Падение "Морского короля"

В двадцати милях от них, не перекрытые горами, на просторах залива Сан-Карлос, неистовые радиопередачи Джимми были перехвачены более мощными радиостанциями в штабе эскадрона «D». Команда связистов вызвала Седрика и Дэнни в оперативный центр.

- Босс, послушайте это. НП в Порт-Ховарде, похоже, вот-вот будет обнаружен.

- Ты уверен, что это патруль Джона?

- Да, босс, это его позывной и я мог бы узнать морзянку Джимми Клайда где угодно. Это определенно они. Босс, Джимми сейчас выходит на связь по УКВ.

Седрик почувствовал себя физически разбитым. Это был кошмар, ставший явью: один из его патрулей вот-вот должен был быть обнаружен в тылу противника, и численный перевес был сильно против них.

- Дэнни, поднимай 17-й отряд в качестве группы быстрого реагирования. Найдите вертолет. Есть шанс, хотя и ничтожный, что мы доберемся туда вовремя.

Лодочный отряд был наготове на случай такой чрезвычайной ситуации. Они свалились с коек, подхватили свое оружие и снаряжение и бросились вниз по трапу, чтобы собраться на летной палубе танкодесантного корабля. Учитывая срочность ситуации, они были готовы отправиться в путь в считанные минуты, чтобы попытаться вытащить из дерьма своих товарищей.

Но первоначальный запрос на вертолет был отклонен. Не все выше в командной цепочке разделяли отчаянную срочность ситуации, и Седрику сообщили, что вертолеты не могут быть выделены.

Патруль аргентинцев поднялся на вершину высоты над позицией Джона и Роя. Вот тогда-то Джон их и увидел. Он нырнул обратно в НП, крича Рою:

- Черт возьми, Фонз, мы окружены!

Рой едва успел осознать то, что он услышал, когда металлический предмет отскочил от камней между ними. Оба бросились на землю, когда граната взорвалась в ослепительной вспышке черного дыма, оглушительного звука и горячих осколков металла.

Чудесным образом, они оба остались невредимы, и вбитый порядок действий одержал победу над шоком от взрыва. Рой срочно вызвал помощь по рации, но ответа не последовало. Снова сбой связи. Джон уже стрелял, когда Рой вырвался из частичного прикрытия, создаваемого камнями. Быстро двигаясь, используя прикрывающий огонь своего босса, чтобы сделать первый рывок вверх по склону, затем он опустился на одно колено и начал стрелять, инстинктивно зная, что позади него Джон начнет двигаться, повторяя отработанную тысячи раз на стрельбищах последовательность стрельбы и маневра.

Джон снова начал стрелять, что стало для Роя сигналом к очередному рывку. Стреляя на ходу из подствольного гранатомета М203, он как одержимый бросился на противника. Первая ответная реакция, заключавшаяся в том, чтобы ошеломить противника, сработала, ярость атаки Джона и Роя вынудила их залечь. Но численное превосходство патруля аргентинцев начало сказываться, когда они оправились от первоначального шока от яростной наступательной реакции Джона и Роя и начали отстреливаться от двух отчаянных бойцов SAS, которые вели перестрелку с ними на открытом месте.

Когда позади него стрелял Джон, Рой снова сделал свой следующий рывок вперед. Он снова опустился на одно колено и начал стрелять, чтобы прикрыть следующий ход Джона.

Но Джон не сдвинулся; вместо этого он крикнул:

- Фонз, я ранен. Отрывайся.

С этими словами он снова начал стрелять, пытаясь прикрыть отчаянную попытку Роя вырваться на свободу.

Рой начал двигаться, когда пуля вскользь попала ему по руке, заставив крутануться винтовку, а сила удара сбила его с ног. Другие выстрелы аргентинцев удерживали его на месте. Когда его «Армалайт» оказалась вне пределов досягаемости, он был прижат к земле. Когда вокруг него пули вспарывали землю, он поискал Джона, и заметил его неподвижно лежащим дальше по склону позади него. Его разум лихорадочно работал. Он заорал на нападавших во весь голос:

- Сто-о-о-оп! Прекратить огонь!

Внезапно командный голос, ясный и полный власти, заставил аргентинцев прекратить огонь. Рой неподвижно лежал в отчаянии, когда два солдата противника вышли из укрытий, чтобы снять с него снаряжение и забрать в плен. Другие двинулись к Джону, и немедленно начали оказывать первую помощь, когда было уже слишком поздно. К тому времени, как они добрались туда, он уже истек кровью.

Глава 39

Когда пришел кодированный сигнал, я понял, что дело плохо. К тому времени, как мы получили сообщение, командир эскадрона выяснил, что Джон был убит, а Рой попал в плен. Это была шокирующая новость, но нам все еще предстояла работа, и события в Порт-Ховарде имели для нас серьезные последствия. Как связист патруля, Рой должен был иметь все одноразовые коды для шифрования наших сигналов, и следовало предположить, что теперь они попали к противнику и были раскрыты.

Система одноразового кодирования основана на длинной последовательности случайных букв или цифр, которые создают бессмысленное зашифрованное сообщение. Это может быть расшифровано принимающим радистом, только в том случае, если получатель имеет блок кодов, идентичный тому который использовался отправителем. Это был неразрушимый код, но громоздкая система, особенно при отправке и получении сообщений азбукой Морзе. Я приготовился принять важную передачу, поскольку новые коды передавались по рации. Это началось с первой из серий точек и тире, которые начали передаваться позже той же ночью.

Связь периодически прерывалась, и мне постоянно приходилось просить связистов в штабе эскадрона повторить передачу.

