты скорби, которые скрывались и прятались за закрытыми дверями. Размышления о том, что произошло, или разговоры об этом, не дали бы перенести это легче. Выручил черный юмор.

В тот же вечер, когда «Си Кинг» ушел на дно, Майк Роуз прилетел на «Интрепид» с «Фирлесса», как только услышал эту новость. Он обратился к эскадрону и некоторым бойцам эскадрона «G», собравшимся на затененной ангарной палубе.

Командующий начал со слов:

- Мы не можем ожидать, что пройдем через эту войну, не понеся каких-то потерь, но потерять так много людей — это принять очень трудно.

Далее он сказал:

- Наша задача выполнена только наполовину, поэтому мы должны оставить эту ужасную потерю позади и двигаться дальше.

Он заверил всех присутствующих, что семьи в Херефорде были проинформированы и о них позаботились, и продолжил рассказывать эскадрону «D» о его следующей задаче и отвлекающей атаке на Дарвин, когда прозвучали предупреждения о воздушном налете.

Командиру пришлось повысить голос, чтобы его услышали сквозь шум зенитного огня и грохот разрывающихся бомб, от которых содрогалась надстройка. Он сделал паузу, пока люди натягивали свои противоожоговые капюшоны. Прежде чем он снова заговорил, из-за одной из масок высокий, пронзительный голос произнес в стиле Монти Пайтона:

- Я никогда в жизни не был так напуган!

Все разразились смехом и напряжение спало.

Парни, которые там были, оценили то, что сказал босс об ударе, который мы понесли как полк, и о важности продолжения, но это был первый и последний раз, когда заговорили об этом инциденте за все оставшееся время, что мы провели в Южной Атлантике. Еще многое предстояло сделать, и битва за возвращение Фолклендских островов продолжалась без перерыва. С памятниками и скорбью придется подождать. Эскадрон должен был действовать дальше. Все знали, что это было то, чего бы они хотели, и это было также было бы лучшим способом почтить память погибших. Налет на Дарвин и Гус-Грин с целью отвлечь внимание от основного места высадки в Сан-Карлос, предоставил такую возможность. И еще кое-что, вроде неожиданного бонуса.

Когда я успешно совершал свой побег с «Канберры», эскадрон «D» упорно пробивался сквозь тьму. Вступив в бой с гарнизоном противника, расположенным вокруг двух поселков, Седрик получил строгие указания преодолеть 20 миль до Сан-Карлос и к рассвету оказаться под прикрытием противовоздушной обороны плацдарма, созданного морскими пехотинцами и десантниками. Если бы эскадрон застали при дневном свете на открытом месте, они бы подверглись риску воздушной атаки аргентинцев. И они отставали от графика.

Обремененные тяжелым весом своего снаряжения, они с трудом находили дорогу, и солнце уже поднималось над восточным горизонтом, когда они огибали склоны горы Усборн. Сан-Карлос все еще виднелся вдали, в конце гряды холмов, а в небе рыскал воздушный патруль противника. Бильбо сказал мне, что они услышали «Пукара» прежде, чем ее увидели. Когда они растянулись вдоль склона горы, долина позади них внезапно наполнилась гудящим звуком приближающихся турбовинтовых двигателей. Змеящаяся цепочка солдат мгновенно легла на землю, но было слишком поздно.

Пилот первого «Пукара» сначала заметил движение в полумиле слева от себя, когда парни нарушили строй и нырнули в скудное укрытие среди зарослей кустарника и редких россыпей серых камней. Пилот набрал высоту, а затем ввел свой самолет в разворот, прежде чем выровняться, чтобы начать бреющий полет по всей длине хребта. Готовясь к атаке, он снял с предохранителя кнопки управления огнем и навел свой прицел, поймав в него темные фигуры людей.

- Он заходит в атаку! - крикнул кто-то, ожидая, что за этим последует дождь пушечного и ракетного огня.

- Достаньте его «Стингером»! - выкрикнул другой голос.

