Ненавижу осень. Все самое мерзкое в моей жизни происходит именно осенью.
Она наступила так неожиданно, что я вдруг оказалась к ней совершенно не готова. Ни сапог, ни пальто, даже шапку уже стыдно носить. Элю я одела еще весной, когда были скидки, а на себя денег не хватило. Нет их и сейчас, так что как-то придется покантоваться месяц в кожанке и кроссовках. Или у Дэна попросить?.. Нет, он и так выручил нас со стоматологом. Представить страшно, что бы я делала без него. И ведь до сих пор треть суммы не вернула.
Он не просит, конечно, да и то, что я вернула, потратил на Эльку же, но все равно так нельзя. Надо вставать на ноги, надо брать себя в руки.
Раньше, когда я была беззаботной студенткой, стипендии отличницы вполне хватало на жизнь. Хорошую жизнь, сытую и счастливую. Я рисовала, ходила с девчонками по клубам и квестам, покупала шмотки и косметику, даже умудрилась скопить (правда, выиграв в региональном конкурсе) на горящую путевку в Турцию. В общем, жила как и все студенты, не в богатстве, но в достатке. Да и родители помогали.
А потом, в первый день осени, автокатастрофа перечеркнула всю жизнь "до". И оставила только "после", где мы с Элькой остались вдвоем.
Они ехали к друзьям в Питер. И трасса была несложная, и водители опытные, но… никто не в ответе за мудаков на дорогах. Эльке повезло чудом: в последний момент она подхватила ветрянку. Я все равно оставалась дома, ибо начинался учебный год, так что согласилась посмотреть за племяшкой. Так мы и остались одни против всего мира.
Пришлось взять академ и пойти работать, Эля требовала заботы, о дневном отделении можно было забыть. Я прошла все круги ада, чтобы забрать племяшку к себе, чудом устроила ее в садик на половину дня. До обеда работала на почте, там всегда не хватает людей, поэтому меня взяли с охотой на пол ставки, а после обеда делала курсовые. Те самые, которые совсем недавно так беспечно сдавала.
На почте я и познакомилась с Дэном, он фрилансил и часто работал на заказчиков из других городов. Отправлял, наверное, писем по десять в неделю: договоры, акты, задания. На почте таких не любят, а мне он сразу понравился. На вторую неделю он притащил шоколадку.
– Это вам, за улыбку и терпение.
На третьей протянул бумажный конверт, в котором я нашла потрясающие фотки. Когда он успел меня снять? Вот я склоняюсь над посылкой, вот обматываю ее скотчем, вот принимаю деньги, а вот встаю на цыпочки и тянусь к верхней полке, куда свалили целую гору мелких пакетов из Китая.
Дэн оказался фотографом, впоследствии он часто меня снимал. Говорил, камера меня любит.
– Они все одинаковые, понимаешь? Я ищу тфп-модель, а мне пишут клоны, армия клонов! Завитые светлые (или наоборот, иссиня черные) волосы, неестественный загар в любое время года, накачанные губы. Я ищу славянку для "Хозяйки медной горы", а мне пишет девчонка с закосом под Бейонсе, я снимаю проект "Девушки мужских профессий", а на кастинг приходят порномодели. Что ты смеешься? Я серьезно! У нее в портфолио фотосет в сауне во фривольных нарядах, сидит такая: у меня образование технолога. А съемка к столетию ВУЗа… представляешь, если бы ректор узнал, какой его удар хватил?
Я смеялась над его историями до упаду. Дэн повадился меня провожать после работы, потом я пригласила его на чай, потом еще и еще. Так, незаметно друг для друга, мы стали парой.
И да, мне было легче в отношениях. И финансово, и морально. Я не строила иллюзий, никому не нужна девятнадцатилетняя девушка с ребенком. Решила просто наслаждаться тем, что имею.
В этот раз твердо решила: первое сентября будет особенным. Я не позволю мрачным воспоминаниям снова завладеть мной. Я еще за неделю договорилась с соседкой, что она последит за Элькой вечером.
