Паломничество на Синай

Неопалимая купина

После литургии отец Михаил, секретарь монастыря, проводит меня по безмолвному и погасшему храму.

План базилики был бы вполне традиционным: прямоугольник с выступом алтарной апсиды и пятью изолированными приделами вдоль каждой стены. Но два из них — святого Иакова, брата Господня, и Сорока синайских и раифских мучеников — выдвинуты на восток дальше, чем главный алтарь, и соединены полукруглым выступом еще одной апсиды. Из придела Сорока мучеников мы подходим к этому внутреннему алтарю за главным алтарем, сокровенному, как Святое святых древнего Иерусалимского храма, куда только раз в год входил первосвященник.

Страшно переступить порог и войти в соприкосновение с одним из событий, определивших священную историю человечества.

На иконе над входом Моисей снимает сандалии перед Неопалимой Купиной.

Однажды провел он стадо далеко в пустыню, и пришел к горе Божией Хориву.

И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды, тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.

Моисей сказал: пойду и посмотрю на cue великое явление, отчего куст не сгорает.

Явлением вечности разрывается медленнотекущий поток времени — Бог рассекает его жезлом Своим, чтобы направить в новое русло. Но пока это скрыто от Моисея, он хочет только рассмотреть таинственное явление.

И каждый иконописец по-своему пытается его разгадать.

Куст горит длинными огненными лентами, какие бывают от горящего красного дерева или сухой туи. На другой иконе того же XIII века, перед которой мы остановились раньше, ветки и листья Терновника у ног Моисея просвечивают изнутри золотым огнем, окруженным огнем красным, будто бы меньшего накала. На мозаичном изображении на парусе стены перед сводом главного алтаря темная зелень куста расцвечена яркими вспышками, красными, золотыми, фиолетовыми. И это напоминает рассказ очевидца о том, как сходит Священный Огонь в Великую субботу на Гроб Господень, мраморная плита покрывается белыми и голубыми искрами, еще не обжигающими, и патриарх Иерусалимский собирает их ладонями и зажигает первый пучок пасхальных свечей…

Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды, куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я!

И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место на котором ты стоишь, есть земля святая.

И сказал: Я Бог отца твоего. Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога.

Икона призвана явить лик, и лицо Моисея открыто и озарено огнем. Краем сознания проходит, что раньше, когда я читала об этом священном событии, в моем представлении Горящий куст занимал не нижний угол, а гораздо более высокое пространство: потому что не мог Моисей взирать — или в страхе не взирать — на Бога сверху вниз; потому что и подошел он, чтобы рассмотреть великое явление.

В условном иконном пространстве и горы лежат у ног пророка, но гора горой, а Богоявление — Богоявлением, и мне виделось Божественное пламя безусловно превосходящим предстоящего в изумлении человека.

Но вот монах переступил незримую черту. И я, сняв обувь, эту черту переступила, вошла в часовню и положила три земных поклона на святой земле.

Корень Неопалимой Купины обозначен круглым отверстием в мраморной плите, как в Вифлеемском храме место Рождества Христова. На ней сохранилась греческая надпись XIII века: «Помяни, Господи, раба Твоего, смиренного Гавриила Орипсая, архиепископа святой горы Синайской в Святой Купине». Плита покрыта серебряным щитом с чеканными иконами Горящего Куста и Преображения, Распятия, евангелистов, святой Екатерины и Синайского монастыря, и над ней подвешены три серебряные лампады с неугасимой посередине. Архиепископ Гавриил устроил над корнем и престол: на четырех мраморных столбиках над нижней плитой поднята его мраморная плита со сквозным барьерчиком вдоль края. Две свечи, напрестольное Евангелие, покров из парчи…

Только сама полукруглая ниша алтаря и золотая мозаичная полусфера ее свода с равноконечным крестом выделяют алтарь внутри часовни — нет ни иконостаса, ни завесы, лишь две высокие свечи в подсвечниках стоят на углах ниши, как два безмолвных стража. И необычно, празднично, светло покрыта вся ниша от пола до золотого свода кафельными плитками с голубым, белым и бледно-розовым цветочным орнаментом. Так непривычна неогражденность алтаря, его ужасающая близость и открытость, что малое пространство часовни кажется в него включенным, словно вся она — единый алтарь, и мое присутствие здесь непозволительно. Так Иаков увидел лестницу и Ангелов, восходящих по ней на небеса, и Господа на ее верху:

…Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!

И убоялся, и сказал: как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные.

— Корень выходит под стеной апсиды… Посмотрите туда… — отец Михаил показывает на высокое окно слева над престолом.

За окном зеленеют ветки.

— Что там? — не решаюсь поверить я.

— Там Терновый Куст…

Если бы я знала раньше, что этот Куст существует не только условным кругом или иссохшим корнем под ним, как обозначено в Крестном иерусалимском монастыре место произрастания древа Креста, если бы могла предположить, что Куст живет почти три с половиной тысячелетия, теперь, когда я увидела его, это не произвело бы такого впечатления. Но я не знала и в первый момент не поверила.