- Привет, Ноль Альфа, это Четыре Два, повторите все еще раз после…

Потом все начиналось снова. Я не мог кодировать в перчатках, поэтому отупляющую работу пришлось делать с замерзающими пальцами под прикрытием пончо при свете ручного красного фонарика. На расшифровку и создание нового одноразового блокнота ушло три с половиной часа. Но мои неудобства бледнели по сравнению с тем, что Рою пришлось пережить в Порт-Ховарде.

После того, как его схватили, Роя отвели в поселок, где ему завязали глаза и связали за спиной руки. Сначала он думал, что его могут расстрелять, вместо этого он был посажен в яму пресса для овечьей шерсти, размером метр на два, в большом сарае для стрижки возле пристани поселка. Провонявший овечьим навозом и бараньим жиром, лишенный всякого света, он превратился во временную темницу, в которую был брошен дожидаться своей участи Рой.

Пока Роя уводили в качестве пленного, в оперативном зале на борту «Фирлесса» шла борьба за выделение «Си Кинга» для группы быстрого реагирования. Запрос Седрика о вертолете был отклонен на том основании, что все вертолеты были необходимы для подготовки к последнему наступлению на Стэнли и бедственное положение наших товарищей осталось без внимания. Пилоты 846-й эскадрильи хотели выполнить это задание, но командующий десантной группой был неумолим; все вертолеты были необходимы для поддержки боев, разворачивающихся вокруг Стэнли на востоке. Потребовалось личное появление Майка Роуза и его вмешательство, чтобы заставить образумиться старшего морского офицера, и было решено отправить вертолет, чтобы предпринять отчаянную попытку спасти патруль в Порт-Ховарде.

«Си Кинг» летел быстро и низко, перебрасывая парней из 17-го отряда через Фолклендский пролив. Седрик и Дэнни Уэст пошли с ними, но для Джона и Роя было уже слишком поздно. Группе быстрого реагирования удалось подобрать Джимми и его напарника, после того, как те вплавь преодолели несколько сотен метров по ледяным внутренним водам, чтобы успешно спастись и добраться до места эвакуации вертолетом. Но когда контакт закончился, Седрик мало что мог сделать, кроме как вернуться в Сан-Карлос с тяжелым сердцем, зная что он потерял двух человек из своего эскадрона.

Неудача в Порт-Ховарде также означала, что мы должны были рассмотреть жизнеспособность нашей собственной позиции. Если аргентинцы обнаружили один НП в тылу своих войск, они будут искать остальные. Мы обнаружили увеличение частоты и численности патрулей, высланных из Фокс-Бей, что увеличило риск быть обнаруженными. Мы начали наблюдать, как группы из двенадцати солдат через равные промежутки времени покидают поселок, иногда пешком, иногда их везли дальше и высаживали на автомобиле. Они рассыпались веером в вытянутую линию, осторожно продвигаясь вперед и осматривая землю в поисках любых признаков наблюдательного пункта. Но перенос НП с наступлением ночи был сопряжен с таким же риском, как и пребывание на месте. Поэтому мы грызли ногти и задерживали дыхание каждый раз, когда появлялся патруль.

Шли дни, и голод стал таким же нашим врагом, как и аргентинцы. Смерть Джона и пленение Роя произошли 10 июня. За день до этого мы последний раз ели сублимированное куриное филе. Отправленные на выход 4 июня, на ожидаемый срок менее недели, мы взяли еды на шесть дней, включая один аварийный рацион, который мы несли в наших разгрузках. После шестого дня мы отчаянно рылись нашем снаряжении, в поисках случайно завалявшегося на дне рюкзака чайного пакетика, или кусочка шоколада, забытого и заплесневевшего в подсумке. Каждая находка отмечалась с нескрываемым ликованием, но вскоре мы подчистили каждый предмет от всего съедобного. Голод терзал наши животы, а головы болели от недостатка пищи. От пронизывающего холода было хуже вдвойне. Ветер был убийственно холодным, и хотя это место обеспечивало укрытие, наши руки и ноги ужасно страдали от многочасового бездействия.

Единственным утешением от нехватки пищи было то, что она уменьшала потребность в дефекации. Если нам нужно было отлить, мы могли откатиться в сторону и справить нужду, оставаясь скрытыми. Если мы хотели облегчиться, мы ждали темноты, вылезали из укрытия и заворачивали отходы в пластиковый пакет, прежде чем закопать. Но однажды мне понадобилось отойти по нужде, и я не мог дождаться заката. Я был на часах, когда почувствовал слабость в кишечнике. Бинси лежал лицом ко мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего, когда он дремал.

- Эй, Бинси, - прошептал я, - проснись, мне нужна услуга.

Бинси очнулся от сна.

- Да, Всплеск, в чем дело? - в его голосе еще слышались сонные нотки.

- Мне посрать нужно.

- Да? И что?

- Мне нужно это сделать сейчас.

- Да? И что?

- Ну, мне было интересно, дружище, не сможешь ли ты подержать пакет.

Бинси даже на мгновение не задумался над этим.

- Ты должно быть шутишь, черт возьми! - прошипел он в ответ.

- Если ты думаешь, что я собираюсь держать пакет между твоими шахтерскими ягодицами, пока ты откладываешь в него Ричарда Третьего, то можешь подумать еще раз, дружище.

- Но дружище, я в отчаянии.

- Тогда, дружище, либо тебе придется наложить в штаны, либо вылезти наружу и проверить, может ли человек посрать в положении лежа.

Я выбрал второй вариант и могу поручиться, что человеческие существа не созданы для того, чтобы облегчаться, лежа плашмя на земле и пытаясь оставаться скрытыми в зарослях травы высотой в несколько дюймов.