– У нас с Денисом годовщина, – соврала я. – Хотим побыть вдвоем.
Приветливая и добрая тетя Маша, у которой Эля просто обожала оставаться, понимающе улыбнулась и заверила, что все будет хорошо.
Поэтому сейчас я сижу на диване в гостиной Дэна, тяну бокал шампанского и пытаюсь справиться с дрожью в руках. Боже, как же мне страшно! Только вот чего? Я никогда еще не была ни с одним парнем, сначала училась, потом заботилась об Эле. В том, что Дэн – человек, с которым я хочу провести первый раз, я уверена, но в остальном…
Что делать? Хорошо ли я выгляжу? Буду ли так же хорошо выглядеть без одежды? Как мне себя вести? Понравится ли Денису?
Меня даже предохранение не так пугает, как эти извечно девичьи вопросы.
Он возвращается с вазочкой, полной клубники, голубики и еще каких-то фруктов. Дэн всегда балует меня экзотикой, зная, что из витаминов я беру только яблоки, груши да бананы – что подешевле. Когда буду уходить он обязательно сунет мне контейнер для Эльки. Знает, что она с нетерпением ждет каждый раз гостинцев.
Мне одновременно и страшно и хорошо. Сложно поверить в то, что после череды неудач судьба вдруг подарила мне Дениску.
Он опускается на диван, берет клубничку из вазы и подносит к моим губам.
– Ам!
Я смеюсь и кусаю сочную сладкую ягоду. Дэн ждет, пока я прожую, а потом мы целуемся, медленно и долго. Все внутри трепещет от мягких прикосновений его пальцев. Парень поглаживает мою шею, а я уже таю и куда-то уплываю.
– Эй, Жень, погоди, – он отстраняет меня, когда мои пальцы проникают под его рубашку, – я же не железный.
– Мы уже полгода встречаемся, – шепчу я. – Мне кажется, можно выходить на новый уровень.
– Уверена?
Киваю. На самом деле я не уверена ни в чем, но я знаю, что ему тяжело полгода ходить за ручку и целоваться перед подъездом. И мне действительно хочется узнать, что там дальше, как это – стоять на новой ступеньке отношений.
Дэн вдруг поднимается и подхватывает меня на руки. Я смеюсь, он высокий и сильный, ему ничего не стоит держать меня на руках.
Мы снова целуемся и на ощупь добираемся до спальни. Я с наслаждением растягиваюсь на огромной кровати, наслаждаюсь ласкающим взглядом Дэна и радуюсь, что надела сегодня легкое вискозное платье. Замерзла ужасно, но зато этот взгляд, полный восхищения, стоит того.
Я знаю, что симпатичная. У меня длинные каштановые волосы, мягкие и немного вьющиеся, большие глаза с пушистыми ресницами, полные губы, я худенькая и длинноногая. Это не хвастовство, просто я всегда считала, что стенать "ох, я такая дурнушка", имея при этом вполне приятную внешность – излишнее кокетство. Я не кокетничаю, я знаю, что нравлюсь парням. Но это знаю я-разумная. А я-влюбленная просто паникую от того, что опозорюсь в свой первый раз.
Дэн стягивает рубашку, я наслаждаюсь его тренированным телом. Мне нравится в нем буквально все, от светлых прядей волос, падающих на глаза, до небольшого шрама над бровью. Интересно, как он его получил?
Сердце бьется все быстрее и быстрее. Совершенно некстати в голове всплывают десятки дурацких статей в стиле "как вести себя в постели, чтобы доставить ему удовольствие". Я знаю, что нельзя просто лежать под ласками и поцелуями, поэтому отвечаю, как умею.
– Нет, малышка, так не пойдет, – усмехается Дэн. – Я слишком долго тебя ждал, поэтому сегодня ты моя.
Он поднимает мои руки над головой, просовывает между прутьями кровати и, невесть откуда взявшимся шарфиком, крепко приматывает их.
– Дэн… – протестую я.
Но меня снова целуют.