— Насколько достоверно… что это тот самый Куст? — спрашиваю я осторожно: такого рода сомнения не принято выражать вслух.

— Столь же достоверно, как место Рождества Христова… — говорит отец Михаил очень серьезно, но и со скрытой радостью — должно быть, от того, что может ответить уверенно. — Такие события Священное предание хранит тысячелетиями. И с первых веков христианства в горах вокруг Горящего Куста селились отшельники. Еще царица Елена построила здесь башню: в ней монахи спасались от набегов сарацинов, и маленький кириакон — церковь во имя Богородицы — Неопалимой Купины. А в шестом веке, когда при императоре Юстиниане строилась базилика, в нее включили часовню — это древнейшая часть храма.

Через боковой придел святого Иакова мы выходим из собора. За выступом алтаря, над каменным полукруглым ограждением высотой метра в два разросся еще вдвое выше роскошный куст. Он стоит, как на воображаемой мною иконе, празднично зеленея на чистой небесной голубизне, а длинные ветки свисают так низко, что можно рассмотреть резные свежие листья и черные ягодки, гораздо мельче, чем у можжевельника, можно даже коснуться их рукой.

— Потому еще это несомненно, — продолжает отец Михаил, — что есть люди, способные духом отличать сакральное от обыденного, а на этом корне литургию совершают уже по крайней мере семнадцать веков. И только этот куст терновника сохранился на всем Синае, другого нет…

Отец Михаил взглянул на часы:

— Я ухожу, а вы, если хотите, можете остаться в храме.

— Если это возможно… — я почти испугалась:

неужели они оставляют посторонних людей в святилище с сотнями древних икон на деревянных полочках вдоль стен? — Надолго?

— Хоть на все три часа до обеда, потом собор запрут. — И, угадывая то, на что я не осмелилась: — Можете вернуться в часовню…

Меня оставляют не одну: монах убирает в храме, и мы не мешаем друг другу. Всем существом своим ощущая страх и трепет от близости святого престола, я опускаюсь на колени у противоположной алтарю стены. Мне все не верится, что я могу оставаться здесь долго, и я тороплюсь говорить с Богом, благодарить Его за чудесный дар моего присутствия в этом монастыре и просить Его о том, что невозможно для человека, но для Него возможно.

Один из первых русских паломников на Синай священноинок Варсонофий, в 1462 году отправившийся из Киева через Молдавию, Белгород, Константинополь, Крит, Родос и Кипр в Каир, а оттуда через пятнадцать дней прибывший с караваном верблюдов в Синайский монастырь, оставил такую запись: «А святая Купина близ кладезя, в долу, идеже есть церковь Соборная великая, стоит, и за престолом великия церкви, на том святом месте, идеже Пречистая Дева Мария стояла посреди Купины огня, держащи Господа Иисуса Христа, Сына Божия. И на том святом месте лежит камень, мрамор бел, окован круг медию, на нем же на меди выображены святии пророцы. И вверху того камени престол святый, на нем же служат святую литургию во вся субботы, с вечера же поют стихиры — похвала Огнеопальной Купине. И всякий человек входит в ту во святую церковь изувся сапоги; аще ли забытием ума внидет в церковь не изувся, да имает епитимью: три года босу ходити…»

И в другом месте, приводя библейский рассказ о видении Моисея, Варсонофий говорит: «И видев стоящу Пречистую Деву Марию среди Купины простертыми руками на высоту и держащу младенца в персех своих, Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия».

Как возник у русского инока этот образ, сливший в себе события Ветхого и Нового Заветов?

Другой паломник XVI века Паисий Агиапостолит, впоследствии митрополит Родосский, в стихотворном описании Синая говорит, что чудо Купины предвозвещало рождение от Благодатной: как не сгорала опаляемая Купина, но, освежаемая пламенем, осталась вечноцветущей, так сохранена девой и Пречистая Мария, когда совершилась в ней тайна воплощения Божия; хотя ученый грек, конечно, не утверждает, что Моисей уже видел Богородицу в божественном пламени.

И по толкованиям святых отцов Несгорающая Купина — прообраз Богородицы. Но зримый образ, воспроизводимый иноком Варсонофием, напоминает иконографию Неопалимой Купины с Пресвятой Девой в центре, а в поясном виде — икону Знамение. Паисий Агиапостолит упоминает, что в середине главного алтаря есть икона — «тайна Купины, неподражаемой красоты», — не эту ли икону или подобную ей видел раньше наш паломник?

В конце XIV века был и в Московском Благовещенском соборе «образ Пресвятой Богородицы Неопалимой Купины, на самом том камени написанный, идеже виде Моисей пророк Купину, огнем горящу и несгораему». Камень был принесен «из Синайской горы палестинскими старцами в дар великим князем Московским в лето 6398», то есть в 1390 году от Рождества Христова. Иконописцы воплотили в краски древний символ; символа к буквальному отождествлению его с ветхозаветным событием…

И еще более всеобъемлющее понимание этого пламенеющего прообраза предчувствовала я тогда в часовне или вспоминала, но вспомнила гораздо позже.