16-й отряд не собирался сдаваться лежа. Два парня вышли из-за скалистого выступа, один с пусковой установкой на плече. Все еще находясь на расстоянии нескольких сотен метров, «Пукара» перешел в атаку. Наводчик «Стингера» отслеживал приближающийся самолет на фоне холодного, ясного, голубого неба.

Расстояние между «Пукара» и наводчиком ракеты сократилось. Головка наведения «Стингера» сканировала небо, срочно выискивая враждебный источник тепла. Драгоценные секунды тикали. Затем ворчание ракеты внезапно усилилось по частоте, указывая на захват. Не было никакой необходимости давать вражескому самолету какое-либо преимущество, так как он шел прямо на них. При нажатии на спусковую клавишу произошла вспышка и секундная пауза, когда ракета покинула пусковую установку и, казалось, на мгновение повисла в воздухе. Затем раздался свист, когда заработал бортовой двигатель.

Ракета устремилась в небо, оставляя за собой грязно-серый дым. Она несколько секунд двигалась вверх, внося крошечные коррективы в наведение. Это выглядело так, будто она собиралась взлететь слишком высоко и промахнулась. Затем внезапно, в мгновение ока, ракета взорвалась, и грохот ее взрыва прокатился по долине. Парни, лежавшие в траве, с благоговением посмотрели вверх. Турбовинтовые двигатели «Пукара» взревели в гневном протесте, когда пилот изо всех сил пытался удержать высоту. Но его самолет был подбит. Поняв, что вот-вот проиграет свою битву с гравитацией, аргентинский летчик катапультировался. Балдахин из белого шелка распахнулся на фоне голубого неба, когда «Пукара» нырнул носом в землю.

Последовала ошеломленная тишина, пока эскадрон сидел в траве и смотрел, как единственный парашют медленно опускается на землю, на дно долины под ними. Бинси нарушил его, когда воскликнул:

- Черт возьми! Вы это видели?

Они наблюдали, как пилот приземлился и поднялся на ноги. Летчик казался одинокой фигурой, когда начал свой долгий путь обратно, к взлетно-посадочной полосе в Гуз-Грин. Уничтоженый «Пукара» стало первым самолетом, сбитым в боевых условиях ракетой «Стингер», и стал замечательным успехом, учитывая ограниченную подготовку по совершенно новой системе вооружения, проведенной с нами Пэдди О´Коннором, когда мы сидели на койках в кубрике «Гермеса».

Чтобы не отставать, еще один парень из 16-го отряда решил попробовать себя со «Стингером», когда появился второй «Пукара», выясняя, что же случилось с его ведущим. На этот раз, волнение момента было слишком сильным. Ракета была выпущена в спешке, прежде чем она захватила цель. Она стартовала, на мгновение зависла в воздухе, а затем врезалась в землю в 20 метрах от него, в середине 18-го отряда. Была предпринята еще одна попытка и произошло то же самое, вызвав ярость солдат, бросившихся в укрытие под крики:

- Прочти наконец чертову инструкцию!

Бильбо не был уверен, какие выводы сделал пилот второго «Пукара» из разворачивающегося на земле под ним фарса, но увидев что с случилось с его напарником, пилот решил не оставаться здесь, и улетел на восток.

Свидетелями уничтожения первого «Пукара» стали бойцы 2-го парашютно-десантного батальона, которые выкапывали в болотистом торфе оборонительные позиции на склонах горы Сассекс. Они ликовали, видя как был сбит ракетой и разбился самолет противника. К тому времени, когда эскадрон проходил обратно через линию фронта, воздушные атаки противника становились обычным делом, поскольку первые многочисленные налеты самолетов аргентинцев обрушились на военные корабли в Фолклендском проливе.

Некоторые пронеслись с востока низко над головами парней, когда они возвращались на плацдарм Сан-Карлос. Все, включая «Томов» из 2-го десантного батальона, стреляли в них из винтовок и пулеметов, когда реактивные самолеты пронеслись над береговой линией и направились в море, ища корабли.