– Тш-ш-ш, не бойся. Женяа-а-а, как же я тебя хочу…
Он умеет успокаивать мой страх, умеет сделать так, чтобы я забыла обо всем, кроме его губ. Расстегивая пуговичку за пуговичкой он покрывает поцелуями мое тело. Не торопится, наслаждается, как дорогим вином. Я расслабляюсь, нежусь под горячими сухими губами и сама не замечаю, как перестаю стесняться. Я практически голая, но мне больше не страшно, потому что Дэн смотрит с восторгом и предвкушением.
Но прежде, чем он раздевается сам, раздается звонок в дверь.
Он вырывает меня из сказки в реальность.
– Я пиццу заказал, – виновато бормочет парень, – я же думал, мы кино смотреть будем. Подожди минутку, расплачусь и вернусь. Все равно проголодаемся.
Он дарит мне мимолетный поцелуй и выходит из спальни. Мне хочется попросить, чтобы Дэн меня развязал, но я стесняюсь показаться паникующей идиоткой.
Жду… в тишине, где слышен лишь стук моего сердца.
Квартира у него большая, что происходит в коридоре я не слышу. Только отзвуки, приглушенные, слабые. Сначала хлопает дверь, потом раздается чей-то незнакомый голос.
Мне вдруг становится страшно. Не так, как волнуется девственница перед первой ночью, а по-настоящему страшно, как будто я не в спальне любимого, а в лесу и из темноты на меня смотрят волки.
Его все нет и нет. Похоже, Дэн слишком сильно затянул шарф, потому что руки немного затекают. Наконец я решаюсь позвать:
– Дэн! Все нормально? У меня в сумке есть мелочь, если что.
Боже, как же мне страшно… мучительно долго он не отзывается!
Затем я слышу шаги.
– Оп-па, как интересно, – хриплый бархатистый голос царапает слух.
Я вздрагиваю, когда в проеме появляется темная фигура, пытаюсь освободиться, но привязана слишком крепко.
У него жуткие глаза. Серые, почти бесцветные, я никогда таких не видела. Ледяные… нет, стальные! А еще он огромный, явно проводит кучу времени в спортзале. Дэн рядом с ним смотрится мальчишкой. Темные волосы коротко подстрижены, на лице небрежная щетина.
И смотрит. Прожигает взглядом, рассматривает, как зверушку в зоопарке.
– Что вы… Кто вы такой?
Мой голос дрожит. Немудрено, от такого взгляда даже в одежде почувствуешь себя голой, а я в тонком белье и распахнутом платье.
– Как интересно… – Мужчина проходит в комнату, и я могу видеть, что происходит за его спиной.
От увиденного мне становится трудно дышать, я через силу заставляю себя втянуть воздух. Дэна держат за руки двое крепких парней в темных костюмах. Полы пиджака одного из них разошлись, и можно отчетливо увидеть кобуру.
– Значит, – незнакомец поворачивается к Денису, – решил отметить наеб подружкой?
– Сергей Васильевич, да я не…
Я ахаю, когда один из охранников бьет Дэна под дых.
– Спокойно, малой, спокойно. Я тебя предупреждал, что бывает с теми, кто меня кидает. Предупреждал? Мне ведь не приснилось? Ну что, как отдавать будешь?
– Да я отдам, я…
Мужчина морщится.
– Что ты? Что ты, Савельев, свою мыльницу продашь? У папочки попросишь? Как ты собираешься со мной расплатиться? Думал, бля, лоха нашел? Думал, хрен с ним, со старым козлом, миллионом больше, миллионом меньше, не заметит? Умнее надо быть, Савельев, умнее. И если уж решил спиздить у того, кто сильнее, след заметай! Ладно. Давай, думай головой, как будешь исправлять косяк, иначе я клянусь, тебя поутру в реке найдут, ты не представляешь, как я зол.
Он снова смотрит на меня, и я с ужасом понимаю, что в глазах стоят слезы.