По крайней мере, это ненадолго отвлекло меня от того, насколько я был голоден. Но вскоре боли вернулись. Я запретил себе зацикливаться на своих часах и желать, чтобы стрелки двигались быстрее. Оставаться бодрым, даже на холоде, стало непросто. Ночью я напрягал глаза, которые, казалось, были набиты песком, вглядываясь в темноту, чтобы обнаружить любые признаки движения и приближения противника. Усталость сыграла злую шутку с моим разумом, и странные очертания внезапно вырисовывались в ночи, пока я галлюцинировал и боролся с соблазном сна.

С каждым днем мы становились все более уставшим. Единственным утешением было то, что аргентинцы в Фокс-Бей тоже страдали. Большинство из них жили в траншеях: через телескоп «Свифт» мы могли видеть, как они вылезают из своих затопленных ячеек. Используя свои пончо, чтобы укрыться от холода, они бродили по поселку, как бесформенные несчастные фигуры. С тех пор, как мы установили за поселком наблюдение, мы не видели ничего, что можно было бы идентифицировать как пополнение припасов. Вместо этого мы наблюдали, как патрули каждый день выходили и убивали все больше овец, которых затем варили и раздавали им из полевой кухни.

В Порт-Ховарде было не лучше. Оставшись без пайков и питаясь субпродуктами от местных жителей, аргентинцы были близки к голодовке. Рой томился в своей норе в земле. Периодически его охранники наклонялись, чтобы схватить его и вытащить из овчарни, прежде чем потащить по деревянным тротуарам, усыпанным грязью и обрезками шерсти, в соседнюю ниссеновскую хижину для допроса. (Хижина Ниссена — сборное полукруглое строение с каркасом из гофрированной стали, прим. перев.) Его захватчики подозревали, что он из сил специального назначения, и хотели знать, из какой он части и что он делал на хребте.

Тренировки Роя хорошо подготовили его к начальной фазе допроса, которому его подвергли аргентинцы и он упрямо придерживался «Большой четверки».

Первый офицер, который допрашивал Роя, неоднократно спрашивал его:

- Кто ты такой и что вы делали с капитано, которого мы убили? Вы из спецназа, не так ли? SAS, да?

- Сэр, я не могу ответить на этот вопрос.

- В чем заключается ваше задание?

- Сэр, я не могу ответить на этот вопрос, - повторял Рой.

И так оно и продолжалось. Несмотря на грубое обращение, особенно со стороны рядовых, когда рядом не было офицеров, Рой не был избит. Затем тон допросов изменился, когда захватившие Роя обнаружили, что он и Джон носили аргентинское военное снаряжение, которое они подобрали на Южной Георгии.

Роя снова вытащили из его норы, раздели до пояса и привязали к стулу в ниссеновской хижине. Другой офицер показал ему аргентинский 9-мм пистолет Браунинга, который они нашли у Джона. Они подтвердили происхождение пистолета по зарегистрированному серийному номеру оружия.

- Что ваш капитан делал с этим пистолетом? Где он его взял? Вы — спецназ.

Каждый раз ответ был один и тот же:

- Сэр, я не могу ответить на этот вопрсо.

С каждым разом аргентинский капитан становился все злее и начинал кричать на Роя, несколько раз клацал затвором и, придерживая пальцем, спускал курок оружия, требуя объяснить откуда оно взялось. Рой был на опасной территории, не будучи уверенным, пытался ли его тюремщик просто подшутить над ним, или у него были более зловещие намерения. Рой считал патроны, когда они вылетали из оружия и падали на земляной пол. Его дознаватель становился все более нервным каждый раз, когда затвор пистолета скользил вперед и досылал очередной патрон из магазина.

Рой знал, что в нем может поместиться до двенадцати 9-мм патронов и задавался вопросом, не собирается ли невменяемый офицер застрелить его последним патроном. Он сосчитал до девяти, наблюдая, как латунный цилиндрик с блестящим верхом вращается в воздухе. Как раз перед тем, как он приземлился в пыль, раздался мощный грохот, и взрывная волна сотрясла металлические стены хижины, сотрясая ее конструкцию и выбивая стекла.

Снаряд Королевского военно-морского флота не долетел до намеченной цели — аргентинских окопов на холме над поселком. Он приземлился в центре Порт-Ховарда, где уничтожил местный продовольственный склад, и резко прервал допрос Роя, когда его инквизитор побежал в укрытие. Небольшая ошибка корабельной артиллерии могла предотвратить безвременную кончину, поскольку охрана бесцеремонно затолкала Роя обратно в дыру в сарае для стрижки овец, в то время как более меткие снаряды летели со стороны моря и разрывались на возвышенности над поселком.

За исключением первой ночи, когда мы зашли слишком близко к поселку, военно-морской флот не обстреливал Фокс-Бей. Мы также не видели никого из местных жителей, которые жили в поселке. Их было меньше по сравнению с Порт-Ховардом, и они привыкли жить в подвале в доме управляющего, что обеспечивало определенную безопасность от ударов «Хариерров» и обстрелов с моря. Из того, что мы смогли разобрать, между так называемыми освободителями и освобожденными было мало взаимодействия. Наше наблюдение за первыми позволяло предположить, что аргентинцы даже возможно и не считали себя таковыми. После нескольких месяцев воздействия непогоды и лишений их уныние заставило меня задуматься, насколько усердно они будут готовы сражаться, чтобы защитить Стэнли. Но наверняка мы не знали.

Во время радиопередач мы продолжали запрашивать ситуацию, но ответ был тот же: «Для вас ничего». Следовательно, мы ничего не знали о боях, которые шли на Восточном Фолкленде, пока не получили знак на одиннадцатый день нашего пребывания в поле.