- Мы ни во что не попали, - сказал Бильбо, - но это было чертовски приятно.

Он сделал паузу, а затем добавил:

- Это было именно то, что доктор прописал.

Атака на Дарвин и уничтожение «Пукара» после потери «Си Кинга», заставили всех собраться. Кроме ирландского психиатра с «Канберры», единственным человеком, говорившем со мной об аварии в каком-либо официальном качестве, был Седрик, после того, как он вернулся из рейда на Дарвин. Он хотел знать, все ли со мной в порядке, и не предпочел бы я остаться на борту «Интрепида», помогая Грэму на складах, а не участвуя в дальнейших операциях с эскадроном. Босс упомянул, что с потерей Уолли Уолпола Грэму не помешала бы помощь.

Седрик ощущал каждую потерю, но я знал, что смерть Лоуренса ударила по нему сильнее всего. Эти двое людей были близки. В любом подразделении отношения между командиром части и сержант-майором имеет решающее значение, и между Седриком и Лоуренсом была сильная связь. Этот большой человек был популярен и уважаем всеми нами; он, несомненно, стал бы сержант-майором полка, и его потеря ощущалась всеми. Однако, для Седрика эти отношения выходили за рамки профессиональных, и двое людей стали закадычными друзьями.

Но Седрик не выказал и намека на свое личное горе, когда спросил меня, как я себя чувствую.

- Я в порядке, босс, - ответил я. - Спасибо за предложение поработать с Грэмом, но я в порядке и мое место в 19-м отряде.

Седрик улыбнулся и кивнул, как будто данный мной ответ был именно тем, чего он ожидал.

- Нет проблем, - сказал он.

Я поблагодарил его и повернулся, чтобы покинуть каюту.

- О, Всплеск?

- Да, босс?

Седрик сделал паузу.

- Ничего, просто хорошо, что ты вернулся, вот и все.

- Спасибо босс. Я тоже рад, что вернулся.

У некоторых была иная точка зрения на мое возвращение в эскадрон. Когда мой седовласый ирландский друг обнаружил, что меня больше нет на «Канберре», в эскадрон «D» полетели неоднократные запросы, с требованием узнать, был ли я с ними, и что я должен быть немедленно возвращен обратно. Связисты отрицали, что знали о моем присутствии. В конце концов, медицинские службы отказались от своих попыток меня найти, и теперь я не только был в самоволке, но и технически, пропал без вести.

Если Бинси всерьез собирался выставлять мое снаряжение на аукционе, он был бы разочарован. Моя РПС, как и мое оружие, были утеряны в вертолете. По иронии судьбы, некоторые из рюкзаков, которые как мы думали, остались на Фортуне, были сняты с ледника и вернулись к нам в то же время, как мы прибыли на «Интрепид». Однако, прежде чем они нам были возвращены, какой-то ублюдок хорошенько их обчистил. Открыв свой рюкзак, я обнаружил, что там почти ничего ценного не осталось, а мой спальный мешок вдобавок, был порезан.

- Вот идиоты, - сказал я себе, разыскивая Грэхема в складах эскадрона, в поисках недостающих предметов снаряжения. Он выдал мне новую запасную РПС, что позволило собрать новый комплект разгрузки, причем кое-какие парни подбросили для нее несколько добавочных вещичек. Грэм также подарил мне свой личный бивачный мешок из гортекса, который в те дни был на передовой высокотехнологичной жизни на открытом воздухе. У меня не было запасного спального мешка, чтобы согреться, но по крайней мере, он сохранял меня сухим, когда я спал под открытым небом.

В оружейной были запасные «Армалайты», но я взял винтовку FN FAL, позаимствованную у аргентинского гарнизона в Гритвикене. Похожая по конструкции на стандартную британскую SLR, она была длиннее и тяжелее М16 и стреляла патронами калибра 7,62 мм, а не 5,56. Поскольку вес и ощущения от двух видов оружия были разными, я предпочел преимущество более мощного патрона, которое предлагала FN более крупного калибра. В отличие от SLR, она также могла стрелять в автоматическом режиме и имела складной приклад, что расширяло ее возможности, относительно британского аналога.