– Да, милая, не повезло тебе с любовничком, мудак редкостный. Представляешь, на пару с одной тварью в офисе уводили бабло через липовые договора. Красиво живет.
– Отпустите меня, пожалуйста, – очень тихо прошу я.
– Да я бы с радостью, – Сергей притворно вздыхает, – но видишь ли, милая, за косяки надо платить. Взять с этого обмудка нечего, фотики его стоят копейки, а нагрел он меня хорошо. Поэтому будет отрабатывать. Для начала полы мне в офисе мыть, а там посмотрим. Ну и сама понимаешь, плохих мальчиков лишают сладкого.
Нет, я не понимаю. Меня трясет так, как никогда в жизни. Кажется, я сейчас проснусь и с облегчением выдохну. Так бывает. Плохой сон, несколько минут смятения и облегчение.
Сергей оборачивается к Дэну, которого все еще держит охранник:
– Сотку скину за малышку. Если смотреть будешь, еще полтос.
– Дэн! – Я захлебываюсь в истерике.
Он молчит. Не смотрит на меня! Молчит, уставившись в пол!
– Не буду, – наконец произносит.
Мой мир рушится, взрывается, распадается на части и горит, вместе с первой любовью и последним кусочком души.
– Дэн! Дениска! Ну не молчи! – прошу я. – Найдем где-нибудь деньги, у меня квартира есть, я…
– Ну да, конечно, – смеется Сергей. – Квартира у нее. Так я и позволил нашему Буратино чужими деньгами расплачиваться. Сам пусть отрабатывает. Никаких квартир, Савельев, слышишь? Деньгами я с тебя не возьму. На шкуре прочувствуешь, может, поумнеешь. Костян, уводи, посидите там полчасика.
Я дергаюсь, но шарф не поддается ни на йоту.
– Отпустите, пожалуйста…
Он садится рядом, матрас прогибается под весом мужчины.
– Я никому не скажу, я…
– Помолчи, – следует отрывистый приказ.
Он задумчиво проводит пальцем по моей ключице, спускается к ложбинке. Я всхлипываю и отворачиваюсь, но от прикосновений, как и от взгляда бесцветных глаз, не спрятаться.
– Пожалуйста… – шепчу, потому что горло вдруг сдавливает невидимая рука. – Я еще никогда…
– Девственница? – удивленно поднимает брови мужчина. – И почему таким поганцам достается все самое вкусное… Не бойся, трахать не буду.
Сложно описать чувство облегчения, смешанного с липким страхом. Я и не думала, что сердце способно выдерживать такие эмоциональные всплески. В один момент я до смерти напугана, во второй вспыхивает надежда. А потом…
– Но кончить придется.
– Ч-что…
– Хочу посмотреть, как ты кончаешь. Всего один раз, потом свободна, можешь утешать приятеля.
– Я… нет! Это насилие! Я напишу на вас заявление…
Он морщится, словно я – первоклашка, ляпнувшая несусветную глупость.
– Ну напиши. Так и напиши: пришел незнакомый мужик, связал, поласкал, я кончила, потом он ушел. Сказал же, насиловать не буду. Но я тут, видишь ли, из-за твоего любовничка кучу времени просрал, так что хоть какая-то компенсация мне положена. Да и вам обоим урок. Ему – что нехрен воровать, а тебе – нехрен давать кому ни попадя.
Я пытаюсь сказать, что он совершенно не то обо мне думает, что я не шлюха и мы с Дэном давно встречаемся. Но не могу вымолвить и слова, а меж тем Сергей расстегивает крючок на бюсте и медленно обводит указательным пальцем соски.
Медленно доходит, что это не сон и не шутка, но я лишь трачу последние силы на бесплодные попытки вырваться. А он обхватывает ладонью грудь, зажимает сосок между пальцами и сдавливает.
– Не сопротивляйся и не напрягайся. Быстрее кончишь.
В таком состоянии я не могу соображать, я закрываю глаза и, как в детстве, пытаюсь считать до тысячи.
Один… соска касается горячий влажный язык.