Одинокий красноспинный ястреб пролетел высоко надо мной на фоне темного утреннего неба, которое грозило снегопадом. Я уже собирался закрыть глаза но это привлекло мое внимание сквозь прорехи в маскировки, когда я лежал на спине в своем спальном мешке, который был туго затянут на шее в тщетной попытке защититься от холода. Единственное, что я мог слышать было слабое щебетание рации, когда Бинси повернулся, чтобы настроится на последний сеанс связи и заступить на следующую вахту. Наблюдая, как взлетает и парит ястреб, я почувствовал с ним странную связь. Как мы, он был одинок, отрезан от событий, хотя, пока мы боролись с каждым бесконечным часом голода, холода и скуки, хищная птица, по крайней мере, могла двигаться и охотится в поисках пищи.

- Черт возьми!

Восклицание Бинси нарушило мою воздушную задумчивость. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

- Я думаю, что эти ублюдки сдались, нахрен!

В его голосе безошибочно слышались нотки ликования, которые, вероятно, были связаны не столько с победой, сколько с перспективой того, что окончание военных действий может принести еду и тепло.

Командующий аргентинскими войсками на Фолклендах подписал акт о капитуляции в 23:59 по «зулусскому» времени 14 июня, и с первыми лучами солнца эта новость была передана нам на следующий день. За те шесть дней, что мы были без еды, десантники и морские пехотинцы, вместе с батальоном шотландской гвардии, атаковали и захватили высоты вокруг Стэнли. Они понесли потери в некоторых ожесточенных боях, поднимаясь вверх, но их победы привели к краху всей оборонительной позиции аргентинцев. Войска противника беспорядочной толпой бежали обратно в столицу, и у их старших командиров не было никакого желания продолжать бои за ее удержание.

Эскадрон «D» вместе с другими приданными подразделениями сил специального назначения, сыграл свою роль в проведении еще одного диверсионного рейда, хотя и менее успешного, чем предыдущие операции в Дарвине, на острове Пеббл и на горе Кент. Подробности событий не были включены в передачу о капитуляции. Однако, это касалось всех аргентинских войск, в том числе и тех, что находились на отдаленных островах. Существовало опасение, что войска аргентинцев на Западном Фолкленде могут не знать о капитуляции, или не принять ее. В результате, нам было приказано оставаться в укрытии и на месте еще тридцать шесть часов, прежде чем отступить. Это была горько-сладкая новость. Окончание боевых действий всеми приветствовалось, но мысль о том, что еще полтора дня придется находиться под воздействием стихии без еды, была убийственной.

Приказ об отходе к месту эвакуации поступил ночью 15 июня, и нам было приказано быть в назначенном для посадки вертолета месте в 11.45 по «зулусскому времени» на следующий день. На это ушла целая вечность, но мы договорились дождаться полного рассвета, прежде чем трогаться в путь. День выдался тусклым и пасмурным, хотя видимость была хорошей, и мы в последний раз взглянули на позиции аргентинцев. Ничего не изменилось.

Все также выстраивалась очередь к полевой кухне, дневальные все также вычерпывали воду из окопов. Телескоп задержался на патруле в Саливан-Хаус, осознавая, что мы все еще находимся в пределах эффективной дальности их пулеметов в блиндажах, возле которых они продолжали дежурить. Если они не знали о капитуляции, или не чувствовали себя обязанными ей подчиниться, даже если они не могли уничтожить нас из своих пулеметов, когда мы сняли маску, они все равно могли вызвать минометы и дальнобойную артиллерию, расположенную в поселке.

Мы убрали телескоп.

- Что ты думаешь, Эйд?

- Не уверен, Всплеск. Может быть, один из нас встанет, э-э-э, так сказать, попробовать воду.

- Ты имеешь ввиду, своего рода принюхаться? Если один из нас встанет, и его не застрелят, тогда мы все встаем. Если его застрелят, значит мы потеряем только одного человека. Кого ты собираешься заставить это сделать?

- Хм, хорошая мысль. К черту это, давайте встанем все вместе.

Нам ничего не оставалась делать, как открыться и надеяться, что теперь на Западном Фолкленде воцарился мир. Итак, мы все, как один, встали.

Наше внезапное появление было немедленно обнаружено на позиции взвода противника, поскольку фигуры вставали в своих блиндажах, или передвигались по позиции, жестикулируя в нашем направлении. Несколько секунд мы вчетвером стояли неподвижно, не зная точно, что делать. Поэтому мы помахали им руками. Казалось, на другой стороне было такое же колебание, прежде чем они помахали нам в ответ.

После этого мы повернулись и пошли через Босомс. Нагруженные винтовками и тяжелыми рюкзаками, мы двигались медленно, слабые как котята, и почти засыпали на ходу после шести дней без пищи и неподвижного лежания на холоде в два раза дольше. Когда патруль поднялся на вершину холма, вырисовываясь силуэтом на фоне холодного серого горизонта, никто из нас не обернулся, чтобы посмотреть назад, прежде чем направиться вниз по другой стороне. Аргентинцы прекратили огонь. С нас было довольно и наша война закончилась.

Глава 40

Десять дней спустя мы оказались у хвостовой части самолета ВВС С-130 «Геркулес», стоявшего с работающими двигателями на взлетно-посадочной полосе с твердым покрытием аэродрома Стэнли. Мы ждали за рампой в хвосте самолета, обдуваемые пропеллерами и парами авиационного топлива, пока оперативный офицер полка горячо спорил с майором из Разведывательного корпуса, о том, кто сядет на первый самолет, направляющийся из Стэнли в Великобританию.