Моему большому черному ножу «Ка-Бар» не было никакой замены. Я купил этот нож с лезвием в стиле Боуи в магазине PX во время поездки для работы со спецназом в США. Иссиня-черное лезвие и рукоять из наборной кожи были приятны на ощупь и заставили бы гордиться ими Рэмбо, но к сожалению, это была не та потеря, которую Грэм мог компенсировать за счет склада. Тем не менее, за исключением «Ка-Бар» и спального мешка, я был в значительной степени снова готов отправиться в путь.

Пока я приводил себя в порядок, Горный отряд также претерпел некоторую реорганизацию. Потеряв половину отряда, Седрик оказался перед выбором. Он мог либо расформировать то, что осталось от Горного отряда, и перераспределить живую силу между остальными подразделениями эскадрона, либо он мог сделать все возможное, чтобы усилить 19-й отряд и восполнить часть его потерь. Он выбрал последний вариант, хотя теперь отряд будет реорганизован в два, а не в обычные четыре патруля.

Эйд Робертсон был одним переведенным из другого отряда. Как сержант, он будет командовать одним из двух оставшихся патрулей; Джон Гамильтон продолжит командовать другим патрулем. Это было решение, которое встретило одобрение оставшейся части отряда, и мы были рады, что останемся под непосредственным командованием Джона. Он доказал свою состоятельность в качестве нового офицера в Южной Георгии, и во время рейда на Пеббл-Айленд, укрепив свое положение в качестве командира Горного отряда.

Также к отряду присоединился Рой Фонсека. Оставшись в стороне, из-за того что застрял на своем горном маршруте в Германии, он сумел вернуться в Великобританию, а затем отправился на юг на нескольких кораблях. Никто толком не знал, как он этого добился, как и я, он был всего лишь «Томом», но он ни за что не собирался оставаться в стороне. Ему было обидно, что он пропустил рейд на остров Пеббл. Тем не менее, было приятно видеть улыбающегося сейшельца, и он не был лишним.

Другая приятная новость пришла в виде водонепроницаемых курток из гортекса. Обычные оливково-зеленые куртки «Бергхаус» были куплены в Костволд-Кемпинге. Квартирмейстер полка выкупил все запасы гражданского туристического магазина, а затем перебросил их нам по воздуху, через Южную Атлантику. Они были замечательной частью снаряжения. В отличие от армейских водонепроницаемых костюмов, они сохраняли вас сухими, но материал также позволял поту испаряться через него, что помогало сохранять тепло тела. Они должны были доказать свою полезность во время нашей следующей задачи.

Было приятно вернуться в эскадрон, хотя, как и остальные парни, я вскоре стал беспокоиться в ожидании нового задания, и нам ничего не оставалось, как сидеть во время воздушных налетов и надеяться, что в нас не попадут. После первого дня воздушных налетов, сразу после высадки, бухта Сан-Карлос-Уотер получила название «Бомбовая аллея» и становилась все более опасным местом.

Жизнь на борту «Интрепида» во время атак также была странной. По сравнению с морскими пехотинцами и десантниками, окопавшимися на берегу, базирование на корабле давало возможность укрыться от непогоды, регулярно есть на камбузе горячую еду, принимать душ, сушить снаряжение и спать в тепле на койке в кубрике. Войска на острове жили в чертовски ужасающих условиях холода и непрекращающихся пронизывающих ветров. Как только они промокли под дождем, проливным дождем со снегом, и в воде, которая просачивалась сквозь торф и заполняла их окопы, они оставались мокрыми. Но они, по крайней мере, могли дать отпор авиации противника. Даже если бы они были вооружены только винтовками, они могли бы нанести ответный удар. Несколько футов размокшей земли также были лучшим местом для укрытия от пушечных снарядов и бомб по сравнению с вызывающими клаустрофобию ограничениями корабля, где только темнота и плохая погода давали некоторую передышку.