Семь… пальцы выводят узоры на груди.
Двенадцать… я с ужасом понимаю, что живот сводит в слабой, но сладкой судороге.
Нет! Нет! Нельзя! Нельзя отключаться, нельзя забывать, что происходит! Нельзя поддаваться его опытным пальцам…
Двадцать… неумолимо он спускается по животу к трусикам.
Двадцать шесть… пальцы проникают под резинку. Я свожу ноги, но против его силы просто нечего поставить, одним легким движением он разводит их в стороны и касается меня там. Я выгибаюсь, кажется, словно меня ударяет током.
– Во-от так, – усмехается он, лаская. – Еще пару минуток… я немного поиграю.
Я ненавижу себя за то, что чувствую, но коктейль из страха с наслаждением пьянит куда сильнее вина. Мужчина словно знает, как и где меня нужно касаться, чтобы вызвать максимум болезненного желания. Я ненавижу себя за то, что лежу перед ним с разведенным ногами и сгораю от прикосновения к чувствительному местечку. Я ненавижу себя за то, что не могу оставаться холодной, за то, что плачу и всхлипываю.
Я ненавижу его за то, что он заставляет меня пережить, потому что больше, кажется, просто не выдержу.
На части рвется сердце, на части рвется привычная "я".
Шестьдесят семь… Боже, как мучительно долго… Мне кажется, хуже быть не может, сильнее напряжения я не испытывала, но каждое движение его пальцев убеждает меня в обратном. Контраст моей разгоряченной влажной кожи и его – загрубевшей – высвобождает доселе неизведанные ощущения.
– Ненавижу, – выдыхаю это слово вместе с всхлипом и запрокидываю голову.
На несколько секунд его рука сжимает мое горло, пока судорога не стихает, а волны удовольствия, пронзающие тело, не становятся тише.
Я пытаюсь прийти в себя, заставляю открыть глаза, а в это время Сергей наклоняется и развязывает шарф. Я навсегда запомню запах его парфюма. Теперь мои кошмары будут пахнуть так, как он.
И говорить его голосом.
– Ну вот и умница. А говорила, не сможешь.
Сколько я лежу, выравнивая дыхание и останавливая слезы? Не знаю. Отрешенно слушаю голоса, доносящиеся из гостиной, но не разбираю слов. Потом хлопает дверь.
Этот звук приводит меня в чувство, я подскакиваю и судорожно начинаю одеваться. Почему-то кажется, что если Дэн увидит меня в таком состоянии, случится что-то необратимое.
Но разве оно уже не случилось?
Дрожащими руками я застегиваю платье, собираю волосы в хвост. Мне надо умыться, но ванная слишком далеко.
Бежать! Как можно дальше и скорее! Оказаться далеко-далеко, в безопасности и тепле.
– Жень…
Денис стоит в проходе. Губа разбита, под глазом зреет синяк. Не знаю, кому из нас досталось больше. Эта мысль неожиданно веселит. Нервное, наверное.
– Не надо! – Я поражаюсь тому, как звенит голос.
Он без слов пропускает меня к выходу. Даже в глаза не смотрит.
А мне хочется плакать, потому что его я представляла, когда думала о счастливом будущем. О нем думала как об отце моих детей. Им жила!
Не смог, не стал, не защитил… все равно бы, конечно, не справился, но я бы знала, что он пытался! Знала, что хотел, знала, что не желал мне зла. Его "не буду" – приговор куда более жуткий, чем то, что сделал Сергей.
– Женьк, ну их трое против одного…
– Замолчи! – рычу и слезы все-таки оставляют две новых дорожки на высохших щеках.
Он протягивает мне контейнер с фруктами, все так же отводя глаза. Мне хочется швырнуть ему этот контейнер в лицо, расцарапать его, кричать, драться, заглушить как-то опустошающее ощущение предательства! Но я представляю, как сонная Элька спросит "А что ты мне принесла?", и заставляю себя взять фрукты.
Это унизительно. Больно.
Но ради племяшки я должна держаться.