Горный отряд не принимал участия в действиях остального эскадрона во время последнего наступления на Стэнли. В то время как 18-й отряд был задействован в операциях на Западном Фолкленде, 16-й и 17-й отряды, усиленные патрулем SBS, совершили неудачный отвлекающий рейд в поддержку последней атаки 2-го парашютно-десантного батальона на Уайрелесс-Ридж, которая была одним из последних сражений войны. Попытки эскадрона пересечь узость бухты Порт-Ульям на надувных лодках, были отбиты сильным огнем 20-мм пушек аргентинцев. Лодки попали под сильный обстрел, как и группа огневой поддержки на своем берегу. К счастью, несколько ранений, полученных эскадроном, были на удивление легкими, но Бильбо сказал, что это было довольно сложно.

Бильбо был единственным из 19-го отряда, который принимал участие в операции, так как между ним и Роем произошел спор о том, кто отправится на НП в Порт-Ховард. Рой занял это место, так как он пропустил остров Пеббл из-за того, что не попал на рейс до острова Вознесения в самом начале всего этого. Он не хотел упускать еще одну возможность для действий, и в конечном итоге, получил их сполна.

Когда эскадрон зализывала свои незначительные ранения после вылазки под Стэнли, а аргентинцы капитулировали, дальше к западу Рой был освобожден из ямы пресса для шерсти в стригальных сараях Порт-Ховарда. После инцидента с пистолетом он больше не подвергался жестким допросам, и его плен закончился, как только известие о капитуляции дошло до войск противника на Западном Фолкленде.

Аргентинские солдаты, которые вытащили его из ямы в земле, казалось, были также счастливы этому, как и Рой. Они отдали ему честь и вручили берет аргентинских сил специального назначения, из уважения к его поведению во время плена и храбрости, которую он проявил, пытаясь с боем прорваться из НП. Ему позволили забрать его снаряжение, в том числе и куртку из гортекса, которая была изрешечена пулями во время перестрелки на хребте — удивительно, что ни одна не попала в его плоть. Он также нашел куртку Джона, которая была пропитана кровью.

Пока двое Рупертов спорили о полете из Стэнли, я осматривал наше окружение. Маленький аэродром с твердым покрытием был покрыт шрамами боевых действий. Он был усеян обломками поврежденного и брошенного аргентинского оборудования и самолетов. Единственный ангар был разрушен до металлического каркаса взрывами бомб, а крошечное белое здание аэровокзала было разнесено снарядами в щепки. Это также была сцена бессмысленного разгрома. Аргентинские солдаты гадили везде, где им заблагорассудится, и поверхность перрона и рулежной дорожки была покрыта человеческими экскрементами. В здании аэровокзала было также этого полно, как и брошенных шлемов, валяющихся на земле. Это красноречиво говорило о том, как нежеланные оккупанты обращались с островами и их народом, а также о наследии, которое они оставят.

Сражение было выиграно и тридцать бойцов эскадрона «D» поднялись по трапу самолета с нашим личным снаряжением, оставив недовольного майора и его людей, кипящих от злости, на загаженном асфальте позади нас.

Свет уже угасал, когда С-130 начал свой последний заход на посадку в Бриз-Нортон, почти три дня спустя. Солнце скрылось за горизонтом, позолотив легкие облака летнего вечера последними остатками золотого оттенка, открывая типичный английский пейзаж с лоскутными полями, линиями изгородей и лесами. Наблюдать за видом из иллюминатора, когда самолет снижался, было все равно что наблюдать, как под нами разворачивается гигантский транспарант, возвещающий о нашем возвращении домой. Я наслаждался моментом со своего места на рампе, пока колеса самолета не застучали по взлетно-посадочной полосе.

Это был единственный прием, который мы получили, не считая таможенника, который поджидал нас, когда мы, волоча ноги, выходили из самолета и возвращались в ангар. Нас всех предупреждали о страшных последствиях, если нас поймают с затрофееным аргентинским оружием. Как следствие, перед тем как мы направились на аэродром в Стэнли, за борт десантного корабля в Сан-Карлосе неистово полетели аргентинские пистолеты.

Мы разложили наше снаряжение в ряд на полу ангара, когда невысокий полный парень затушил сигарету и вышел из своего кабинета. Он бросил на нас беглый взгляд, а затем спросил, откуда мы прибыли. Кто-то сказал: «Фолклендские острова». Он улыбнулся, кивнул и сказал: «Молодцы, ребята», прежде чем повернуться и направиться обратно в свой кабинет, даже не взглянув на разложенные на полу рюкзаки и разгрузки.

Долгий перелет утомил нас, но именно пустые места в автобусе на обратном пути в Херефорд, заставили нас осознать всю чудовищность происходящего. Семь бойцов эскадрона были эвакуированы как раненые, включая Джеймса, Криса и Алекса, которые выбрались из «Морского короля», когда тот затонул. Все раненые, в конечном итоге, полностью выздоровеют и вернуться в часть. Но те, кто ушел на дно вместе с вертолетом, останутся в нем, что позже будет обозначена как морское захоронение, где-то глубоко в холодных, неумолимых водах Южной Атлантики. Потеря таких людей как Фил и Сид поразила всех нас, когда мы направлялись в темнеющие переулки сельской местности Оксфордшира, но гораздо большее влияние это оказало на семьи, которые они оставили в Херефорде.