Атаки в первый день были лишь пробой того, что должно было произойти в последующие дни. Не сумев добиться превосходства в воздухе перед высадкой, британцы теперь столкнулись с постоянным натиском основной авиации противника, в виде сверхзвуковых истребителей «Мираж» и «Даггер», и более медленных, но не менее смертоносных реактивных штурмовиков «Скайхок». По сообщением разведки тех времен, аргентинские военно-воздушные силы начали конфликт с более чем 100 исправными самолетами всех типов, включая их противные маленькие «Пукара». Если принять во внимание уже нанесенные им потери, то по оценкам, у них все еще оставалось от семидесяти до восьмидесяти самолетов, которые можно было бросить на нас. Против них у Оперативной группы было всего двадцать пять «Си Харриер», действовавших с «Гермеса» и «Инвинсибла».

«Харриеры» оказались более боеспособными самолетами, чем предполагалось. Но авианосцы оставались далеко в море, что сократило время полета самолетов над Фолклендами до двацати минут, а то и меньше. Ракеты «Си Вульф» и «Си Дарт» на фрегатах и эсминцах ВМС должны были восполнить пробел в прикрытии истребителями, как и армейские ракеты «Рапира», запускаемые с буксируемых пусковых установок, размещенных на высотах вокруг якорной стоянки. Одна и у систем «Си Дарт», и у «Рапир» были проблемы с исправностью.

Нехватка наших самолетов и техническая уязвимость ракетных систем стали очевидны в первый день воздушных атак. На нижних палубах «Интрепида» экипаж много болтал об недостатках и проблемах противовоздушной обороны корабля. Хотя мы никогда не были знакомы с техническими деталями, мы знали, что в нашей обороны были дыры. Выглядело так, как будто у аргентинцев осталось много самолетов и довольно много из них собиралось добраться до места нашей якорной стоянки. Они также получили кое-какую непреднамеренную помощь с неожиданной стороны, в виде Би-Би-Си. Многие из аргентинских бомб не взорвались при ударе о борт корабля, поскольку их взрыватели были неверно установлены для атак с бреющего полета. Когда Всемирная служба Би-Би-Си сообщила об этой ошибке, противник принял это к сведению и внес в свои бомбы необходимые коррективы, что привело нас в неописуемое бешенство, когда мы об этом услышали.

Во время воздушных налетов эскадрон укрывался на танковой палубе «Интрепида», где мы собирались вместе с остальной командой, которая не была задействована в управлении кораблем во время атаки. Некоторые из молодых матросов были явно напуганы, но они были просто мальчишками, и благодаря своей подготовке и тому, что случилось с их товарищами на других кораблях, таких как «Шеффилд» и «Ардент», знали последствия попадания лучше чем мы. Я думаю, если бы мы лучше информированы, мы бы тоже обделались. Реальность нашего тяжелого положения стала очевидной утром 24 мая, когда мы увидели, как фрегат «Антилопа» развалился и затонул.

Фрегат «Тип 21» был накануне поражен двумя бомбами, которые не взорвались при попадании, и его отвели в Сан-Карлос-Уотер», поставив на якорь в нескольких сотнях метрах от нашей кормы. Позже, в тот же день, одна из аргентинских 1000-фунтовых бомб, застрявших в корпусе, взорвалась при попытке ее обезвредить, что вызвало детонацию боеприпасов в погребах. Взрывы на борту корабля продолжались всю ночь и к утру его надстройка превратилась в искореженную дымящуюся массу расплавленной стали. Мы с Бинси сидели и наблюдали за гибнущим кораблем через большую открытую аппарель в доке «Интрепида», когда нос и корма фрегата поднялись над водой, словно в прощальном салюте, прежде чем скрыться из виду под волнами в облаке шипящего пара и дыма.

- Черт возьми, ты только посмотри на это, - тихо сказал Бинси.

- Это могли быть и мы, - ответил я, потрясенный видом сломанного хребта тонущего корабля.

