– Добрый день, месье Герреро! – хором закричали работницы.
Хозяин мастерской попросил нас сесть. Вновь загудели машины. Колетт выпрямилась и поправила декольте.
– Любви все возрасты покорны, – игриво промурлыкала она.
С добродушным видом, держа в одной руке трубку, а другую сунув в карман пиджака, хозяин прохаживался вдоль рядов работниц. Санчо шел рядом с ним.
– Мы можем нарастить темпы производства? – спросил он, обеспокоенный постоянно растущим потоком заказов из Франции и Америки.
Бригадир заискивающе залепетал что-то бессвязное, путаясь в словах. Хозяин слушал его вполуха, наблюдая за сосредоточенными девушками, в чьих руках стремительно скользило полотно. Под черными шалями с бахромой двигались худенькие плечи, заставляя покачиваться большие деревянные крестики на груди.
– Знаешь его историю? – спросила меня Колетт.
Я покачала головой.
– Старик начал с нуля. Он проиграл в кости свой билет в Америку, поэтому стал кузнецом. Потом занялся эспадрильями, с одним ослом и тележкой.
– С ослом?
Я подумала об огромном автомобиле.
– Да, с ослом. И вот однажды в море сгорел корабль с грузом. Он его выкупил.
– Он выкупил затонувший корабль?
– Ага. Потому что трюм был набит джутом, который был ему нужен для эспадрилий. Он купил его за гроши – страховая компания считала, что весь груз потерян. Но старик знал, что мокрый джут горит плохо. Он все достал, а на прибыль, полученную с эспадрилий из этого джута, купил мастерскую. И посмотри на него теперь…
Она повела подбородком.
– Так что, сколько бы ему ни было лет, мне он нравится.
Мужчина подошел к нам. Колетт встретилась с ним взглядом, ее зеленые глаза были полны обещания. Но он повернулся ко мне.
– Знакомое лицо! Это ведь тебя я чуть не задавил прошлой ночью!
Я подняла на него свои большие темные глаза. Девушки, затаив дыхание, украдкой поглядывали на нас.
– Как тебя зовут?
– Роза, месье.
– И ты говоришь по-французски!
Он обернулся к Санчо:
– Не слишком ли она молода для работы?
– Так мы и платим ей соответственно, – похвастал тот.
Колетт сдвинула брови. Как я могла согласиться на…
– А это что? – спросил хозяин, указывая на листок бумаги, торчащий из моего кармана.
У меня перехватило дыхание. Мастерская затихла. Я достала из кармана набросок. На нем были нарисованы эспадрильи, расшитые вишнями. Щиколотку изящно обвивала красная атласная лента. Герреро внимательно изучил рисунок.
– У тебя еще есть?
Я бросила взгляд на Колетт. Та ободряюще кивнула. Я вытащила из кармана дюжину маленьких сложенных бумажек. На некоторых были законченные рисунки, на других – просто наброски: эспадрильи на высокой подошве, вид сбоку, эспадрильи на каблуках. Были и совсем фантастические – с глазами, усами и хвостиком в форме вопросительного знака.
– Это просто для развлечения, я…
Герреро отложил рисунки и, прислонившись спиной к столу, попыхивал трубкой. В клубах дыма кружились пылинки.
– Что бы ты сделала на моем месте?
– Месье?
– Если бы ты была хозяйкой мастерской?
Вопрос меня ошеломил. Он что, смеется надо мной?
Герреро жестом подбодрил меня.
– Итак?
– Месье, у меня в мастерской каждый день играл бы духовой оркестр.
Лицо хозяина просияло, и по залу прокатился его громовой хохот. Швеи переглянулись.
– Оркестр?
Он хлопнул себя по бедру, придя в восторг от такой нелепой идеи.
– Оркестр! – повторил он. – Вот так номер! И зачем же, позволь спросить?
– Под музыку мы бы работали быстрее.
Хозяин замер, опустив трубку.
– Сколько тебе лет?
Я заколебалась. Этот человек был на голову выше Санчо, который, стиснув зубы, внимательно слушал наш разговор.
– Пятнадцать.
– Совсем ребенок. И ты решила заработать на приданое?
– Нет, я здесь из-за бабушки.
Вскинув подбородок, я встретилась с ним взглядом.
– Санчо говорит, ты работаешь медленно.
– Неправда!
Я стиснула зубы, мои щеки горели. Герреро не сводил с меня глаз.
– Возвращайся на свое место. Отныне мы будем платить тебе наравне с остальными.
Разговор был окончен.
Девушки вернулись к работе. Я глянула на Кармен. Сложно было сказать, кто первым снимет с меня шкуру – она или Санчо. И все же узел внутри меня немного ослаб.
Когда я вновь взялась за иглу, хозяин поблагодарил нас и пожелал хорошего дня. А затем добавил, обернувшись ко мне:
– Продолжай рисовать.