Лоуренс Галлахер никогда не увидит свою еще не рожденную дочь, и не увидит, как растут две другие его маленькие девочки, а его жена, Линда, никогда не оправится от горя, вызванного его потерей. Не все потери были из эскадрона «D». Пэдди О´Коннор, чьи тренировки со «Стингером», вероятно, спасли жизни многим парням, когда их держал на прицеле «Пукара», никогда не узнает что его сын пошел по его стопам в армию и поступил в полк, который он любил. Джон Гамильтон был единственным бойцом эскадрона, похороненным в известной могиле. Аргентинские солдаты, которые его убили, похоронили его со всеми воинскими почестями на маленьком огороженном белым штакетником кладбище в Порт-Ховарде, жители поселка предоставили британский флаг для церемонии, прежде чем он был похоронен во влажной торфяной почве Западного Фолкленда. Джон был посмертно награжден Военным крестом за свою храбрость. Некоторые, в том числе аргентинский командир в Порт-Ховарде, говорили что это был быть Крест Виктории, за бой с превосходящими силами противника, когда исход мог быть только один. Это было слабым утешением для его убитой горем жены, и ребенок, которого они так отчаянно добивались, теперь никогда не появится.

Мало кто разговаривал во время обратного пути в Стирлинг-Лайнс; большинство из нас сидели или молчали наедине со своими мыслями, пока мы ехали всю ночь. Мы сдали наше оружие в оружейную и сбросили наше снаряжение, когда вернулись в лагерь. Затем я вышел через задние ворота и совершил короткую прогулку до участка, где жили семейные. Было уже поздно. Свет был выключен, когда я поднялся по дорожке и повернул ключ во входной двери. Как и остальным семьям, Лиз не сообщили о нашем скором возвращении. Когда я вошел в дом, наверху раздался испуганный крик, голос из темноты требовал сказать, кто там.

- Как ты думаешь, кто это, черт возьми? - ответил я, удивленной резкостью в собственном голосе. И с этим я был дома.

Вход в дом был первым соприкосновением с нормальностью повседневных вещей: теплом, запахом чистоты и ощущением упорядоченного расположения. Мне не составило труда приспособиться, хотя отсутствие необходимости носить оружие, или иметь под рукой РПС, было непривычно. Первые несколько дней я наслаждался простыми удовольствиями и зрелищами: быть с Лиз, держать ноги сухими, принимать ванну, смотреть телевизор, или пойти выпить и наблюдать за людьми, которые занимаются своими повседневными делами без страха или опасности.

Не было никаких воздушных угроз, или внезапного обнаружения, и все те вещи, о которых я мечтал, когда был мокрым, усталым, замерзшим и голодным, внезапно стали реальностью. Но это не изменило меня. Я просто снова привык к этому и продолжил дальше. Но по мере того, как я проводил время с Лиз, путешествовал по стране и встречался с семьей, я обнаружил, что тоскую по компании парней, которые тоже прошли через это. Мне не пришлось долго ждать.

Две недели спустя мы вернулись к выполнению задач и сразу же надели черный комплект. Эскадрон «D» взял на себя ответственность по списку за антитеррористическую роль полка. По правде говоря, было облегчением вернуться обратно.

Когда в середине июля вернулись остальные бойцы Оперативной группы, мы наблюдали за всем этим шоу с фанфарами по телевизору в Стирлинг-Лайнс, потягивая чай из кружек и находясь в режиме ожидания, одетые в наше антитеррористическое снаряжение. Это резко контрастировало с нашим собственным возвращением домой. Не было никаких парадов, воздушных шаров, толп или высокопоставленных лиц, которые встречали бы нас, когда мы посреди ночи возвращались на нашу базу. Некоторые, возможно, чувствовали себя разочарованными из-за недостатка внимания, но это было не в наших правилах, и мы не завидовали другим.

За предыдущие три месяца эскадрон «D» много путешествовал и много повидал. Мы одержали победу, потому что были более профессиональны, лучше обучены и более мотивированными, чем наш противник. Мы также оправились от наших неудач, приспособились и преодолели окружающую среду, с которой столкнулись, и те вызовы, которые она нам бросила. Но возвращение покрытых ржавчиной кораблей, многие из которых сыграли определенную роль в нашей истории, таких как «Гермес», «Антрим», «Бриллиант», «Фирлесс» и «Канберра», стало свидетельством того факта, что мы всегда были лишь очень маленькой частью гораздо более крупной военной машины.

Люди, которые спускались по трапу, были людьми сражавшимися в рукопашной штыком и гранатой на холмах вокруг Стэнли. Это были люди, защищавшие нас, когда защищали свои корабли при массированных воздушных атаках, и которые доставляли нас в бой, и шли на дополнительный риск, когда мы попадали в беду. Как и мы, они были военнослужащими, выполнявшими свою часть работы и подвергавшие себя опасности ради национального дела. У нас не было призыва к какому-то высшему побуждению или какому-то сверхчеловеческому резерву, из которого можно было бы черпать; любой мифический статус, которым мы обладали, был сомнительным. Наши мотивы были такими же, как и у них: хорошо выполнять свою работу, пройти испытания в бою и не подвести своих товарищей. Как и они, мы разделили ту же военную судьбу и ее трения, связанные с ошибками, неверной разведкой и случайными событиями удачи и невезения.

Успех на Фолклендских островах был достигнут благодаря готовности идти на риск, решимости, выносливости и импровизации, но он также результатом коллективных усилий каждого отдельного человека и подразделения, принимавшего в этом участие. Некоторые возможно, рассказали о своем опыте, когда вернулись; многие этого не сделали. Эскадрон «D» не был исключением. Насколько мы могли судить в то время, что было сделано, то было сделано. Томас Харди не смог бы подытожить это лучше, когда написал в книге «Вдали от обезумевшей толпы»: «Они очень мало говорили о своих взаимных чувствах; красивые фразы и теплое внимание, вероятно, не были нужны между такими испытанными друзьями».