Мы были уязвимы: принимали это и просто ждали. Наблюдая за последними мгновениями жизни «Антилопы», мы еще больше отчаянно желали выбраться на берег. Я подумал о несчастных душах, погибших вместе с ним. На мгновение, я задумался, как они встретили свою судьбу. Это навело меня на мысль о «Си Кинге». Я попытался выкинуть эту мысль из головы.

Когда на самом деле поступили приказы о нашей следующей задаче, я не был полностью уверен, что мне понравилось то, что нам сказали. Гора Кент, высотой 1500 футов является одной из самых высоких вершин Фолклендских островов. Расположенная всего в 10 милях к западу от Стенли, она также является доминирующей высотой среди гряды небольших холмов, окружающих столицу острова. Его топография и расположение сделали ее тем, что военные называют «жизненно важной местностью», поскольку та сторона, которая удерживала его, имела бы заметное преимущество в предстоящих боях за Порт-Стэнли. Когда разведывательные патрули из эскадрона «G» сообщили, что гора Кент не защищается аргентинцами, Майк Роуз увидел в этом возможность.

Как командир полка, Роуз внес определенный вклад в стратегическое планирование сухопутной кампании по возвращению островов. Он также был близок с бригадным генералом Джулианом Томпсоном, который, как командир 3-й бригады коммандос, был старшим офицером сухопутных сил, находившихся в то время на месте действия. Эти двое людей вместе служили в Северной Ирландии, и относились друг к другу с уважением и любовью. Майк Роуз выступал за то, чтобы войска были посланы вперед, для захвата горы Кент, пока она еще не занята противником, утверждая, что это дает ключ для взлома возможностей аргентинцев по обороне Стэнли, тем более, что она обеспечит идеальную артиллерийскую позицию, с которой гарнизон противника и аэродром Стэнли будет в зоне досягаемости британских полевых 105-мм орудий. Томпсон поддержал эту идею, но у него были более неотложные приоритеты в создании тылового обеспечения на плацдарме в Сан-Карлос, прежде чем он сможет начать выдвигать вперед свои пехотные части и артиллерию. Компромисс, на котором сошлись эти двое, заключался в том, что эскадрон «D» должен будет направлен для контроля над объектом и удерживать его до тех пор, пока не будут посланы более крупные силы.

Стратегическая необходимость горы Кент не была для меня очевидна, когда Седрик отдавал эскадрону ряд приказов в одном из отсеков рядом с танковой палубой «Интрепида» во второй половине дня 24 мая.

- Командир сказал, что нам нужно выдвигаться к горе Кент.

Босс указал местоположение объекта на карте.

- Мы должны провести партизанские операции против аргентинского гарнизона в районе Порт-Стэнли. Командир также надеется, что это привлечет в этот район 3-ю бригаду коммандос и приведет к началу сухопутной кампании.

У меня были на этот счет некоторые сомнения. Выглядело так, будто мы летели на 40 миль вперед от нашего фронта, чтобы организовать пикеты вокруг Стэнли. Было также упомянуто о создании базы на высоте, с которой можно было бы проводить рейды против аргентинских объектов в окрестностях.

- Как думаешь, какова истинная цель похода к горе Кент? - спросил я Алекса, после того как прозвучала команда разойтись и мы уселись на пластиковых синих матрасах наших коек.

- Не уверен, но это выглядит как какое-то повторение Дофара, пикеты у высот и все такое. Я полагаю, эта тактика сработала бы в Джебеле, против племен Аду, но я не уверен, что она сработает здесь.

Наш разговор был подслушан старшим сержантом 16-го отряда, который остановился и схватил нас обоих.

- Слушайте, вы, двое, - сказал он. - Вам платят за то, чтобы вы делали все, что прикажет босс, так что кончайте скулить.

Это нас разозлило: мы чувствовали, что не заслужили выволочку. Никогда не было даже малейшего намека, что мы не будем делать именно то, чего хочет от нас босс. Мы просто делали то, что делают все солдаты, и пользовались своим правом ворчать на тех, кто выше нас.