Эпилог

Острова по-прежнему остаются страной, где над всем доминирует погода, и делает это место мрачным и неумолимым. Ветер никогда не утихает, поскольку он непрерывно дует через пустынные просторы Южной Атлантики с запада. Океаническое окружение также приносит преобладание плотных полос облаков, дождь и низкие температуры, которые с трудом поднимаются выше +20 градусов по Цельсию даже в разгар лета. Но когда солнце светит с пронзительно голубых небес, а ветры стихают, более благоприятные условия открывают нетронутый, захватывающий пейзаж с впечатляющими вершинами хребтов, уютными прибрежными поселками, белоснежными песчаными пляжами и холмистыми вересковыми пустошами.

В наши дни мало что свидетельствуют о боях, которые происходили там много лет назад, а на горных хребтах, за которые велись бои, отсутствуют звуки битвы, хотя, если вы знаете где искать, вы найдете разбросанные останки аргентинских самолетов, искореженные обломки их фюзеляжей, обглоданные и проржавевшие от сменяющихся времен года и погоды, лежащие забытыми на вершинах холмов и в долинах, куда они упали.

От бойни, которую мы учинили той ночью на острове Пеббл мало что осталось. Два перевернутых крыла уничтоженного нами «Скайвэна» лежат, оттащенные в сторону от травяной взлетной полосы. Если присмотреться повнимательнее, то среди омытых морем скал, у подножия обрыва на западной стороне аэродрома, можно увидеть покрытые солью останки двигателей «Пукара». Остальная часть нашей ночной работы была либо удалена, либо унесена волнами, чтобы оставить маленький отдаленный островок безмятежного спокойствия и умиротворения, населенный всего двумя семьями.

Если вы подниметесь на задние склоны горы Кент, вы обнаружите наши старые позиции на скалистой седловине, почти нетронутые временем. Груда выгоревших на солнце пустых контейнеров от минометных мин лежит под покатой кварцитовой скалой, как раз там, где мы их выбросили. В нескольких футах от них на торфянистом грунте все еще остался круглый отпечаток минометной плиты, вместе с вбитой каменной плитой, которую я использовал, чтобы не дать опорной плите закопаться в грунт. Справа, в низине, вы все еще можете разглядеть огневые позиции, использованные нашей артиллерией, а также блиндажи, которые их расчеты соорудили из заполненных землей металлических ящиков для снарядов. Но в то время, как проницательные люди могут обнаружить мало измененные признаки войны, многое на Фолклендах изменилось.

Я никогда не разговаривал и не видел гражданских лиц за все время, что я был на Фолклендах во время войны, но с тех пор я встретил многих. Спросите любого из них, считают ли они, что война того стоила, и большинство ответит решительным «да». Получив право голоса по поводу своего будущего, и того, хотят ли они оставаться частью Великобритании, на референдуме, проведенном в 2013 году, приняли участие 98,8 процента населения, а 92 процента проголосовали «за».

Если вы спросите любого из нас, кто вернулся после боев на юге, стоило ли это того, большинство из нас тоже ответит утвердительно. В отличие от более недавних конфликтов, дело с Фолклендскими островами было ясным. Но возможно, вряд ли что-либо из этого имеет значение. Мы были профессиональными солдатами, которые просто выполняли свою работу. Независимо от того, откуда мы пришли, мы вступили в армию добровольно, мы хотели принять вызов боя и мы охотно откликнулись на призыв, точно так же, как британская армия делала на протяжении всей своей истории и будет продолжать делать. Те из нас, кто служил на юге, теперь конечно, постаревшее поколение, но когда я смотрю в глаза сыну Пэдди О´Коннора и замечаю герб сержант-майора на его запястье, я знаю, что разницы нет. (В данном случае речь о традиционной эмблеме сержант-майора части, носимой на браслете, как часы. Прим. перев.)

Меня часто спрашивают, повлиял ли на меня мой боевой опыт. Я думаю, что этот вопрос относится к страданиям от какой-то формы травмы. Участие в бою — это конечно, травмирующее и жестокое занятие. Та ночь 19 мая, тридцать с лишним лет назад, была чертовски ужасной, и есть другие события, которые иногда заставляют меня содрогаться, когда я о них думаю; вид или запах, например, запах авиационного топлива, иногда вызывает обостренное чувство воспоминания. Но это ощущения являются частью нормального опыта войны в той же степени, в какой они являются частью жизненного опыта в целом. Однако никакой травмы не было и нет.

Я подозреваю, что какой-нибудь консультант заявил бы, что я отрицаю ее, но они были бы неправы. Очевидно, что среди служивших в Оперативной группе, были те, кто страдал от того, что сейчас называют посттравматическим стрессовым расстройством. Впоследствии также было много комментариев, что покончивших с собой ветеранов было больше, чем 255 британских военнослужащих, погибших в ходе конфликта. Недавние исследования оспаривают это, но они подчеркивают тот факт, что ПТСР — чрезвычайно сложная тема, не в последнюю очередь потому, что это невидимая травма разума. Когда травматические переживания остаются запертыми в памяти, необработанными и нераскрытыми, тогда повторяющиеся воспоминания, ночные кошмары, агрессия и дисфункциональное поведение могут быть проявлениями ПТСР.

Я не видел, чтобы кто-то, служивший в эскадроне «D», страдал от какой-либо заметной травмы, и я не видел никаких доказательств этого, когда я встречаюсь с бывшими товарищами и слышу, как изменилась их жизнь с тех пор, как много лет назад мы поднялись на борт того С-130 с загаженного дерьмом аэродрома. Джеймс продолжал служить в полку и стал офицером, как и его отец. Рой покинул полк и вернулся на Сейшельские острова, где основал и руководил успешной охранной компанией, а затем стал активно участвовать в политике на острове. Бильбо также перешел в службу безопасности, и теперь счастливо живет на Балканах, но все же умудряется возвращаться в Великобританию на каждый домашний матч сборной Англии в Твикенхэме. К сожалению, Алекс скончался в результате болезни, как и Бинси. Популяция зеленых черепах на Вознесении, когда-то почти вымершая, процветает, и мне хотелось бы думать, что мы с ним сыграли в этом небольшую роль.

Седрик продолжал командовать полком, и, как и Майк Роуз, стал старшим генералом в армии. Дэнни Уэст продолжал служить в полку, прежде чем уйти в отставку с повышением в звании. Доблестный вертолет «Уэссекс» Mk. III, с именем «Хамфри», пережил воздушную атаку на эсминец «Антрим» в Сан-Карлос-Уотер и сейчас находится в музее военно-воздушных сил в Йовилтоне, где он стоит, все еще изрешеченный осколками, рядом с изрешеченным пулями самолетом «Ментор», который был обнаружен и доставлен с острова Пеббл. Оба покоятся рядом с аргентинским вертолетом «Аугуста 109», который был принят на вооружение полка после войны. С тех пор я часто его видел и задавался вопросом, был ли это тот же самый вертолет, который пролетал над нашими головами на Западном Фолкленде с усатым пилотом, который, к счастью, никогда не смотрел вниз.

Моя собственная служба продолжалась и после войны. Я провел еще четыре года в 19-м отряде, а затем расстался с ним, когда меня направили полковым инструктором сил специального назначения в центр дальней разведки НАТО в Баварских Альпах. С Лиз мы тоже расстались. Требования полка и замужество за военнослужащим SAS в конце концов стали для нее непосильными, и из-за отсутствия стабильности в семье, которой она так жаждала, мы развелись. Я остался в армии и вернулся в Великобританию, чтобы занять связанную с SAS должность сержант-майора в собственном учебном заведении разведки армии на равнине Солсбери, несомненно став проклятием в жизни курсантов, поскольку я лишил начинающих молодых командиров разведки их навигаторов GPS, заставив их полагаться на карту и компас. Какими бы они ни были хорошими солдатами, поначалу большинству приходилось повозиться без мгновенного наслаждения от цифровых технологий, которые подтвердили, что Фолклендский конфликт действительно был последней аналоговой войной армии.

Затем я восстановил свои отношения «любовь-ненависть» с регулярными прыжками из самолета, когда стал полковым сержант-майором школы парашютной подготовки Королевских ВВС в Бриз-Нортоне. Последние годы своей карьеры я провел в качестве старшего сержанта на курсах ротных командиров в Уилтшире, прежде чем уволиться из армии в пятьдесят пять лет. Несмотря на отсутствие военной формы, я еще десять лет продолжал сотрудничать с военными, работая гражданским служащим в отделе испытаний и разработок пехоты, испытывая и разрабатывая снаряжение для передовых подразделений. За это время, я также вернулся на Фолклендские острова.

Во время моего последнего визита на острова, однажды утром, в феврале 2019 года, я наблюдал как легкий ветерок поднимает дым с крыш Порт-Ховарда, когда солнце поднималось над идиллически спокойным пейзажем. Лаяли собаки и кукарекали петухи, почти так же, как они делали, когда Джон и Рой наблюдали за Порт-Ховардом со своего НП на возвышенности хребта позади меня, хотя теперь не было аргентинских солдат, размещенных в зданиях, или окопавшихся на окружающих холмах.

Я снова посмотрел на могилу Джона, и венок, который привез с собой из Англии. Обрамленный синим, а не традиционным красным маком, он контрастировал с серым кварцитом его надгробия, на которым была простая надпись под двойной эмблемой, Йоркширского полка и SAS: «Капитан Дж. Дж. Гамильтон, кавалер Военного креста, 22-й полк Специальной авиационной службы, 29 лет». Я стоял в тишине, чувствуя на лице ветер и комок в горле, думая о Джоне и всех остальных, кто так и не добрался домой. Это то же самое чувство, которое я испытываю каждый раз, когда я посещаю мемориал тем, у кого нет обозначенной могилы, и кого поминают на кладбище у церкви Святого Мартина в Херефорде, расположенном в нескольких сотнях метров от того места, где раньше была Стирлинг-Лайнс. Построенный из местного красного песчаника, высокий готический шпиль викторианской церкви стоит на страже низкой кладбищенской стены позади нее, по бокам которой расположены белые надгробия недавно погибших солдат полка. Имя Джона находится там, вместе с двадцатью другими мемориальными досками, каждая из которых сделана из мрамора и увековечивает имена тех, кто утонул на «Морском короле».

Возможно, их, как военных, стоит спросить, стоило ли это того, хотя они не могут ответить. Я думаю, они тоже скажут «да» . Как солдаты, они добровольно вышли на арену сражения, и хотели пройти испытание. Как и все мы, они бы смирились с тем, что риск и потери — это часть дела, которым мы занимались, и они не хотели бы быть где-то еще. Печаль от их потери никогда меня не покинет, но я чувствую себя счастливым, что меня причислили к их рядам, что я маршировал и сражался вместе с ними. Мы стояли вместе и наслаждались товариществом, выкованным на войне, которое одержало победу над невзгодами, и благодаря этому мы стали лучшими людьми, независимо от того, пережили мы это или нет. Возраст, возможно, утомил меня и тех, кто тоже прошел через это, поскольку мы были воинами в дни работы. Но я ни о чем не жалею. Если бы я был моложе, я бы сделал это снова, и я знаю, что другие, кто не вернулся домой, тоже это бы сделали.